« ... Б о р и с ... Й о ф ф е ... »
( набросок ... на лицо )
& опуститься...
по всем статьям...
— Тишина.
...бывает, я один, и музыка перестаёт звучать — сегодняшняя, завтрашняя, забытая, вчерашняя, незаписанная квартетная пьеса — и некому слушать, — тогда сажусь и играю Искусство Фуги, Английские сюиты, ХТК... и непременно, всегда неожиданно, приходят они, эти моменты, когда сам собой оказываешься в Кармини, перед Чимой, — или идёшь мимо кебабов к Сан Франческо, не веря, что снова увидишь райский сад и младенца с вертушкой (пускай кажется, что Мадонна смотрит на него — я знаю, что глаза у неё закрыты), — или останавливаешься в тени белой колокольни Св.Петра (когда уходишь с острова, то видишь, как собор и колокольня слегка наклоняются друг к другу, как держащиеся за руки старики), — или проникаешься вдруг дыханием неземной строгости и пустынности, приближаясь к Мадонне-в-Огороде, где холодом веет даже в самый жаркий день, — или цепляешься взглядом за картину в Иль Реденторе, чтобы не исчезнуть в симметричном пространстве, — или сидишь, кажется, уже второй час в пустой Сан Николо.
...Ангел работы тосканского скульптора...
Милосердие и Надежда на гробнице Франческо Веньера...
Иоанн Креститель заглядывает в книгу с неправильной стороны..., умеет ли он читать?..
— Борис Йоффе, 7 августа 2016 (вода)
— Хлеб.
— Величественный Председатель Земного шара, возвышенный Будетлянин!..
Как мне представиться, какие дать координаты? Год сейчас называется такой, что после Госпожи Ленин, да и товарища Ленина больше ста лет прошло. И что, счёл бы ты это будущим?
— Тебе, ходившему по доскам судьбы, не нужен отчёт об этих ста годах, когда глупость и садизм разыгрались настолько, что эпидемия чумы покажется по сравнению с ними — подлинным раем. И о технических достижениях навряд ли стоит рассказывать, об ускользающих частицах, освобождающих энергию взрывах, о волшебной невидимой сети, передающей l'Origine du monde по всему Земному шару — ?..
А потому позволь мне поделиться с тобой, знающим и понимающим всё, одним только — только одним — сомнением... Мне видится — никакое это не будущее, да и никакого „впереди“ не ожидается, слово это пустое, представление это — дура-химера, сонор Х, пожирающий своих дедушку и бабушку. Вот стою я в этом 2016 — или какой там у него ещё номер — году, и со мной — твои заумные стихи, какие-нибудь горячечные содрогания Мусоргского, инфантильные виде́ния аутиста-Брукнера, отчаянные песенки сифилитика брудерля Шуберта, дурашливо-эротические менуэтики Гайдна-Моцарта, истово изукрашенные Бахом прилежные пиетические куплеты, закрученные Палестриной против часовой стрелки гипнотические заклинания измождённых целибатников, — наконец, Мученица Катерина с колесом да всполошённый болтун Павел с мечом из картин Чимы, и город, построенный в воде. — И всё.
— Борис Йоффе, 7 августа 2016 (река)
— Вода.
« Венецианская философия » — словосочетание это кажется смехотворным, даже на первый взгляд. Для людей, поколениями культивировавших в себе способность мыслить не только и не столько вербально, сколько — непосредственной художественной интуицией (цветом, светом, композицией, ритмом, отношением, структурой), наглядно переживать проблематику идеи и плоти (инвариант и бесконечность вариантов, закономерность и случайность), — а художественное для них не утратило византийской связи с сакральным, т.е. было не столько художеством, сколько живым символом, — попытка вербального моделирования сущего недостаточна, заранее обречена на провал, чтобы не сказать: вульгарна и инфантильна. Философами, или, лучше, метафизиками-практиками их были Календарио, Карпаччио, Чима, Беллини, Ломбардо, Лотто, Кодуччи, одновременно и сохранявшие традицию невербального языка, и обновлявшие её каждый своей резко очерченной, раскрытой до предела индивидуальностью. — Потоки слов, конечно, порой яркие, острые и увлекательные, сходившие в то время с печатных станков на острове и материке, смыли в конце концов навыки невербального умозрения, оставив как венецианские, так и западноевропейские (тут это была музыка, причём, более всего немецкая — Бах, Гайдн, Моцарт, Шуберт, Брукнер, снова Бах...) откровения свободной от речи философии возвышаться посреди этих вод как непокорённые вершины. Ну а с Вагнером искусство стало вполне вербализуемым, и в два поколения смешалось с фило-, тео-, антропо-, историо- и пр. — ‘софскими, ‘психоаналитическими, ‘искусство- и пр. — ‘«ведческими», да и просто пропагандистскими текстами, — до состояния бульона, борща, солянки, помоев, в которых мы барахтаемся и сегодня.
И даже — завтра, может быть...
— Борис Йоффе, 9 августа 2016 (тишина)
— Линия.
„Не видеть“ значит то же, что и „видеть“... — я помню то место в Ленинграде, где меня посетило это, наверное, самое первое и важное из озарений. Видимое можно исследовать, но переход к его невидимой стороне — сущности, корню, причине, форме, душе́ — это скачок, смена измерения: можно исследовать, как работает проигрыватель, измерить бороздки на пластинке, но это ничего не скажет о записанной на ней симфонии Брукнера, можно взвесить книгу, сосчитать все знаки в ней, изучить химический состав чернил, но это не перекинет мостик к рассказанной в ней истории о Пастушке и Трубочисте (чтó вообще подразумевается под Книгой — этот материальный предмет или содержание, и если содержание, то как сумма слов или как единая, в конечном счёте независимая от языка идея, сущность, находящаяся к тому же в некоем идеальном — наше полное ошибок восприятие? совершенный божественный разум? — пространстве? связанный с чтением опыт художественного переживания? сама возможность такого опыта? тавтологические заклинания „информация“, „энергия“?... с музыкой, пространством которой служит помимо того и время, ещё сложнее...). Для реализации невидимого нужна особая среда: восприятие; — в конечном счёте, именно оно формирует реальность, давая куску камня возможность стать скульптурой, колебаниям воздуха или начертанным знакам — речью, музыкой, и далее — смыслом.
— Борис Йоффе, 26 мая 2016 (шаги)
— Выход.
— Смертно всё... Однако, следуя этому утверждению, придётся признать, что смертна также и смерть (подобно дивной мелодии, сыгранной на медной скрипке)... Не имея перед собой мало-мальски конкретного, осязаемого примера, ни одно человеческое со-знание не способно поверить в исключительность какого-то предмета, — в том числе и смерти. А потому, пока существует эта..., как её..., — смерть, вслед за нею, словно тень, по пятам волочится и бессмертие..., тихое, затаённое, маленькое — именно так оно существует. — По крайней мере, в форме желания, надежды, веры, гарантии или, на худой конец — вымученного примирения со смертью, всякий раз окрашенного поистине детским ужасом и страхом.
— Только слепой может утешать себя тем, что не видит очевидного...
— Борис Йоффе, 13 октября 2011 (хлеб)
— Река.
Их можно пересчитать по пальцам... — Дюжина имён ушедших композиторов и художников, сумевших каким-то чудом так заклясть свои творения, что бесконечно далёкий потомок — век за веком — помнит о них, знает о них, и даже живёт с ними... Он — жизненно и пожизненно заинтересован, чтобы (пускай, и на свой лад) — прикасаться к их мыслям, к их чувствам, сохранённым — даже не бумагой, нет! — и не холстом! — и даже не дуновением пыльного ветра... Это их удивительное свойство, оно не связано ни с культурой, ни с обществом, ни с этикой, ни с научным знанием ... и более ни с какими тысячу раз жёваными словами. Отныне и навсегда это — моё и только моё личное дело... И где кончаются они, и где начинаюсь я, — это мне раз и навсегда неизвестно, и я даже не пытаюсь определить.
( причём, точно так же это верно — и в отношении музыки, написанной мною ).
Кажется, это было ещё тогда. При жизни... — Не раз и не два я слышал, как мне говорили тысячи раз произнесённые слова: тебя оценят только после смерти.
И в самом деле, на первый взгляд эта версия может показаться вполне убедительной... и даже реальной. Ведь живой автор, он — всего лишь бледная тень..., ходячая тавтология собственных произведений, рядом с ними он — заранее избыточен и не нужен, если не смешон... — Но вот..., приходит Она. Смерть... И только когда автора нет, его бездомные идеи, потеряв своё утлое пристанище, разбредаются по миру, чтобы отсюда, с этой новой точки — начать поиск своего нового места. Однако здесь я вынужден остановиться... Как всегда, общепринятая картина проверенных временем ценностей и оценок настолько отличается от моих представлений о хорошем и дурном, — что остаётся только развести руками, и признать фатальную власть случайности.
— Борис Йоффе, 9 ноября 2015 (песок)
|
