Чёрный лес Грюневальда (Натур-философия натур)

Материал из Ханограф
(перенаправлено с «Grunewald»)
Перейти к: навигация, поиск
« Тёмный лес Грюневальда »
авторы:  Boris Yoffe&Yuri Khanon
« Любители и любовники » « Смерть или зло »

Ханóграф: Портал
EE.png


Содержание



Чорный лес...  Грюневальда

  ( внезапная юбиляция ... пред алтарём ) [комм. 1]


Отсеки́ всё лишнее от статуи Микеланджело...  
Только тогда ты получишь настоящий камень...
  
( Каноник ) [1]




Н
аверное, здесь..., и только здесь я начинаю понемногу понимать,
для чего в этом мире может быть необходимо совершенное мастерство.[комм. 2]

Например, совершенное мастерство гончара. Скульптора... Художника... Богомаза, — как сказали бы раньше.
Или, на худой конец, живописца, — как не говорят теперь.

Да..., вот именно что́, — «мастерство»... Совершенное. Ма́стерское. А не обычное — как в мастерско́й, с позволения сказать... То́ безусловное, до последней точки отточенное мастерство, которым овладевают... как женщиной. Или как самим собой. Пожалуй, последнее ещё труднее... — Нет, не насилие. И не виртуозность. Возможно, высшая степень цинизма.[комм. 3] Професси’онального. Где начальная профессия неотделима от конечной профессии’ анального завершения... Хотя здесь толком и не поймёшь, откуда начинается конец, — и где берёт конец начало... Потому что профессия здесь вообще — ни при чём.

И в самом деле : чем священник отличается от бога?.. Или его сына, на худой конец...

Мастерство, я говорю. Вернее, уже сказал. И больше не стану объяснять. И дополнять не стану. — Вот оно. Мастерство. Дым до небес. Или божественная мелодия, сыгранная на медной скрипке с одной струной. С одной. — И только. Пожалуй, один только незапамятный мавр художественной речи меня бы понял..., причём, сразу, с полуслова. — Ай-да Сашка, ай-да сукин сын!.. [2]

« ...и муж своею старой лейкой — её давно не поливал... » [3]


Между строк. Между слов. Между речи... — У чёрной речки. В междуречьи. Да..., Месопотамия... — Вот где крылось настоящее мастерство. Его истоки. И даже устье..., чтобы не сказать — два (одно из которых наверняка выглядит как тигр или леопард, на худой конец).

...Мастерство... Это слово. Одно слово...
Маттиас Грюневальд [4]
«Святой Себастьян» (деталь)

Мастерство... Это слово. Одно слово... Настолько привычное, обычное, удобопонятное и неточное..., что его и произносить-то тяжело. Находясь здесь. — Здесь..., в том месте, где только и начинаешь понемногу понимать, для чего в этом мире может быть необходимо совершенное совершенство... и ма́стерское мастерство.

Не говоря уже обо всём остальном..., разумеется.

Это мистическое..., или даже мифологическое мастерство ... совершенно-совершенное или совершённо-совершённое (о)владение светом (и его тенью), как у Рафаэля. Или совершенно-совершённое (о)владение ма́стерским мастерством перспективы, как у Дюрера и Леонардо, где ничто не возможно отделить или выделить... из их целого.[комм. 4] Или совершённо-совершенное (о)владение пространством, манипуляция предметами, совмещением перспектив, (и)скривлением пространства (не скажу: «как у чудака-Эшера», но скажу как у чудака-Эйнштейна) до степени опасной манипуляции — когда уже и не поймёшь, в каком месте кончается само пространство и начинается всего лишь — безопасная техника рук... и никакого мошенничества.[комм. 5] Словно старый вор-карманник с пальцами Паганини. Да и в самом деле, разве всерьёз разберёшь, без хорошего стакана можжевеловой: где натуральная кривизна пространства переходит в естественную кривизну сознания, чтобы, слившись, наконец, превратиться в двойную кривизну изображения. — Понимания. Или представления...

Во́т  уже́  где́  оно у меня, — это твоё мастерство...[5]:602

Мастерство совершённо-совершенное, как у Мишеля Анжело,[комм. 6] мастерство (о)владения человеческим телом, настоящим и воображаемым, (о)владения наукой анатомией и наукой анатомирования, техникой изо’бражения и вдохновением обезо’бражения тела — этого странного, страшного и прекрасного тела, в его самых немыслимых положениях, ракурсах и фокусах.

Мастерство совершенно-совершённое, как у Ре́мбрандта, мастерство (о)владения плоской портретной психологией и объёмной психологией человеческого лица... в перенесении его на плоскость. Мастерство совершенно совершенное, как у Веласкеса, мастерство (о)владения цветом и техникой изображения фактуры и веса... Нет, не того веса, что в мясной лавке. И не того веса, что давит сверху вниз авторитетом... посреди других человеческих авторитетов. — Но только того веса, который вместе с невесомостью духа означает только притяжение земли и тихий взлёт от неё прочь, — туда, где уже нет ни веса, ни памяти о нём...

И всё это ма́стерское мастерство находит себя здесь с такой невероятной совершённо-совершенной осмысленностью, — и действует настолько вместе и в одновременности со смыслом, идеей, философией и даже теологией, чёрт её дери, — как читаемый текст глубочайшей высоты и прекраснейшей глубины... Читаемый. Текст. Впервые виданный. Написанный на каком-то неизвестном языке...[6] Непонятными значками. Не то иероглифами, не то буквами неве́домого алфавита...

Вместе и в одновременности, — я сказал, — соединяя в себе почти всё возможное и невозможное, это мастерство..., оно предстаёт стократ преобразившись — как непосредственное переживание сверх’естественного, происшедшее или пришедшее... как внезапная очевидность, как невероятной чёткости внутреннее Ви́дение глазами интуиции, — и как прекрасное Виде́ние никому прежде не видимой — подлинной ... неприкрытой реальности! Сочетание несочетаемого..., и сочтение несочтённого... всё это здесь. Всё... Всё... взаимоисключающее, несовместимое и несовместное, не знающее друг о друге, и глядящее вперёд невидящими глазами, — четырёх, пяти... семи... девяти досок. Словно плоскостей разной реальности... В одном алтаре. В одном цикле. В одном периоде. — Как и вся эта сбивчивая странная речь, длинная вечерняя юбиляция... на одном дыхании. Поминутно задыхаясь и падая — от избытка слабости, от захлёстывающей пенной волны... недостатка сил.

Ма́стерское мастерство рисунка глаз и рук... Глаз или рук... — совершенно-совершенное, как у Моцарта и Баха, владение циклами и периодами (мира, жизни, слуха, знания и со’знания)... Невероятное, уводящее вниз, всё глубже и глубже... туда... в подземную бесконечность — единство целого, открытое до бесконечности.[7]:54 И как всегда, пока не кончилась жизнь — два пути, равно открытых и закрытых для всякого шага.

Не зная, не умея, не имея мастерства ходьбы — идти. Всё же продолжать идти, наперекор всему...
...не умея ходить — всё же продолжать идти, наперекор всему
тот же Грюневальд
«Распятие» (деталь) [8]

Идти «вниз» — к совершенно-совершённой беспросветности отчаяния, — того, где нет места ни малейшему следу надежды или веры, где кошмарная тьма и кромешный холод владеет всем без малейшего просвета света... И тут же идти «вверх» — к безмятежности и покою, невыносимому в своей идиотической прозрачности, — той, где нет места ни малейшему следу отчаяния или боли, где повсюду царит мягкий свет добра, не имеющего ни малейшего понятия о тьме. Из преисподней — к исподнему. От исподнего — в горние горнила гор...[9]

Ма́стерское мастерство находить соотношение во всём несоотносимом, всякий божий день подслушивая диалоги персонажей, разговаривающих на разных языках и не понимающих друг друга... Ма́стерское мастерство сопоставлять несопоставимые предметы, смешивать несмешиваемые цвета, создавать несоздаваемые формы и рассеивать по миру неясные символы символов — от картины к картине.[комм. 7] Только так и создаётся совершённо-совершенный контрапункт всего и ничего, целого и бесконечного, ничтожного и вселенского, контрапункт деталей всем деталям, элементам всех элементов и частям всех частей...[комм. 8]

« ...и муж своею старой лейкой — её давно не поливал... » [3]


. . . . . . . . . . «Мария с младенцем» — пожалуй, здесь я впервые почувствовал, буквально — увидел всю возможную абсурдность и глубину легенды о непорочном зачатии, — зримую и невидимую. Впервые увидел такую Мадонну, (раньше будто не видел, не понимал!) которая действительно пережила это чудо и с тех пор находится как бы в нём, в состоянии и поражённости чудом, и прислушивания к тому знанию, которое оно ей дало. — Или наоборот: которое она дала ему...

. . . . . . . . . . «Мария с младенцем» — вот ещё что..., неужто я позабыл? Ах, голова садовая! Нет, я не могу не сказать про это странное, великое корыто, — оно здесь поставлено как весь наш утлый мир... Только корыто, единственное и единое — становится тем тонким мостиком, который хоть как-то съединяет младенца с Марией и — незримые сонмы ангелов. Они смотрят на неё, они её видят, а она их — нет... и только корыто съединяет две реальности: земли и неба. — И младенец, вот он, словно бы небрежно запелёнутый в ту же тряпицу, которая потом окажется на нём, на Распятом... Казалось бы, просто детали. Детали совершённого совершенства...

. . . . . . . . . . «Речь о достоинстве человека» — весьма достойная случая беседа двух демонстративных аскетов посреди какого-то... невероятного, и вместе с тем, бесконечно узнаваемого болота... Нет, не по горло, и даже не по пояс..., но посреди него, в этой вязкой среде, в этом мертвенном оазисе мёртвой природы, где-то глубоко внутри этой зыбучей... низшей ступени материального мира, куда не проникает и не может проникнуть — ни один луч Божественного. Только Одно — Человеческое... «достоинство».

. . . . . . . . . . «Искушение Св. Антония» — как оказывается, там на пергаменте..., словно палимпсест, едва просвечивая, — начертано нечто скрытое, о чём нельзя было даже и помыслить: эй, где ты был, Господи, в этот момент страшного испытания, почему не пришёл на помощь? Словно повтор последних слов спасителя на кресте: пошто ты оставил меня, Илия?..

. . . . . . . . . . Или вот ещё деталь деталей, — как-то вечером..., или нет, кажется, это был день, мутный день, когда мне смутно подумалось: ну что́ за странность? Почему у святого Антония и Себастиана на дополнительных боковых досках такие необычные постаменты? Вроде бы две вполне «нормальные» (и даже почти квадратные) каменные подставки..., но сверху на них положены — ветки. Тонкие ветки какого-то плюща. Или винограда. То ли сухие, то ли бесцветные... — Но потом — вдруг — стало пронзительно ясно, — ведь именно через них, через эти сухие ветки передана тяжесть тел и их одновременная невесомость..., притяжение земли и неба. Массивные ступни ног... И тонкие ветки с бесцветными листьями... Одновременно видна и тяжесть земных тел, но тонкие ветки не прогибаются, не мнутся..., словно бы на них ничего не давит! Прощайте, прощайте, мои бывшие святые... угодники.

Земное притяжение. Тяжесть. Вес. Тело... Есть ли что-то на свете более наглядное и эфемерное.[10]
Сегодня оно ещё есть. Боль. Тяжесть. Земля. Камень. — А завтра исчезает, словно дух святой. Как будто и не было его.
И больше не будет. Ни-ког-да.
...Земное притяжение. Тяжесть. Вес. Тело... Есть ли что-то на свете более наглядное и эфемерное...
и опять Грюневальд
«Святой Антоний» (деталь) [11]

Да, и ещё любопытство! Удивительно любопытное любопытство! — Помните, там, на первой картине — агнец, подле Иоанна Крестителя? Я словно впервые увидел, в последнее посещение, — и ка́к он смотрит, и како́в весь его облик... — И ведь он глядит на всё происходящее рядом с ним с таким неправдоподобным любопытством, живым и спокойным, словно ребёнок... — Будто смотрит и ничего не видит, видит и ничего не ведает..., словно бы здесь, рядом с ним и не происходит ничего невероятного по своей страшности. — Словно сам бог... или само животное, всё сущее он принимает просто и тихо, как должное, — он просто смотрит и просто видит..., и сколько в нём живой детской энергии. — Между жизнью и смертью. Между тяжестью и невесомостью.[12] Почти весело, почти непричастно. Совсем как ночью..., в непролазном чёрном лесу. — Совсем как в чёрном лесу... месье Грюневальда... [комм. 9]

« ...и муж своею старой лейкой ...
             — О, майн Готт!..

Или снова посмотреть на то же «Искушение святого Антония». — А впрочем, нет! Оставьте... Давайте забудем об этом святом, словно бы его здесь нет..., и никогда не было. А лучше — поглядите ещё раз на свору его мучителей, демонов, — вот где целое откровение на тему человеческой агрессии, жестокости, насилия. — Даже мысли путаются... С трудом подбираю слова... Это такие невероятные (и вместе с тем, совершенно обыкновенные) рожи там у них, как бы — олицетворённое пробуждение животной жизни, до полной потери сознания, то ли олицетворённые образы самых тёмных сторон психики..., то ли какой-то переход от растительного к животному... — Словно озверевшие дебилы или нет..., даже и не знаю, ка́к же их ещё назвать, — эти вырвавшиеся из пре(исподней)..., осатаневшие вурдалаки тартара, — эти кошмарные, бессознательные изверги, которые только смутно, только косно что-то ощущают сквозь пелену собственного прошлого.[13] Их избыток жизни находит выход в буйстве насилия и смерти..., — и это занятие им даже как-то смутно приятно, они... словно бы под наркотиками. Или в забытьи... В последнем опьянении своего естества. Или не в последнем...


И всё это, представьте, носит одно имя — человек.
Мастер ма́стерского мастерства.
И совершитель совершенного совершенства.
Давным-давно совершённого...






Ком’ментарии

...Земное притяжение. Тяжесть. Вес. Тело... Есть ли что-то на свете более наглядное и эфемерное...
не Грюневальд [14]

  1. «Юбиляция» — здесь понимай так: орнаментация, внезапный эмоциональный всплеск причитаний, учащённое сердцебиение, экспансивная и монотонная прямая речь, иначе говоря — долгое, настойчивое и многократно усиленное повторение, топтание, опевание вокруг одной ноты, ноги, ночи.
  2. Прошу заметить особо: ни один из авторов не считает нужным уточнить — что́ он имеет в виду под словом: «здесь» и где именно он начинает понимать, для чего в этом мире может быть необходимо совершенное мастерство... Таким образом, с первых же строк статьи кое-что начинает понемногу проясняться.
  3. «Высшая степень цинизма»..., — пожалуй, здесь вернее было бы употребить слово «кинизм». Однако, по-видимому, (эти) авторы не договорились. Прежде всего потому, что — даже и не пытались договориться. — Во всём руководствуясь только высшей степенью цинизма. Ма́стерской. И совершенной. Как в мастерско́й...
  4. Как сказал один из авторов этой статьи..., Дюрер и Леонардо — это высшие мастера и открыватели перспективы, и все им потом подражали. Второй автор при этом почти почтительно молчал, чтобы не нарушить, благо, (говейной) тишины всеобщего подражания...
  5. К сожалению, на этот раз Ханóграфу не удалось установить, какого именно «чудака-Эшера» имел в виду автор статьи. По всей видимости, это надолго останется на его совести, как очередная мистификация или шутка, на сей раз скажем, ради справедливости: очень глупая и совсем не смешная.
  6. Нам не удалось выяснить, по какой причине один из авторов здесь называет сеньора Микеланджело Буонаротти на французский лад, да ещё и с разделением имени на две части: Мишель Анжело (или, говоря по-русски, Ангел Михаил..., или даже архангел). Возможно, здесь находится ключ к пониманию. Или не к пониманию. Или не здесь.
  7. Но всё же..., не будем скромничать, преуменьшая силу искусства, несущего свет. Ещё один отблеск Изенхаймского распятия виден совсем недалеко..., по ту сторону золотого Рейна. И всего-то две ветхие доски, уцелевшие (после всего) в относительном покое десяти мировых войн... — Карлсруэ... Молчащий концентрический город, часы с кукушкой, старая виниловая пластинка, он весь выстроен, он весь построен, он весь устроен вокруг центра, от центра, центростремительно, центробежно, по часовой стрелке, против минутной стрелки, кольцами и лучами, почти спиралями, совсем как в старинной масонской сказке про ветхого каменщика и его круглый виниловый мастерок, полный тайного знания обо всём и ни о чём... — В чём он виноват? Кого он винил? — Но всё же оговорюсь, одёрну себя. Не будем забывать, не будем обманываться: центр виниловой пластинки — совсем не там, где её маленькая круглая дырка. Так же и настоящий центр Карлсруэ — ведь он тоже совсем не там, где видится с первого взгляда. Весь этот маленький, искусственный город карловых покоев, построенный для «карлова покоя» — кольцами и лучами, почти спиралями, вокруг центра, от центра, центростремительно, центробежно, по минутной стрелке, против часовой стрелки, завязан мёртвым узлом в одной точке, откуда всё торчит. Как привязанный Аргус на цепи возле своего ветхого Алтаря, своих трёх Досок. Своих самых главных досок. Трюмо чёрного леса. Там..., в точности там..., — где картина Грюневальда, там и центр; где центр, там и Карлсруэ; где Карлсруе, там и введение во ад... — Хотя, конечно, и кроме досок Грюневальда в городе есть много чего хорошего. И парк прекрасный. И главное: комод полный квартетов. В конце концов, этот город есть за чтó любить, в последнее время.
  8. Здесь (очень к месту) употреблено (сложное) слово «контрапункт» — старинный музыкальный термин, на самом деле имеющий куда более прямое отношение к живописи или философии, чем к музыке. Дословно «контрапункт» значит: «точка против точки». И больше — ничего.
  9. Прямая реминисценция из заголовка этого эссе... Впрочем, не совсем прямая. Как недавно стало известно хано́графу, первые десять лет своего существования этот текст (первоначально написанный Борисом Йоффе в 2007 году) вовсе не имел никакого названия и даже элементарной атрибуции. Красующийся на этой странице заголовок «Чёрный лес Грюневальда» (вне всяких сомнений) является результатом либо недоразумения, либо сознательной ди’версии, либо попытки ввести читателя в заблуждение..., достаточно поверхностное. Дело в том, что фамилия художника (Маттиас Грюневальд) в переводе на русский язык звучит как «зелёный лес». Именно зелёный, — но никак не чёрный. Таким образом, читатель должен понимать. Или — напротив.


Ис’точники

Ханóграф: Портал
NFN.png

  1. Юр.Ханон. «Мусорная книга» (том первый). — Сан-Перебург, Центр Средней Музыки. 1997.
  2. Из письма Александра Пушкина — к Петру Вяземскому (около 7 ноября 1825 г.): «Поздравляю тебя, моя радость, с романтическою трагедиею, в ней же первая персона Борис Годунов! Трагедия моя кончена; я перечел её вслух, один, и бил в ладоши, и кричал, ай да Пушкин! Ай да сукин сын!» — (в тексте эссе «Чёрный лес Грюневальда» цитируется не точно)
  3. 3,0 3,1 Пушкин А.С. «Гаврилиада» (поэма). — Собрание сочинений: в 20 томах. — Мосва: Художественная литература, 1937 г. — Том 4. Поэмы 1817—1824 гг. — стр. 120 — (также цитируется не точно)
  4. ИллюстрацияMatthias Grünewald. «Изенгеймский алтарь» (~ 1515), створка первой развёртки со св. Себастьяном, Музей Унтерлинден. Musée d'Unterlinden. (Isenheimer Altar, ehemals Hauptaltar des Antoniterklosters in Isenheim, Elsaß, Werktagsseite, linker Flügel, Szene: Hl. Sebastian)
  5. Юр.Ханон, Аль.Алле, Фр.Кафка, Аль.Дрейфус. «Два Процесса» или книга без-права-переписки. — Сан-Перебур: Центр Средней Музыки, 2012 г. — изд.первое, 568 стр.
  6. Юр.Ханон «Чёрные Аллеи» или книга-которой-не-было-и-не-будет. — Сана-Перебур: Центр Средней Музыки, 2013 г.
  7. Юр.Ханон. «Альфонс, которого не было» (издание первое, «недо’работанное»). — Сан-Перебург: «Центр Средней Музыки» & «Лики России», 2013 г., 544 стр., ISBN 978-5-87417-421-7.
  8. ИллюстрацияMatthias Grünewald. (1512-1516) «Kreuzigung Christi» (fragment). Isenheimer Altar, ehemals Hauptaltar des Antoniterklosters in Isenheim, Elsaß, Werktagsseite, Mittelbild: Kreuzigung Christi. Musée d'Unterlinden.
  9. «Ницше contra Ханон» или книга, которая-ни-на-что-не-похожа. — Сан-Перебург: «Центр Средней Музыки», 2010 г.
  10. Юр.Ханон «Три Инвалида» или попытка с(о)крыть то, чего и так никто не видит. — Сант-Перебург: Центр Средней Музыки, 2013-2014 г.
  11. ИллюстрацияMatthias Grünewald (1515). Isenheimer Altar, ehemals Hauptaltar des Antoniterklosters in Isenheim, Elsaß, Festtagsseite, rechter Flügel: «Die Versuchung Hl.Antonius».
  12. Юр.Ханон. «Скрябин как лицо» (издание второе, до- и пере’работанное). — Сан-Перебург: «Центр Средней Музыки» 2009 г. — том 1. — 680 с.
  13. Эр.Сати, Юр.Ханон. «Воспоминания задним числом» (яко’бы без под’заголовка). — Сан-Перебург: Центр Средней Музыки & изд.Лики России, 2010 г. — 682 стр.
  14. ИллюстрацияБорис Йоффе: композитор, писатель, альтист, скрипач, дирижёр, автор эссе (фотография в доме, ФРГ), november 2014.




Пояс’нение

Это чёрное эссе..., или статьяздесь (и не только здесь) — публикуется впервые. Прежде ничего подобного опубликовано — не бывало...

С другой стороны, три года назад (крошечная) часть этой юбиляции была опубликована на немецком языке в этой книге:

Boris Yoffe. «Musikalischer Sinn». ISBN 978-3-936000-98-6. — Hofheim, 2012, — p.217 — в качестве одной из реплик (или репликаций) раздела «Заметки & Пометки».

Поначалу вылетевшее в 2007-2008 году в форме экспансивного письма на внезапно и долго выстраданную тему (на русском языке), это эссе никогда прежде не имело отдельного вида и названия. Таким образом, публикация статьи «Чёрный лес Грюневальда» (2015) (хотя и вынужденно) но объявлена — первой и уникальной. Или — напротив.

Конечно, трудно было бы предполагать, что она публикуется также и в последний раз..., однако здесь (и не только здесь) можно увидеть — и такое предположение. Поскольку на всё есть — своя управа.
— Равно как и на всё остальное.




Лит’ ература  (словно из леса)

Ханóграф: Портал
Yur.Khanon.png



См. так’же

Ханóграф : Портал
B.Yoffe.png

Ханóграф : Портал
MuPo.png



см. дальше →



Red copyright.png  All rights reserved. Red copyright.png  Auteurs : Борис Йоффе&Юрий Ханон. Red copyright.png  Все права сохранены.

* * * эту статью могут редактировать или исправлятьтолько эти авторы.

— Желающие заметить замечания или дополнить дополнения, —
могут оставить их при себе или отправить — лесом (чёрным).


* * * публикуется впервые, неосуществлённый перевод с немецкого — первого автора,
начало, середина, окончание, а также оформление текста : Юрий Хано́н.



«s t y l e t  &   d e s i g n e t   b y   A n n a  t’ H a r o n»