Луи Дюрей, артефакты (Эрик Сати. Лица)

Материал из Ханограф
Версия от 14:27, 13 сентября 2021; CanoniC (обсуждение | вклад)

(разн.) ← Предыдущая | Текущая версия (разн.) | Следующая → (разн.)
Перейти к: навигация, поиск
Дюрей,  дурей,  дурея
авторы:  Юрий Ханон      
       &  Анна t'Харон
Луи Дюрей, сам Сати и Бранкузи

Ханóграф : Портал
ESss.png

Содержание



Даже не тень  ... от  Сократа

...с таким потрясающим лицом, батенька мой — хоть куда...
...и снова Луи Дюрей...
(опять копозитор и коммунист)[1]


  Краткая ин’струкция( по Дурею )


Луи́ Эдмо́н Дюре́й, (Louis Edmond Durey), короче говоря, Луи́ Дюре́й (иногда Дюре́, Louis Durey) или, может быть, было бы вернее Дуре́й?.. — знаменитый и достаточно полезный француз, на протяжении нескольких десятилетий — друг Советского Союза, член ФКП с 1936 года, видный деятель антифашистского Народного фронта, почти двадцать лет занимавший должность генерального секретаря, а впоследствии — и президента Народной музыкальной федерации Франции, основного органа социалистической ориентации и идеологического воспитания будущих граждан всемирного социалистического советского союза республик. С момента создания общества дружбы «Франция-СССР» Луи Дюрей также стал и его секретарём.

  — Эй! Шутки в сторону, мадам! Здесь этим не шутят!..[2]:559
              Руки вверх. Ноги врозь. Дым до небес.

  Луи́ Дюре́й (иногда Дюре́, Louis Durey) — французский советский социалистический копозитор, дирижёр-самоучка и чиновник-надомник из национальной автономной республики «Сан-Тропе» (с постоянной столицей в пригороде Парижа), верный сталинский сокол..., или сапсан (сейчас точно не припомню). Луи Дюрей прежде всего прославился как «композитор серьёзный и озабоченный»,[3]:451 второй по счёту из неполного списка французской «Шестёрки». — Одновременно, самый старший и приземистый из её числа (на момент объявления «группы шести» ему стукнуло уже почти тридцать два годочка), отобранный в число у’частников лично Жаном Кокто, Дюрей также стал известен как первый, негромко покинувший её рыхло-аморфные ряды (не прошло и года с момента создания). Кроме того, Луи Дурей (явный аутсайдер шестёрки) немало прославился также и самым маленьким ростом среди всех (её) увечных участников.[4]

  За два года до учреждения меж...государственного института французской наци’ональной «Шестёрки» (то есть, ещё во время войны), Луи Дурей, будучи самым верным и последовательным поклонником и эпигоном Эрика Сати, состоял также в его группе «Новые молодые» — и даже вёл её дела как организатор. Прежде всего, благодаря его (Дурея) личному участию, сам Эрик Сати, придумавший организовавший и объявивший эту группу в противовес «Молодым» просто сателлитам Равеля, спустя полтора года с треском «покинул» её ряды...[3]:397

— Так, на всякий случай.

  Подытоживая сказанное, следует (слегка) понимать, что Луи Дюрей, личность более чем средняя и не особо выдающаяся в какую-либо сторону, известен сегодня исключительно благодаря неосторожным движениям Эрика Сати и Жана Кокто, невольно придавшим этому незначительному объекту все признаки составной части неопределённого исторического процесса.[5]

Вследствие врождённой скромности и некоторых странностей характера,
                  я пока позволю себе умолчать, — какóго именно.

...и ныне, и присно, и вовеки веков, апúс...[6]:361






A p p e n d i X

( или маленький цитатник дурея для композиторов и коммунистов )


  Сам Дюрей   ( говорящая голова )


➤   

...В театре «Старой голубятни» выставлялись полотна Матисса, Брака и Пикассо. Жан Кокто пытался извлечь из всего этого новые законы эстетики, которые он убеждённо отстаивал, несмотря на фантастичность своих прожектов. Во всяком случае, хотя каждый из новичков проявлял себя по-своему (их индивидуальности сильно различались), вместе они сумели противостоять пессимистическим настроениям, порождённым войной. Теперь, спустя много лет, я вправе сказать, что в наших молодых дерзаниях всё же было много хорошего. Конечно, временами мы хватали через край, но виной тому была горячность и неуёмная энергия молодости… … И хотя пылкое стремление к новизне, присущее молодости, порой побуждало нас прибегать к атонализму,[комм. 1] политональности, мы никогда не возводили это в систему… Лучшие традиции французского искусства нашли своё продолжение в ораториях Онеггера («Царь Давид» и «Юдифь»), в операх Мийо («Христофор Колумб» и «Боливар»), в многочисленных симфонических произведениях этих крупных музыкантов, а также в фортепианных пьесах и особенно романсах Франсиса Пуленка, столь близких к народной песенности…[7]

  Луи Дюрей, «Воспоминания»,[комм. 2] 1955
➤   

Я пла́чу о верном друге нашей молодости, о друге всей моей жизни, о музыканте, чьё огромное творчество отражает средиземноморский свет и исключительным образом представляет французскую школу...[8]

  Луи Дюрей, «Памяти Мийо», 1974



...один из автопортретов Сати (1913 года)
Эрик Сати, Авто’портрет неизвестного композитора.[комм. 3]
( рисунок 1913 года ) [9]

  Не сам Дюрей  ( говорящие о нём )


➤   

Тайфéр — это наша Мари Лорансен. Она не любит, когда напоминают, что у неё первая премия по гармонии, первая премия по контрапункту и первая по аккомпанементу. Она — такая же скромница, как и все.
Дюрей — артист очень серьёзный и озабоченный...[3]:391

  Эрик Сати, «Новые молодые» (из вступительной речи к концерту),[комм. 4] май 1918
➤   

Луи Дюрею, лично в руки
Мой дорогой Дюрей. Не соблаговолите ли Вы быть настолько любезным, чтобы рассматривать меня как более не принимающего участия в группе «Новые Молодые»?
Дружески Ваш: Эрик Сати. Пятница, 1 ноября 1918.


Nota Bene: какое мягкое письмо… Раньше я выражался куда более определённо. Например, «будьте прокляты»…, скромно и со вкусом. <...> Дюрей сначала был «сатистом», а потом тоже начал ходить… за Равелем — и я написал ему отречение, совсем маленькое. Тем более, эти «Новые молодые», кто они, в сущности, были без меня, как только «небольшая группа стареющих любителей пива»?..[3]:397

  Эр.Сати, Юр.Ханон. «Воспоминания задним числом» (1918-2009)
➤   

ЛУИ ДЮРЕЙ работает в уединении. Он избегает трудных общений, избегает джунглей. Своё дарование он развивает неукоснительно, ставя его на службу прекрасной душе. «Надпись на апельсиновом дереве» и «Три стихотворения Петрония» — это вехи, без всякого шума отметившие рождение новой школы. «Бестиарий»: там, где Пуленк прыгает на щенячьих лапах, Дюрей изящно ступает копытцами лани. И тот, и другой поделывают это естественно. Поэтому о них одинаково любят говорить. «Эпиграммы Феокрита» я бы упрекнул в слишком прямом влиянии «Сократа» Сати. Это мраморная тень от него. А Квартет — произведение свободное. Озабоченность тем, чтобы не подвергать мотивы разработке, приводит к некоей дробности, которая выправляется силой чувства. «Образы Крузо»: голос в сопровождении малого оркестра создают атмосферу, напоминающую «Поля и Виржинию» Сати. Тему Крузо холостяк Дюрей раскрыть прямо-таки обязан. Сюита без экзотики. Он воспевает не остров, а томление и тоску по острову. Шум моря, который слушают, припав ухом к раковине, — это не настоящий морской шум.[10]:61-62

  Жан Кокто, из сборника «Чистый лист», 1919
...картина называется «Шестёрка», а нарисовано целых «восемь» господ, и не все среди них композиторы
Жак-Эмиль Бланш,
«Шестёрка»[комм. 5] (1922) [11]
➤   

Именно благодаря постижению уроков, преподанных нам Эриком Сати и последовавших затем ясных напутствий Жана Кокто шесть французов — Дариюс Мийо, Луи Дюрей, Жорж Орик, Артюр Онеггер, Франсис Пуленк и Жермена Тайфер, а они держатся вместе, судя по любопытному сборнику Группы шести — утверждают сегодня обновление французской музыки через сознательное и триумфальное возвращение к простоте.
Упомянутый нами сборник представляет собой сюиту из шести пьес — «Прелюдия» Жоржа Орика, «Романс без слов» Луи Дюрея, «Сарабанда» Артюра Онеггера, «Мазурка» Дариюса Мийо, «Вальс» Франсиса Пуленка и «Пастораль» Жермены Тайфер. Столь различные творческие характеры шести авторов соседствуют, не мешая друг другу, а их весьма разнящиеся произведения отвечают единству самой концепции нашего искусства и всему тому, что излагает теоретик группы Жан Кокто.[10]:112

  — Анри Колле, «Пять великорусов, шесть французов и Эрик Сати», 1920
➤   

Такой опытный мастер как Видор[комм. 6] увлечённо следит за развитием Онеггера! Флоран Шмитт настойчиво зазывает издателей для Луи Дюрея. Де Фалья покорён совершенно стилистической простотой Франсиса Пуленка. Равель очарован свежими звучаниями у Жермены Тайфер. Что касается Дариюса Мийо и Жоржа Орика, кто сомневается в том, что они уже «нашли себя»?..[10]:113

  — Анри Колле, «Пять великорусов, шесть французов и Эрик Сати», 1920
➤   

Композиторы Шестёрки прислушиваются к зову сердца, а оно у них необъятно. И если Дариюс Мийо — его имя напоминает нам о несметных полчищах древнего царя — положил на музыку Эсхила, Клоделя, Жида, Жамма и Шалю, написал более шести сонат, четыре квартета, пять симфонических сюит для большого и малого оркестров; если Луи Дюрей музыкально прокомментировал весь «Бестиарий» Аполлинера, сочинил «Образы Крузо», «Стихи Петрония», три «Эклоги» на текст Сен-Леже Леже, написал трио и два квартета; если Орик уже автор «Сретения», «Дамы сердца», «Гаспара и Зоэ» и многих изумительных песен; если Артюр Онеггер дошёл до двадцать второй сонаты и ставит в театре «Смерть св. Альмеены» по Максу Жакобу, «Пляску смерти» и «Сказание об играх мира», успевая сочинить для оркестра «Аглавену и Селизетту», «Песнь Нигамона» или несколько камерных произведений, вариации, рапсодию, песни; <...> то в этой творческой плодовитости Шестёрки мы усматриваем прекрасное доказательство их музыкального здоровья и бьющего ключом вдохновения. <...>
Шестёрка признаёт благотворное влияние Кокто. К тому же все они положили его тексты на музыку. Мийо дал музыкальную трактовку его «Гимна солнцу» (используя состав с участием медных духовых и ударных инструментов); Орик использовал восемь его стихотворений; Дюрей взял его «Весну на дне моря» (применив состав из десяти духовых) и «Три баскские песни»; Онеггер, Пуленк и Тайфер взяли другие стихотворения.[10]:116-117

  — Анри Колле, «Шестёрка французов: Дариюс Мийо, Луи Дюрей, Жорж Орик, Артюр Онеггер, Франсис Пуленк и Жермена Тайфер», 1920
➤   

А ведь Онеггера — наряду с Дюреем — как раз следует отнести к самым глубоким музыкантам Шестёрки. <...>
Луи Дюрей воспринимается среди музыкантов Шестёрки особо. Невообразимый материал к размышлению предоставляет его цикл из двадцати шести пьес по «Бестиарию» Аполлинера. Ведь в этих кратких, но насыщенных пьесах каждая особь представлена в нашем воображении в сопровождении всей свойственной нам в таких случаях гаммы чувств. И ни одна не похожа на соседнюю. Такое разнообразие при единстве концепции в пределах одного цикла похоже на чудо. Слушая его «Образы Крузо», невозможно отделаться от мысли о гармонично выстроенной автобиографической пьесе. Это музыка полностью погружённая во внутренний мир и необычайная, хотя и исполняемая обычным малым оркестром. И её внутренний пейзаж оказывается куда более необъятным, чем тот, что может быть услышан в весьма многочисленных симфониях. «Стихи Петрония» — произведение, построенное на одной теме, к ней присоединяются её варианты, вместе образующие некий единый триптих, и всё в целом отражает образы античности самыми простыми средствами <...>.[10]:119

  — Анри Колле, «Шестёрка французов: Дариюс Мийо, Луи Дюрей, Жорж Орик, Артюр Онеггер, Франсис Пуленк и Жермена Тайфер», 1920
...всё как не было на самом деле...
Кокто представляет «Шестёрку» Эрику Сати [комм. 7]
(карикатура Жана Оберлея, 1921) [12]
➤   

Равель – «духовка»; если бы Вы знали, как он мне опротивел! – сверх всякой меры. Дюрей тоже, разумеется. Вот же подонок, не приведи господь! Злобно атакует Орика верхом на своей лысой свинье. Обзывает Орика «говядиной», которая он сам и есть... Ну и олух, ну и осёл!.. Да он чистейшая сволочь, говорю Вам; & ещё и глуп!.. Глуп..., как медведь, к тому же. То же самое и его музыка!.. Глупее глупого! «Цирковые сцены»! Ах-хах-хах, как это забавно! Но не будем говорить об этой законченной телятине: он слишком холодный, и никуда не годится, даже с горчицей.[3]:451

  — письмо Дариусу Мийо от Эрика Сати (Аркёй-Кашан, 19 августа 1920)
➤   

Равель пришёл (лично!)[комм. 8] повидать Кариатис & поручил Гровле оркестровать свою уродистую «штуковину». Дюрей по такому случаю буквально прыгает от радости. Эта ничтожная сволочь всему причиной. Тогда что́..., придётся без Мийо? Какая же вонючая свинья этот Дюрей! Скотина надувная! У меня просто нету слов. Когда же из него наконец-то выпустят ветры? Ну и свисту будет... Да уж.[3]:452

  — письмо Жану Кокто от Эрика Сати (Аркёй-Кашан, 26 августа 1920)
➤   

...Что касается других троих из «Шести» – Луи Дюрея..., Артюра Онеггера..., и Жермены Тайфер... – они чистые «импрессионисты»... Но не подумайте, что я таким образом ругаюсь..., или пытаюсь их унизить. Нет. В этом нет ничего дурного...
...Я и сам был – тридцать лет назад – уж-ж-жасным «импрессионистом»... Но тогда, тридцать лет назад, современная чувствительность и была – «импрессионистской».
...Она жила «импрессиями», впечатлениями... <...>
Заботы об условностях Школы..., испытанные гармонические формулы..., это участь, которую для себя избрали Дюрей..., Онеггер..., Тайфер... и многие другие... Они вольны так поступать... и я стараюсь не мешать им в этом деле.[3]:465-466

  — Эрик Сати, «Беседа о Шестёрке» (Брюссель, 11 апреля 1921)
➤   

Теперь, когда известно различие наших вкусов, различие нашего музыкального воспитания, неужели возможно смотреть на нас, как на рабов одной эстетики, одной теории? Все мы подвержены влияниям: Орик находится под влиянием Schola cantorum и Шабрие; Дюрей — под влиянием Сати и Равеля; Онеггер — Вагнера, Рихарда Штрауса и Флорана Шмитта; Пуленк — Моцарта и Стравинского; Тайефер — французских импрессионистов; я во многом обязан Берлиозу и Альберику Маньяру...[13]:103

  Дариус Мийо, «Маленькое разъяснение», 1922
...на рисунке можно любоваться профилями всей «Шестёрки» и великого Жана Кокто (конечно, в центре, лучше всех прорисованный). Лица подписаны рукой Кокто. На всякий случай перечисляю лица по-русски (смотреть по часовой стрелке): снизу слева — Тайефер, Дюрей, Орик-Пуленк, Мийо, Онеггер...
«Я и «Шестёрка»
(рисунок Жана Кокто ~ 1922) [14]
➤   

«Вшестером ничего хорошего не сделаешь», — совершенно серьёзно писал один критик из «Ла Либерте». Наверняка он думает, что Тайфер, Орик, Онеггер, Мийо, Пуленк заносят каждый по одной ноте в одну и ту же пьесу.[комм. 9] <...> Так что «Группа Шести» — или «Пяти», так как Дюрей от них отдаляется — это объединение чисто дружеского порядка, которое общается с художниками и поэтами, и каждый в нём сохраняет свою свободу...[10]:63-64

  Жан Кокто, «Новая музыка во Франции», 1922
➤   

Орик встречается с Дюреем и Онеггером, Жермена Тайфер к ним присоединяется, в их круг входит Франсис Пуленк. Дариус Мийо возвращается из Бразилии, где он был с Клоделем, становится нашим другом, приносит негритянские барабаны и обучает нас неведомым коктейлям. Все эти молодые музыканты вместе обедают, вместе прогуливаются, организовывают концерты, переворачивают друг другу страницы, но работают не вместе.[10]:65

  — Жан Кокто, «Новая музыка во Франции», 1922
➤   

     Я положительно зверею...
     От глупостей месье Дюрея.
      . . . . . . . . . . . . . . .
     И довела меня до крика
     Бездарность этого Орика...
      . . . . . . . . . . . . . . . [15]

  Михаил Савояров, «6-тёрка» (из сборника «Оды и пароды»), 1928 [комм. 10]
➤   

...совершенно произвольно он <Анри Колле> выбрал шесть имён: Орика, Дюрея, Онеггера, Пуленка, Тайефер и моё собственное, просто потому, что мы знали друг друга, были добрыми товарищами и фигурировали в одних и тех же концертных программах, — не подумав о том, что у нас совершенно разные темпераменты и никакого сходства в натурах! Если Орик и Пуленк в целом разделяли идеи Кокто, то Онеггер тяготел к немецкому романтизму, а я — к средиземноморской лирике. Я решительно отвергал всякую общность эстетических теорий и рассматривал их как ограничение, как неразумные путы, тормоз, сковывающий воображение художника, который должен находить для каждого своего нового произведения свои (и подчас даже противоположные) средства выражения. Однако, дело было сделано и сопротивляться стало бесполезно! Статья А.Колле получила настолько широкую известность, что группа «Шести» была создана и я входил в неё вне зависимости от того, хотел я этого или нет. А так как это уже состоялось, мы и решили давать «Концерты Шестёрки»…[16]:103

  Дариус Мийо, «Слова без музыки», 1948
...и на этой фотографии Дюрей тоже где-то на отшибе, на галёрке у рояля
Пятеро из «Шестёрки» и Кокто (Париж, 1922 год) [17]
➤   

Я никогда не думал, что моя музыка столь провокационна. Тем не менее, публика начала волноваться уже перед концом увертюры и выражать свои чувства криками «довольно», которым противостояли аплодисменты и «браво». Но это не облегчило исполнение увертюры. Я начал опасаться за фугу, где звучание меди могло показаться несколько странным. Написанная для трёх труб и трёх тромбонов, она разворачивалась на basso continuo, как на педали контрабасов и четырёх фаготов. Я не ошибся: исполнение фуги из моей сюиты вызвало неописуемый скандал, настоящую потасовку, во время которой органист собора Победы мсье Франк получил пощёчину от Дюрея. Оркестра уже не было слышно; ужасный шум всё усиливался; наконец, вмешалась полиция. Муниципальная гвардия начала освобождать от публики кресла балкона. Я имел удовольствие видеть, как два полицейских выводили под руки критика журнала «Менестрель»...[16]:111

  Дариус Мийо, «Слова без музыки», 1948
➤   

А сразу после 1914 года непримиримыми — помимо меня, говорившего от их имени в книге «Петух и Арлекин» — были <...> Орик, Пуленк, Мийо, Онеггер, Дюрей и Жермена Тайфер. <...> Луи Дюрей быстро отошёл от нас. Человек серьёзный и скромный, он не любил участвовать в борьбе музыкальных направлений. Его душа, открытая для помощи другим, противилась тому, чтобы слишком замыкаться на своём.[10]:79

  Жан Кокто, «Речь к юбилейному концерту «Шестёрки» в театре Елисейских полей», 1953
➤   

...Хорошей чертой нашего содружества было то, что будучи связаны только самыми общими идеями и принципами, мы, несмотря ни на что, оставались очень разными в реализации наших творческих замыслов и планов. Совершенно очевидно, что Орик так же мало похож на Онеггера, как я — на Дюрея...[18]

  Франсис Пуленк, «Беседы с Клодом Ростаном», 1953-1954
➤   

Спектакль, поставленный в 1917 году, в разгар войны, многим показался вызовом здравому смыслу. Музыка Сати, такая простая, обыденная, наивно-искусная, подобно картинам таможенника Руссо, вызвала скандал своей нарочитой обыденностью. Впервые (потому что позднее это случалось часто) мюзик-холл заполонил Искусство, Искусство с большой буквы. И действительно, в «Параде» танцевали уан-степ. В этот момент зал разразился свистом и аплодисментами. Весь Монпарнас ревел с галёрки: «Да здравствует ПикассоОрик, Ролан-Манюэль, Тайефер, Дюрей и многие другие музыканты орали: «Да здравствует Сати!» Это был грандиозный скандал. В моей памяти, как на экране, возникают два силуэта: Аполлинер, в офицерской форме, с забинтованным лбом... Для него это был триумф его эстетических взглядов. И другой силуэт, словно бы в тумане — это Дебюсси, на пороге смерти, шепчущий, покидая зал: «Может быть! Но я уже так далёк от всего этого!» Некоторое время «Парад» незаслуженно презирали, но теперь он занял место в ряду бесспорных шедевров.[19]:31

  Франсис Пуленк, «Мои друзья и я», 1953-1963
➤   

...только благодаря Жанне Батори моя «Негритянская рапсодия» была исполнена в концертах «Вье Коломбье». Жак Копо, уехав в Америку с Жуве и Дюлленом, предоставил Жанне Батори использовать помещение театра Вье Коломбье по её усмотрению. Она дала там ряд спектаклей, среди них премьеру «Сказаний об играх мира» Онеггера,[комм. 11] и несколько концертов, в которых выступали Тайефер, Орик, Дюрей, Онеггер и я. Это был случайно возникший, но всё же зародыш группы Шести, я повторяю — «возникший случайно». Милая Батори, сколь многим мы все ей обязаны!..[19]:35

  — Франсис Пуленк, «Я и мои друзья»,[комм. 12] 1953-1962
...и на этой фотографии Дюрей на отшибе, теперь — последний (у рояля)
«Шестёрка» 30 лет спустя (Париж, 1951 год) [20]
➤   

Как известно, группа Шести состояла из Жермены Тайефер, Жоржа Орика, Луи Дюрея, Онеггера, Мийо и меня. Уже во Вье Коломбье наши шесть имён часто повторялись в одной и той же программе. Потом в одном ателье на Монпарнасе под названием «Лира и Палитра» мы объединились с художниками Пикассо, Браком, Модильяни, Хуаном Грисом, которые там выставлялись. Именно там Риккардо Виньес впервые исполнил мои «Вечные движения». Наши шесть имён уже много раз упоминались вместе, и этого оказалось достаточно, чтобы один критик,[комм. 13] любитель давать броские определения, окрестил нас французской Шестёркой по образцу знаменитой русской Пятёрки.[комм. 14][19]:36

  — Франсис Пуленк, «Я и мои друзья», 1953-1962
➤   

Среди композиторов, объединившихся под эгидой «Шестёрки», — Луи Дюрей (род. в Париже 27 мая 1888 года). Самый старший по возрасту, он был первым, примкнувшим к «папе» Сати. Но Дюрей недолго оставался в числе любимцев автора «Парада». Уже в 1921 году, когда все члены «Шестёрки» с увлечением работали над партитурой футуристической пьесы «Новобрачные Эйфелевой башни», Дюрей оказался в стороне. С тех пор его участие в группе было только номинальным, хотя он продолжал поддерживать тесные дружеские связи со всеми старыми товарищами.[21]:296

  Григорий Шнеерсон, «Французская музыка XX века»,[комм. 15] 1964
➤   

В 1950 году в парижском зале Плейель в исполнении Парижского народного хора и солистов впервые прозвучала кантата Луи Дюрея «Мир миллионам» на стихи Владимира Маяковского. В этом произведении Дюрей предстаёт как замечательный мастер хорового письма, умеющий относительно простыми средствами создавать волнующие, доходящие до сердца каждого слушателя музыкальные образы.
Демократический дух творчества Дюрея, революционное содержание его зрелых произведений стали причиной своего рода заговора молчания буржуазной прессы вокруг имени этого крупного композитора.[комм. 16] Сочинения Дюрея почти не звучат в концертных залах Парижа, если не считать вечеров, организуемых рабочими коллективами. Имя его упоминается в печати обычно только как имя одного из «Шестёрки» — в плане историческом.[21]:297-298

  — Григорий Шнеерсон, «Французская музыка XX века», 1964
➤   

Важную роль в деле музыкального воспитания широких масс трудящихся Франции играет Народная музыкальная федерация, основанная в 1935 году. В состав правления НМФ входят многие видные композиторы и общественные деятели. С 1951 года президентом Федерации является композитор-коммунист Луи Дюрей.[21]:383

  — Григорий Шнеерсон, «Французская музыка XX века», 1964
➤   

С течением времени талант каждого композитора проявлялся всё больше в индивидуальном плане, они меньше времени уделяли общим выступлениям, тяготясь совместной деятельностью. Первым уклонился от участия в коллективном сочинении, сославшись на нездоровье, Луи Дюрей, а постепенно и остальные композиторы пошли своей дорогой.[22]:52

  — Ирина Медведева, «Франсис Пуленк», 1969
➤   

Франсис Пуленк не вступил в коммунистическую партию, как Дюрей и Арагон, он не стал активным членом Национальной музыкальной федерации, как Кёклен и Онеггер, но по его музыке можно судить о бескомпромиссном отношении композитора к событиям второй половины тридцатых годов.[22]:93

  — Ирина Медведева, «Франсис Пуленк», 1969
...и на этой фотографии Дюрей опять с краю, последний справа. В кадре можно видеть всех участников праздника... Сидят: Онеггер, Кокто и Мийо (он болен). Стоят: Пуленк, Тайефер и Дюрей. Первым из шестёрки умрёт именно Пуленк (спустя десять лет)
«Шестёрка» 30 лет спустя (Париж, 1952 год) [23]
➤   

На одном из концертов, организованных Дельгранжем в зале Гюйгенс певец Пьер Бертен <ужасно кривляясь, как всегда> впервые исполнил «Праздник у герцога» Орика и «Картинки к Робинзону Крузо» Дюрея на стихи Сен-Леже Леже, более известного под псевдонимом Сен-Жон Перс; квартет Каппель сыграл Четвёртый квартет Мийо, Риккардо Виньес — «Вечные движения» Пуленка; в программе были также пьесы Онеггера и Тайефер. В зале присутствовал Анри Колле (1885-1951), авторитетный музыкальный критик журнала «Comoedia». Он заинтересовался исполненными произведениями, познакомился с их авторами и другими их сочинениями и опубликовал в журнале две статьи <...>, объединив имена этих молодых музыкантов в творческую группу и назвав их идеологом Жана Кокто.[24]:87-88

  — Галина Филенко, «Французская музыка первой половины ХХ века», 1983
➤   

Несколько в тени оставалась в 1920-е годы творческая деятельность Дюрея, искавшего свой путь преимущественно в области камерных жанров — вокальной и фортепианной миниатюры, инструментального ансамбля <...> Многие его сочинения становились известными далеко не сразу даже близким друзьям и оставались неизданными. Его сочинения исполнялись по рукописи в концертах группы «Шести», включались в альбом «Шестёрки». В 30-е годы он нашёл своё значительное место во французской музыке — в общественном служении, руководстве и организации самодеятельности, активном участии в Народной федерации, а с началом войны — в напряжённой и разносторонней деятельности в рядах Сопротивления.[24]:104

  — Галина Филенко, «Французская музыка первой половины ХХ века», 1983
➤   

Через год, 1 июня 1936 года состоялось торжественное открытие Первого конгресса Федерации, членами которой становятся многие музыканты разных поколений, и среди них А.Онеггер, Д.Мийо, Л.Дюрей, Ж.Орик, Ж.Тайефер, Ж.Ибер, Ж.Вьенер, А.Жоливе, Д.Лазарюс, Р.Дезормьер, А.Мартине. В ней участвуют также многие прогрессивные поэты: Л.Арагон, Ж.-Р.Блок, П.Вайян-Кутюрье, Л.Муссинак, Ш.Вильдрак, П.Элюар, которые осуществляют живую связь между Федерацией и Ассоциацией революционных писателей, а Р.Роллан направляет Федерации приветственное письмо. Федерация единогласно избирает своим президентом А.Русселя, а его заместителем — Ш.Кёклена.[комм. 17] С 1937 года генеральным секретарём Федерации становится Л.Дюрей, выполняющий эту ответственную функцию до 1954 года. Федерация берёт на себя руководство многочисленными большими и малыми организациями рабочей хоровой самодеятельности, тесно связанной с рабочим и профсоюзным движением. Первичные рабочие самодеятельные кружки возникают в рабочих клубах, при домах культуры или при заводах, как в Париже, так и в других промышленных центрах. Руководить ими шли профессиональные музыканты самых разных квалификаций. Так, большой объединённый хоровой коллектив рабочих под названием «Парижский народный хор» был организован и возглавлен в 1935 году Ш.Кёкленом.[24]:112

  — Галина Филенко, «Французская музыка первой половины ХХ века», 1983
➤   

Среди руководителей Федерации особую активность проявляет Л.Дюрей, участвующий также в руководстве музыкальной секцией общества друзей СССР, ставшего вскоре Организацией «Франция-СССР». Л.Дюрей поистине неутомим; он нашёл себя в служении народу. Оживляется его творческая деятельность: он создаёт множество обработок для разных составов французских народных песен разных областей и провинций, он пишет <по заказу партии и правительства> кантаты, хоры на тексты Маяковского и Назыма Хикмета, Хо Ши Мина и Ленгстона Хьюза, сольные песни на тексты испанских (Гарсиа Лорка, Л.Эмис) и французских современных поэтов (Фревиль, Марсенак), боевые и скорбные, гневные и лирические... Кроме того, он готовит для публикации в своей скрупулёзно точной редакции памятники старинной французской музыки разных жанров, — труд, начатый им ещё в годы войны.
Коммунист с 1936 года, Дюрей не теряет веру в будущее.[комм. 18] Ему чужды тот пессимизм, которым обуреваем в последние годы жизни Онеггер, растерянность перед неблагополучием, неуверенность в завтрашнем дне, которые порождают в сознании многих представителей французской интеллигенции послевоенных лет стремление найти опору в «вечных истинах» церкви или туманных утешениях идеалистических систем, в фетишизации искусства далёкого прошлого или исканиях авангардизма.[24]:117

  — Галина Филенко, «Французская музыка первой половины ХХ века», 1983
➤   

Замысел пришёлся кстати <Орику>, однако работа над партитурой шла слишком неспешно, и музыка к спектаклю <«Новобрачные на Эйфелевой башне»> стала общим делом «Шестёрки». Лишь один Луи Дюрей отказался и был потом уверен в том, что знаменитый стих, начинающий строфу Жана Кокто в честь «Шестёрки» (из цикла «Церковные песнопения») с перечислением участников группы без Дюрея стал маленькой местью поэта.[25]:186

  — E.Hurard-Vitard, «Le groupe des Six…», 1987
➤   

Говоря по существу, эта шестёрка разделила Сати как баранку (нет, не барана!) или как мандарин, (нет, не мандаринку!) и каждому досталась его почётная часть, долька — доля или удел: по потребности, по росту или по заслугам. Вот так и получилось, словно в мясной лавке: был один Сати..., большой и невероятно сложный..., словно сложенный из несложимых составных частей, каждая из которых отрицала другие и не желала с ними существовать, временами воюя, восставая, ругаясь или нападая из-за угла. Другое дело — «шестёрочка», ровно по ладони, этакая компактная и обтекаемая шестерёночка — ну́жная и нужна́я всюду, в любом общественном механизме. И везде-то ей найдётся местечко... или применение. Разделённый на малые кусочки «монстр» Сати — стал несравнимо & несравненно удобнее — в употреблении. Он стал проще, понятнее и глупее, в конце концов, он попросту стал понятен (как по нужде). — И если ещё раз повторить (как заклинание) глупую шестёрочную выдумку Кокто, — тогда, пожалуй, сквозь буквы прозрачно (как в чашке с симпатичными чернилами) проявится рецепт: из каких ингредиентов составляется этот нормативный салат оливье..., ведущий всякого скопца — без спеха к успеху. Как стихи...
Лучше чем стихи...
Мийо́, Пуле́нк, Негге́р, —
Ори́к, Дюре́й, Тайфе́р. <...>
№5. Вот и застенчивому упрямому недоростку Дюрею тоже достался свой маленький кусочек метра..., пардон, мэтра. Не большой, не маленький, «Эрик Сати — из советского Аркёя». Так вот где крылся этот удел! Не раз и не два Дюрей искал и взыскал прямого влияния (и прямого одобрения) от аркёйского мэтра. Но ни разу не получив сати’сфакции, удалился искать в другую сторону. Например, к бравым братьям из Коминтерна. И те приняли его — с радостью. Дурей... это „Сати — коммунист“. И ещё, словно бы в нагрузочку, профсоюзный Сати — из муниципального совета Аркёй-Кашана и газетчик из «Будущности Аркёй-Кашана», да ещё и музыкальный критик газеты «Юманите» <где Сати, в своё время, хватило только на пару статей>. Но не более того. — Стыдно сказать, но даже этого ничтожного кусочка от Учителя..., «мандарина», — ему..., Дюрею, хватило — на целую жизнь. С лихвой. Один членский билет... на целых девяносто лет. — Хуже чем резина. Общество дружбы Франция-СССР. Фуй, — как некрасиво... И тем более некрасиво, что это произошло уже совсем в другие времена, при железно организованном, «сталинском» Коминтерне. Вот он каков, этот типический попугай... или рыба-прилипала на штанах Ильича.
Этот Дюрей — всего лишь Сати-коммунист.[26]

  Юрий Ханон, «Эрик-Альфред-Лесли, совершенно новая глава» (во всех смыслах), 1992
➤   

Всё дело..., и вся собака здесь была зарыта прежде всего в том, что Сати органически и показательно не терпел «сатистов», идущих по следу..., и тем самым невольно превращавших его — в «пиона» (классного надзирателя или мэтра-надсмотрщика). Эта роль для Сати была несносна и раздражала его до крайности (вот, между прочим здесь прозвучало ещё одно ключевое слово)... Но с другой стороны, ещё больше он не терпел неверных «учеников», вечно склонных к изменчивым «изменам» или переменчивым «переменам», — которые словно бы только и ждут, куда бы ещё «переметнуться» и на кого бы променять своего предыдущего учителя и вождя...

  Юрий Ханон, «Сати и — Дурей», 2011
➤   

Ничуть не меньше, чем какое-то собачье подражание, Сати не нравилось наблюдать, как Дюрей в конце 1917 года позволил «совратить себя» старому & опытному искусителю-Равелю, который «не гнушался в выборе средств», чтобы наладить контакты с молодыми музыкантами и, не колеблясь, вербовал себе сторонников в окружении Сати (окружение которого, напротив, возникало совершенно спонтанно). Сам же Сати, в полную противоположность Равелю (между прочим, своему «тоже» ученику и последователю ещё в далёких 1890-х годах), не только не удерживал около себя сателлитов, но ещё и не упускал случая наддать им хорошенького пинка под заднее место, — чтоб «летелось легче».[27]

  Юрий Ханон, «Сати и — Дурей», 2011
➤   

Говоря по существу, среди всех «поклонников, последователей и учеников» (взяв все эти слова в кавычки) Эрика Сати — именно он, Дюрей, был (бы) самым близким и верным — именно таким, в котором всю жизнь нуждался и какого искал Сати. И одновременно всеми этими своими качествами Дюрей несносным образом раздражал своего учителя. — Пожалуй, если бы между ними не уселась эта чёрная кошка, результат жизни и того, и другого — мог бы иметь существенно иной вид.

  Юрий Ханон, «Сати и — Дурей», 2011
➤   

Как видно, пора ученичества так «вдруг» — не закончилась. Даже посмертно..., подобно своему не в меру желчному «учителю», Дюрей также стал верным членом компартии, но уже совсем в другое время и совсем при других условиях. — Да. Это случилось спустя 15 лет, в эпоху <марионетточного> сталинского Коминтерна (1936 год, лагерь, Колыма, расстрел, всё более дурея и дурея...), когда членство в партии уже стало системой со всеми возможными гонорарами, преференциями и должностями, включая — между прочим, связи и оклад. Здесь и поневоле вспомнишь — скупое определение Сати, которое он едва смог выдавить из себя на одном из концертов 1918 года: «Дюрей — артист очень серьёзный и озабоченный».[3]:391 — Ах, бедный Йорик!

  Юрий Ханон, «Дурей после — Сати», 2011






A p p e n d i X  ( № 2 )

( или маленький справочник дурея для комозиторов и коммунистов )


Людовик Дюрей

( список почти сочинений почти полный )



И здесь, (слегка бесноватый и немного одержимый) господа, я имею намерение предложить к невнимательному вниманию очередного вдумчивого читателя (преимущественно коммунистических или социал-демократических взглядов на левую сторону спектра) ещё один маленький раритет, — несомненно, подлежащий сказуемому дополнению.




Видит Всевышний...,    
одному только господу Богу можно доверить
такое важное дело.  
( М.Н.Савояровъ ) [28]



Список сочинений Луиса Дюрея

«Атоналистический период» (ранний: 1908-1917)
Начиная с самых первых опытов, ещё с 1914 года (и далее) сочинения Дюрея обнаруживают его склонность к скромной скромности и камерной камерности. В ранних сочинениях, несмотря на дурно скрываемое влияние Дебюсси (с его плоским Пеллеасом), постоянно прорывается любовь к полифоническому (линеарному) письму, в том числе и в вокальной музыке. За десять лет Дюрей последовательно прошёл через влияние Шёнберга, папы-Сати, дяди-Стравинского, кузена-Равеля, а также неопределённой массы безличных полифонистов Возрождения и крестьянских народных песен (годового рабочего цикла). Всё это крайне прискорбно наблюдать. Перечисляя хронологически, открытие творчества Шёнберга в 1914 году помогло Дюрею освободиться от раннего влияния Дебюсси, так что его opus 4 «Лирические приношения» (L'offrande lyrique) стали важной вехой в истории французской музыки — его ранние работы обнаружили «оригинальный стиль» французской додекафонии.[29] Так, обычно, принято говорить о раннем периоде Дюрея, высасывая из безымянного пальца хотя бы минимальную его значимость. Пожалуй, в целом, это — всё, что можно было бы выложить на счёт первого периода творчества этого (не последнего) Дюрея.

Год & opus Название Состав/жанр/стиль
1914, op. 1 «Два хора» на стихи Ренье и Шарля Орлеанского для хора, вестимо
1914, op. 2 Три поэмы Верлена фортепиано и голос
1914, op. 3 Пять поэм Франсиса Жамма фортепиано и голос
1914, op. 4 Лирическое приношение на стихи Рабиндраната Тагора фортепиано и голос
1914 «Шесть песен на стихи Рабиндраната Тагора» (в переводе Андре Жида) хор а капелла
1916, op. 5 «Путешествие Юрьена» (фр. Le voyage d'Urien) на стихи Андре Жида фортепиано и голос
1916-17, op. 6 Фортепианное трио для рояля, скрипки и виолончели
1916-18, op. 7 Две пьесы: «Колокола» (фр. Carillons) и «Снег» (фр. Neige)
(посвящены Эрику Сати)
для фортепиано в 4 руки
1916-18 Песни на стихи Сен-Леже Леже (Сен-Жона Перса) фортепиано и голос



«Сатистический» период (средний: 1917-1937)
1917 год со скандальной премьерой балета «Парад» открыл, пожалуй, наиболее плодотворный творческий период в жизни Дюрея. В эти годы среди его сочинений преобладали упрощённые (в духе, но совсем не на уровне Сати) вокальные мелодии и хоровые произведения в сопровождении инструментальных ансамблей. Камерная музыка всё это время оставалась для Дюрея предпочтительным жанром, что отразилось на характере и, в конечном счёте, на судьбе его опер, имеющих такой же «маленький», невзрачный и — почти комнатный вид.[29]

Год & opus Название Состав/жанр/стиль
1917, op. 9 Сюита для фортепиано «Цирковое представление» для рояля или пианино
1917, op. 10 Три струнных квартета: № 1 для скрипок, альта и виолончели
1918, op. 13 Вокальный цикл «Эпиграммы Феокрита» (фр. Épigrammes de Théocrite) фортепиано и голос
январь 1918 «Музыка меня целует» (фр. Music kiss me)
ещё одно посвящение Эрику Сати, на стихи Блеза Сандрара
фортепиано и голос
1918, op. 12 «Юдифь» — драма в одном акте музыка для театра
1918, op. 17 Две пьесы для симфонического оркестра для симфонического оркестра
1919 (? ) Циклы песен на стихи Поля Элюара и Андре Жида фортепиано и голос
1919, op. 17a Цикл «Бестиарий» (фр. Le bestiaire) на стихи Аполлинера фортепиано и голос
1919-22, op. 19 Три струнных квартета: № 2 для скрипок, альта и даже виолончели
1919, op. 20 «Две романтические песни» (фр. 2 Lieder romantiques) на стихи Гейне фортепиано и голос
1919, op. 21 «Романс без слов» (фр. Romance sans paroles)
написан специально для «Альбома Шестёрки»
для фортепиано
1919, op. 22 «Шесть мадригалов» на стихи Малларме фортепиано и голос
1919, op. 23а «Песни басков» (фр. Chansons basques) на стихи Жана Кокто фортепиано и голос
1920, op. 24 Вокальная поэма «Весна на дне моря» (фр. Le printemps au fond de la mer) на стихи Жана Кокто для сопрано и десяти медных инструментов
1920, op. 26 Три прелюдии для фортепиано для рояля
1920, op. 27 «Пастораль» для симфонического оркестра для симфонического оркестра
1921, op. 28 «Прелюдия и элегия» для фортепиано для фортепиано
1921, op. 29 «Два этюда» для фортепиано для фортепиано
1921-23, op. 31 «Три поэмы» на стихи Поля Валери фортепиано и голос
1921-23, op. 32a «Тюремная кантата» (фр. Cantate de la prison) на стихи Аполлинера кантата — и есть кантата
1923-25, op. 34 «Случайность» комическая опера по Просперу Мериме комическая опера для камерного состава
1924-27, op. 35 Десять инвенций (10 inventions) для камерного состава для камерного ансамбля
1925, op. 25 Сонатина для флейты и фортепиано для флейты и рояля
1926, op. 36 «Три сонатины» для фортепиано для рояля
1926-27, op. 37 «Три вокальных квартета» (фр. 3 quatuors vocaux) на стихи Малларме, Валери и Телада для четырёх голосов
1927, op. 38 «Рыбный садок» (фр. La vivier) на стихи Рене Шалю фортепиано и голос
1927-28, op. 39 Три струнных квартета: № 3 для скрипок, альта и виолончели
1928, op. 40 «Ноктюрн» для фортепиано для фортепиано
1924-28, op. 41a «Десять инвенций» для фортепиано для фортепиано
1933, op. 44 «Посторонний», музыка к пьесе Метерлинка ансамбль



«Социалистический период» (поздний: 1944-1974)
В 1944 году, после семи лет глухого творческого молчания, коммунист Дюрей возобновил (псевдо)композиторскую деятельность. В первые годы он пишет преимущественно хоровые произведения (сугубо пролетарские или партизанские, в духе фольклорного соц’реализма) и делает аранжировки французских народных песен для любительских рабочих хоров. Такое творчество продолжается вплоть до 1953 года, когда Дюрей возвращается к другим музыкальным жанрам, более разнообразным. Новое эстетическое равновесие в поздний период сказалось в доминировании мелодий и хоровых произведений с сольным инструментальным сопровождением, но по стилю (если здесь вообще можно говорить о стиле) они достойно продолжили его более ранние вокальные сочинения (среднего периода).[29] Особенно привлекательно выглядит выбор стихов и поэтов, с которыми (в рамках коминтерновского бюджета) готов был «сотрудничать» Людовик Дюрей.

Год & opus Название Состав/жанр/стиль
1944 Концертная фантазия для скрипки с оркестром для скрипки с оркестром
1947, op. 53a «Концертная фантазия» для симфонического оркестра
1948, op. 55 Три песни на стихи Гарсия Лорки для хора и оркестра
1949, op. 59a «Долгий марш» (фр. La longue marche) на стихи Мао Цзэдуна для хора и оркестра
1949, op. 60a Кантата «Мир миллионам» (фр. Paix aux hommes par millions) на стихи Владимира Маяковского для хора и оркестра
1950, op. 64 «Голодная забастовка» на стихи Назыма Хикмета для хора и сопровождения
1950, op. 65 «Поёт женщина юга» на стихи (фр. Une femme du sud chante) Ленгстона Хьюза фортепиано и голос
1951, op. 69 «Две поэмы Хо Ши Мина» для фортепиано и баритона
1952, op. 72 «Песня корейских партизан» (музыка к театральной пьесе Вайяна) для партизанского пения
1952, op. 73a «Кантата о Бен Али» (фр. Cantate а Ben Ali) на стихи Фонтенеля для хора и оркестра
1952-53, op. 74a «Три поэмы Поля Элюара» опять фортепиано и голос
1955, op. 79 Трио-серенада памяти Белы Бартока трио, оно и есть трио
1956-57, op. 83 Концертино для фортепиано и шестнадцати духовых инструментов для указанного состава
1964, op. 97 Симфония для струнного оркестра и фортепиано для струнного оркестра и фортепиано
1965, op. 103 Сонатина для флейты и струнного оркестра для флейты и струнного оркестра
1965-66, op. 105 Симфониетта для струнного оркестра для струнного оркестра
1965, op. 106a Октофонии (фр. Octophonies), для октета для чистого октета
1967, op. 107 «Дивертисмент» для гобоя, кларнета и фагота для трёх деревянных духовых
1968, op. 108 «Навязчивые мысли» № 8 для духового ансамбля, арфы и оркестра
1967-69, op. 108a «Автопортреты» (фр. Autoportraits) — 16 пьес для фортепиано для фортепиано
1969, op. 113 «Шесть поэм детей Вьетнама» (фр. 6 poémes d'enfants vietnamiens) для пения вьетнамскими детьми
1973, op. 112 «Интерлюдия» для камерного ансамбля
1974, op. 114 «Два диалога» для флейты соло для флейты-соло
1974, op. 115 «Три короткие пьесы» для гобоя соло для гобоя-соло
1974, op. 116 «Поэма» для фортепиано для фортепиано





A p p e n d i X  ( № 3 )

( служебная часть и аппараты дурея )


Ком‘ментарии

  1. «...пылкое стремление к новизне, присущее молодости, порой побуждало нас прибегать к атонализму» — бедняга Луи тут скромничает..., опустив глаза. Атональная музыка совсем не одобрялась и ничуть не приветствовалась советской официальной системой (в области музыки), а потому Дюрей и не посмел сказать прямо: мол, я баловался атональностью, додекафонией и даже ... слегка того..., лобзал пятки Шёнбергу. Собственно, кроме Дюрея (с некоторым напряжением) признаки атональности можно обнаружить только у Онеггера. Но этот швейцарский «буржуй» не в счёт, само собой...
  2. Даже хочется снять шляпку, до такой степени удивителен идиотический тон этой небольшой (биографической) статьи Луи Дюрея в журнале «Советская музыка» (№ 8 за 1955 год). Практически идеально выхолощенный советский стиль, где нельзя обнаружить ни шероховатости, ни сучка, ни мельчайшей занозы. Всё выскоблено, «выбрито» под ноль. Полнейший норматив. Всё же..., 1955 год. Всего два года после смерти вурдалака. Система пока держала прежний тонус. — Конечно, я ничуть не сомневаюсь, что (не одну) руку к выбриванию статьи Дюрея приложили доблестные советские «переводчики» и «редакторы», родом из НКВД или его филиала, Союза писателей... И всё же, это воздействие не было экстремальным. Луи Дюрей..., настоящий советский композитор и писатель — не дал своим советским друзьям (цензорам) много поводов для вмешательства. Умница. Он всегда отлично знал: как себя надо вести с хозяином. И только один непостижимый и непредсказуемый мерзавец-Сати вечно обманывал его ожидания, вечно ускользал от сыновнего лобзания..., и каждый раз плевал на его руку, привычно подтирающую ботинок...
  3. «Эрик Сати. Автопортрет неизвестного копоситора» — ещё раз напоминаю, что подпись (или надпись) под бюстом не принадлежит автору рисунка, но только автору статьи (если это не одно лицо). Сам Эрик Сати не давал своему рисунку такого названия, по каковой причине я и был принужден хоть как-то возместить его преступную небрежность.
  4. Глядя на эту сногсшибательную характеристику Дурея, полученную им (ещё во время войны) из уст дорогого мэтра, и поневоле приходится признать, что этот низкорослый тип вызывал органическое раздражение Сати изначально, вне зависимости от того, что делал или говорил. И я не случайно употребил здесь слово «тип», поскольку в натуре, внешности и, прежде всего, манере общения Дурея содержалось несколько черт, которые для Сати выступали неизменным, пожизненным раздражителем. Более подробно говорить об этом я не стану, разумеется, поскольку и так..., глядя на две статьи про этого Дюрея хочется задать в воздух вопрос: а не слишком ли шикарно?..
  5. Повторный комментарий к картине. Потому что здесь не обошлось без (арифметических) накладок и двойного дна. Не следует полагать, что на картине Ж-Э Бланша, которая называется «Шестёрка», изображена именно «Шестёрка» и никого больше. Как несложно убедиться, здесь нарисовано не шесть, а восемь лиц (в отличие от карикатуры Оберлея, где их всего пять). При том, что между ними совершенно справедливо отсутствует Эрик Сати, «зато» в полной мере присутствует Жан Кокто, это крайний справа бледный призрак, видимо, поражённый немочью... Однако самая большая странность — находится в середине этого пейзажа. Центральная фигура картины — вовсе не Жермена Тайефер, как следовало бы ожидать, а пианистка Марсель Мейер (в то время жена «несносного» певца Пьера Бертена), которая никогда не входила в «Шестёрку», хотя и частенько исполняла их сочинения (с нелёгкой руки Сати, как всегда)... Тем не менее, эта картина, весьма точная и даже с двойным дном, заслуживает — отдельной статьи. С поворотом.
  6. «Авторитетный» в своё время Шарль-Мари Видор не заслуживал бы никакого комментария (фортепианный педагог и композитор-цукунфист, к 1920 году престарелый сундук с дерьмом), если бы его кто-нибудь знал.
  7. На карикатуре Жана Оберлея — напрасно искать фигуры Луи Дюрея. Как часто бывало, он оказался где-то на отшибе от всех и всяческих «Шестёрок». В этот рисунок «влезли» только трое из «шести». На картинке справа налево можно видеть Сати (с роялем подмышкой), далее — радушного Кокто и затем троих молодых: Пуленка (почему-то унылого), Мийо и Орика. — Видимо, выбор карикатуриста был почти случайным. Карикатурные «отщепенцы» (Онеггер, Тайефер и Дюрей) остались за спиной Мийо и Орика.
  8. «Лично!» — совсем не случайно здесь поставлен восклицательный знак! — если вспомнить, кого именно пришёл лично повидать мсье Равель..., — фактически, визит чрезвычайного и полномочного посла, почти ангела — в маленькую парижскую преисподнюю...
  9. «Тайфер, Орик, Онеггер, Мийо, Пуленк» — так пишет Жан Кокто, перечисляя участников «Шестёрке». — Итого: пятеро. Спустя год с небольшим после мыльного пузыря Кокто и такой же статьи Анри Колле, в группе «Шести» уже недосчитались одного. Дюрей в перечисленном списке не значится. Страницей ниже Кокто сам объяснит причину его «отсутствия» )в цитате это сказано строкой ниже).
  10. Несколько пародийных и иронических стихов, посвящённых «6-тёрке», Михаил Савояров написал в 1928 году — по следам гастролей Мийо и Онеггера в Советской России. Впоследствии кое-что из написанного ехидства вошло в сборник «Оды и пароды».
  11. «Сказание об играх мира» — впрочем, никакого примечательного примечания тут не будет. Не могу сказать об этом сочинении ничего хорошего. И плохого тоже не могу. Просто очередная музыка просто очередного композитора Онеггера к просто притче Поля Мераля с таким названием: просто «Сказание об играх мира». Просто премьера этого просто спектакля состоялась в театре Старой голубятни 2 декабря 1918 года, просто музыкой дирижировал просто дирижёр Вальтер Страрам. Спасибо Жанне?..
  12. Книга Пуленка «Мои друзья и я» — была издана посмертно (после его скоропостижной кончины в январе 1963 года) и по существу является не книгой, а скрупулёзно точной расшифровкой его интервью и бесед со Стефаном Оделем и Клодом Ростаном. Возможно, именно по этой причине в ней столько неточностей или даже нелепостей, которые лучше бы и не цитировать. Кроме того, Пуленк очень часто городит сущие глупости, в особенности, когда сталкивается с предметами, которые находятся заведомо выше его способности суждения. В случае Сати — таких предметов очень много. — Не зря сам Мастер называл его «большим дурачком». Впрочем, далеко не всегда большим...
  13. Один критик? — кажется, Пуленк опять забыл чьё-то имя... Один критик... — А может быть это дядя Коля..., пардон, Анри Колле? Один критик..., всего один (не считая ещё одного... немного второго ... критика, Жана Кокто)... Очень смелое предположение. Я бледнею. Между прочим, Анри Колле в этой рекламной истории выступил совсем не как критик..., а как типичный бачок, сливной бачок, выполнив заказ Кокто.
  14. «Русской Пятёркой» французы обычно называли «Могучую кучку» — поскольку напрямую перевести такое словосочетание на французский язык никто не решился. В результате и возникла «французская Шестёрка» (как рекламный лейбл) в противовес и по аналогии с «русской Пятёркой». А будь во Франции известная «Могучая кучка», боюсь, «одному критику» пришлось бы куда хуже... Пришлось бы называть шестёрку «могучей штучкой»..., а то и чего-нибудь «почище» выдумывать.
  15. Как видно, книга Григория Шнеерсона изобилует массой фактических неточностей (и как следствие — неверных выводов), которые не могут быть ему поставлены в вину. Конец 1950-х годов, когда шла работа над этой книгой — крайне бедное время с точки зрения доступа к материалам и, тем более, (перво)источникам. Железный занавес ещё не слишком проржавел и сквозь него просачивалось совсем немного жидкости. К тому же и в самой Франции было издано очень мало работ (документов), освещающих это время. Пик этой деятельности пришёлся, пожалуй, на 1990-е годы. И всё же книга Шнеерсона, несомненно, была и остаётся лучшим советским источником — как по тону, так и по охвату. Ни раньше, ни позже ни один «исследователь» не достиг даже десятой части этого понимания. — Отдельное спасибо — за прекрасную фотографию Дюрея, взятую из Вашей книги...
  16. Браво, Григорий Михайлович! Можно только апплодировать столь тонкому и деликатному проявлению «классового подхода» при анализе биографии и творчества французского советского композитора, Луи Дюрея. Другой на Вашем месте сработал бы куда грубее...
  17. Типичный островок СССР на территории Франции. Приятно поглядеть на этих пожизненных «советских президентов» имени товарища Сталина, которые уходят с поста только на тот свет... После смерти Русселя (27 августа 1937 года) Кёклен становится президентом Федерации и останется им тоже до гробовой доски. А на конгрессе Федерации (после смерти Кёклена) в ноябре 1954 года уже дяденька Дюрей был избран её президентом.
  18. Признаться, не могу здесь удержаться от (вне)очередной эклоги..., пардон, благодарственной песни в адрес Галины Филенко... Едва ли не всякий раз, наблюдая тексты этого профессора (моей приснопамятной ленинградской консерватории, с позволения сказать), посвящённые, в частности, и этому просвищённому композитору & коммунисту Луи Дюрею, я не могу избавиться от какого-то особенного тёплого чувства..., не то благоговения, не то радости..., которое (не вдаваясь в излишние подробности) можно было бы охарактеризовать как — полное удовлетворение. И не просто удовлетворение, а — драгоценное и достаточно редко достигаемое удовлетворение от — соответствия. — Мне кажется, тот особенный уровень практически религиозного ханжества в смеси с подлейшей сервильностью, который демонстрировали в высших точках своей жизни они оба: Дюрей и Филенко, (а также Филенко и Дюрей) — в полной мере обладает принципом универсальности. — Причём, прошу понимать меня точно. Нет, я ни в малейшей мере не противник коммунизма или, тем более, нон-конформизма (в его широких... или даже очень широких проявлениях). Однако..., прошу прощения за банальность, — в данном случае этим предметом не пахнет — даже в ничтожной степени: ни у Дурея, ни у вконец одуревших... — Речь идёт о самом элементарном поиске места. О прислуживании. О господствующих кланах и нравах, за которые полагается — мзда, принятая решением Вождя. Награда за услужение. Поощрение за верность. — И как вершина всего, — обыкновенное обывательство и мещанское потребительство, ради которого выстраивается не только вся до-сознательная и под-сознательная жизнь мозга, но и вся повседневная жизнь. Подумать только! — цельных 90 лет. Почти сто годочков... — «Прощай Сати. Забудь, прости».



Ис‘сточники

  1. Иллюстрация — очень сильно оффициальная фотография Луи Дюрея, сделана в 1920-е годы (предполагаю, хотя и не располагаю наверное), условно говоря: 1930 или 1937.
  2. «Ницше contra Ханон» или книга, которая-ни-на-что-не-похожа. — Сан-Перебург, «Центр Средней Музыки», 2010 г. — 840 стр.
  3. 3,0 3,1 3,2 3,3 3,4 3,5 3,6 3,7 Эр.Сати, Юр.Ханон, «Воспоминания задним числом». — Сана-Перебург: Центр Средней Музыки & Лики России, 2010 г. 682 стр.
  4. Юр.Ханон, Мх.Савояров,. «Через трубачей» (опыт сквозного раз...следования). — Сан-Перебур: Центр Средней Музыки, 2019 г.
  5. Юр.Ханон «Три Инвалида» или попытка с(о)крыть то, чего и так никто не видит. — Сант-Перебург: Центр Средней Музыки, 2013-2014 г.
  6. Юр.Ханон. «Альфонс, которого не было» (издание первое, «недо’работанное»). — Сан-Перебург: «Центр Средней Музыки» & «Лики России», 2013 г., 544 стр., ISBN 978-5-87417-421-7.
  7. Этот Луи Дюрей, «Воспоминания». — Журнал «Советская музыка». — № 8 за 1955 г. — стр.128-129.
  8. Луи Дюрей. «Памяти Дариюса Мийо» (некролог). — Париж, газета «Юманите» от 23 июня 1974 г.
  9. Иллюстрация — проект надгробного бюста (автопортрет) Эрика Сати, рисованный им самим, 1913 год. Из книги: «Юрий Ханон. Эрик Сати. «Воспоминания задним числом», 690 стр., Сан-Перебур, «Центр Средней Музыки», 2009 год. Оригинал рисунка: Croquis à l'encre de Chine. Paris, archives de la Fondation Erik Satie.
  10. 10,0 10,1 10,2 10,3 10,4 10,5 10,6 10,7 Жан Кокто «Петух и Арлекин». — М.: Прест, 2000.
  11. Иллюстрация — Jacques-Émile Blanche. «Le Groupe de six» (1922), oil on canvas, musée des beauxx-arts de Rouen, France.
  12. ИллюстрацияГазетная карикатура: «Жан Кокто представляет Эрику Сати французскую «Шестёрку», карикатура Жана Оберлея (Jean Oberle) от 1 февраля 1921.
  13. Дариус Мийо. «Маленькое разъяснение» — Mосва: журнал «К новым берегам музыкального искусства», №1 за 1923 г.
  14. Иллюстрация — портрет-автопортрет «Я и Шестёрка» рисунок Жана Кокто (тушь, бумага, 1920-е годы, примерно 1922-1923 год)
  15. Михаил Савояров. ― «Слова», стихи из сборника «Оды и пароды»: «6-тёрка»
  16. 16,0 16,1 Darius Milhaud «Notes sans musique». — Paris, 1949.
  17. Иллюстрация. — Пятеро из «Шестёрки» и Кокто (Париж, 1922 год), фотограф (пока) неизвестен. Жан Кокто, разумеется, сидит за роялем (основной композитор). Остальные (слева направо) Мийо с недовольным лицом, Онеггер, Жермена Тайефер и Франсис Пуленк. Луи Дюрей как всегда — крайний, где-то на галёрке рояля. Жорж Орик был в отъезде и он присутствует в виде рисунка (иконы) руки Кокто на стене — между Мийо и Онеггером, прямо над головой Кокто.
  18. Poulenc Fr. «Entretiens avec Claude Rostand». — Paris, 1954. — С. 31.
  19. 19,0 19,1 19,2 Франсис Пуленк «Я и мои друзья». — Ленинград: Музыка (ленинградское отделение), 1977.
  20. Иллюстрация. — пресловутая французская «Шестёрка» 30 лет спустя (сувенирная встреча 1951 года в Париже), фотограф (пока) неизвестен, к счастью.
  21. 21,0 21,1 21,2 Шнеерсон Г.М. «Французская музыка XX века». — М.: Музыка, 1964 (2-е изд. 1970 г.). — 404 с.
  22. 22,0 22,1 Медведева И.А. «Франсис Пуленк». — Мосва: «Сов’етский композитор», 1969 г. — 240 стр.
  23. Иллюстрация. — ещё более пресловутая французская «Шестёрка», 30 лет спустя (юбилейные концерты 1952 года в Париже), фотограф (пока) неизвестен
  24. 24,0 24,1 24,2 24,3 Г.Т.Филенко, «Французская музыка первой половины ХХ века». — Ленинград, «Музыка», 1983 г., 232 стр.
  25. E.Hurard-Vitard, «Le groupe des Six ou le matin d’un jour de fête». — Paris, 1987. — p.265
  26. Юрий Ханон: «Эрик-Альфред-Лесли, совершенно новая глава» (во всех смыслах). Предварительные тезисы. — Сан-Перебур, «Ле журналь де Санкт-Петербург». № 4 за 1992 г.
  27. Erik Satie «Correspondance presque complete». — Paris: Fayard / Imec,, 2000. — 1260 с. — 10 000 экз. — ISBN 2 213 60674 9.
  28. М.Н.Савояров, 2-й сборник сочинений автора-юмориста. «Песни, Куплеты, Пародии, Дуэты». — Петроград, 1915 год, стр.22
  29. 29,0 29,1 29,2 Louis Durey, Grove’s Dictionary of Music & Musicians 2001 (Музыкальный словарь Гроува на английском языке, конечно).



Книжки  (как всегда, запрещённые)

Ханóграф: Портал
Yur.Khanon.png

Ханóграф: Портал
AnTh.png
  • Rey, Anne «Satie». — Paris: Seuil, 1995 г.
  • P.Collaer. «Correspondanse avec ses amis musicians». — Mardaga: presentee par Robert Wangermee, Sprimont, 1996.
  • Dumesnil R. «Histoire de la Musique». T. 5. — Paris, 1967.
  • Encyclopedie de la musique. — Paris: Fasquelle, 1961.
  • Darius Milhaud. «Notes sans musique». — Paris, 1949.
  • Satie, Erik. «Correspondance presque complete». Рaris: Fayard; Institut mémoires de l'édition contemporaine (Imec), 2000.
  • Satie, Erik, «Ecrits». — Paris: Champ libre, 1977.
  • C. Rostand. «La musique française contemporaine». — Paris, 1952.
  • F. Robert. «Louis Durey: l’aоné des Six». — Paris, 1968.
  • B. de Boeck. « Les mélodies vocales de Louis Durey». — Catholic U. of Leuven, 1970.
  • Ornella Volta, «L’Imagier d’Erik Satie», Edition Francis Van de Velde, — Paris, 1979.



См. так’же

Ханóграф : Портал
ES.png

Ханóграф : Портал
ESss.png



см. ещё дальше



Red copyright.png  Авторы : Юрий Ханон & Анна t'Харон.  Все права сохранены.                Red copyright.png  Auteurs : Yuri Khanon & Anna t’Haron.  All rights reserved.

* * * эту статью могут редактировать или исправлять только авторы.
— Желающие сделать замечание или заметку, могут послать её посредством замочной скважины, если понимаете, о чём речь...

«s t y l e t  &   d e s i g n e t   b y   A n n a  t’ H a r o n»