Джудекка Венеции (Борис Йоффе)

Материал из Ханограф
(перенаправлено с «Giudecca»)
Перейти к: навигация, поиск
Джудекка...  или индейка венец’ианская...
авторы:  Boris Yoffe&Yuri Khanon       
        Юр.Ханон&Бр.Йоффе
«Карменная Мистерия» «...Вверх по лестнице...»

Ханóграф: Портал
EE.png


Содержание


Джудекка Венец её

( ком’позиция поверх дис’позиции )
Реки рукав впадёт водой у моря, 
Реки: рука падёт в удой, умора!..[1]
( М.Н.Савояров )


...узкий как рыбная кость посреди венецианского залива..., вот он, прямо здесь: девятый круг Дантова Ада, ледяное озеро Коцит с вмёрзшими в него отборными предателями и прочими негодяями рода человеческого...
В и н ь е т к а  и  В е н е ц  В е н е ц и и ...  [2]





Лёд и Дым [комм. 1]


Н

а такой случай..., — прошу прощения..., ради крайнего случая в запасе у них имеется несколько версий происхождения названия острова Джудекка..., равно как и его самогó. И первая же ассоциация в качестве точного адреса содержит — девятый круг Дантова Ада, ледяное озеро Коцит...,[3] едва не ледяной дом — с вмёрзшими в него предателями: особо отборными и заслуженными особами. — Позволю себе даже малую ре’марку о Марке, ибо один из них, между иными, сам Брут... Марк Юний. Леденящая душу картина, кроме слов. Само собой, Данте (нигде) не был первым..., на этом скользком пути. — Гомер, Вергилий, Цицерон, Эхнатон, Эсхил и даже платонически бесплотный Платон...,[комм. 2] по очереди вступали нагою ногою на зыбкую почву заплаканных берегов пресловутого Коцита.[4] — Хотя, положа руку на (бывшее) сердце, дантовская версия не выдержала проверки ни на практике (посредством зрения, слуха, обоняния и осязания), ни в теории (местоположение Джудекки на географической карте «Божественной комедии» — со всей определённостью — не Венецианская лагуна), ни даже на детекторе лжи. Свидетели в один голос врут: «Коцит не здесь, он восточнее»... Может быть в Греции..., или где-то в районе Пантикапеи..., короче говоря, под Мосвой. Да..., прямо там, у (подножия) кремлёвской стены, скорее всего...[комм. 3] — И всё же, если все они некогда вмёрзли в этот лёд, солоноватый ли, пресный ли, а то и вовсе безводный... — но тогда где же, если не здесь?.. Не иначе, тут не обошлось без предателя. Снова, как и всегда у них...
— И ты здесь, Брут?.. Или, может быть, они врут?.., — не ты и не здесь, о Брут?...



Остров Коцит


Н

о... не следовало бы, всё же, легкомысленно разбрасываться словами и забывать (место своё предвечное у них, у) первых истоков. Несчастная Лета до сих пор влачит свои воды без малейшей надежды на забвение... У почивших в бозе стариков-эллинов...[комм. 4] Коки́тос (или Коци́т, как говорили их щасливые завоеватели), река плача...,[комм. 5]не стена, нет, святая и’стина..., — скажем проще, река слёз.[комм. 6] Один из рукавов реки смерти, небольшой горный..., хотя и не бурный Коки́тос, недолго петляя по гибельным ущельям а’гонии, хотя и не впадал в главную (сто’личную) реку смерти, Стикс, но протекал не в большом отдалении от её пределов.[комм. 7] — Не будем преувеличивать..., хотя и очень хотелось бы. И пускай искомый Кокитос был... хотя и не самым важным, и не самым крупным, и не самым полно...водным, но всё же, он был неизбежен для всякого смертного. Быть может, на пути в рай..., или обратно... Река слёз, река плача..., но долго ли здесь — и до моря? Умора.[5]:96
— Один, два удара веслом — и вот она, спасительная венета...[комм. 8]



Иудейская атлантида


Н

е решаюсь поверить, после всего... Но и проверить — тоже не решаюсь. Джудекка — Иудейка — Индейка. Почти правдоподобная легенда о «нехорошем» средневековом еврействе острова легко могла бы стать кремовой розочкой для комментариев к Mein Kampf...,[6]:70 или украсить сборник польско-литовских народных сказок о жидах, упырях и прочей нечисти. [комм. 9] Что уж здесь скажешь: хотя испокон веков враги рода человеческого и топтали священные венетские земли, и даже жили в городе, долгие сотни лет закупоренные в своём гетто на территории бывших литейных мастерских в Канареджио,[комм. 10] и даже умирали в городе, предавая своих покойников земле на Лидо (не на льду!), но, видимо, немного промахнулись (как всегда) и превзошли себя: умудрились-таки назвать передовой узкий остров, не имеющий к ним никакого отношения, своим трижды прекрасным именем...[7] — Скорее всего, я так думаю, чтобы запутать врагов, замести следы...,[комм. 11] или просто из своей вечной, вещной и богомерзкой любви ко всякой лжи и притворству.[8]
— Ещё один, два удара веслом — и вот она, прекрасная лагуна...



Рыбная кость


Н

о ведь и пресловутыми средними веками дело не кончилось. Дальнейшая (новая) информация об острове точно так же напоминает гомерические выдумки дядюшки-Римуса.[9] И здесь особенно выделяются своим шарманским шармом и таким же юмором — Сказки для театра Карло Гоцци.[10] Конечно же, я говорю об одном из их постоянных участников..., переходящий из одной истории в другу, — персонаж, словно спрыгнувший на территорию сказок прямо с балаганных подмостков народной комедии масок, себе-на-уме-старикан Панталоне... Ведь он говорит не просто на венецианском наречии (каждый из негероических героев комедии dell’arte..., а вслед за ними — и все гоццианские «типы» в обязательном порядке базарили на том или ином итальянском диалекте), но именно что!.. — на особом джудеккианском (при том, что всё население острова насчитывало..., да и теперь не превышает три-четыре тысячи душ). Именно Джудекке, как отдельному независимому материку в человеческом океане — и посвящает Панталоне свои заветные думы о родине.[комм. 12]
— Ещё один, ещё два удара веслом — и вот он, тесный пролив...



Узкое место


Н

адо бы добавить ещё десяток слов, но язык леденеет во рту и голова покрывается толстым слоем инея. Смутные силуэты маленьких людей..., всё тонет в холодном адском дыму. Запах палёной кожи, крики влюблённых, велiкий Инквизитор залезает внутрь плоти, засучив рукава. Здравствуй, брат Торквемада, — одна только голова торчит над поверхностью озера...[комм. 13] — Кто ещё вмёрз в этот лёд..., кто же..., если не Иуда Искариот?..[11] И хотел бы назвать имя, да дым мешает, глаза ест, горло режет... Словно на допросе у Кагана...[12] Или, быть может, ещё один цезарев супостат, Кассий?.. Увы, воображения Данте (почти Дантеса, с позволения сказать), не хватило на нечто большее. Мартынов с Геккереном. Азеф с Константином порфирородным. Мазепа с Розенбергом. Амундсен с Франклином. Чкалов с Челюскинцами... Странно и горько видеть, что никто более не удостоился джудеккианского ледникового периода... — И как поначалу их было всего трое, три: чуть ближе к берегу — парочка сенаторов (граждан Рима), а поодаль — ещё один (околоточный из колонии)..., так и осталось. Святая троица, сиротливо вмёрзшая в лёд целого озера. Глыба. Человечище!.. — Коцит и Джудекка, лёд и пламя, блуд и племя, бред и вымя..., всё в дыму. Говорят, молодой учитель индийского буддизма (Йешуа Назарей его звали) был не очень-то доволен,[13]:524 — он едва заметно улыбнулся, случайно обнаружив лучшего из своих верных апостолов — и где!.. — в девятом круге захолустного дантова ада, посреди какой-то мёрзлой лужи, весь в дыму и угаре. Оболганный за тринадцать сребреников и преданный предателем как рыба об лёд..., в конце концов, не плевал ли он на ещё одно маленькое человеческое озеро..., написанное после всего.[14]:650
— Ещё два, ещё три удара веслом — и вот он, маленький залив...



Кусочек Пал’ладия


Н

ужно было такое придумать..., для всех просроченных и одутловатых.[14]:284 Слегка отдельно, немного на отшибе, в итоге: идеальное место для достижения ощущения своей избранности, сытости и благотворной непричастности. Ко всем делам людским. К суете и мелочности человеческой. Одним словом: настоящая Иудейка..., в Ал’жире.[15] — До начала Второй Мировой Войны Джудекка считалась престижным..., самым чистым районом Венеции. Там селились богатые и особенные, знатные и незнающие, готовые в любой момент бросить всё, чтобы отправиться прямиком — туда, на Коцит. Босиком, с непокрытой головой и открытой душой. О..., как хорошо мы знаем эти лица. Практически, наизусть!.. Даже сегодня — лишь только выйди на двор, в переулок, на проспект — все они сызнова как живые встают пред глазами, руками, ушами. С теми же чертами, и почти таким же тело...сложением..., чисто, как дважды два...[комм. 14] Бюргер, обыватель, мещанин... Фюрер, дуче, каудильо... Кроме прочих бедствий, вторая мировая война принесла новый ледниковый период..., — Джудекка, словно бы сама того не заметив, стремительно обеднела и запустела. Холодная земля обнажилась, и ветер смёл последнюю листву в море. — Правда, не всё так долго, не всё так дурно: теперь прежние шикарные времена снова возвращаются: ожиревшая европейская индейка не прочь полакомиться всё теми же каштанами, слегка подмороженными. Прямо из огня, как всегда..., и ничуть не подгоревшие. — Белые фасады церкви Иль Реденторе неплохо сочетаются с традиционным итальянским бельём, висящим на белых верёвках. Нижним бельём..., я хотел сказать. Колорит, однако...[комм. 15] Да...
— Ещё один, ещё два удара весломи вот она, последняя отмель...



Венецианская фасция


Н

у и что там дальше, за поворотом?.. Не озеро, не река и даже не предмет для разговора. Джудекка — всего лишь предместье, поместье, по мести, загород-ка, загород, пригород,[комм. 16] до которого рукой подать и который виден как на ладони, только выйди на набережную Вигано: и вот он, остров, прямо пред лицем. Но мост..., мост до Джудекки строится раз в год и всего на один день. В точности как лестница на небо. Или ёлка к богу... Оттуда, с прямой и удобной для хождения и сидения джудеккианской набережной Венецию можно увидеть лучше всего, как с воды, как в воду глядел, — но сама набережная эта противостоит неистовой полифоничности Венеции своей невероятной стилистической выдержанностью, практически — одномерной двухмерностью. Как на геркулесовых столпах, вся она держится на трёх белых фасадах Палладио, шокирующих своей симметричной изысканностью, сочетанием классической ясности и буйства фантазии.[комм. 17] Словно бы начерченные на плоскости неба и воды, вернее, двух плоскостях на наложенных друг на друга, они отделяют себя от Венеции вертикально поставленной ладонью белоснежного снега и льда. Почти до неба...
— Ещё один, ещё один удар веслом — и вот она, маркизова лужа...



...она вся держится на трёх белых фасадах Палладио, шокирующих своей симметричной изысканностью, сочетанием классической ясности и буйства фантазии. Они словно бы начерчены на плоскости неба и воды, вернее, двух плоскостях на наложенных друг на друга...
В и н а  и  В е н а  В е н е ц и и ...  [16]



Шагреневая гряда


Н

а самом деле это выглядело почти ссылкой..., почти ударом, почти пощёчиной..., — ad marginem, ещё один дантовский ад на обочине мира здания... Совсем близко, как на ладони... Несколько кубиков льда в стакане старого-доброго порто...[комм. 18] — Палладио хотел полностью переделать весь город, всю Венецию, разрушив старые готические постройки и изменив его лицо. Но после долгих споров ему не разрешили предательское святотатство, всего лишь выделив (в качестве малой компенсации) вот такую периферийную линию, в которую он вдохнул весь свой полемический пыл отверженного (и даже колокольню Сан Марко передразнил). — Светящаяся словно снег под лучами солнца, набережная Джудекки и сейчас излучает прежнюю зависть и презрительную гордость по отношению к Венеции, — и будто бы не замечает, что именно благодаря своему противо...стоянию оказалась просто..., всего лишь — одной из ярких и особенных жемчужин в её венце... — Может быть, в терновом?... Или берёзовом?.. Нет..., венце Цезаря, веро’ятно...
— Ещё два, ещё три удара веслом — и вот он, прикрытый путь к морю...



Против Альпы


Н

ельзя не сощуриться, глядя на их сверкающий южный склон. Три вмёрзших в лёд белых фасада (и ты, Кассий..., и ты, Брут) образуют единую горную гряду, южное отражение венецианских Альп,[комм. 19] ясно различимых в хорошую погоду — с противоположной стороны. Словно в морганатическом небесном зеркале Фаты Морганы — где-то там, наверху, к северу от Венеции.[комм. 20] И к юго-западу от второго Коцита. При всей их (почти немецкой!) регулярности, упорядоченности, симметричности и — на первый взгляд — классичности, это одна лишь видимость. Лишь тронь рукою: растает как лёд, исчезнет как мираж. Фасады эти, словно вмёрзшие в блуждающий лёд пролива Вигано, ничуть не меньше стали результатом игры необузданной подземной стихии, чем горы..., всего лишь стыдливо прикрытые шапками снега. — Если здесь и есть какой-то гуманизм, то в самой крайней своей форме, почти отрицающей всё вокруг себя. Словно безумный и безнадёжный бунт индивидуалиста, такой бунт, холодный и сияющий под лучами солнца, перед которым меркнет любое романтическое самоутверждение.
— Ещё один, ещё два удара веслом — и вот оно, возвращение к тихому заливу...



Озеро в море


Н

ет нужды произносить слова. Нет смысла их слушать. — Белое и чёрное. Квадрат и треугольник. Лук и стрелы. Лёд и пламя. Молчание и тишина. — Гуманизм, затем индивидуализм, шаг за шагом переходящие в свою противоположность: апофеоз силы, чистой, замкнутой на себе воли. Словно протест жалобы, словно выплеск только что вытаявшего из глыбы льда. Да... Нет... — Пролив Коцит. Даже фашиствующим супрематистам [комм. 21] решительно нечего было бы добавить к этому нагромождению плоскостей и линий,[комм. 22] перехлёсту плоскости и объёма, — а ощущение жёсткой режущей рубленой кромки пропорций заставляет припомнить ещё одного партикулярного предателя, грека Ксенакиса с его бесконечно холодной компьютерной математикой возвращения к земле и в землю, гармонии лавин и землетрясений, жёсткой и упорядоченной сеткой в виде комбинаторики альпийского льда и камня...
— Ещё один, ещё два удара веслом — и вот оно, возвращение в мутные воды пролива...



Против Альби


Н

овое дело, — пробраться изнутри, чтобы растопить лёд недоверия... Храмы, исключающие самую возможность христианского смирения перед образом Младенца и Девы, перечёркивающие самое христианство,[комм. 23] знак равенства между живым и — слабым, несовершенным, ранимым, смертным. Странные, почти само’отрицающие молельни, в жестокой симметричности которых без следа тонут пытающиеся её..., нет, даже не разрушить, но хотя бы робко подточить — живопись и скульптура... Теряются бесследно словно тени в бесконечной череде зеркал, словно капли воды в ледяном озере — все, все, кто бы ни попал в их зону действия: верующие, неверующие, вельможи, чиновники, зеваки, философы, художники, туристы, служители... При этом самый центр композиции трёх вершин — фасад Цителле — настолько б’леден, лишен агрессии — силы — энергии — воли, — что кажется не столько искажением первоначального замысла Палладио, сколько необходимым элементом безжалостно величественного — ледяного (б’ледяного) — целого.[комм. 24]
— Ещё один, ещё два удара веслом — и вот они, старые покинутые берега...



Сатиры линий [комм. 25]


Н

аходящийся по правую руку от него фасад — вечная борьба огня с холодом, льда с водой... Нет, перед нами совсем не условная битва театрального Св.Георгия с картонным змием, в которой победа добра предопределена заранее, но — подобная застывшему..., обледеневшему взрыву нескончаемая схватка двух начал — горизонтали гор и вертикали вер, — созерцание которой даёт возможность непосредственно — здесь и сейчас — прочувствовать и пережить их взаимоисключающую метафизическую природу.[комм. 26] С другой стороны..., с другой... стороны... Непримиримой противоположностью скупой лапидарности этого фасада становится противопоставленное ему в пространстве и времени нагромождение порталов собора Спасителя (от чумы): шесть наложенных друг на друга плоскостей, словно по произволу вмёрзших в старый лёд Коцита. — И снова здесь всё превозмогает и побеждает..., да..., вечная борьба — двухмерного, плоского — и трёхмерного, ледяного.
— Ещё два, ещё три удара веслом — и вот оно, застывшее озеро белого камня...



Последний квадрат


Н

а Джудекке, холодной и неприступной, как статическое озеро Данте, здесь, за проливом, борьба пространственных категорий становится вещной... и почти вечной. И это ничуть не шутка. И даже не фантазия поэта. Ведь всё то, немногое..., что может..., что ещё могло бы привести к созданию или хотя бы воссозданию времени — неравномерность, случайность, намёк, желание, вспышка, отрицание, цвет — здесь уже побеждено, раз и навсегда сковано, поставлено на своё последнее место... Посреди последнего озера льда. Снова, как и всегда у них, вечно теряющих своё время, своё место и всю свою жизнь...
— И ты здесь, Брут?.. Или врут?.. — не ты и не здесь, о Брут?...







Об’яснительная записка...

...направление на остов острова...
там, где остров...[17]


  — Для тех, кто сугубо проницателен и прозорлив. А также для оборотных.

  Многие из вас, я думаю, заметили, что для этой статьи объявлены (отъявленные) два автора. Так написано наверху. И даже внизу... Но посередине так не было написано. И теперь я должен восполнить этот пробел, рождающий во мне ледяную тоску и такой же ужес.

  Вот почему ныне я прошу прощения, мадам. Коленопреклоненно. Лживо и вероломно. Почти как брат-иезуит. Но поймите меня..., не в силах противиться невероятному искушению, я был вынужден..., попросту говоря, как честный человек, я был вынужден... жениться, после того, что сделал. Тем более, что это ужасное..., постыдное... случилось со мною отнюдь не случайно. И даже более того, это было вполне сознательное дейтствие, почти вредительство. Ах..., если бы вы видели, если бы вы могли видеть: как же она была хороша..., в тот первый момент. Царица..., принцесса..., гетера. Сто тридцать вторая прекрасная девственница — из той райской шеренги (девятая в шестом ряду, если не шутите, тётенька). Небесно красивая, что за прелесть. Почти не тронутая первым ледовитым тлением, словно живая, она смотрела на меня пепельно бледным ликом трупной нежности...

  Простите, я немного прервусь, чтобы перехватить дыхание и обить первые куски льда со своих кирзовых сапог, омытых в Индийском океане... — Не сочтите..., и не считайте слова мои за исповедь. Но скорее — за её близкий аналог...

  ...Получив в своё время от много... и всесторонне уважаемого мною бравого карлсруйца, герра Бориса Йоффе глубокий, красивый и изящный материал (не без провалов, впрочем), в целом ничуть не уступающий по своей вдумчивости и стильности мерзейшим образцам бредовой прозы или поэзии ещё одного прекрасного предателя (из числа не-до-вмёрзших в колымский лёд, вероятно) Иосифа (Бродского),[комм. 27] — каюс (Юлиус Кесарь), я не удержался от дьявольского искуса и... испортил всю его работу. Вот так, просто взял... и на корню — испортил, буквально смешав кремовое пирожное с грязью, а кислый кефир с димедролом. Не могу сказать, чтобы меня мучило раскаяние, нет, конечно..., но скорее — страх. Липкий, мутный и тёмный страх скорого и неизбежно приближающегося вмерзания..., как после совершения всякой несовершенной подлости. Да-да..., можете не сомневаться: потому что страх меня в точности мучил. Особливо по ночам, конечно (тем более, что дело было в январе, и Нева уже стала). И даже более того: уже сегодня, не дожидаясь адского суда пламени & племени, этот страх меня очевидным образом подмораживал... Но в самом деле, разве я не был виноват? Или даже виновен? — Бесстыдно смешав лёд и пламя, белоснежный снег и серый дым, говоря по существу сути, я совершил некое изощрённое предательство, единственной адекватной карой за которое могло бы стать (с какой-то стати) только вмерзание в любое свободное местечко на льду Коцита... Например, между Брутом и Искариотом. Или где-то внизу, около походной кассы Кассия, на худой конец. — И в самом деле, что я мог противопоставить вполне праведному гневу Автора (с большой буквы и по-большому)... Когда он увидел бы величайшую святыню венецианского народа, в очередной раз поруганную волосатым савойским варваром. И наверняка проклял бы меня. Что и стало бы моим вторым шагом — прямо туда, в ледяную купель бледного Дантеса, замороженного в коцитарных недрах Ада не хуже свежей норвежской лососины.
  Но я, право слово, совсем не люблю ледяного холода..., равно как и всего остального (как вместе, так и по отдельности). Вот почему я был вынужден пометить эту статью, как имеющую двух (и даже более того: обоих) авторов. В таком случае, — трусливо надеялся я, — Борис не посмеет предать меня Суду Высших Сил, повязанный со мною круговой порукой и ложно понимаемым чувством соли(д’арности). В конце концов, разве улыбалось ли бы ему увидеть себя вмороженным рядом со мной и Иудой в лёд адской гиены (по принципу коллективной ответственности). Наверняка, нет. И ещё раз нет...
  К моей чести должен сказать: коварный рас’счёт не обманул меня. Не прошло и недели, как он спохватился и прислал срочное письмо, в котором не посмел подвергнуть меня проклятию. Поспешно публикую этот документ, чтобы сохранить его (для подонков) как вещественное доказательство...

   Дорогой Юрий,  — наступил на лёд! На дым! <Прочитал нашу новую статью!>
  Спасибо! Горд, что дал импульс Вашей фантазии, юмору, проницательности!
...вот и стало очевидно, чтó Вы имели в виду под <маленькими> главками с отдельными названиями... И прошу прощения, что сам оказался не в состоянии реализовать эту идею. Но всё равно бы и не смог так, как Вы...


Борис Йоффе, письмо от 16 яваря 218

  Итак, дело решено: я буквально очищен и даже отбелён, — (на первое время) можно не беспокоиться. Доноса не будет. Правда, ещё не вполне известно, какое решение примет на этот счёт сеньор Дантес Алигьери, когда папка с новыми материалами по адскому псу..., прошу прощения, по адскому поясу (я хотел сказать) Джудекки, медленно двигаясь по течению Коцита, всё-таки доплывёт до его канцелярии. Трудно предполагать, что ещё взбредёт в голову рахитическому поэту эпохи Возражения, куриная фантазия которого смогла насчитать всего трёх предателей за обозримую историю человечества, — да-да, не удивляйтесь, только трёх..., два из которых пырнули перочинным ножиком третьего вурдалака (при кесаревской власти), а ещё один (добавочный, видимо) вообще не совершил ни одного самостоятельного поступка (всё только в рамках промысла божия). — Вдобавок, скажем, он ещё и не был гражданином Рима..., равно как и я. Признак нехороший, конечно. И даже дважды... нехороший (если так удобнее считать). Так или иначе, но мой час пробил: я начинаю тренироваться: хожу босиком по снегу, каждый вечер бьюсь, как рыба об лёд и держу наготове свою дымовую шашку.
  — Ах, мой друг..., мой далёкий друг..., но как же поздно всё случается в жизни!..

... чёрт ...





Запоздалые ком’ ментарии

...прошу прощения, но меня чуть не (вырвало). — В такое-то время... Ах, как невовремя...
восьмой пояс ада...[18]

  1. И в самом деле, очень точно подмечено: «Лёд и Дым». И даже более того: лёд до глубин, а дым до небес... — Так уже было, и так ещё будет. Вполне по-человечески, в течение всей маленькой истории этого рода (и вида), одновременным образом не забывая также и про всех тех, кто (даже будучи по шею вмёрзшими в лёд) влёт продолжали пускать свой дым, наперекор всему и всем. И чем гуще и выше он был, тем лучше. — Всем им..., ныне, посвящаю я эту прекрасную статью (в тринадцати главах) вместе со всем тем, что из неё проистекает: напрямую и косвенно.
  2. Заткнись, детка, я совсем не люблю этих твоих глупостей. Да... Прошу прощения, но меня чуть не (вырвало). — Ах, как не вовремя!.. И правда, не слишком ли далёк этот «платонически бесплотный Платон» от того места, где надлежало бы ему находиться?.. Жирная свинья под видом шестикрылого серафима..., как всегда. — По правде говоря, вопрос твой мне настолько сильно не нравится, что я попросту не стану отвечать на него... — Поди же прочь, козявка, трусливый предатель Платон..., вместе с твоими с..ными последышами.
  3. Замурованные в стену (под ёлками). Или, быть может, на неохотном ряду?.., а то и где-нибудь в Завидово. Ах ты, пропасть!.. — Молчи, Брут... Не будем мелочиться, о мелких насекомых ли здесь поминать всуе, когда Вечность..., самая Вечность маячит ныне пред лицем...
  4. И в самом деле, модем ли мы почитать нынешних греков, этих пятикратно обожжённых грузинов своей земли — наследниками тех времён?.. Вопрос риторический. Ответ — тем более. Тем не менее...
  5. Не отсюда ли, хотелось бы воспросить, взяла своё начало знаменитая обжигающе холодная рация..., или формула Декарта: «kokito ergo sum», чрез которую в своё время было сломано немало ледяных (и раскалённых) копий. До сих пор (со)жалею, что при своём последнем посещении Джудекки не смог сфотографировать заднюю стену церкви Иль Реденторе, где синей смальтой по белому мрамору было старательно выведено: «Giudecca coito sum», а чуть ниже (уже красным) «kokito ergo cogito»... Ох..., до чего же приятных людей можно (до сих пор) встретить у мусорных бачков и в благословенных подворотнях Джудекки..., не говоря уже о муниципальной службе Кокитоса. — Дальше, как говорится, бес комментариев.
  6. Маленькая гео...графическая справка: озеро Коцит (одноимённое к соответствующей речке, как понятно из названия) по доморощенной версии Данте было образовано рекою Коцитом, берущим, в свою очередь, свой исток из волн кипящего Флегетона (ещё одна река ада), а затем резко охлаждающего свои воды вследствие (и во время) падения из седьмого — в осьмой круг ада. Дальнейшее (уже, видимо, суб’арктическое) охлаждение супа происходило в течении подземного протекания речки под Злыми-Рвами. Окончательно же Коцит превращается в замёрзлую твёрдь (и становится в виде последнего стоячего озера), как следует из сюжета, от ледовитого взмаха крыльев ангела (Люцифера).
  7. Согласно карманному глобусу верзилы Вергилия, изготовленному главной мастерской Чичероне, в подземном царстве Аида протекало всего пять рек..., — три (четыре) из них я уже назвал всуе. Пятую, впрочем, называть не буду. Исключительно из представления о собственной порядочности (понимаемой превратно).
  8. Sic!.., именно так. Советовал бы не путать «венету» с «вендеттой». При всём внешнем сходстве обоих предметов, их последствия бывают разные.
  9. Сразу замечу голосом постным и пастозным (как у ветхого раввина): в главе «Иудейская атлантида» мсье Борис излагает свой взгляд на джудеккское жидовство. Что же касается до меня (второго автора первого розлива), то моя точка зрения (со времён Вавилона, бравых финикийцев, генуэзцев и беглой смальты с Мальты) прямо..., противоположна. Лично мне кажется очевидно видным, что королевство джудеккское с пятого-шестого века являлось оплотом всемирной закулисы, вследствие чего специальные (они же — карательные) службы папской республики вынуждены были спустя семь сотен лет обрушить на него свои репрессии, таким образом, выселив с острова в гетто. Впрочем, на деле вопрос этот настолько смехотворен (как’и всё человеческое), что я не смею настаивать (водку на калгане). — А потому: всего вам хорошего, дорогие мои козлища и агнцы.
  10. Не утруждая себя пояснениями, бравый венетский венценосец (Борис Йоффе) называет маленькие районы на глобусе Венеции так, словно бы они известны даже детям (лейтенанта Шмидта). — Канал Канареджо... Понте-делле-Гулье... Бывшее гетто... В общем, там сами найдёте.
  11. При этом, особо замечу, евреи явно не отличались грамотностью..., или напротив того, слишком усердно заметали следы. Писанное по-итальянски (или даже по-венетски) название острова «Giudecca» выглядит не вполне правильным. Следовало бы, конечно, «Judecca» или, на худой конец, хотя бы «Hebreika». Но в средние века у них, видимо, что-то не срослось..., что, в общем, и неудивительно. — Тогда такое часто случалось.
  12. Было бы небезынтересно сравнить этот материк, к примеру, с ледяной Антарктидой, Австралией или Зеландией (Новой, по возможности). Площадь Джудекки, согласно анархо-синдикативному справочнику Бедеккера, составляет 0,59 км². Скажем, площадь того же Кронштадта (громадного рурского анклава в маркизовой луже) значительно скромнее: 19,35 км². Причём (и это я замечу особо), единицей измерения в обоих случаях является квадратный километр!.. (двухмерный, плоский, в духе Палладио..., о чём см.ниже).
    Ханóграф: Портал
    Yur.Khanon.png
  13. Не вполне ясно, какого чёрта здесь появился этот Торквемада..., равно как и не вполне ясно, какого именно (чёрта) Торквемаду имел в виду автор. Если Томаса (великого инквизитора), то эта тварь и в самом деле отличалась немалым антисемитизмом. — Но при чём тут Джудекка?.. Не вполне понятно.
  14. Поистине неистребимые сволочи, свиньи, подонки. Полнейшее дерьмо. Слов нет!.. — Иной раз только диву даёшься, и как ещё носит земля подобных придурков и выродков, тем более, когда этой земли — маленький лоскуток, кот наплакал, 0,59 км². — В лёд, в лёд их всех... и туда же дыму напустить. Побольше да поскорее!... — Комментарий от сеньора Алигьери.
  15. Не стоило бы принимать слишком близко к сердцу регулярные проявления ледяной логики, которые обнаруживают себя едва ли не во всяком параграфе настоящего джудеккианского кодекса. — Думаю, всё следовало бы понимать наоборот. Впрочем, — не диаметрально, нет...
  16. Не понимаю: и чего тут кому не понятно? Джудекка, сказали мы с Петром Иванычем, это предместье, поместье, по мести, загород-ка, загород, пригород..., — ну..., как бы это попроще... Место отдыха венецианских трудящихся лодырей. Что-то вроде Царского Села..., Гатчины... или Невской Дубровки, на худой конец. Разве только вода — не такая ледяная. В сентябре, например. — Эй!..., кто там следующий..., на вмерзание?
  17. Для тех, кто ещё не доплыл..., этот «сочетающий классическую нищету и буйство воображения» по имени Палладио (Андрей)..., мильон извинений, мне кажется, этот человек уже давно умер (1508-1580). Не понимаю: и к чему было теперь, спустя столько-то лет поминать его имя..., всуе?.. То ли скульптор, то ли манерный поэт, он считается признанным основоположником итальянского палладианства и такого же классицизма. Винченца и Венеция — его основные вотчины. Именно там он развернул своё тлетворное творчество в области строительства и устроительства, до сих пор повергающее всех в ко(ц)итарный восторг.
  18. Странное дело... А при чём тут «порто»?.., — хотелось бы спросить. Неужели Венеция отплыла так далеко... на дикий запад? — Пожалуй, так скоро и до пива доскачемся..., по льду.
  19. Сочетание слов, а также словосочетание «венецианские Альпы» мы всецело оставляем на совести творца...., в своё время вмёрзшего в лёд — где-то под Гельсингфорсом.
  20. «Фаты Морганы» — здесь, видимо, опечатка. Следовало бы читать: фа́ты, фаты́ (а также фанты или, возможно, фанаты) Моргана (скорее всего, старшего «J.P.»)
  21. «Фашиствующие супрематисты» — загадочная группа итальянских художников (прежде, футуристов) под предводительством Бенито Муссолини, выбравшая в своё время своей штаб квартирой — территорию бывшего гетто на окраине Джудекки. В частности, к числу самых видных представителей этой группы принадлежал Лазарь Хидекель. — Кроме упомянутых, впрочем, некоторые исследователи выделяют также и обратную форму: «супрематитствующих фашистов». Однако рассмотрение деятельности последних очевидно выходит за рамки заданной темы.
  22. Находить скрытые черты «фашизма», определять их и давать им название — занятие чрезвычайно популярное (особенно, в последние полвека), видимо, как в силу его заведомой похвальности, так и в силу особливой простоты. Поэтому автор не считает своей особой заслугой указание на несомненное присутствие этих черт в претендующей на абсолютность архитектуре, претендующей на окончательность живописи или претендующих на величие горных вершинах. Напротив, ему немного неловко за свою гремучую банальность. И тем не менее она кажется ему важной — именно в силу крайней двусмысленности представлений о совершенстве, идеале, абсолюте и так далее..., хотя: куда же далее?.., — хотелось бы спросить, потрясая дланью в ледяном воздухе девятого круга Ада. И тем более важна намеченная тема в разговоре о Венеции, где Абсолютное оказалось вынесенным за скобки, за пролив, на Джудекку. Возможность Прекрасного, свободного от идеологии, от догматических представлений — ergo!... — Свободного в принципе или, если угодно, свободу как таковую, — едва ли возможно увидеть в абстрактном умозрении (впрочем, герр Кант всё же как-то смог), но зато вполне реально пережить непосредственно или эмоционально, как парадоксальный опыт венецианской готики и раннего Ренессанса... или, наконец, венской музыки Гайдна и Моцарта.
      Глубоко естественная и (кто его знает!) может быть, даже глубоко похвальная потребность (опять же!) раскрывать тайны оказывается в этих случаях глубоко неудовлетворённой... (комментарий от Б.Й.)
  23. Собственно, альбигойские храмы. Спрашивается, какие ещё храмы могли бы в самом деле «перечёркивать самое христианство»..., равно как, спрашивается: какие ещё храмы могли бы в самом деле находиться на территории Коцита или Джудекки, раз и навсегда замороженной (добела) под взмахами крыла высшего ангела, несущего свет. — Это и есть, в двух словах: альбигойство — от слова «альби» (разве не так были сделаны белые храмы и не храмы сеньора Андреа Палладио).
  24. (Комментарий для избранных..., после вчерашнего или перед завтрашним, обпившихся ви́ски со льдом). Столь небрежно упомянутый Борисом «Цителле» — это фасад между Реденторе и Сан Джорджо, построенный последним из трёх, и, видимо, уже не самим Палладио (хотя последнее за давностию лет доподлинно не известно), а лишь по его эскизам, заботливо расчерченным «четырьмя чёрными чумазыми чертёнками». Несмотря на разность отзывов и обзывов, всё же фасад Цителле, зажатый между двумя другими, кажется вялым и слабым. Впрочем, то же самое его свойство вполне можно было бы трактовать и как апологию скромности и смирения после внезапной вспышки гнева и противопоставления лику Венеции. Фасад. Средний между двумя высочайшими. Провал меж двух ледяных вершин. Тем более, некрасивым его никак не назовёшь. Разве только — недостаточно (про)хладным.
  25. В первом варианте текста статьи название этой главы выглядело немного иначе: «Сатиры муссо-линий», однако часть заголовка затем бесследно исчезла, впоследствии обнаружив себя где-то в обледеневших итальянских Альпах (почти на границе с Грецией), вдобавок, в перевёрнутом состоянии (как оп’оссум) на фонаре, подвешенная вверх ногами.
  26. «Метафизическую природу» в данном случае рекомендуется понимать в её изначальном значении (чтобы не говорить о смысле), ещё не подпорченном отпечатками сотен грязных рук: в прямом переводе («то, что после физики»). Невещественный, умозрительный и духовный мир включает в себя любые умствования, словесные построения и прочие спекуляции, в первую очередь, конечно же — финансовые.
  27. Прошу прощения (что прервал плавное течение мысли). А вот Борис..., в отличие от меня, считает, что нельзя так огульно & походя обзывать бредовую прозу мальчика-Бродского «вдумчивой и стильной». И прежде всего потому, что это порочит авторов эссе «Джудекка Венец её». — Как оказалось, я опять просчитался и нехотя нагадил. А потому делаю виноватый шаг на зад, и даю слово Борису: «...У Бродского эссе <венецианское> совсем поверхностное, халтурное, разве только одно название в нём хорошее... Это вообще уже давно какой-то элемент туристического бизнеса, что ли, часть «стратегии продаж» для русскоязычных бездельников... И само эссе, и могила, и доска мемориальная, и всякие истории, мифы да анекдоты, связанные с Бродским (к примеру, «вот кафе, где он любил покушать...», а вот «скамеечка, где он написал...» и всё такое). Тысячу раз обычная история: ведь им тоже нужно о чём-то говорить, не только же ассигнации пересчитывать... молча». — Ну что, мой дорогой Борис..., значит, готовим свой острый ледоруб..., для господина Бродского?.. Как говорится, здесь и песенке конец, делу венец (её).



Излишние ис’ сточники

Ханóграф: Портал
NFN.png

  1. Михаил Савояров. «Слова», стихи из сборника «Наброски и Отброски»: «Омо-нимы» (1920)
  2. Иллюстрация — Вид на остров Джудекка с колокольни собора Св.Марка (Венеция), 15 мая 2011, Canale della Giudecca (Canale Vigano) & un’isola «Spina Lunga»
  3. «Адъ Данта Алигіери». Съ приложеніемъ комментарія, матеріаловъ пояснительныхъ, портрета и двухъ рисунковъ. — Мосва: Изданіе М.П.Погодина. 1855 г. — стр.266
  4. Ф.И.Тютчев. Полное собрание стихотворений (Библиотека поэта. Большая серия). — Ленинград: Советский писатель, 1987 г. — стр.126 («Там, где горы, убегая...», 1837 г.)
  5. Мх.Савояров, Юр.Ханон. «Избранное Из’бранного» (лучшее из худшего). — Сан-Перебур: Центр Средней Музыки, 2017 г.
  6. Юр.Ханон, Аль.Алле, Фр.Кафка, Аль.Дрейфус. «Два Процесса» (или книга без права переписки). — Сан-Перебур, Центр Средней Музыки, 2012 г. — изд.первое.
  7. Владимир Жаботинский (Зеэв). Сочинения в девяти томах: том II, книга 2. — Миньск: 2010 г. — стр.616 («Когда-то»...)
  8. С.Кочетова. «Юрий Ханон: я занимаюсь провокаторством и обманом» (интервью). — Сан-Перебург: газета «Час пик» от 2 декабря 1991 г.
  9. Харрис Джоэль Чендлер. «Сказки дядюшки Римуса». — Мосва: «Речь», 2016 г.
  10. Карло Гоцци. «Сказки для театра». — Мосва: «Альфа-книга», 2013 г.
  11. Л.Андреев. Собрание сочинений в шести томах (том 2, Рассказы, пьесы: 1904-1907 гг.) — Мосва: Художественная литература, 1990 г.
  12. Д.И.Хармс (ван Рейн). Собрание сочинений: в 2 т. — М.: Виктори, 1994 г. — том первый. — «В этой комнате Каган под столом держал наган». — 4 марта 1930 г.
  13. «Ницше contra Ханон» или книга, которая-ни-на-что-не-похожа. — Сан-Перебург: «Центр Средней Музыки», 2010 г.
  14. 14,0 14,1 Эр.Сати, Юр.Ханон «Воспоминания задним числом» (яко’бы без под’заголовка). — Санта-Перебурга: Центр Средней Музыки & Лики России, 2011 г.
  15. G.Rossini. «L'italiana in Algeri». Dramma giocoso in due atti (di Angelo Anelli). — Milano: A.Barion, Sesto San Giovanni, 1930.
  16. Иллюстрация — обратный вид на южные фасады Венецианской набережной с северного берега Джудекки. Белая венецианская архитектура напротив джудекских фасадов адского синьора Палладио, в основном, работы Сансовино, а мерцающий Дворец дожей — Календарио.
  17. ИллюстрацияЮр.Ханон, зарисовка со сцены, (назовём её условно: «Два Ангела») выполненная 24 ноября 1998 года (до и) после премьеры балета «Средний Дуэт» в Мариинском театре (тушь, акрил, картон). Фрагмент, правая половина эскиза: якобы «Белый ангел».
  18. Иллюстрация — Eine russische mädchen erbricht sich nach dem Konsum von zu viel Fick, — новое время, XXI век, ещё один супрематический знак вечности и её свободы.



См. тако же

Ханóграф : Портал
B.Yoffe.png

Ханóграф: Портал
EE.png




← см. на зад



Red copyright.png  Все права сохранены.   Red copyright.png  Auteurs : Бр.Йоффе&Юр.Ханон.   Red copyright.png  All rights reserved.

* * * эту статью могут редактировать или исправлять только авторы.

— Некоторые желающие сделать замечание,
могут послать его прямо туда или немного обратно.



* * * материал сработан специально для Хано́графа,
публикуется впервые
, окончательно и бес...поворотно,
перевод с джудекского на русский — не производился,
перевод с русс’кого на русс’кий — сделан как всегда,
чистовой текст, редактура и оформление, как всегда: Юр.Хано́н.



«s t y l e d  &   s c a l p e d   b y   A n n a  t’ H a r o n»