Святой Доминик альбигойский (Борис Йоффе)

Святой Доминик доминиканский           или Велiкая Ересь Святости авторы:  Бр.Йоффе &  Юр.Ханон ← « Икона и Симфония » « Един во Множестве » → Ханóграф: Портал ... Писающий Мальчик ... ( или хроника времён Святого Доминика Альбигойского ) Как говорится: ваш какóв пророк,   Ну, значит, такова у вас и вера...:164  ( Михаил Савояров ) С е в е р н ы й  В и д ъ  И з ъ  Д ж у д ѣ к к и  н а ф а с а д ы  В е н е ц i и... И зо всех искусств, пожалуй, именно архитектуру труднее всего заставить себя увидеть как область чисто художественную, эстетическую, потому что слишком уж прямо и бесстыдно связана она — с идеологией, с господствующей мифологией, с властью, с законом.    Никому не дано знать, какой закон справедлив, а какой — просто жесток; какая власть правомочна, а какая самозванна; кому на самом деле положены привилегии, а кому — шиш с маслом или даже гильотина поверх шапки. Но... для того, видно, и придумано самое гуманное из искусств... Едва бросишь беглый взгляд на грозные стены и массивные ворота, на суровую кладку и неприступные окна за толстыми решётками, на раззолоченные фонтаны и прихотливый орнамент, на воинственные зубцы и трижды широкие лестницы, на изящные балкончики и вычурные инкрустации, на низкие двери и недобро прищуренные башни с амбразурами окон... и — всё, баста, точка. Больше вопросов нет, думать не нужно: всё и так видно. Бес слов.    Дворец дожей не оставляет ни малейшего места для сомнений в своей превосходной степени превосходности. Глядя на него, и поневоле исполняешься велiкого понимания: венецианский уклад жизни, социальная, политическая системы Республики — наилучшие. Ясные, разумные и внимательные; притом, не чуждые смирения, одновременно и прагматичные, — и ориентированные на высший, иррациональный идеал прекрасного. Пресловутый „индивидуализм“ в такой системе не отрицается и не карается, хотя одновременно утверждается и всеобщее равенство всех индивидуальных индивидов перед законом (но и только — перед ним, перед законом). Посмотришь на Версаль и неизбежными следом за ним кажутся не только универмаг Самаритэн, подобный одеколону, ставшему плотью, но и безобразный Принтем, но и Ле Корбюзье, но и бесконечные футбольные стадионы с царящими на них толпами... И ещё — бесконечно реплицированные Версали и версальчики немецких земель — зримое утверждение власти бережливости и умеренности, — ведь средства нужнее для войны... И ещё петропавловский шпиль, бесплодно-бесплотная попытка: то ли убежать, то ли догнать... И ещё московский Кремль — будущая проекция лагерных вышек.    Для чего строится на неприступной горе крепость? Может быть, ради защиты (от собственного страха), или в первую очередь — ради вящей наглядности, как эмпирическое доказательство неоспоримого права феодала на «свою» землю и людей?..:288    И не в том ли неповторимая красота романских церквей, что они (как один!) утверждают таинственную & тайную власть сакрального единства с Невидимым и Непостижимым; гармонию и смирение, тишину, внимание и прощение? — Власть Девы, Младенца и Невинно замученного..., основное достоинство которых состоит в том, что Их Нет.:59 Вечно отсутствующие. А потому сакрально неспособные оспорить бесспорную власть тех, кто всегда вовремя и всегда на месте: здесь и сейчас.    ...Несомненная красота есть и в грозных, и в страшных постройках, и в преисполненных суетной гордости и жажды славы... Без неё, без этой физиологически дейтсвующей красоты, — они мгновенно утратили бы свою силу и наглядную убедительность, свою способность порождать новые мифы и неиссякающую веру..., прошу прощения, — веру в пред’начертанный закон, порядок и власть. Или, по крайней мере, — во что-то одно из перечисленного... Власть красоты?.. — но... не будем в очередной раз (напрасно) обольщаться. Красота власти, конечно. Два пишем, пять в уме. Главное умалчиваем, как обычно. Значит, просто — красота. Одна. Как перст. — Остаётся ли она по-прежнему чистой и незапятнанной своими «делами»? Кто знает, пускай ответит: её отсутствие навряд ли просвет(л)ило умы и сердца... одна из памяток    Итак, не стану зря отпираться: карты брошены на стол. Речь идёт исключительно о силе..., — силе эстетического. Разъять на части и понять источник этой силы невозможно без знания механизмов работы восприятия, — самогó человека как такового (материя „мозга всех людей одинакова“, не так ли?..), и каждого в отдельности (индивидуальный опыт слишком разнообразен, чтобы можно было обладать мало-мальски достоверно обощённым знанием о территории, значении, выразительности и силе воздействия ассоциаций любого символа, знака или его структуры). Невозможно, — так я сказал, — но имел в виду: невозможно в принципе. Причём, касается это не только искусства во всех его традиционных приложениях и формах существа (музыка, архитектура, живопись, поэзия...), но и вообще — всех без исключения сфер человеческой деятельности, — всех способов общения, со’общения и проявления, будь то отдельная личность, несколько людей или социальная группа. Их речь, мимика, жестикуляция, одежда, грим... (список можно продолжать до противоположного берега) — всё находится за пределами возможного... А между тем, городские площади столетиями украшены бесконечными вариациями одной и той же статуи или памятника, — в разных формах отвечающего за воссоздание необходимой картины утилитарного п(р)ошлого — с его героями и авторитетами. Такого же п(р)ошлого, о котором каждый из нас читает ещё в детстве, — отчего-то безо всякого удивления — в школьных учебниках по истории.    Главная задача художника, подчиняющего себя тому или иному миропорядку, власти, идеологии, мифологии — создать именно такое произведение, в которое можно было бы (хотелось бы) верить, как в свидетельство господствующей или приходящей реальности.    Признание (господствующей) группой людей той или иной картины мира в качестве подлинной реальности — преподнесённой в определённом наборе визуальных и вербальных символов — как следствие, влечёт за собой потребность осквернять, уничтожать, разрушать или каким-то иным образом стирать из памяти некие конкурирующие, враждебные символы, представляющие ту или иную альтернативную реальность. Какая-нибудь краткая словесная формула, условный жест или графический знак могут с лёгкостью оказаться причиной изысканных мучений и смерти. Общий смысл манипуляций донельзя прост: или признай нашу реальность истинной, или — будешь исключён из неё любым доступным способом, это уж как повезёт... Что же касается художественных произведений или священных текстов, по какой-либо причине выпадающих из легальной картины мира, то они уничтожаются с тем большим остервенением, чем выше их убедительность и сила действия: сиречь, красота.    Святой Доминик сжигает книги альбигойцев. Святой! ...Книги сжигает... Одну за другой. На костре нерукотворном. Озарён их светом. Одухотворён громадной важностью своего дела... живое свидетельство    Но чтó же в книгах тех альбигойских?.. — Пустой вопрос. Потому что..., как всегда: не тá картинка в них, не тá реальность, и вообще, решительно всё в них не то! Но прежде всего, не тé у них — авторы. И читатели тоже не тé. — Не захотели они вовремя подчиниться..., склонить голову, преклонить колени... Хоть и предлагали им не раз, по-хорошему предлагали.:563 И по всякому... тоже предлагали. А значит, какие же здесь могут быть сравнения, после всего!..:633 Разве передавала Пресветлая Богоматерь кому-нибудь из этих срамных (господи прости!..) альбигойцев священный розенкранц? Никакого сравнения со святым Домиником!.., как говорится, они здесь даже и близко не стояли! — Вот он, смиренный, исхудавший, вечно одухотворённый красавец, аскет, герой и добрейшая душа с небесной лилией в руке, в точности такой, каким он и был, без сомнения... — Стóит лишь кинуть благодарный взор на множество его чудесных изображений, почесть прочтением столь же достоверные, сколь и красочные описания его подвигов и будней, — он, единый и единственный, благоговейный и коленопреклоненный, принял святой дар Истинного Розария прямо из рук пресвятой Девы Марии, несомненно, в награду за своё безупречное послушание и пламенные молитвы, чистый любовный огнь души и непреклонность разума, терпение и нетерпимость к врагам истинной веры. Ну..., и всё остальное... — Так что книги те манихейские, они — очевидный излишек, ненужный остаток.:604 Пускай хоть полчаса согреют обретших истину, посветят им. Как и сами их непотребные читатели-писатели, пускай воспылают как следует на божественном алтаре жертвы, аки сияющие свечи света еретического.    На чудесном, мастерски отлитом в бронзе рельефе работы Джузеппе Марии Маццы (начало XVIII века) мы благодарно наблюдаем, с каким неземным терпением и кротостью вседобрейший Доминик помогает очистившимся от ереси альбигойцам уничтожать свои богомерзкие книги, дабы впредь диавольской кривдою своею не замутняли они ту единственно верную реальность, которую предрешают единственно верные слова из единственно верных книг. И стар, и млад, добровольно, пылая стыдом за былые свои заблуждения, приносят и приносят толстые вредные книжки к стопам святого проповедника. Весело и уютно потрескивает огонёк, так что очередная собачка (и мнится даже, будто благородная борзая) бросила свои неотложные дела, чтобы погреться у праведного камелька и набраться уму-разуму из религиозного дымка.:122 И ангелы на небесах возрадовались, и серафимы с удивительной готовностью воспели гимн божественной красоты: о вечное благодарение тебе, брат Доминик, пастырь заблудших (овец)! История, в стотысячный раз писанная победителем... живее жизни    Столь веское, столь зримое доказательство — более не требует никаких доказательств. Отлитое в бронзе, да ещё и так искусно, что глаз не отведёшь, — «а значит, доподлинно истину вам говорю». — Значит, так оно всё и было. Так — и ничуть не иначе. Вот она здесь, прямо перед нами, обязательная картина мира, зримая, вещественная, красивая: один из важнейших моментов в истории человечества, не так ли? Были книги, были заблуждения, были еретики — и все, нету их! Однако...    ...Искусство, даже когда оно, казалось бы, до предела сервильно..., даже когда оно полностью исчерпывает себя функцией пропаганды, полагания, наглядного утверждения единственно верной реальности..., в том случае, если оно на самом деле — подлинное, высокое искусство, — в любом случае — парадоксально. Настоящее искусство всегда искусственно, оно само себе вещь, — представляя некую отдельную реальность, вполне самостоятельную от жизни. Оно не говорит языком инструкции или плаката, оно не проводит прямых линий и не пускает по торной дороге. Тем самым, ни один барельеф о торжестве правильной картины мира не говорит о мире, но только — о самóм себе. И тем более, когда искусство остаётся на нижнем уровне ремесла или халутры. Если сделано оно не хорошо, если художник попросту отбывал работу ради хлеба насущного, не приподняв головы над самим собой, то ни одна, пускай даже самая громоздкая статуя, — не сможет достигнуть своей исподней, властной цели, лишившись священной способности убеждать ещё в момент рождения. Как не убеждали бесконечные памятники Ильичу, сколько бы революционных кепочек не отливалось в чугуне, бронзе или латуни.    Так и получается: куда ни поверни, а всё одно: не годится большое искусство для справления малой нужды человеческой. Если хорошо оно, то живёт своей жизнью как миф, фантазия, видение, сказка — быть может, дополняющая, оттеняющая или одухотворяющая реальность, но никак не подтверждающая или заменяющая её. Художественное переживание всякий раз превозмогает свою утлую задачу, (п)оказываясь отдельным, — и вместо желаемого подавления или растворения личности в материнской жидкости общего мифа — как птица Феникс, оживает индивидуальность из плодородного пепла альбигойских книг.    Один парадокс тщетности влечёт за собой другой. Наконец, проснувшись, индивидуальность наша продирает и протирает глаза, пытаясь разглядеть сквозь пелену сонного сознания: кáк возможно создать прекрасное произведение на тему глупую, страшную, смехотворную, отталкивающую?.. И тут же, — следующим шагом: а есть ли тогда хотя бы мало-мальски существенные отличия в темах? Не всё ли равно, в конце концов, утверждению какой именно химеры в качестве очередной «подлинной реальности» посвящено художественное произведение? Не подменяет ли собою эстетическое переживание — цель? И даже..., страшно сказать, не становится ли художественное воплощение — само’целью, каким-то волшебным образом огибая... или минуя стороной вечно заострённые штыки (не)земной власти. п’роба пера — Даже в бою...,             даже у мрачной бездны на краю и даже... в террористическом угаре?    ...с громкими криками «ура!..», закидывая гранатами окопы воображаемого врага...    — Как быть художнику, внезапно протёршему глаза и... осознавшему это? Обнаружившему себя посреди этого — увы, очевидного — мира. И разом лишившемуся, таким образом, всех «истинных тем». Может быть, начать сжигать свои собственные произведения, подобно тому как (тоже) Святой Доминик, в своё время сжигал — чужие, неверные книги? Ещё один шаг в сторону праведности? Верности? Веры?.. ...или в точности напротив...                    (как предлагали братья-альбигойцы)...    Такой художник бесконечно суров к миру с его преступным безразличием к истине и плюрализмом реальностей, суров — и к человеку с его (малой) потребностью в эстетическом переживании. — Прометей, погасивший огонь.

A p p e n d i X ... Manneken Pis ... ( oder eine Chronik der Zeiten des heiligen Dominikus von Albiguia ) Wie das Sprichwort sagt, was ist dein Prophet,   Nun, dann haben Sie den gleichen Glauben...:164  ( Michail Savoyarov ) S ü d l i c h e A n s i c h t v o n V e n e d i g a n d e n F a s s a d e n v o n J u d e c c h i... A rchitektur kann man kaum als ein rein ästhetisches Gebiet betrachten: zu direkt ist ihre Verbindung zu einer Ideologie, einer Mythologie, zu Macht und dem Gesetz.    Niemand weiß, welches Gesetz gerecht, welche Macht legitim ist, wem Privilegien zustehen, und wem — keine Rechte. Aber — führt man sich Festungswerke, graziöse Fontainen, erzählende Kirchenfassaden, ausgesuchte Ornamente, kriegerische Türme, fragile Balkone, breite Treppen, zarte Inkrustationen vor Augen, dann erübrigen sich alle Fragen, man muss sich den Kopf mit den Grundfragen des Seins nicht zerbrechen: alles, was die Weltordnung betrifft, ist unmittelbar zu sehen.    Der Palazzo Ducale lässt keinen Zweifel: die venezianische Lebensart, die venezianischen sozialen und politischen Systeme sind die besten —, klar, klug, aufmerksam, bescheiden und zugleich pragmatisch und an einem irrationalen Schönheitsideal orientiert. Ein System, in dem Individualismus weder verneint noch bestraft wird, wenn auch die Allgleichheit vor dem Gesetz (aber — nur vor dem Gesetz) postuliert wird. Und schaut man auf Versailles — so sieht man gleich das Kaufhaus Samaritaine kommen, das einem Fleisch gewordenen Parfüm gleicht, und auch die weitere unausweichliche Entwicklung, zum hässlichen Printemps, zu Le Corbusier, zu Fussballstadien… Und die deutschen Versailles‘, die nicht die Macht des Verschwendens, sondern die Macht des Sparens verkörpern (wozu wird gespart?.. Für ein Hoforchester oder eine Armee?). — Und der Kreml, eine Projektion von Lagerwachttürmen.    Wozu wird auf einem Berg eine Burg gebaut? Zur Verteidigung oder eher der Anschaulichkeit wegen, als offensichtlicher Beweis eines Feudalrechts auf Erde und Menschen? Und liegt nicht die unnachahmliche Schönheit von romanischen Kirchen darin, dass sie anschaulich die geheimnisvolle Einheit mit dem Unsichtbaren und Unbegreiflichen postulieren, Harmonie, Demut und Stille, Aufmerksamkeit und Vergebung? Die Macht einer Jungfrau, eines Kindes und eines unschuldig Gemarterten?    ...Es gibt eine Schönheit auch in furchterregenden Bauwerken, und auch in solchen, die mit Eitelkeit und Ruhmsucht zu tun haben... Ohne Schönheit würden sie sofort ihre Kraft verlieren, ihre Überzeugungskraft, ihre direkte Verbindung mit einem Mythos, mit dem Glauben an Gesetz, Ordnung und Macht. Ob diese Schönheit unbefleckt bleiben kann? Wer weiß —, aber ihre Abwesenheit hätte kaum zu einer Aufklärung des Verstandes und der Seele beigetragen. Memo oder Denkmal    Wir reden also über die Kraft des Ästhetischen. Die Quelle dieser Kraft zu finden, sie zu analysieren, ist ohne das Wissen über die Wahrnehmung unmöglich: menschliche Wahrnehmung allgemein (das Gehirn ist bei allen Menschen gleich gebildet) und die Wahrnehmung jedes Einzelnen (eine individuelle Erfahrung ist zu eigen, isoliert, um zu einem verallgemeinerten Wissen über Ausdruck, Bedeutung, Wirkung, Assoziationsfeld eines Symbols, eines Zeichens, einer Struktur führen zu können). D. h. so ein Wissen ist schlicht unmöglich. Und das betrifft nicht nur die Kunst in all ihren Formen, sondern auch die Formen des Sich-Benehmens und Kommunizierens: Reden, Gestikulation, Mimik, Kleidung, Aussehen... Auch die Vergangenheit wird durch anschauliche, unmittelbar wirkende Kunstwerke moderiert (konstruiert) wie die Denkmäler auf Straßen und Plätzen, die die Helden aus den Geschichtsbüchern darstellen.    Die Aufgabe eines Künstlers im Dienste einer Weltordnung, Mythologie, Ideologie, Macht ist, ein solches Werk zu schaffen, das in seiner Glaubwürdigkeit und Wirkung die ein oder andere Realität bezeugt. Und wenn eine Gruppe ein bestimmtes Weltbild für die Realität schlechthin erklärt, werden zwangsläufig die Symbole, die für eine Alternative stehen, der Vernichtung bestimmt. Eine verbale Formel, ein Zeichen, eine Geste kann Ursache eines qualvollen Todes werden. ...Akzeptiere unsere Realität als die einzig wahre, sonst... Und je überzeugender die störenden Kunstwerke sind — d. h. je schöner — umso beflissener und brutaler werden sie vernichtet.    Der Heilige Dominikus verbrennt Bücher von Albigensern. Ein Heiliger, der Bücher verbrennt! Hell beleuchtet. genaue Tatsache    Nein, es spiegelt sich nicht die richtige Realität in den verdammten Albi-Büchern wieder, ganz offensichtlich. Hat vielleicht ein Albigenser den heiligen Rosenkranz aus den Händen der Mutter Gottes bekommen? Nein, der Heilige Dominikus hat ihn bekommen, der schmale, demütige, geistvolle Asket, so schön, so gutherzig, mit einer Lilie in der Hand. So viele Bilder, so viele Texte bezeugen — genau so war er, und seine Treue und sein Gebet, seine reine Liebe und alles Andere haben ihm den verdienten Schatz gebracht, direkt aus ihren zarten Händen. Also weg mit den trügerischen Manichäer-Büchern, sie sollen der Gemeinde der Gerechten wenigstens mit Wärme und etwas Licht dienen. Und ebenso diejenigen, die sie geschrieben haben.    Auf dem bronzenen Relief — einem Meisterwerk von Giuseppe Maria Mazza (1653-1741) — sehen wir deutlich, mit welch frommer Geduld der gütige Dominikus den ehemaligen Häretikern hilft sich von den falschen Büchern zu befreien, damit sie mit ihrem verzerrten Realitäts-Modell nicht das neue, reine und wahre Weltbild stören, das Bild, das man mit den richtigen Worten in den richtigen Büchern beschrieben hat! Jung und Alt kommen sie freiwillig, sich für die alten Fehler schämend, und bringen immer neue böse, dicke Bücher; die Flammen spielen fröhlich und sogar ein nettes Windhündchen ist gekommen um sich zu wärmen. Man kann auch sehen, wie sich die Engel im Himmel freuen: Wir danken dir, oh Dominikus, du guter Hirte! Gewinner schreiben eine Geschichte...    ...Wenn schon in Bronze gegossen, und so wunderbar kunstvoll, so bleibt kein Zweifel: genau so war es. Ein wichtiger Moment in der Geschichte der Menschheit. Es gab einmal böse Bücher, falsche Gedanken, Häretiker — aber jetzt ist es vorbei, sie sind weg! ...jedoch...    Die Kunst, auch wenn sie scheinbar nur als Propaganda gedacht ist, als Manifestation einer richtigen Realität, wird, falls sie dabei doch noch eine hohe Kunst ist, zu einem Paradoxon.    Wurde sie nicht gut gemacht, so verfehlt sie ihr Ziel: sie überzeugt nicht. Egal wie viel Revolutionsmützen man in Bronze gegossen hat, die Lenin-Denkmäler überzeugen nicht. Wurde sie aber gut gemacht, so beginnt sie mit ihrem eigenem Leben zu leben, als Mythos, Fantasie, Märchen, die eine Realität berühren, schattieren, umreißen, beseelen (begeistern!) — aber sie nicht ersetzen! Das ästhetische Erleben wird autonom, und das Individuelle wacht erst auf — anstatt sich in einem gemeinsamen Mythos aufzulösen. Dem ersten Paradoxon folgt das nächste: aufgewacht, reibt sich unsere Individualität immer wieder die Augen: wie ist ein schönes Werk zu einem hässlichen, dummen, schrecklichen, widerlichen, lächerlichen Thema möglich? Feder’test   &emspUnd der nächste Schritt: gibt es denn überhaupt wesentliche Unterschiede in den Themen? Ist es nicht egal, welche Chimäre uns als eine wahre Realität postuliert werden soll? Ist also nicht das ästhetische Erleben schließlich ein Selbstzweck? — Auch im Krieg,             auch am Rande des Abgrunds?    Was aber bleibt einem Künstler, der dies verstanden hat? Sind ihm somit alle Themen auf einmal verloren? Soll er seine eigenen Werke verbrennen, wie Dominikus diese Bücher?    Dieser Künstler wird streng zu der Welt sein mit ihrer Gleichgültigkeit zur Wahrheit und ihrem Realitäts-Pluralismus. Genauso streng ist er auch zu dem Menschen und seinem Bedürfnis an ästhetischem Erleben. — Ein Feuer löschender Prometheus.

Пѣпѣл ком’мѣнтариѣв пёс господень (апокриф) Зола ис’сточников и его место... Прах литѣратуры  (ѣрѣтической) Ханóграф: Портал Boris Yoffe. «Musikalischer Sinn». — Hofheim, 2012. Boris Yoffe. «Im Fluss des Symphonischen» (eine Entdeckungsreise durch die sowjetische Symphonie). — Hofheim: Wolke Verlag, 2014. — 648 s. Эр.Сати, Юр.Ханон «Воспоминания задним числом» (яко’бы без под’заголовка). — Санта-Перебурга: Центр Средней Музыки & Лики России, 2011 г. Юр.Ханон. «Скрябин как лицо» (издание второе, до- и пере’работанное). — Сан-Перебург: «Центр Средней Музыки» 2009 г. — том первый. — 680 стр. Юр.Ханон. «Скрябин как лицо» (часть вторая), издание уничтоженное. — Сан-Перебур: Центр Средней Музыки & те же Лики России, 2002 г. — 840 стр. «Ницше contra Ханон» или книга, которая-ни-на-что-не-похожа. — Сан-Перебург: «Центр Средней Музыки», 2010 г. Ханóграф: Портал Юр.Ханон, Аль.Алле, Фр.Кафка, Аль.Дрейфус «Два Процесса» или книга без права переписки. — Сан-Перебур: «Центр Средней Музыки», 2012 г. Юр.Ханон «Чёрные Аллеи» (или книга, которой-не-было-и-не-будет). — Сана-Перебур: Центр Средней Музыки, 2013 г. Юр.Ханон «Три Инвалида» или попытка с(о)крыть то, чего и так никто не видит. — Сант-Перебург: Центр Средней Музыки, 2013-2014 г. Юр.Ханон «Неизданное и сожжённое» (на’всегда потерянная книга о на’всегда потерянном). — Сана-Перебур: Центр Средней Музыки, 2015 г. Юр.Ханон «Животное. Человек. Инвалид» (или три последних гвоздя). — Санта-Перебура: Центр Средней Музыки, 2016-bis. Юр.Ханон, Мх.Савояров. «Внук Короля» (сказка в прозе). — Сана-Перебур: «Центр Средней Музыки», 2016 г. Мх.Савояров, Юр.Ханон. «Избранное Из’бранного» (худшее из лучшего). — Сан-Перебур: Центр Средней Музыки, 2017 г. См. тако же Ханóграф : Портал Джудекка, индейка венецианская Венеция, пространство времени  ( или Брукнер в раю ) Венецианский гондольер  ( одноразовая опера ) Святой Рихтер — против — Прометея Един..., да не один ( костыль для велiкого мастера ) Необязательное Зло ( или коцит-2 ) История одного посвящения ( в двух лицах ) Ханóграф: Портал Карменная мистерия ( кроме шуток ) Вверх по лестнице, ведущей — вниз  ( и черновик исповеди ) «Не те ж... нитки» Окоп  ( или первый п’ресечённый балет )* «Ницше — contra — Ханон» Каменный Гость  ( или надгробие балета ) Внук Короля  ( или король внуков ) Симфония ли — Веселящая Что бы сказал Заратуштра  ( церковная оперетта в двух актах ) ← см. на зад  Все права сохранены.    Auteurs : Бр.Йоффе  &  Юр.Ханон.    All rights reserved. * * * эту статью могут редактировать или исправлять только авторы. — Некоторые желающие сделать замечание, могут послать его в ту даль или немного ближе. * * * материал сработан специально для Хано́графа, публикуется впервые, окончательно и бес...поворотно, перевод с венетского на рурский — Boris Yoffe, перевод с русс’кого на русс’кий — как всегда, чистовой текст, редактура и оформление опять: Юр.Хано́н. «  s t y l e t  &   d e s i g n e d   b y   A n n a  t’ H a r o n  »