Неизданное и сожжённое (Юр.Ханон) — различия между версиями

в
от, собственно говоря, и всё. Поскольку отдельная & обдельная страница по обозначенной выше теме «Мусорная Книга» (Livre poubelle) до сих пор не свёрстана и не выложена в открытый доступ, здесь не будет более ничего: ни уничтоженного, ни сожжённого, только один демонстративный огрызок. Или старый пень, если так кому-то больше нравится. Или нет... Ради ощущения справедливой компенсации считаю возможным заметить, что на территории ханóграфа во многих статьях (скрыто или явно, точно или опосредовано) рассеяны цитаты, фразы и зёрна из этого (глубоко) тавтологического издания (неизданного и сожжённого). А потому, не долго думая, я оставляю здесь очередное мягкое, отчасти, вялое или даже дряблое перенаправление на другие статьи, имеющие (кое-какое, иногда опосредованное или принципиальное) отношение к этому оборванному и замолчанному предмету, а также его теням, отражениям и проекциям (внутренним или внешним)...

1.  Карманная Мистерия (поверх всего)
2.  Каменный Гость (без возврата)
3.  Окоп (или п’ресечённый балет)
4.  Осторожная тщетность (во всём)
5.  Вялые записки (уничтоженные и сожжёные)
6.  Скрябин как лицо (том второй)
7.  Внук Короля (или история удаления)
8.  Книга без листьев (и без всего остального)
9.  Мусорная книга (поверх всего)
10.  Аркёйская книга (на прощание Эрика)
11.  Книги и Некниги (уничтоженные и не совсем)
12.  Альфонс, которого не было (и не будет, вероятно)
13.  Чёрные Аллеи (ещё больше)
14.  Три Инвалида (сожжённые в печке)
15.  Ницше contra Ханон (на пути обратно)
16.  Я занимаюсь провокаторством и обманом (интервью о последнем концерте)
17.  Воспоминания задним числом (издание первое)
18.  Два Процесса (дважды сожжённые и трижды уничтоженные)
19.  Два Гримёра (плывущие по течению)
20.  Воспоминания задним числом (взгляд со стороны)
21.  Комозитор Миша (не сожжённый, но утопленный)
22.  Не современная не музыка (взгляд изнутри)

на всякий случай напомню ещё раз (а затем и ещё раз, как известный дистиллятор минимального минимализма), что в истерической, а также натур-философской и тавтологической ретро’спективе (оглядываясь на зад) «Неизданное и сожжённое» — не представляло собой ни каталога, ни некоей суммы соответствующих работ (из серии «рукописи не горят»), хотя и собрало и включило в свои чёрные анналы несомненное большинство подобных работ (от Протагора до Фанелли). Несомненно опираясь на фунда’ментальные эссе основного автора этого ханóграфа и книги того же автора, в основном, перечисленные выше: начиная от второго тома романа «Скрябин как лицо» и (не)кончая «Аркёйской книгой» (не говоря уже о тех текстах, которые ещё находятся в работе или ещё не начаты), «Неизданное и сожжённое», прежде всего, представило развёрнутый срез идеологии, мотивации и истории вопроса применительно к человеческому материалу, развёрнутому в форме веера. Без лишних потуг на всеохватность. Но зато — с очевидным замахом на полный спектр понятий & пред’ставлений.

публикация этого труда могла бы стать крайне наглядным и поучительным пособием для понимания вторичной природы любой цивилизации. Однако это непримиримое противоречие, заложенное в её структуре, сыграло против неё. И в самом деле, какой убийца пожелает публиковать подробные описания прижизненных достижений своих жертв? — Или полный свод приговоров, которые должны быть ему вынесены, после всего?.. Скорее — отрицание станет их основным делом. Замалчивание и отрицание... «Рукописи не горят, рукописи не горят...» — Вот уже битых полвека эти попугаи, как всегда, не приходя в сознание, повторяют друг за другом одну и ту же бессмысленную мантру — поверх собственного равнодушия и подлости. Забывая одну мелочь. Сущую мелочь, после всего. — Только он один, только Всесильный может позволить себе такую фразу, — а им, которые ничего не могут, кроме слов, лучше бы помалкивать (цит. по изданию 2017 года). Отсюда прорастает и главное Внешнее свойство «Неизданного и сожжённого». Это в высшей степени само’отрицающее и тавто’логическое издание резервного характера, которое в полной мере воспроизвело снаружи всё, что имело внутри. И здесь заложен основной смысл самодовлеющей семантики этой книги. Пересчитав по пальцам все страницы, эту книгу можно было бы поставить на особую полку с надписью «до прочтения уничтожить» (классический пример саморазрушающегося искусства). С другой стороны, «Неизданное и сожжённое» можно определить как типическое произведение позднего фумизма, возникшую из дыма и превратившуюся в дым. Как и весь окружающий её мир людей, впрочем.

не заблуждайтесь попусту: как оказалось, рукописи всё-таки горят... И правда: почему бы им не гореть? — им, сделанным из бумаги, как говорят. Да, рукописи горят, прекрасно горят. Сотни раз я видел это своими собственными глазами. На самом деле не горит только — дерьмо, влажное дерьмо. По крайней мере, примерно так бы сказал Заратустра, не правда ли? — На моём месте. Или неподалёку от него...
...и ещё раз (после всего), оглянувшись на пройденный путь, напомню (на всякий случай), что это лирическое от(ст)уп(л)ение объявилось здесь, на этом месте отнюдь не ради красного словца. Страницы (статьи, эссе, сообщения) о книгах «неизданных и сожжённых» (а равно и о самóй этой книге, неизданной и сожжённой), провели в режиме тлеющей публикации более четверти века, равно как и они сами (неизданные и сожжённые). Пребывая в почти готовом для употребления состоянии (не пересоленные, не пересушенные и даже не пережаренные), они слишком долго ожидали той неожиданности, ожидать которой равно нелепо и глупо. Представляя собой классический пример неопубликованного при жизни (opus posthume) суммирующего сочинения внушительного размера, или привычного по форме redlink’а (красной ссылки) более чем с двух сотен страниц ханóграфа, эта вещь долго и терпеливо ожидала хотя бы малейшего просвета, чтобы попасть в него. Поскольку... слишком уж уникален и необычен по подаче был этот материал..., чтобы пренебречь его возможным присутствием. Тем не менее, учитывая почти полувековую отрицательную практику полной бесперспективности диалога с бессознательной популяцией Homos apiens, автор «Неизданного и сожжённого» (а равно и прочих книг, перечислять которые всякий раз не имеет смысла) с полным правом может считать себя «непримиримым», а также вне...конвенциональным типом и, как следствие, не вступать в коллаборацию с оккупантами & прочим человеческим субстратом, существующим только здесь и сейчас. А потому (вне всяких сомнений), было бы крайне вредным и неразумным делом совершать громадную & пустую работу, оформляя, выкладывая или, тем более публикуя названный текст в публичный доступ. В результате, как видно, эта книга очевидно победила... по всем направлениям, в том числе, преодолев сама себя. И повторив свой крае’угольный тезис. — (Абсолютный) момент истины, не иначе . — Момент (абсолютной) истины, не иначе. Или иначе... Наконец, когда-то же настаёт время разбрасывать камни?.. Вóт она какая была, и сама точно так же неизданная и сожжённая, без лишних слов: Юр.Ханон «Неизданное и сожжённое» (на’всегда потерянная книга о на’всегда потерянном). — Сан-Перебур: Центр Средней Музыки, 2015 г.

тем более, что с годами обоюдный маразм только крепчал. Неизданное становилось всё более неизданным, а количество его неуклонно росло, всё ближе перемещаясь в направлении уничтоженного, сожжённого или утопленного. С течением нового XXI века число ситуационных небрежений и прочего мелочного свинства планомерно увеличивалось, пока не дошло до степени нетерпимости, более характерной для соответствующего дома, чем для человеческого общежития. И даже более того... В этом мире, полностью лишённом какого-либо признака умысла, не случилось ничего, даже близко похожего на просвет. Скорее, в точности напротив. И мерзейший опыт со второй попыткой издания «Воспоминаний задним числом» (2025 год) стал тому очередным артефактом... И вот, actum est, дело кончено, — можете умилённо прослезиться, расписаться в ведомости & получить на руки классический суррогат, залитый производственным формалином.

Ханóграф: Портал

итак, достаточно. Allez, дело сделано. Вероятно, теперь имеет смысл завершить (в том числе, и ссылаться на полнейшую неизданность или сожжённость). Как нетрудно убедиться, здесь и сейчас перед вами (выложен) ещё один обрубок, уродливый обрубок того, что вполне могло бы быть, но — теперь и впредь — уже не будет, полностью растворившись в окружающей вязкой среде без возможности восстановления. Даже минимального. На месте полно...ценного текста, который собирался здесь (и не только здесь) разместиться, осталось только дряблое напоминание (и такая же страница). Напоминание о той системной вещи (нескольких вещах), которые имели отношение далеко... (и очень далеко) не только к (так называемому) внутреннему миру автора, но, прежде всего, к человеческому миру в целом, от подошвы до кончиков шляпы, — взятому изнутри и снаружи одновременно. Ещё одна душещипательная «история навыворот»: наподобие, скажем, того Альфонса, которого не было. Теперь он якобы есть, вопреки всему и всем. В отличие от всех прочих, которых не было и не будет... Неизданных или неисполненных. Подавленных или прерванных. Сожжённых или утопленных. Но и только.

Если же (также вопреки всему) у кого-то из проходящих мимо ренегатов или апологетов появится отчётливо или даже навязчиво оформленное желание как-то инициировать, спровоцировать или ускорить выкладку этого немало...важного исчезнувшего материала (если его ещё можно назвать «материалом»), никто не возбраняет обратиться, как всегда, → по известному адресу не...посредственно к (дважды) автору, между уничтожением и сожжением, пока он ещё здесь, на расстоянии вытянутой руки (левой). Между тем..., я рекомендовал бы не тянуть известное животное (за хвост) и не откладывать (его) в чёрный ящик. Лавочка довольно скоро прикроется, а затем и совсем закроется..., причём, «бес’ права переписки». — И тогда... уже никаких книг (ни уничтоженных, ни сожжённых, ни утопленных). Только привычная жвачка третьей ректификации (которую вы имеете и будете иметь впредь в ежедневном режиме).