Эрик Сати (Лица)

« Эрик Сати, лица »       ( концентрическая статья ) автор :  Юр.Ханон ← « Эрик Сати, предтеча » « Савояровы : короли и внуки» → Ханóграф : Портал   Э р и́ к  С а т и́    ( л и ц а )    ( концентрическая статья ) Эрик Сати в числе бравых лиц муниципального патроната Аркёй-Кашана  ( 1908 ) Интро’екция :     ...как широко (не)известно, любое время и место..., а также место и время в представлении неизбежным образом имеет свой центр и силовые линии, чаще всего, привязанные к имени или лицу. Таким образом, любая картинка, какой бы она ни была локальной или все(общей), приобретает черты «центробежные» или «центростремительные», словно бы подчиняясь всемирному закону тяготения по правилам гравитации. Так происходит вовсе не вследствие какой-то особенной зловредности господ истерических историков или мирового сионистского заговора, но исключительно — по свойствам человеческого мозга, раз и навсегда замешанного на стайных (читай: племенных и клановых) представлениях о ценах и ценностях жизни... Разумеется, этот центр далеко не всегда един (единственный) или даже преобладающий, как бывает в какой-нибудь планетной системе, а то и напротив того — в грязной канаве, мутная жижа из которой непременно течёт вниз: ниже, ниже, в большую и гордую реку (вероятно, под названием Сено..., или Не ва, к примеру). В человеческой (вполне броуновской) среде куда чаще случается так, что расположение, место и имя этого центра зависит, прежде всего, от точки (зрения)... или подо’зрения (по крайней мере). Разумеется, смехотворно возражать против того (жалкого) утверждения, что всякая черепная коробка — мир, а всякий жидкий мозг — отдельный космос..., пускай даже и «микро». Именно таким путём, следуя по стопам бытового релятивизма, нельзя не признать, что центром любого времени и места может стать любая случайная точка, лишь бы в неё воткнули иглу циркуля или козьей ножки, на худой конец. И здесь, чтобы не слишком закапываться в философские отложения (довольно с нас, пожалуй, и одного яйцеголового портала натур-философии) я могу только напомнить один старый (как мир) анекдот (или, точнее говоря, присказку) «о центре»..., любого времени и места. Если слегка наморщить лоб, то нетрудно будет вспомнить, что в годы нашего детства любили задавать вопрос: «кто такой Брежнев?» — и тут же отвечать на него с видом лукавым и вольнодумвственным: «Брежнев — это мелкий политический деятель эпохи некоей навязшей в зубах воющей бабы». Причём, выла она со сцены *(далеко не политической). — Со всеми вытекающими последствиями... Пожалуй, для (чисто) теоретической части справка — исчерпывающая. И тем не менее, не слишком согласуясь с принципами гуманизма, добавлю ещё несколько слов (по существу)... Насколько я осведомлён, до сих пор ещё никому не приходила в голову подобная свежая мысль: объявить Эрика Сати центром, ... пускай, не всего мира,:86 но хотя бы — своего времени и места. А также и наоборот: места и времени. Например, такого: «Франция, первая четверть XX века». Или такого: «европейское авангардное искусство на рубеже XIX-XX веков». Или, на худой конец, такого: «французская музыка в 1890-1920-е годы»... — Намеренно и злостно, все эти словосочетания страдают академическим сколиозом. И неспроста..., поскольку здесь, среди этих колченогих & невыразительных выражений и зарыта главная собака всей этой истории. — Следите за моими руками..., внимательно следите. Итак, буквально только что можно было прочитать: «до сих пор ещё никому не приходило в голову объявить Эрика Сати центром своего времени и места». Всё так, всё так... за исключением одного (пропущенного) ключевого слова: «профессионалов»... Никому из профессионалов. И здесь можно поставить ещё одну точку, поскольку в ней — причина и (по)следствие чудесным образом — совпадают.    ...К сожалению, Я не имею ни единого су в Моём кошельке, пожалуй, это самое худшее, что я мог бы сказать о самом себе. Как бы ты был добр, если пришёл ко мне на помощь в виде хорошей должности! Или даже нехорошей, иногда это тоже бывает хорошо. Даже лучше, чем ничего. Пожалуй, без неё Мне со всей жестокостью будет предоставлено в ближайшие годы влачить самое жалкое существование, — послушай, Я тебе это говорю. После всего, ты наверняка скажешь, что было бы неплохо для меня; «не надо быть таким скорым и беспорядочным в расходах». Да..., я это знаю. И даже не один раз. Но это ещё будет. <...> Я очень на тебя рассчитываю, чтобы хотя бы положить на сохранение Мои нескромные сокровища: портрет де Фера, портрет де Ларошфуко и многочисленные рисунки. И потом, там же ещё целый стол, две скамьи и кофр, которые мне даже толком и преклонить некуда...:136 — Эрик Сати из письма брату-Конраду (22 июля 1896) Теперь более чем прозрачно понятно, что́ (собственно говоря) скрывается за спиной этой несколько странной (и даже, возможно, несколько ино’странной) формуле: «Эрик Сати, лица». Прежде всего: место и время... А также время и место (жизни). — Той са́мой, о которой Сати говорил столь скрыто и явно, буквально в двух словах: «....я пришёл в этот мир слишком молодым во времена слишком старые...» — Оно... Это время и место, которое столь долго не принимало его (этого вечно неуместного и раздражающего Эрика-Альфреда-Лесли) решительно ни в каком виде. Ни один профессиональный клан, ни одна «группа или коллегия», короче говоря, ни одна стая не признавала Эрика Сати за «своего». В конце концов, его не считали ни композитором, ни пианистом, ни музыкантом вообще. «Полный ноль». «Сумасшедший самоучка». «Вздорный невежда». «Курьёзный тип». «Гримасничающий клоун». — Всё что угодно, но только не «один из них». Над ним смеялись, на него показывали пальцем, ему плевали вслед, его никуда не принимали, не исполняли, наконец, не давали места... Места и времени — в своём месте и времени. Наконец, его отовсюду вытеснили — вон, на обочину жизни. Тапёр в кафешантане. Придурковатый «римский папа». Пригородный нотариус. И даже в Париже ему не нашлось места — прочь, прочь отсюда, в Аркёй, на выселки, в захолустное пред’местье — и чтоб духу его здесь не было слышно!... — Во́т о чём здесь идёт слово за словом. Как верёвочка ни вейся, а шея найдётся... «....я пришёл в этот мир слишком молодым во времена слишком старые...» Да, именно оно, это время и место... Это место и время, в котором этому Эрику не нашлось ни места, ни времени — сегодня и здесь — всюду и навсегда — это время Эрика Сати. Где он — центр. Центр этого времени и места. Не всего мира. Пока только места и времени... А все остальные — «лица» — сказал я, — в той или иной степени вокруг Него. Близкие или далёкие. Мелкие или крупные. Верные или неблаговерные. — Приближённые или отдалённые..., наконец. Лица вокруг Эрика-Сати-Первого (и последнего), Парсье у бога, Паяца у чёрта и даже «Композитора музыки». В том месте и времени, где нет уже ни времени, ни места для эпатажа и внешних эффектов.   ...Верный традициям христианских баронов, моих предков, прославлению моей расы и чести моего имени, я готов к этой борьбе. Я уничтожу всех неверных, я изрублю их на мельчайшие кусочки пречистым топором Шарля Мартеля и пресветлым мечом Людовика Святого. Их злоба и козни бессильны против меня, потому что меня охраняют несокрушимые доспехи истинной Веры. И пусть они, скрежеща от злобы, знают, что я непобедим, ибо я действую от имени подлинной добродетели, отнять или дать которую не во власти ни одного из смертных. Великая сила, которая покровительствует мне, она такова, что разбивает перед собой все преграды. Я ношу имя, которое их тревожит, и я скрываю весь мир в своём мозгу. Я обладаю властью приказывать и повелевать, а предназначение моё огромно и чрезвычайно. Я пришёл в свой Час, но это поймут лишь немного позднее, ибо то, что ныне только готовится – поистине огромно. Лицо Мира будет совершенно обновлено ужасным потрясением. Необходимо, чтобы все злодеи одновременно раскаялись и склонились в глубокой молитве и мученичестве; иначе – все они погибнут как один. И я сегодня их об этом предупреждаю на языке высоком и строгом...:94 — Эрик Сати Первый, «Второе послание к миру» (1895) И тем не менее, не оставляя попыток эпатировать этот мир пресвятым молотком Шарля Мартеля, придётся (вместо предисловия) вскользь коснуться вопроса о Первых Лицах. Начиная с самого́ Эрика-Альфреда-Лесли Сати, вестимо. Поскольку и он сам, находясь в центре своего времени, тем не менее, имел — не одно лицо. Два Эрика на картине Марселена Дезбутена  ( 1893 ) Далеко не одно, — хотел бы я заметить, вскользь. И даже не два, — чтобы больше не возвращаться к этому вопросу... И всё же, я незримо слышу вопрос (откуда-то из кустов): интересно бы знать, каким же образом этот «маленький странный» человек, которому не нашлось места и времени в своём месте и времени — может быть представлен (пускай хотя бы и только здесь) — в виде Центра своего Времени и Места... Несомненный маргинал, чудак, в конечном счёте, несомненный экс’центрик... В прямом и переносном смысле слова, в переводе с языка — на язык, со смысла — на смысл, из мозга — в мозг:  «Эрик Экс-центрик».  И вдруг, пожалуйте! — всё наоборот — всё навыворот — словно бы вопреки всему..., и самому себе. Почти шутка, анекдот, чуть больше чем игра слов... «Эксцентрик в центре». Маргинал посреди дороги. Чудак в главной роли. Шут на троне. Король на подмостках... — Совершенно точно. Именно так всё и обстоит, с позволения сказать... И даже повторю, крупными буквами прямо по краям оголённого сознания, чтобы было ясно: нет, это не опечатка, и не ошибка, и даже не какое-то недоразумение. Всё так, всё решительно так: « Экс’центрик — в центре » И сейчас я не стану напрасно вдаваться во все внутренние (сокрытые до поры) механизмы и (как следствие) положения хомистики, этой глубоко эксцентричной науки на стыке микро’биологии и макро’психологии, из которой напрямую следует в точности такой порядок вещей в человеческом мире. Среди нас, братов-приматов... Ограничившись простой констатацией факта, едва ли не статистического: как правило именно те, кого люди до поры называют «эксцентриками» или «маргиналами» находятся ближе всего к той линии, которая ведёт к центру... Своего Места. Или Времени. — Или даже их обоих, чтобы не сказать о словах более длинных... Пожалуй, вот и всё основное, вкратце, что можно было (бы) сказать об этом вопросе... Да. Об этом коротком и (с)точном вопросе, который — никто не ставил, до того он тих и нелеп. — Но тем приятнее было на него поглядеть: как он здесь прекрасно стои́т, никем не поставленный. Он..., этот странный вопрос..., и даже более того. — Если ответить на него по большому счёту, то и других вопросов ставить не придётся. Они отпадут..., сами по себе, как жёлтые осенние листья с рождественской ёлки. Или с прошлогоднего фигового дерева...   ...Я ужасно доволен, что нахожусь теперь в Аркёе. Я не забываю ни на минуту, что обязан этим тебе, мой дорогой. Ты вырвал меня из цепких лап Парижа и поместил сюда, где прозрачный воздух и масса чистейших комаров! И ещё — окружающие, они такие Милые и Прямые..., когда чем-то обрадованы – радуются как ненормальные, а когда опечалены – плачут как животные или дети. Скажу честно, меня это искренне волнует, и даже становится приятно где-то под ложечкой. Знаешь, я хожу между ними как бледный и красивый волк, этакий добряк, аристократ из Парижа в их провинциальной деревне Комарово, хотя и довольно дурно одетый, но всё же совершенно потасканный знаток человеческой ослятины.   — Как весь этот мир нежен, невзрачен и огромен!   Здесь, посреди этого животворящего Болота, буквально на каждом шагу угадывается таинственное место жительства совсем не парижской, а по-настоящему низкой Нотр-Дам, этой не совсем божественной особы. И даже более того, знаешь, может быть, это сама Смерть, наша младшая Сестра, та, о которой ты всегда говоришь с тихой радостью, это она должна любить такие влажные места, до краёв наполненные её тлеющим дыханием. Да-да..., и в этом уголке на каждом шагу ты видишь, ты встречаешь – нет, не людей, а каких-то маленьких фантомов, которые проявляют по отношению к тебе уже не привычное человеческое, а почти животное отношение, возможно, чтобы показаться забавными, но прежде всего – от своей низости и простоты. Во всяком случае, будь они хоть трижды людьми или тварями, всё это неважно! – главное, что они умеют заставить самым изящным в мире способом забыть, что мы все существуем не более чем здесь и сейчас...:152-53 — Эрик Сати из письма брату-Конраду (5 месяца февраля 1899) И теперь всё, что мне остаётся, закрывая за собой дверь, — привести напоследок несколько маленьких примеров, почти анекдотов — на остатке этой уходящей вниз страницы, где находится Центр своего времени и места (чтобы не говорить обо всём мире). Центр ... под названием: Эрик Сати, лица... Экстра’екция :     ...как широко (не)известно, любое время и место..., в зрении и (воз)зрении людей оно состоит (прежде всего) из людей. Проще говоря, из лиц. — Больших и малых. Первых и вторых. Важных и второстепенных. Пустых и полных. В большинстве случаев набор этих лиц складывается коллективными (клановыми) усилиями и представляет собой некий трафарет, коротко называемый словом: культура. наследие или история. По сути говоря, выморочный стократно жёваный продукт, пятидесятая отрыжка которого гордо именуется некой «объективной научной картиной прошлого» (времени и места). Места и времени... Дебюсси (1908) В полном согласии с органической структурой человеческого (кланово-стайного) сознания, в означенной картине любого времени выделяются некие доминанты, знаковые фигуры, значение или масштаб которых считается превосходящим (или подавляющим) в своей категории. Как следствие, все остальные рядом с ними рассматриваются как второстепенные, производные или сопутствующие. Проще говоря, рисуется трафаретный по своей композиции пейзаж: некий человеческий и событийный фон, посреди которого возвышаются столбы или столпы. Критерии определения подобных лидеров — так же банальны (коллективны), как и всё прочее в этой клановой схеме. Популярность, успех, цитируемость, новаторство, последствия и устойчивость наследия. Соответственно, всё это возможно и в обратном порядке, поскольку большинство из предлагаемых критериев — вполне спекулятивны или произвольны, а их корректность определяется тем же «профессиональным» консенсусом, неким общим мнением среды. Вот почему, отвергая в целом клановую субординацию и таковые же ценности, я попросту уклоняюсь от обсуждения несущественных частностей. Они не важны точно так же, как и сложившие их обстоятельства (вполне первобытные). Напоследок — только один сухой пример (во многих лицах), всякий раз вызывающий неприкрытое раз’дражение у так называемых «историков» (культуры или музыки). — В конце концов, разве не так у них принято?.. Равель (1907) Эрик Сати (у них) считается фигурой странной, экстравагантной и, как следствие, — маргинальной, глубоко второстепенной в своём времени и месте — говоря попросту, не имеющей своего отдельного голоса. Разумеется, на фоне признанных профессиональным сообществом «гигантов» французской музыки, создателей и мэтров новых стилей или направлений. И первым среди них, безусловно, называется имя Дебюсси (и Равеля), признанного столпа (столпов, столпами, о столпах) импрессионизма, некогда новаторского течения, с трудом пробивавшего себе дорогу в среде окостеневших академиков-ретроградов — на рубеже XX века. Имя Сати (как правило) в связи с этим направлением не упоминается вовсе..., или в каком-то уничижительно-боковом тоне. Между тем, импрессионизм в музыке был впервые создан и сформулирован именно Эриком — в те времена, когда Клод Дебюсси плавал по уши в вагнеровском бульоне, а Морис Равель — ещё ходил пешком под стол (причём, в прямом смысле слова). И тот и другой «сделались» импрессионистами под прямым (личным и творческим) воздействием Эрика Сати. Говоря точнее, они стали эпигонами молодого композитора-маргинала, вследствие странностей своего характера — принципиально — невключённого в профессиональную среду, а затем попросту «затёрли» его своим академическим признанием. Причём, отличие между Дебюсси и Равелем в этом вопросе исчерпывалось только особенностями личности и характера.:188 Если первый из них (Клоп Дебюсси) в силу своего упрямого и заносчивого до крайности характера — никогда не признавал «первородства» своего учителя и приятеля-Эрика, то Равель, напротив, при всяком удобном случае с готовностью подчёркивал, «сколь многим он обязан своему предтече и старшему коллеге».:222 Стравинский (1910) — Вот, в целом, и вся волшебная разница... Так или иначе, но оба этих «мэтра» и столпа имели и имеют (до сих пор) в лице Эрика Сати не только предтечу, но и прямого учителя. Оба воспользовались «зелёным плодами» его открытий, и оба использовали полученный багаж в течение — всей своей жизни, с благодарностью или без оной...:511 Во́т что́ значит (в намеренно грубом упрощении) формула: «Эрик Сати (лица)», к примеру, эти двое молодцов — Дебюсси и Равель. Впрочем, далеко (не двое)... К ним (действуя в категории «импрессионизм и импрессионисты») можно прибавить оптом и всех прочих (двоюродных и внучатых) адептов «нового» течения, включая, между прочим, и небезызвестного месье Стравинского, начинавшего со своей «Жар-птицы» (1910) — в качестве несомненного вторичного автора: эпигона и наследника Клода Дебюсси. — Племянник ученика. Ну что ж..., неплохое начало для карьеры. Собственно говоря, оставим импрессионистов там, у того красивого забора, где они сами привязали себя — за ногу... Время и место Эрика (в отличие от его многочисленных «учеников» и последователей) не остановилось на 1889 годе. Увидев, как другие (таланты и профессионалы) обогнали его и в полной мере воспользовались поспевающими плодами (всё более и более сладкими до состояния полной приторности), Сати серьёзно обеспокоился «переменой лица». И это беспокойство уже не оставило его до конца жизни.   ...Прошу иметь в виду, раз и навсегда: не существует никакой школы Сати. Так называемый «Сатизм» просто не смог бы существовать. Именно во мне он нашёл бы своего первейшего и непримиримого врага.   В искусстве не должно быть никакого поклонения и рабства. В каждом своём новом произведении я намеренно сбиваю с толку своих последователей: и по форме, и по сути. Это, пожалуй, единственное средство для артиста, если он желает избежать превращения в главу школы, так сказать, классного надзирателя...:449 — Эрик Сати, из статьи «Нет казарме!» («Le Coq», Paris, iuni 1920) В этой эпатажной и программной статье (против казармы), Сати, сам того не подозревая, «выдал» (причём, с головой) тот важнейший психолого-психический механизм, который сформировал не только его творчество и биографию, но (как следствие) — разошёлся концентрическими кругами по «лицам» того места и времени, которое соприкасалось с ним, особенно — в последние девять лет его жизни. Именно таким образом сформировался в значительной степени сначала (музыкальный & авангардный) ландшафт Франции 1910-х и 1920-х годов, а затем и общеевропейский — вплоть до начала Второй мировой войны, а затем и дальше, — не ограничиваясь даже рубежом XX века. Мийо́ (1923) Таким путём практически все крупнейшие (и наиболее нашумевшие) произведения Сати, обнародованные после 1915 года — так или иначе — положили начало разным «концентрическим кругам» эстетических направлений и, как следствие, лиц, ставших очередными (или внеочередными) последователями на его намеренно извилистом пути. Не стану (как заведомо второстепенную деталь) подробно разбирать каждый вираж или поворот головы «злонамеренного Эрика». Достаточно несколько раз ткнуть пальцем, и не особо заботиться о продолжении... Примерно так же, как это делал сам Эрик... Пуле́нк (1924) Разумеется, первым таким ударом (или типической провокацией) стал балет Парад, однократно показанный на сцене театра «Шатле» в мае 1917 года. Шумность скандала (а затем и судебного процесса против Сати) превзошла не только довоенную «Весну Священную» (Стравинского), но и все ожидания барона-Дягилева. И прежде всего, «Парад», попирающий всякую красивость и вычурность, стал манифестом анти-импрессионизма (см.выше), а также первым произведением искусства, появившимся под торговой маркой «сюрреализм». Как следствие, в следующие пять лет по воде культурной жизни Парижа (Франции и Европы) разошлись (те же) концентрические круги. Самый известный из них — французская «Шестёрка», выросшая напрямую из боковой ветки «парада Сати». И здесь, пожалуй, будет к месту повторить..., — да-да, просто повторить несколько слов из одной старой-старой штуки..., чтобы не сказать — выходки 1991 года, несомненно, первой в своём роде. Потому что (иной раз) один повторённый — семерых неповторённых заменяет... Совсем как в меблировочной музыке (того же автора). Дюре́й (1930) Говоря по существу, эта пресловутая шестёрка разделила Сати как баранку (нет, не барана!) или как мандарин, (нет, не мандаринку!) — и каждому из них досталась его почётная часть, долька — доля или удел: по потребности, по росту или по заслугам. Вот так и получилось, словно в мясной лавке: был один Сати..., большой и невероятно сложный..., словно сложенный из несложимых составных частей, каждая из которых отрицала другие и не желала с ними существовать, временами воюя, восставая, ругаясь или нападая из-за угла. Другое дело — «шестёрочка», ровно по ладони, этакая компактная и обтекаемая шестерёночка — ну́жная и нужна́я всюду, в любом общественном механизме. И везде-то ей найдётся местечко... или применение. Разделённый на малые кусочки «монстр» Сати — стал несравнимо & несравненно удобнее — в употреблении. Он стал проще, понятнее и глупее, в конце концов, он попросту стал понятен (как по нужде). — И если ещё раз повторить (как заклинание) глупую шестёрочную выдумку Кокто, — тогда, пожалуй, сквозь буквы прозрачно (как в чашке с симпатичными чернилами) проявится рецепт: из каких ингредиентов составляется этот нормативный салат оливье..., ведущий всякого скопца — без спеха к успеху. Как стихи... Или нет, — даже лучше чем стихи!... Ми-йо́, Пу-ле́нк, Нег-ге́р, — О-ри́к, Дю-ре́й, Тай-фе́р. Кажется, всех перечислил... Или нет? Кое-кто, наверное (наверняка) остался за бортом, сбоку (ad marginem!..., — опять ad marginem) того несомненного центра, который (по случаю) сегодня..., называется вот так, коротко и кратко «Эрик Сати». Точнее говоря, «Эрик Сати, лица» — и не более того.   ...Равель пришёл (лично!) повидать Кариатис & поручил Гровле оркестровать свою уродистую «штуковину». Дюрей по такому случаю буквально прыгает от радости. Он, эта ничтожная сволочь всему причиной. Тогда что..., придётся без Мийо? Какая же вонючая свинья этот Дюрей! Скотина надувная! У меня просто нету слов. Когда же из него наконец-то выпустят ветры? Ну и свисту будет... Да уж...:452 — Эрик Сати, письмо как-то Жану (Аркёй-Кашан, 26 августа 1920) — Впрочем, не пора ли остановиться?.. Или (хотя бы) взять дыхание (например, как сопрано..., или баритон). Потому что..., для всего (если не ошибаюсь) есть свой срок. Своё время и место... Или место и время... Если не ошибаюсь... Соге (~1935) Потому что... (прошу прощения)... — Потому что кроме пресловутых шестёрок из «шёстёрки», среди которых были и свои несомненные «дебюсси», напрочь отрицавшие влияние ехидного «мэтра», и свои «равели», благодарные по гробовую доску, — оставалась масса такого, что можно было бы перечислять до полной потери сознания, загибая пальцы на руках и на ногах... Именно так, как это привыкла делать от века — всякая уважающая себя обезиана. Многие, безусловные влияемые «лица Сати» остались за бортом «группы Шести», по существу ничем не отличаясь от её членов & члеников. Другие — попросту опоздали родиться ... для этого влияния. Поверх того, ради особой злопамятности, здесь можно было бы (ещё раз) припомнить и «аркёйскую школу» (с одним её школьником), и «меблировочную музыку», на полвека опередившую открытие музыкального минимализма (со всеми его кон-цен-трическими лицами, начиная от пресловутого Джона Кейджа до приснопамятного Мартына Мартынова). И ещё одно, нарочито «скромное» открытие «Сократа», положившего начало ортодоксальному европейскому неоклассицизму... А ещё был конструктивизм..., концептуализм..., дадаизм и «даже» абсурдизм (вместе со многими его лицами), не раз предвосхищённый тем же вездесущим Эриком. Короче говоря... Короче... — Пожалуй, трудновато будет найти такой столбик в искусстве XX века, который он не успел бы «пометить» своей дерзновенной рукой. ...Пуленк..., Орик... За ними ещё десятки пуленков, сотни ориков и тысячи дуреев..., ведь на первый взгляд может показаться, что я говорил — о них, именно о них, а ещё — о каком-то Стравинском..., если вы заметили. Ведь эти сто, тысяча — или двое, два (пуленка) даже близко не доставали ему — до пояса..., или до коленки. Нет, не Сати, вовсе не Сати..., — вот я о чём толкую! — нисколько не Сати — а ему..., Стравинскому — до пояса. Вот в чём главный фокус.:536-535 — Если здесь вообще воз(можно) говорить о каких-то фокусах...   ...Однако он, этот Стравинский, при всём уважении — не мог не вызывать у меня улыбки, пускай даже совсем небольшой... и глубоко спрятанной... Да, он был велик, несомненно... Он был хорош, абсолютно... Ни с чем не спорю. Молодой, компактный, мускулистый, лысый, гениальный... Ездил на велосипеде... Да. Великий композитор, в конце концов... Но, как раз в том-то и всё дело...   Он был только музыкант, большой музыкант, всего лишь музыкант, великий творец звуков — но не более того... Одним этим исчерпывалось — всё..., пардон, вся его исполинская начинка: содержимое содержание. Вот истинный человек клана, делающий своё дело среди прочих людей. Бесподобный — среди себе подобных. Дерзкий новатор, яркий профессионал, даже гениальный сочинитель – да вот и всё. Он всегда оставался одним из них..., он был с ними, до мозга костей он был — их, и только их... Музыкант, один из музыкантов..., и не вызывало никаких сомнений, что он, как и все новаторы, очень скоро выйдет из-под огня критики ретроградов своего времени, будет признан «своим», включён в учебные учебники и послужит приращению системы, той же самой системы, вот какая штука... Он станет ещё одним мощным, ярким кирпичом — в старой стене... В той самой кирпичной стене, о которую мне приходилось усердно биться — столько лет, лысым лбом. — Ещё один стравинский профессионал, ещё один гений, ещё один прехорошенький кирпич — и не более того... Тем обиднее слышать. Интересно, кому бы пришло в голову хотя бы что-нибудь из сказанного — отнести на мой счёт... Сколько времени пройдёт, но профессионалы..., бедняги, они никогда не будут знать, что со мной поделать и куда отнести. Несчастные, я представляю себе их лица (слегка уродливые, конечно, — но только по долгу службы). Проще всего будет, конечно, вести себя — как истинный критик. Обругать (аргументированно, конечно). Объявить врагом, ленивым недоучкой, слабым талантом и тут же объяснить всё необъяснимое & необъяснённое — просто дурным характером или чудачеством. Говоря одним словом, причислить к «чужим»..., отщепенцам или врагам рода человеческого. — Спасибо. Всё слышал, и много раз. Даже не стану трудиться (воз’ражать). И то правда, разве я им не враг?... Не смею отрицать. Ах, эти бедные, бедные профессионалы... Всякий из них потеряется и обломает себе всю плешь, пытаясь хоть как-то разобраться с моими нескромными сокровищами, если понимаете... И по какой шкале меня можно оценить, с каким прибором подойти, а затем отойти обратно... Что за нелепость!.. Может быть, подойдёт фонометр?.., или звукомелкоскоп? Ведь у них не окажется под рукой ни одного инструмента, чтобы измерить величину собственного недо’умения. Да... Вот было бы славно, если бы удалось меня вовсе куда-нибудь выкинуть, замазать, или забыть... — Ан нет!.., уже не получится, не получилось. Поздно, батенька. Сначала телёнок Равель дал слабину..., в отличие от бычьей твёрдости Дебюсси... Тот бы с места не сошёл, но не выдал бы, родимый... А потом в жутком 1917 году ещё и Дягилев всем насуропил, вишь ли, своим дурацким парадом, одноразовым... Ах, бедняги, бедняги. Представляю себе их вытянувшиеся раздражённые лица... Очень знакомые. Даже забавно взглянуть..., после всего. — Но..., оставим. Тем хуже (для них)...:535 — Эр.Сати, Юр.Ханон: «Воспоминания задним числом» — Кажется, картина исчерпывающая: и здесь..., насильственно и жестоко, я прерываю своё (бес)связное повествование — якобы о «лицах Эрика Сати». Потому что всё (я повторяю: решительно «всё»!) сказанное и упомянутое (рассыпанное по случаю на тысячи существенных и несущественных деталей и персон) не имеет — здесь! — решительно никакого смысла. Всё это..., вместе с клановым миром людей и людишек — сущая мелочь и ерунда. Рядом... (да, это я сказал: «рядом»!) с тем главным, что составляет единственное слово, носитель хотя бы малой тени смысла. Слово..., образующее весь человеческий (антропоморфный, по неизбежности) мир, снизу доверху. — И оно, это слово (поставленное в строку) выглядит примерно таким образом, просто и невычурно : — с о о т в е т с т в и е —. Потому что..., — и снова потому что Эрик Сати, единственный из всех упомянутых (и не названных) был — Отдельным человеком. Нет. Не частью клана, не верным псом своей стаи, не профессионалом, плоть от плоти своей среды... Не только художник, не просто композитор, не только литератор или артист, и даже не (всего лишь) гражданин своей страны... — В отличие ото всех прочих, окружавших его homo socialis, Сати не был (и не мог быть) частью среды и клана... Места и времени... Времени и места... Анархист от музыки и природный идеолог-практик, он всякий раз делал не так или совершал не то, что полагается уважающему себя человеку — по роду его деятельности. И это... вечно маргинальное и эксцентричное «поперёк» — совершенно отличало и выделяло его из своего Времени и Места... Превращая в концентрическую «воронку», втягивавшую (и втянувшую) в себя многие другие лица..., несравненно более обыденные и нормальные. — Чем он сам. Эрик Сати (лица) На свете есть много слов..., прекрасных и не слишком. Как правило, все они (так или иначе) обрисовывают клан и его интересы. Даже если (на первый взгляд) не выглядят таковыми. «Музыка», «искусство», «композиторы», «пианисты»... Короче говоря, всё это — профессии, занятия, среда, люди людей, кланы кланов (опять вся та же пузатая мелочь, вокруг и обратно). Ничем существенным здесь и не пахнет. — Вот почему, просеяв сквозь строгое каноническое сито, удалось оставить всего два имени, уникальных среди обычного человеческого зоопарка. Это Александр Скрябин и Эрик Сати, два идеолога (каждый по-своему), два инвалида (каждый по своему) и два принципиально неклановых (и внеклановых) человека. Оба они вышли за грань (и границы) собственной деятельности и таким образом привнесли в неё нечто уникальное, совершенно нехарактерное для всего культурно-исторического контекста. Если о нём вообще можно говорить: здесь и сейчас... Александр Скрябин — больше чем композитор, его музыка — грандиозные щипцы, инструмент для уничтожения мира во вселенском оргазме. А Сати — меньше чем композитор, его музыка — острый и тонкий пинцет, такой же инструмент для сведения счётов с этим миром. Но только — снизу, из-под него... Скрябин (1903) Оба они, действуя средствами грандиозного (не)соответствия (или разрыва), пытались добиться единственно существенного результата: превратить искусство — в инструмент (и не профессиональный, ради устройства своей жизни, добычи денег, славы, карьеры, как это широко принято у людей нормы), а — в инструмент выражения Большой Доктрины..., или маленькой доктриночки..., ну..., или хотя бы жёсткой мысли (нечто вроде отточенного гвоздя в сапоге). Слушая «Прометея» — иногда кажется, что буквально видишь совершенно материальные схемы, нарисованные в воздухе звуком. Через них Скрябин описывает изнутри механизм будущей Мистерии, конца света. А «Прекрасная истеричка» Сати — великолепный образец битья долотом по тупой человеческой голове, всякий раз приговаривая: и так не получится, и этак не получится! В итоге – что? — Оба они ставят «непоставимые» задачи..., и разговаривают об одном и том же, но только один из них ставит вопрос сверху, а другой — снизу. А между ними — ровно посередине — находится моё место. Или наоборот. Однако особенное уважение вызывает тот факт, что оба они, эти маленькие люди — отнюдь не боги, и даже не титаны, но «всего лишь» — музыканты, «композиторы музыки». А ведь это едва ли не самое пакостное искусство, — оно меньше других пригодно для выражения мыслей. Понимаете, — мыслей! Идей! Даже намерений. Представьте себе: вылезает на сцену какой-нибудь деревянный Спиваков со своей лакированной виолончелью и начинает — пилить (без канифоли, разумеется, но зато — за строгую наличность). И что? Какая в этом мысль? — ровным счётом ничего личного, только на’личная культура, клан, профессия. Среда и контекст. Привычная публика, привычное занятие, привычный академический музыкант, касса, гардероб, кресло, туалет, девушки..., в общем, всё— как принято сотни лет. Даже тысячи. Как всякий человек. А мысли — ни одной. Заставить эти «культурные звуки» выражать идею..., – задача близкая к невозможной. Однако именно такие задачи и дают уникальный и сильнейший результат. Не от мира сего. Не от людей и не для них. Вот так. Не больше — но и не меньше. Ровно... — Кажется, одного этого — ужé — вполне достаточно... Ханон (2008) И не только для самого Эрика (достаточно), но и для лиц... Для множества его лиц..., которые (как правило) — находятся значительно ниже, тусклее и темнее — чем он сам, Эрик-Альфред-Лесли... Неблагородные и неблагодарные, действуя вполне в традициях нашей старой, видавшей виды обезианы, они брали от него — потребное, отвергая — непонятное и чаще всего предусмотрительно забывая — про него самого́... Вот, собственно, и всё, что я (не) хотел вспомнить про это Место и Время, до краёв полное лиц Эрика-Альфреда-Лесли... Как показало вскрытие. К сожалению, не сразу, далеко не сразу. Далеко... (как до Луны..., дорогой дядюшка)..., и не скоро. — Только двадцать, пятьдесят и сто лет спустя. Потому что именно из такой..., с позволения сказать, «лицевой материи», и состоит не только время и место Эрика Сати, но и всякое иное человеческое время..., говоря после всего. Да-да, именно оно, это вечно сегодняшнее ... бесконечно сегодняшнее и никогда не завтрашнее — суетливое и суетное Время и Место... Как всегда — неизменное и низменное до рвоты Место и Время, в котором и этому Эрику, как показалось на первый взгляд, не нашлось ни места, ни времени. — Как всегда. Как в любое настоящее время и место... ...к слову сказать, примерно таким же образом, как было и сотней лет раньше..., или век спустя... — Ещё один бесконечно вязкий перелом очередного XXI века..., который... вне всяких сомнений, раз и навсегда будет нести на себе клеймо, в роде чёрной печати тавро: «Ханон». — В итоге... так и оставшись бесконечно суетным и пустым. — Как чайник.

Ком’ментарии Ханóграф: Портал Ис’точники Ханóграф: Портал

A p p e n d i X      ( или карманный путеводитель по лицам )   1.  Эрик Сати     ( лица ) Лицо Название статьи Автор Эрик Сати  (и сам как лицо) ( статья портала Эрик Сати ) Юр.Ханон Эрик Сати ( цитатник мао ) ( статья-коллектор: весь Сати в цитатах и артефактах ) Эрик Сати Юр.Ханон Эрик-Альфред-Лесли ( три лица одного Эрика ) Юр.Ханон «Три Инвалида‎» ( два надгробия + одна эпитафия ) Юр.Ханон   Аль.Алле   Эр.Сати Диана Сати ( или младшая сестра, которой не было ) Юр.Ханон Амбруаз Тома ( учитель «весьма ничтожный» ) Юр.Ханон Жорж Амадей Матиас ( профессор «около нуля» ) Юр.Ханон Альфонс Алле ( единственный «дядюшка» единственного Эрика ) Юр.Ханон Сусанна Валадон ( или натурщица для композитора ) Юр.Ханон Слабое звено Шоссона ( или слабое звено клана ) Юр.Ханон Эрнест Шоссон ( артефакты и полный список сочинений ) Юр.Ханон Анн.т’Харон Биби ля Пюре ( или стул для Эрика ) Юр.Ханон Аркёй ... причём, без Кашана ( или место на обочине ) Юр.Ханон Эмиль Пессуар ( или профессор бледной немочи ) Юр.Ханон & Эрик Эмиль вместо Эрика ( или родство через стул ) Юр.Ханон « Клоп Дебюсси » (статья 1922 года) ( или кто «придумал» импрессионизьм ) Эрик Сати Юр.Ханон Альбер(т) Руссель ( хотя и странный, но всё-таки копозитор ) Юр.Ханон Альбер(т) Руссель ( или его остатки ) Юр.Ханон Анн.т’Харон Пол Ле Флема ( или хоровик, духовик, народник ) Юр.Ханон Жанна Мортье ( которая не Жанна и не Мортье ) Юр.Ханон Ер.Сати « Прекрасная истеричка » ( не токмо б’алет, но и та же б’...алерина ) Юр.Ханон Ер.Сати « Прекрасная истеричка » ( её артефакты и цитаты ) Юр.Ханон Ер.Сати Кариатида на сцене ( статья-пассодобль ... или два ) Юр.Ханон Сати́ и Бранкузи́ ( композитор скульптуры и скульптор музыки ) Юр.Ханон Луи Дурей ( композитор или коммунист, на худой конец ) Юр.Ханон Дурей, дурея, дурею... ( шестая тень от Сократа ) Юр.Ханон Анн.т’Харон Са́га о Соге́ ( или телёнок мэтра ) Юр.Ханон Рвота — на лиц и от лиц ( равная, всеобщая и демократическая статья ) Юр.Ханон 2.  Эрик Сати     ( лица ) Лицо Название статьи Автор « Минимализм до минимализма » ( Альфонс и Эрик: два минималиста на двоих & надвое ) Юр.Ханон Бастард Тристана ( или «Ублюдок Вагнера» ) Юр.Ханон Ер.Сати Урод Успуда ( или случайно неоткрытое открытие ) Юр.Ханон Ер.Сати Раз’дражения ( или случайно открытое открытие ) Юр.Ханон Ер.Сати Автоматические Описи  1913 года ( три маленькие пьесы, внезапно описавшие ВСЁ ) Юр.Ханон Ер.Сати Пять Гримас  во время той войны ( не ко сну и не в летнюю ночь ) Юр.Ханон Ер.Сати Музыка — для мебели ( минимальное влияние ) Юр.Ханон Обои — в кабинете префекта  (1923) ( в смысле, они... обои ) Юр.Ханон 0. Сати. Биография, лица и список сочинений ( в’ступительная часть ) Юр.Ханон 1. Сати. Биография, лица и список сочинений ( Часть первая. 1884—1899 ) Юр.Ханон 2. Сати. Биография, лица и список сочинений ( Часть вторая. 1900—1913 ) Юр.Ханон 3. Сати. Биография, лица и список сочинений ( Часть третья. 1914—1924 ) Юр.Ханон Эрик Сати, вельветовый джентль’мен ( у’головная статья 1924 года ) Жр.Ориоль Юр.Ханон По поводу достоинства... Эрика Сати ( статья-ловушка, 1992 год ) Пт.Чернобривец & Юр.Ханон Любители — и любовники ( в противовес профессионалам ) Бер.Шоу Юр.Ханон Три кандидатуры — одного меня ( из мемуаров потерявшего память Эрика ) Эрик Сати Юр.Ханон День музыканта ( из мемуаров потерявшего память Эрика ) Эрик Сати Юр.Ханон Псо-чувствие и Клебтомания ( статья этого Эрика Сати ) Эрик Сати Юр.Ханон О музыкальном в’-лиянии собак ( тусклая беседа под номером 17 ) Юр.Ханон пр.Пак Ноджа Книги — или — Некниги ( ускользающий портал ) Юр.Ханон & все, все, все Воспоминания задним числом,  опять задним числом ( первая книга Сати и о Сати ) Юр.Ханон &  Ер.Сати Воспоминания задним числом  в цитатах и красках ( а также история издания & издевания ) Юр.Ханон &  Ер.Сати « Задним числом » , вос’поминания ( ре’цензия ре’цензии — на неопубликованную книгу ) Вк.Екимовский Юр.Ханон « Задним числом » , вос’поминания ( единственная ре’цензия на единственную книгу ) Вн.Смотров Юр.Ханон « Задним числом » , вос’поминания ( внутренняя ре’цензия на внутреннюю книгу ) Бр.Йоффе Юр.Ханон Рвота — личная и отличная ( универсальная статья с полом и без пола ) Юр.Ханон

Лит’ература   (минимальная) Ханóграф : Портал Эр.Сати, Юр.Ханон «Воспоминания задним числом» (яко’бы без под’заголовка). — Санкта-Перебурга: Центр Средней Музыки & Лики России, 2011 г. Юр.Ханон, «Альфонс, которого не было». — Сан-Перебург: (ЦСМ. 2011 г.) Центр Средней Музыки & Лики России, 2013 г. Юр.Ханон, «Чёрные Аллеи» или книга-которой-не-было-и-не-будет. — Сана-Перебур: Центр Средней Музыки, 2013 г. Юр.Ханон, «Три Инвалида» или попытка скрыть то, чего и так никто не видит. — Сант-Перебург: Центр Средней Музыки, 2013-2014 г. Юр.Ханон, «Неизданное и сожжённое» (навсегда потерянная книга о навсегда потерянном). — Сана-Перебур: Центр Средней Музыки, 2015-2016 г. Юр.Ханон. «Скрябин как лицо», часть вторая, издание первое (несостоявшееся и уничтоженное). — Сан-Перебур: Центр Средней Музыки, 2002 г. Юр.Ханон, «Животное. Человек. Инвалид» (или три последних гвоздя). — Санта-Перебура: Центр Средней Музыки, 2016-bis. Юр.Ханон, Мх.Савояров. «Внук Короля» (сказка в прозе). — Сан-Перебур, «Центр Средней Музыки», 2016 г. Мх.Савояров, Юр.Ханон. «Избранное Из’бранного» (худшее из лучшего). — Сан-Перебур: Центр Средней Музыки, 2017 г. Юр.Ханон, Мх.Савояров. «Через Трубачей» (или опыт сквозного пре...следования). — Сана-Перебур: «Центр Средней Музыки», 2019 г. Филенко Г.Т. «Французская музыка первой половины ХХ века». — Ленинград: Музыка, 1983 г. — 232 с. Шнеерсон Г.М. «Французская музыка XX века». — Мосва: Музыка, 1964 г. — 404 с. Юрий Ханон: «Эрик-Альфред-Лесли, совершенно новая глава» (во всех смыслах). — «Ле журналь де Санкт-Петербург», № 4 за 1992 г. — стр.7 Ханóграф : Портал Жан Кокто. «Петух и Арлекин» (заметки вокруг музыки). — М.: Прест, 2000 г. — 224 с. Cocteau J. «Еrik Satie». — Liège, 1957. Alphonse Allais (plus biographie par François Caradec) «Œuvres anthumes». — Paris: Robert Laffont Edition S.A., 1989. Myers R. «Erik Satie». — P.: Gallimard, 1959. 200 p. Ornella Volta. «L’Imagier d’Erik Satie». — Paris, 6-e: Edition Francis Van de Velde, 1979. — 124 с. — ISBN 2 86299 007 8. Rey, Anne «Satie». — Paris: Seuil, 1995. Erik Satie. «Correspondance presque complete». — Рaris: Fayard; Institut mémoires de l'édition contemporaine (Imec), 2000. Erik Satie, «Ecrits». — Paris: Champ libre, 1977. Templier P.-D. «Erik Satie». — Paris: Les éditions Rieder, 1932. — 102 p. См. тако’ же ( карманный путе’водитель по порталам ханóграфа ) Ханóграф : Портал ►   Александр Скрябин  или хроника одной осечки ►   Альфонс Алле  или «опять слишком рано» ►   Анна т’Харон,  два лица одного автора ►   Борис Йоффе  набросок на лицо ►   Из музыки и обратно,  поперёк и по касательной ►   Книги и Некниги  ускользающий портал ►   Натур-философия натур  и не только ►   Савояровы,  короли и эксцентрики ►   Этика в Эстетике  или трижды на одном месте ►   Эрик Сати  ещё один каноник ►   Эрик Сати  в словах и фразах ►   Юр.Ханон  или (пред) последнее предупреждение ►   Юр.Ханон, список‎‎  из вялых записок см. д’альше →  Автор : Юрий Ханон.          Auteur : Yuri Khanon.  All rights reserved.   Все права сохранены. * * * данный портал (и статью) может редактировать или исправлять только (её) номинальный автор. — Желающие сделать какие-то заметные замечания, могут отослать их через некое (третье) лицо, если я достаточно понятно выражаюсь. «  s t y l e d  &   d e s i g n e d   b y   A n n a  t’ H a r o n  »