Девятый пункт (Борис Йоффе)

Материал из Ханограф
Версия от 17:07, 6 марта 2021; CanoniC (обсуждение | вклад)

(разн.) ← Предыдущая | Текущая версия (разн.) | Следующая → (разн.)
Перейти к: навигация, поиск
« Девятый тезис       
      или  последняя ступень
 »
автор:  Boris Yoffe     
         & Yuri Khanon
« Боль и красота » « Семантика: девять тезисов »

Ханóграф: Портал
NFN.png


Содержание



« Девятый тезис »

письмо еврокомиссару — 

( или ещё раз вниз по лестнице ) 

— Уйдём. Оставим. Всё пустое.   
И я пустой, и ты пустой...[1]:125   
( М.Н.Савояровъ )

...не зная, кто он, почему и зачем живёт...
живёт не зная...[2]
В’ведение здесь


1.

Человек живёт, не зная, кто он, почему и зачем живёт.[комм. 1]

2.

Недостающее знание он заменяет общепринятым повседневным набором мифов и ритуалов, господствующих здесь и сейчас.[комм. 2]

3.

Такой набор всегда — компромисс (негласное соглашение) между индивидуальностью и со’обществом; компромисс, направленный на поддержание привычного порядка (так называемой «цивилизации»), и сопровождаемый неконтролируемыми разрушительными процессами (взаимное истребление).[комм. 3]

4.

Жизнеспособность такой системы сугубо временна. Равновесие и срок консервации её статуса зависят от многих внутренних и внешних факторов, но прежде всего, от того, насколько система способна удовлетворять потребностям среднего человека: базовым, а также интеллектуальным. Ничуть не менее стабильность системы зависит — и от широты её соответствия эмоциональной палитре и эстетическому чувству.[комм. 4]

5.

Эстетическое начало обязательным образом присутствует в любой устоявшейся системе мифов и ритуалов (культуре), и связано с её эмоциональным восприятием как необходимая и привычная форма существования, отвечая за наглядность, привлекательность и непосредственное переживание в опыте её абстрактных представлений и догм. Вне конкретного эстетического оформления ритуал перестаёт не только действовать, но и существовать, превращаясь в голую идеологию или теорию подчинения.[комм. 5]

...тот же принцип сохраняет свою силу для всех социальных страт в их разнообразии, непременно нуждающихся в эстетической маркировке...
принцип маркировки...[3]

6.
В конечном счёте, сигнальная эстетика не только пронизывает, но и определяет любую сферу. К примеру, стилевая разница между формальным юридическим языком и воровским жаргоном является фундаментом для соответствующих социальных конструктов, — тот же принцип сохраняет свою силу для всех социальных страт в их разнообразии, непременно нуждающихся в эстетической маркировке. Она равным образом окрашивает и религиозные, и политические, и бытовые ритуалы, убедительность которых напрямую зависит от уровня их эстетической подсветки. Любой продукт из любой сферы современной индустрии, так или иначе, получает эстетическую маркировку; не стала исключением и одна из центральных производственных отраслей любой культуры — индустрия развлечений.
  Вербальный язык прозы как модель мира непременно ориентирован эстетически; а в поэзии — он полностью превращается в эстетическое пространство, подобно тому как театр, музыка и изобразительное искусство, постепенно отделяясь и отдаляясь (эмансипируясь) от религиозных и социальных ритуалов, превращаются в самостоятельные эстетические языки, очищенные от утилитарного смысла. Естественнонаучный язык формул также обладает своей особой эстетикой и, возможно, даже лапидарный язык программирования здесь не исключение...[комм. 6]

б.

Сегодняшняя цивилизационная ситуация такова, что естественные науки стали последней территорией, предоставляющей индивидууму возможность полноценно реализовать как свои интеллектуальные способности, так и творческие возможности (креативность и фантазию). Все остальные сферы деятельности остались в плотной группе вокруг ветшающих мифов и ритуалов, потерявших большую часть своей привлекательности. — Как следствие, вместе с ними теряют актуальность и — эстетические языки прошлого.
  И это — подлинная катастрофа, когда искусство обречено на вымирание вместе с теми бледнеющими религиозными, политическими, историческими или лженаучными конструкциями, с которыми оно было связано изначально. Гибель художественного сознания — один из тяжелейших пост’позитивистских кошмаров, когда талантливый и глубокий человек искусства остаётся один на один со своей уникальной способностью экспериментального взаимодействия с тайной бытия, в то время как всё остальное человечество (сумма потребителей), коротая время в дешёвых развлечениях, тупо ожидает, когда учёные откроют для них очередные непостижимые истины (тоже не более, чем развлечение). Мир современного обывателя представляет собой рвотный постмодернистский компот из пустых забав, гримас, пропаганды, рекламы, школьных учебников, порнографии, отпуска и шоппинга, — со щепоткой перца в виде цветастых побрякушек от всяческих NASA, CERN’ов, коллайдеров и E-ELT’ов.
  Творческие способности человека, которому не удалось сделать естественнонаучную карьеру, ныне имеют идеально шагреневый вид, либо скукоживаясь до искусства покупать, фотографироваться и общаться, либо трансформируясь в уродливое сиюминутное искусство делать деньги.[комм. 7]

...малую часть глобального надувательства представляет собой индустрия современного искусства, построенная на повышении самооценки среднего человека...
малая часть...[4]

7.

Малую часть глобального надувательства (исчезающе малую, скажем, по сравнению с трафаретным деланием денег из наркотиков, оружия или торговлей людьми) представляет собой индустрия современного искусства, построенная на повышении самооценки среднего человека. Основной фокус этой индустрии состоит в том, чтобы у человека, который мало умеет, мало знает и мало может, вызывать стойкое ощущение, будто он умеет, знает и может много. Подобный приём (обман в форме само’обмана) не несёт в себе ничего аморального и сам по себе легитимен, — без него не обходится ни одна культура. И тем не менее, нельзя не заметить, что даже посильное пассивное мирское участие, скажем, в сакральных ритуалах церковного календаря поддерживало фантазию, эмоциональность и креативность личности на значительно более высоком уровне. Идеология современного поп-мифа уже полностью сжалось до лозунга „за хорошее против плохого“, причём, «поп-хорошее» состоит из повседневного набора дешёвых удовольствий, не связанных с риском и приправленных мешком аппетитно хрустящших ассигнаций (второе, по сути, не более чем расширенная возможность покупки первого). Что же касается до искусства прошлого, то оно активно пропагандируется как ветхий миф, полный досадных несовершенств и ни на что не пригодный без соответствующий поп-модернизации. — Таким образом, возможно, мы присутствуем при его превращении в ещё один мёртвый, никому не внятный язык наподобие шумеро-вавилонского.
  Впрочем, оставим пустые рассуждения: критика современного состояния цивилизации не является моей целью. Напротив, мною движет желание предложить обществу — утопическую картину, в надежде увлечь его этой картиной и побудить к её превращению из очередной утопии — в новую реальность.

...интеллектуальные и эмоциональные силы человека, его эстетическое существо должно быть осмыслено как — реальный капитал...
реальный капитал...[5]

8.
Речь пойдёт о том, чтó нынче называется расхожим словом «креативность», а в прежние времена относилось скорее к области «духовного». Именно здесь находится тот первый шаг, с которого нужно начать движение к новой мировой утопии. Творческие интеллектуальные и эмоциональные силы человека, его эстетическое существо должно освободиться от связей с религиозными, политическими и лженаучными мифами и быть осмыслено как — реальный капитал, не только альтернативный, но и противоположный деньгам и собственности, — как источник ответственности и достоинства.
  Когда-то это было не только утопией: подобным образом ориентированное, жёстко прагматичное, но и, одновременно — поэтически иррациональное, фанатично благочестивое, но и, одновременно — бесстрашно свободомыслящее общество, осознавшее индивидуальное творческое развитие личности как капитал (проникшее в истинное значение эстетического), существовало долгие века в точке пересечения европейского Запада и европейского Востока.
  Разумеется, я говорю о Венеции, — той Венеции, несравненное достижение которой теперь позабыли, а прежде — весь прочий мир не видел или не желал видеть, замалчивая то ли по глупости, то ли из зависти.[комм. 8]


...Венеция должна стать всемирным центром изучения и развития индивидуальной креативности, образования, любви к традиции и её современному преображению...
В е н е ц i я :  ю ж н ы й  в и д ъ  в  м о р ѣ...[6]

  Именно и только оттуда, из Венеции и должно сегодня начаться возрождение духовного.
  К слову сказать, это был бы и лучший, если не единственно возможный ответ на сегодняшнюю проблему варварского туризма: разрушительного и бездумного. Венеция должна стать всемирным центром изучения и развития индивидуальной креативности, образования, любви к традиции и её современному преображению. Венецианские интеллектуалы, без сомнения, могли бы внести огромный вклад в осуществление этой идеи, но и во всём остальном мире существует своеобразная община знатоков и любителей венецианского искусства, истории, культуры, которые, не задумываясь, тотчас переселились бы в Венецию, если бы могли оказаться полезными для её будущего. — Конечно, как первые, так и вторые сегодня далеки от рычагов власти и денежных мешков, но... почему бы не попытаться увлечь и привлечь к проекту особую когорту новых политиков и инвесторов? Но также насущно необходима и кооперация с христианской церковью, — и далее, следовало бы превратить город в точку притяжения для учёных, занимающихся феноменом креативности, будь то нейрологи или разработчики искусственного интеллекта.

  Первым шагом должна стать широкая и открытая конференция, на которой каждый мог бы высказать своё ви́дение ситуации, причём, для начала было бы верно сформулировать краткую программу-максимум, тот будущий идеал или, точнее говоря, идеал будущего, к которому следует стремиться, — не углубляясь поначалу в проблемы практической реализации (которые находятся, в первую очередь — в головах, конечно).

  В той мировой утопии, что рисуется ныне моему взгляду, несколько основных проблем должны решаться — одновременно и систематически, с пониманием единой задачи.

...никогда..., я повторяю, никогда Тициан не увидел бы свое творчество как шаг вперёд по отношению к Беллини...
шаг в перёд...[7]

  Первая из них — кардинальное переосмысление господствующей теперь «исторической» модели времени: позитивистской и линеарной. Глубокая укоренённость настоящего в прошлом — это одна из особенных венецианских черт (родившаяся под византийским ли влиянием или без оного); даже такому самоуверенному и одержимому обновлением гению как Палладио, венецианцы не позволили снести с лица города «устаревшую» готику. Эстетическое должно вернуть себе автономный статус, отделиться от историзма и всяческого науко’образия. — Нет ни малейшего сомнения, что трафаретные сведения «когда и как жил тот или иной творец», чрезвычайно важны и интересны, — однако... информация эта не имеет отношения к художественному восприятию их творений. Играя или слушая Баха и Моцарта, созерцая Карпаччио и Тинторетто, я более ужé не принадлежу оси прошлое-настоящеe-будущее. Календарь или часы в момент сообщения с искусством утрачивают всякое значение (равно как и, скажем, мой социальный статус, политические взгляды или банковский счет). — Никогда..., я повторяю, — никогда Тициан не увидел бы своё творчество как шаг вперёд по отношению к Беллини...

  Эмансипация эстетического влечёт за собой глубинную реформу гуманитарной науки, до сих пор пытающейся следовать естественно’научной модели и, в частности, полный пересмотр концепции музейного. Вне всяких сомнений, искусство может и должнó быть исследовано, но ни в коем случае не — искусствоведением, а опять же естественными науками (психологией, нейрологией, психиатрией и подобными им), — занимающимися человеческим мозгом, феноменом восприятия, и именно с этой точки зрения представляющими феномен креативности, а также весь культурно-физиологический комплекс сознания, включающий в себя языковые, знаковые, символические системы, источники и смыслы ритуалов, верований, духовных техник... Все подобные исследования (включая компьютерное моделирование креативности) отныне должны быть сосредоточены здесь, в Венеции, — в том пространстве, среди которого индивидуум мог бы реализовать себя с максимальной интенсивностью: как художник, деятель, творец, создающий новое искусство. Что же касается до музеев (в старом понимании этого слова), то они должны будут прекратить своё существование. Этим привычным хранилищам артефактов и кладбищам искусства, предоставляющим бессмысленному взору скучающих туристов увидеть неслыханное количество шедевров на квадратный метр, — не место в новом креативном мире. Сотни великих творений человеческого духа, превращённых в «единицы хранения» и почти сваленных в кучу — странное варварство, которое (к тому же!) никоим образом не достигает заявленной цели. Интересно бы узнать: сколько же произведений искусства за пару часов посещения музея может всерьёз воспринять посетитель? — Не более, чем очередной миф конвейерной поп-культуры: увидел, сфотографировал... — познал.

Немногим дурнее плебейского фаст’фуда
           или лапши... быстрого приготовления:
                      «veni, vidi, vici»...

  К примеру, когда изъятые из мертвящего музейного собрания алтарные образы из Академии окажутся (по возможности) на своих первоначальных местах, так, что можно будет увидеть их вписанными в архитектуру и понять концепцию освещения, то уже из-за одного этого неминуемо придётся реставрировать и открывать некоторые церкви. Сегодняшние шокирующее плачевное состояние множества сакральных строений в Венеции объяснимо и понятно, однако потребность в его скорейшем выправлении от этого ничуть не меньше. Так же, как необходимым — и вполне выполнимым! — кажется завершение незаконченных сооружений, все планы по строительству и украшению которых хранятся в архивах, как это было сделано с недостроенными готическими храмами в Европе уже в 19-м веке, — таких, как, например, Скуола делла Мизерикордия (шедевр Сансовино, и без фасадного убранства производящий поистине невероятное впечатление)...
  При этом очевидно, что реставрация церквей не имеет ни малейшего смысла в том случае, когда их не посещают ни верующие, ни заинтересованные любители прекрасного (как это имеет место сегодня). Необходима новая концепция использования этого удивительно пространства, идеально подходящего для проведения не только богослужений, но и концертов, выставок, семинаров и курсов для людей, приезжающих в Венецию для того, чтобы приобщиться к миру эстетического, оживить связь с прошлым, открыть в себе творческий источник.

...совсем всё иначе в Венеции, где люди окружили себя Мадоннами...
истина-парадокс...[8]

  И здесь мы соприкасаемся уже со следующей из наших центральных проблем: ветхое христианство, неуклонно теряющее значение для новых поколений. При этом неминуемо страдает и европейское искусство. Лишённое генетической связи с христианской мифологией, оно утрачивает самую свою душу: её символы, образы, сюжеты остаются закрытыми, тёмными и непонятными не только для азиатских или мусульманских туристов, но и для американской и европейской молодёжи. Люди скользят глазами по картинам, не понимая, чтó на них изображено и о чём они должны сказать. Музейным просвещением здесь многого не добьёшься..., чтобы не произносить более резких фраз. В конце концов, мне представляется здесь наилучшим выходом своего рода аналог эпохе Возрождения, когда европейцы вновь научились видеть, любить и понимать античность — без того, впрочем, чтобы верить в Зевса, Венеру или Прометея. — Иудео-христианская мифология ничуть не менее глубока и ярка, чем античная, вне зависимости от вопросов веры!
  Моё советское детство проходило в окружении множества истуканов Ленина, долженствовавших демонстрировать гражданам великой страны высшие идеалы доброты, справедливости, а также непосредственную близость поджидающего их светлого будущего. Однако на самом деле они символизировали только государственную ложь и террор. — Совсем всё иначе в Венеции, где люди окружили себя Мадоннами: и сегодня в них отражается чудо бытия, красота и сила нежного и слабого, как в Распятом отражена и сегодня метафизическая истина-парадокс о жертве и безвинном страдании.

  Итак, слово сказано: я завершаю... Говоря в самой общей форме, речь идёт об одновременном и взаимосвязанном переосмыслении трёх областей:
 — автономность эстетического и осознание его исключительного значения;
 — изменение устаревшего позитивистского подхода к истории и связи времен (поиск альтернативы для музейности) и
 — сохранение (возрождение) иудео-христианского культурного контекста.

  Четвёртая, дополнительная область прямого действия — освобождение Венеции от интервенции дешёвой поп-культуры и культа наживы в пользу фундаментальной деятельности по изучению и развитию креативности как таковой..., — в том числе, как подлинной ценности, не только альтернативной, но и глубоко оппозиционной к деньгам, собственности и прочим тотемам потребительского мира.

...сегодня, когда будущее уже давно наступило, — мы спрашиваем себя скорее со страхом и стыдом...
— что дальше?..[9]

  С чисто прикладной внутри’венецианской точки зрения этот план можно рассмотреть в качестве проекта радикального переосмысления туристического потока. Нисколько не имея в виду отказ от него, но — долгий и сложный процесс, который должен вернуть городу его подлинное значение.

  Сегодня туристы, приезжающие на Биеннале, обладают неким особым статусом: с одой стороны, их характеризует известная образованность и заинтересованность, с другой — полнейшая слепота и глухота по отношению к городу, его красоте и его истории. В своё время биеннале было задумано его создателями с целью модернизации Венеции, духовной и материальной, — это произошло более ста лет назад, в эпоху футуризма и было пропитано футуристическим пониманием перспектив человечества.[10] Но сегодня, в новые времена, когда вдохновлявшее футуристов будущее уже давно наступило, — мы спрашиваем себя скорее со страхом и стыдом:

— что теперь?.. что дальше?..

  Ответ очень прост: всё уже здесь, надо только научиться видеть, пока не поздно.

9.





A p p e n d i X



Boris Yoffe

« NeuntE  ThesE »

— Schreiben an den EU-Kommissar — 

( oder... noch einmal die Treppe runter ) 

— Lass. Uns. Gehen. Alles ist leer.   
Und ich bin leer und du bist leer...[1]:125
( M.Savoiarov )

...lebt, ohne zu wissen, wer er ist, warum und wozu er lebt...
ohne zu wissen...[11]
Einleitung zu den Thesen unten


1.

Der Mensch lebt, ohne zu wissen, wer er ist, warum und wozu er lebt.

2.

Dieses Wissen ersetzt er mit einem für ihn glaubwürdigen System von Mythen und Ritualen.

3.

So ein System ist eine Art Kompromiss zwischen dem Individuum und der Gemeinschaft, der einerseits für eine gewisse rationale Ordnung bzw. Zivilisierung sorgt, andererseits von unkontrollierbaren Prozessen wie Krieg, Ausbeutung, und Zerstörung bedroht wird.

4.

Die Lebensfähigkeit bzw. Glaubwürdigkeit eines Mythen-Ritual-Systems (einer Kultur) hängt davon ab, inwieweit es dem logischen Denken aber auch der emotionalen Palette und dem ästhetischen Sinn der Menschen entspricht.

5.

Das Ästhetische ist ein unvermeidbares Element jeder Kultur bzw. der menschlichen Wahrnehmung, das für die unmittelbare Offensichtlichkeit, und Erfahrbarkeit von abstrakten Vorstellungen bzw. Inhalten sorgt.

6.

Das Ästhetische manifestiert sich in allen Sphären: es legt beispielsweise die Unterschiede zwischen einer juristischen Sprache und einem Verbrecher-Jargon fest, die dann entsprechende soziale Denk-Konstrukte untermauern, es markiert die sozialen Strukturen in ihrer Mannigfaltigkeit, auch durch Haltung, Kleidung und allerlei andere Zeichen und Symbole; es ist für die Wirkung bzw. Glaubwürdigkeit von staatlichen oder kirchlichen Ritualen zuständig, es ist der Kern der mächtigen Unterhaltungs-Industrie, steckt aber auch in jedem Produkt aller Industrie.
  Die verbale Sprache als Modell der Welt ist nie vom Ästhetischen frei und wird in der Poesie sogar zu einem rein ästhetischen Raum, genauso wie Musik, Theater, bildende Kunst sich vom religiösen bzw. sozialen Ritual lösen und zu eigenständigen ästhetischen Sprachen werden. Die naturwissenschaftliche Formel-Sprache ist auch nicht frei von Ästhetik — wie vermutlich sogar eine Programmier-Sprache.

...Es wäre aber eine Katastrophe, wenn mit den erblassten religiösen, politischen, historischen, pseudowissenschaftlichen Mythen auch die mit ihnen verbundene Kunst zu Grunde ginge...
eine Katastrophe...[12]

7.

Allerdings bietet heute fast nur die Naturwissenschaft dem Menschen eine Möglichkeit, sich vollkommen zu entfalten — in seinen intellektuellen Kräften vereint mit seiner Kreativität und Fantasie. Alle anderen Möglichkeiten gruppieren sich um Mythen und Rituale, die ihre Glaubwürdigkeit verloren haben — somit verliert das Ästhetische an Aktualität.
  Es wäre aber eine Katastrophe, wenn mit den erblassten religiösen, politischen, historischen, pseudowissenschaftlichen Mythen auch die mit ihnen verbundene Kunst zu Grunde ginge. Ein Untergang des Ästhetischen, ein postpositivistischer Alptraum, in dem die wenigen begabten und gebildeten Menschen sich experimentell mit den Geheimnissen des Seins befassen, während der Rest der Menschheit stumpf erwartet, dass die Wissenschaftler endgültige Wahrheiten fänden — und sich in der Zwischenzeit mit allerlei Unterhaltung und „Spass“ betäubten. Ein fauler postmoderner Brei aus allmöglichem Aberglauben, Media-Propaganda, Werbung, Schulprogrammen, Sex, Urlaub und Shopping auf der einen Seite — NASA, CERN, E-ELT auf der anderen.
  Die Kreativität eines Menschen, der eine hervorragende naturwissenschaftliche Kariere nicht geschafft hat, schrumpft zu einer Kauf-, einer Selfie-Kunst-, oder entfaltet sich freilich zu einer Schwindel-Kunst des Geld-Machens.

8.

Ein kleiner Teil der globalen Schwindel-Bewegung (winzig klein im Vergleich zu Waffen-, Drogen-, Menschenhandel- oder Tourismus-Industrien) ist der moderne Kunstbetrieb, der sich darauf konzentriert, einem Menschen, der wenig weiss und wenig kann, das Gefühl zu vermitteln, er könne und wisse viel. Selbstbetrug ist freilich ein legitimer, ja fundamentaler Teil jeder Kultur, aber — vermutlich — selbst eine aktive Teilnahme an einem sakralen Zyklus wie ein Kirchenjahr hat an Fantasie, Kreativität, Emotionalität eines Menschen weit mehr gefordert. Der moderne Pop-Mythos scheint zu einem „für das Gute, gegen das Böse“ zu schrumpfen, wobei das Gute so etwas ist, wie ein risikofreier billiger Spass ohne Anstrengung — und der natürlich viel Geld impliziert. Die Kunst der Vergangenheit wird dabei als Alt mythologisiert — als überholt, modernisierungsbedürftig, fehlerhaft-, sodass ein totales Verlernen der großen europäischen ästhetischen Sprachen immer näher zu rücken scheint.
  Es geht mir aber nicht darum, die moderne Gesellschaft zu kritisieren — das ist viel zu einfach, um interessant zu sein, und meine Verbindung zu ihr ist zu schwach ausgebildet-, sondern um eine Utopie, die ich ihr entgegenstellen möchte, ja die einlädt, diese Utopie zu verwirklichen.

...Die schöpferische intellektuelle und emotionale Kraft des Menschen, das Ästhetische...
heute Kreativität...[13]

Ɋ.

Es geht um das, was man heute Kreativität und früher als Geist bezeichnete. Die schöpferische intellektuelle und emotionale Kraft des Menschen, das Ästhetische — muss unabhängig von religiösen, pseudowissenschaftlichen, politischen Mythen bleiben, als das wertvollste, das alternative Kapital gegenüber Geld und Vermögen, als das, was Würde und Verantwortung hervorbringt. Es war keine Utopie: dass eine entsprechend organisierte, eine scharf pragmatische und doch poetisch-irrationale, fanatisch-fromme und doch mutig freigeistige Kultur, welche die Prägung des Ästhetischen, bzw. die Kreativität selbst als Kapital erkannt hatte, Jahrhunderte lang am Schnittpunkt des Europäischen Orient und Okzident existierte. Der Rest der Welt hat diese unglaubliche Leistung Venedigs verkannt, wenn nicht geleugnet, oder vergessen — ob aus Neid, Fahrlässigkeit oder Dummheit. Und nur in Venedig, wo man gegnwärtig nur ratlos in die Zukunft blickt, könnte eine Renaissance des Geistes hic et nunc begonnen werden.

  Das wäre zunächst auch die beste Antwort auf das Problem des immer wohlfeiler und barbarischer werdenden Tourismus. Die Stadt könnte zu einem weltweiten Ort der Kreativität werden, der Bildung, der Liebe zur Tradition und ihrer Weiterentwicklung. Es gibt genug venezianische Intellektuelle, die dazu beitragen wollten und könnten — aber auch weltweit gäbe es eine Gemeinde von Kennern und Liebhabern venezianischer Kunst, Kultur und Geschichte, die am liebsten in Venedig bleiben würde, um der Stadt zu dienen. Freilich sind alle diese Menschen weit von großen Geldquellen und politischen Lenkern entfernt — man könnte aber auch sicher Investoren und Politiker für die Idee gewinnen. Genauso wäre man auf eine Kooperation mit der christlichen Kirche angewiesen -, und für die moderne Wissenschaft, die sich gerne und fruchtbar mit dem Problem der Kreativität befasst, sei es Neurologie oder KI-Forschung, könnte Venedig zu einem Magnet werden.

  Ein erster Schritt in diese Richtung sollte ein offener und breiter Austausch sein, wo jeder, der sich zum Thema äußern möchte, seine Visionen, sein „Programm-Maximum“ darstellen könnte (zunächst noch ohne sich auf Probleme der praktischen Realisierung zu beziehen).
  In meiner eigenen Utopie sähe ich ein systematisches Vorgehen — eine gleichzeitige Lösung unterschiedlicher, wenn auch miteinander verbundener Fragen.

...Ein Problem ist das Umdenken des positivistischen „historischen“ linearen Zeit-Modells...
das ein Problem...[14]

  Ein Problem ist das Umdenken des positivistischen „historischen“ linearen Zeit-Modells. Eine tiefe Verwurzelung in der Vergangenheit war einer der besonderen Merkmale Venedigs — ob dank des byzantinischen Einflusses oder nicht: — sogar einem erneuerungsbesessenen bzw. selbstbesessenen Palladio wurde verweigert, die gotischen Bauten als „veraltet“ abzuschaffen. Das Ästhetische müsste sich vom „Historischen“ trennen; sicherlich ist es interessant und wichtig zu wissen, wann und wie Künstler gelebt haben, jedoch ist es bedeutungslos für die ästhetische Wahrnehmung ihrer Werke. Wenn ich Bach und Mozart höre oder spiele, wenn ich Carpaccio oder Tintoretto betrachte, befinde ich mich nicht auf der Achse von Vergangenheit-Gegenwart-Zukunft, weder Kalender noch Uhr haben da etwas dreinzureden (übrigens — genauso wenig, wie meine Staatsangehörigkeit oder politische Überzeugung: das Ästhetische muss sich eben auch vom Politischen befreien); nie würde Tizian sich selbst als fortgeschritten gegenüber Bellini sehen.

  Diese Emanzipation des Ästhetischen führt zum totalen Umdenken des Museums-Konzeptes und weiter noch, zur Reform der humanistischen Wissenschaften, die seit Jahrzehnten vergeblich dem Modell der Naturwissenschaften zu folgen versuchen — ein wirklich überfälliger positivistischer Mythos. Die wissenschaftliche Arbeit im Weichbild der Kunst sollte den Naturwissenschaften überlassen bleiben, die sich mit dem Phänomen der Kreativität beschäftigen, mit Sprach- Zeichen- Symbol-Systemen, mit Sinn und Quelle des Ritualhaften, mit Bildung von Mythen und Glaubenssystemen, mit Meditation und anderen spiritualen Techniken. Diese Forschung, KI-Forschung miteingeschlossen (digitale Modellierung der Kreativität), sollte in Venedig betrieben werden können — in einem Umraum, wo der Mensch sich einst am besten und intensivsten als Künstler hatte entfalten können. Die Museen sollten dabei keine Panoptika bleiben, wo auf engem Raum Meisterwerke nebeneinander hängen, stehen und liegen, um dem Besucher die Mühe zu sparen, sie an ihren Ursprungsorten zu bewundern — eine Barbarei, die auch ihr Ziel völlig verfehlt, denn kein Besucher kann während den 2-3 Stunden Museumsbesuchs ernsthaft ein Dutzend Bilder wahrnehmen. Ein weiterer Mythos der Pop-Kultur, die aus Venedig verschwinden müsste: der Wahn, Bilder gesehen, fotografiert — und somit „erworben“ zu haben.

  Wenn die Werke aus der Accademia nach Möglichkeit in ihre Altäre zurückkehrten, für die sie konzipiert wurden — und man infolgedessen auch Lichtverhältnisse und Architektur in ihre Betrachtung miteinbeziehen konnte — würde man dazu beitragen, dass so manche Kirche renoviert und wieder geöffnet würde. Es ist nachvollziehbar, dass es zu dem heutigen Un-Zustand kam, und doch schockierend und mit nichts zu rechtfertigen, dass ein Grossteil der sakralen Bauten in Venedig geschlossen und renovierungsbedürftig ist. Ein weiteres Thema wäre die Vervollständigung von einigen nicht zu Ende gebauten Meisterwerken (soweit die Baupläne noch erhalten sind), wie man dies z. B. schon vor mehr als einem Jahrhundert mit den gotischen Kathedralen in Europa gemacht hat —: wie an erster Stelle Sansovinos Meisterwerk, die Scuola della Misericordia, die auch ohne Fassadenverkleidung noch grandios wirkt...

  Es ist offensichtlich, dass es keinen Sinn macht, Kirchen zu renovieren und offen zu halten, wenn weder Besucher noch Gläubige sie besuchen. Es würde aber durchaus Sinn machen, wenn interessierte Besucher bzw. Teilnehmer von Workshops- Kursen- Festivals-, Seminaren- usw.- nach Venedig aus aller Welt kämen, um sich mit dem Ästhetischen auseinander zu setzten, eigene Kreativität entwickelten und sich die Vergangenheit zu vergegenwärtigen.

  Hier müsste man das zweite Problem ansprechen: die christliche Religion, die zwangsläufig an Bedeutung verlor und weiter verlieren wird. Ohne den christlichen Mythos aber wird die europäische Kunst entseelt, die entsprechenden Sujets, Gestalten, Symbole werden nicht mehr erkannt, und nicht nur asiatische oder muslimische Touristen lassen ihre Blicke über die Bilder gleiten, ohne zu begreifen, was sie darstellen, sondern auch Amerikaner und immer mehr Europäer. Eine Aufklärung im herkömmlichen musealen Sinn wird da kaum helfen; mir schwebt aber so etwas wie die Praxis der Renaissance vor Augen: man hatte sich mit Liebe und Faszination mit der Antike auseinandergesetzt, ohne an Zeus, Venus und Prometheus glauben zu müssen. Genauso tiefsinnig und aktuell ist die judeo-christliche Mythologie — jenseits der Glaubensfrage. Meine sowjetische Kindheit war vom Überfluss an Lenin-Denkmälern geprägt —, Lenin stand für Güte, Gerechtigkeit, helle Zukunft und Weisheit, symbolisierte aber eigentlich Lüge und Gewalt. Anders ist es in Venedig, wo die Menschen sich mit Madonnen umgeben haben: eine liebliche Jungfrau mit Kind steht noch immer für das Wunder des Lebens, für die Schönheit und Kraft des Zarten und Schwachen, genauso wie ein Gekreuzigter für das irrationale Mysterium des Opfers und des schuldlosen Leidens. Alles Themen, die nach wie vor aktuell bleiben...

...Hier müsste man das zweite Problem ansprechen: die christliche Religion...
das zweite Problem...[15]

  Es geht also, verallgemeinernd, erstens — um das Umdenken des Ästhetischen (seine Autonomie und Unabhängigkeit von jeglichen politischen, sozialen und pseudowissenschaftlichen Mythen), zweitens — um des Umdenken des positivistischen Zeitmodells (somit auch der humanistischen Wissenschaften und des Museums-Konzeptes), drittens — um das Umdenken der Rolle der jüdisch-christlichen Religion. Das vierte Element des Projektes wäre ein Verzicht auf Unterhaltungs-, Shoppings- und Spass- Kultur zugunsten einer positiven Auseinandersetzung mit den eigenen geistigen Fähigkeiten und Bildung, einer Erforschung des Kreativität-Phänomens, und schließlich die Erkenntnis dass individuelle geistige Leistungen wertvoller sind als Geld und Besitz.

  ...Aus der heutigen venezianischen Sicht sieht es vielleicht als ein Umdenken des Tourismus aus — kein Verzicht auf ihn, aber ein sehr langfristiger und komplexer Wandlungsprozess, dem der Staat erst eigentlich seine Bedeutung zurückgeben müsste.

  Die Biennale-Besucher von heute haben wohl einen besonderen Status — einerseits sind sie meist interessiert und gebildet, andererseits aber taub und blind gegenüber der Stadt in ihrer Schönheit und Geschichte. Die Biennale hatte das Ziel, Venedig geistig und materiell zu modernisieren. Ein Projekt, das einer hundert Jahre alten futuristischen Sichtweise entsprach. Heute, da die damals so begehrte Zukunft längst eingetreten ist, fragt man sich eher mit Angst und Scham:

was nun? wie soll es weiter gehen?

Die Antwort wäre — alles ist schon da,
            schauen wir uns um,
                   lernen wir nur,
                     es zu erkennen,

      bevor wir es endgültig verloren haben.


9.






В’ведение ... (в’Венецию)

( необходимое предисловие от Автора )
...стоúт он, горемычный, перед этим сокровищем, и не может найти ему достойного применения. Причина этого в том, что он элементарно не способен её увидеть...
среди Венеции...[16]

Г
лавная беда Венеции сегодня в том, что современный человек попросту не знает, чего с ней делать. Стоúт он, горемычный, перед этим сокровищем, и не может найти ему достойного применения. А причина только в том, что он элементарно не способен её увидеть, охватить взглядом своим: её красоту, её строгость, её достоинство, — слишком высоки и слишком далеки они для его зрения и воззрения..., слишком необразован, неразвит интеллектуально и эмоционально он, чтобы оценить её как несравненное достижение человеческого духа, раскрывшегося в соборной работе многих поколений, — и не только в области эстетической, но и — казалось бы, куда проще!.. — в социально-политическом устройстве Венецианской республики.

  Все глаза и глáзки, уставленные на неё сегодня, видят либо источник прибыли, — будь то глаза китайских инвесторов или итальянских мафиози, — либо фон для селфи. Сегодняшняя интеллектуальная элита, в отличие, скажем, от сообщества великих физиков начала или середины двадцатого века, не говоря уже об универсальных личностях Возрождения и Просвещения, отравлена ядом узкой специализации и закрыта для восприятия художественного и гуманитарного. Сегодняшняя же художественно-финансовая элита, столь вопиюще представленная на каждом очередном Биеннале, широко практикует коммерческую подмену художественного — суетной публицистикой и всецело занято ритуалами суррогатной религии „нового, которое лучше, чем старое“.

  Впрочем, Венеция здесь не исключение и не уникум — лишь самый яркий пример: примерно с тем же тупым непониманием взирает нынешний человек на всю «свою» цивилизацию и наследие её духа — на иудео-христианскую религию, поэзию, философию

— К чему это всё... Зачем?..

  Без лишних слов, будущее Венеции..., и её, если угодно, спасение, — это вопрос общечеловеческий и зависит от того, сумеют ли люди пробудиться от всеобщей потребительской спячки, чтобы сызнова прозреть: увидеть собственный творческий, интеллектуальный и эмоциональный потенциал как подлинную ценность. Между спасением Венеции и спасением цивилизации в целом можно поставить знак равенства.

— Они связаны как причина и следствие. Как удилище и поплавок.

  Единственная реальность находится — в головах человеческих, а потому и преобразование её — это вопрос учения, образования и развития. В своих девяти тезисах я попытался набросать основные направления синтетической программы, в которой соединяются исследования восприятия (как нейрологические, так и связанные с разработкой искусственного интеллекта), реформа образования и переосмысление культурной традиции.

Вóт ради чего здесь появились девять моих пунктов...



Einleitung zu den Thesen

( vorwort des Autors )
...ies liegt daran, dass man nicht in der Lage ist, ihn wirklich zu sehen: die Schönheit, die Würde, die Strenge-, wir sind schlicht zu ungebildet, zu unentwickelt intellektuell wie emotionell...
Grunewald’kreuz [17]

D
as Hauptproblem Venedigs ist das, dass ein moderner Mensch nicht weiss, was er mit diesem Schatz machen soll, schaut ihn befremdlich an und findet in ihm keine Verwendung. Dies liegt daran, dass man nicht in der Lage ist, ihn wirklich zu sehen: die Schönheit, die Würde, die Strenge-, wir sind schlicht zu ungebildet, zu unentwickelt intellektuell wie emotionell, um diese unvergleichliche Leistung des menschlichen Geistes zu schätzen, in der sich Zusammenarbeit von mehreren Generationen offenbart — und nicht nur im Bereich des Ästhetischen, sondern auch in dem sozial-politischen Bau der venezianischen Republik.

  Die Augen, die heute Venedig anschauen, sehen entweder eine Gewinn-Quelle (gleichermaßen die Augen von chinesischen Investoren wie von italienischen Mafiosi) oder einen Hintergrund für ein Selfie. Die intellektuelle Elite von heute, im Unterschied zu den großen Physikern des frühen 20. Jahrhunderts oder den universellen Persönlichkeiten der Renaissance und der Aufklärung, ist mit dem Gift der engen Spezialisierung vergiftet und bleibt verschlossen für die Wahrnehmung des Ästhetischen und Humanistischen. Die künstlerische Elite von heute ihrerseits, die so schrill ihre Präsenz auf der Biennale zeigt, hat das Künstlerische längst mit Publizistik ersetzt und beschäftigt sich mit Ritualen der Religion des „Neuen, dass besser als das Alte“ ist.

  Venedig ist freilich nur ein schmerzvolles Beispiel in einer langen Reihe: mit dem gleichen stumpfen Nicht-verstehen guckt der moderne Mensch auf das gesamte geistige Erbe — judeochristliche Religion, Poesie, Philosophie

  Somit ist Venedigs Zukunft, oder, wenn man will, ihre Rettung, eine gesamt-menschliche Frage und hängt davon ab, ob die Menschen von ihrem Konsum-Schlaf aufwachen und ihr eigenes schöpferisches intellektuelles und emotionelles Potential als ein hohes Wert anerkennen. Die Realität befindet sich in den Köpfen, und sie zu verändern ist eine Sache der Bildung und geistigen Entwicklung. In meinen Thesen versuche ich ein synthetisches Programm zu entwerfen, in dem sich die Forschung der Wahrnehmung (Neurologie sowohl die KI-Forschung), eine Bildung-Reform und eine neue Auseinandersetzung mit der kulturellen Tradition vereinen.







 ...девятый ком’ментарий

...не зная, кто он, почему и зачем живёт...
девятый пункт...[18]

  1. Это утверждение настолько самоочевидно (а равно — инвалидно), что попросту не нуждается в комментарии (в том числе, и в этом). Средний человек, обыватель, Homo normalis попросту не нуждается в каком-либо знании о том «кто он, почему и зачем живёт», равно как не нуждается в подобных обоснованиях садовая улитка или рождественский каплун.
    И прежде всего, сам по себе вопрос «кто я...» настолько неочевиден и утилитарно бесполезен, что подавляющее большинство людей вполне удовлетворяются ответом на бытовом уровне: возраст, рост, вес, паспортные данные, место жительства. — «Сантехник Петров» — в рамках своей личной биографии не имеет ни малейшей потребности в более сложных версиях. Для человека нормы сам факт собственного существования представляет собой вполне достаточное основание для всей его жизни, от рождения и до смерти, но всякий раз — здесь и сейчас. Говоря иными словами, для среднего обывателя процесс жизни вполне исчерпывает её содержание. — В полной мере отвечая подобному не’рефлексивному состоянию, господствующая ныне конвенциональная психология провозглашает в качестве главной положительной установки нечто потрясающее: «смысл жизни состоит в самóй жизни». — Самым несложным образом суммируя и сокращая приведённое уравнение, всего через два хода получаем — ничто, пустоту, Ноль.
  2. Причём, «мифы» и «ритуалы» в подавляющем большинстве случаев не воспринимаются как таковые. Прививаемые через стереотипное воспитание, подражание и воспроизведение нормального поведения, они существуют в условной форме повседневной культуры общения и со’общения конкретного сообщества (клана, племени) и приводятся в действие сугубо автоматически, — через сигнальную систему рефлекторного (не рефлексивного) поведения. Кроме собственно функции среды, «мифы» и «ритуалы» выполняют также сигнальную роль, выводя за скобки рационального контроля актуальную систему распознавания «свой-чужой» со всеми последствиями её применения, в первую очередь — карательного, конечно.
  3. Лица, нарушающие соглашение или отказывающиеся его принимать (кратко говоря, лица вне’конвенциональные), во все времена попадали под действие методики «исключения» из социума. Как правило, для них была уготовлена страта врага, преступника, чужого или ненормального со всеми вытекающими последствиями. Даже самые вегетарианские цивилизации и времена не отказываются от принципиальных архетипических реакций, равно как и агрессия никуда не девается, по-прежнему требуя своей локализации. Карательные меры могут относительным образом смягчаться, однако «неуклонность» их наступления не подлежит сомнению. «Dura lex, sed Lex»...
  4. Полагаю, было бы весьма плодотворным (для прояснения девятого пункта), если бы удалось провести соответствующее социологическое исследование на тему: «широта соответствия» некоей конкретной государственной системы «эмоциональной палитре и эстетическому чувству» её средним жителям. — Завтра же внесу в секретариат предложение на эту тему, подкреплённое финансовыми расчётами и подробной схемой эмоционально-эстетической отмывки выделенных средств (см. на графике 4/6-а).
  5. По своему существу и механизму формирования, эстетически привлекательная форма (или напротив, отталкивающая) вытекает напрямую из психофизиологии стайных приматов. И прежде всего, образующую роль играет их любопытство и всеядность, усложняющие сигнальную систему и создающие потребность в наборе маркеров, отличающих потребное (съедобное) от непотребного (опасного). — Значительно более сложная и разработанная по формам своего применения, этико-эстетическая компонента идёт впереди любого предмета, понятия или системы ценностей (включая мифы и ритуалы, разумеется), выполняя роль упаковки с предупреждением и указанием наиболее общих потребительных свойств. В самом грубом приближении различается запретное и разрешённое, а затем, по мере опущения в подробности — рекомендованное и сомнительное. («Минздрав предупреждает»)...
  6. Любая клановая деятельность приматов по мере собственного расширения и наращения внутренних подробностей, постепенно эмансипируется (обособляется) от других кланов и приобретает собственные языки, включая эстетический. Разумеется, никакое «программирование» здесь не может быть исключением, — в полном подобии, скажем, теоретической математике или радиоастрономии: все человеческие кланы развиваются по одной схеме. Единственным отличием на сегодняшний день здесь выступает сравнительно небольшой срок истории и — относительная разрозненность клана, с одной стороны, имеющего массу корпоративных различий, а с другой — носящего глобальный языковой характер.
  7. В таком исходе нет ничего уникального или удивительного. Во все времена совокупное сознание приматов имело в своей структуре определяющую и подавляющую социальную компоненту (в том числе, фундаментальная вторичность по отношению к среде, а также следующая за ней адаптивность и приспособляемость). Как одно из прямых следствий, соответствующим образом происходил индивидуальный выбор повседневной практической деятельности — из предлагаемого современным обществом набора уважаемых, успешных, востребованных, необходимых или приемлемых «профессий». Только в случае инвалидов сознания или социальных «протестантов» выбор мог происходить от обратного, порождая страту аутсайдеров или маргиналов, активных или пассивных. — Как говорится, «дураков нет». Если мои креативные способности востребованы средой (стратой) только для того, чтобы делать «фотки» или «деньги», значит, так тому и быть.
  8. Пожалуй, на этом пункте все не...обходимые пояснения и комментарии заканчиваются: за их полнейшей неуместностью. И даже не в том дело, что иной раз хочется слегка наступить на горло собственной песне, пробурчав себе под нос, подобно красавцу-Диогену своё историческое: no comment. Но даже немного тогó..., едва ли не напротив..., слегка перефразируя известное замечание нашего возлюбленного Марка Туллия, скромно заметить: «когда говорят берданки, музы молчат». Или нечто ещё менее определённое, из Лафета: «звон монет сирену заглушает». А затем, слегка махнув левой дланью — удалиться прочь нер(о)вной походкой, одновременно пытаясь своей тенью не заслонить солнце.
      — Несмотря на глубокое ночное время...




 ...девятый ис’сточник


  1. 1,0 1,1 Мх.Савояров, Юр.Ханон. «Избранное Из’бранного» (лучшее из худшего). — Сан-Перебур: Центр Средней Музыки, 2017 г.
  2. Иллюстрация — Франсиско Прадилья: портрет Альфонсо I Воителя, короля Арагона (1879 г.) — Retrato del rey Alfonso I de Aragón, el Batallador, por Francisco Pradilla. 1879. Ayuntamiento de Zaragoza.
  3. Иллюстрация — Фрагмент портрета Альфонса III работы Франца Винтерхальтера (тоже немца, между прочим). — 1855 (1863) год, холст, масло, много масла, сплошное масло, 240 × 155 см. — Napoleon III in Uniform mit Hermelinmantel an einem Tisch mit Krone und Zepter, im Hintergrund der Louvre.
  4. Иллюстрация — Парадный портрет испанского короля Альфонсо XIII (масло, холст, 130×91см). Автор: Tomás Martín Rebollo. Retrato del rey Alfonso XIII de España, vestido con uniforme de gala de capitán general.
  5. Иллюстрация — Валентин Серов: портрет князя Феликса Юсупова («портрет графа Феликса Сумарокова-Эльстон, позднее — князя Юсупова»), 1903 г.
  6. Иллюстрация — Вид на южный остров Джудекка с колокольни собора Св.Марка (Венеция), 15 мая 2011, Canale della Giudecca (Canale Vigano) & un’isola «Spina Lunga»
  7. Иллюстрация — Тициан (Tiziano Vecellio), «Святой Иоанн, подающий милостыню» (ок.1560-70 гг.).
  8. Иллюстрация — Джованни Беллини, «Пьета» (Дона далле Розе), ~1500-1514 (очень давно, значит). Галерея Академии, Венеция.
  9. Иллюстрация — бывший «император» Александр II, посмертная маска — снятая в день его убийства 1 марта 1881 года
  10. «Литературные манифесты от символизма до наших дней». — Мосва: издательский дом «Согласие», 1993 г.
  11. Иллюстрация — Президент Франции Феликс Фор, официальная фотография (1896). Юр.Ханон. «Два процесса». — СПб.: Центр Средней Музыки, 2012 г. — 568 с. (стр.570)
  12. Иллюстрация — так называемый Леонид Ильич Брежнев в 1980 году (на мавзолее — во время, скорее всего, последнего при его жизни празднования так называемой годовщины так называемой «Октябрьской Социалистической революции»).
  13. Иллюстрация — Габриэль фон Макс, «Обезьяна перед скелетом», масло, холст, 61x44,5 см. (Мюнхен, ~1900).
  14. Иллюстрация — Донателло (Донато ди Никколо ди Бетто Барди), статуя Иоанна Крестителя (1430-е), галерея Академии (Венеция).
  15. Иллюстрация — Чима да Конельяно, Иоанн Креститель (со святыми Петром, Марком, Иеронимом и Павлом). (1491-92), церковь Мадонна дель Орто, Венеция.
  16. ИллюстрацияВенеция. Памятник (памятка) бандиту Коллеоне возле школы Сан Марко. Бр.Йоффе, 17 окр 219, — специально для статьи «Пространство времени»... (или Брюкнер в Венеции).
  17. ИллюстрацияMatthias Grünewald. (1512-1516) «Kreuzigung Christi» (fragment). Isenheimer Altar, ehemals Hauptaltar des Antoniterklosters in Isenheim, Elsaß, Werktagsseite, Mittelbild: Kreuzigung Christi. Musée d'Unterlinden.
  18. Иллюстрация — Генеральный секретарь ЦК КПСС, председатель президиума Верховного Совета Юрий Андропов на мавзолее (Красная площадь) приветствует демонстрантов, 7 ноября 1983 года (через три месяца он умрёт).



 ...девятая литература

Ханóграф: Портал
NFN.png

Ханóграф: Портал
Yur.Khanon.png



 см. тако же

Ханóграф : Портал
B.Yoffe.png

Ханóграф: Портал
EE.png





← см. на зад



Red copyright.png  Все права сохранены.   Red copyright.png  Auteur : Бр.Йоффе( & Юр.Ханон ).   Red copyright.png  All rights reserved.

* * * текст этой статью могут исправлять только её авторы.

— Некоторые желающие сделать замечание,
могут отослать его в девятый пункт приёмки или немного ближе.



* * * материал написан специально для Хано́графа,
публикуется впервые
, окончательно и бес...поворотно,
перевод с русского на рурский — единовременный,
перевод с горла на язык — как всегда,
чистовой текст, редактура и оформление: Юр.Хано́н.



«s t y l e d  &   s c a l p e d   b y   A n n a  t’ H a r o n»