Яромир Хладик Пресс (Игорь Булатовский)

Материал из Ханограф
Версия от 14:07, 11 декабря 2019; CanoniC (обсуждение | вклад)

(разн.) ← Предыдущая | Текущая версия (разн.) | Следующая → (разн.)
Перейти к: навигация, поиск
« ...книги, которые могли быть... » [1]    
      ( или издательство мимо кассы )
авторы : Юр.Ханон&Иг.Булатовский [комм. 1]
Внук Короля Прекрасная прямота

Ханóграф: Портал
EE.png


Содержание


« Издевательство Яромира Хладика »

( формально фор’малиновая страничка )

Когда б вы знали, из какого сора...[2]
( Анна Ах’матова )

          краткая  ин...формация( или дай’жест ) ,

оставленный здесь исключительно для того (тех), кто «не любит и не намерен» рыться в чужой грязи, аки некое повсеместно известное животное, но предпочитает делать это в своей собственной. Сообщаю сразу: эту страницу можно не читать, поскольку она посвящена исключительно человеческой материи в той неказистой форме, в которой она существует здесь и сейчас, в своё время и на своём месте. Не в виде бронзового памятника на гранитном постаменте или кожаного манускрипта, но (как это широко принято у людей) в форме кое-как оформленного мешка с мясом и костями.
— Именно о нём мне и придётся вести здесь речь.

Но поскольку мне известно, что большинство (людей) не любит подобных раз’говоров о самих себе, любимых, я и считаю дóлжным пред’упредить со всей возможной прямотой: можете не читать (дальше). Потому что, говоря кратко, здесь не будет речи ни о чём прекрасном, душном или первом и втором одновременно. Напротив того, я честно говорю, на этой странице будет ровным слоем раз’лита и раз’мазана человеческая грязь, — ничего экстраординарного. И даже напротив... Обычная человеческая грязь. Не я её разлил. И не я её размазывал. Скорее — напротив. Но одно непременная правда: что именно я буквально принудил себя принести её сюда и вывалить — на эту коричневую страницу. Зачем же я это сделал? — очень просто.[комм. 2] Потому что..., к стыду своему, дожив до последнего срока, тем не менее, я так и остался ребёнком, который верил и продолжает верить, что «зло должнó быть наказуемо». Что «не давши слово — крепись, а давши слово — держись». Что врать и залезать в чужой карман — некрасиво. Особенно, если это происходит на голубом глазу и с благородным видом. Что если человек даёт слово чести, то он не имеет права его не исполнить. Что «не солги, не укради, не преступи клятвы» — не просто слова, а обычный способ поведения. И главное, что к большому искусству никакая грязь не липнет, пускай его даже сто раз обольют помоями...

— Таким образом, предмет этой страницы становится предельно ясен.

Она посвящена одному питерскому «поэту», переводчику и «издателю» по фамилии Игорь Булатóвский. Вернее сказать, одному году (2018-2019) из его достославной жизни. Году, за который он успел два десятка раз пообещать и солгать. Году, за который он успел многажды дать «слово чести» и обмануть. Году, за который он успел не раз слямзить и стибрить. Году, за который он успел сделать хорошую мину при дурной игре. И главное, году, за который он (поэт, переводчик, издатель) успел не издать, но исключительно — уничтожить несколько уникальных книг, прошлых и будущих. Таких книг, которые ему самому, за всю его жизнь (поэта, переводчика, издателя) — даже и близко не светили. — Несомненное достижение, не так ли?.. Подросток Герострат? Пьяный медведь, съевший чижика? Или просто школьник Игнат Шарапов, спаливший Успенскую церковь? В любом случае, кейс закрыт. Дело сделано. И главное: таким достижением можно гордиться. До конца жизни. — Именно ему..., этому достижению поэта (финансов), переводчика (продуктов) и издателя (нечленораздельного мычания) по имени Игорь Б-ский я и посвящаю эту страницу.

— Вот и судите теперь сами, нужно ли Вам её читать (дальше).




Яромир Хладик Пресс

( или ф-говый листок из Ветхого Завета )

Ночевала кучка под забором...[3]:292
( Пётр Шумахер )

...Михаил Савояров, одна из последних фотографий бывшего короля эксцентрики (разбитое окно)...
Внук Короля (1933) [4]

Краткая история вопроса

Н
ет, конечно..., я не стану пересказывать всё по порядку и плясать сызнова от вашей старой печки. С меня вполне довольно и того, что означенная печка до сих пор никуда не отъехала и находится на прежнем месте, а подробности длинной истории (не)издания второй савояровской книги «Избранное избранного» без труда можно сыскать на спец. странице, посвящённой его первой книге. Пожалуй, выделю (голосом) только главное, без чего было бы история выглядела совсем безыскусно: вся история с булатовским изд(ев)ательством началась с прекрасного Эрика. А если говорить точнее, то с его выразительной эпистолярной цитаты, которую я, отчаявшись чего-либо добиться на родине поэта, послал из Питера прямиком → в Вашингтонский обком, к преподобному Псою с соответствующей припиской: чёрт..., кажется, ровно сто лет прошло, юбилей можно справлять. А они всё там же, где были, эти хамы & газовщики...[5] Хотя, вроде бы, здесь у нас совсем не Франция...

  ...Я здесь опять ищу издателя, который не захочет меня купить за обыкновенное «дерьмо». Если бы ты смог найти мне издателя в своих краях, это было бы просто «шик!..» — Вóт кáк бы я выпучил глаза! Ищи и ищи снова и снова, я прошу тебя. Если бы ты знал, какие же наши все хамы & «газовщики»!...[6]:402-403
Эрик Сати,  из письма Анри-Пьеру Роше,  (1918)

  Разумеется, отсылая письмо в письме «далёкому другу», я не слишком-то надеялся (а точнее говоря, совершенно не рассчитывал), что «запад нам поможет»,[7] но увы, к тому моменту ни одной вразумительной альтернативы не осталось. Все мои попытки хоть что-то выжать из издателей (кроме традиционного раба) — не приводили даже к малейшему результату. Книга в тот момент существовала в количестве трёх маленьких экземпляров, переплетённых в (не)человеческую кожу и имевших вид — заранее потусторонний посреди их кланового мира, в котором оба её автора равно были чужими: как при жизни, так и после её формального окончания. Этими книжками, стыдно вспомнить, мне пришлось неоднократно помахивать перед носами неких отборных представителей культурной прослойки человечества, называющих себя книгоиздателями.

...усечённый вчетверо «Внук Короля», книга из первого (пробного) тиража: Сан-Перебур, Центр Средней Музыки, 2017 год (не считая также и всего остального)...
первая (вторая) книга, вид сна’ружи [8]

  Псой оказался единственным, кто включился в нелепую борьбу с ветряными мельницами и попытался сделать хоть что-то вразумительное. Первые полгода, впрочем, у него получалось не многим лучше нашего (с дядей-Мишей). А затем одна московская поэтесса (курьёзно знакомая мне по рвотному эпиграфу к балету «Цикады») посоветовала Псою своего питерского знакомого, тоже поэта. Как раз его выставили из издательства Ивана Лимбаха, и он затеял организовать своё дело: собирать деньги на «планете.ру» и за счёт сограждан издавать книжки, а потом — продавать их. Встреча a trois состоялась 7 августа 2018 года, во время очередного приезда Псоя в Питер. Причём, обо всём удалось договориться сразу, причём, с впечатляющей конкретностью. Оставалось только проверить слова на деле... — Итак, повторим урок для ясности: до того дня ни я, ни Псой не были знакóмы с означенным поэтом, пожелавшим организовать своё издательство. Фактически, это был идеальный тест на сотрудничество. Трое собрались на берегу, обсудили все условия и начали новое дело. — Краутфандинг (слово, которое я услышал тогда впервые) или сбор средств на первые восемь книг издательства «Яромир Хладик Пресс» плюс наше «Избранное Избранного» должен был начаться примерно через месяц, в сентябре.

— Как говорится, главное — дождаться (до) исхода...

  Начиная с той первой (августовской) встречи — и далее в течение года Игорь Булатовский дал мне (и Псою) не менее двух десятков обещаний, имевших вполне конкретную, даже вещественную форму. Часть из них носила типично договорный (или гарантийный) характер, а другая часть — была просто «инициативой», честным словом (или «словом чести», если это выражение вообще может быть применимо к этому человеку). Начиная с сентября, едва началось дело, он начал понемногу нарушать свои обещания и, одновременно, продолжал выдвигать или брать на себя следующие, проверить которые было возможно только спустя немалый срок, в следующем году, когда сбор средств будет окончен и состоится, собственно, тот процесс, ради которого всё было затеяно: издание первой за сто лет книги Михаила Савоярова. Таким образом, отношения между мной и Булатовским носили ярко выраженный характер кредита (в прямом смысле этого слова). Первые семь месяцев я только вкладывался в историю, тестовые результаты которой можно было ожидать только спустя полгода. До той поры обещания Булатовского можно было проверить только по косвенным данным. Впрочем, и они имели далеко не блестящий вид. Впервые мне пришлось предупредить Псоя об отрицательных симптомах состояния здоровья «пациента» ещё в октябре.[комм. 3] И всё же, единожды засунув голову в это место, поневоле приходилось дожидаться: сначала января, затем февраля, марта... Чем ближе к типографии, тем больше переговоров: новых конкретных условий, слов, обещаний... — Сократим, — как говорил в таких случаях один мой старый приятель. Всё равно из этой ботвы ничего не вырастет...[9]:501 — Наконец, 7 марта наступил момент и...стены. — И вот, вторая линия. Промозглая погода. Мелкий снег в лицо. Вдали показывается фигура: человек с тремя мусорными пакетами в руках (в таких мешках рабочие обычно выкидывают отбитую штукатурку). И что же в них? Какие могут быть вопросы: конечно же, «Избранное». Отличная метафора. Браво, Игорь Булатовский!..[10] — Проверив содержимое пакетов, я отослал Псою Короленко обещанный отчёт: об окончании истории.

  Да, Павел. Всё-таки, это произошло: я получил от него эти книги. Всё как в басне дедушки-Шумахера. По второй линии В.О. пришёл человек, мелкий снег, мелким бесом, в руках у него были (я не шучу) ТРИ МУСОРНЫХ ПАКЕТА (обычные такие, для строительного мусора) серо-зелёного цвета. И в них — книги. Мои книги. Да. Это у него называется «цифровая типография». Или, как говорил сам г-н Бу-бу, «я буду стараться издать книгу с максимальным изяществом». Якобы «на объёмной (небелой) финской бумаге».
  Пожалуй, здесь очень уместна дивная эпиграмма Николая Новикóва: «обоих царствий пример отличный, где низ гранитный, а верх кирпичный». Снаружи книга моя. Выглядит дорого. Все переплётные материалы, крышка, корешок, эскиз. Хотя типография и их умудрилась ИСПОРТИТЬ. Причём, я трижды предупредил Бу., чтобы он не связывался с ними. Сказал прямым текстом: «это будет брак». Показал пальцем: в чём будет брак. Нет, он настаивал работать с ними. — Почему? — Проще пареной репы. Потому что «они сделали хорошую скидку». Ему (сделали), не мне. Тогда я взял с него слово: «он отвечает за все накладки». За возможный брак. Он гарантировал мне. И вот, брак сделан. Представьте себе этот фронтиспис книги, изданной «с максимальным изяществом».[комм. 4] Савояровское лицо. Крупный план, как на газетной бумаге. Не фотография — рентген. Череп с чёрными провалами вместо глаз. Мумия. Тёмные полосы вдоль всего изображения. Ну... и так далее. Да. В общем, Булатовский издал книгу в точности как пел Савояров: «по-дешёвке, по-дешёвке». Прямо скажу: я ведь заставил себя терпеть ЕГО, полгода. Для меня это очень тяжкая схима. Ну..., теперь слава богу всё.[11]
Юр.Ханон,  из письма Псою Короленко,  (2019)

  Далее последовало очередное обещание Бу-булатовского: переделать брак. Допечатать испорченный по-дешёвке тираж (и всего-то жалкие 47 экземпляров, ridendo dicere severum, всерьёз даже и говорить-то смешно).[комм. 5] Для начала он посулил в качестве срока — чудный месяц май. Затем пропал в тени платанов.[12] Не отвечал на письма. Затем, когда удалось заставить его ответить..., — новой серией болтологии пообещал допечатать испорченные книги в июле. И снова пропал без остатка. — Май. Июль. Сентябрь. Всякое дело должно иметь точку. Ну..., хотя бы одну. К сожалению, знаками препинания в этой истории пришлось заниматься исключительно мне. В (не)гордом одиночестве.

...всякое дело должно (бы) иметь своё завершение...
последний Внук Короля [13]
— Хотя и это было явным подарком..., сверх’ уговора...[комм. 6]

  За три дня до получения изуродованного тиража с очевидным браком я недвусмысленно предупредил Псоя, что «эксперимент по изданию савояровского архива окончен» с полной неудачей. Остаются два завершающих этапа: Первая книга и личный Архив. И снова «тишина была ему ответом».[14] В течение месяца от Псоя не последовало ни действий, ни вразумительных слов. — В конце марта, прозрачно понимая, что больше от Булатовского ожидать нечего, кроме очередных гадостей: это патологический лжец и скупердяй, — я сжёг и стёр главный савояровский двух’томник: «Внук Короля», послуживший первоисточником «избранного». Разумеется, не’малую лепту спиритуса в тусклый огонёк костра нерукотворного подлил и благоверный Псой, окончательно перешедший в состояние невмешательства. Не стану возвращаться к причинам и подробностям мартовской кремации, их предыстория достаточно изложена на страницах «Избранного из Бранного»,[3]:81-82 а история — здесь неподалёку, буквально за соседним углом. Скажу только о главном..., о том, что осталось в сухом остатке.

— Под слоем пепла, сажи и прочих поэтических отходов...

  Несомненно, эта книга навсегда останется Высшим достижением, когда-либо вышедшим из-под «Хладик-пресса», этого трупного издательства, названного в честь несуществующего мертвеца и организованного исключительно ради малой нужды его издателя. И нет особой нужды в том, что в 2019 году подошёл формальный срок уничтожения архива, назначенный его автором ста годами ранее. В конце концов, мы, два внука королей, вполне сумели бы договориться между собой, если бы внешняя ситуация за прошедший век хотя бы немного изменилась. Между тем, ситуация продолжала развиваться в прежнем направлении: пациенту становилось всё хуже и хуже. Дыхание стало нитевидным, пульс не прощупывался, повсюду образовались пролежни и плотные финансовые спайки. Переделка тиража, обещанная на май, последовала той же дорóгой Макара Телятникова, куда и все прочие «инициативы» Булатовского. Спустя ещё два месяца, в конце мая вслед за савояровским двухтомником отправился и его поэтический архив, — в полном согласии с (по)личным распоряжением автора.

— И благодаря неказистому участию «издателей»...

  Пожалуй, я не удержусь привести небольшую цитату из письма Псоя, присланного мне вскоре после исторического акта получения типо...графского брака в элитных мусорных пакетах. Несомненный предмет нашей с дядей-Мишей гордости, эти шикарные слова, сказанные в марте 2019 года, стали чем-то вроде контрибуции, утешительного приза или большой звезды на погоны. Говорю об этом без малейшей иронии. И автору этих слов, отвесив нижайший поклон вещной благодарности, сказал прямо: что я распечатаю это его письмо в виде громадного плакатом и повешу на стену. А может быть, даже на небо. И вот оно, уже здесь... После всего...

  Пытаюсь осмыслить происходящее, некоторое время ещё по другим делам буду вне интернета. Но пока что остаюсь с растерянно-уныло-оптимистической рожей, ибо упрямо отказываюсь верить и принять, что дело, в котором участвовал не кто иной как лично я, может закончиться так обидно, до непристойности грустно и глупо. Такого не бывало, и я всерьёз надеюсь, что такого не будет. Всячески постараюсь, по своему обыкновению, не дать силам абсурда и энтропии лишить меня ещё и этой девственности, а труд Ваш и Савоярова — их достойной судьбы...[15]
Псой Короленко,  из письма Юр.Савоярову,  (2019)
— Засим и остаюсь на прежнем месте со своей нетленной благодарностью...

  Пожалуй, пора кончать. Лимит терпения исчерпан (и без того сюжет слишком затянулся), — не для того я затеял эту историю с попыткой издания первой савояровской книги..., и бесполдным намерением «заштопать старую дырку на деревянном пальто Серебряного века». Полгода..., и ещё полгода утончённого глумления — за такой царский подарок. Ну, значит, пора проститься, братья-современники (поэта), — спасибо за тёплый приём. Настало время вытаскивать сеть и глушить рыбу. — Примерно такие неказистые мысли руководили всеми моими действиями после июля 2019 года,[комм. 7] когда Псой окончательно отошёл от истории с неудачной попыткой возвращения Савоярова. Нисколько не надеясь на то, что Булатовский исполнит хотя бы одно из своих прежних обязательств (не говоря уже о будущих), я окончательно перешёл в полу...детский режим ветхозаветных воспоминаний: «зло должно быть наказуемо». — Зуб за зуб? Нога за ногу? Само собой, прямое соответствие было невозможно. А потому..., хотя бы в отдалённой мере приближения. Сколько хватит зрения, зазрения... По крайней мере, господин Изд(ев)атель должен был получить на зад чёрное зеркало: свой нерукотворный образ — со всей возможной «прекрасной прямотой».[6] Но только — ни единого слова о мечтающем гамадриле!..[16] И это состоялось. — Что я могу сказать напоследок?.. — Только сожаление. Сожаление о том, что (почти) тридцать лет спустя..., с той поры как я закрыл за собой дверь и перешёл в режим «бесчеловечной работы» в обществе самого себя, — мне пришлось нарушить святую герметичность — ради нашей с Савояровым правды. И что мы встретили, попытавшись вернуться в мир? Всё то же первобытное человеческое дерьмо, липкое и пахучее. То же самое, что сто, тысячу и сто тысяч лет на зад. На их зад. Общий...

— Как всегда, воднослово... Без остатка...
  Наконец, примите мою сердечную благодарность, Игорь Бу...[комм. 8]
  Вы – наше ярчайшее открытие за последние 20 лет. Спустя (рукава).
 За мелкую сумму всего в три тысячи рублей (= тридцать сребреников по курсу центробанка),
 Вы украсили новым рекордом не только мою биографию, но и посмертную славу Савоярова,
 а также краткую историю изд(ев)ательства над первой савояровской книгой за СТО лет.
Подумать только, пи-питерский по-поэт, любитель музыки, основатель «изд(ев)ательства» Хладик пресс...
Для начала обещал сделать доп.тираж и трижды обманул. Разницу положил в карман (чик). Как сдачу.
Затем обещал издать «изящно», а издал «по-дешёвке, по-дешёвке», точно из припева Савоярова.
Испортил книгу. Сделал полиграфический брак. Не извинился. Но обещал переделать.
Гарантировал своим словом чести. И опять обманул. Пожмотился.
Наконец, совсем измельчал, господин хороший: присвоил себе
три экземпляра книги и переплётный материал, дважды пообещал отдать за них
три тысячи рублей, практически, карманную сумму, причём, назначил эту ничтожную
цену сам, и тоже сам дважды назвал срок, когда отдаст, господин соврамши,
затем дважды не выполнил собственное обещание и «сбежал с капиталом» в Панаму,
не отвечает на письма и молчит как шура балаганов. Дивная картинка, ничего не скажешь.
  Даже на гражданина Бендера эти поступки не тянут, только на вора-карманника.
  Стибрил три рубля и ещё полтора метра переплётного материала впридачу.
  Как мешочник, прихватил всё, что попало ему в руки по дороге на Пискарёвку, к матери Родине.
  Разумеется, эта история слишком красива, чтобы оставить её при себе.
  Не слишком ли «изящно» выглядит нынче Ваше прекрасное досье,
  мсье мелкий лавочник из Хладно-Ярославного Изд(ев)ательства.[17]
Юр.Ханон,  из письма Иг.Булатовскому,  (2019)






A p p e n d i x


Слово и Дело

У рвоты и поноса есть пределы, 
и вот они. Да вот они, родимый.
[18]
[комм. 9]( Татьяна Щербина )

...Михаил Савояров, одна из последних фотографий бывшего короля эксцентрики (такой у неё был вид ДО издания)...
Внук Короля (1933) [19]

Н
е стану напрастно отпиратися, ибо многогрешен Аз, и паче иных имею нужду в усовещении Его и милосердии, особенно в сие настоящее время,[20] ради скарейшаго возвращения в лоно людей нормы, принимающих всё происходящее в сообществе промежду собою за положение вещей или чистую монету. Сознаюсь в который раз: с самого детства мнилося мне, что слова даны человеку ради удобства сугубого и простоты в обращении между собой, ибо нет иного более прямого способа договориться, чем при посредстве слова. И до сих пор, верно, детство моё не кончилось, ибо верую в то же самое с неослабною силою. Нет на свете ничего точнее, чем внутреннее соответствие и сила воли.

Пообещал — и сделал.
Сказал — да исполнил.
Дал слово — и сдержал делом.

  Но..., тысячу извинений, не вламываюсь ли я в открытую дверь со своими банальными словами о словах? — казалось бы, чего проще?.. Не для того ли со времён дара речи (а затем и письма) существует между ними уговор? Обычное как хлеб дело: обсудить наперёд всё условия, намерения, сложности и возможности, чтобы затем просто ударить по рукам. Или, если мало простого честного слова, дать слово чести. А если и того мало, изобрели они друг для друга ещё бумажные..., нет, железобетонные договоры, контракты, пакты, соглашения, меморандумы о намерениях... Но нет, всего оказывалось недостаточным. Ибо со времён праотца своего, обманывали и кидали они друг друга на чём свет стоит. И тогда ещё..., поверх всего... появились нотариусы, приставы, дознаватели, следователи, судьи, адвокаты, полиция, тюрьмы, палачи и прочие кучи & тучи паразитов над паразитами... А всё потому только, что сами они..., каждый из них, давая слово чести (или просто честное слово), не в состоянии были последить за собой сам. На своём собственном месте. Без понукателя и надсмотрщика. Без плётки и бамбуковой палки. Всего лишь проявить волю. Исполнить должное... А впрочем, оставим пустые разговоры, — как говорил один мой приятель, старый приятель, — всё равно из них ничего не выбьешь.[21]:6 Горбатый и могилу исправит... Как их слова ни складывай, как ни переставляй местами, а всё каждый раз — снова и снова — слагаются они в одну и ту же — маленькую & выразительную фигу...[22]:53

Одна на всех.
Они её сделали, все вместе.
И они её получили, раз и навсегда.

  Словно печать, клеймо а лбу, (или собственная задница), следует она теперь за ними по пятам, чтобы в один прекрасный момент перегнать..., забежать вперёд, — и оказаться ровно как — перед носом. Прямо перед глазами. Во весь свой шикарный рост. И разумеется, не ради этих прописных истин затеял я свой разговор. Но только ради маленькой заметки (в записной книжке записного гения), — чтобы лишний раз напомнить, чтó они потеряли раз и навсегда, «благодаря» своему детскому упрямству, мелочности и жадности. Одним словом: не’обязательное зло, среди которого живут они, как в собственном навозе. По колено. По пояс. А то и по горло. Иной раз удивительно бывает наблюдать (со стороны) их умилительное броуновское движение в поисках наживы... или наживки. Ничем не отличаясь от муравьёв или мелких грызунов, пожизненно занятые противодействием друг другу. Тленом и суетой дня, месяца, года..., по кирпичику складывая из них соломенный сарай своей жизни. — Что за дивная радость победы: получив здесь и сейчас ломаный грош, жалкий чистоган, трухлявую выгоду, но зато в целом потеряв Всё. Начиная от самих себя, родимых и кончая — биологическим видом, человечеством, цивилизацией.[23]:602 — Нет, конечно, ни единым помыслом я не пытаюсь повернуть вспять их дышло, повёрнутое в ту степь со времён Адама (не считая Смита). Но всего лишь..., поставить маленький акцент. Ударение в том главном слове, начертанном золотыми буквами то ли у них на нёбе, то ли на небе... Слове, которое они, как ни корчились, но так и не смогли прочитать за сто тысяч лет нахождения прямохождения. По одной лишь причине: глаза их вечно сдвинуты ко рту и косят в другую сторону. А потому..., кажется, только редкий Инвалид, отщепенец или (даже) изгой способен проявить волю, свести воедино Слово и Дело своё, не обращая внимание на десятки чёртиков,[24] то и дело выпрыгивающих из маленькой костяной табакерки (из-под собственных волос). Или из-под лысины, на худой конец... — И в самом деле, мне стыдно... за свои предположения..., более чем нелепые..., и даже гнусные..., — чтó ещё я мог противопоставить им всем..., в этой жизни?... (не имея ни армии, ни полиции, ни государства). Всего лишь: не поступать как они. Продолжать в прежнем духе. Вертеть ручку шарманки в обратную сторону...

Знать силу слова.
Соединяя его с делом.
В одну целую картину жизни.

  Только и всего...[25] Казалось бы, что может быть проще, даже примитивнее? — «давши слово держись»...[комм. 10] Признаюсь, поистине мистическое недоумение всякий раз вызывала у меня непостижимая смелость каждого из этих... лгунов. Которым хватало силы воли (что за неуместное слово!), хватало элементарной решимости пообещать (на голубом глазу), дать слово, а затем — не сморгнув, объехать на кривой козе. — Титаны! Колоссы! Самоубийцы. Нет, никогда не решился бы я на подобную смелость. Да ведь и не решился... Но только регулярно наблюдал за полвека своей жизни. Сидя на своём месте... Сначала в кустах. Затем в амфитеатре, в ложах партера, на ярусе... А позже — на галёрке. Чтобы не так сильно пахло..., после всего. Вот, собственно, и всё (вкратце), что означают два этих слова, не слишком ловко поставленные вместо заголовка. Разумеется, без последнего, обычно — завершающего неприглядную картину их пожизненной суеты.[комм. 11] А потому, несколько понизив голос ради завершения, просто напомню: речь на этой странице идёт всего лишь о книге. — Одной книге, которая была затоптана, благодаря мелочному неучастию некоего посредника. И другой книге, которая исчезла, благодаря ему же. Только оттого, что он..., подобно любому человеческому материалу...

Не знал силу слова.
И не соединял его с делом.
В одну целую картину жизни.
...Жизни, которой не было...
  ...Взгляните на этих, с позволения сказать, «издателей», лишённых остатков человеческого достоинства и даже намёков на стыд; взгляните на одутловатые витрины, в которые они помещают доверенные им чистейшие создания, аккуратно украшая их своей фирменной грязью. Возьмите некоторые каталоги самых изысканных современных произведений, и вы сразу увидите, что заставляют их претерпевать этот коммерческий скот.
  Фу-фу-фу-у! Стыд их должен был бы замучить до полусмерти. Но – как бы не так!
      – Коммерция! – скажете вы?
      – Деловая жилка! – повторите вы?
  Уф-ф-ф-ф! Всё это более чем чревато для человека моего возраста & телосложения, и я буквально задыхаюсь от этого гнусного потребительства и гнилостной меркантильности...[6]:436
Эрик Сати,  из статьи «Простенький вопрос»  (1920)




...Всё мало, мало, мало,    
Ещё, ещё давай!..
[26]:29     
( Михаил Савояров )

...савояровскую книгу я постараюсь издать с максимальным изяществом, на небелой объёмной финской бумаге и хорошим качеством полиграфии, — не так, конечно, как в Вашем экземпляре, но тоже красиво...
если у вас такие сливки...[27]

1.
Слово : «...к началу сентября я объявлю сбор средств (краутфандинг) на первые 8 книг издательства Хладика + одну Вашу, савояровскую...»  — Игорь Булатовский, 7 агста 2018, таверна «Мама Рома».
   Дело : ...в начале сентября, открыв сайт Планета.ру на страничке с говорящим названием «8 первых книг Издательства Яромира Хладика», я без удовольствия прочёл, что объявлен сбор средств только на «8 первых книг Издательства Яромира Хладика». Что же касается первого савояровского «из бранного», то оно была выставлено только в качестве «вознаграждения» (читай: товара, при помощи которого собираются средства на 8 первых книг Издательства Яромира Хладика).[28] В конце текста от Бултовского имелось ещё одно подтверждение: «сумму, которую вы соберете для нас, мы потратим на печать наших первых восьми книг (тираж каждой 500 экземпляров), а также на гонорары переводчиков, авторов, корректора и верстальщика».[комм. 12] Про Савоярова опять — ни слова.[комм. 13] Ну что ж, неплохо для начала...

2.
Слово : «...в случае успешного окончания краутфандинга, часть денег, собранных на 8 первых книг Хладика, я пущу на издание Савоярова...» [комм. 14] — Игорь Булатовский, 7 агста 2018, таверна «Мама Рома».
   Дело : контраст был (по)разителен: чуть меньше, чем «белое» и «чёрное».[комм. 15] К концу февраля как-то плавно выяснилось, что Булатовский уже не готов потратить на издание книги Савоярова ни копейки больше, чем было собрано на неё саму (включая средства, вырученные от продажи двух моих книг: «Воспоминания задним числом» и «Скрябин как лицо»). А если говорить ещё точнее (пять пишем, два в уме), то готов потратить только меньше (чем было собрано).[комм. 16] Разумеется, ни о каких «дополнительных средствах», «собранных на 8 первых книг Хладика» Булатовский даже и не заикался, добрый человек. Когда же я задал ему скромный вопрос (быть может, краутфандинг закончился недостаточно успешно?), финансовый поэт очевидным образом оскорбился и начал всё чаще жаловаться на недостаток денег.[комм. 17] Прозаический итог начальной поэзии: на производство книги было затрачено немногим больше половины полученных издателем средств.

2.
Слово : «...конечно, такую вещь нужно опубликовать. Если у нас получится с краутфандингом, я обязательно издам книгу Савоярова».  — Игорь Булатовский, 7 агста 2018, таверна «Мама Рома».
   Дело : а здесь — и того проще. Без лишних слов: «первая книга Савоярова» как не была «издана» 7 августа 2018 года, так она не издана и до сих пор. Должно быть, вы спросите: как же так? Ведь в трёх предыдущих пунктах уже шла речь о каком-то «тираже»?.., — пускай с браком, пускай в мусорных мешках, но всё же «изданном». Ответ по-хамски прост. В сентябре 2018 года Игорь Булатовский объявил сбор средств на «8 первых книг Издательства Яромира Хладика». Их он и «издал», говоря оффициальным языком, под маркой своего издательства и со всеми необходимыми формальностями. Что же касается «первой книги Савоярова», то она как была 7 августа самиздатом, так и осталась. На этой книге нет ни одного опознавательного знака, который позволил бы установить, что она «издана».[комм. 18] Итак: снова по-дешёвке. Поэт Булатовский сэкономил не только на налогах и документах, но даже на номере «isbn» и «обязательных» экземплярах. И... как настоящий джетльмен: всё молча, всё тихо. Мы с Псоем узнали об этом только — открыв книгу.

...савояровскую книгу я постараюсь издать с максимальным изяществом, на небелой объёмной финской бумаге и хорошим качеством полиграфии, — не так, конечно, как в Вашем экземпляре, но тоже красиво...
максимальное изящество...[29]

3.

Слово : «...такую книгу нельзя сделать плохо, я буду стараться издать её с максимальным изяществом, в хорошей полиграфии, на объёмной (небелой) финской бумаге».  — Игорь Булатовский, 7 агста 2018, таверна «Мама Рома».
   Дело : и здесь контраст оказался не меньше. Книги, принесённые 7 марта в трёх мусорных пакетах, говорили сами за себя. Пожалуй, только снаружи, благодаря переплётным материалам на корешок и крышку вид был вполне узнаваемый (в моём обычном качестве: составной переплёт, тканевый корешок, нестандартное тиснение).[комм. 19] Бумага внутри оказалась «очень даже белой», без малейшего намёка на «качество», не говоря уже о «породе», — полиграфия самая дешёвая, чёрно-белая, опустившая все фотографии до газетного уровня, да ещё и с множественным браком, особенно ужасен был фронтиспис. Впервые опубликованный савояровский портрет 1933 года превратился — в мумию с провалами глазниц, следами трупного полураспада и чёрными продольными полосами.[комм. 20] «Максимально изящное издание» в редакции Булатовского превратилось в типичный случай «по-дешёвке».[30]:19

3.

Слово : «...ох, не хотел бы я когда-нибудь попасть в этот Ваш список сволочей».  — Игорь Булатовский, 7 агста 2018, таверна «Мама Рома».
   Дело : какие проблемы?.., — сказал я ему в ответ. Нет ничего проще: не хотите, не попадайте. Я первый на свете заинтересован, чтобы этот список больше не увеличивался и, тем более, чтобы Вы в него не попали. Этим человеческим скотом я и так сыт по горло. — Грешным делом, за столом речь шла о разных издательствах, с которыми работал или имел дело Булатовский. Он приводил разные примеры, а я время от времени вставлял жёсткое словцо, в качестве рас...слабляющего акцента. Потому что все (без исключения) упомянутые им конторы книгопродавцев в разное время отметились разной степени свинством — в отношении моих книг: неизданных или каким-то чудом опубликованных (последних абсолютное меньшинство), вопреки всему и всем. Может быть, Булатовский имел в виду также и мой «список должников», с какой-то непостижимой наглостью опубликованный в 2013 году, — когда из моих часов, наконец, высыпался последний песок терпения. — Мне отлично известно, что у людей нормы так не принято. Конвенциональные или, тем более, клановые отношения не предполагают подобного разворота.[31] Равно как и написанное здесь, на этой странице: почти нонсенс за пределами добра и зла. И тем не менее, я так поступал всегда: заранее зная, что пожизненно нахожусь за границами их «сволочной конвенции». А потому мне показалось удивительно точным и верным высказанное Булатовским при первой встрече желание..., вернее говоря, нежелание «стать сволочью». — Что может быть проще? Веди себя прилично. Обещай, что можешь исполнить. Исполняй, что обещал. Но при всех случаях не теряй диалога. — Увы, с первого же месяца Булатовский принялся делать всё, чтобы попасть в список. Пожалуй, это единственное, что ему удалось с блеском. Сегодня уже понятно: он его украсил. Мало кому удалось нагадить столь жирно и обильно... Хотя не скрою: бывали образцы и покруче.

  ...Давайте, постараемся быть хотя бы немного терпимее к человеку,
 не следовало бы забывать, в какую примитивную эпоху он был сотворён...[9]:16

4.

Слово : «...я не думаю, что они сделают брак. Но если они его сделают, Юрий, да, я беру риск на себя»...  — Игорь Булатовский, 11 февраля 2019, Сан-Перебург, Пискарёвка.
   Дело : разумеется, и здесь «братишка не подвёл»: его дело разошлось со словом противоположными курсами. Два слова в пояснение... Речь шла о типографии, «выбранной» Булатовским для печати книги (по-дешёвке, как мы уже установили Выше). Нескольких косвенных данных мне оказалось достаточно, чтобы с максимальной определённостью предупредить господина-издателя: с этой конторой продолжать работать не следует. При том, нигде я не переходил пределов своей компетенции: по уговору всеми издательскими делами занимался И.Б. Привожу точную цитату из своего письма: «Ведь я не просто так слова говорил, Игорь. Когда работа ещё не началась, а прокóлов они сделали уже больше двух. На своём месте я НЕ СТАЛ бы работать с ними. Если Вы как издатель берёте этот риск (& решение) на себя, тогда я не могу возражать. Но и только». — Дважды Булатовский ничего не отвечал. Дважды я повторил свой вопрос. Наконец, он сказал: «Юрий, да, я беру риск на себя».[32] — Дальше сюжет известен как пять пальцев. Брак был сделан (и не один). В письме от 10 марта Булатовский подтвердил свою готовность переделать тираж. А затем — уклонился, тянул резину и, наконец, отказался. — Браво, Булатовский.

...фрагмент фронтисписа с типографским браком..., прошу прощения, не браком. (Слишком тёмная фотография не брак. Это досадно, но это не брак, с технологической точки зрения. Поэтому переделывать я ничего не буду)...
фрагмент изящества [29]

6.
Слово : «...оправдываться, разумеется, бессмысленно. Я готов вернуть Вам 27 тысяч. Или перепечатать 47 экз. за какое-то время в другом месте».  — Игорь Булатовский, письмо от 10 марта 2019, Пискарёвка..
   Дело : этим письмом И. Булатовский буквально подтвердил взятое на себя месяцем ранее обязательство, в случае чего «брать на себя риск за брак». Пожалуй, единственное слово, которое здесь подлежало уточнению: «за какое-то время». Никоим образом я не давил на его решение: он был волен назвать любую дату (буквально с потолка). Первый срок «перепечатки» был назначен им легко и без промедления: май 2019. В конце апреля, после моего напоминания Булатовский (сызнова ничего не объяснив и не извинившись) сообщил о том, что обещанная перепечатка отодвигается ещё на пару месяцев: «Допечатывать планирую в июле. В допечатке постараюсь сделать нормальные фотографии, без брака».[33] Разумеется, июль прошёл своим чередом куда-то мимо, — всё в той же звенящей тишине. Затем Булатовский традиционно засунул голову в песок и перестал отвечать на письма. Всё-таки вытащенный из почвенного субстрата, начал юлить и разными способами пытаться отделаться от «неприятных» вопросов. Наконец, вынужденный к прямому разговору, попросту отказался от своих слов (задним числом): «Слишком темная фотография не брак. Это досадно, но это не брак, с технологической точки зрения. Поэтому переделывать я ничего не буду».[34] Перед такой наглостью..., можно только восхищённо снять шляпу (которой не было). Что за дивная выходка: браво, гадкий мальчик! «Переделать нельзя оставить». — Как торжествующий итог марлезонского балета: обещанные «27 тысяч» не вернул (опять по-дешёвке). Обещанные «47 экзепляров» не переделал.[комм. 21] Очевидным образом, история с «максимально изящным изданием» савояровской книги закончилась в форме базарной бездарности.[комм. 22]

8.
Слово : «...Юрий, давайте я куплю у Вас три книги по 500. Если Вы «никогда ничего не продаёте», давайте, я <за Вас> возьму на себя функции этого органа»...  — Игорь Булатовский, 28 апреля 2019, Сан-Перебург, Пискарёвка.
   Дело : об этом шедевре даже и не знаешь, как сказать. Пожалуй, проще всего так: не прошло и полугода, как мы доскреблись до мышей... Без малейшего преувеличения: у меня перехватило дыхание от восторга, читая, что издатель (несомненно, наследник Суворина) с полной серьёзностью «готов» с барского плеча заплатить автору (страшно сказать!) по цельных 500 рублей за книгу. Причём, за ту же самую книгу, за которую он сам два месяца назад взял с него по 1000 (не считая переплётных материалов элитного качества). Такого шедевра великодушия и чистоты я в своей жизни ещё не видывал. Не иначе, «рассеянность гения». Или простейшая «проговорочка».[комм. 23] Разумеется, я напомнил ему об этом курьёзе (в деликатной форме). Ну, тогда он предложил по тысяче, добрый малый. Само собой, я отказался. Отдал даром, как всё. Всегда даром цветёт арум...[35]:175 Напоследок напомнив ему, что книг и без того в обрез, каждая на вес золота, и эти три я отдаю ему только в расчёте на дважды обещанную им (майскую) июльскую допечатку. Пожалуй, здесь можно остановиться, чтобы взять дыхание и выпить воды. Дальше будет только круче...

    ...В жизни нередко случаются такие минуты,
  когда отсутствие людоедов ощущается особенно болезненно.[9]:17

8.
Слово : «...Я готов вернуть деньги за эти экземпляры, оставлю их в ближайшее время в магазине и сообщу Вам. 3000 рублей»...  — Игорь Булатовский, 22 июля 2019, Сан-Перебург, Пискарёвка.
   Дело : июль почти прошёл. О допечатке не было даже и помину. Как всегда, Булатовский перестал отвечать на письма, — в своих лучших традициях. Наконец, в качестве «конструктивного» повода для разговора я выставил почти нелепое требование (ради психологического теста) «или выполнить уговор, или вернуть деньги за полученные экземпляры».[36] Всего три штуки. Всего три тысячи. На фоне всего остального. Почти идеальная эксцентрика савояровском духе). Неожиданно последовал ответ: Булатовский обещал вернуть «в ближайшее время». Прошла неделя гробовой тишины (как в приёмном покое). Обещанного «сообщения» не последовало, разумеется. Ради чистоты эксперимента я закинул вторую удочку: «Игорь, что за глупые шутки? Не умнее Зощенко. Пожалуй, ввиду Ваших трудностей могу предложить Вам рассрочку. Оплату частями. По сто рублей в месяц, например. Also»... — Вместо ответа Булатовский пообещал снова: «это будет в конце следующей недели. Я дам знать».[37] Далёкий взрыв в темноте..., и снова тишина. Кажется, мой дурацкий тест сработал как противопехотная мина. Не в силах поверить в поистине сюрреальную чистоту сюжета, ещё несколько раз я подёргал за ниточку. Ну казалось бы, если нет этих жалких трёх тысяч, хотя бы напиши. Извинись. Выдави из себя пару слов в рамках правил приличия. Но нет. Видимо, поэзия всякий раз вставала поперёк горла.[комм. 24] И не давала сглотнуть.

...мне совершенно не важно, вы или не вы это сделали. важно, что вы имеете к этому отношение. возвращать их я буду вам. дел я никаких с вами или кем-то еще с вашей стороны иметь не буду. это, разумеется, средство давления. поступление денег на мой счет без моего запроса меня ни к чему обязать не может. а вернуть их вам или кому-то еще я могу без препятствий (цитата из другого письма)...
до мышей... доскреблись [38]

9.
Слово : «...Выведите, пожалуйста, из проекта внесенные вами 105 000. Мне эти деньги не нужны. Смысла их там оставлять нет никакого. Они будут возвращены Юрию Ханону. За вычетом налогов и процента Планеты»...  — Игорь Булатовский, 15 сентября 2019, Сан-Перебург, Пискарёвка.
   Дело : разумеется, никаких 105 тысяч рублей Булатовский мне тоже не отдал (до сих пор). И «47 книг» не допечатал. И «27 тысяч» тоже не отдал. И не отдаст, равно как он не выполнил ни одного из своих прежних обещаний. И даже жалкие 3 тысячи мне удалось выдавить из него (как из раба, по капле) только через кладбищенские 40 дней. Исключительно ради назидания. Чтобы тут же спустить их в канализацию. И всё же я оставляю здесь его безмозглые 105 тысяч... ради торжественного финала симфонии. Эти 105 тысяч, которые я не вносил ни в какой проект. И даже не знал о них, пока не услышал собачий вой. Просьбу «забрать их обратно» Булатовский повторил раз пять, не меньше, одержимый манией преследования. И напрасно я трудился отвечать, что я эти деньги не вносил и они не имеют ко мне отношения... К тому «дню победившей шизофрении» разговаривать с Булатовским было уже не о чем. Включилась машинка для окончательных расчётов. Дальше... только прямая речь.
  — Пожалуй, достаточно, Игорь. Я дал Вам срок более необходимого, чтобы вылить воды себе на макушку, вернуться в исходную точку, пересчитать по пальцам свои проступки и признать вину. Ничего Вы этого не сделали. За прошедший год Вы дали более десятка обещаний чести. Не исполнив ни одного. Перечислять их в очередной раз нет смысла. Главное, что Вы бесчестный человек грошовой цены. Вы дали личные гарантии, что ответите за сделанный брак и уклонились от исполнения обязательства. Вы обещали сделать красивую, изящно изданную книгу. А на деле – как марамой выгадывали копейки на своё потребление, сделали дешёвку и пренебрегли обещанием чести переиздать испорченный Вами тираж. В конце концов, Вы даже не нашли в себе сил элементарно извиниться, но «зато» попытались отказаться от всех прежних обязательств задним числом.[6]:633 После всего этого, не подлец ли Вы? Ответ давно известен, к сожалению. Как говорил Эрик: «это не из тех вещей, которые забываются».[39]
  — Впрочем, довольно. Оставим пустые разговоры,[9] всё равно из этой коряги сока не выжмешь. Раз и навсегда, этот человек ради жалких тридцати сребренников поместил себя в такое место, откуда уже не поднимаются. — Прощай, «трёхкопеечный поэт».[40]

По существу, главный вопрос жизни заключается в том,
      что реально неизвестно — а была ли она вообще?..[9]:72






Ком’ ...ментарии к ничему

...направление на остов острова...
Nota...[41]


  1. Я сожалею, но мне поневоле приходится поставить эту фамилию в качестве одного из авторов..., и даже признать в нём соавтора... И вовсе не потому, что хотел бы разделить с этим человеком гонорар или славу создания этой страницы, несомненно, величайшей в своём роде... Но только из чистой скромности и прямоты, не рискуя шагнуть против правды и, одновременно, против течения (в этой дивной реке, полной прекраснейших нечистот). Для меня дело идёт только о кодексе чести, разумеется. Чужой лавровый лист не должен быть присвоен никем, кроме Создателя. А потому — приходится делиться. Сам я, действуя в одиночестве, никогда не смог бы создать подобную историю. И только любезная и неиссякающая помощь Игоря Булатóвского в течение целого года (с гаком) позволила появиться сюжету, достойному слоновой дозы формалина. Ибо такие сказки (наподобие героя нашего времени), вне всяких сомнений, не должны ни стираться, ни тухнуть, ни как-то иначе портиться. Вот почему
  2. Типичное дежавю (третьего разливу). Потому что именно такой вопрос с откровенным недоумением на лице задал мне прошедшим летом, проходя мимо собора Благовещения Пресвятой Богородицы, благоверный Псой Вашингтонский и Иерусалимский. Зачем это Вам? — спросил он с удивительной простотой, как если бы это было фразой из его песенки «все люди б...и», мало ли на свете непорядочных людей и прочих с...киных сынов? И что, всем сестрам по серьгам?.. — Стыдно сказать, но я ответил ему то же самое, что далее следует здесь (по тексту). Если человек даёт слово чести и не исполняет его, а затем трусливо прячется, изворачивается и врёт за тридцать грошей, — это оскорбление, дорогой Псой. Как наследственный аристократ, я не могу вызвать этого слизняка на дуэль. Но и оставить без последствий столь низкую подлость тоже не имею права. Как ребёнок, я до сих пор верю, что зло должно быть наказуемо. А потому, припомнив слова бедного Фридриха (из его ecce homo), я могу только повторить, растерянно и грустно: Écrelinf!
  3. Пожалуй, самым ярким из Псоя этих времён стала тургеневская цитата, которую он применил к поведению Булатовского: «...ну да, удивительно, честно говоря. Хочется спросить, вслед за классиком: «Если это сливки, то каково же молоко?..» Впрочем, каково оно, мы тоже знаем...» — Ничуть не избалованный ни одной из форм солидарности, я совершенно удовлетворился его частным определением. До сих пор (безо всякого удовольствия) вспоминаю тонкое послевкусие этих сливок, удивительно напоминающих нечто идеально-собачье.
  4. Фотографию фронтисписа я приложил к письму, чтобы Псой смог воочию налюбоваться на всю неземную прелесть книги, изданной «с максимальным изяществом» (обещание это Булатовский давал неоднократно, в письменной и устной форме, начиная с 7 августа 2018 года, причём совершенно добровольно, безо всяких понуждений или вопросов). Признаться, давненько я не видел столь изящно испоганенных фотографий (особенно, если учесть, что именно издательству Хладик Пресс выпала честь опубликовать её впервые)... Равным образом, понятием об изяществе в версии Булатовского можно полюбоваться и здесь, немного выше (или ниже), глядя по тому месту, где вы находитесь, мадам...
  5. «47 экземпляров» — это ещё один (вне)литературный шедевр от херра Булатовского. Он сам назвал эту цифру в своём письме от 10 марта 2019 года. Привожу дословную цитату из письма поэта (автограф, XIX век, раритет): «Юрий, я всё понимаю. Оправдываться, разумеется, бессмысленно. Я готов вернуть Вам 27 тысяч. Или перепечатать 47 экз...» — До сих пор я могу объяснить написанные в воздухе цифры только причастностью их автора к высокой поэзии: 27, 47..., взятые то ли с потолка, то ли с нижнего свода черепа того, кто их сотровил. Несомненно одно: это лучшая рифма из всех стихов Игоря Булатовского, не говоря уже об евоной прозе (издательской). — Нужно ли говорить, что и это красивое обещание осталось невыполненным. Ни 27, ни 47, — всё с чувством, с толком, с расстановкой...
  6. И не хотелось бы сказать, да придётся: к сожалению, в данном случае речь идёт уже о Псое. Точнее говоря, о кодексе чести, — если припомнить такую старомодную вещь, почти исчезнувшую из обихода. С одной стороны, между нами был натуральный уговор о разделе сфер общения и контроля, всё как в лучших домах Лондóна. Игорь Булатовский — «пришёл» от Псоя. А потому в течение всего изд(ев)ательского срока для меня он оставался «человеком Псоя», несмотря на их перво’начальное незнакомство (пускай даже через «вторые руки», рекомендованный какой-то поэтической подругой). В любом случае, я не брал себе права вступать в прямое общение «через голову» и всякий раз оставлял Булатовского в исключительной «зоне ответственности» Псоя, тем более, что он всякий раз с готовностью подтверждал свою роль. И только в середине лета, получив окончательный отказ Псоя решить проблемы, сверх всякой меры наваленные этим «типом» (как наверняка сказал бы Эрик), я отставил в сторону «аристократический кодекс», совершенно неуместный при общении с мелким шулером, и взялся за него собственноручно. — Уже не ради книги, конечно. Но только для расстановки последних ударений и прочих знаков препинания. Прекрасная прямота, не так ли?..
  7. Финальная часть этой истории происходила в жанре тусклого клинча. Причём, случившегося исключительно по свойству транзитивности, чтобы восстановить «равновесие сторон». — В самом деле, разве к лицу мне было оставаться по-прежнему терпеливым, конструктивным и надёжным..., после всего вранья и жульничества, к тому же, наглядно и в подробностях ощутив то поистине детское (патологическое) состояние, в которое постепенно уехал мой визави по фамилии Булатовский. Вероятно, он уже не вполне владел собой, продолжая вредничать и выделываться как ребёнок, страдающий гипертензией мозга. Клиническая картинка детской истерики с каждой неделей становилась всё более узнаваемой. Не стану тратиться на подробности. Довольно всего одной детали. — Пожалуй, венцом Творения стало выдающееся по’этическое решение Булатовского окончательно «сократить» все свои обещания, обязательства и долги, вернув мне за всё... — три тысячи рублей, в очередной раз взятые с потолка. Три тысячи... Юнкер Шмидт, честнóе слово: я нимало не шучу. И странно ещё, что не тридцать копеек. Пожалуй, этот поэтической шедевр заслуживал бы отдельной картины Карла Брюллова, в качестве иллюстрации. Сам выставив мне завышенную цену по тысяче рублей за одну книгу и получив деньги сполна, спустя какую-то пару месяцев он сообщил, что готов купить у меня с барского плеча три штуки... по пятьсот рублей. Забывчивость гения?.. Кажется, давно я так не смеялся (благо, в зоопарк не хожу с детства). Не слишком ли Вы мелочны, сударь мой? — Получив моё ответное восхищение, господин издатель поправился: ну ладно, говорит, пускай по тысяче будет. Три книги по тысяче. Очень трудно сосчитать, сколько это будет. Три, две или ни одной?.. Так и получилась эта ко(с)мическая сумма, от которой я не отказался по единственной причине..., уж очень захотелось наглядности. Три тысячи. В конце недели. Это не полгода, и не год. Подождать несколько дней, чтобы полюбоваться, как этот рафинированный поэт не выполнит своё очередное обещание и не сможет отдать даже такую мелочь — на карманные расходы. Само собой, и здесь ружьё на дало осечки. Сам назначив срок «расплаты», он не отдал и пропал. Затем, вытащенный из какой-то очередной щели мироздания, назначил следующий срок — и снова исчез в ближайших кустах. Движимый самыми добрыми побуждениями, я предложил ему «рассрочку». Если отдавать по сто рублей в неделю, сообщил я с большим участием в голосе, можно управиться за полгода. Дурной сюжет площадной драмы с Пьеро и тремя фальшивыми дукатами продолжался ещё полтора месяца, вплоть до той минуты, пока я окончательно не вывел его из себя своими издевательскими комментариями. Кажется, под конец процедура изъятия трёх ассигнаций государственного Банка России напоминала пресловутое «побивание камнями», сценка в точности из «Ошибочных песен» на тексты Второзакония. — Или из пред...последнего дивертисмента под аналогичным названием: «Два Камня». — Эй, как тебе нынче спится, маленький мальчик? Нигде не жмёт?..
  8. Как всегда, действуя в исключительных рамках прекрасной прямоты. Всё напрямую. Без малейших отхождений в сторону, фиг в кармане или гримас за углом. Сегодня, спустя три месяца, я публикую этот текст. Равно как и все предыдущие. Равно как и все последующие. — Между тем, его «герой» (некий Игорь Бу.) получил от меня этот текст прямо в лицо 1 сентября 219 года. Повторяю: прямо в лицо (если оно у него в тот момент было). Кроме того, в тексте этого письма содержится недвусмысленное предупреждение, что я опубликую все его художества. Ну и напоследок: не раз, и не два я предлагал мальчику Игорю, наконец, «вылить себе холодной воды на голову» и попытаться вести себя прилично. Вернуться к вменяемому состоянию. Извиниться. Исполнить хотя бы часть обещанного. «Поверьте, — говорил я в пустоту, — так будет лучше для всех нас». Казалось бы, какая мелочь. Но нет, он не смог сделать ничего. Буквально ничего. Нуль. Zero. Пусто-пусто... — Видимо, это идеал. Но только не «девственности», как в случае благоверного Псоя, а — им...потенции. — Я сожалею, что этот человек своим низким поведением вынудил меня обнародовать эту страницу. Но увы, в данном случае у меня попросту не оставалось другого варианта. Écrasez l’infâme, — как говорил бедный Фридрих... Буквально накануне.


  9. Чтобы не слишком загромождать пространство мысли, я взял в качестве финального эпиграфа только две завершающие строки из стихотворения Татьяны Щербины «О пределах». Вместе с тем, не могу удержаться от встречного реверанса в адрес автора, не иначе: свой увесистый отпечаток здесь оставило про...зрение. — Спасибо же, дорогая (не)знакомая Татьяна!.. Трудно переоценить почти мистическую уместность этой поэзии на булатóвской страничке, избранной из бранного. — И мало того, что начальные строки этого стихотворения почти тридцать лет назад стали эпиграфом к приснопамятному балету «Цикады». И мало того, что сама Татьяна, сама того не ведая, послужила пусковым крючком всей истории вокруг второй савояровской книги. Так ещё и сами строки её рвотной поэзии, словно бы чудной силой импатии списанные с листа последнего времени, — так и ложатся на плоскость всего сюжета с его (со)предельными персонами и таким же исходом. Не удержусь привести более про...странный отрывок из того же сочинения, включающий в себя не две последние строки, а две последние строфы:
    Открой её, Колумб, отверзь скорее,
    вести земную жизнь упрел потомок.
    Куда податься бедному еврею?
    Куда направить этот наш обломок?
    Приятель мой, мутант неотверделый,
    безумный мой собрат неукротимый!
    У рвоты и поноса есть пределы,
    и вот они. Да вот они, родимый.
  10. Не хочу впадать в наивное преподавание азов человеческой природы (курс для детского сада и начальной школы), но, вдоволь налюбовавшись на тотальное неразумие маленьких человечков, я попросту вынужден это сделать. Пускай даже и здесь, находясь на (не)почтительном удалении. Буквально в трёх словах (как для умственно отсталых)... — Мадам, мсье, мадмуазуль (в любом порядке, включая обратный). Посмотрите внимательно. Здесь перед вами находится простейшая формула первобытного договора, прямым путём ведёщая к другому миру. Другой цивилизации. Без органов подавления и «легализованного» насилия. Без полиции, армии и даже, страшно сказать, без государства. — Признаться, мне крайне курьёзно произносить эти детские слова вам в открытый рот. Словно пузыри, всплывшие со дна из внутренностей давно утонувшей утопии, они не могут донести до внутренних органов ничего, кроме своего звука. А потому... Оставим. Опять оставим. — Не пора ли нам, наконец, заткнуться и уснуть, дорогой Чжан... Мне кажется, после всего, это было бы неплохим решением.
  11. Как правило..., впрочем, нет. Прошу прощения, оговорился. — Точнее говоря, не «как правило», а как «закон», на Руси куда больше было известно «Слово и дело государево». Причём, на собственной шкуре в прямом смысле слова. Ничуть не умаляя внутреннюю стоимость означенного выше явления, несомненно, поднимавшего цену слова до его номинального значения (равного жизни или смерти, судя по контексту), тем не менее, из чистой брезгливости, — с порога отвергаю всякие ассоциации своего слова с этим инвизиционным делом, до обидного схожим со всеми прочими их делами. — Наши счёты сделаны совсем из другого материала.


  12. Лишнее подтверждение тому есть и в рекламном интервью Булатовского «Радио Свобода» от 28 ноября 2018 года под говорящим названием «Книги, которых могло не быть» (издательство Яромира Хладика). В нём он подробно говорит обо всех восьми книгах, о себе, о прочих планах издательства..., и — ни слова о Савоярове. Словно бы его и не существует (как, собственно, и было предыдущие сто лет). Дивное благородство, ничего не скажешь. — «Книга, которой не могло быть».
  13. И казалось бы: мелочь, к чему придираться к словам. И я для себя так же решил, для начала: мелочь. И не стал придираться. И благоверный Псой, которому я (спустя месяц) указал на это несоответствие, решил точно так же. Безусловно, мелочь. Любые выводы было делать рано. Но всё же, это было серьёзное указание. Почти пальцем в глаз. Первый звоночек сработал, хотя я его и не ждал так скоро. Заранее было известно, что сбор средств — дело долгое, нудное и ничуть не приятное. Месяца два, три. Затем начнутся всякие переговоры, технические действия, пустая маета, декабрь, новый год, всероссийская пьянка, всеобщая рвота и похмелье, наконец, подготовка к изданию книги (поначалу тираж был обещан Булатовским к концу января). Сразу было понятно, что проверить тривиальную честность этого персонажа быстро не удастся. Сколько пройдёт времени: месяц, два, четыре, почти полгода, пока дело доползёт до артефактов и вещественных доказательств. И вдруг, такой нежданчик!.., скорый результат, практически, необязательный тест на вшивость, пройденный совершенно добровольно и в полном одиночестве. — Сказал одно, сделал другое. Но всё же, как тогда (в сентябре), вернусь в начало: это была мелочь. Конечно же, мелочь. — С того момента я продолжал относиться к Булатовскому с полным доверием, как и раньше. Но и с лёгким удивлением. Обещать одно, сделать другое... Как ни крути, но почему-то он поступил именно так, а не иначе. Почему-то... Или зачем-то?..
  14. Сразу скажу: эта фраза прямо-таки меня удивила. Она делала Булатовскому честь. И не просто честь. Услышав такое при первой же встрече, я почувствовал к этому человеку исключительное доверие: как к самому себе. Без малейшего преувеличения. В точности так, и я снова готов повторить: «как к самому себе». Сказать подобное, да ещё и при первой встрече — почти нонсенс. Пожалуй, только его артистическая внешность и род занятий были тому объяснением. Всё остальное было почти не-ве-ро-ят-но на общем фоне всенародного жлобства и прочего бизнеса. Обычно только я один произносил подобные фразы и затем отрабатывал их «от забора до заката» в гордом одиночестве. Пожалуй, в точности таковы были (бы) мои слова, если бы я (невероятно представить!) находился на месте Булатовского. Только от самого себя и более ни от кого я не ожидал столь благородного шага с обязательством почти роман(т)ическим, благотворительным..., да ещё и взятым на себя совершенно добровольно. Для начала: это была неожиданная и прекрасная прямота. Без малейшего преувеличения. — Теперь оставалось бы только уточнить, что значит фраза «в случае удачного окончания краутфандинга...» — Но это были уже детали, абсолютно мелкие & мелочные на фоне услышанного...
  15. Пожалуй, процесс продвижения к этому результату заслуживает отдельного ком...ментария. Наблюдая за поведением новоиспечённого издавтеля, мне казалось, что я присутствую при каком-то чудовищном этюде... психологическом. Или даже психиатрическом, если угодно. Поначалу попросту не верилось в звериную серьёзность всего происходящего. Казалось: ну, поэт, уязвимая, артистическая натура с тонкой психикой, очень сильно переживает за возможную неудачу своего предприятия (в смысле, начинания). — Собственно, так бы оно и было. В течение всего краутфандинга Булатовский преувеличенно нервничал, и даже когда было собрано больше 100% заявленной суммы, он продолжал дёргать меня за фалду, чтобы я срочно «устроил какие-то концерты» с дополнительным сбором средств. Мне стоило большого труда (десяток писем) объяснить ему всю анекдотичность его прожектов (многократно усугубившихся вследствие его обращения к Илье Иоффу..., пожалуй, лучшего адреса он не мог и придумать, ещё бы с зеркалом поговорил). Затем Булатовский продлил краутфандинг ещё на месяц, чтобы добрать денег (хотя их и без того было больше заявленного). Наконец, 20 декабря маета со сбором средств закончилась. По результату был собран 141% от заявки, что составляло почти 230 тысяч рублей. Если это не «успешное окончание», то что же? — хотелось бы спросить. Однако по мере продвижения рук к деньгам планы издателя претерпели серьёзные изменения...
  16. Булатовский поначалу вообще помалкивал о финансовой части издания, душа-человек. Наконец, когда я задал прямой вопрос, он ответил, что готов затратить на издание савояровской книжки ровно ту сумму, которая на неё была собрана (минус 10%, оставшихся на планете.ру). Впрочем, и это была очередная неправда. Уже после окончания краутфандинга, в процессе производства книги я со своей стороны добавил в общую копилку более трети суммы плюс дорогие переплётные материалы на обложку (фактически, лучшее, что есть в книге на сегодняшний день). Увидев подобную готовность со стороны автора, господин издатель со своей строны выставил очевидно завышенную себестоимость производства и с удивительным благородством положил разницу себе в карман. Поначалу я не придал этому особого значения, не зная в точности, каково будет качество издания. Если бы Булатовский издавал действительно «изящную книгу на объёмной финской бумаге и хорошим качеством полиграфии», вероятно, выставленная цена имела бы под собой основания. Конечно, я и сегодня не владею точными цифрами, поскольку все переговоры с типографией вёл Булатовский. Собственно, меня и не интересовали числа, проценты или суммы, но только отношение и приоритеты моего визави. А вот оно..., увы, оставляло желать лучшего. И чем дальше, тем больше. С началом реальной темы издания книги я почувствовал внятный аромат крысятничества, исходящий с той стороны, а во время последних переговоров с трудом справлялся с приступами сопредельной брезгливости. Теперь, спустя почти год после той отвратной игры в «бедного еврея», могу сказать наверное: от трети до половины полученных средств меценат Булатовский положил себе в карман. Разумеется, в абсолютных цифрах это были не очень большие деньги..., но мы ведь хорошо знаем: «в бизнесе нет мелочей». Если бы я издавал книгу сам (как делал это с первыми экземплярами), то на ту же сумму, не докупая переплётных материалов, было бы легко издать вдвое большее число экзепляров. Или, если подойти с другой стороны, то можно было бы сделать такое же количество книг (или немного больше), НО (что самое главное) — в хорошем качестве, на непростой бумаге, с цветной печатью фотографий и, разумеется, без того отвратительного типографского брака, который Булатовский сделал в порыве «экономического восторга» («по дешёвке, по дешёвке», как пел Савояров за сто лет до того), пытаясь выгадать (выжать) для себя максимум из полученных средств.
  17. Жалобы на недостаток денег постепенно стали основным жанром эстрадных выступлений артиста Булатовского. Как следствие, новые обещания передвигались всё дальше и дальше, — в перспективу до Второго Пришествия. Для начала, на место прежнего обещания «пустить на издание Савоярова часть денег, собранных на 8 первых книг Хладика...» было подставлено следующее, ничуть не менее привлекательное. Теперь я мог серьёзно рассчитывать, что «средства собранные уже от фактической продажи 8 первых книг Хладика» будут положены на дополнительное издание савояровского из бранного. И срок для того был назначен новый, совсем не за горами, спустя три месяца: конец весны, май 2019 года. Как говорится, мы не гордые, ради такого случая можно и подождать: был бы человек хороший, а всё остальное приложится. — Вероятность исполнения обещанного к тому моменту я уже оценивал как ничтожную. Тем не менее, продолжал «сохранять лицо» и общаться с Булатовским исключительно корректно, «по тексту». Время для окончательного расчёта ещё не пришло. Кроме того, у меня оставались ещё внутренние обязательства — перед Псоем.
  18. Повторяя сказанное выше, могу только ещё раз покачать головой. Как я говорил Псою: если бы я сам издавал этот тираж (как первые семь кожаных экземпляров), то затраты были бы меньше, качество — выше на порядок (не говоря уже о браке), но главное, мне не пришлось бы портить себе кровь и тратить почти год своей жизни на общение с мелким лавочником. — Предыдущие тридцать лет я как-то обошёлся без этого человеческого материала, заплатив цену — тотальным одиночеством. И вот, повезло: разговелся на славу. В данном случае, я могу только поклониться Псою (без уточнения). Многократно уклонившись, он знает, почему я имею право сегодня так сказать.
  19. Да и то, далеко не всё было так уж хорошо. Поскольку почти все сделанные книги прошли через мои руки, я могу говорить об этом с достаточной определённостью. Во-первых, на четверти книг тиснение на передней обложке было с отчётливым браком (раздавлено). Примерно полтора десятка экземпляров было испорчено переплётным прессом, коричневая ткань корешка в верхней части оказалась порвана или прорезана насквозь, эти книги мне пришлось «лечить». Наконец, грузчики типографии привезли книги на дом Булатовскому в мокрую погоду и вывалили пачки прямо в мокрый снег. Тонкая упаковка быстро размокла и прорвалась, около десятка книг оказалась с покоробленным от влаги блоком и выгнутой обложкой. Учитывая ничтожный размер тиража, можно сказать, что почти половина обложек (ещё не заглядывая внутрь) была попорчена.
  20. Брак фронтисписа и всех остальных фотографий выглядел довольно странно, как истолковать его природу — мне до сих пор не ясно. Дело идёт о том, что четыре книги из общего числа отчего-то оказались сделаны без этого брака. Савояровский портрет (лицо книги!) в них выглядел хотя и не блестяще, но вполне терпимо. Ещё книг пять имели межеумочный вид, фотографии оказались в пятнах и полосах. Тоже брак, но немного иного вида. — Наконец, мне пришлось потратить ещё неделю, чтобы распечатать четыре десятка фронтисписов и заниматься замечательным делом (чисто, по призванию): аккуратно вырезать из книги второй лист и вклеивать на его место «настоящую фотографию», за что г.Булатовскому моя отдельная благодарность. Кстати сказать, если поначалу, в письме от 10 марта он признал брак и обещал всё переделать («Юрий, я всё понимаю. Оправдываться, разумеется, бессмысленно. Я готов вернуть Вам 27 тысяч. Или перепечатать 47 экз...»), то спустя полгода у него хватило наглости выдать вот такой текст, который, вна всяких сомнений, сразу сделался одним из лучших его литературных произведений: «Слишком темная фотография не брак. Это досадно, но это не брак, с технологической точки зрения. Поэтому переделывать я ничего не буду» (12 сентября 2019). — Пожалуй, здесь тот исключительный случай, когда излишни не только комментарии, но также и всё остальное. «Ты́ сказал...», — Игорь.
  21. Наибольшее изумление у меня всякий раз вызывало его поведение, идеально нестественное. Несколько раз я предлагал ему просто извиниться за невыполненные обещания и переназначить срок исполнения. Реакции, впрочем, не последовало ни разу. Но главное: поистине мистическое недоумение у меня вызывало его упорство, когда речь шла о каких-то изумительно-ничтожных суммах..., причём, назначенных им самим, по произволу. Ни разу я не поднимал вопроса о суммах денег или количествах экземпляров. И 27 абсурдных тысяч и 47 странных штук он назвал сам. И сроки выбирал сам (видимо, по кофейной гуще). И затем — снова пропадал «по-дешёвке». Неловко и страшно наблюдать, до какой изумительной мелочности может дойти так называемый «поэт», когда речь идёт о нескомпенсированных судорожных состояних психики...
  22. Пожалуй, эту страницу разбора поведения мелкого лавочника, одного из многих, следовало бы назвать: «Перечитывая Стриндберга (в августе)». Но увы, это не мой жанр. Совсем не мой. — И только откровенное принуждение законов чести заставило меня пришпилить паразитическое насекомое к тому месту, которого он добивался в течение целого года и, наконец, заслужил по праву. — Вот, послушайте маленькую сказочку, детки. Как в петровской кунсткамере, здесь вы можете полюбоваться на помещённое в формальный формалин удивительное ископаемое, когда-то носившее название «человек обыкновенный» или Homo communis. Ценою нескольких жалких бумажек (практически, бесплатно), оно пред...оставило нам поистине беспримерный пример, когда некто (под видом поэта) продаёт дорогое задёшево и меняет настоящие ценности на мелкие бумажные деньги по курсу клинического олигофрена (один к одному или даже меньше). Будучи вынужденным терпеть этого нечистого и нездорового персонажа почти год (благодаря изысканному & благородному попущению Псоя), я испытал громадное облегчение, наконец, отделавшись от него. Это чудо случилось в сентябре 2019 года. И ещё раз — сегодня. Оставим же его там, куда он сам себя поместил со всей шикарной близорукостью, на которую только бывает способен маленький примат (ни слова — матом)... Хотя должен сразу оговориться: он даже не лишён своеобразного обаяния, в итоге. Чем дальше с ним общаешься, тем отчётливее понимаешь, что это — всего лишь ребёнок, больной ребёнок, типичный гипер’тензик. Он регулярно капризничает, таскает печенье и конфеты из буфета, обещает починить сломанную игрушку и непременно врёт, всё время врёт, это его главное дело в жизни... Он ворует деньги из карманов пальто, висящих на вешалке в коридоре, неизбежно схваченный за руку, — злится, громко кричит, падает на пол и сучит ножками. Ввиду таких несомненных добродетелей, его не наказывают. А затем, переждав пару днрей, он всё начинает сызнова, потому что не знает другого способа жить. Но всё равно, чтó бы он ни вытворял, вы обязаны любить его и считать, что он лучше всех, этот «капризный Изик», потому что на всём белом свете нет никого лучше его. В последнем он никогда не сомневается. А если вы всё-таки решитесь отругаеть его, и скажете ему в физиономию всё напрямую, — то он ещё помочится вам в ботинки и оторвёт все пуговицы от вашего редингота. Так что лучше терпите все его выходки..., или больше не приходите в этот дом. — Никогда...
  23. В данном случае я не могу утверждать наверное, но если «издатель» выставляет автору себестоимость производства книги в тысячу рублей и получает с него эти деньги, а затем, спустя всего пару месяцев, выражает велико...душную готовность купить у него три книги из этого числа за половину суммы... Пожалуй, это — среднее между анекдотом и правдой. В точности, как было со средним дуэтом (двадцать лет назад). Кстати о птичках!.. Светлый призрак Алексея Ратманского не покидал меня все последние полгода, которые мне приходилось терпеть его (почти) однофамильца, Булатовского. Оба — удивительно обаятельные, интеллигентные, порядочные люди. Как говорится, в любой момент можно спокойно поворачиваться к ним спиной и не ждать, что они (нет, не ножик всадят, конечно), нагадят сзади на пальто. Чудо, а не артисты, двое из ларца. Обои..., как один.
     И конечно же, я не привожу здесь полный каталог булатовского вранья, небрежения и крысятничества, которым он отличился. Но только «избранное» (лучшее из худшего)..., как и приличествует в подобном случае. «Избранное из Бранного», — продолжая в том жанре, в том же духе, который он, словно в той сказке, трижды обещал издать и трижды опростался взамен обещанного...
    ...той же дорóгой, мой дорогóй...
    венец творения
  24. Пожалуй, этот «поэт» никогда не будет в состоянии понять: чтó он похоронил для себя в этой истории, выгадав несколько мятых бумажек и потеряв — всё. Можно начинать загибать пальцы... Помимо своей элементарной порядочности (которой не было) и чистоты истории, он своими руками похоронил три крупнейших сочинения. Для начала, сожжжёный в марте двухтомник «Внук Короля», исключительно в благодарность за примерное изд(ев)ательское свинство. На второе блюдо..., умолчу (до поры), что ему удалось нагадить себе же на брюки. Но главное... Главное... — Знаете ли, жил на свете такой маленький поэт и такой же пакостник. Апухтин была его фамилия. Лёха Апухтин (ну..., совсем как Ратманский). Казалось бы, к чему я сейчас о нём?.. — И верно, к чему? Пописывал этот Лёша (полтораста лет назад) свои дурацкие стишочки, средние между графоманией и отдыхом, и даже кое-какую прозу строчил, уровня мелкого помещика. И спрашивается, кто бы знал сегодня этого тухлого человеческого подлёночка, если бы не его трагический друг, Петя (Чайковский). Какая-то парочка романсов самого жестокого розлива («Ночи безумные», «День ли царит») фактически сделала Апухтину имя. То имя, которого у него не было. В точности как и те книги, которые могли быть (по выражению Булатовского). К чему я это говорю?.. — И верно, к чему? При первой встрече в таверне Мама-Рома поэт-издатель подарил мне свою небольшую книжку со стихами, внутренний нерв и тон которых удивительно походил на савояровскую поэзию, впрочем, при полном отсутствии дыхания. Вид у этих стихов был такой, словно их автор задыхается и не может сказать двух слов подряд, не сделав поворота на месте. Почти пуантилизм. — Уже на следующий день (8 августа) Булатовский прислал мне свою непосредственную реакцию на савояровское «Избранное изБранного», — почти восторженную реакцию, которая в двух словах подтвердила мою смутную догадку. Приведу небольшую цитату из его рецензии: «Юрий, спасибо. Все получил и первым делом стал читать стихи. Количество прекрасного зашкаливает. И бог в котлете. И купчиха, которая мечтает про шмеля. И неожиданный источник (я уверен) смешного Пастернака: "Разве просит арум у болота милостыни, / Ночи дышат даром тропиками гнилостными". А у Савоярова: "Всегда даром, / Растет арум". Почитаю стихи и с наслаждением примусь за Ваши тексты». — Искренне тронутый его отношением к изданию книги, но вкупе с тем — личной оценкой савояровских стихов, о которых мне допреж почти никто не говорил ничего мало-мальски подробного, я захотел сделать ему царский подарок (тем более царский, что я сразу понял, до какой степени он любит музыку). Идея скаталась в зерно сама собой: небольшой вокальный цикл на стихи из подаренного мне сборника. Нáчал почти сразу..., и работа внезапно пошла с неожиданной гибкостью. Вещь на удивление получилась яркая, жёсткая (колкая), полная внутреннего диалога. Такого диалога, о котором я мечтал всю жизнь, никогда не имея ни соавтора, ни настоящего друга, — а на их местах, прости господи, одних «сукиных сынов». Наконец, вещь Получилась с Большой Буквы, и отнюдь не маленькая (для девяти исполнителей, примерно на час «со святыми упокой»). Сплошь состоящая из пуантилистических миниатюр (attacca), наподобие хокку, но мелодия, всякий раз обрываясь на взлёте, внутренне возвращала стихам то утерянное (видимо, в детстве) дыхание, которого в них не было... — Впрочем, остановлю пустые слова. Оставим. Для начала всей истории, ещё в августе Булатовский пропал почти на месяц. А затем... началось..., шаг за шагом, ступенька за ступенькой. Всё ниже и ниже в человеческий подвал. И решил я: оставлю пока эту дивную сказку при себе, благо — не привыкать. До «лучших времён», оставлю..., когда этот волшебный диалог, возникший из августовской пустоты и холода, снова сможет выйти наружу и прозвучать. Раз и навсегда. — Теперь-то, спустя год..., мы уже отлично знаем, что «лучших времён» не будет. Ну что ж, не первый раз мне отправлять рукописи — туда, откуда они пришли, незванные.
     — Эй, эгей!.. Да здравствует издательство Яромира Хладика!.., — кричу я посреди пустынной Площади Искусств. Да будет трижды прославлено в веках это, несомненно, лучшее на свете изд(ев)ательство, начавшее свою копеечную деятельность с уничтожения трёх уникальных книг, «которых не будет» и одного музыкального произведения, которого нет.



Ис’ ...сточники из ничего


  1. И.Булатовский. «Книги, которых могло не быть» (более чем уместное название для страницы). Издательство Яромира Хладика (рекламное интервью). Радио Свобода. Книжный шкаф от 28 ноября 2018 г.
  2. А.А.Ахматова (Горенко). Собрание сочинений в шести томах. — Мосва: Эллис Лак, 1998 г.
  3. 3,0 3,1 «Стихи не для дам», русская нецензурная поэзия второй половины XIX века (под ред. А.Ранчина и Н.Сапова). — Мосва: «Ладомир», 1994 г.
  4. ИллюстрацияМихаил Савояров, «внук короля», пред’последняя фотография-имитация (двадцать лет спустя) в образе прежнего савояра-гаера-короля эксцентрики. Фото: Михаил Савояров ~ 1933-34 г. «Битое стекло» работы Анны т’Харон
  5. Юр.Ханон. Сан-Перебург. — Партикулярное письмо Павлу Лиону от 1 фераля 218 г. (15:14), в пересказе.
  6. 6,0 6,1 6,2 6,3 Эр.Сати, Юр.Ханон. «Воспоминания задним числом» (якобы без под’заголовка). — Сана-Перебург: Центр Средней Музыки & Лики России, 2010. — 682 стр.
  7. Илья Ильф, Евгений Петров. «Двенадцать стульев». — М.: издательство «ЗиФ (Земля и фабрика)», июль 1928 г.
  8. ИллюстрацияЮр.Ханон. Обложка первой (второй) книги Михаила Савоярова и о нём: «Избранное из’бранного» (Сан-Перебур, Центр Средней Музыки, 2017 год). Фолиант кожаный, на фотографии в двух проекциях можно видеть экземпляр №3 из первого пробного тиража: корешок и крышка.
  9. 9,0 9,1 9,2 9,3 9,4 Юр.Ханон. «Альфонс, которого не было» (издание первое, «недо’работанное»). — Сан-Перебург: «Центр Средней Музыки» & «Лики России», 2013 г. — 544 стр.
  10. Юр.Ханон. Сан-Перебург. — Партикулярное письмо И.Булатовскому от 10 марта 219 г. (17:03), окончание письма в пересказе.
  11. Юр.Ханон. Сан-Перебург. — Партикулярное письмо Павлу Лиону от 10 марта 219 г. (16:19), текст с небольшими исправлениями.
  12. О.Н.Чюмина. Новые стихотворения. 1898—1904 гг. — Сан-Перебур: Типография т-ва «Общественная Польза», 1905 г. — стр.35
  13. ИллюстрацияЮр.Ханон. Окончание первой (второй) книги Михаила Савоярова и о нём: «Внук Короля» (с’казка в прозе). — Сана-Перебур: «Центр Средней Музыки», 2016 г. 26 мрт 219, на фотографии последний экземпляр, блок, предварительно вырванный из обложки.
  14. Казаков Ю.П. «Две ночи»: Проза. Заметки. Наброски. — «Пропасть» (повесть). — М.: «Современник», 1986 г.
  15. Павел Лион. Сан-Перебург. — Партикулярное письмо от 10 марта 219 г. (16:36), фрагмент.
  16. А.К.Лозина-Лозинский. «Противоречия». — Мосва: Водолей, 2008 г. — «Когда-то, когда-то у Нила...» (весна 1914).
  17. Юр.Ханон. Сан-Перебург. — Партикулярное письмо Павлу Лиону от 1 сентября 219 г. (14:14), текст с косметическими правками.
  18. Татьяна Щербина, «О пределах», (эпиграф к (не)известному балету «Цикады»), 1987 г.
  19. ИллюстрацияМихаил Савояров, «внук короля», пред’последняя фотография-имитация (двадцать лет спустя) в образе прежнего савояра-гаера-короля эксцентрики. Фото: Михаил Савояров ~ 1933-34 г. Реставрация Анны т’Харон.
  20. Жития святых на русском языке, изложенные по руководству Четьих-Миней св. Димитрия Ростовского. — Киев: Свято-Успенская Киево-Печерская Лавра, 2004 г. — Том V. Месяц январь, стр. 647-680
  21. Юр.Ханон, Аль.Алле, Фр.Кафка, Аль.Дрейфус. «Два Процесса» или книга без-права-переписки. — Сан-Перебур: Центр Средней Музыки, 2012 г. — изд.первое, 568 стр.
  22. Юр.Ханон, «Мусорная книга» (том второй). — Сана-Перебур: «Центр Средней Музыки», 2002 г.
  23. Юр.Ханон «Чёрные Аллеи» или книга-которой-не-было-и-не-будет. — Сана-Перебур: Центр Средней Музыки, 2013 г.
  24. Юр.Ханон «Три Инвалида» или попытка с(о)крыть то, чего и так никто не видит. — Сант-Перебург: Центр Средней Музыки, 2013-2014 г.
  25. Чжан Бин Линь, Юр.Ханон. «Диалоги с неизвестным». — Чжан Бинлинь: из книги «Случайная эволюция» (перевод: проф.Тихонов. — Сан-Перебур: Центр Средней Музыки, 2010 г.
  26. Михаил Савояров, Дуэты. Новые шансонетки. Новые куплеты. 3-й сборник сочинений. — Петроград, 1915, типография В.С.Борозина, Казанская 41.
  27. ИллюстрацияИгорь В. Булатóвский (поэт, переводчик, издатель’ство «Яромир Хладик Пресс»), фото: начало 2018, Ойропа, Франция, «Мама Рома», — с сайта радио «Свобода» (передача от 28 ноября 2018 года),.
  28. И.В.Булатовский. 3 сентября 2018 года. «8 первых книг Издательства Яромира Хладика». Стартап гуманитарного издательства на сайте planeta.ru. Первые авторы: Катя Андреева, Ханс Беллмер, Пьер Беттанкур, Асгер Йорн, Лешек Колаковский, Клод Луи-Комбе, Янош Пилински и Чарльз Симик.
  29. 29,0 29,1 ИллюстрацияМихаил Савояров, «внук короля», пред’последняя фотография-имитация (двадцать лет спустя). Фото: Михаил Савояров ~ 1933-34 г. — Типографский брак Игоря Булатовского (по-дешёвке), февраль 2019, типография имени живодёра Белы Куна.
  30. Михаил Савояров, Куплеты. Дуэты. 2-й сборник сочинений. — Петроград, 1915, типография В.С.Борозина, Казанская 41.
  31. Юр.Ханон «Животное. Человек. Инвалид» (или три последних гвоздя). — Санта-Перебура: Центр Средней Музыки, 2016-bis.
  32. И.Булатовский. Партикулярное письмо от 11 февраля 219 г., Сан-Перебург. — Ключевая фраза.
  33. И.Булатовский. Партикулярное письмо от 29 апреля 219 г. (17:03), Сан-Перебург. — Ключевая фраза.
  34. И.Булатовский. Партикулярное письмо от 12 сентября 219 г. (18:50), Сан-Перебург. — Один абзац.
  35. Мх.Савояров, Юр.Ханон. «Избранное Из’бранного» (лучшее из худшего). — Сан-Перебур: Центр Средней Музыки, 2017 г. — «Ария Арум».
  36. Юр.Ханон. Сан-Перебург. — Партикулярное письмо И.Булатовскому от 22 июля 2019 (15:33), фрагмент.
  37. И.Булатовский. Партикулярное письмо от 30 июля 219 г. (14:25), Сан-Перебург. — Один абзац.
  38. Иллюстрация — Les oeufs brouillés oder Fried eggs (зажаренные эмбрионы) — photo: 2013.
  39. Юр.Ханон. Сан-Перебург. — Партикулярное письмо И.Булатовскому от 12 сентября 2019 (17:22), текст полностью.
  40. Лермонтов М.Ю. Полное собрание стихотворений в двух томах. — Л.: Советский писатель. Ленинградское отделение, 1989 г. — Том 2. Стихотворения и поэмы. 1837—1841 гг. — стр.7
  41. ИллюстрацияЮр.Ханон, зарисовка со сцены, (назовём её условно: «Два Ангела») выполненная 24 ноября 1998 года (до и) после премьеры балета «Средний Дуэт» в Мариинском театре (тушь, акрил, картон). Фрагмент, правая половина эскиза: якобы «Белый ангел».




Лит’ература   ( королей и внуков )

Ханóграф: Портал
Yur.Khanon.png



См. тако же

Ханóграф: Портал
MS.png

Ханóграф : Портал
MuPo.png




см. дальше




Red copyright.pngAuteur : Yuri Khanon.   Red copyright.png  Все права сохранены.   Red copyright.png   All rights reserved.

* * * эту статью может редактировать или исправлять только один автор.
— Все желающие исправить или дополнить историю этой книги, — могут принять посильное участие (или непосильное)...
* * * обнародуется впервые : текст, редактура и оформлениеЮрий Савояров, esc.

«s t y l e d  &   d e s i g n e d   b y   A n n a  t’ H a r o n»