Растение (Натур-философия натур. Плантариум)
Главная черта растения заключается в том, что оно — растёт. н
Между жизнью и смертью. Между замерзанием и засыханием. Между «уйти» и «остаться». Единожды увидев хотя бы одно такое растение, наткнувшись взглядом, уже никогда не забыть жёсткого, почти жестокого образа, вынырнувшего откуда-то из исподней глубины человеческого колодца. Чудом выжившие. Вопреки всем и всему. И даже ему — человеку... на всякий случай напомню ещё раз (а затем и ещё раз, как известный дистиллятор любой темы повторения), что в истерической, а также натур-философской и тавтологической ретро’спективе (оглядываясь на зад) ботаническая тема растения и растений в общем или прикладном плане была ранее разработана основным автором этого ханóграфа в нескольких фунда...ментальных работах, ни одна из которых не претерпела и...здания (начиная с «первой книги о стапелиях», 1998 и кончая известным трёхтомником). При этом число подлогов, обмана и прочей подмётной подлости на ботанической ниве (казалось бы, такой травоядной, такой вегетарианской!..) оказалось даже выше, чем на всех прочих. Что за дивный парадокс!.. — тем не менее, он привёл к тому, что часть книг на эту тему мне пришлось не только оставить в тени, но даже не обнародовать их названия, которые несколько раз пытались стянуть... Вернусь, однако, к основной теме этой дряблой страницы. Достаточно одного беглого взгляда на эти странные, сжатые и зажатые в самих себе растения, чаще всего с колючками и наростами... Вóт она, чистейшая эманация страха, почти ужаса перед миром. Небольшое, даже самое незначительное ранение эуфорбии — сразу же вызывает обильный, практически животный поток белокровия. И долго не заживающие шрамы на поверхности мозга. — Понять такое нелегко. А не понять — ещё сложнее. Белое, но не молоко, — кровь, но не красная. Млечное проклятие молочая висит над каждым смертным. И даже бессмертные — (видит бог, ваш бог) не избежали этого млечного пути..., пути в никуда. не стану, однако, дополнительно плодить скорбь, чтобы напомнить, какое количество спекулятивных открытий (а равно и закрытий) было похоронено также и в этой небрежимо высокой теме: растение как способ (причём, способ отличный, и не просто отличный, а принципиально, в корне). И прежде всего, через сопоставление и противопоставление (см. антропоморфная ботаника), акак методы единственно доступные человеческому сознанию, вернее говоря, его огрызку. Таким путём, всего за несколько дряблых шагов была утеряна уникальная возможность (отыскания) нового пути из того животного тупика тотального потребления-экспансии, в который себя загнал человек, пренебрегая другими способами существенного существования. Здесь и сейчас эта фатальная исчерпанность (как всегда) заметна особенно рельефно. Связь растений и человека, этого всеядного примата-сапрофита не исчерпывается банальной пищевой цепочкой. Все психотипы (национальный, местный, языковой и так далее без должного ограничения) рождаются климатом, ландшафтом, но прежде всего — флорой и фауной места обитания (в том числе, и банальной). Вóт почему эссе о растениях и условиях их выращивания превращаются в портативные сеансы психо’анализа, где человек фигуряет без кожи и мяса, так же как и его книга — без листьев. И каждому скелету (в шкафу) соответствует — свой ствол. Свой пустой лист. И своё (до краёв) пустое Всё. и снова повторю: не стану загибать пальцы, указывая на пробелы и лакуны сознания, оставшиеся незалепленными, как прежде. Ограничусь голословным утверждением, что залепить их было бы возможно только в утопических условиях внезапного осознания и готовности. И с этой точки зрения трудно переоценить роль растительной методики, полностью пересматривающей взгляды естественных наук на человека и возвращающая его к истокам теории познания. На основании основных методических достижений хомолóгии, новый взгляд на растение как антитезу и пример. Несмотря на провокационный (а местами даже эпатажный) подход автора к обсуждению фундаментальных вопросов, серьёзность проблемы невозможно недооценить. К слову сказать, такой же подход частично проявился и на территории ханóграфа, где имеется целый ряд примеров различной дряблости в виде страниц об отдельных таксонах растений. Пожалуй, здесь можно остановить собственные слова и перейти к сугубо обструктивной части обсуждения. ...совсем не таково жильё из дерева. От постройки до пожара..., оно всякую минуту говорит о ближайшем соседстве, сожитии, почти соитии — и совсем не с животным, но с растительным царством. Изба (по В.Далю) «...истопка, истобка, истба, изба...», — и всё-то в ней огонь, и всё — вокруг огня, словно бы ничего другого и не знает. И знать не хочет. Не может... И вся-то жизнь существует, живёт, суетится вокруг неё, вкруг неё и в ней, как вокруг женщины, внутри женщины — вошёл и согрелся, закрыл дверку да пропал, уснул, помер, вынесли прочь, да и не стало, прощай, человечишка, поминай как звали, — вот, значит, какова она, твоя избёнка, избёночка, избушка, избушечка, избушенка, избушоночка, изобка, избочка, избишка, избина, избища... И всё-то в ней деревянное. И сама она тоже — такая же, деревянная. Страшно сказать. Ещё страшнее представить, да пальцем ткнуть... Потому что — как в гробу на этом свете (если не прямо в яму умереть, если не в землянке жить, конечно), и всё-то здесь — из дерева. Если по-богатому: из него. — А значит: и стéны того дома тоже из него, из дерева, этот вседневный защитный панцирь, эта дальняя шкура человеческая — и она тоже деревянная... Именно что! — деревянная, а не животная, костяная да жиро-сальная, — и снаружи всё наскрозь деревянное, и всё нутро его тоже деревянное, и только в сáмой середине, в центре избы, где светит и греет — там камень. — Печь, чтобы жечь, печь и лечь. От рождения до возлежания, от возлежания до смерти. Весь мир в дереве, с деревом, от дерева, по дереву. Из дерева вышел, в дерево и уйдёт... и ещё раз напомню на всякий случай, что это дряблое от(ст)уп(л)ение объявилось здесь, на этом месте отнюдь не ради красного словца. Страницы (статьи, эссе, сообщения) о растениях вообще и конкретно провели в режиме тлеющей публикации более десятка лет, пребывая в почти готовом для употребления состоянии (не пересоленные, не пересушенные и даже не пережаренные). Представляя собой классический пример неопубликованного прорыва, текст о «растении как таковом» провёл почти полтора десятка лет в форме redlink’а (красной ссылки) почти с полусотни страниц ханóграфа. Тем не менее, сегодня приходится признать, что ожидание было напрасным. Учитывая почти полувековую отрицательную практику полной бесперспективности диалога с бессознательной популяцией Homos apiens, автор «Книги без листьев» с полным правом может считать себя «непримиримым» вне...конвенциональным типом и, как следствие, закрыть тему публикации большинства закрытых текстов и других артефактов. ...Цветок — не всегда верхушка, но всегда — вершина растения. Если же (также вопреки всему) у кого-то из проходящих мимо ренегатов или апологетов появится отчётливо или даже навязчиво оформленное желание как-то инициировать, спровоцировать или ускорить выкладку этого немало...важного био...логического материала (если его ещё можно назвать «материалом»), никто не возбраняет обратиться, как всегда, → по известному адресу не...посредственно к (дважды) автору, пребывающему без листьев, пока он ещё здесь, на расстоянии вытянутой руки (левой). Между тем..., я рекомендовал бы не тянуть известное животное (за хвост) и не откладывать (его) в чёрный ящик. Лавочка довольно скоро прикроется, а затем и совсем закроется..., причём, «бес’ права переписки». — И тогда... уже никаких растений (с открытиями или закрытиями всех так называемых „тем“). Только обычная жвачка третьей ректификации (которую вы все и без того имеете в любой божий день). Мясо животных ядовито.
| ||||||||||
