Жанна Мортье (Эрик Сати. Лица)

мадам Жанна Мортье          ( или Третий Эмбрион Эрика ) автор(ы):           о5 — Ханон  &         о5 — Сати ← « Эрик Сати в лицах » Диана Сати → Ханóграф : Портал  Третий Эмбрион  ( или засушливый сезон Эрика )      Дорогой Друг.   <Буквально> вот-вот Вы получите от меня <фото-жабу..., пардон, я хотел сказать,> фото-открытку с моей драго...ценной физиономией, — которая Вам <отчасти> знакома, я надеюсь. Она (а не я) пригласит Вас прийти завтра вечером (среда) в 21 ч. 00 в Зал Гаво <(подчёркиваю специально)>, чтобы во время концерта переворачивать нам <(обоим или обеим)> страницы: Жанне Мортье & мне самому («Сократ» <стократ>).   Этим письмом я подтверждаю Вам <упомянутую фото-жабу..., пардон, я хотел сказать,> фото-открытку, & мы просим Вас оказать нам эту услугу. Вечерний костюм не обязателен.   Итак: до завтра 21 ч. 00 в Зале Гаво <(подчёркиваю специально)>. Большое спасибо.:558 — Эрик Сати, из письма Анри Соге   ( 19 июня 1923 ) приходите перевернуть ...д авно это дело было..., дорогой месье, оч-ч-чень давно (стóит ли теперь и ворошить..., в самом-то деле). Хотя..., с другой стороны... Ста лет ещё не прошло толком. Да ещё ровно десять лет (без тринадцати дней) сверху (4 июля 1913 — 19 июня 1923). Потому что... одна песня — до той войны. А совсем другая — уже — после неё.   Скажем прямо: скорее всего, никому из сунувших нос в эту страницу не известно, кто такая — эта «Jane Mortier». А потому сообщу прямо и, по возможности, ничего не скрывая: она — пианистка. Не бог весть какая (пианистка, конечно), но всё же..., имевшая место..., и оставившая по себе след. Неглубокий. Но заметный. А возможно, если немного приглядеться, то и не след, а даже небольшую колею на взмыленных просёлках французской музыки начала XX века. Бывало, знаете ли, и такóе время..., когда-то.   Прошу прощения за небольшую паузу... Попросту: мне пришлось её сделать. Потому что здесь, между строк, содержится первое точное слово, ибо — начиная с конца... 1890-х годов мадам Жанна Мортье первые два десятка лет зарабатывала, а затем — соответственно — заработала и пользовалась репутацией «неутомимой пропагандистки новой музыки». Это — если говорить жёваным слогом. А если по-простому, то почти весь её репертуар в течение почти четырёх десятков лет состоял из «произведений современных композиторов» (и не просто современных, — замечу в скобках, — а исключительно французских).   ...эти ракообразные...   — Само собой, такая (професси...анальная, с позволения сказать) позиция имела известные преимущества, а также издержки (в прямой зависимости от цифры и номера десятилетия). — И в первую голову: имя и фамилия «современного композитора» в 1895 и 1925 году весьма чувствительно различались. Начав (лично) с месье Равеля и Дебюсси, когда они ещё не были ни «Равелем», ни «Дебюсси», мало-помалу она доехала — до известных «шестёрок» (Онеггера, Мийо, дурачины-Пуленка и проч.), а следом за ними, разумеется, до телятины Соге и «даже» Жакоба пополам с Клике-Плейелем (список не полный, разумеется). В промежутке между первыми и последними, как нетрудно догадаться, неминуемо находилось и — онó..., я хотел сказать, главное действующее лицо. А именно: мсье Сати (или Сади́, как он не брезговал уточнить..., иной раз). мадам п. Легиона Впрочем, оставим эти глупости (известно кому).   Итак: начнём с конца... Потому что кончила мадам Мортье тем, что в 1928 году «за все заслуги» (видимые и невидимые, а также «пропагандистские» и «патриотические», — вобла..., прошу прощения, в области новой отечественной музыки) ей выдали фуражку, кокарду и погоны от искусства в виде стандартно оформленного Ордена Почётного Легиона. — Стоп. Как говорится, приехали. Дальше некуда. — Ах, если бы знал папаша-Сати... Ах, если бы он был жив... — Какая роскошная порка!.., даже невольно зализываются глаза, после всего.:612 Но слава богу, он не знал. И не был жив... Разумеется, это ещё никого не остановило.   8 марта 1928 года (говорю только ради примера) Жанна Мортье (как офицер Почётного Легиона) дала очередной неутомимо-пропагандистский концерт. На этот раз — в городе Праге. Как всегда, добрая мадам-легионерша знакомила местную публику с произведениями новой и новейшей французской музыки (первые два отделения состояли из самых свежих сочинений 1924-1928 годов).   ...эти ракообразные с глазами...   — И вóт чтó на следующий день писал об этом предмете необычайно проницательный чешский рецензент: «В исполненных произведениях программы мы обнаружили, что самые молодые французские композиторы по-разному ищут свой музыкальный стиль. А.Соге и М.Жакоб <невинно> копируют классицизм. А.Клике-Плейель и Д.Мийо развивают своё творчество в стиле политональности. Ж.Орик и Ф.Пуленк подвержены многим влияниям, которые они ещё не смогли должным образом переварить. А.Онеггер приближается к звучанию Шёнберга. Произведения Э.Сати 1914 года оригинальны и индивидуальны по стилю. Конструкция мысли напоминает стиль Яначека. На сегодняшний день мы не смогли обнаружить среди французских композиторов молодого поколения людей уровня таланта Дебюсси или Сати». — Ах, если бы это слышал папаша-Сати... — Какая роскошная порка!   Впрочем, оставим, — как говорил один мой приятель, старый приятель,:137 — всё равно из этого пальца больше ничего не высосешь. А значит, ещё шаг назад, — и бес комментариев...   17 мая 1926 года в Театре Елисейских полей граф де Бомон собрал и организовал «Второй фестиваль Эрика Сати». Как видно из даты, это случилось в первый посмертный день рождения виновника торжества, спустя десять месяцев после его смерти. К слову сказать, первый фестиваль был делом рук того же графа, но это случилось — ещё при жизни драгоценного мэтра. Сборы и тогда были, прямо скажем, неважные. Но зато граф де Бомон по-царски заплатил автору. Сам... Из своего графского графина. — На этот раз посмертное дело сложилось почти в точности таким же. Объявленной целью второго садистского фестиваля был сбор средств на производство и установку выразительного надгробного памятника работы Бранкузи — на аркёйской могиле Сати. Жанна Мортье играла одно отделение из фортепианной музыки Сати (другие отделения играли Марсель Мейер и Жан Вьенер).  ...эти ракообразные с глазами на подвижных...   Итог мероприятия: посмертный фестиваль стал «подлинным событием» и собрал (не очень) хорошую прессу. Собранных денег не хватило даже на зародыш памятника.:669 — Скупой, но жёсткий эскиз Бранкузи — так и остался на бумаге. Не на кладбище. Сати, Сати, почему ты больше не здесь?..:702 И всё это, продолжая двигаться в том же направлении...   7 декабря 1925 года в Сорбонне состоялся концерт памяти Сати (вот уже почти полгода как умершего), который транслировали по радио (тогда его называли T.S.F.) — Эта сногсшибательная новинка, делающая звук из воздуха, появилась в Париже совсем недавно и Сати даже успел при жизни пару раз приложить к ней своё ухо (ещё в 1923 и 1924 году). Первые радиоприёмники стоили неимоверных денег, и поначалу оставались редкостью, но у Жюльена Анрике, торговца одеждой, с которым Сати имел знакомство, имелся один такой экземпляр, до неприличия сверкающий лампочками и ручками, который Сати сразу обозвал «аудио’семафором». Правда, слушать ему пришлось какие-то смешанные программы, то ли Пуленка, то ли Мийо. Со своей музыкой у мэтра дело сразу как-то не заладилось. И не только по радио..., что сразу бросается в глаза. И уши...  ...эти ракообразные с глазами на подвижных стебельках...   Первый концерт из произведений Сати в исполнении двух Жанн (и обе Jane, между прочим): Мортье и Батори (со вступительным словом всё той же телятины-Соге) передавали по радио в марте 1925 года. Несомненно, что сам автор, в то время уже безвылазно осевший в павильоне Гейне парижского госпиталя Сен-Жозеф, никак не смог слышать прекрасного шипения и потрескивания своей музыки из недр волшебного семафора.:1000 мадам в тарелке   Равно как не слышал он и концерта 7 декабря 1925 года из Сорбонны, на котором Жанна Мортье исполнила несколько сочинений Сати для «говорящего фортепиано». — Впрочем, это была чистая игра слов. Потому что «говорило» отнюдь не фортепиано, а сама мадам по имени Жанна, позволившая себе сначала несусветно-тупое вступительное слово (к счастью, короткое... как обрубок), а затем — и того хуже. Видимо, вдохновившись отсутствующим видом микрофона (и тем, что слушатели не видят ни её, ни фортепиано), она принялась декламировать (прямо во время акта собственного исполнения) «забавные» фразы, выписанные Сати в нотах и сопровождавшие музыкальный текст. Начала с «Бюрократической сонатины» с ехидным сюжетом про «день чиновника», а кончила дело, разумеется, «Засушенными эмбрионами» (где тексты скупы и разделены между предисловием и односложными ремарками). При том, что она отлично знала: грозя кривым старческим пальцем, автор категорически запрещал когда бы то ни было (никому, нигде, ни при каких обстоятельствах!) произносить свои ехидные «трюки» вслух. Никогда, ни в коем случае не может быть никакой декламации (тем более, «с мелом» в голосе!) — Ох, если бы это слышал папаша-Сати... — Какая роскошная порка!.., даже невольно зализываются глаза, после всего.:612 Но увы, он не знал. И даже — не был жив... Что и «позволило» мадам-Жанне проявить невид(ан)ную «творческую инициативу» (причём, далеко... не в первый раз)... Тем временем, продолжая пятиться назад, всё глубже и глубже...      Дорогая Подруга. Наконец-то!   На этом прослушивании (7 мая) Жанна Мортье сыграет «Подлинные дряблые прелюдии» & «Бюрократическую сонатину».   Но... читаю ли я вступительное слово? Я сам себя спрашиваю... Если да, то будете ли Вы так любезны написать мне, чтó бы Вам хотелось от меня услышать...:553 — Эрик Сати, из письма Жанне Батори   ( 26 апреля 1923 )   Впрочем, вернёмся к «пропаганде» и «прибежищу патриота». В декабре 1922 года мадам (пока ещё не почётного легиона) Жанна Мортье дала (хотел бы я сказать), а также взяла обратно очередной экспансионистский концерт в венском культурбунде. Разумеется, в программе — опять & снова — была «новейшая французская музыка». Иначе не бывает. На этот раз — самое свежее от парижских шестёрок (которые сами тогда были новинкой) со вступительным словом от мсье-Сати.  ...эти ракообразные с глазами на подвижных стебельках, они...   Кстати... о птичках, — в те годы организатором концертов Wiener Kulturbund был не кто-нибудь иной как — херр Арнольд Шёнберг. Не могу поручиться, что именно он прочитал вступительное слово за папашу-Сати, но его авторитетный голос в концерте — прозвучал определённо. И это снова оказалось пресловутое «piano parlé». Пока Жанна Мортье исполняла «бюрократические эмбрионы», Шёнберг, засунув голову в ноты, с (чисто немецким) выражением декламировал всё те же «забавные ремарки» и сюжеты, выписанные автором между строк — не для чтения вслух.:702 Нетрудно представить, чтó было, когда об этом узнал папаша-Сати. Гнев его был роскошно-показателен. — Что за дивная порка!.., даже невольно слезятся глаза, после всего. Впрочем, воспитательный эффект был — известен. Заранее... И навсегда (с позволения сказать). Ни на минуту не прекращая... ракоходное движение...   В исполнении артистов столь высокого ранга, как мадам Жанна Мортье..., я бы сказал..., вы сможете полностью понять и настоящий замысел..., и свободу воображения... Я не произнесу перед вами похвальное слово этой артистке... Думаю, что вы вполне могли бы заподозрить меня в неискренности... Но вам достаточно будет только услышать..., потому что вы — наши главные и единственные судьи...:542 — Эрик Сати, из вступительного слова о «Шестёрке»  ( конец 1922 )   Пожалуй, пора кончать... или просто — закрывать эту постылую страницу, и бес того уже полную до отказа каким-то несусветным набором ошибок, нелепостей и прочих рако’образных мерзот & мерзлот. И всё же..., (после всего) остаётся один ме-е-е-лкий вопрос, напоследок: а ради чего, собственно говоря, он здесь затеял весь этот сыр-бор?.., — перечисляя ничтожные события и мельчайшие факты столетней давности. — Неужели только для-ради сомнительного набора из двух-трёх редких или вовсе неизвестных в литературе фактов из жизни третье’степенной пианистки (число & имя которым — пчт. легион), кое-как связанной с Эриком. Да и не то, чтобы прямо, а так, кое-как..., сбоку-припёку (преимущественно, в эмбриональной форме). — Разумеется, нет. Ровным счётом: нет, и ещё раз нет. Потому что, говоря по существу, всё сказанное не имеет ни капли смысла..., и представляет собой ровно то, что у них называется «наукой». Проще говоря, собранием & сборищем омертвелых и зловонных донных отложений, — в точности таких же, впрочем, как и они сами, мелкие клоуны самих себя, смысл которых полностью совпадает с их присутствием, а жизнь — с её окончанием. А потому, попросту признав(шись), что всё наваленное-выше представляет собой только субстрат, — начнём дело сызнова, ровно с того места, где кончается осадок и начинается скрытое до времени течение... — То самое (течение), из которого (при должном напряжении, конечно) только и может вытекать всё мало-мальски ценное, что существует в человеческом мире... мадам, в натуре Вот именно. Как раз об этом я и собирался сказать... Начиная этот странный разговор... ...д авно это дело было..., дорогой месье, оч-ч-чень давно (стóит ли теперь и ворошить..., в самом-то деле). Мадам Жанна Мортье..., — смешно сказать... Ведь ей... — да-да, именно ей, а не кому-либо другому, — месье Сати изволил посвятить одно маленькое..., очень маленькое своё сочинение (Засушенные эмбрионы), написанное летом 1913 года, в самом начале июля. И даже не целое сочинение, страшно сказать, а всего-то одну... треть его. Точнее говоря, одну... третью часть (длительностью едва с минутку). Под названием — Подофтальма... (de Podophtalma). При том, кому он посвятил предыдущие две (первую и вторую) — это отдельная песня, ничуть не менее выпуклая (к ней мы ещё вернёмся, непременно). Скажу только, между прочим, что обе они..., и первая и вторая, — посвящены (с тою же степенью скрытой нелепости и внутреннего ехидства, что и третья) не музыкантам. Но лицам: равно опосредованным, второстепенным и — глубоко сомнительным для автора эмбрионов (чтобы не сказать — раздражающим). Итак, подведём промежуточный итог. Всего в двух словах, с интонацией крайнего сомнения в голосе... — Эмбрион №3 («Подофтальма») посвящён мадам Жанне Мортье. — я повторяю: ...мадам... Жанне... Мортье...         (...явно, здесь содержится кое-что лишнее).   Пожалуй, сызнова начнём с конца..., как у них это принято. Мортье... Прежде всего, это фамилия её мужа: Mortier (по-французски — ступка, по шотландски — мортира). Фамилия, под которой она только и была известна. Всю жизнь. И под ней в 1928 году..., вошла в легион. Почётный. Только по чётным числам. Её муж..., Робер Мортье (Robert Mortier), неотлучно следовавший за ней всю жизнь. Художник (скажем мягко). Человек со связями. И даже когда без них..., умеющий вовремя и неплохо связать (то, что нужно). Половина почётно-легионерской карьеры Жанны Мортье — его рук дело. Если принять на веру, что Робер был хотя бы слегка французом..., — и в самом деле, почему бы ему не быть?.., — то Сати был безусловно прав в минуты раздражения, ехидно сокращая Жанну до «ода’мортье» — вода в ступке или просто до «нашей ступки» (одно из значений Mortier). При том, что оффициально, с точки зрения документальной & архивной (до 1920 года) никакой «Жанны Мортье» попросту не существовало. Пожалуй, сегодня женщина может сменить фамилию при вступлении в брак..., а может и не менять (по желанию или ради каких-то других материй). Однако — имя у ней при том остаётся — своё, старое (девичье), к которому все привыкли. Совсем не так дело обстояло — всего сто лет назад. Согласно красивым & патриархальным законам велiкой Франции..., — и в самом деле, почему бы ей не быть великой?.., — при вступлении в брак женщина теряла не только фамилию, но заодно и — всё остальное, включая имя. Отныне (при всей невиданной свободе французских нравов) для публичных целей ей оставались только паспортные данные мужа. Таким образом, официальное название пианистки должно было выглядеть как «мадам Робер Мортье». И только великодушное разрешение мужа позволило ей оставаться — «Жанной» (в ступке). мадам и мсье Робер Мортье — Впрочем, и это ещё одна ошибка.   Говоря сугубо между нами (и слегка понизив голос), весьма средние профессиональные качества пианистки-Мортье отнюдь не бросались в глаза при первой встрече. И даже не в отсутствии какого-то специфического пианизма тут было дело, но скорее — в той тонкой материи, которую обычно называют музыкальным темпераментом..., или артистизмом. Всё это для Жанны Мортье было — лишним..., или почти лишним (вместе с теми тонкостями интеллекта, которые совершенно необязательны для игры на фортепиано). Тем более, плевал на эту «недостачу» и сам Сати, которому от пианистов требовалось — совсем другое. Разница подхода отлично видна на примере того же толстяка-Мийо, который со всей своей уравновешенностью и широтой натуры прекрасно уживался с Жанной Мортье, а манерный и злопамятный педиатр-федерал Орик — тот, напротив, терпеть её не мог.:997 Причём, оба всё это время не приходили в сознание... — Однако..., вернёмся к делу.   Даже при беглом взгляде на посвящённый Жанне Третий Эмбрион, (прямо-таки!) бросаются в глаза некоторые его конструктивные особенности в сочетании с явными нарушениями пропорций, — жёсткими, жестокими и даже гримасными, — причём, такими, что напрочь выбивают эту пьеску не только из числа трёх «Embryons desséchés», но и — из всего сатического наследства. Без лишних слов, жестоко передёрнутая фортепианная пьеска неизбежно оставляет у штатных любителей здравомыслия и детерминизма послевкусие недоумения и желание пожимать плечами: чтó хотел сказать этот автор? Какую мишень для себя выбрал? Над чем изощрял своё странное остроумие?..:62-63 — И прежде всего, становится заметен какой-то наплевательский..., и даже дидактический (школьный или школярский) схематизм в построении музыкальной формы. Какая-то несусветная попытка изобразить виртуозность, дать пищу для беглости пальцев, при том — не побрезговав прямым авторским комментарием в виде расхожей цитатки из оперетты Эдмона Одрана «Маскотта»:62 («...всё это пустяк...») и неимоверно раздутой кодой (выписанной «каденцией» от автора) с итальянским тарахтением, навязчивыми ударами фортепианной мортиры и арпеджио финального фа-мажорного аккорда (ничуть не хуже, чем в хозяйстве приснопамятной «мадам Бетховен» и её сыновей). — И всё это якобы под соусом «охотничьей польки», мнимо изображающей как мелкий засушенный эмбрион ракообразного хищника добывает себе пропитание. — Как видно, мадам подофтальма... к началу июля 1913 года сохранила в первозданной красоте все былые формы школьной схоластики. — Столь высоко’ценимые автором эмбрионов...   С нескрываемой интонацией искры в голосе, — монсеньёр Сади любил называть Жанну Мортье «нашей маленькой исполнительницей», — хотя «Вещи видимые справа и слева без очков‏‎» к тому времени ещё не были написаны. Между тем, подобный тон уменьшительно-ласкательного ехидства не был только привычкой обращаться по-маленькому (крупному) счёту к тем, кто очевидно не заслуживал ни малости, ни ласки. Тем более, такое обращение провоцировала сама мадам Жанна Мортье, которая обладала более чем представительной внешностью, выдающейся со всех сторон и постоянно вызывавшей остроты разного качества и толщины (юмора). Даже её муж имел обыкновение совсем не по-художнически комментировать габитус своей половины: «Моя жена — маленький добрый саксонец..., но слишком уж добрый».:997 Правда сказать, с годами разница между супругами Мортье постепенно стиралась, пока, наконец, мсье Робер не превзошёл мадам Робер по весовому показателю саксонской доброты. маленькая пианистка, Равель и апачи (1905) — (почти) Двадцать лет спустя...   Чуть выше (если кто-то вообще читал текст эссе) я уже обмолвился, что Сати получил Жанну Мортье в прямое «наследство» от Равеля, — после проведённых последним диверсионных концертов зимы-весны 1911 года (из серии «Satie contra Debussy», а на самом деле — скрытый «Ravel contra Debussy»), наконец, «познакомивших» & открывших заново парижской публике теневого «предтечу» импрессионизма (под таким нефранцузским именем Эрик).:188-189 Первые десять лет «маленькая саксонка» Жанна «патриотически пропагандировала» именно этот кружок авторов, начиная от «апачей» в лице единого & всемогущего Равеля и затем понемногу расширяя свой легионерский арсенал за счёт Дебюсси, Русселя, Шмитта и других «классово-близких». Собственно, точно такой же кульбит из равелевских апачей совершил и Рикардо Виньес, — что не могло не вызывать нарастающего раздражения Сати: сначала подспудного, а затем и переходящего (на лица). Но только в случае Жанны — что показательно — любые эмоции гасились сразу несколькими (толстыми) обстоятельствами. Первым из них было, конечно, почти полное отсутствие лица как такового (в отличие, скажем, от фигуристого испанца Виньеса); к тому же, дело серьёзно смягчал её пол..., или, по крайней мере, пол-пола. — Затем, почти юмористическая флегматичность всей её фигуры..., включая комплекцию..., и главное, ну какóй смысл на неё попусту раздражаться..., ведь она была всего лишь «маленькая исполнительница», «наша маленькая исполнительница» (и слава богу, никаким по...чётным легионом от неё пока не пахло). — И не более того. — Хотя главный ответ на незаданный вопрос..., на все незаданные вопросы, как всегда, находился немного ниже... — Почти у самого основания...   Разумеется, мадам Робер Мортье (эта добрая саксонская ступка с водой)..., она была — совсем не Мортье. И здесь нет никаких вопросов. Но главное, — чтó она не была и Жанной... Вóт что не следовало бы выпускать из виду. Точно так же, как и вторая «Жанна» — Батори, «маленькая певица» (и не только певица), с которой Сати тоже умудрился так и не рассориться за добрый десяток лет. И дело здесь идёт не только о буквальном начертании букв, которых во французском имени Жанна (Jeanne) в полтора раза больше, чем в её английском (точнее говоря, скотландском) варианте — Джейн (Jane). Казалось бы, и чего здесь важного, значительного? — Жанна и Джейн... Всего две лишних буквы: «en»... или «ne». А разница — почти полная. Ну..., как между «Я» и «не-Я», например. Или... как между «Сати» и «не-Сати». — Если взглянуть, слегка прищурившись... — Нет?.. Опять ничего не видно?..  ...эти ракообразные с глазами на подвижных...   Ну хорошо, тогда — припомним хотя бы на минуту полное имя Сати: Эрик-Альфред-Лесли. Даже на первый взгляд здесь всё просто: по старой католической..., пардон, протестантской традиции, первый сын в семье получил тройное имя. Эрик — сам. Альфред — отец. Лесли — мать. Его бедная мать..., и его маленькая сестра Диана, они обе умерли — когда Эрику было чуть больше шести лет, — умерли одна за другой... 8 октября 1872 года умерла мать. А спустя два дня — вслед за ней — и сестра. Умерли из-за жестоких свиней-пруссаков, сидевших в Версале; умерли после той позорной войны. Блокада Парижа, голод, холод, разруха, восстание, кошмар и грязь на улицах, эпидемии, полное отсутствие медицины..., — ну, в общем, всё как теперь. — Его бедная мать, которая умерла из-за той войны..., оставив его в полном одиночестве посреди этого неуютного мира. — Одного... почти на шестьдесят лет. С тех пор и начались все неприятности. Включая музыку... И людей. — Его бедная мать, вдобавок, она и сама была здесь чужой. Наполовину шотландка, наполовину англичанка: совсем не француженка. И даже не Жанна, прости господи... мортье   — Её звали Джейн-Лесли Энтон. Для Эрика она — мать, доброта, любовь..., короче говоря, то-чего-нет. Всегда и навсегда нет, «en», «ne»... С тех пор, как её не стало. И это — её первое имя: Джейн, Jane (Jane-Leslie Anton). А немного сбоку и снизу от него — ещё одно, уже его (Эрика) третье имя. Которое он никогда не показывал. И держал при себе. Скрытое. Теневое имя №3. Лесли (Leslie). Пришедшее от неё. И полностью принадлежавшее ей. Джейн-Лесли. Jane. Leslie. — Имя, навсегда отпечатавшееся поверх всего, как мать, как знак другой жизни. Той жизни, которой-всегда-нет. И здесь же, поверх всего — первое имя, внешнее и наружное: Эрик (Erik). Совсем не французское. Чужое. Веками враждебное (для добрых французов). Имя врага, интервента (особенно, здесь, в Онфлёре). Имя, под которым он прожил всю жизнь. И остался после неё. Имя... чужое для этой страны, чужое для всего этого мира. Имя, данное ему мёртвой матерью, Jane-Leslie Anton. — Имя, которое он едва не потерял. После смерти матери. Когда его, семилетнего ребёнка, вывели на середину онфлёрской церкви и заставили трижды отречься от шотландской веры. От Эрика. От Лесли. От Джейн. — И ничего у них не получилось... Он так и остался вечно чужим, вечным протестантом. На всю жизнь. Érik-Alfred-Leslie. Все три — не отсюда. Особенно, первое и последнее. А его третье имя. Jane (Leslie)... Имя №3. Так оно и осталось теневым, вечно неудобным, колющим придатком в нагрудном кармане. Где-то около сердца. Как засушенный эмбрион. Не первый и не второй. А номер три (№3). И тогда..., тогда — уже не имеет значения, как он будет называться. Хоть горшок (в печке). Или ступка (в голове). Ну или..., к примеру, — хищный рачок, Подофтальма. С посвящением — Джейн. Джейн Мортье. Нет, не ступка и не с водой. — А морти́ра. От слова: Смерть. Эрик—Джейн—Лесли   мортье

Ком’ ментариев лишние уточнения Ис’ сточников Ханóграф : Портал Лит’ ература   (для засушенных эмбрионов) Ханóграф: Портал Дм.Губин «Игра в дни затмения» (Юрий Ханон: интервью). — Мосва: журнал «Огонёк», №26 за 1990 г. — стр.26-28 Юр.Ханон «Музыка эмбрионов» (интервью с Максимом Максимовым). — Ленинград: газета «Смена» от 9 мая 1991 г., стр.2 Юр.Ханон. «Лобзанья пантер и гиен». — Мосва: журнал «Огонёк» №50 за декабрь 1991 г. — стр.21-23 Юр.Ханон: «Эрик-Альфред-Лесли, совершенно новая глава» (во всех смыслах). — СПб., «Ле журналь де Санкт-Петербург», № 4 за 1992 г., стр.7 Эр.Сати, Юр.Ханон «Воспоминания задним числом» (яко’бы без под’заголовка). — Санта-Перебурга: Центр Средней Музыки & Лики России, 2011 г. «Ницше contra Ханон» или книга, которая-ни-на-что-не-похожа. — Сан-Перебург: «Центр Средней Музыки», 2010 г. Юр.Ханон. «Не современная не музыка» (интервью). — Мосва: жернал «Современная музыка», №1 за 2011 г. Юрий Ханон. «Альфонс, которого не было» (непубличный тираж). — Сан-Перебург: Центр Средней Музыки & Лики России, 2013 г (публичный тираж). Юрий Ханон, Альфонс Алле, Франц Кафка, Альфред Дрейфус. «Два Процесса» или книга без права переписки. — Сан-Перебур: «Центр Средней Музыки», 2012. Юрий Ханон. «Чёрные Аллеи» (или книга, которой-не-было-и-не-будет). — Сана-Перебур: Центр Средней Музыки, 2013. Юрий Ханон. «Три Инвалида». — Сант-Перебург: Центр Средней Музыки, 2013 г. Юрий Ханон. «Неизданное и сожжённое» (на’всегда потерянная книга о на’всегда потерянном). — Сана-Перебур: Центр Средней Музыки, 2015 г. Юрий Ханон. «Животное. Человек. Инвалид» (или три последних гвоздя). — Санта-Перебура: Центр Средней Музыки, 2016-bis. Ханóграф: Портал Юр.Ханон, Мх.Савояров. «Внук Короля» (сказка в прозе). — Сана-Перебур: «Центр Средней Музыки», 2016 г. Мх.Савояров, Юр.Ханон. «Избранное Из’бранного» (худшее из лучшего). — Сан-Перебур: Центр Средней Музыки, 2017 г. Юр.Ханон. «Скрябин как лицо», часть вторая, издание первое (несостоявшееся и уничтоженное). — Сан-Перебур: Центр Средней Музыки, 2002 г. Филенко Г. «Французская музыка ХХ века». — Санкт-Ленинград: Музыка, 1983 г. Г.М.Шнеерсон, «Французская музыка XX века». — М., Музыка, 1964 г., 2-е изд. 1970 г. Cocteau J. «Еrik Satie». Liège, 1957. Rey, Anne. «Satie». — Paris: Seuil, 1995. Satie, Erik. «Correspondance presque complete». — Рaris: Fayard; Institut mémoires de l'édition contemporaine (Imec), 2000. Satie, Erik. «Ecrits». — Paris: Champ libre, 1977. Ornella Volta. «L’Imagier d’Erik Satie». — Paris, Edition Francis Van de Velde, 1979. См. тако’ же Ханóграф : Портал Музыка Эмбрионов  (или тридцать лет спустя) Диана Сати  (или ещё один эмбрион) Сусанна Валадон  (или натурщица для композитора) Са́га о Соге́  (или телёнок, вываренный в собственной моче) «Клод Дебюсси»  (та самая статья) Шоссон — или слабое звено  (во всех смыслах) Три кандидатуры — одного меня Псо...чувствие  (или «в поиске собак») Ханóграф : Портал Эрик Сати в цитатах:  своих и не своих Музыка — ну, чисто..., для мебели Эрик-Альфред-Лесли, совершенно новая глава  (во всех смыслах) Рихтер — против Прометея... Некогда — скрести — Скрябина ?‎ Толстая новинка  (очень старая) О музыкальном в’лиянии собак (Юр.Ханон) ...и наконец, торжественный финал... см. д’альше →  Автор & податель сего : Юр.Ханон.  Все права сохранены.       Auteur : Yuri Khanon.  All rights reserved.  * * * эту статью мог бы редактировать или поправлять только один автор. — Но если кое-кто пожелает сделать замечание или заметку, прошу в пись’менной форме — сюда... «  s t y l e t  &   d e s i g n e t   b y   A n n a  t’ H a r o n  »