Карл-Эммануил, принц Савойя-Кариньян (Михаил Савояров. Лица)

Неправильный король автор : Юрий Ханон,  внук короля ← Савояровы, короли и внуки Михаил Савояров, король эксцентрики → « Король  мимо  трона » ( черновик из книги ) Шарль Эммануил,   принц Кариньяно (~1797)   Карл Эммануи́л, принц Саво́йя-Каринья́н (при рождении: Карло Эмануэле ди Савойя-Кариньяно), — он же Шарль Эммануи́л де Саво́й-Каринья́н, — он же Карло Эмануэ́ле, принц Каринья́но ди Саво́йя, — он же Карлос Мануэль де Савойя Кариньяно, — он же Карл Эмануэль Фердинанд ван Савойя-Кариньяно, — он же Карлос Эманюэль, принсипе де Кариньяно (и здесь последует маленькая пауза).   — Мадам. Месье. Мадмуазель... Прошу обратить внимание на данный экспонат нашей кунсткамеры... Здесь, прямо перед вами..., так сказать, лицом к лицу, — ещё один неправильный король без трона, ещё один трагический аристократ эпохи французской революции, ещё одна типическая жертва бунтующей черни, ещё одно лицо из ветви «настоящих» средневековых монархов, ещё один король савойской династии, проживший меньше тридцати лет... Ненамного меньше, конечно. Проживший. Буквально, на каких-то два с небольшим месяца. Меньше тридцати... — Точнее говоря, двадцать девять лет и ещё триста дней...   Он родился..., — да..., он родился, как и все, — как и всем, ему пришлось пройти эту обременительную процедуру. — Это событие произошло 24 октября 1770 года, — прямо там, в Кариньянском дворце, что посреди стольного града Турина. — Впрочем, продолжалось это дело не слишком-то долго... Спустя почти тридцать лет он был убит..., и случилось это событие 16 августа 1800 в Париже по (тихому) приказу Наполеона I,:94 — впрочем, в те времена (далеко) ещё не «императора», но всего лишь первого консула (принимавшего решение якобы от лица первой французской республики). :47 — Признаться, иногда бывает удивительно слышать собственные слова. Здесь... И сейчас...   Наследный принц от рождения, Карл-Эммануил был единственным сыном Виктора Амадея II, тоже наследного принца династии Савойя-Кариньян, и внуком Людовика Виктора Савойского — опять же наследного принца Кариньян, воплощая собой одну из династических «реинкарнаций» XXIV колена Савойского дома. Пожалуй, на этом имело бы смысл остановиться: перечисление многих его сиятельных и царственных родственников не входило в мои планы. По крайней мере, поначалу. А потому ограничусь кое-чем главным, буквально в двух словах... — Мать Карла-Эммануила, принцесса Жозефина Лотарингская (из младшей ветви дома Шатенуа, одной из старейших европейских династий). Сестра отца (или, говоря попросту, сиятельная тётка Карла-Эммануила), принцесса де Ламбаль (Мария-Тереза-Луиза Савойская) — ещё одно особое имя в истории той страны, которая когда-то называла себя «Францией». — Пожалуй, на этом пора бы остановиться. Да... Не довольно ли для начала?.. Здесь, что ни слово, то — красная строка. Очень красная. Иногда — даже красно-коричневая... Нет, (далеко) не только по цвету... — Боюсь, что надолго..., очень надолго это место останется единственным. Очень трудно сегодня отыскать хотя бы мало-мальски точный и достойный текст про этого человека... Дорогого человека. Вдобавок, ещё и принца..., у которого отняли всё. Или почти всё. — Французы обычно врут на него..., как на покойника. Или как на идиота... Итальянцы (напротив), поливают сиропом, в котором нет ни единой капли живой жизни. — Оно и понятно. Если выложить правду..., хотя бы немного правды про этого Шарля-Эммануила, то... миль пардон, — в таком случае, что́ же останется сказать про них..., этих «великих» французов, (бес) форменной массы людей эпохи такой же «великой» революции... Или чуть позже — времён великого «фюрера Наполеона». — Шести’рукого творца первого французского рейха — от моря до моря. От океана до окияна... И в конце концов, что за странный пафос..., что за чудовищный способ разговаривать, месье? — по всем признакам, это тупик. — И не достаточный ли это повод, чтобы начать всё сызнова, мадам?.. В последнее время... Или хотя бы — в пред’последнее.     Пожалуй, здесь будет затруднительно обойтись без подробностей..., хотя бы некоторых Шарль Эммануил, принц Кариньяно (~1797) Принц Карл Эммануи́л Фердина́нд Жозе́ф Мари́я Каринья́н-Саво́йский (говоря языком официальным и суковатым) появился на свет 24 октября 1770 года в Кариньянском королевском дворце Турина, как и полагалось, по случаю. — Родившись спустя два года после свадьбы своих родителей, Карл Эммануил стал единственным сыном (и даже более того: вообще единственным ребёнком) принца Виктора Амадея Второго и Жозефины Терезы Лотарингско-Арманьяк-Бриенской. Пожалуй, не стоило бы забывать одного маленького обстоятельства, мадам... Эти французы очень долгое время помнили савойского принца Карла-Эммануила, умершего в парижской тюрьме — прежде всего — в качестве племянника несчастной Марии Терезы Савойско-Кариньянской, принцессы де Ламбаль,:166 смерть которой (вне всяких сомнений) сделала честь и славу истории этой страны, — между прочим, единственной мировой сверх’державы своего (а также и части не своего, в недалёком будущем) времени. Впрочем, не будем слишком заблуждаться: память эта была взаимной. До поры... Принцу Карлу Эммануилу не исполнилось ещё и десяти лет, когда он потерял отца. — С той поры воспитание и образование наследного принца полностью взяла в руки его мать, принцесса Жозефина Лотарингская, в обращении которой едва ли не все, знавшие её, отмечали ум и волю, редко свойственные женскому полу. — Отдельную..., если не основную странность этой истории придаёт длинная война..., та всепроникающая длинная война, которая с ног до головы пронизывает всю жизнь этого места и времени. Буквально от самого начала своей жизни Шарль Эммануил был человеком французского языка и культуры. Причиной и виной тому была — его мать, конечно. Довольно только слова: лотарингская династия, пожалуй, «самая яркая и французская» из всех. Не стану долго врать... Что́ тако́е может означать слово «мать» — при постоянно отсутствующем (а затем и вовсе похороненном) отце. Тем более, для подростка. Почти сироты. Принца, в принципе. Едва ли не она и стала причиной последних поступков его жизни, которые быстрым..., даже слишком быстрым шагом привели его — прямиком в базилику Суперга, — вслед за отцом.:50 Как совместить несовместимое? — Эти чортовы французы..., они органически не могли быть его врагами..., и тем не менее, именно они постоянно были его врагами... — В том числе и — смертельными... Они его родили. Они его учили. Они его убили... — Разве не достаточно для благодарности? Большой..., почти вечной. И в самом деле, они его учили. И не раз. В таких случаях иногда говорят: «он получил блестящее образование». Чистейшая неправда времён разложения последней монархии «гражданина Капета».:152 Для начала учился во французском лицее. Затем — в старой сарезской школе... Хотя бы немного зная новейшую историю Савойского (а затем Сардинского) королевства, — трудно было бы готовить принца ещё к чему-то, кроме военной «карьеры». С громадной вероятностью, — ему предстояло воевать. И скорее всего — с ними, с французами. Точнее сказать, против них, конечно. — Карлу Эммануилу ещё не исполнилось девятнадцати лет, когда тучи начали сгущаться и расходиться со всех сторон и во все стороны: сначала внутри’французские, а затем и на половину Европы... Гражданин Капет дал слабину... Людовик XVI не справился... Только начните переменять, и конца переменам не будет. — Сначала какие-то идиотские Генеральные штаты. Затем национальное собрание, попытка бегства, конституция, арест, суд, наконец, отрубленная голова и — война... Война наказания, которую старые монархии объявили этой..., так называемой «республике». Война, одной из запоздалых жертв которой стал и Карл-Эммануил, король без трона. принцесса де Ламбаль   — Меж’династические браки ещё с первобытных времён служили универсальным инструментом (или попыткой) примирения: насколько традиционным, настолько и ненадёжным. Тем более актуальным это было для всех ветвей старой савойской династии (прежде всего, для Кариньянов, конечно). Едва не полтысячи лет Франция оставалась хронической угрозой, военным противником и конкурентом Савойского королевства. Равно как и наоборот. — Тем более, в XVIII веке, когда дело запахло совсем дурно (для Савойи). Разорённая до обморочного состояния постоянными войнами и набегами (в обе стороны), в конце концов, она перестала быть центром и утратила даже столичное значение, превратившись то ли в покосившуюся пограничную будку, то ли в разменную монету для торговли территориями. — Столица бывшего герцогства перекочевала в Турин, подальше от французов, а королевство — и вовсе стало называться Сардинским. Для Франции это причудливое (по форме и содержанию) образование было всего лишь помехой, бревном поперёк дороги к завоеванию «хотя бы» Италии, а если повезёт, то и дальше, на северо-восток. Австрия, напротив, поддерживала сардинцев как несомненный буфер и готова была воевать с французами намертво: до последнего савояра... Собственно, отведённое (какой-то природой) место промеж двух империй и определило жизнь и смерть этого странного королевства, а вместе с ним, и многих его принцев — вместе с принцессами.   Но «революции»..., тем более, подобные этой «великой» — явно не поддавались расчёту. Напоминающие скорее поэзию..., они никак не могли быть просчитаны средствами дворцовой политики старых династий... 1792 год вообще стал переломным..., чтобы не сказать: переломавшим решительно всё, что только можно было переломать. Объявление Францией войны против Австрии. Несомненно, Сардинское королевство находилось прямо на пути этой войны..., чтобы не сказать: поперёк. Оно было фактически обречено. Массовые погромы в Париже и по всей стране. Угроза гражданской войны. Попытка бегства королевской семьи. Якобы конституция. Низложение Людовика. Тюрьма Тампль. Издевательства плебеев. Усиление террора. Наконец, массовые сентябрьские убийства заключённых,:163 когда среди прочих в тюрьме Ла Форс с особой жестокостью была растерзана бывшая «первая фрейлина», точнее говоря, подруга Марии-Антуанетты, — Мария-Тереза-Луиза Савойская, принцесса де Ламбаль, тётка Карла-Эммануила. Местные бандиты: мародёры и живодёры от бога убивали её почти сутки, — начав это дело второго сентября, завершили — только третьего. А затем отрубленную голову принцессы (напомаженную и причёсанную, как следует) насадили на пику и показательно (с криками о свободе и справедливости, разумеется) носили туда-сюда, вдоль окон тюрьмы Тампль, где в заключении последние свои четыре месяца досиживал (бывший) король со своей (бывшей) супругой Марией-Антуанеттой и (тоже) бывшей семьёй.   — Эгалите́. Фратерните́..., и дальше..., ещё что-то третье, чёрт... Не могу вспомнить.:106 Гвардия кайзера в Ле Бурже Пожалуй, было бы совершенно излишним обсуждать: какое впечатление произвела эта, с позволения сказать, народная демонстрация с головой голой принцессы Марии-Терезы-Луизы — на некоторых её (ещё уцелевших к тому времени) родственников (и знакомых)... Пожалуй, их достославные настроения легче всего вдохнуть через ноздри, поглядев на одну банальную фразу, которую обычно считают нужным сообщить про принца Карла-Эммануила... Пожалуй, сейчас я её приведу, ради особой наглядности: «несмотря на монархическое происхождение, он воспринял идеи французской революции». Очень точная мысль... Именно что́: «воспринял». В полной мере. Можно сказать: даже всосал. С молоком матери. И кровью тётки. Эти идеи, поистине волшебные... — Эгалите́. Фратерните́..., ну и дальше..., ещё что-то такое, чёрт, видимо, особенно интересное..., что опять не могу вспомнить.:107   — Несчастный принц-подросток, которому ещё не исполнилось и двадцати двух... Когда первые слухи о жуткой гибели Марии-Терезы-Луизы немного улеглись, мать Карла-Эммануила (кое-как подобрав свои уцелевшие лотарингские связи в среде парижских адвокатов) попыталась начать дело о наследстве..., прямо скажем, не слишком-то маленьком. Принцесса де Ламбаль умерла бездетной, и первейшим наследником всего её французского имущества должен был стать — дорогой племянник, Карл-Эммануил. Не слишком трудно догадаться (тыкая пальцем прямо туда, в небо): чем закончилось это преславное дело. Поначалу ей сообщили, будто на всё имущество покойной наложен «арест» (якобы на время какого-то следствия и прочих выяснений). А затем началась известная история с «требованиями закона» и прочими забавными мелочами, так свойственными «государственным мужам». — Наконец, спустя четыре года Директория большинством голосов отклонила иск о наследстве (в особом порядке).:166 — Нужно ли и говорить, что к тому времени бывшие владения принцессы де Ламбаль уже давным-давно находились в правильных руках. Не называя имён... — Впрочем, не стану скрывать: их было несколько. Разумеется, последовательно (не параллельно, нет). Одно за другим. Один за другим. Только успевай уследить...   Гильотина в те славные времена работала не покладая рук..., практически — в две смены... Война первой коалиции развивалась в целом крайне неудачно — в первую очередь для сардинцев и итальянцев. Спустя всего три недели после героического народного убийства принцессы Савойской, случилась ещё одна республиканская неприятность, отчасти одноимённая... Хотя и не связанная напрямую с тюрьмой Ла Форс. «Великое бегство короля Сурков» (1792) 22 сентября 1792 года альпийская французская армия генерала Монтескью перешла границу Савойи и, практически не встретив сопротивления, походным маршем дошла до столицы Шамбери.:362 Сардинские и австрийские войска, к тому моменту совершенно не готовые к отпору, только ещё группировались в Пьемонте (и Аосте), на восточной стороне альпийского склона (одно слово: «коалиция»). Кажется, воевать по-настоящему никто не рвался. Спустя ещё четыре дня французский генерал Ансельм с марша взял Ниццу — ещё одно немаловажное владение сардинцев было утеряно. Не слишком затягивая со столь приятным делом, 27 ноября 1792 года было объявлено об очередном (и снова не последнем) «слиянии» Савойи (и Ниццы) с «метрополией». Оба новых «завоевания» были объявлены частью французской республики. Странная война — почти без выстрелов — фактически началась с двух чувствительных потерь для Сардинского королевства. Только в августе следующего (1793) года коалиционные войска (в основном, сардинские и австрийские) начали наступление на Савойю. Начиная с весны 1793 года принц Карл-Эммануил находился в действующих войсках сардинского королевства (формально подчиняющимися его «двоюродному дяде», королю сардинскому и герцогу Савойскому, Виктору Амадею III. Также в этой войне участвовали и «добрый десяток» его двоюродных братьев, наследных принцев, один из которых, полный тёзка Карла Эммануила, спустя три года сядет на остатки сардинского трона под именем Карла Эммануила IV. Хронические наследные принцы, ни один из которых до сих пор не становился королём, до той поры ветвь савойских Кариньянов оставалась исключительно боковой, запасной, младше младшего... — и мало кто мог всерьёз предположить, что при таком-то количестве «куда более законных» наследников, кто-то из Кариньянов станет всамделишным монархом. ...и тем более странными, почти необъяснимыми кажутся слова, сказанные..., а вернее говоря, выдавленные сквозь зубы бедным Шарлем семью годами позднее — вдогонку, почти в спину своему уходящему визави в генеральском мундире. Уже находясь в Париже, в отчаянном положении, в тюрьме. После туринского и дижонского заключения. Не надеясь ни на что лучшее. — «Мой внук будет королём. Мой правнук будет королём. И не один...»:103 — Юноша, почти подросток, не имея достаточного опыта ни в одном деле, включая военное, тем не менее, во время кампании 1793-1796 года принц Карл-Эммануил едва не по любому поводу, сколько мог, выказывал рвение, почти подростковое, регулярно пытаясь проявлять традиционную «савойскую доблесть», в полном согласии с настойчиво культивируемыми династическими традициями.:49 В конце концов, очередная война против французов сделалась для него личным смыслом жизни. Учитывая его крайнюю молодость, к нему (для присмотра) приставили старшего офицера (вернее сказать, проверенного, доверенного и опытного придворного генерала), маркиза Дориа де Сирие, который с полным правом выступал от имени матери принца, как её полномочный представитель. Фактически исполняя обязанности его гувернёра, маркиз контролировал и «командовал» едва ли не каждым шагом принца. Тем не менее, он не имел полномочий полностью исключить реальное участие наследника в боевых действиях. И всё же нельзя не понимать, что военная служба наследника носила вполне символический и, кроме того, пунктирный характер. Основное его место дислокации всё же оставалось в Турине, в стенах кариньянского дворца и других многочисленных имений королевской семьи. — В 1793 году принц Карл-Эммануил принял участие в сражении против французских войск в долине Стура, где (как говорят) проявил доблесть, несколько раз лез на рожон и не отсиживался за спинами своих солдат. В другом случае про него рассказывают ещё один военный анекдот, вполне типический и традиционный для «бравых аристократов», продолжавших и на исходе XVIII века хранить пыльные традиции средневекового понятия о благородстве и чести «настоящего короля» своих подданных. «...Однажды у одного из офицеров королевской свиты неожиданно понесла лошадь, и он оказался в зоне вражеского обстрела. Не дожидаясь дозволения своего гувернёра, принц пришпорил лошадь в галоп и помчался за офицером. К счастью, последний уже успел осознать опасность своего положения, он смог осадить коня, повернул обратно и тем самым спас принца, который неизбежно был бы захвачен в плен... Маркиз Дориа сказал тогда принцу с укором: «Монсеньёр, Ваше высочество не должно так себя вести; ради чего подвергать себя опасности без цели и без пользы?..» — «Вы совершенно правы, мой генерал, — ответил ему принц, — но я попросту не нашёл в себе сил оставаться на месте, когда другой солдат бросился на врага...» :166-167 Вследствие вялости, разобщённости и безинициативности командования, сардинское наступление 1793 года имело ничтожные результаты, в том числе и на савойском театре. Несмотря на достаточно жалкое положение «революционной» французской армии, почти все ранее аннексированные (почти без боя) территории — по-прежнему оставались в руках французов. Подобные неуспехи не могли остаться безнаказанными. Начиная с 28 апреля французы перенесли боевые действия — уже на территорию Пьемонта, вековую вотчину принцев Кариньяно... На первый случай их наступление вскоре захлебнулось — прежде всего, благодаря эпидемии кишечной палочки в войсках, а также — тому впечатляющему зрелищу, которое устроили англичане в Генуэзском заливе, — едва ли не полностью заняв его большим числом своих военных кораблей. Между прочим, уже нашумевший при взятии Тулона бригадный генерал Бонапарт в этом наступлении (и отступлении) значился в качестве начальника артиллерии «Итальянской армии». Равным образом, и позиции изнурённой Альпийской армии французов в Савойе, невзирая на те же эпидемии с эффектом послабления, остались практически на прежнем месте. Впрочем, к осени, собравшись с силами, французы повторили свой успех и на зиму остались квартировать на доброй половине генуэзской области. — Раз за разом, война первой коалиции против французов приобретала почти оперетточно безнадёжный характер. Рихард Кнотель «Баварские солдаты врываются в Базёй» Сначала перелом, а затем и кошмарная развязка наступила — в 1795-96 году. Буквально — наступила. На горло. Стыдно признаться... Имея все карты на руках, союзники бездарно провалили не только наступление, но и оборону. А французы, вместо того, чтобы отступать до самого Парижа и затем сдаться на милость победителя и получить обратно своих прежних Бурбонов, — сделались гнойником и кровавой проблемой для всей Европы (включая даже Россию) ещё на семнадцать лет. Чтобы затем всё-таки отступать до самого Парижа, всё-таки сдаться..., и всё-таки получить своих Бурбонов... — Увы, так случилось. И всё это богатство уложилось в одно короткое слово..., буквально говоря, слово-коротышку: «Бон’апарт». Решено было — там, в Париже, конечно... Приняв в 1796 году на себя руководство армией, Бонапарт обнаружил дела в самом плачевном, а местами — жалком положении. Само собой, решающую роль играло отсутствие контроля и повальное казнокрадство командования и интендантов. Жёсткой корсиканской пятернёй он навёл порядок, посёк головы (и задницы), расставил новых командиров, собрал необходимые деньги и средства, благодаря чему стал необычайно популярен — прежде всего, в среде солдат. Это был первый несомненный успех. А затем началась последняя фаза итальянской кампании, главная мысль которой была — концентрировать силы в кулак на конкретных направлениях и наносить сжатые удары, разбивая части союзников по отдельности. Тактика была почти партизанская..., взятая с горской родины нового начальника. — Первым ударом корсиканцу удалось разъединить войска сардинского генерала Колли и австрийской армии Больё, а затем (13 апреля 1796 года) фактически разбить сардинские войска в битве при Милессимо. Исход был предрешён. 28 апреля 1796 года сардинский король Виктор Амадей, не на шутку перепуганный молниеносным наступлением французов, фактически вышел из коалиции. Срочно заключив перемирие, он уступил Бонапарту ещё несколько городов и тем самым предоставил свободную переправу через реку По. — Спустя ещё десять дней, беспрепятственно перебросив войска на восточный берег, подросток Бон-апарт продолжил наступление на разрозненные, деморализованные и в беспорядке отступавшие силы австрияков, — таким образом, в течение месяца захватив почти всю Северную Италию. Уже 15 мая несчастный сардинский король был вынужден подписать «мирный» парижский договор с Францией, по которому «навечно» отказался от притязаний на Савойю и Ниццу..., не говоря уже обо всём остальном. Согласно этому документу сардинское королевство практически перестало существовать как отдельное государство. Не выдержав позора, спустя пять месяцев Виктор Амадей скончался. Жалкие остатки бывшего трона по всем правилам престолонаследия достались его старшему сыну по имени Карл Эммануил Фердинанд Мария (или просто Карл Эммануил IV)..., — как и все остальные.:149   — Кажется, теперь настал черёд следующего поколения савойских принцев... Несмотря на поражения и принуждённый мир, никто из старых монархий не собирался всерьёз мириться с этой (с позволения сказать) республикой, показательной «европейской га́диной», дерзнувшей поднять руку на августейшие персоны. Временные неудачи, каково бы ни было их время, только укрепляли династическое упрямство. — Союзы и расчёты продолжались по-старому. Пожалуй, не имело бы смысла говорить об этом отдельно, если бы не одно событие, имевшее весьма значительные последствия (в лице потомства)... После худших итальянских поражений, в начале 1797 года изрядно потрёпанный двор Турина задумал и осуществил весьма важную «политическую женитьбу» принца Карла Эммануила, августейшего отпрыска савойской династии. В конце концов, год за годом, ему исполнилось уже двадцать шесть. — А значит, готовься, пора, брат-Карл, выполнить своё главное династическое дело... — Причём, в те времена крайне трудно было предположить, что именно этот принц когда-нибудь станет единственным наследником королевского дома Савойи. И дело было даже не в том, что от сардинского трона в результате бонапартовских выходок остались одни жалкие очистки..., — по большому счёту, владения тут были ни при чём. Прежде всего, кариньянская ветвь с момента своего основания оставалась вечно младшей, нечто в роде резерва главного командования, и состояла из одних только принцев, сектор власти и компетенция которых находилась исключительно в рамках «братской монархии»...   — Отец Карла-Эммануила, Виктор-Амадей был принцем.   — И дед Карла-Эммануила, Людовик-Виктор — тоже был принцем.   — И даже прадед Карла-Эммануила, Виктор-Амадей I — и тот был савойским принцем Кариньяно...   — Конечно, не хотелось бы слишком долго продолжать в том же духе, но и пра’прадед Карла-Эммануила, живший ровно за сто лет до него (я имею в виду Эммануила Филиберта Савойского) — тоже был принцем.   ...Короче говоря, как бы хорошо или дурно ни шли дела у Савойского дома, принцы Кариньяно хронически и неуклонно оставались младшей ветвью — в точности по задумке Карла-Эммануила I (или Великого). Именно он дал своему младшему сыну, Томасу-Франциску (пра’пра’прадеду принца Карла Эммануила) титул принца Кариньяно. С той поры (полтора века) младшая ветвь оставалась постоянно запасной или вспомогательной (нечто вроде засадного династического полка) — в наследовании савойского (или сардинского) трона. Тем более это было актуально в смутные времена войны «против первой республики», — поскольку, каким бы шатким ни было положение короля Виктора Амадея III, но у него в запасе оставалась целая уйма законных детей, среди которых, кроме всего прочего, имелось — пять сыновей, пять полноценных наследников, между прочим, живых, здоровых и дееспособных, первым из которых (в очереди) был будущий король — Карл-Эммануил IV, ещё один «двоюродный» (вечно двоюродный) брат Карла-Эммануила, принца Кариньяно.:96 И тем не менее, запасная династическая карта внезапно выстрелила... Забегая немного вперёд, — спустя 35 лет после рождения, сын вечного принца Карла-Эммануила всё-таки стал королём, первым из ветви Кариньянов. Карл Альберт взошёл на трон Сардинии уже совсем в другую эпоху, когда Франция уже получила своего Бурбона, а коротышка-Наполеон и вовсе отправился на тот свет... 27 апреля 1831 года «вечный принц» Карл Альберт стал всё-таки королём после кончины своего кузена, снова «двоюродного брата» Карла-Феликса который против всех законов «логики» всё-таки оказался последним отпрыском старшей ветви одной из самых древних королевских династий Европы. А его сын Виктор Эммануил II, в свою очередь, стал первым королём новой объединённой Италии (в памятном для Европы 1861 году). — Впрочем, об этих лицах, вполне оперетточных, я упомянул только по малой нужде..., если угодно. Потому что речь здесь идёт совсем о другой человеческой материи. — Совсем не той, которая способна занимать троны..., одним местом.   — Но скорее, совсем наоборот. «Жена принца» По вполне понятным причинам свадьба состоялась не в Турине, а — гораздо севернее и спокойнее, точнее говоря, на юге Баварии, в старинном городе Аугсбурге. Там 24 октября 1797 года (практически, получив шикарный швабский подарок на собственный день рождения) принц Карл-Эммануил Кариньяно ди Савойя женился на своей сверстнице, 26-летней Марии Шарлотте Альбертине Саксонской, принцессе Курляндской, внучке Августа III (он же Фридрих Август II), курфюрста Саксонского и, одновременно, польского короля. Несмотря на некоторую (на первый взгляд) причудливость этого транс’альпийского мезальянса, брак оказался очень удачным..., — впрочем, если бы не одна досадная мелочь (в виде всё той же французской республики и одного коротышки-корсиканца, вскоре совершившего переворот и объявившего себя — «Первым Консулом»)... — Не прошло и года, как в молодой семье родился первенец, очередной савойский принц Кариньяно, которому (вполне традиционно для савойской династии) дали имя Карл Альберт.:97-98 Впрочем, французы-республиканцы никак не могли успокоиться, и война (невзирая ни на какие мирные договоры) то и дело вспыхивала снова. Спустя пару месяцев после рождения Карла Альберта, на политическом горизонте снова собрались тучи. Король Карл Эммануил IV (один из кузенов принца Карла Эммануила) был принуждён (причём, буквально принуждён: силой, шантажом и угрозами) отречься от престола. — По условиям сепаратного отречения, он был обязан в спешном порядке собрать чемоданы и убраться вон из Турина и Пьемонта (иначе, понятное дело, за его безопасность уже никто не готов был бы «поручиться»). Причём, отъехать ему предписывалось не одному, а вместе со своими четырьмя братьями и дядей, герцогом Шабле, поскольку тюремные камеры в Турине были большие и места хватило бы на всех...:48 — По странному стечению обстоятельств, Карл Эммануил IV не стал громко возражать и в самом деле достаточно скоро покинул свою бывшую столицу — это прекрасное событие случилось 10 декабря 1798 года. Сначала бывший король укрылся в Тоскане (у своего союзника и приятеля Фердинанда III), а затем отплыл в свою «метрополию», на относительно безопасную Сардинию, последний осколок бывшего королевства. При том, отдельным пунктом в акте отречения (статья 8) было чётко оговорено, что в случае, если принц Кариньяно Карл-Эммануил пожелает остаться в Пьемонте (включая Турин, разумеется), при новой власти он сохранит все права на своё имущество, дворцы и владения.:167   — Иной раз даже диву даёшься, глядя..., какими намерениями выстелена дорога в Париж.   «...Когда-то давно..., очень давно я был знако́м с одним стареющим бедолагой, который вследствие своей крайней щепетильности никогда не приходил ночевать у себя. При этом он каждый раз аккуратно сообщал, что все его предки происходят из старинного дворянского рода ночующих вне дома. И герб у этого рода был – вполне соответствующий случаю... Да-да, не удивляйтесь! Так было. И его отец ночевал вне дома, и дед ночевал вне дома, и отец деда, и пра’пра’дед, и все остальные, поколение за поколением – тоже, аккуратно и педантично, ночевали вне дома.   Должен сказать, слегка улыбаясь, что это воспоминание мне совсем не противно...» :202-203 — Эрик Сати, Юрий Ханон. «Воспоминания задним числом» (1907, 2007) Принц Карл-Эммануил имел характер особенный, чтобы не сказать: странный. С одной стороны, вполне традиционный для савойской династии, но при том и весьма отличный. Прежде всего, словно бы отделяя себя от кошмаров своего времени, он культивировал в себе высокий аристократизм чести. Любое его слово, даже незначительное или обронённое вскользь, имело статус закона. По крайней мере, для него самого. Можно было не сомневаться: сказанное будет исполнено во что бы то ни стало... Разумеется, он был очень упрям..., или упорен. Это уж как взглянуть. С другой стороны, он был человеком не светским и не военным, скорее семейным и погружённым в себя. Окружающие в любой момент могли на него положиться, твёрдо зная: он никогда не выйдет за условленные заранее пределы и исполнит всё — как должное. И при дворе, и дворовые знали его как человека сдержанного и миролюбивого характера, а бесконечные «двоюродные братья» особенно ценили его за то, что он никогда не лез в государственные вопросы и не пытался доказать своё влияние или значимость, навязывая своё мнение по тем или иным вопросам политики или военной стратегии. Проще говоря, он был человеком слова и человеком чести..., настоящим аристократом: по отношению к самому себе, а не по происхождению.:49-50 Прежде всего, именно этим обстоятельством и был продиктован упомянутый пункт 8 в акте отречения короля Карла Эммануила IV. Как человек надёжный и (словно бы) сторонний от суеты сардинского двора, принц был оставлен «смотрящим» за семейными владениями. Поначалу все оговорённые условия кое-как соблюдались. Генерал Груши́, в 1798 году исполнявший обязанности коменданта Турина (под командованием Жубера) никоим образом не затрагивал интересов принца и его семьи. Правда, от исполнения военной обязанности Карла Эммануила не освободили. Как и всякий гражданин, он был призван в состав национальной гвардии (французской, разумеется), где периодически исполнял обязанности рядового солдата. С другой стороны, его (как лицо из правящей прежде династии) милостиво освободили от унизительного участия в национальных республиканских праздниках и публичных официальных церемониях...:99 И снова гвардейцы кайзера... — К концу 1798 года бравые французы, как могло показаться, вполне добились своего — в итальянской кампании... Впрочем, только в той части, которая касалась деморализации и развала сардинского (савойского) королевства — образования крайне рыхлого и несопоставимого с противником ни по одному из критериев. Что же касается австрияков, то (прямая) война с ними, напротив, теперь только начиналась. Империя Габсбургов (чтобы не говорить о Габсбург-Лотарингском доме) — это был далеко не такой мелкий орешек..., и корсиканскому коротышке ещё только предстояло кусать его добрые полтора десятка лет с переменным успехом, ломая то скорлупку, то зубы, а то и голову... Старые королевские дома Европы презирали республику, боялись бунта и не готовы были простить десятков отрубленных голов своих кузенов, шуринов, священников и деверей. В конце концов, большой банкет ещё только начинался и главное блюдо пока не вынесли. ...Дождавшись весны 1799 года, австрийцы собрали достаточные силы для реванша и предприняли обширное наступление по всей северной Италии. Предприятие оказалось весьма успешным, и уже в апреле австрийцы изрядно потеснили французов, заставив их оставить Пьемонт и отступить обратно к морю, на тихие генуэзские пляжи. Разумеется, и Турин был также освобождён. Казалось бы, победа?.., — вероятно, для кого-то, — но только не для принца Карла-Эммануила. С этого момента в его жизни началась последняя история, — каковой прежде, казалось, ничто не предвещало.   — И не хотелось бы вспоминать, да видно, всё же придётся... Казалось бы: революция победила. Эй, чего ещё надобно, братцы?.. Всё в порядке, не так ли?.. Король отъехал. И королева тоже... Не считая сотни принцесс... Значит, всё идёт как нельзя лучше? Наше дело победило. — Эгалите́. Фратерните́..., а затем и дальше..., ещё что-то такое, чёрт, видимо, особенно интересное и важное..., что опять не могу вспомнить, как на зло...:107 И правда... С каждым годом обстановочка в Республике (первой, если не ошибаюсь) становилась всё более накалённой и жестокой. И дело было даже не в гильотине..., к которой, кажется, уже все почти привыкли... В конце концов, бог бы то с ней, с гильотиной-то... Куда хуже было кое-что ещё... — Глубоко братская, равная и свободная (с некоторых сторон) грызня за собственность, власть, деньги, зоны влияния, ну и, конечно, идеи..., да-да, ведь идеи..., как же я позабыл-то..., — год за годом, месяц за месяцем она..., эта, несомненно, прекрасная со всех сторон революционная грызня не только не утихала, но, скорее — даже напротив. С другой стороны, бестолковая и тусклая война «всех против нас» дополнительно ожесточала не только грызню внутри парижских властей, но и (что самое главное) снаружи... В том месте, которое год за годом вело эту войну, «нас против всех», — как и полагается, всячески выпячивая свои победы и затушёвывая поражения на почве возрастающего французского шовинизма..., несомненно, самого прекрасного из всех шовинизмов (в конце концов, разве обязательно быть лысым, чтобы считаться шовинистом?..., добрым шовинистом).:592 Разумеется, я говорю об армии. Точнее говоря, о генералитете. А ещё точнее, об одном низко’рослом (и вообще... низком) корсиканце, самомнение и амбиции которого росли с каждым поражением, с каждой победой. Без разницы. — А в результате... В результате, на десятый год после начала этой «революции» картина разительно переменилась. Влияние (и одновременно ожесточение) французского генералитета с каждым годом росло. Точно таким же образом нарастала слабость (и одновременно ожесточение) гражданской республиканской власти... — На острие этих сходящихся ножниц оказались судьбы миллионов, одним из которых стал принц Карло Эмануэле ди Савойя-Кариньяно..., на первый взгляд, совершенно непричастный к очередной исторической цирюльне. Опять эта принцесса... Как только стало понятно, что весеннее наступление австрияков развивается с неожиданным и даже странным (для французов) успехом, генерал Груши́ принял, несомненно, прекрасное решение..., одно из лучших в своей биографии. Явившись в очередной раз на обязательные «военные сборы», принц Карло Эмануэле ди Савойя-Кариньяно получил некий приказ..., — точнее говоря, он был поставлен перед выбором, неприемлемым для чести аристократа..., и вообще, мало-мальского приличного человека. Разумеется, приказ был только предлогом, несомненно, красивейшим из предлогов. Такими приказами, прошу прощения, более пристало бы обивать груши, а не наклонять солдата республиканской армии..., пускай даже и рядового. — Разумеется, дальше разговор был короткий. В тот же час принц был арестован и препровождён на гауптвахту. Впрочем, первое злоключение продолжалось недолго. После двух недель заключения в Туринской цитадели отступающие французские войска вывезли принца под спец. конвоем на генуэзскую территорию (чтобы особый заключённый не достался австриякам), а оттуда — от греха подальше, спешно этапировали куда-то на знойный север, вглубь Франции. Там, в дижонской тюрьме Карл-Эммануил провёл немало приятных минут, — до конца года. Впоследствии генерал Груши утверждал, что решение принимал не он: тако́в был приказ Директории. — В апреле 1799 года, когда австрийцы заставили французов отступить на генуэзскую территорию и оставить почти всю территорию Пьемонта (включая Турин), из Парижа якобы поступило секретное распоряжение. Директория приказала арестовать и вывезти с отступавшей армией всю оставшуюся под французской оккупацией знать Пьемонта.:167-168 — По существу, республиканцы применили уже сотни раз опробованный приём революции: взять в заложники всех, кто только представлял интерес: с точки зрения имущества или влияния... Сначала арестовать, а затем уже разбираться с этим богатством... в тюрьме. Как с принцессой де Ламбаль, например. Без ложной скромности, без глупой щепетильности: плевать, на всё плевать, «время рассудит» (не осудит). И оно раз’судило, разумеется. — Всуе упомянутой «директории» оставалось жить чуть больше полугода..., а вот генералу (в форме) Груши, как ни крути, удалось покрыть своё имя нетленной позолотой навек. Потому что именно он ... лично ... гарантировал (по пункту 8 акта об отречении Сардинского короля) неприкосновенность принца Карло Эмануэле ди Савойя-Кариньяно и всего его имущества на территории Пьемонта.:101 А что такое, по существу, «слово»?.. На бумаге. Или в воздухе... Не подкреплённое ничем. Ни честью. Ни долгом. Ни участием... — Не более чем бумага. Или воздух.   — Сам дал. Сам взял. Нет ничего проще. Не так ли? Тем временем, «великая французская революция» подошла к своему закономерному результату. 18 брюмера (9 ноября 1799 года) заговорщики из числа генералитета совершили в Париже государственный переворот, в результате которого власть перешла к военной хунте во главе с корсиканцем Бон’апартом. — Дальнейшее было уже не вполне важно. Год или пять лет, «первый консул» или «император», — оружием, угрозами, шантажом, взятками и прочим широко опробованным инструментарием революции дело было решено. Во Франции (с прежним огоньком!) начался новый раунд передела собственности, власти, денег и влияния, определивших «политику» единственной мировой сверх’державы на будущие полтора десятка лет... Коротышка. Генерал. Артиллерист. — Единственное, что он умел: организовывать массовые убийства (на поле боя или в тылу врага) методом наведения огня. И редко когда (в отличие от генералиссимуса Сталина, например) он снисходил до индивидуального «решения вопроса». — Одним из таких исключений, для начала, и стал принц Карло Эмануэле ди Савойя-Кариньяно. Нет, я нисколько не собираюсь претендовать на какую бы то ни было «всеохватность» фактов или «научность» исторического анализа. — Всего лишь один пример, ради многоточия в конце строки... Словно узенький прямоугольник лакмусовой бумажки (из школьного кабинета химии). Или столбик прозрачной жидкости в тонкой стеклянной пробирке... — Одна крошечная капля щёлочи. Или даже мыла... И мгновенно, словно взорвавшись — прозрачная как слеза жидкость окрашивается в цвет крови. Слегка малиновой... Но хотя бы не голубой, — как это широко принято... у господ аристократов. Шарль Эммануил Впрочем, обстановка вокруг и внутри доставшейся Наполеону Франции, утомлённой и почти разорённой десятилетней войной (гражданской и внешней), отнюдь не была радужной. Завоевания (те, которые были) никак не удавалось удержать надолго. Благодаря альпийским победам Суворова, французские войска были вытеснены из северной Италии, а также с Мальты и острова Корфу, — не слишком добавило радости Бон’апарту и египетское фиаско. Начинался новый век... С января 1800 года Наполеон (уже в качестве главы государства, но ещё не императора) начал мобилизовать резервы и готовить армию ко второму итальянскому походу... — Принца Карло Эмануэле ди Савойя-Кариньяно перевели из Дижона — в Париж. Приписанный к центральной тюрьме Консьержери, тем не менее, ему было дозволено продолжать жить с семьёй в предместье Парижа, именуемом Шайо, — под домашним арестом и надзором агентов. Место обитания было не только скромным, но и почти зловещим. — Именно там, 13 апреля 1800 года в семье принца родился второй ребёнок: на сей раз это была дочь, принцесса Мария-Елизавета. Впрочем, вовсе не рождение дочери стало основным событием последнего года принца. И первого года нового века. Не хотелось бы и вспоминать... К сожалению, этим событием стала минутная аудиенция «у» первого консула. Причём, не где-нибудь, а прямо там, в тюрьме Консьержери. — Готовясь к новому итальянскому походу, Бон’апарт желал окончательно расставить точки по всем строкам, желая знать: на кого и на что он может — рассчитывать. А на кого — нет. Тем более — теперь, когда победа или поражение сделалось его личным делом. «Пан или пропал». Устоит или скинут. Возьмёт или отдаст. Сделавшись новым почти монархом..., в первый год ... не без любопытства он смотрел в глаза осколкам старых династий, отлично зная: как они к нему относятся. — Презрительно. Желчно. Зло. Свысока. Как к врагу. Выскочке. Чужаку. Удачливой дворняжке. И наследнику вожаков бунта. Республиканцу..., вероятно, бывшему. Растоптавшему и разорившему их родовые гнёзда. Вот почему для аудиенции было выбрано столь удачное место. Пожалуй, лучше Консьержери могла быть только тюрьма Ла Форс. Но до этого дело как-то не дошло. — Разговаривать подробно или долго не было ни причин, ни желания... Коротко и сухо, Бон’апарт задал два вопроса. Точных, чётких и понятных. Два. Через паузу... — Принц молчал, глядя на него, — отчасти, сверху вниз. Как распорядилась природа. А затем ответил: так же односложно и сухо. — Практически, сверстники. Одногодки. Они понимали друг друга с полуслова... — Бон’апарт сделал знак рукой. Аудиенция была окончена. Принца — вывели...:103   Значит, опять война... Теперь всё решалось — там, в бывших землях сардинского короля. 14 июня 1800 года состоялась битва при Маренго, небольшом пьемонтском городке. Странная баталия, почти случайная, почти нелепая, — в которой ценой длинной цепочки несовпадений — стало поражение целой армии и очередная победа Наполеона. Конечно, это столкновение не решило исхода второй итальянской войны, но с этой минуты она всё быстрее покатилась — на восток, снова на восток, вслед за отступающими австрийцами. Турин снова оказался под французами. А Пьемонт спустя три месяца был попросту присоединён к Франции. — Ещё с одной старой династией было покончено. Принц Карло Эмануэле ди Савойя-Кариньяно стал совершенно излишним, теперь он не представлял никакого интереса.:104 Разве что — его имения... и ещё кое-какая мелочь, оставшаяся там... без присмотра. — Разумеется, времена переменились..., слегка. Особенно, если приглядеться... Теперь был уже далеко не 1792 год..., а потому никто не собирался прибегать к подобным, с позволения сказать, «кустарным» способам, чреватым излишней шумихой и прочими издержками... Слава богу, многие старые специалисты уцелели в самые мрачные времена смуты и остались здесь, прямо под рукой, — готовые служить и республике, и её новому консулу, и будущему императору. В любое время и в любом месте находятся такие люди: нужные, молчаливые, безотказные. Вдобавок, отличные профессионалы. — Скромные, послушные..., и не слишком привередливые.   В отличие от некоторых... В июле Бон’апарт в очередной раз вернулся в Париж, снова — на белой лошади, и снова — триумфатором. Дела очевидно пошли в гору и теперь можно было вздохнуть свободнее, постепенно оттесняя противников и завоёвывая новые высоты внутри (и снаружи) Франции. Так оно всё и случилось. — Как по маслу пошло, словно бы само собой... — А 16 августа 1800 года на окраине Парижа (в возрасте двадцати девяти лет и трёхсот дней) скоропостижно скончался некий особый заключённый, Карл Эммануил Фердинанд Жозеф Мария, принц Савойя ди Кариньяно. Как стыдливо выражаются об этом предмете французские энциклопедии, — «...утешения молодой семьи, уход любящей супруги, разделившей с ним столько невзгод, не смогли смягчить участь принца, — и он скончался, не выдержав тяжести свалившихся на него несчастий и разочарований...» :168   — Пожалуй, это мило..., и даже очень кстати, мой дорогой месье — особенно, после всего.   Немного не дожив до тридцати лет, ещё и скончаться от огорчения... вместо эпилога Только спустя тридцать пять лет, когда уже не было ни Бон’апарта, ни его империи, и когда Турин снова занял место столицы Сардинского королевства, старая могила молодого человека была вскрыта и останки принца Савойя ди Кариньяно совершили обратный путь — на родину. Осенью 1835 года его перезахоронили в туринской базилике Суперга — рядом с остальными коленами савойской династии.:50 В этот славный день ему исполнилось (бы) всего-то шестьдесят пять... В пересчёте на обычный..., человеческий. Впрочем, последнее уже не имеет никакого значения. Особенно, по сравнению со всем — прочим...   — Для тех, кто понимает... Хотя бы кое-что... — Да, совсем запамятовал..., и последнее, — собственно, ради чего я и затеял весь этот разговор...:51 Карло Эмануэле, принц Савойя ди Кариньяно..., иными словами, некий Карл Эммануил из династии Саво́йя-Каринья́н... — этот странный человек, оказавшийся совсем не к месту на своём месте и совсем не ко времени в своём времени, — согласно семейным хроникам, он приходится дедом... (точнее говоря, пра’дедом) ещё одному королю, ничуть не менее причудливому и странному..., и тоже — совершенно без трона. Его имя, по стечению обстоятельств — Михаил Савояров, некоронованный король русской эксцентрики...,:108 и (по совместительству) — далёкий осколок той благородной династической посуды, которую дорогие товарищи-французы изволили бить почти беспрерывно... — в течение всего (поза) прошлого века... — К тому же сказать, далеко не последний раз... — Вот, в общем-то, и всё, что я (не) собирался сказать, — месье. Можете идти. ...аудиенция окончена...

Ком’ментарии ...и опять они уезжают Ис’точники Ханóграф: Портал Лит’ература ( подрывная, отчасти ) «Ницше contra Ханон» или книга, которая-ни-на-что-не-похожа. — Сан-Перебург: «Центр Средней Музыки», 2010 г. Юр.Ханон. «Вялые записки» (бес купюр). — Сана-Перебур: Центр Средней Музыки, 191-202 гг. (сугубо внутреннее издание). — 121 стр. Юр.Ханон, «Мусорная книга» (в трёх томах). — Сана-Перебур: «Центр Средней Музыки», 191-202-221 гг. (внутреннее издание) Эр.Сати, Юр.Ханон «Воспоминания задним числом» (яко’бы без под’заголовка). — Сана-Перебург: Центр Средней Музыки & Лики России, 2011 г. Юр.Ханон «Альфонс, которого не было» (или книга в пред’последнем смысле слова). — Сан-Перебург: (ЦСМ. 2011 г.) Центр Средней Музыки & Лики России, 2013 г. Юрий Ханон, Альфонс Алле, Франц Кафка, Альфред Дрейфус «Два Процесса». — Сана-Перебур: «Центр Средней Музыки», 2012 г. Юр.Ханон «Чёрные Аллеи» (или книга, которой-не-было-и-не-будет). — Сана-Перебур: Центр Средней Музыки, 2013 г. Л.А.Латынин, Юр.Ханон. «Два Гримёра» (роман’с пятью приложениями). — Сан-Перебург: «Центр Средней Музыки», 2014 г. Юр.Ханон «Три Инвалида». — Сант-Перебург: Центр Средней Музыки, 2013 г. Юр.Ханон «Неизданное и сожжённое» (на’всегда потерянная книга о на’всегда потерянном). — Сана-Перебур: Центр Средней Музыки, 2015 г. Юр.Ханон. «Скрябин как лицо», часть вторая, издание первое (несостоявшееся и уничтоженное). — Сан-Перебур: Центр Средней Музыки, 2002 г. Юр.Ханон «Животное. Человек. Инвалид» (или три последних гвоздя). — Санта-Перебура: Центр Средней Музыки, 2016-bis. Юр.Ханон, Мх.Савояров. «Внук Короля» (сказка в прозе). — Сана-Перебур: «Центр Средней Музыки», 2016 г. Мх.Савояров, Юр.Ханон. «Избранное Из’бранного» (лучшее из худшего). — Сан-Перебур: Центр Средней Музыки, 2017 г. См. тако же Ханóграф: Портал Столица Савойской Империи  (мемуары осколка) Михаил Савояров (Король Эксцентрики) Михаил Савояров, ещё один ... король мимо трона «Избранное Из’бранного»  (или вторая книга — о первом) Анархист от — музыки Родня... от Шумахера до Савоярова Орден Всеобщей Слабости (без уточнений и границ) Средостение: (Российская империя) Татьяна Савоярова  ( крон-принцесса Савойская ) « Трубачи » внука короля Альфонс : человек без центра Эрик Сати, предтеча Смерть и(ли) Смех О музыкальном в’-лиянии собак Протагор, оболганный философ... ← см. обратно  Auteur : Yuri Khanon.    Все права сохранены.     All rights reserved. * * * эту статью может редактировать или поправлять только принц или король. — Всякий, желающий сделать поправления или пополнения, имеет для этого — путь (или дао)... * * * публикуется не впервые : текст, редактура и оформление — Юрий Хано́н. «  s t y l e t  &   d e s i g n e t   b y   A n n a  t’ H a r o n  »