Музей Вождей (Юр.Ханон. Лица)

Материал из Ханограф
Перейти к: навигация, поиск
« Музей Вождя »      
      или предтеча куриной слепоты
авторы :  Юр.Ханон  &  Дм.Губин
Венецианский гондольер Игра в Дни затмения

Ханóграф: Портал
EE.png


Содержание



... Музей   Вождей ...

( посреди ещё одного музея )

С очень приторною миной,   
Дам им... слепоты куриной...
[1]  
( М.Н.Савояровъ )

...отличное предложение от Рене Магритта (ради начала разговора)...
Рене Магритт,  Приношение Альфонсу Алле [2]

в’Ведение  в музей

      ( ... для тех, кто не с нами ... )


«Музей Вождей» (или «Музей Вождя») — кажется, такое... или примерно такое (условное) название было у маленького & лживого телевизионного интервью 1990 года, каким-то чудом (под видом шутки или игры) вышедшего на ленинградском телевидении в вечерней информационно-культурной программе «Монитор». В те (и более ранние) времена под таким названием выходила получасовая передача, пожалуй, самая популярная на третьем канале — до появления «Пятого колеса» и «600 секунд». — Для простоты следовало бы назвать «Музей Вождей» — постановочным сюжетом (с отчётливо-фумистическим оттенком). Роль интервьюера с микрофоном в руках «сыграл» молодой (едва только 26-летний) ленинградский (в будущем по-всякому известный) журналист Дмитрий Губин.[комм. 1] — В роли полномочного представителя «Музея Вождя» выступил ещё более молодой (даже не вполне 25-летний) композитор, художник и каноник Юрий Ханон (тогда по инерции поименованный как «Ю.Ханин Ф.»). — Завязкой, поводом и предметом для сюжета стал некий «Музей Вождей», якобы учреждённый в нашем городе на коммерческих основаниях.[комм. 2] Ленинградское телевидение, будучи (якобы) не в силах пройти мимо такого информационного повода, «срочно» прислало своего корреспондента на место событий. — Отснятый материал, сокращённый монтажом примерно в два раза (до восьми минут с хвостиком), был показан в очередной программе «Монитор» от 8 апреля 1990 года — в качестве завершающего, финального сюжета. Начинаясь с двухминутного «клипа», снятого на музыку «Канонической прелюдии» (из цикла «Публичные песни»), интервью с «представителем музея» ещё дважды (в середине и конце сюжета) прерывалось очень маленькими (10-20 секунд) «музыкальными вставками».

  Представленный каналом как шутка или эксцентричная выходка молодого артиста, поначалу сюжет «Музей Вождей» прошёл как будто бы почти незамеченным и, как казалось, без особых последствий. Тем не менее, спустя год-другой стало прозрачно понятно (и известно), что это не совсем так. — Многие, кому это было нужно, заметили и отметили интервью в «Мониторе». Во-первых, с этого момента началась медийная «трёхлетка», когда Юрий Ханон весьма часто появлялся на ленинградском телевидении со своими странными выходками (как правило, не до такой степени политическими). А во-вторых, его примером и очередной пробитой брешью в кирпичной стене «гласности» воспользовались также и другие персоны ленинградского андеграунда. По впервые проложенной тропке политического (или исторического) абсурда, спустя полгода, год, два, пять — двинулись (по одному или гурьбою) многие пешеходы..., не говоря уже — о гужевом транспорте и ослиных повозках...

Поскольку с той поры минуло уже (почти) три десятка лет,             
  отдельным образом следовало бы поставить акцент на двух-трёх деталях...
            Исключительно ради напоминания...
...всего за месяц до выхода в эфир «Музея вождей», Михаил Горбачёв превратился из очередного генсека КПСС — в первого (и последнего) президента СССР...
первый и последний... [3]

  И прежде всего, это — срок. Весна 1990 года — пожалуй, стала переломным моментом на пути постепенного перехода «перестройки» в «перестрелку», а «реформы» — в «падение». Только недавно, в декабре 1989 года открылся Съезд народных депутатов СССР, ставший, по сути, лучшим спектаклем тех лет. Дальше-больше: 15 марта 1990 года, всего за месяц до выхода в эфир «Музея вождей», Михаил Горбачёв превратился из очередного генсека КПСС — в первого (и последнего) президента СССР. И тем не менее, для окончательного перерождения бывших коммунистических икон в комедию масок потребовалось ещё усилие... известного рода. Причём, не одно. «Музей Вождей» очевидным образом совершал именно такое усилие в направлении свободы (на фланге анархии)...

  И кроме того, это — вид. Сделанный в жанре «фальсифицированного интервью», тем не менее, «Музей Вождя» не был актёрской (или, говоря шире, театральной) программой. И прежде всего, потому, что с первых же слов главный герой (читай: «представитель музея») в полном соответствии со своей идеологией объявил всё «сказанное ниже» насквозь лживым..., прошу прощения: пропитанным пафосом вранья и ошибочных представлений в области истории и политики.[4] В результате, сюжет приобретал фантасмагорический вид, когда автор (вроде бы) и не пытался никого ввести в заблуждение, тем не менее, кирпичик за кирпичиком выстраивая картину отдельного абсурдного мира смешения (или смещения?) ценностей. Пожалуй, точнее всего можно было бы определить «Музей Вождей» как фумистическую выходку, если (бы) это слово было кому-то известно...

  И наконец, это — тип. Несмотря на безуспешные усилия программы «Монитор» превратить музейный сюжет в финальную шутку или филиал всесоюзного института слабости и скуки,[комм. 3] на экране не происходило ничего даже близко похожего. Оба автора (типичные новички экрана) держали себя в кадре крайне неумело, и это в первую голову осложняло общее впечатление. В результате было попросту не ясно, как толковать сюжет. Слишком очевидным образом он не тянул ни на пародию, ни на юмор, хотя, с другой стороны, странные нападки на «стоимость вождей» не выглядели серьёзными или угрожающими. И тем не менее, всё происходящее от начала до конца имело явный характер ниспровержения идолов,[5] по направлению своего острия попадая в жанр исторического абсурда. — Спустя год и ещё месяц (17 мая 1991 года), ровно в том же жанре и антураже выступил Сергей Курёхин (только на месте Дмитрия Губина сидел Сергей Шолохов) со своим нашумевшим сюжетом «Ленин-гриб». Актёрское исполнение и проработка темы курёхинской передачи находились на значительно более высоком уровне, однако именно по этой причине её идеология в целом оказалась значительно привычнее и проще, постепенно опускаясь до уровня жанрово-определённой мистификации, развлечения или экс’центрической шутки. Чтобы не сказать: клоунады.

...ещё одно отличное предложение от Рене Магритта (ради продолжения разговора)...
Рене Магритт,  Перспектива Мадам Рекамье [6]
И тем не менее, сегодня нельзя не констатировать того непреложного факта, что кроме (не)простого совпадения, эти две (обои) телевизионные программы: «Музей Вождей» и «Ленин-гриб» соотносились между собой как — причина и последствие.[7]:176 Возникшие в результате, как минимум, диалога двух художников одного времени и, в целом, близкого направления. — Не говоря уже о непосредственном контакте, опыте, впечатлении и накоплении. Таков обычный генезис каждого (по)следующего факта или события культуры.
Будь то «Музей Вождей», «Ленин-гриб» или «Шаг вперёд — два назад»...

  Разумеется, об этих предметах, возможно, и не стоило бы труда говорить всерьёз — особенно, располагаясь (со всеми удобствами) на фоне других, несравнимо более значительных произведений. Не представляя собою отдельной ценности или произведения искусства, по сути — всего лишь курьёзные медийные игрушки (или одно’разовые события на историческом изломе); и тот, и другой «перформанс» были всего лишь публичными ступеньками начала 1990-х годов, маркерами некоей нулевой точки отсчёта падающей страны вождей, на глазах теряющей свою прежнюю систему ценностей. Одна ступенька, волей случая и срока, оказалась первой, другая — второй, ступая в точности по её следу. Как всегда, шаг за шагом... — Впрочем, отнюдь не это, как сегодня видится, составляло главное сиюминутное достижение и ценность «Музея Вождей», — открывая, по сути, очередную главу в тысячелетней истории противостояния человеческому (политическому, в данном случае) фетишизму.

...собственно, фиксация этой нежданной ценности и была (бы), в данном случае, моей
главной и единственной затеей...








« Музей Вождя »

( хроническая телевизионная хроника )

Мне говорят: играл ты словом,
И доигрался, невзначай...
[8]   
( М.Н.Савояровъ )

...во время трансляции этого сюжета мы убедительно просим представителей как официальных, так и оппозиционных партий убрать их оружие...
Дима Губин(1990) [9]

П
ервые две с лишним минуты за кадром звучит «Каноническая прелюдия», под музыку которой на экране следует вялое чередование ленинградских скульптур и барельефов (в основном, эпохи «соц-арта»). — Фонограмма старая, ощутимо затёртая, звук плывёт и производит лёгкое впечатление «ретро» (пластинки 1930-х годов). Затем в кадре появляется телеведущий (Дмитрий Губин) со своим блестящим микрофоном... Он ведёт разговор стоя, его собеседник сидит рядом с ним на стуле, поставленном задом наперёд. В качестве фона выступает пианино с расставленными на нём скульптурами и табличками (к примеру, «начальник отдела кадров» или «песня о Сталине») и стена с несколькими дадаистическими картинами.[комм. 4]

  Д.Г. (выразительным голосом примерного ученика):[комм. 5] Во время трансляции этого сюжета мы убедительно просим представителей как официальных, так и оппозиционных партий — убрать их оружие. Речь будет идти о создании в нашем городе «Музея Вождя». Я хочу представить вам одного из духовных лидеров и организаторов Музея Вождя, Юрия Ханина Ф. (далее: обращаясь к нему): — Юрий, мне бы хотелось Вас спросить: скажите, ленинградский Музей Вождя будет филиалом известного Музея Вождя в Гóри... или наоборот, это Музей Вождя в Гори примкнёт к вашему новому музею в качестве одного из отделений?..[комм. 6]

  Ю.Х. (заметно морщась и поначалу с трудом подбирая слова): я не понимаю..., Дмитрий, чтó это у вас, у тележурналистов за такая странная манера, начинать разговор обязательно с гадостей. Неужели вы не понимаете, что так можно... э-э-э-э, вообще запороть любое интервью. Вот, прихóдите к человеку домой и с первого же слова начинаете лезть с оскорблениями. Ну посмотрите на меня сами... здраво, разве я похож... э-э-э, на филиал? Тем более, музея в Гори. Честно говоря, после такого начала я бы просто встал, сорвал бы с себя все знаки отличия и вышел вон...[комм. 7] В таком случае..., отвечайте на свои вопросы сами, если хочется..., (поднимает глаза наверх, но Губин вглухую молчит и едва приметно улыбается). — Но вы знаете, я воспитанный... приличный человек и не стану портить вам карьеру. Может быть, ещё и написал бы на вас донос куда следует, но теперь, к сожалению, даже и не знаю — куда. Кажется, на Литейном сегодня уже доносов не принимают. А потому сделаю вид, будто не заметил вашей бестактности и отвечу... (опять сильно морщится и машет рукой).[комм. 8] — Нет, нельзя сказать, чтобы мы являлись филиалом этого музея, потому что, с другой стороны, существует совершенно чёткий иной подход к обозначенной Вами проблеме. Во-первых, наш музей совершенно лживый (сердито притягивает к себе микрофон, который держит корреспондент), скажем, в отличие от музея в Гори, и он проникнут от начала до конца пафосом лжи по отношению к истории нашей Родины и по отношению к жизни Вождя.[комм. 9]

  Д.Г.: А можно ли считать тогда, что в основе вашего музея лежит глубоко лживая теория?..

...неужели настолько девальвировали наши вожди?...
кадр из той программы [10]

  Ю.Х.: Ну да, конечно же, я же вам только что сказал. Могу только повторить. — Да... (с усилием трёт лоб). Глубоко лживые теории и глубоко неправильные мысли о судьбах нашей Родины и всего земного шара лежат в основании этого музея. Я бы даже сказал, что мысли эти появились, пожалуй, значительно раньше, чем сам земной шар. Значит..., э-э-э, с другой стороны, так сказать, судите сами, можно ли считать наш музей филиалом музея в Гори, сами видите, как вы меня задели этим неуместным вопросом, — если музей в Гори сам представляет собой филиал. Поскольку самый большой Музей Вождя — это, собственно говоря, вся наша страна. Тем более, что до сих пор..., э-э-э, я повторяю, до сегодняшнего дня никто из числа сотрудников или вождей музея в Гори не выходил на нас с предложениями о принятии в состав нашего территориального подразделения, выделения соответствующих фондов и финансирования. И это очень печальный факт, лишний раз доказывающий фатальную разрозненность советских людей, их атомарность... и атомистичность..., даже когда вопрос касается самого дорогого, что у нас есть: вождей. Скажу прямо: я разочарован. И зол. Очень зол. Позиция наших горцев представляется мне оппортунистической, даже троцкистской, и мы, в свою очередь, в последнее время рассматриваем вопрос о выходе с инициативой расформирования ревизионистского музея в Гори и передаче его коллекции нашему филиалу — в Магадане... и на Соловках, если знаете, у нас есть и такой.[комм. 10]

  Д.Г. (всё тем же выразительным голосом примерного ученика): Мы убедительно просим сотрудников Музея Вождя в Гори убрать их оружие... Юра, простите, что я Вас перебил, но мне хотелось перейти к более конкретным вещам и узнать хотя бы <немного> о тех экспонатах, которые на сегодняшний день имеются в вашем музее Вождя.

  Ю.Х. (недовольно морщась): Честно говоря, я не очень понимаю, зачем спрашивать о каких-то мелких экспонатах, зачем так мелочиться, когда перед нами... э-э-э, здесь лежит целое достояние: Москва, Кремль, ЦК КПСС, компетентные товарищи, бывший генеральный секретарь, съезд советов, броневик Ильича, паровоз на Финляндском вокзале, мавзолей, наконец. А Вы, случайно, не в курсе, Дмитрий, что такое мавзолей? И что там находится внутри, не экспонат ли это? (Губин опять не отвечает, едва приметно улыбаясь). Ну хорошо, я вижу, Вам всё-таки хочется мелочей, чёрт, неймётся..., опять жёлтая пресса, погоня за жареными фактами... Перечислю их, если вам так угодно. Минутку, только достану очки. — Вот, смотрите (показывает рукой куда-то неопределённо вбок)..., сейчас собран ряд бюстов вождей, поясных бюстов, некоторые выше, другие ниже, значит, э-э-э-э, ну, например, это бюсты Сталина, бюсты, значит, Кагановича, Жданова, Неждановой, Моцарта, Бетховена, Ленина, значит, также, к Музею Вождя принадлежит..., он лежит при музее, я имею в виду большой четырёхметровый гранитный памятник Лазаря Кагановича, который был куплен за сто рублей, но фактически его так и не удаётся пока установить нигде, потому что он очень глубоко врос в землю в одном училище... военном,[комм. 11] куда был во времена гонений переложен в подвал... и нам не удаётся пока вытащить его, потому что нашей отечественной техники недостаточно... для подъёма такого тоннажного груза.

  Д.Г. (с ещё большим выражением в голосе, словно бы пытаясь убедить в чём-то): Юра, многих наших зрителей, наверное, очень взволновало Ваше сообщение о том, что четырёхметровая гранитная статуя Кагановича была куплена всего-навсего за сто рублей. Неужели настолько девальвировали наши вожди? И наверное многих заинтересует текущий курс цен на бюсты наших замечательных вождей. Не могли бы Вы рассказать о текущих ценах и может ли Ваш музей закупать статуи вождей?

...поэтому..., как бы... бюст Каменева..., вот это наивысшая цена, большой поясной бюст в полный рост (показывает рукой, где находится поясной бюст), и в натуральную величину, может быть оценён, я думаю, рублей в восемьсот....
«поясной бюст товарища Каменева»
( кадр из программы ) [11]

  Ю.Х.: Ну..., что я Вам тут могу сказать о ценах. Вопрос непростой. Здесь, конечно, Вам было бы лучше поговорить с нашим бухгалтером..., э-э-э, наверное, Вы мне не поверите, но по странному совпадению его фамилия Бухарин, из левых (коммунистов). Нет, он не слишком много пьёт, в последнее время, но на вышку уже вполне заслужил. Поскольку он сейчас курит на лестнице, я скажу сам. За него... Вообще-то нам бы уже пора привыкать к новой экономике. Деньги..., это плоские люди..., э-э-э, объяснить очень просто. Суммы совершенно определяются спросом..., даже если товары экзотические или редкие. Например, у меня недавно один приятель купил попугая..., нет, не бюст... — целого и совершенно живого, за те же сто рублей. И это, считайте, ему ещё очень повезло. Как говорится, ещё не всякому так везёт, купить настолько важную вещь практически по-дешёвке. — Примерно так же обстоит и с бюстами. Они ничем не отличаются от любого другого товара. Структура цен очень простая рыночная, здесь можно ориентироваться примерно так: чем мельче вождь, тем меньше стоит его бюст. С другой стороны, чем более затоварен рынок бюстами того или иного Вождя, тем (опять же!) меньше его стоимость. То есть, надо сказать так, что э-э-э..., ну, например, давайте конкретно сравним, что бюсты Сталина, они могут считаться как бы за основную конъюнктурную стоимость, но с другой стороны, рынок, в общем-то, достаточно сильно затоварен этими бюстами, поэтому, в общем, бюсты более мелких вождей, как то: Кагановича, Маленкова, Риббентропа, Молотова, они, э-э-э-э будут расцениваться несколько дороже, потому что рынок несколько страдает от недостатка этих вождей. Или, например, бюсты Цеденбала, которыми затоварена вся территория Монголии, они будут явно как-то (ехидно покачивает головой) принижены по цене в сравнении с теми же бюстами Сталина. С другой стороны, бюсты деятелей типа Каменева, Зиновьева, Рыкова..., э-э-э, — особенно, Каменева, я это особо подчёркиваю (делает утвердительный жест рукой), — они будут цениться очень высоко, потому что хоть рынок, в своё время, и был затоварен этими бюстами, тем не менее, мы хорошо помним, как они впоследствии были уничтожены, вместе с этим рынком. И в нынешнее время, насколько я знаю, их производство нашей промышленностью вроде бы не планируется..., и не наблюдается. Поэтому..., как бы... бюст Каменева..., вот это наивысшая цена, большой поясной бюст в полный рост (показывает рукой, где находится поясной бюст), и в натуральную величину, может быть оценён, я думаю, рублей в восемьсот. — Но всё же..., э-э-э, я ещё раз попросил бы наших зрителей не зацикливаться на деньгах и вопросах цен, тем более что это и так случится. Без их участия. Положа руку на сердце, мы не должны забывать, что духовные ценности по традиции находятся немного выше любых поясных бюстов. К примеру, вот..., пришёл к нам в прошлую среду какой-то странный человек с авоськой: весь грязный, оборванный. Хочу, говорит, продать свежий бюст Горбачёва, если дадите цену хорошую. Ну..., мы сразу на него всех собак и спустили, потому что, дурень... и ничего святого у него нет. — Да понимáешь ли ты, глупый советский человек, что теперь это у нас всех единственное что осталось: бюст Горбачёва. Нижний, верхний, средний... Последняя наша надежда и опора. Может, ещё и родину продать хочешь?.. — Кстати сказать, потом мы проверили, у него в авоське и не было никакого бюста, как говорят в таких случаях: кукла... вместо котлеты...[комм. 12]

  Д.Г. (дурно имитируя волнение): Очень печально от Вас узнавать, Юрий, что нравы наших горожан за последние годы так сильно упали. Неужели это правда? Не могу поверить, что вам не только предлагали бюст нашего президента, но и даже пытались на нём провести...

  Ю.Х.: Вот именно (отрезав левой рукой..., с авторитетным лицом). Не то страшно, что наши люди, деклассированные и доведённые нуждой до состояния... почти животного, пытаются спекулировать на наших устаревших идеалах, а то ужасно наблюдать, что для них ни один бюст не становится преградой на этом пути..., так сказать, барьером. Скорее даже наоборот, они будто воспринимают его как трамплин..., э-э-э, играют в бюстики-нолики. Как в песочнице, не понимая, докуда их доведут эти игрушки. — Эх (преувеличенно сокрушённо)..., и когда только закончится детство человечества.

...а сейчас, дорогие друзья, давайте вместе отложим в сторону оружие и послушаем вместе композицию «Чёткий образ»...
траурная сцена молчания  (под музыку) [12]

  Д.Г.: Мне кажется, было бы очень хорошо, если бы наши высшие руководители услышали Вашу тревогу, Юрий, и срочно приняли бы соответствующие меры (внимательно смотрит куда-то в сторону, видимо, на телевизионного оператора). — А сейчас, дорогие друзья, давайте вместе отложим в сторону оружие [комм. 13] и послушаем вместе композицию Михаила Алексеева «Чёткий образ». Не обращайте внимания на плохое качество фонограммы, на ней запечатлён ветер мировой революции. (траурная сцена молчания)...[комм. 14]


  Д.Г.: Большое спасибо, очень красивая музыка (нарочито натянутым голосом)... Но мы продолжим наше интервью. Скажите, какие ближайшие события нас ждут..., планируется ли посещение вождями Музея Вождя?

  Ю.Х.: Да..., сейчас как раз составляется лживая хроника посещения вождями..., э-э-э, так сказать, их благословления музея вождя и посещения с целью благословления. Так, например, э-э-э, значит, в 1969 году музей вождя, ещё не основанный к тому времени, посетил Каганович. Как видите, этот человек является самым важным, так сказать, формообразующим для нашего музея. Потому что Лазарь Моисеевич при своей жизни не только пел Лазаря или пресмыкался перед «основным» вождём, но и успел сделать очень многое в сфере нашего, так сказать, социалистического строительства. К примеру, всенародно известно, как он положил часть своей жизни на железную дорогу, а затем ещё и несколько раз проехал по ней — вдоль — на тяжёлом бронированной паровозе.[4] Последнее обстоятельство я подчёркиваю особо, потому что практика показывает, со всей убедительностью, э-э-э, мало кто из вождей..., очень мало кто... был способен ездить поперёк рельсов. Этому вопросу, кстати сказать, посвящена отдельная интимная комната, э-э-э..., прошу прощения, целый раздел в нашем музее, оснащённый сталинской железной кроватью с пружинным матрасом и тремя цельнодеревянными табуретками. Так вот, я возвращаюсь к вашему вопросу..., если вы ещё не забыли, много с тех пор времени прошло..., в 1969 году наш музей посетил Каганович..., значит..., э-э-э, и Риббентроп посетил этот же музей..., э-э-э, вместе с ним. Причём, последнее я говорю чисто предположительно, это, значит, историческая гипотеза, поскольку личность Риббентропа установить точно не удалось. То есть, простите, я хочу сказать, что он точно посетил музей, но был ли он в этот момент Риббентропом — на данный момент ещё не доказано на сто процентов. Также... м-м-м, очень обширная работа ведётся по основанию лживой хроники, снят уже фильм «Последний приезд Ленина в Ленинград», 1974 год, и вообще в этом смысле, э-э-э, к первым экспонатам музея вождя следует отнести..., ну..., поскольку я всё-таки немножко композитор, так сказать, практикую частным образом, принимаю пациентов, и не просто композитор, а как бы..., э-э-э, даже лауреат Евро-Оскара, что, кстати сказать, является моим глубоким несчастьем, потому что я всю жизнь, ещё будучи маленьким мальчиком, мечтал получить сталинскую премию, и моей..., мне..., моим... громадным, большим горем, просто, является тот беспросветный факт, что я уже не в состоянии получить эту сталинскую премию при жизни ни в каком раскладе... Так сказать, опоздал, брат. Правда, зато меня пока ещё и не расстреляли. Но оттого нисколько не легче, скорее — наоборот. Потому что, сами понимаете, это накладывает на меня определённые обязательства..., в том числе и перед государством. Так что теперь я просто не знаю как поступить: то есть, музей вождя с удовольствием бы закупил и сталинские премии, если есть люди, которые желали бы их продать. Причём, поймите меня правильно: я не для себя буду закупать сталинские премии (выделяет голосом особенно важные слова), так сказать, не в личных целях, а исключительно для блага народа, потому что «Музей Вождя» планирует ежегодно вручать сталинские премии виднейшим представителям нашей науки, культуры и музейной промышленности.

  Д.Г.: Очень приятно слышать, что «Музей Вождя» выступил с такой прекрасной общественной инициативой (заметно улыбается, не может сдержать улыбку). В свою очередь, я бы предложил сразу несколько свежих кандидатур на новую награду...

  Ю.Х.: Нет, я прошу Вас, не улыбайтесь пожалуйста. Здесь ничего нет такого, чтобы выдавать мои слова за шутку. Всё слишком серьёзно. И не нужно представлять себе, что это будет какая-то, э-э-э... подержанная премия, как будто из «комиссионки». Потому что практика неумолима: духовные ценности не стареют. И какая-нибудь ветхая библия, евангелие или сказки Андерсена, например, казалось бы, через сколько рук и ног они прошли с тех пор, все засаленные и рваные, а ведь всё равно до сих пор сияют нетленным светом, свеженькие. Как будто вчера всё это выдумали и на бумагу записали. Вот так и сталинская премия, и бюсты вождей. Их главная ценность в том, что они не стареют и не покрываются паутиной..., — э-э-э, патиной времени, как тот гранитный Каганович в подвале. Сам Лазарь уже давно истлел, а статуя его — вон, глядите, как новенькая из подвала вылезает. Каждое время и каждый народ рождает такие каменные истуканы, посмотрите на Запад, на Восток, куда хотите. Просто тошно смотреть: везде сплошные каменные или бронзовые морды, всё вокруг уставлено этими бесконечными фараонами, истуканами, колоссами или памятниками, вариации на одну и ту же тему, как у того же Бетховена... или Неждановой. Потому что, Дима..., потому что людей во все века беспокоила крайняя непрочность..., э-э-э, понимаете, ветхость своего бюста и лица. Лица особенно!.. Оно у них мягкое, оно плесневеет и покрывается морщинами, а потом... страшно сказать, даже гниёт и пропадает. Превращается в «череп и кости». Как у пиратов. И вот потому-то они заранее беспокоились о своей бренности и тленности. Заранее заказывали свои изваяния, чтобы, так сказать, оставить после себя хоть что-то прочное. На века, э-э-э. И... особенно приятно видеть, что наши вожди в тридцатые годы очень нервничали на эту тему. Всю страну уставили своими кучерявыми столбиками, на каждом углу светились: Сталин, Ежов или Берия. Потому что чуяли, знали: они ненадолго..., и всё это ненадолго. Рухнет. Исчезнет. Как царь рухнул и ничего не осталось. И они умрут. Вот потому-то мы сейчас и подсуетились со своим музеем, чтобы их дело не пропало, осталось с нами, законсервированным до следующего раза. Нельзя пренебрегать такими вещами. Вот и наш дорогой Михал Сергеич тоже это хорошо понимает: мы его скоро ждём к себе. В музей. Так что этот мужик помятый с авоськой совершенно правильно приходил. Потому что чует, чем дело пахнет. А народ — он завсегда как животное, как зверюшка. И чует, и сказать не может. Только купить предлагает, и денег хочет за свои ценности...

[комм. 15] <...> [комм. 16]







« не Музей не Вождей »

( ещё одна маленькая подноготная )

Какой земной был прочен житель? 
Сегодня — хлеб ты, я — смотритель,
А завтра? — Оба мы говно!..
[13]:295
( П.В.Шумахеръ )

...отличное предложение от Татьяны Савояровой (ради окончания разговора)...
малая подноготная [14]

вы’Ведение  из музея

      ( ... для тех, кто сам не ходит ... )

П

ожалуй, продолжим..., напоследок.
отому что, говоря без обиняков, у этой истории было и ещё кое-что..., пониже ватерлинии. Из числа тех донных отложений или секретов, которые чаще всего называют илом, сапропелем... или, на худой конец, даже «подонками».
  Или, говоря более удобо’понятным языком старых дур, «когда б вы знали, из какого сора...»[15] растут музеи и цветёт бодяк... Полностью исчерпав себя старой как мир... человеческой (слишком человеческой!) формулой «этика всюду превозмогает эстетику», «Музей Вождя» оказался об’ложен со всех сторон: снизу, сверху и дважды по бокам. — Вот так и получилось, что причиной, поводом и последствием одного восьмиминутного теле’сюжета (от 8 апреля 1990 года) стал целый мешок, ведёрко и ещё ковшик впридачу... отборного человеческого дерьма..., — полный сервис в сервизе севрского ночного фарфора... Короче говоря, всё как любил наш старинный дедуля, родной человек..., первый на свете певец говна...[комм. 17]

      — Не бойся показаться идиотом!..
 В конце концов, это максимум того, на что ты можешь рассчитывать...[16]:52

И здесь, чтобы далее не растекаться благо’творной влагой по поверхности известной древесины (достаточно низкого качества), почту за благо поскорее перейти к вящей истории «закрытия одного открытия»... Всего в двух словах, разумеется, сейчас сами увидите..., до какой степени всё было просто в этом старом как мир музее... вождей.

1.
К сожалению, здесь нужно признаться и признать нечто такое, что мне совсем не хотелось бы признавать..., потому что телевизионный пер’форманс «Музея Вождей» возник не сам по себе, точнее говоря: не по воле и не свободно (к слову сказать, черты этой крайней несвободы были отчётливо заметны, хронически просвечивая и в кадре, и за кадром передачи). А если ещё точнее говоря, то попросту из-под палки — и в рамках некоего застарелого конфликта (по расчёту).[комм. 18]

А потому — всего двадцать два слова вынужденной пред’ыстории, взятой напрямую из какой-то игры (не слишком-то красивой, как это у них широко принято). Как-то раз (а случилось это ровно за месяц до «Музея Вождей»), бесподобный преподобный Дима Губин задал мне вопрос, вскоре ставший достоянием горбачёвской «гласности и перестройки» через пятимиллионный журнал «Огонёк»: а сколько, если не секрет, ты действительно получил за музыку к «Дням затмения» и «Спаси и сохрани»? [17]:28 И вот что он услышал в ответ (привожу мелким шрифтом исключительно ради справки, потому что крупнее эту дичь вполне можно получить прямо тут, за углом)...

  — О..., это слишком печальная повесть, не хуже «Ромео и Джульетты». Призна́юсь тебе, я сам потратил массу времени, чтобы ответить на этот вопрос..., хотя бы самому себе. И всё равно — не удалось: настолько высокая и непознаваемая для меня материя — финансы. Понимаешь ли, какая забавная штука: Александр Николаевич Сокуров умудрился меня дважды на... (прости, это нехорошее слово). В общем, суди сам: факты, факты и ничего кроме фактов... — Для «Дней затмения» товарищ режиссёр мне заранее (ещё до начала съёмок) заказал сорок минут музыки. Это невероятно много..., особенно если учесть, что речь идёт о студенте четвёртого курса. Эти 40 минут музыки я написал (хотя поначалу никакого договора даже в глаза не видывал, работал просто так, на честном слове и на одном крыле). Затем контракт мне всё-таки выдали, сжалились, но там почему-то было написано: «12 минут по 60 рублей». Понимаешь ли, какая штука, мне вообще трудно на такие «купюрные» темы разговаривать. Всю жизнь я плюю на деньги, у меня их попросту нет, но здесь я совершенно ничего не понял. То ли это шутка, то ли подстава какая-то..., — при всех ситуациях в жизни я постоянно предпочитаю вести себя прямо, и сам тоже прям как палка: очень не люблю, когда меня обманывают или оставляют в недоумении. Тем более, что у нас с Сокуровым ещё до начала работы заранее была договорённость предельно чёткая: все вопросы по взаимному сотрудничеству решать напрямую между собой, прямым текстом. И тут вдруг такой милый фокус..., трюк (как говорил Сати в таких случаях). — Ну в общем, пожал я плечами. Некрасиво. Затем состоялась запись музыки, когда режиссёр услышал мою работу и был в самом деле потрясён (это его собственные слова). Он совершенно не ожидал услышать ничего подобного. И вот (дальше следи за моими руками), после записи, когда «внезапно» выяснилось, что я сочинил для кинокартины какую-то «гениальную музыку непреходящего исторического значения», у меня отняли предыдущий контракт и дали следующий, где было указано уже двадцать минут музыки по шестьдесят рублей за килограмм. В конце концов, как ты понимаешь, мне оплатили чуть меньше половины сделанного. При том что, пойми, для меня это всё вообще была филькина грамота! Они вполне могли бы указать в договоре: «45 минут по два с полтиной за штуку в зубы...» — и всё!.., я был бы совершенно доволен. Потому что без обмана. А так..., какая-то чушь получилась. Некрасиво и некрасиво... Дальше — ещё забавнее. По договору к «Спаси и сохрани» (она тогда называлась просто «Мадам Бовари») мне было заказано поистине небывалое, кошмарное количество музыки: 112 минут — и уже по семьдесят рублей за кило, — причём, на сей раз и в контракте тоже были записаны в аккуратности два эти числа. Как в аптеке: чин чином, 112 на 70, умножаем в уме, (хотя я не знаю, может быть, на самом деле нужно было делить?..) получаем 7 тысяч с какими-то длинными хвостами. Но вот ведь какая незадача: и здесь мне опять заплатили вдвое меньше, причём, без малейших объяснений. Даже не снизошли «до гения», в своём велiчии. На деньги-то мне наплевать, понимаешь, они мне руки жгут..., почти всю сумму я сразу же отдал своему «другу детства», когда он создавал ассоциацию кооперативов (чтобы меня не обвинили в рекламе, назову её для пущей безопасности «Керн»).[17]:28

...этого «друга детства» (безо всяких скидок на оба слова) звали Станислав Амшинский...
«друг» детства [18]

Итак..., ключевое слово прозвучало: «друг детства»..., чёрт (не говоря уже обо всех остальных). А раз начавши, дурно было бы не закончить в том же духе. Со всею «прекрасною прямотою», как это у нас здесь принято... — Не срезая углов. И по прямой линии. Примерно таким образом, как это (у них) не принято делать..., в аналогичных случаях. Хотя..., не хотелось бы, конечно, помнить..., и вспоминать..., да и вообще — про’живать подобное в своей биографии, совсем не нацеленной на деньги или прочий человеческих хлам. Потому что..., да..., потому что (совсем не) забавная это была история, отчасти, похожая на лист Мёбиуса, очень скоро замкнувшийся окончательно... или, на худой конец, медицинскую змею, сосущую собственный хвост. «Дни затмения», значит? «Спаси и Сохрани»? И если (говоря сугубо фигурально) первая половина композиторского гонорара этому автору попросту не была выплачена, то вторую — у него, не долго думая, свистнули (как рак на горе), ничуть не поморщившись. Как говорится, следите за руками. И не только — за ними... Этого «друга детства» (безо всяких скидок на оба слова) звали Станислав Амшинский. С началом горбачёвского НЭПа он учредил кооператив «Крейт». Со всей широтой натуры, я решил помочь моему другу, правда с одною оговоркой. Сразу и чётко я сказал ему: «послушай меня, ты берёшься не за своё дело, это мерзкая штука. Занявшись этой ерундой, ты как художник кончишься. Но если ты решил твёрдо, я тебе помогу чем смогу (и отдал ему все деньги, какие у меня были). Но сам участвовать в твоих делах не стану, потому что (помяни моё слово) — есть на свете вещи поважнее кооператива»... Цитата не точная (за давностью лет), но почти дословная. — Само собой, получив из моих рук «сокуровские» деньги, искомый «друг» очень скоро превратился в «не друга», а ленфильмовские деньги без особого стеснения умножил на ноль (ничего особенного, между прочим, это была типовая «коммерческая» операция..., в особенности, для «тех лет»). «Бизнес, ничего личного, ничего лишнего...» — Пожалуй, только ленивый не выделывал такого в своей биографии..., или очевидный идиот, вроде меня. Собственно, и сегодня, спустя три десятка лет этот «детский друг» остаётся моим почётным & персональным должником «союзного значения», пожалуй, самым красивым из них — как с фасада, так и изнутри. Особенно, если учесть, что речь идёт о подростковых годах: едва ли не самое важное и продуктивное время, которое почти не забывается, оставаясь живым и актуальным субстратом... до пред’последней минутки. — Ну что..., значит, большое спасибо, Славик?..

Совершенно не обязательно иметь много денег.
      Гораздо комфортнее — вовсе не жить, конечно...[16]:66

Так вот..., брат, к чему я это всё говорил... Именно он..., находящийся на этой странице (чуть выше, чем хотелось бы видеть) «Музей Вождей» и стал едва ли не главной вехой на архаическом пути из «князи в грязи». И здесь, ещё раз галантно поклонившись в сторону избыточной массы словесных нечистот, перейду к сухой регистрации дат, фактов и цифр...

...да и мало ли, в конце концов, всяких обезьяньих вождей на свете: каменных и не очень...
Вождь в себе [19]
Конечно, если таковые вообще могут существовать...

Февраль 1990 г. — разговаривая со мной о «перспективах развития» своего кооператива, С.Б.Амшинский высказал пожелание, что-мол, было бы нужно сделать несколько телевизионных и газетных публикаций, а также, может быть, какую-то красивую рекламу их «Музея Вождя» (сопутствующего культурного проекта, которым занимался, в основном, бухгалтер М.Алексеев). — Поскольку обратиться за этим было больше не к кому, он попросил меня (как имеющего какие-то «связи с журналистами»). Я пообещал навести справки.

2 марта 1990 г. — я сообщил С.Б.Амшинскому, что, возможно, мне удастся сделать несколько публичных «инъекций». В своём запланированном интервью журналу «Огонёк» я отведу пару абзацев их музею. Ещё есть телепрограмма «Монитор», которая готова снять их музей, а также возможность заказать платный материал в «Огонёк-видео». Одобрив результаты подготовки, впредь Амшинский попросил все конкретные вопросы обсуждать не с ним, а напрямую — с М.Алексеевым.[комм. 19]

7 марта 1990 г. — подробная беседа с М.Алексеевым. Он принял весь проект в целом, заявил о готовности обсудить детали и заказать платный материал в «Огонёк-видео». Обсуждением конкретных вопросов я не занимался, оставив Алексееву все необходимые контакты, по которым следовало связываться напрямую. Все три проекта я запустил благодаря интересу Д.Губина, одновременно пытаясь договориться и о других инъекциях.[комм. 20]

7-10 марта 1990 г. — запись и расшифровка большого интервью с Д.Губиным для журнала «Огонёк». Как я и обещал, пара абзацев была посвящена «Крейту» и проекту «Музей Вождя». Правда, сроки (и даже возможность) выхода этого материала сразу находились под жирным знаком вопроса (?): слишком резкое по тону, оно вызывало опасения..., которые, впрочем, вскоре подтвердились. Интервью «Игра в дни затмения» вышло только спустя три месяца — во время зарубежной командировки Виталия Коротича, лично запретившего выход материала в печать.

14 марта 1990 г. — переговоры с Д.Губиным по поводу съёмки программы «Монитор», выезд группы поставлен в план через две недели. Обсуждение деталей и мест съёмки, а также моего участия в ней. Поначалу я отказываюсь от присутствия в кадре, поскольку «для меня эта деятельность лишняя» и я занимаюсь вопросом исключительно по просьбе Амшинского. Губин настаивает на моём участии: «этот музей никому не интересен без Вас».

...пожалуй, самый велiкий из всех президентов третьей республики, оральный бизнесмен Феликс Фор...
Вождь в законе [20]

16 марта 1990 г. — вторая подробная беседа с М.Алексеевым о деталях съёмки программы «Монитор». Решено, что группа приедет в помещение музея на Пушкинской-10 для съёмки «экспонатов», а затем в офис «Крейта», где в директорском кабинете возьмёт интервью у Амшинского и Алексеева — при моём участии. Я продолжаю настаивать, что моё участие будет незначительным: «это Ваша игрушка, сами с ней и разбирайтесь».

18 марта 1990 г. — неожиданно Амшинский вызывает меня к себе для «важного разговора». Он отменяет все прежние договорённости (не указав ни единой причины) и говорит, что ему не нужна передача про музей. Напомнив ему, что «она мне тем более не нужна», и что я занимался этой ерундой только по его просьбе, я замечаю, что отменить «Монитор» уже невозможно. Договорившись с людьми, я не имею права по-свински подводить тех, с кем имел дело. Амшинский требует, чтобы в таком случае сюжет не содержал никаких конкретных данных о музее (это я ему обещал). — По сути, он меня «кинул», оставив наедине с той проблемой, которую сам и создал.[21]

5 апреля 1990 г. — съёмки «Монитора» у меня в комнате: вторжение орды. Худшего для себя кошмара я не могу и придумать (отсюда и крайняя нервность в кадре, постоянное натирание спинки стула рукой). О «Крейте» не сказано ни слова. Во время съёмок присутствует М.Алексеев, которого я попросил хоть как-то помочь. Понятное дело, он ровно ничем не помогает, и только в последние несколько секунд находится в кадре со своей тубой.

8 апреля 1990 г. — воскресный эфир «Монитора», сюжет «Музей Вождя» (восемь с половиной минут) завершает программу. Примерно через неделю С.Б.Амшинский выдал крайне озлобленную реакцию. Он сообщил, что своим «идиотским выступлением» я испортил им все «перспективы развития», что они «связывали своё будущее благополучие с Собчаком» и хотели получить под «Музей Вождя» помещение,[комм. 21] а теперь я устроил им «полный провал». На мой вопрос: «в чём состоит суть невиданных несчастий или репрессий, обрушившихся на Крейт» и «каким образом я мог устроить провал, если про Крейт в передаче не было сказано ни слова», он не ответил, заявив только, что «не испытывает в мой адрес озлобления, но только какое-то отупение», дальше, впрочем, по классике жанра последовал грязный мат с крайне сбивчивым и несправедливым содержанием, приводить цитату я не стану из гигиенических соображений. Общий смысл его последнего заявления был примерно таков: «тебе этого было надо, так вот и получи теперь с прибылью, ты ещё увидишь, чего тебе стоила эта передача...» — На моё же замечание, что «вся эта деятельность мне была нисколько не нужна, он сам меня попросил, а затем меня же и кинул», он почернел лицом и, ничего не ответив, вышел вон.

Что за смысл пытливо и упорно искать правду,
      если она и так всегда валяется на поверхности!..[16]:54

...пожалуй, (с таким) и музея никакого не надо, — вот он, как живой, вечный человек...
Вождь в натуре [22]

Признаться, поначалу я был ошарашен этой удивительной..., на первый взгляд, почти необъяснимой наглостью и попросту не понял, ради чего он затеял этот дурной спектакль, по своей бессмыслице напоминавший скорее ранний «сюрреализм сукиных сынов». Впрочем, понимание пришло скоро..., «is fecit cui prodest», когда в кратчайшее время он, не скрывая своего законного удовлетворения, сократил все выплаты, и без того весьма скудные: сначала вдвое, затем ещё вдвое и, наконец, по самое никуда, так сказать, до бес...конечности. А затем..., с огоньком умножил (в уме) на ноль и все прочие (капитало)вложения в своё волшебное предприятие, для простоты скажем: все.[комм. 22]. Равным образом и те, которые я сделал сразу же (отдав деньги ему лично), пока ещё никакого «кооператива» не было и в помине..., и все последующие, которые я по его просьбе (не раз, и не два) занимал для него у третьих лиц...[комм. 23] — Нет, этим я вовсе не хочу сказать, что «именно ради денег» или «только ради них» он устроил свой хреновый спектакль. Но только «через них», как механизм мести, власти, удовлетворения, попытался восстановить уходящую из-под ног картину мира..., своего мира. Пожалуй, ради закрытия темы здесь было бы уместно ещё раз вспомнить продолжение того большого интервью..., из которого я успел убрать все упоминания о чортовом «Крейте» с его психованным владельцем...

  — На деньги-то мне наплевать, понимаешь, они мне руки жгут..., почти всю сумму я сразу же отдал своему «другу детства», когда он создавал ассоциацию кооперативов (чтобы меня не обвинили в рекламе, назову её для пущей безопасности «Керн»). Там они благополучно и канули: то ли в бездну, то ли в Лету. А сам вот уже пару лет перебиваюсь тем, что кое-как зарабатываю на жизнь перезаписью кассет с программным обеспечением для игрового компьютера «Атари»... Очень наглядно получается, не правда ли?

  — Ага, ты помнишь чудное мгновенье — перед тобой явился «Керн», и ты теперь как бы держатель акций? Мелкий бизнес, кроссовки-клипсы-календарики плюс ненависть населения?

  — К сожалению, не всё так красиво, как тебе хотелось бы. Хотя все ключевые слова вроде бы сопадают (кроме кроссовок, клипсов и календариков, которые я терпеть не могу). Правда, вместо ненависти населения я получил, в конечном счёте, «ненависть»..., точнее сказать, неблагодарность владельцев «Атари» и остался на полной мели, как ледокол... Ни тебе дней затмения, бабушка, ни — «спаси и сохрани»...[17]:28

Подытоживая сказанное..., вернее, нет, не так... Подытоживая то, что совсем не хотелось бы подытоживать..., и досказывая то, чего совсем не хотелось бы рассказывать, картина выглядит предельно прозрачной. Причём..., прошу учесть: я специально воздерживаюсь здесь от каких-либо выводов — настолько они видны и очевидны. Только констатация факта и фактов... В прямую противоположность курёхинскому «Ленину-грибу», программа «Музей Вождей» ни на грош не была ни актёрской, ни постановочной, ни даже договорной. Сделанная из чистаго чувства долга и в условиях чудовищной несвободы, она (в буквальном выражении) стала прямым продолжением той жизни, в которой приходилось находиться в конечные годы советского времени. Пожалуй, глядя на тот результат, который автору удалось сделать из ничего, буквально — на пустом месте... — из рафинированного человеческого свинства и собственного стресса, я бы только мог снять перед ним шляпу...

В том случае, если бы она — была...
Сегодня уже всем ясно, что современная обезьяна произошла от человека.
  Непрояснённым при этом остаётся только один маленький вопрос:
                 куда же при этом подевался сам человек?..[16]:53

4.
Пожалуй, как завершающий из перечисленных артефактов влияний подспудного присутствия «Музея Вождей» в человеческой среде нача́ла 1990-х годов, я мог бы привести (сюда, здесь) свой последний разговор с Сергеем Курёхиным... — И здесь, поневоле, я снова делаю паузу. Маленькую, но весьма глубокую... — Вот, пожалуй, ещё одно лицо, всякое воспоминание о котором вызывает у меня обострённое сожаление..., как знак чего-то, всецело поглощённого суетой, растворившегося, исчезнувшего, прерванного и не реализованного даже на десятую долю... Впрочем, остановлю поток своих бессмысленных экзерциций. — Ближе к делу, не так ли?..

...ни разу, разговаривая с ним (а все наши беседы были на удивление краткими & кроткими), мне не пришло в голову, что я — младше него...
Альфонс Доде(1860-е)

История наших «отношений» насчитывала ровно пять лет. Причём, от самого начала (и даже некоторое время до него) я оценивал Сергея как человека экстремально (но только потенциально) близкого себе..., не столько по результатам своей деятельности, сколько по её подкладке, субстрату..., наконец, даже духу, если угодно. И (спустя годы) почти без удивления узнал, что мы с ним, оказывается, родились в один день (16 июня, разве только с разницей в десять лет). Пожалуй, только это..., последнее, вызвало у меня некое подобие удивления... — Ни разу, разговаривая с ним (а все наши беседы были на удивление краткими & кроткими), мне не пришло в голову, что я — младше него. Точнее сказать — напротив. В точности напротив. — И так было всякий раз, начиная от нашей первой встречи (весной 1988 года), когда он пришёл в студию звукозаписи на Ленфильме и кончая последней, пять лет спустя..., на моём (тоже последнем концерте). Каюсь, совсем не хотелось бы вспоминать, особенно при моём пожизненном внимании к речённым словам. И всякий раз звучало от него одно и то же, почти дежурное: «надо что-нибудь сделать вместе». И всякий раз я отвечал, (словно бы) заранее понимая результат: «я всегда на своём месте, только протяните руку...» — Так и не протянул, известно почему...[комм. 24]

Хотя..., пожалуй, всё-таки было. — Единожды...
По существу, вечный главный вопрос жизни заключается в том,
          что реально не известно: а была ли она вообще?..[16]:72

...этот мой пресловутый «последний концерт»... — На Большой Конюшенной..., бывшей Желябова. — Как сейчас помню, зол я был в тот день (вечер) — невероятно. И до начала зол, и там, на сцене зол, и после — ещё злее, кажется, чем поначалу.[комм. 25] И вдруг — знакомое лицо с его столь характерной «кривой улыбочкой», то ли кислой, то ли смущённой постоянной неловкостью. И тихим голосом..., будто бы совсем мимо текста: «...прекрасно..., ну как Вы его вдарили..., и ещё раз..., рука-то не болит?..» — я сразу как-то подобрался, вжался в себя (никогда на повышенных тонах с ним не разговаривал), говорю как школьник: «...виноват, брат, опять не сдержался..., простите, но это уж в последний раз..., больше не буду..., никогда...» — А он, словно бы и не слышит, опять повторяет своё вечное: «...надо что-нибудь сделать... вместе...» — Ох..., Серёжа... (нет, я так не сказал, конечно..., это я только сейчас так могу сказать..., а тогда — нет, ни в коем случае)... Как будто вспомнив о чём-то, лишь бы перевести саднящую тему разговора, вдруг... (для самого себя неожиданно) спрашиваю: «...а Вы видели по ленинградскому ТВ моё старенькое интервью, музей вождя называлось?..» — «Да, отлично помню, говорит..., про дешёвые бюсты Кагановича..., очень милый выход..., почти кабаре...» — Ах, спасибо-спасибо..., Серёжа... (нет, я тогда так не сказал, конечно..., это я только сейчас так могу сказать..., а тогда — нет, ни в коем случае)... Какая-то усталость..., почти смертельная придавила. Не хотелось больше никого видеть, говорить, смотреть... «Ну вот, говорю..., значит, уже случилось: кое-что сделали..., вместе...» — И уже поворачиваясь, чтобы уйти, добавил, как всегда, непременное: «я всегда на своём месте, только руку протяните...»

— Так и не «протянул»... Это была наша последняя встреча, потому что с той поры встретить меня (случайно..., «средь шумного бала»)[23] было уже негде.

А спустя ещё три года и он сам — тоже...
Удалился...
Так, в общем, и закончился...               

   
этот наш

          маленький...

                 музей
...







Ком’ментарии

...прекрасное трио..., впятером, не так ли?..
триХанон   ( Трианон, 1991 г. ) [24]

  1. Совсем не случайно (а вовсе даже намеренно) слово «сыграл» взято здесь в кавычки. Ниже это будет сказано более отчётливо, а пока намечу только пунктиром. — Снятая экспромтом в форме дряблой импровизации на заданную тему, передача «Музей Вождей» отнюдь не была сделана «с иголочки». Кроме того, актёры совсем не старались сыграть свою роль «для Станиславского», попросту не имея такой установки. Наконец, сказался недостаток опыта и, отчасти, куража: и для Дмитрия Губина, и для его визави это был, чтобы не врать лишнего, «один из первых» телевизионных опытов.
  2. Речь шла о компьютерно-сервисном кооперативе «Крейт», около года назад учреждённом Станиславом Амшинским («другом моего детства», — увы..., в этом сочетании слов каждую букву следовало бы поставить в кавычки). Бухгалтером нового «предприятия» числился некий Михаил Алексеев, который и «учредил» в расселённом заброшенном доме на Пушкинской-10 сложносочинённую болтовню о «Музее Вождя». Примерно за два месяца до сюжета Амшинский обратился ко мне с просьбой «сделать что-нибудь на телевидении» про их культурный проект. — Паче чаяния, мне и удалось соблазнить на это дело Диму Губина, тогда ещё только начинающего журналиста. — К слову сказать, про «Крейт» в сюжете не было сказано ни слова. «Рекламные» упоминания были запрещены, да и Амшинский попросил не упоминать конкретные лица, что я и выполнил. Впрочем, это не помешало на следующий день после выхода сюжета устроить мне бездарный скандал, будто бы я «очень их всех подвёл»..., впрочем, без малейшего уточнения: чем именно и какие «проблемы» на них теперь свалились (подробнее об этой истории можно прочесть ниже..., или выше, — судя по тому, где вы сейчас себя обнаружили).
  3. Особенно этим отличился начальный «клип», сделанный на музыку «Канонической прелюдии». Ничуть не забавный, но скорее — занудный и бездарный, видеоряд представлял собой бестолковые съёмки ленинградских барельефов в стиле соц-арта, перемежающиеся длительной & не в меру задумчивой демонстрацией ближних окрестностей конских хвостов (тоже скульптурных) в кадре. Впрочем, описывать подробнее это произведение поздне-советского периода я не стану: рискую ошибиться. — После просмотра в памяти не остаётся почти ничего..., кроме полпорции огорчения.


  4. Картины одного из авторов интервью названы здесь дадаистическими только ради упрощения (и попутно — оглупления) текста. На самом деле, их стиль (отчасти, сюрреалистический или примитивистский) определить сложновато..., тем более, что за последние тридцать лет никто особенно и не пытался это сделать.
  5. — Для всякого, кто знает виртуозного журналиста..., вернее сказать, спикера (ярчайшего, на мой взгляд, холерика и невротика) Диму Губина сейчас, спустя почти три десятка лет, было бы очень трудно опознать его в скованном и почти косноязычном (на вид семнадцатилетнем) ювенильном «мальчике» с микрофоном (в роли ведущего программы «Музей Вождей»). Не стану долго распинаться об этом вопросе, ограничусь только маленьким & (не)скромным замечанием: «любой орган можно развить при помощи постоянно употребления», равно как и напротив: «любой орган без применения атрофируется»... — Собственно, примерно это я и сказал Диме при нашей единственной (за четверть века) встрече. Тренировка решает всё: «...не жди от меня красноречия или спора, я не надеюсь тебя переговорить, Дима, потому что всё время, пока ты болтал без умолку, я провёл — молча...» — Собственно, так будет и впредь. Готовься, дружище...
  6. Для тех, кто позабыл: в конце 1980-х годов на недолгое время «Музей Сталина» в Го́ри стал на всю страну чем-то вроде расхожего жупела (или символа «ракоходной свободы»). Этот небольшой уездный город в восточной Грузии, где (вы)родился рябой Иосиф, не только сохранил на центральной площади громадное изваяние генералиссимуса, но и всячески облизывал память вождя, в конце концов, официально зарегистрировав свой «натальный» музей Сталина, в прежние времена содержавшийся усилиями энтузиастов грузинского идола.
  7. Здесь не вполне ясно, о каких именно «знаках отличия» идёт речь, поскольку в этой сцене мсье Ханон одет самым затрапезным образом: так, словно к нему домой не телевидение приехало, а вонючий дворник дядя Саша. — Рваная домашняя курточка (на самом деле она — концертная, вместо фрака), такие же штаны и шлёпанцы (не на босу ногу). Пожалуй, только подозрительный серый приборчик в руке (отдалённо напоминающий диктофон или слуховой аппарат), да ещё большие радужные очки на лице могли бы сойти за мало-мальский «знак отличия». — Но нет.
  8. Здесь и далее я привожу полный текст интервью, записанный на мой диктофон и расшифрованный полтора десятка лет спустя (при ликвидации кассетного архива). Во время монтажа программы беседа была сокращена почти вдвое, причём (и это замечу особо) лишний отснятый материал выкидывался вовсе не из соображений политической цензуры, но исключительно (как я понимаю) по вкусу режиссёра (или выпускающего..., не знаю, как они там назывались). «Монитор» был не слишком большой программой и сюжеты имели свой примерный хронометраж. Таким образом, сокращать в любом случае приходилось. — Здесь и ниже я намеренно не буду отмечать, где кончается текст, не бывший в эфире, и начинается — опубликованный. И прежде всего потому, что в данном случае это не имеет принципиального значения. А равным образом, и наоборот.
  9. Разумеется, ради нынешней публикации я незначительно редактировал устную речь обоих участников интервью. Но можете не сомневаться: правки были чисто косм(ет)ическими, по принципу простейшей конвертации речи в подобие литературно-связного и минимально ценного текста. — В противном случае, я попросту не стал бы выкладывать эту настенную «стенограмму», за полным отсутствием интереса к процессу (и результату).
  10. Всё время интервью Ханон ведёт себя слишком нервно, разговаривает неровно, импульсивно, раскачивается из стороны в сторону, неестественно активно жестикулирует или «натирает» рукой спинку стула, на котором сидит.
  11. Несмотря на вид обычной «травли», история про гранитного Кагановича в андеграунде неназванного военного училища вполне реальная..., в том смысле, что я её не выдумывал. Пересказанная со слов Амшинского, она вполне точно воспроизводит всё, что мне было известно об этом предмете не первой свежести. Правда, сто рублей было заплачено не за сам бюст (поскольку вытащить и вывезти его всё равно было невозможно..., да и некуда), — а эти деньги просто выдали какому-то местному вахтёру (или сторожу), чтобы он присматривал за «нашим» Кагановичем.
  12. «Кукла вместо котлеты...» — недавно почерпнутый мною от Амшинского «финансовый» (блатной) жаргон жуликов. «Котлетой» обычно называли большую пачку денег, а «куклой» — имитацию котлеты при помощи резаной бумаги.
  13. Честно говоря, я так и не очень понял: ради какой-такой странности Дима прицепился к пресловутому оружию?.. В 1990 году это слово звучало не только экзотикой, но и диссонансом (особенно, в Ленинграде). — Впрочем, в те времена я ему попросту не задал этого вопроса, а теперь, боюсь, уже и задавать бесполезно. Вместо ответа скорее всего прозвучит встречный вопрос..., произносить который я, пожалуй, воздержусь. В основном — из чистой брезгливости...
  14. Воспроизведённая через колонки «композиция» Михаила Алексеева «Чёткий образ» представляла собой четыре басовые ноты (фа-ми-ре-до), с треском извлекаемые из старой оборванной гитары. По замыслу Губина, эти ноты служили фоном для исторической скорби. И не более того. Траурную сцену молчания (под музыку) должны были сыграть всё те же два лица: Губин и Ханон. Впрочем, замысел удался не вполне, поскольку первый изо всех сил пытался изобразить торжественную скорбь во время возложения венков на Пискарёвском кладбище, но второй, не обращая ни малейшего внимания на пафос корреспондента, сидел просто так, вертя в руках свой подозрительный диктофон. Сцена (тоже обрезанная наполовину) составила всего десять секунд.
  15. Очень жаль бывает иной раз по случаю припомнить, что мы с Димой (Губиным) в тот раз оба оказались «начинающими». Даже и внутри этой записи хорошо заметно, как нас обоих от начала к концу постепенно отпускает нервная скованность и натужная несвобода речи. Если взглянуть с этой «исходной» позиции на последующую курёхинскую программу «Ленин-гриб», запись которой, если не ошибаюсь, длилась почти час, то становится прозрачно понятна сугубая недоразвитость сюжета «Музея Вождей». Здесь она выглядела почти криминальной, когда, отсняв около пятнадцати минут материала, в результате монтажа в «Мониторе» осталось всего-то пять с небольшим минут усечённого диалога. — Вот и всё здесь наглядное сравнение..., как «овёс из плевела» или «гриб из спора»... — Говорю об этом исключительно ради симметрии.
  16. К сведению любопытствующих: короткий вариант передачи, бывшей в эфире 8 апреля 1990 года, закончился на словах: «музей вождя с удовольствием бы закупил и сталинские премии, если есть люди, которые желали бы их продать». Таким образом, наглядно заметно, что выложенный текст расшифрованной фонограммы я здесь тоже (слегка) прервал, чтобы оставить нетленным внутреннее ощущение прерванности (а также и умозрительную возможность когда-нибудь закончить текст записи, длящейся ещё добрый десяток минут после выключения камер). Если угодно, можете отнести это на счёт моей сугубой вредности..., или искусственных соображений дидактического порядка. В любом случае, этот маленький проект, до сих пор вызывая ощущение острой неловкости, навсегда остался для меня трагически несделанным, скомканным и... прерванным. В точности таким он выглядел и в эфирной передаче «Монитор» от 8 апреля 1990 года, таким же пролежал полтора десятка лет — и в кассетной записи, часть которой я публикую сегодня — в первый и в последний раз. — К слову сказать, многие мысли, выкинутые при монтаже программы «Музей Вождей» не пропали (как почти всё в моих архивах смертника). Спустя, кажется, года полтора, некоторые словесные формулировки по поводу «вечных истуканов» и «каменных лиц» вошли в телепередачу «Каменные лица» уже российского телевидения. Эта весьма длинная и про’странная программа о живописи и скульптуре времён соц.арта, где главными «экспертами» выступили Юрий Герман (старший сын Германа-старшего) и Юрий Ханон (младший внук Савоярова-старшего), была повторена несколько раз, а затем перемонтирована и повторена ещё раз. Впрочем, не стану повторяться. И так уже тошнит..., сверх горла.


  17. И в самом деле, разве обойдёшься в таком предмете — без певца?.. Исключено. — Любой вождь только тогда и вождь, пока его концентрическое окружение корчит из него — вождя. А как перестаёт корчить — значит, здесь и песенке конец. Ни тебе вождя, ни музея, ни кооператива..., один чёрт...
  18. Лицемерно глядя в сторону, здесь я вынужден сделать маленький реверанс: «сожалею, но мне не удастся обойтись без предыстории, хотя бы и портативной. Потому что (в противном случае) было бы совершенно непонятно, откуда появились все эти персонально ничтожные лица (имярек) и ради каких-таких пряников о них следовало бы узнать...» — Отвечу на свой вопрос предельно прямо и неуклончиво: «не знаю..., потому что мне нечего на него ответить...» — И в самом деле, это позор..., чистейший позор..., — и я не могу иначе определить тот прискорбный факт, что мне при жизни привелось не только знать этих людей, но и регулярно получать от них подарки столь сомнительного содержания...
  19. Со стыдом могу смотреть на подобное крохоборство, спустя четверть века на месте все дни, слова и события, словно записаны бухгалтером Ивановым... И тем не менее, я тут ни при чём. Разразившийся затем конфликт заставил меня фиксировать шаг за шагом всё происходившее вокруг «Музея Вождей», составляя (в конце апреля 1990 года) некий внутренний документ, получивший рабочее название «Донесение Вячеславу ГовновЪ». Там, собственно, всё и описано, соблюдая сопредельную тщетность..., словно бы на немецкий манер.
  20. Другие инъекции на счёт «Музея Вождей», впрочем, были мной аннулированы после 18 марта (см.ниже). Их готовность на тот момент была вполне предварительной, так что отменить их не представляло никакой проблемы. Тем самым, я никого не подводил и не нарушал никаких договорённостей: просто переговоры прекращались на начальной стадии.
  21. В те времена герр Собчак был депутатом и занимал обширное креслице председателя Ленсовета (при прежних коммунистических властях) и почти ничего не решал (в хозяйственной области). Между тем, Амшинский слышал (в частности, от меня), что в ближайшей перспективе Собчак собирается учредить пост мэра города (ещё Ленинграда) и избрать туда самого себя, что и случилось, собственно говоря, спустя какой-то год с копейками. — Между тем, с трудом можно избавиться от ощущения крайней анекдотичности ситуации, высосанной буквально из пальца, о чём я, кстати, и сказал Амшинскому прямо на месте, вызвав тем самым его дополнительное озлобление. — Во-первых, герру Собчаку с его вечными амбициями, несомненно, было больше нечем себя занять (в марте 1990 года), как только «обеспечивать будущее благополучие» кооператива «Крейт». К тому же, сам факт появления (бес)подобных мыслей со всею очевидностью указывал на бронзовение бюста юного бизнесмена, для которого его маленький гешефт стал представляться едва ли не центром мира, ну... или хотя бы града («urbi et orbi»). И наконец..., само по себе (вполне серьёзно высказанное) намерение «получить/выбить помещение» под «Музей Вождя»... — это вообще отдельная песня, не похожая уже ни на стон, ни на анекдот..., и выполненная в стиле самодеятельного театра при клинике Кащенко. Пожалуй, только сумасшедший (или поэт) мог придумать для самого себя такую легенду..., впрочем, корыстный повод для поэта выглядел слишком уж мелким и бездарным... — Видали бы вы этот «Музей Вождя», похожий скорее на комнату бомжа в заброшенном доме (на Пушкинской 10) с несколькими экспонатами, принесёнными с ближней помойки. Получить халявное помещение под такой, с позволения сказать, «музей» — могло значить только одно: коррупционную (или «кумовскую») схему по договорённости с чиновниками среднего звена из Смольного или районной администрации. Скорее всего, так оно и было на самом деле: Амшинский или недоплатил кому-то по жадности, или попал на мелкую «разводку», так или иначе, схема «куклы вождя» оказалась недостаточной для получения офиса. А затем, в качестве «компенсации», само собой пришло решение «хотя бы» свалить вину — на передачу о «Музее Вождя». Сам ли Амшинский это сделал, или его развели на этой мякине, меня не интересует, поскольку я имел дело — только с ним..., сначала выполнив его просьбу, а затем приняв — все его условия и ограничения (кроме непосредственной отмены передачи). — Начиная отсюда и далее он был вполне свободен (как «человек и гражданин») в выборе линии поведения, ad libitum выбрав для себя выгоду махровой подлости..., к слову сказать, пожизненную. Пожалуй, такие истории (растянутые на десятки лет) не имеют не только срока давности, но и права на оправдание ошибкой. А наказанием за них становится пожизненное ничтожество..., и ещё кое-что впридачу.
    ...какие деньги?.., ерунда..., финансовый капитал имел значение только на первом этапе существования Крейта, а затем имел значение только капитал организационный...
    С.Б.Амшинский   
      ( уже не друг )
  22. Как сейчас помню этот дивный по своей наглядности разговор, когда со своим обычным апломбом Станислав Амшинский небрежно бросил мне: «какие деньги?.., ерунда..., финансовый капитал имел значение только на первом этапе существования Крейта, а затем был полностью вытеснен капиталом организационным»... — Глядя на его, как всегда, лучащееся самоуверенностью лицо, я на всякий случай переспросил: «так значит, на первом этапе всё же... имел?..» — С предельным пренебрежением тот ответил: «но какое это имеет значение теперь?..» — С того дня раз и навсегда стало понятно: с этим человеком больше не о чем разговаривать... и не на что надеяться. Даже и двух лет (от «Р.Х.») не понадобилось, чтобы этот талантливый, яркий человек и вполне возможный Художник с большой буквы превратился в полнейшего хама: жулика и маклака, тысячу раз знакомого типа периода «первона(ча)льного накопления капитала». — Как бы я ни предупреждал его с первого дня его занятий «низким ремеслом», что он «занимается не своим делом и на этом кончится как художник», но, по правде сказать, даже не ожидал, что эффект будет столь оглушительным. Не прошло и двух лет, как он окончательно погрузился в изначальную природу, что даже ног не торчало, — да и не просто погрузился, но ещё и стал (по преимуществу) очевидным напёрсточником и мерзавцем (по крайней мере, по отношению ко мне), разменяв единственную неразменную монету — на медяки «финансового капитала». И до сих пор я вижу историю с Амшинским как самое тяжёлое своё поражение — один на один... против беспросветной и вездесущей низкой жизни. Писанное кровью по дерьму... — Помню, с какой болью (спустя два десятка лет), работая над «Воспоминаниями задним числом», я прочёл впервые несколько простых и безыскусных слов Франсиса Пикабиа, сказанные..., нет, совсем не обо мне, понятное дело: «...случай Сати экстраординарный. В своих поступках он исходит из своей «великой дружбы». <...> Это человек очень ранимый, надменный, настоящий грустный ребёнок, которого алкоголь в редкие минуты делает жизнерадостным...»:стр.645, «после всего» — Словно бы сказанные напрямую обо мне (разве что, за выключением пары маленьких деталей, вроде алкоголя), эти слова сразу высветили до боли (не)знакомое лицо моего лучшего друга, за два года сумевшего превратиться в человеческий субстрат. — Всё так, всё в точности так: именно исходя из «великой дружбы»..., точнее говоря, из солидарности и со’чувствия, прямо высказал я ему всё, что думал по поводу его будущего «кооператорства» (ведущего прямиком в ничтожество), а затем — отдал все деньги, да ещё и после (в прямое нарушение своих же слов) помогал, чем мог (пресловутый организационный капитал, не так ли, дорогой Славик?..) — И в точности так же, исходя из той же «великой дружбы», согласился заниматься его ерундовым «музеем вождя», даже и не подозревая, что речь идёт всего лишь «о способе выбить помещение» и «связать своё благополучие с Собчаком»..., ничего не скажешь: масштабные цели, достойные настоящего художника, демиурга, поэта, рифмующего людей, времена и эпохи. И пары лет не прошло, как пошёл бывший философ прямиком — туда, в стаю, к своим братьям-бизнесменам... — Ну да и бог бы то с ним, если только так!.. Мало ли, в конце концов, велiких (будущих и прошлых) художников проходили в точности такой же ракоходный путь — из «князи в грязи»! Сотни, тысячи... Но ведь его затея, практически непроизвольная (в своей нижней физиологии жанра), состояла также и в том, чтобы, уходя на дно, успеть ухватить ещё и меня..., — хоть за ботинок, хоть за шнурок, здесь уж не важно... И не то, чтобы чем-то помочь (хотя бы исходя из своей «великой дружбы» и понимания пути), но в полную противоположность!.., навредить, наказать, проявить власть во зло... — Фатальное непонимание своего места и отсутствие элементарной дружеской солидарности привело к тому, что этот талантливый (будущий, бывший) художник, которому не хватало только одного: готовности/мотивации работать, — дважды променял драгоценный (чорный) жемчуг на обычного (финансово-организационного) жареного петуха... — которого, кстати сказать, и потерял — спустя всего пять лет... Отчётливо помню последний (уже нежданный, закатный) проблеск, когда в середине февраля 1996 года у него внезапно проснулось что-то, отдалённо напоминающее — память... «...Днём ко мне зашёл мрачный Троцкий с остекленевшими глазами и рассказал, (вот удивительно!) что ему не очень нравится чувствовать себя свиньёю, а потому (sic!) он постарается потихоньку вернуть свои долги...» — конечно, после семи с лишним лет полного отсутствия мне было очень приятно услышать подобное признание от своего «единственного друга». Но и только!.., как говорил один матёрый патриот. — Если судить по результату, похоже, с той поры он совершенно втянулся в заявленный образ (который ему прежде «не очень» нравился), и сжился с ним до конца своей биографии. С тех пор больше никаких принципиально новых новостей от него не поступало, равно как не появлялся и он сам..., из вековых недр собственного нутра. — Пожалуй, достаточно банальных откровений в духе вечных историй: от Адама до Адамса. Здесь (и ниже) у меня не остаётся больше ни единого слова, только: обыватель, сапропель..., человек сегодняшнего дня, и больше — ни’че’го. Превратившись в типичного потребителя, мещанина (бизнесмена), живущего только ради процесса собственного существования, здесь и сегодня, а в итоге — нигде и никогда, он перестал существовать именно тогда, в 1989 году, переместившись в число экспонатов собственного (несуществующего) музея. В сущности, не произошло ничего страшного. В любое время вокруг существуют именно такие — миллионы, миллиарды людей нормы, не более чем стая, среда жизни, и никуда от них не деться; они поистине вездесущи (как господь бог)..., и парят, и царят они буквально повсюду: начиная от п’резидента и кончая — его двоюродной бабушкой. И только «случайное» соседство — и прямой контакт со мной — перевёл его пример из пустоты небытия культурных отложений — в разряд притчи..., или басни. Единственная встреча и единственная его Возможность в жизни..., — которую он использовал ровно на то, чтобы её потерять..., да и не просто потерять, но «с винтом». — Попытавшись не только утонуть, но и утопить того, недосягаемость и, одновременно, доступность которого вечно его раздражала, иной раз, до состояния судороги. И наконец, внезапно почувствовав себя «Вождём» (хотя бы финансово-организационным), он попытался использовать свою начальную «власть» на то, чтобы наказать, проучить и показать..., неизвестно что. — Отличный экспонат..., после всего. Пожалуй, (с таким) и музея никакого не надо, — вот он, до предела наглядный механизм превращения человека в животное самоё себя, а затем — в истукана, вождя (по потребности). — Спасибо же тебе, дорогой друг, раз и навсегда спасибо тебе вдогонку за всё, что ты успел..., — ну..., и ещё за кое-что в довесок.
  23. К слову сказать, все свои долги я отдал..., включая и те, которые сделал для меня заботливый дружок-Славик. Особенно приятно констатировать, что эта история меня ничему не научила, и едва не каждые десять лет повторялась в виде вариации на одну и ту же тему (опять Диабелли?..), в целом исчерпывающую себя формулой необязательное зло, вечный спутник прекрасной человечины.
  24. Если кому-то, паче чаяния, всё же не «известно почему», могу намекнуть. Для начала. И без особого пристрастия... Просто ещё раз произнести как мантру одно уже (не) раз произнесённое слово: су-е-та... — Сколько раз в своей герметической (ключевое слово!) жизни я наталкивался на одну и ту же причину (потерь), в целом исчерпывающую себя простой формулой: отсутствие воли. Одно дело, когда всё сегодня, всё на живую нитку, в процессе, между делом, между прочим, среди среды, совместной суеты, тусовки, тёрки..., но совсем другое — когда поперёк всего этого, повседневного. И всякий, добравшийся до меня..., читай: преодолел инерцию, вернулся к пониманию, нашедший в себе силы вырваться из мутного повседневного потока... — Оставим, пустое... Снова пустое...
  25. Да и не просто «зол», а вполне конкретно: и по причинам, и по проявлениям... Даже и не знаю, кáк я не разбил вдребезги тот несчастный рояль. Каждую минуту бил его сразмаху (именно так, воднослово, сразмаху), да и не по клавишам, вовсе нет. Несчастный певец (с ним я только единожды выступал, в первый и последний раз) всё время вздрагивал на мои «варварские акценты» (не ожидал)..., а какое сочинение исполнялось — даже и говорить не стану. Потому что — лишнее...



Ис’сточники

...после всего..., ещё одно запоздалое указание...
последнее указание [25]

  1. Мх.Савояров, Юр.Ханон. «Избранное Из’бранного» (худшее из лучшего). — Сан-Перебур: Центр Средней Музыки, 2017 г. — стр.227: «Лютеция» (1905) из сборника «Сатиры и Сатирки».
  2. Иллюстрация — René Magritte, «Hommage a Alphonse Allais», gouache sur papier (1964) — archives de Yuri Khanon.
  3. Иллюстрация — последний генеральный секретарь ЦК КПСС, последний председатель президиума Верховного Совета Михаил Горбачёв на трибуне мавзолея. Фото: вероятно, май 1987 года.
  4. 4,0 4,1 С.Кочетова. «Юрий Ханон: я занимаюсь провокаторством и обманом» (интервью). — Сан-Перебург: газета «Час пик» от 2 декабря 1991 г.
  5. «Ницше contra Ханон» или книга, которая-ни-на-что-не-похожа. — Сан-Перебург: «Центр Средней Музыки», 2010 г.
  6. ИллюстрацияРене Магритт, «Перспектива: Мадам Рекамье Давида» (1950). — René Magritte. «Catalogue du centenaire». Ludion/Flammarion, 1998. — p.169.
  7. Юр.Ханон, «Мусорная книга» (том первый). — Сана-Перебур. «Центр Средней Музыки», 2002 г.
  8. Михаил Савояров. «Слова», стихи из сборника «Кризы и репризы»: «Не чаю» (1922).
  9. ИллюстрацияДмитрий Губин, российский журналист (тогда ленинградский). — Ленинград, 8 апреля 1990 года, фотография во время съёмок фальсифицированной телепередачи «Музей Вождя».
  10. Иллюстрация — «представитель» музей вождя перед ответом на очередной вопрос. — Ленинград, программа «Монитор» от 8 апреля 1990 года, кадр из телепередачи «Музей Вождей».
  11. Иллюстрация — «представитель» музей вождя показывает руками Дмитрию Губину «большой поясной бюст Каменева в полный рост». — Ленинград, программа «Монитор» от 8 апреля 1990 года, кадр из телепередачи «Музей Вождей».
  12. ИллюстрацияДмитрий Губин и Юрий Ханон, немая сцена во время интервью. — Ленинград, 8 апреля 1990 года, фотография между съёмок фальсифицированной телепередачи «Музей Вождей».
  13. «Стихи не для дам» (под ред. А.Ранчина и Н.Сапова). Сборник «Между друзьями», впервые изданный в 1883 году. — Мосва: «Ладомир», 1994 г.
  14. ИллюстрацияТатьяна Савоярова ( & Юр.Ханон ). — «Дух Демократии» (фрагмент картины: масло, холст, 2014-2015 год). — Tatiana Savoyarova. «The Soul of demokration» (fragment).
  15. А.А.Ахматова. Собрание сочинений в 6 томах. — Мосва: Эллис Лак, 1998 г.
  16. 16,0 16,1 16,2 16,3 16,4 Юр.Ханон «Альфонс, которого не было» (или книга в пред’последнем смысле слова). — Сан-Перебург: (ЦСМ. 2011 г.) Центр Средней Музыки & Лики России, 2013 г.
  17. 17,0 17,1 17,2 Д.Губин «Игра в дни затмения» (Юрий Ханон: интервью). — Мосва: журнал «Огонёк», №26 за 1990 г. — стр.26-28
  18. ИллюстрацияСтанислав Б.Амшинский, друг детства и должник (скрывшийся в кустах), главное (без)действующее лицо сюжета под названием «Музей Вождей». — Ленинград: ~ апрель 1987 года.
  19. ИллюстрацияАльфонс Ламартин (1856), albumen print, applied color, 57.0x45.0 cm., художественная (разрисованная) фотография: Adrien Tournachon (New York: Abbeville Press, 1985, p.95).
  20. ИллюстрацияФеликс Фор, официальная президентская фотография. Юр.Ханон. «Два процесса». — СПб.: Центр Средней Музыки, 2012 г. — 568 с. (стр.570)
  21. Юр.Ханон. «Донесение Вячеславу ГовновЪ» (внутренний документ). — Ленинград: апрель-май 1990 г.
  22. Иллюстрация — Busto de Jorge Luis Borges. Paseo de los Poetas, El Rosedal, Buenos Aires, Argentina.
  23. А.К.Толстой. Полное собрание стихотворений и поэм. (Новая библиотека поэта. Большая серия). — Сан-Перебур: Академический проект, 2006 г. — «Средь шумного бала, случайно...»
  24. Иллюстрация. — «ТриХанон» (авторское «фото автора» для буклета лазерного диска фирмы «Olympia», было сделано в ответ на просьбу г.директора б.ж.хр.фирмы Е. при условии п.х.), archives de Yuri Khanon.
  25. ИллюстрацияЮр.Ханон, зарисовка со сцены, (назовём её условно: «Два Ангела») выполненная 24 ноября 1998 года (до и) после премьеры балета «Средний Дуэт» в Мариинском театре (тушь, акрил, картон). Фрагмент: якобы «Белый ангел» — правая половина эскиза.



Лит’ ература  ( не про вождей )

Ханóграф: Портал
Neknigi.png

Ханóграф: Портал
Yur.Khanon.png


См. так’ же

Ханóграф: Портал
EE.png

Ханóграф: Портал
NFN.png





см. д’альше →



Red copyright.pngВсе права сохранены.   Авторы : Юр.Ханон & слегка Дм.ГубинRed copyright.png
Auteurs : Yuri Khanon & слегка Dm.GoubineRed copyright.png.  All rights reserved. 


* * * эту статью может исправлять
только один из двух авторов.

— Все желающие кое-что поправить, —
могут переслать свои (по)желания через
специального каменного курьера...


* * * публикуется впервые :
текст, редактура и оформление
 :
Юр.Ханóн & чуть Yur.Khanon.


«s t y l e t  &   d e s i g n e t   b y   A n n a  t’ H a r o n»