Духовное и духовое (Из музыки и обратно)

Материал из Ханограф
Перейти к: навигация, поиск
Духовики и — духовники
         ( статья-пассодобль )
авторы:  Bernard Shaw&Yuri Khanon
Смерть — или смех Любители — и любовники

Содержание



Духовное или духовое


Вся жизнь местами выглядит как дырка...
— Мой духовни́к! Ну где́ твоя просвирка!
( Михаил Савояров ) [1]





И прежде всего, не стану тянуть кота за хвост... Потому что очень спешу. Простите, но сегодня мне недосуг здесь долго и подробно расписывать всё понимаемое, понятное, непонятое и понятое... А потому — сразу к делу.

Прежде чем бросить всё (и даже жену), чтобы отправиться в блаженной памяти Альберт-холл на концерт некоего Иоахима и хора имени Баха...,[комм. 1] или напротив, на концерт имени Оффенбаха и некоего Иеговы, я хотел бы воспользоваться последней оставшейся у меня свободной минуткой и ... как приговорённый к смерти, исполнить своё — последнее — желание.[комм. 2]

...исключительно ради начала разговора
Джордж Бернард Шоу, музыкальный критик (1894)
Вернее сказать, не своё, и не желание, конечно.
Но всё остальное — чистейшая правда.

Итак, я вижу: у меня осталось несколько кратких секунд, чтобы успеть ответить на сто тридцать два письма, пришедшие за последние дни от моих (не)верных читателей, не на шутку заинтригованных моими недавними заметками и записками о том благотворном (чтобы не сказать: благотворительном) влиянии, которое..., которое..., прошу прощения, каковое оказывает на здоровье человека (как душевного, так и физического) — игра на духовых инструментах.

Конечно, сейчас, сто́я на одной ноге и находясь буквально в дверях..., вернее сказать, между дверей, я не берусь ответить на все вопросы подробно и обстоятельно, — однако некоторые мои общие соображения (на что я надеюсь, вполне безосновательно) смогут разъяснить & развеять довольно многие застарелые недоразумения & недоумения, сколь ходячие, столь и заскорузлые...[2]:282 Дым до небес...

— И прежде всего, не стану врать. Всё напрасно, когда речь идёт — о таком высоком и сильном предмете как — духовные инструменты. Особенно — медные духовные. Здесь, как говорится, всё как на духу. Впрочем, не буду сразу слишком завышать планку духовности.

Начну попросту с быта, так сказать, удерживая себя на уровне головы своего верного (идола) поклонника...

Ещё в детстве, а также — чуть позже, будучи подростком, не слишком искушённым в вопросах воспитания (в том числе и музыкального), я невольно обратил внимание на один странный, но показательный факт: музыканты-духовики (особенно — медные) отличались среди своих сверстников и коллег своим, так сказать, удивительным..., иногда даже каким-то поражающим духовным развитием..., чтобы не сказать — уровнем. Но тем более такое положение дел бросалось в глаза, если эти особенные люди собирались в одном месте: сразу и помногу (в повседневном языке подобные собрания обычно называют репетициями оркестра, учебною группою или даже концертом). Наблюдая их в массе, было значительно проще опознать, рассмотреть и даже сравнить духовный типаж духовиков — с другими профессионалами в той же области...
Пианисты и скрипачи, разумеется, в этом незримом соревновании духовных уровней находились на некоем высшем фундаментальном уровне, — глядя на них можно было с уверенностью предположить, что они представляют собой некий эталон, средний уровень музыканта. Затем, по мере продвижения от центральной зоны к оркестровым «окраинам» начинался некий линейный процесс, который отчасти мог бы напомнить опускание планки во время соревнования по прыжкам. Чем ниже и крупнее был инструмент, и чем дальше от дирижёра он располагался в зримой оркестровой иерархии, тем ниже и шире приходилось опускать глаза, разглядывая соответствующего специалиста. Я надеюсь, моя мысль достаточно понятна... К примеру, альтисты и виолончелисты в своём среднем духовном (хотя они и не являются духовиками) уровне необходимым образом опускались — от скрипачей: на квинту или октаву соответственно. Но конечно же, ниже всех похвал располагались контра-басы — эти люди и вовсе отличались какими-то странными лицами, за которыми временами можно было почувствовать какие-то нижние ноты человеческих струн... Затем за ними (буквально дыша в спину) следовали — деревянные духовые (пожалуй, в данной категории гобои и кларнеты можно было бы принять за некую точку отсчёта, а вот флейтисты и игроки на фаготах, имея значительно больший расход духа, неизменно демонстрировали движение вниз по духовной хроматической гамме)...

...видимо, одна из известных форм существования человека
Эдвард Тайсон,
«Оранг-Утанг» (1699 г.) [3]
Разумеется, (почти всё) сказанное мною — вполне условно..., а потому следует понимать в качестве метафоры... Или, на худой конец, поэтического сравнения.

И здесь, пропустив из чистой вежливости касту ударников, которых временами можно сравнить с портовыми грузчиками, шахтёрами или представителями иных пролетарских профессий, наконец, с каким-то удивлением и даже трепетом, я останавливался перед по’длинным гвоздём (программы). Это была несомненная загадка природы: группа медных духовых. Сияющая и сиятельная. Проще говоря, военный оркестр. Эти бравые люди..., их ни с чем не сравнимые лица, словно бы вытесанные из цельного куска дерева (или, в иных случаях, камня), несомненно, представляли собой некую особую касту. Их тяжёлая судьба, род занятий, а также вентили и пистоны оставляли на их поверхности отпечаток непреодолимой силы и глубины... Судя по описанному анамнезу, это были люди, страдающие неким совершенно особым родом духовности: физической. Предметной. И даже более того — зримой... Слова стынут в горле. С трудом могу подобрать достойное их сравнение... или (на)звание. — Подобно профессиональным спортсменам (штангистам или борцам), или паче того, артистам балета, практически, инвалидам детства, они всегда казались мне посланцами какого-то особого мира... Высокие профессионалы своих медных мехов, вынужденные всю свою жизнь заниматься тяжелейшим физическим трудом (в области головы, шеи, рук и клетки..., грудной), они представляли (и до сих представляют) собой некое специальное духовное явление, точно определить которое в те времена (находясь в нежном возрасте прикосновения к началу жизни) я не решался... А если и решался, то делал это — сугубо молча.

Без малейших колебаний, я поступлю подобным же образом и теперь.
Действуя таким образом по собственному примеру, достойному подражания...

Впрочем, насколько я успел заметить при беглом осмотре писем, больше всего мои читатели беспокоятся вовсе не о духовности. Красной нитью сквозь добрую половину всех присланных в редакцию эпистул проходит забота о том, какое впечатление способны производить музыкальные упражнения (особенно, духовные, конечно) — внутри той сугубой общности, в которой нам всем приходится существовать: в этом месте и в наше время... Говоря более простым (и даже слегка суконным) языком, мои читатели спрашивают, не будут ли регулярные упражнения на огне, воде и медных трубах слишком сильно беспокоить или раздражать их соседей — за окном, дверью, стенами или потолками.[2]:282

Не стану напрасно врать: конечно, большей частью их опасения вполне оправданы. И если их сосед (каким бы он ни был человеком по своему достоинству или достатку, не говоря уже о противоположном) принимается жаловаться или, тем более, ругаться, то я ни в коем случае не рекомендовал бы с ним ссориться. — Тем более (напомню), что речь в данном случае идёт о вопросах сугубо духовного порядка. Конфликты или (не дай-то бог) скандалы по такому поводу выглядят особенно нелепо. А потому я рекомендовал бы, высоко подняв голову, нести по жизни достойное всяческого уважения звание духового музыканта...

...эталон нравственной красоты
Альфонс XIII (1915) [4]

Тихо и кротко выслушав (безусловно, справедливые упрёки и) претензии в свой адрес, — согласитесь сразу и без малейших обиняков, что производимый вами шум (и здесь я подчёркиваю: именно шум, а не звуки и, тем более, не музыка) ужасен и невыносим... А согласившись, немедленно обещайте поступать в неукоснительном соответствии с законами вежливости и того муниципалитета, в котором вам выпало (не)счастье жить. — В первую очередь, возложив левую руку себе на грудь, торжественно поклянитесь более никогда не брать в руки инструмент позднее половины первого (кроме тех случаев, когда у вас гости, так или иначе обожающие искусство); а затем уверьте своего драгоценного соседа, что если в целях самозащиты он тоже станет упражняться на каком-либо инструменте (не исключая тубы, тромбона или орга́на), вы, в свою очередь, станете кротко переносить все страдания, поступая таким образом ради его благополучия, здоровья и повышения культурного уровня..., — в точности таким же образом, как теперь и он христианнейше страдает и переносит крестные мучения ради вас.

— И всеобщего блага, безусловно.

— Можете мне поверить с полуслова (ещё никогда я публично не советовал ничего дурного)... Такое поведение значительно тактичнее и умнее, чем исподтишка направлять раструб вашей tuba mirum прямо к зыбкой стене, отделяющей вашу комнату от соседской,[комм. 3] а затем греметь ужасающими фанфарами с полнейшим пренебрежением к нервам и прочим внутренним о́рганам ближнего своего... По секрету сказать, именно таким (глупейшим) образом я и поступал, исполняя ужасные этюды и вытворяя ещё много чего (не)возможного — в ответ на справедливые и прямые претензии своего соседа. И хотя в тот период своей жизни я едва только вышел из того гражданского состояния, которое обычно называют детским возрастом, всё же... и по сей день (отправляясь в блаженной памяти Альберт-холл на концерт некоего Иоахима и хора имени Баха..., или напротив, на концерт имени Оффенбаха и некоего Иеговы) я не могу вспоминать об этом без угрызений совести.

— Если она есть, впрочем...
«...Во второй лошадиной части один за другим вступают со своими яркими соло инструменты замечательного семейства костяных цефалофонов, с диапазоном в тридцать шесть малых октав, абсолютно «неиграбельные». Некий известный музыкант-любитель, макроцефал Д. из Вены (Австрия) попытался в 1875 году воспользоваться нижним сифоном в «до»,[комм. 4] однако, во время исполнения медленной диатонической трели инструмент неожиданно взорвался, сломав ему хвостовой позвоночник и совершенно оскальпировав ноги. Впоследствии уже никто более не отваживался использовать мощные ресурсы природных цефалофонов, а Государство было вынуждено запретить обучение на этих инструментах в муниципальных школах и католических монастырях...» [5]:249
Эрик Сати, «Оркестр лошадиной шкуры» (1912)

А вот, кстати, ещё один нетривиальный вопрос: некий читатель Г. с пристрастием спрашивает меня, а не внедрили ли, случаем, в производство какие-нибудь немецкие гуманисты специальные безмолвные инструменты-тренажёры, вроде «немых натуральных валторн» (по аналогии с молчащими «немыми пианино»), предназначенных для обучения детей (или взрослых детей) исключительно пальцевой технике игры (минуя все нежелательные побочные эффекты этого процесса). — С удовольствием отвечаю своему визави, что в подобном инструменте нет ни малейшей надобности..., поскольку..., уж можете мне поверить на́ слово, пальцы в данном случае не имеют никакого применения. Скажу даже более того: и безо всяких немецких гуманистов самая обычная (заурядная) натуральная валторна будет очень долго безмолвствовать в руках неопытного новичка..., по причине — простейшей импотенции..., пардон, неспособности — я хотел сказать. Погодите минутку, и я всё объясню... — К примеру, никто на свете, открыв рот, чтобы начать говорить, не может совершенно точно представить себе, что́ именно он сейчас произнесёт. И даже трижды опытный музыкант, взяв в руки этакую сложную штуковину (вовсе не ради красного словца называемую «инструментом»), может только предполагать, что́ же у него получится, когда он попытается на ней играть. Не так давно я сам (причём, собственными ушами) слышал, как один выдающийся (во все стороны) дирижёр на первой же странице увертюры к «Фрейшютцу» потерепел сокрушительное поражение.[комм. 5] Буквально с первых звуков божественной музыки Вебера он, сколько ни размахивал руками, но так и не смог выудить из четырёх опытных валторнистов буквально ничего, кроме каких-то нелепых булькающих звуков..., — впрочем, говоря к слову, вполне «натуральных», — как и те валторны...[2]:282

...очередная война, франко-прусская война, не так ли, мистер Шоу?
герр Карл Рохлинг [6]
«Гвардейцы кайзера в Ле Бурже»

И всё же..., не будем снисходительно относиться — к великому. Начинающий любитель очень быстро убедится (противу своих наивных предположений и представлений), что чем крупнее инструмент, попавший к нему в руки, тем легче из него извлечь удобоваримые звуки и даже (страшно сказать) — играть. Ошибочно думать, будто духовой инструмент нужно прежде всего наполнить своим драгоценным (выдохнутым из святая святых) воздухом. На самом деле, вполне достаточно привести в колебательное движение тот воздух, который уже содержится внутри этого инструмента. Немецкие духовые оркестры, которые неумеренно расплодились во времена последней франко-прусской войны, стали тому едва ли не самым ярким примером. Несчастные французские домохозяйки не раз с(о скрытым) негодованием наблюдали из-за своих окон как эти, видимо, ленивые, грубые и подлые солдафоны (иностранного подданства) словно бы из какой-то изуверской вредности навьючивали самые громоздкие инструменты — на самых хилых мальчишек. Но, говоря по существу (если не затрагивать тему франко-прусской войны), всё было в точности — наоборот. Этим тщедушным мальчишкам (как я уже сказал) доставалась самая лёгкая работёнка. Вот почему я настойчиво рекомендую начинающим любителям и энтузиастам остановить свой выбор сразу — на тубе или бомбардоне..., в крайнем случае — на геликоне, обвивающем всё тело музыканта наподобие удава.[комм. 6] Есть для таких случаев ещё, между прочим, офиклеид или даже более скромный и компактный — баритон.[комм. 7] О последнем я ещё скажу несколько прочувствованных слов отдельно (несмотря даже на то, что ужасно спешу отправиться в блаженной памяти Альберт-холл на концерт некоего Иоахима и хора имени Баха..., или напротив, на концерт имени Оффенбаха и некоего Иеговы).

Итак, слово сказано: баритон... Прошу любить и жаловать, мсье. Это — необыкновенно сентиментальный и даже нежный инструмент, можете не сомневаться: он способен влить добрую порцию сердечной меланхолии даже в самые грозные фанфары. Гневные возгласы графа ди Люна, в бешенстве обрекающего Манрико на «mille atroci spasimi» в последнем действии «Трубадура»,[комм. 8] леденят кровь даже самых отъявленных мерзавцев (не говоря уже об итальянцах, чёрт). Однако, в переложении для баритона, солирующего в военном духовом оркестре, они напоминают скорее «Молитву девы»..., отнюдь не орлеанской.[2]:282-283

«...Мадам..., мсье..., прошу минутку внимания..., всего два слова — исключительно с точки зрения патриотизма. — Смею уверить вас. Для блага государства, которое вы столь высоко ставите, (а об обществе я даже и не заикаюсь, каюсь) было бы во́ сто раз полезнее и лучше, если бы господин президент ваш, по имени на букву п. и по фамилии на ту же букву — всю свою маленькую жизнь аппаратного насекомого посвятил изучению игры на саррюзофоне..., если вы меня достаточно понимаете..., ну или на худой конец, хотя бы — на офиклеиде...» [7]
Юр.Ханон, «Последнее решение» (214)

Конечно, я ничуть не пытаюсь обольщаться..., или фантазировать. Хорошо понимаю ограниченность своих возможностей. Например: сию минуту, прочитав эти строки, вы легко можете отмахнуться от моих советов..., словно от мартовской мухи.

...невероятно, но факт! — это Он!
Феликс Фор, президент [8]

Сейчас я так и вижу перед собой ваше патетическое лицо, отчасти искажённое гримасой пренебрежения... — Как истинный джентльмен, вы мечтаете о флейте или корнете...[комм. 9] Ну хорошо, пусть будет так. Для начала — о флейте я просто и тактично промолчу..., ибо она (без малейшего моего участия) осточертеет вам ещё задолго до того, как вы сможете сыграть на ней первую фразу из «Ah, non giunge...» (даже без вариаций).[комм. 10] Но вот корнет... — Пытаясь не говорить о корнетах и кадетах, попробую хотя бы немного остудить ваш пыл... Можете не сомневаться, этот медный инструмент — самый ужасный ещё и потому, что (будучи от природы крайне услужливым и любезным) он очень скоро станет казаться податливым и приятным..., действуя исключительно в угоду вам. Однако подавляющая вульгарность корнетов..., — пардон, я хотел сказать, подавляющая вульгарность корнета — поистине неизлечима (можете мне поверить, уж лучше сразу — трубачи)... Даже в самые удачные и счастливые мгновения своей жизни он может быть в лучшем случае — терпимым... или сносным. — Например, в pianissimo каких-нибудь медоточивых небесносладостных аккордов Гуно..., или в лейтмотиве меча — из первого действия «Валькирии».[комм. 11]

Но во всех иных случаях, например, используемый в качестве замены трубы, он становится попросту — назойлив... Затем несносен... И наконец — отвратителен.[2]:283
Короче говоря, ступени его совершенства уходят очень далеко, за линию горизонта.

И всё же, по моим наблюдениям, пока ещё не удаётся от него избавиться окончательно. Всё новые и новые композиторы опять пытаются доверить корнету нечто такое, чему одно слово: труба-дело. Точнее говоря, такие знаковые фразы или высказывания, которым даже труба не в состоянии придать необходимого оттенка саморекламы..., или кричащей подлости.

«...Кстати сказать, не только какой-то малозначительный президент... В точности то же самое относится — ко всем без исключения государственным чиновникам и прочим насекомым, присосавшимся к аппарату (если вы меня хорошо понимаете). Власть не терпит непоследовательности. Закон превыше всего!.. Отныне и навсегда, — офиклеид должен сделаться основным инструментом государственного управления..., ну... или на худой конец, хотя бы саррюзофон. — Начиная с завтрашнего дня, ни один бюрократ не может получить доступа к кормилу власти без всестороннего и свободного освоения этих фундаментальных инструментов исключительной важности...» [7]
Впрочем, оставим... К этому предмету мне ещё придётся вернуться. Причём, не раз.
Как я подозреваю (вполне небезосновательно)...[комм. 12]
акварель: корнет(ист)ы уезжают — (вид сзади)
Поль Гаварни «Трубачи» [9]

Пожалуй, наконец — пора завершать. Как оказывается, моё время давно — вышло..., и я, кажется, уже бесповоротно опоздал на этот концерт (если вы ещё не позабыли, я начинал свою сегодняшнюю хронику с того, что отправляюсь в блаженной памяти Альберт-холл на выступление некоего Иоахима и хора имени Баха..., или наоборот, на концерт Иеговы и некоего Оффенбаха). Впрочем, и слава богу. Как говорится, не слишком-то и хотелось...

Вечерняя тьма уже давно опустилась на Лондон. И он тоже — опустился, вслед за ней.
По крайней мере, мне так кажется...

...Сегодня, по прошествии стольких-то лет жизни, я склонен серьёзно полагать, что тяга к металлу (имея в виду не только сребро и злато), в частности, к медным инструментам относится к числу тех тяжких заболеваний, которые передаются — по наследству. Благо, за примерами далеко ходить не придётся. — Мой отец... в своё время достаточно эффективно (чтобы не сказать: эффектно) разрушил свой домашний быт, а затем и семью — неумеренной склонностью к игре на тромбоне.[комм. 13] Мой дядя... светлой памяти... много лет играл (и, должен заметить, очень мило играл) — на офиклеиде..., а затем (молча) наложил на себя руки.[2]:283

К сожалению, тромбон отца не сохранился..., но зато дядюшкин офиклеид и сегодня — в безукоризненном состоянии...
...выбирая между этими двумя наследственными вариантами, сегодня я склоняюсь всё же — к тромбону.
...но насчёт завтра — нет..., нет..., пока не уверен...






см.  продолж-жение







Ком’ментарии

...для тех случаев, когда дело — труба...
оный офиклеид [10]
  1. Здесь Бернард Шоу упоминает, несомненно, о лондонском гастрольном концерте (в Альберт-холле) успешного и даже знаменитого в своё время австрийского скрипача и композитора (еврейского происхождения) Йозефа Иоахима, в год публикации материала ему шёл 58 год. Правда, не совсем понятно, каким образом выступление скрипача было связано с хором имени Баха, а также Оффенбаха или некоего Иеговы (оба упомянутых также еврейского происхождения). По всей видимости это специфическая игра слов, не слишком остро умная.
  2. Вящая справка для педантов: газетная хроника Джорджа Бернарда Шоу — на этот раз не рецензия, а некое рассуждение музыкального критика на заданную тему, — было записано 6 марта 1889 года (без заголовка, хотя и с подписью автора «Corno di bassetto») и (даже) опубликовано день спустя (8 марта) в лондонском журнале «Star» (что в переводе значит — «звёзда»). Впоследствии эта статья была включена в сборник «Лондонская музыка в 1888-1889 годах» под рабочим названием «об игре на духовых инструментах» (вероятно, название давал не сам Шоу, или напротив — он сам, хотя и не вполне присутствуя при этом деле). На русском языке эта хроника была (впервые, если не ошибаюсь) напечатана в книге: Бернард Шоу. «О музыке и музыкантах» (перевод Сергея Кузнецова). — М.: Музыка, 1965 г. (340 стр.) — стр. 281-283.
  3. Упомянутая здесь всуе «tuba mirum» (труба мира), кроме дословного символа подобия заключает в себе ещё и библейский намёк. Одна из непременных частей католического реквиема или мессы с таким названием (tuba mirum) означает путь исхождения, когда трубы мира возвещают с небес о наступлении судного дня. Впрочем, точности своих слов я — не гарантирую. Ещё никому не удалось проверить на практике: так ли оно происходит в действительности...
  4. «Нижний сифон в до» — намеренно грубый перевод (языка в нижний отдел позвоночника). Эрик Сати имеет в виду сифон «in C», чтобы не говорить о пистоне. Однако в данном случае это слишком явно расходится с замыслами второго автора. Особенно если учесть, что он же и — первый.
  5. В опере «Фрейшютц» (вольный стрелок) композитор по фамилии Вебер широко использовал «натуральные валторны», изображая старую сигнальную музыку (охотничью или военную), которую играли «на рогах» и на вольном воздухе, разумеется.
  6. Здесь месье Шоу устраивает небольшое шоу с перечислением самых крупных медных духовых инструментов. Туба — она говорит сама за себя, надеюсь. Бомбардон — ныне устаревший металлический духовой инструмент с тремя или четырьмя пистонами, тоже крупный. Впрочем, бомбардоны бывали разных размеров. Самые простые в употреблении — басовые.
  7. Упомянутый здесь офиклеид — очень крупный медный инструмент, ныне почти вышедший из употребления. Внешне он напоминал контрафагот, однако способ извлечения звука у офиклеида был — как у тубы или валторны. Иначе говоря, у него был мундштук, а не трость. Что же касается баритона (или так называемого «эуфониума») — то он и по сей день (наряду с «альтушкой») входит в число самых простых военных инструментов. Пожалуй, некоторое сожаление у меня вызывает тот факт, что месье Бернард не стал упоминать саррюзофон и прочие производные фагота. Хотя, если говорить постным голосом вящего профессионала, это — не вполне медные духовые (невзирая на свои размеры — ничуть не менее громадные). Впрочем, не будем понапрасну придираться. Упущение господина Шоу — вполне условное, которое совсем не трудно исправить. Буквально — несколькими строками ниже (ватерлинии).
  8. Гневные возгласы графа ди Люна, в бешенстве обрекающего Манрико на «mille atroci spasimi» в последнем действии «Трубадура» — само собой, речь здесь идёт об опере некоего зелёного композитора, итальянца. Дядюшка Бернар (не Сара, нет..., и даже не Тристан, после всего) предусмотрительно приводит слова графа ди Люна, в бешенстве «брошенные» во время диалога с Леонорой.
  9. Прошу прощения..., но мне кажется, что у этого английского джентльмена очень странные вкусы. Хотя флейта — иногда и до некоторой степени металлический инструмент, но очень маленький — чисто, свистулька. Что же касается до пресловутого корнета, то здесь Бернард Шоу категорически прав, во всём первозданном шике своей строгости. Это — на редкость слащавый и крикливый инструмент, однообразный до уныния.
  10. «Ah, non giunge...» — ах, не приходит..., особенно запоминающаяся фраза из финальной арии Амины (из оперы Беллини «Сомнамбула»).
  11. Здесь Бернард Шоу снова обнаруживает свою исключительную нахоженность в оперный театр. «Какое-то медоточивое Гуно» (чтобы не сказать другого слова, значительно более подходящего) или, тем более, его любимые «Валькирии» — сами по себе значительно более заслуживают порицания, чем какой-то жалкий кадет с корнетом..., или того паче — корнет с пистоном (если понятно, какой именно пистон тут имеется в виду). Впрочем, об это более уместно было бы сказать не здесь, а в другой книге (там уже сказано).
  12. В этом месте сокращён небольшой отрезок статьи месье Бернарда, посвящённый дополнительным разсуждениям о свойствах корнета и его пистонов.
  13. Видимо, Бернард Шоу имеет здесь в виду не кулисный, а ещё вентильный тромбон старой конструкции. Кроме того, нарочитыми инстру’ментальными подробностями он слегка ретуширует более существенную склонность своего отца — наряду с тромбоном — ещё и к алкоголю (за кулисами).



Источники

  1. Мх.Савояров, Юр.Ханон. «Избранное Из’бранного» (лучшее из худшего). — С.-Перебур, Центр Средней Музыки, 2016 г. — сб.«Вариации Диабелли», стр.116.
  2. 2,0 2,1 2,2 2,3 2,4 2,5 Бернард Шоу «О музыке и музыкантах». — М.: Музыка, 1965. — 340 с. — 100 000 экз.
  3. Иллюстрация.Эдвард Тайсон. «Орангутанг» (карикатура, 1699) — Drawing by Edward Tyson (1699), «Orang-Outang» (а на самом деле шимпанзе-человек).
  4. Иллюстрация. — Парадный портрет Альфонсо XIII (масло, холст, 130×91см). Автор: Tomás Martín Rebollo. Retrato del rey Alfonso XIII de España, vestido con uniforme de gala de capitán general.
  5. Эрик Сати, Юрий Ханон, «Воспоминания задним числом». — С-Петербург, Центр Средней Музыки & Лики России, 2010 г. 682 стр. — ISBN 978-5-87417-338-8
  6. Иллюстрация. — Gemalde von Carl Rochling. Kompagnie des Kaiser-Alexander-Garde-Grenadier-Regiments Nr.1 am 30. Oktober 1870 bei Le Bourget, — пастель 1908 года (почти сорок лет прошло, а фанфаронские пастели рождались сотнями).
  7. 7,0 7,1 Юр.Ханон, архивный «Бестиарий» от 22 хапреля 2014 г.
  8. Иллюстрация.Феликс Фор, официальная президентская фотография. Юрий Ханон. «Два процесса». — СПб.: Центр Средней Музыки, 2012 г. — 568 с. (стр.570)
  9. Иллюстрация.Поль Гаварни, «A cavalry trumpeter on horseback». Courtesy of the British Museum (London). Акварель: 208 × 119 mm, ~ 1840-е годы.
  10. ИллюстрацияOphikleide: Haus der Musik (Fruchtkasten), Landesmuseum Württemberg, Stuttgart. Раструб старого офиклеида (на вид упрощённого и облегчённого), может быть, даже из военного оркестра.







С ’ правка

Бернард Шоу :  «Об игре на духовых инструментах».

— Здесь (выше строкой) приведено условное название, которого не носила эта (а также и следующая) хроника, когда была опубликована в лондонской газете «Star»... И только спустя второй десяток лет, появившись в авторском собранном сборнике «Лондонская музыка в 1888-1889 годах», она слегка изменилась..., точнее говоря, к ней был прицеплен — такой заголовок..., чисто — ради порядочного порядка или простоты понимания. Чтобы читатели, начиная читать эту хроническую хронику, ясно понимали: о чём там написано, кроме шуток...

Однако нужно (или хотя бы полезно) отдавать себе отчёт, что текст, опубликованный тогда (а также не тогда или не совсем тогда)..., имел слишком мало общего с тем текстом, который можно видеть здесь и сейчас. — Наверху этой странной страницы..., и даже под другим заглавием. — К примеру, примерно таким :
« Духовики́  и  духовники́ ».

...точка..., исключительно ради конца разговора...
Шоу (музыкальный критик)

— Отсюда нетрудно сделать вывод, что настоящее эссе ( Духовное и(ли) Духовое ) было написано Двумя Авторами (с небольшой, всего вековой разницей в возрасте и росте).

Хроническая газетная хроника некоего месье Бернарда Шоу (без названия и с другим текстом) была опубликована (по его собственным словам) 8 марта 1889 года
Напротив, (меня)Юрий Ханон составил свою версию (спустя некие сто лет) тоже 8 тоже марта 1989 года (в ювенильных черновиках «Тусклых бесед»), где и осталась на четверть века преть..., безо всякой публикации.

— Таким образом, нетрудно понять, что всёсходится.
Именно там я всех и оставляю...
До следующего пришествия...




См. также

Ханóграф : Портал
MuPo.png




см. ещё дальше




Red copyright.png  Auteurs : Бернард Шоу&Юрий Ханон.   Red copyright.png  Все права сохранены.   Red copyright.png  All rights reserved.

* * * эту статью могут редактировать или исправлять только авторы.

— Желающие сделать замечания или дополнения,
могут оставить их при себе или отправить через святейшего отца-духовника.


* * *статья « Духовное и духовое » (Шоу-Ханон) публикуется впервые,
текст, редактура и оформление:
Юрий Хано́н, esc.


«s t y l e t  &   d e s i g n e d   b y   A n n a  t’ H a r o n»