Кое-что о Даргомыжском (Из музыки и обратно)

Материал из Ханограф
(перенаправлено с «Dargomyzhsky»)
Перейти к: навигация, поиск
« Бедный Александр Сергеевич »  ( мета’морфозы )
авторы :  Yuri Khanon&Антоша Чеханте
« С(т)ранное соседство » « Любители и любовники »

Содержание



Кое-что об А. С. Даргомыжском



...но когда она ответит: «кое-что»,
значит, понимай всё что угодно...
[1]



Страшно начать, мои дорогие. О-о-очень страшно.
Ещё страшнее откладывать это дело дальше. Дым до небес...
Столько лет прошло, и вот снова... как живые. Эти два дорогих покойника.
Может быть, и не стоило бы лишний раз теребить их прах. И рыхлить землицу на холмиках...
— Дорогой Александр Сергеевич...
Антоша Чехонте (или А.Ч.) времён анекдота о Даргомыжском
Антоша Чеханте
(Мосва, ~1886) [2]

...этот маленький рассказ, вернее говоря, два маленьких рассказа, первый из которых (совсем крошечный) занимает меньше половины всей истории, я записал, кажется, в начале августа 1884 года, в имении Бабкино.[комм. 1] Между делом, за вечерним чаем, нам эти два анекдота рассказала Маша Киселёва (Мария Владимировна),[3] которая, в свою очередь, слышала его от своего отца Володи Бегичева, тогда директора московских императорских театров. Пролежав почти год в записной книжке, эта бабкинская хрустальная безделушка, в итоге, очень пришлась к месту. Само собой, я пристроил её для очередной хроники (в «будильнике»), когда больше нечем было заткнуть дырку.[4]

По правде говоря, первый рассказик (где говорится про свечку с образами для графа Соллогуба) куда лучше получился, чем второй — немного затянутый и невнятный — про Рубинштейна, который, к слову сказать, был немного того..., и не слишком любил женщин, как и его друг Чайковский. По крайней мере, об этом нужно было знать, когда читаешь рассказ. А как об этом скажешь, когда всё нельзя. И туда — нельзя, и сюда — нельзя. Одно слово: цензура... Только целоваться можно (Даргомыжскому с Рубинштейном, вестимо, а всем остальным даже и того не разрешается). — Но я не об этом. В общем, представляется теперь так: в итоге, если вернуться к этим двум безделушкам, можно было бы их — совсем иначе сделать. Вот, например, очень правильно было бы отделить первый анекдот (про то как Даргомыжский и Соллогуб, даром что граф, в Москву приехали) от — второго (чисто музыкального). Да ещё и развить, как следует. До маленького сказа. Если бы мне позволяло место в журнале, я и сам бы так сделал. Но тогда — второпях — было не до разсуждений. Наскоро переписал из книжки в лист — и с глаз долой. В номер. — Даром что Даргомыжский.

Теперь — совсем не то дело, конечно. Теперь можно медленно, тихо... С чувством и расстановкой — всякое слово осмаковать и в строку. На своё место... Или — на чужое, но тоже с расстановкой. Не торопясь, значит. — Вот я о чём ноне говорю.





Кое-что об А. С. Даргомыжском

— Вот первая маленькая быль об А.С.Даргомыжском, некогда слышанная мною о нём от одного из его почитателей и хороших знакомых, Вл.П.Б-ва.[комм. 2]

*  *  *

   Случилось, что Александр Сергеевич и автор «Тарантаса» граф В.А.Соллогуб по приезде в Москву остановились в одно и то же время на квартире господина Б.[комм. 3]
   Однажды в сумерках граф лежал на диване и что-то читал, а композитор стоял посреди комнаты и думал думу.
   — Послушай, Александр Сергеич, — обратился литератор к композитору, — будь другом, поставь поближе ко мне свечу, а то ничего не видно...
   — В данную минуту мне приходится оригинальничать, — сказал Даргомыжский, принимая с комода свечу и ставя её на столик перед В.А.Соллогубом. — Обыкновенно я ставлю свечи перед образами, теперь же приходится ставить свечу перед образиной... [5]


( Мосва, май 1885 — май 1904 )
Антоша Чехонте  (Чехов)
или «брат своего брата».




Кое-что о Даргомыжском



...но когда она скажет кое-что,
так уж лучше бы молчала...
[1]



     Вчера обнаружил чудесный рассказ Чехова. На мой вкус — этакий Хармс.
     Однако написан неважно. И слог явно хромает. Ну я, знамо дело, доработал немножко.
     И вот он, смотрите-ка, — уже здесь, Ханон заместо Чеханте :

*  *  *

   Раз случилось так, что Даргомыжский и граф Соллогуб остановились на одной и той же квартире.
      Дело было в Москве, конечно.
   Однажды в сумерках граф что-то читал, лёжа на диване, а композитор расхаживал по комнате и чего-то себе думал.
   — Послушай, душа моя, — говорит Соллогуб композитору, — будь милым, поставь мне свечку, а то читать больно плохо...
   — Что за оказия! — протянул Даргомыжский, поставив свечку перед Соллогубом, — прежде я ставил свечи только перед образами, а вот, гляди-ка, сегодня перед образиной пришлось поставить...  (конец цитаты)


( Санта-Перебурга, 12 фе 214 )
каноник Юр.ХанонЪ



Кое-что о Дармыжском-2



...но когда она скажет кое-что,
только руками и разведёшь...
[1]



     Месяц на зад нашёл я где-то по случаю дивный рассказик Чеханте. Почти — Хармса.
     Однако — вот неприятность! Сюжет явно хромает. И слог. И всё остальное. Вот я его и переделал..., ради пущей belle trice.
     И гляньте, он уже здесь!.. Вместо Чехова — Ханон, вестимо:

*  *  *

   Как-то случилось Дармыжскому и графу Соллогубу приехать в Москву, да и остановиться случаем на одной и той же квартире.
   Раз вечером граф прилёг на диван и что-то читал, а композитор слонялся посреди комнаты и о чём-то соображал.
   — Послушай-ка, Лександр Сергеич, — начал издалека писатель, — будь милым, поставь свечку поближе, а то читать темно...
   — Я бы тебе, конечно, поставил, друг мой, — со скукой ответствовал Дармыжский, — да ведь ты ж ещё не покойник, чтоб тебе свечку-то ставить...  (конец цитаты)


( Санта-Перебург, 15 ещё мра 214 )
каноник Юр.ХанонЪ



Кое-что о Дагомыжском-3



...но когда она скажет кое-что,
разве ей кое-что ответишь...
[1]



      Два месяца тому на зад наткнулся на чудный рассказ Ап.Чехова. Почти Да.Хармса.
     Правда, анекдот откровенно слабоват. Да и написан кое-как. Вот я его и переписал..., тоже кое-как.
     Сегодня — он уже здесь!.. Вместо двоих Чехова и Хармса — один Ханон. Мена невидная... Смотрите же (у меня):

*  *  *

   Как-то вышло, что композитор Дагомыжский и граф Соллогуб оказались каким-то случаем вместе в одной Москве, да ещё и на одной квартире.
   И вот, первым же вечерком граф прилёг на диван кое-то почитать, а композитор — тот встал в центре комнаты и начал кое-что себе размысливать.
   — Друг мой сердечный, Ляксандр Сергеич, — будто издалека начал писатель, — а не будешь ли ты так добр, чтобы переставить мне свечу поближе, а то ведь читать совсем не видно...
   — Да я бы, может, и рад переставить, — задумчиво отвечал Дагомыжский, — да ведь тебе, друг милой, и безо всякой свечи ужé ни-че-го не светит...  (конец цитаты)


( Санта-Перебур, 23 ещё аплер 214 )
каноник Юр.ХанонЪ



Кое-что о Даромыжском-4



...но когда она скажет кое-что,
бывало, только рот и раскроешь...
[1]



     Давно уже, значит, — три месяца тому прошло: нашёл кое-где премилый рассказ Антона Чехова.
     Да и не просто рассказ какой-то, а быль настоящую, про двух каких-то злодеев: вероятно, от искусства.
     Правда, сюжета там никакого. Но зато — очень короткий... рассказ! Вот мне и захотелось: кое-что добавить, чёрт.
     И глядите, вона, — вариант четвёртый: Юр.Ханон, «рассказ Чохова о Даромыжском».

*  *  *

   Случаем раз так вышло, что Даромыжский (один как перс) и граф Соллогуб (без графини) квартировали в этой Москве..., — вместе и в одном месте.
   В первый же вечер у них так получилось, что граф лёг на кровать с книгою (не с княгиней), а композитор (опять один как перс) встал кое-как посреди комнаты, будто бы подумать насчёт новой мелодии.
   — Душа моя, Сашенька, — некстати прервал его мысли граф, — подай мне сюда поскорее свечу, а то читать больно-то темно...
   — Знать, я бы и рад подать, ваше превосходительство, — ответствовал ему в тон Даромыжский, — да ведь тебе, небось, ужé и без меня бог подáл...  (конец цитаты)


( Сана-Перебур, 25 ещё мяа 214 )
каноник Юр.ХанонЪ



Кое-что о Дармыжском-5



...но когда она скажет кое-что,
хоть рот затыкай, хоть уши...
[1]



     Слушайте. — Уже давно и подавно, прошлой зимой это было: шёл я вдоль по панели, да и
     наткнулся, случаем, левой ногой на кое-какой дурной залежалый рассказ этого Антоши Чеханте.
     Признаться, он мне понравился чем-то, незримо. Несмотря даже на всю бесцельность и вялую дурость свою.
     И даже, отчасти, какую-то мерзятину особли́вую, хотя много обещающую (в будущем этого Чехова)...
     И вот, значит, результат: я уже в пятый раз его переписываю, за Антона, брата моего покойного...
     Только ради того, чтобы читать было не так противно. И хоть искра мысли блеснула...

*  *  *

   Раз было, один композитор Дармыжский и ещё один граф Сологуб (который писатель) наехали в эту Москву по кое-какому малому делу.
   Квартировали с ним вскладчину, конечно, чтобы местных дармоедов не баловать и самим в изъян не входить..., глубже обычного.
   Вечером это дело было... Граф-то (даром что писатель) слегка оскотился на кровать почитать про чтение, а у композитора никакого почтения к чтению не было, в тот раз. И он остался стоя, вроде музыку себе думает...
   — Дружок мой, Лександр, — вдруг сказался граф из своего угла, — будь мил, дай-ка сюда одну свечку, а то читать ничего не вижу.
   — Да пошто ж всего одну свечку-то? — сразу отозвался этот Дармыжский, — что-то, я гляжу, вы не по годам скромны, мой друг. А не пожелаете ли сразу целый свечной заводик?..
   ...Так ведь и нé дал свечи, варнавец. Даром что — композитор!..  (конец цитаты)


( Сан-Перебур, 25 ещё иня 214 )
каноник Юр.ХанонЪ



Кое-что о Дагомыжском-6



...но когда она скажет кое-что,
после хоть стой, хоть падай...
[1]



     Помнится, шёл я по панели той зимой, да и споткнулся о некую книжонку. Насквозь, значит, обледенелую.
     Поднял с досадой, зачем-то. Хотел было обратно бросить, но смотрю — ба! Да это ж старик Чеханте!
     Открыл (опять зачем-то) и вижу: «расказ (так написано) про Дагомыжского». Значит, это название.
     И внутри всё в таком же роде, несколько строчек. А всё остальное, ниже — чистые листы.
     И вот, значит, поставил я перед собой цель — дописать эту гениальную книжку, почему-то
     брошенную Чеховым на полдороге. Не знаю, почему. Наверное, болен был... Или же поглупел безвременно.
     В общем, чего уж тут лишнего говорить, глядите сами, что у меня из него получилось, между делом:

*  *  *

   Малоизвестный в узких кругах дворянства копозитор Дагомыжский и знаменитый там же песатель граф Солодуб как-то наехали в Москву.
   Комнату в какой-то местной избе сняли одну на двоих, чтобы слегка сэкономить. Да заодно ещё и не так скушно будет, вдвоём-то, как известно, жизнь скоротать быстрее.
   Раз вечером граф Оный в углу лёжа читал на кровати богоугодную книжку, а копозитор — тот застрял у окна без особого призвания, только какие-то скрипки себе выдумывал.
   — Ляксандр, дорогой мой человек, — издалека начал граф, — света белого не взвижу, темно у меня в глазах, будь другом, поставь мне свечу.
   — Ась? — живо переспросил Дагомыжский, — что-то я недослышал, друг мой, тебе свечу-то чогó: поставить или вставить?..
   ...И то правда, родимый, ко́ли свечу вставишь, так в глазах уж тёмно не будет!..  (конец цитаты)


( Са-Перебур, 25 ещё илюя 214 )
каноник Юр.ХанонЪ



Кое-что о Дагормыжском-7



...но когда она скажет кое-что,
значит, так тому и быть...
[6]



     Вот уже полгода тому было, как наткнулся я в неких анналах на один старинный рассказ Антоши Чеховскóго.
     Потому что жил в своё время на Руси такой малый бытописател, в позапрошлом веке это случилось, значит.
     И написал он ради заработка в газете странный какой-то рассказ, про одного равновеликого копозитора Дагормыжского.
     Не буду кривить душой: не понравился мне этот рассказ. Крепко не понравился. Потому что это не порядок,
     когда какие-то писатели о копозиторах пишут. Наоборот всё должно быть. И вот, задался я благородной целью
     внезапно восстановить справедливость. И сделал всё наоборот, не как было. — Правда, я не копозитор...
     И даже не писател. Но в результате — наплевать, потому что получилось всё как нельзя лучше. Можете сами проверить:

*  *  *

   Как-то раз один писател граф Соллогуб и другой не писател не граф Дагормыжский наехали в Москву по малой нужде.
   Комнату сняли одну, да подешевше, чтобы монету зря не терять. Да заодно — ещё и поразвлечься как следует, друг перед другом. Потому что люди, которые при искусствах подвизались, они завсегда такое дело любят...
   И вот, первым же вечером писател граф немного прилёг в ближнем углу почитать красивую книжонку, а не писател не граф попросту слонялся из угла в угол, да глаза на потолок свой таращил, вроде как музыку себе невидную придумывая.
   — Эй, копозитор малый, — как будто невзначай окликнул его граф-писател из угла, — сунь-ка мне свечу поскорее, а то буквы что-то не взвижу, ни одной...
   — Погоди, щас суну, — охотно отозвался этот не писател, — только ты потом, давай, не жалуйся, друг ситный, что теперь тебе и всей книжки не разглядеть!..  (конец цитаты)


( Сан-Перебу, 25 ещё ауста 214 )
|каноник Юр.ХанонЪ



Кое-что о Даромыжском-8



...но когда она скажет кое-что,
едва на ногах и удержишься...
[6]



     От греха подальше, знаете ли. Отвернувшись от обезьян современности, не лучше ли лицом туда, — к вечности...
     Кажется, вот уже восьмой раз за последний год мне приходится перелицовывать нáново один и тот же,
     порядочно навязший в зубах рассказ молодого писателя, Антончика Чехова... Ну, я бы ещё понял, если бы — наоборот.
     В том смысле, чтобы лучше он переписывал мой, чем я — его. Однако с этим у нас дело с самого начала
     как-то не заладилось. А потому вот и результат: снова мне одному приходится продолжать ещё раз, да ещё и в
     том же духе, что прежде. И вот послушайте: каков он был на самом деле, исторический рассказ этого Чехова...
     «Быль» историческая, как он сам про это сказал... Вот именно что — сплошная пыль эта быль...

*  *  *

   Однажды в студёную зимнюю пору графь Сологуб и комозитор Даромыжский осели на пару дней в Мосве.
   Квартиру, вестимо, наняли одну на двоих, одну и ту же, чтобы хорошенько погреться да позубоскалить среди зимнего солнцестояния. Однако позубоскалить не слишком-то вышло. А потому и стало им порядочно досадно и скучно. И то правда: о чём зубоскалить графу с каким-то комозитором!
   Первым же вечером означенный Сологуб от скуки подальше взял нравоучительную книжку, да и завалился поглубже в кровать, чтобы почтить её прочтением, а комозитор тем временем откровенно бездельничал, сочиняя какие-то мелодии, якобы про русалку, которая вот-вот умрёт.
   — Слушай, бедняга божий, — наконец, сжалился графь, — перестань мытариться по всей комнате, лучше сделай хорошее дело, дай мне свечу со светом.
   — Свечу-то я тебе дам, пожалуй, — недовольно проворчал комозитор в ответ, — да только, боюсь, она тебе не поможет, со светом. Даром что ты графь, я слыхал, а ведь одно слово — темнота!..  (конец цитаты)


( Са-Перебу, 26 ещё сентря 214 )
каноник Юр.ХанонЪ



Кое-что о Дардомыжком-9



...но когда она скажет кое-что,
сделай вид, будто не расслышал...
[6]



     Думаю..., теперь уж мало кто из старожилов вспомнит такого бытописателя прошлых лет: Чхов была его
     фамильярная фамилия. Сказать стыдно... А звали его до тогó уж срамнó, что и вовсе назвать не могу, вслух.
     Например, чтобы как-нибудь неосторожно не оскорбить небесной красоты эту девушку, которая сейчас читает мою
     беллетристику в голом виде. А потому, пожалуй, поскорее оставим этот разговор. Потому что он — пустой.
     И ничего путного из этого короткого пальца не высосешь. Кроме (разве что) одного маленького рассказика
     в том же духе, что и прежде. И вот слушайте: пыльная историческая быль этого Чхова без имени...,
     этого пресловутого Чхова, который мало того, что сам пересказал этот рассказец с чужого голоса,
     так теперь ещё и мне сугубо иносказательно доверил вам собственноручно пересказать его ещё раз,
     потому что сáм он уже давным-давно ничего не может. Значит, теперь я за него. Итак, ловите слово поэта...

*  *  *

   Бывало прежде, комоситоры да псатели — не чета нынешним! Это только теперь они измельчали, хуже клопов да вшей стали, а в прошлые времена громадные личности были, не хуже осла или бегемота.
   И вот, как-то раз, два этих мастодонта прошлых эпох, псател Солодуб и комоситор Дардомыжкий понаехали в старую белокаменную Мосву, чтобы остановиться там на пáру дней (и ночей тоже пáру, значит).
   Квартиру, вестимо, наняли тоже на пáру, не то по лености, не то по какому-то злому умыслу. И поселились в ней тоже на пáру, даром что мастодонты прошлых эпох...
   Первый день прошёл у них в малых и средних склоках, чтобы не говорить о большем. Затем псател Солодуб решил, что молитвенную книжку почитать будет вернее, чем тратиться на всяких мелких комоситоров, да и прилёг с ней в диван, а Дардомыжкий — тот сызмальства читать не умел, злоупотребляя музыкой и великорусским фольклором втуне, а потому только свистел и оперы свои на память выдумывал. Так у них и прошóл тот плохой вечер.
   — Эй, комоситор ты этакий, — вдруг прервался псател, — кажись, темно здесь стало, будь так проворен, протяни-ка мне малую свечу.
   — Оно бы, вроде, и можно протянуть, — нехотя отозвался комоситор, — да только свеча-то у меня нонче совсем не тянется. Видать, вконец пересохла, дрянь церковная...  (конец цитаты)


( С-Перебу, 25 ещё отря 214 )
каноник Юр.ХанонЪ



Кое-что о Гардомыжском-10



...но когда она скажет кое-что,
сделай ей кое-что за это...
[6]



     Сегодня праздник. В юбилейный, десятый раз я (аки провиденциальный литературный негр из белого дома)
     опять вынужден кропать в поте лица своего рассказец — и опять за того известного лодыря Антона Чеховáтого.
     Этот крупнейший ленивец, как уже давно выяснилось в ходе следствия, специально заразил себя чехоткой, а
     затем женился на каком-то престарелом книппере, да и помер вскоре... И всё только ради того, чтобы бросить своё
     захудалое празднописание и свалить всю свою накопившуюся за двадцать лет литературную муть — на меня. И вот итог.
     В наше время, в этой некрасивой обстановке, безо всякого книппера и чехотки, я кропаю за него евоные с... рассказцы, один за другим...

*  *  *

   Как-то раз, брат Антон, — говорю я для начала, — собралися два мелких насекомых нашего искусства, (имён я их называть не буду, чтобы они на меня в суд не наклеветали) но только скажу, что первого из них звали граф-псател Солобуг. Для краткости ниже стану называть его просто графом-Аном. А второй, и паче того — зиц-комозитор какой-то, по имени Гардомыжский, значит, ниже читай: просто «Русал».
   И вот, стало быть, заехали они как-то раз, этот Русал с графом-Аном в Мосву, а тогда вся мосва-то была маленкая, попросту даже — ничтожная, не чета нынешней раковой опухоли — блоха на лошади за день объедет! Потому и квартира для графа-Ана и Русала во всей столице нашлась только одна, да и та — в одну комнату. Так что осо́бо не разгуляешься.
   И вот, поселились они в тесноте и обиде, затаив присную злобу друг на друга, да на Мосву, по́гань эту северную. Правда, злились они не всё время, иной раз прерываясь и для иных мирских дел. Граф-ан всё же решил в какую-то минуту отдохновения облокотиться на кресло и книжку немного умную почитать, раз уж самому́ бог ума не́ дал, а Русал и вовсе де́ла себе не сыскал достойного, знай, весь вечер рыбный хвост сидел теребил, да насвистывал всякую дрянь из своей будущей оперы «Каменный гвоздь».
   — Слышь-ка, просьба у меня к тебе накопилась, — вдруг возник из своего кресла граф-Ан, — прерви на мгновение свой свист богомерзкий, и дай-ка лучше мне свечу.
   — Свист-то я может и прерву, конечно, — нехотя прервался Русал, — да только, вишь-ты, свеча у меня осталась всего одна, да и та — богомерзкая. И светить толком не светит, а только подогревает...  (конец цитаты)


( С-Переб, 25 ещё нобря 214 )
каноник Юр.ХанонЪ



Кое-что о Даром-му́жском-11



...но когда она скажет кое-что,
так в глазах всё и стемнеет...
[6]



Копоситор Александр Даромыжский времён рассказываемого анекдота
копоситор Ал.Дармыский [7]


Сегодня..., друзья мои, настал ещё один очень печальный день. Даже страшно произнесть.
Кажется, ныне кончается этот мой цикл, месячный, как это широко у них при́нято, совсем не по-мужски... Сожалею, но ничего не могу противо поставить. Много, очень много времени утекло. Говорят, лет уж сто назад это случилось, сугубо примерно в те времена, когда случилось известное по хроникам событие. Известный в народе писака и скорбный мерзавец, Антон Чехопи́льский, умирая (в свою очередь) от собственных страшных месячных, которые почему-то пошли у него горлом, благодаря своей предыдущей обширной врачебной и враческой практике, прилюдно завещал (ся), чтобы почему-то именно я поднял его упавшее знамя и продолжил дело всей жизни. И вот, оно, кажется, свершилось. Невзирая ни на что и ни на кого: продолжаю. Подняв высоко упавшее его знамя. И тоже харкаю какими-то странными месячными. — Значит, опять 26.



*  *  *

   Случалось..., так случалось, — не раз в своей жизни Антон случался. И не два. Но раз, случилось нечто такое, чего с ним никогда не случалось. Нежданно-негаданно, два наших столичных корифея, (оба анонимы, разумеется) приехали инко’гнито в Мосву-белоствольную. Первый из них был какой-то кропатель невидный, граф Фоллогуб. А второй, впрочем — тоже кропатель, но больше по мусики́йской части, и звали его Даром-что-му́жской.
   И вот, прийшед они раз в Мосву белоствольную, остановились они в невидной избушке с банею на двоих. А дело зимой было, жаль что сразу-то не сказал. Зна́чить, холодно. Носа из избы наружь не высунешь. Потому — плохо дело.
   Так вот сидели они сиднем в дому и хошь-не-хошь, творчеством занималися, из-под волос что-то вытаскивали. Даром что му́жской всё более по своей части приударял, значить, по барабану, а Фоллогуб — только по малой нужде, литературой своей нечестивой подтирался. И вот, как-то опять вечор сидят они, Фоллогуб книжку листает по-малому, а Даром-что-му́жской от скуки потолок белит да напевает знаменитую арию вороно́го мельника пополам с верной вороной.
   — Ну ты б лучше при-заткнулся, мил друг, — наконец, не выдержал Фоллогуб, — а то от твоего воя богомерзкого уже всё нутро чадит как от сивухи. Сбегай-ка лучше по морозцу в баню, мил друг, да принеси-ка мне оттудова свечку воска ярого, чтобы мне светлее литературу листать было...
   — Заткнуться-то мне не диво, — с готовностию в ответ напел ему Даром что му́жской, — но ты уж молви слово, друг ситный, да пошто́ ж тебе свеча? И не для того ли тебе, от Богу, неугасимый светоч разума даден, чтобы мне-то в баню теперь — и до́ смерти больше не ходи́ти?..  (конец цитаты)


( С-Пере, 26 ещё дебря 214 )
каноник Юр.ХанонЪ



Кое-что о  Дарому́жском-12



...но когда она скажет кое-что,
тут, знать, всё и кончится...
[6]



Граф Владимир Иванович Соллогуб, заснятый тут во времена (его) анекдота с Даромыжским
грав Вл.Соллогуб [8]


Знать, плохо дело, сегодня... тут у нас трауер... опять случился. Хотя и нежданный. Как всегда.
— Вот потому-то, в память о безвременно погибшем рабе божием, Ан-Тоне Чухове, а тако же и многих рабах евоных, виднейших коропози́торах и пипоса́телях нашей земли русской, как то: Слычевском, Панслевском, Дармужском, Фалогубе, Гардыжском и Ханыжском, перечисляя далеко (не всех), [комм. 4] составляю ныне я оный траерный некро́лог, единовременно умываяся скупой слезою апосто́графа. — Ну, навроде как строю заново на месте старого пепелища — ещё одно капище поганое языческое в честь срамного бога Ярила, давно скинутого наземь христианскими детищами. — Не буду зазря повторять: какого. Того ещё, старого, с трёхчленом гегелевым вместо главы. И вот, в качестве финальной отходной мессы, пою я ещё одну старую песню. Двенадцатую, как Саша Блок. Оставляя, стало быть, вас всех здесь неприкаянными сиротами — с грудью полной слёз и неземной благодарностью к себе... Впрочем, оставим пустые надежды.
— Благодарности ли нам ждать здесь..., в этой юдоли сплошной неблагодарности и всяких других чувств.



*  *  *

   Регулярно в своей жизни обжираясь у жриц и отовариваясь у древнейших товарок по профессии, идол наш светлейший, Антон Чухов и сам к ним немало относился. Как и все прочие «гении», не приведи господь. А тако же ходили под богом и прочие наши корифеи, не исключая относительно Великого пипоса́теля Фалогуба с коропози́тором Дарому́жским.
   Было раз, приехавши они в поганый град Москов, сняли ради того баню деревянную, а при ней и невидную комнатку для отдыха, одну на двоих. Хоть и было их в тот раз — трое, не считая пса поганого...
   А дело страшной зимой случилось, совсем не чета нынешним огрызкам да огаркам. Кажись, всё на свете перемёрзло, и даже последняя водяная прорубь задубела, как религиозная утварь. Но что делать! — зря, что ли приехали, время терять! Натопили баню докрасна, нагнали туда с десяток девок приблудных, ради сугреву, да и зачали творчество гнать на пару. Дарому́жский — он всё более по своей части приударял, по русалкам, а Фалогуб — всё только соответствующую литературу перелистывал, да пёр горбатого. И вот, как не заладилось у Фалогуба с одной из девок какую-то очередную свою фабулу вытворить, пипоса́тельскую, так он и возопил из своего угла бани.
   — Друг мой сердешный, Сашка коропози́тор, молю тебя, зажги со всех сил с того-то конца, да подсунь-ка мне скорее свечку воску ярого...
   — Ага, пипоса́тель чортов! — не без особого торжества из своего конца сразу отозвался Дарому́жский, — значит, плохи дела у наших сервильных поганцев, лижущих подножия трона?.. — А вот ка́к возьму, да и не подсуну свечи тебе, чтоб сгинул ты во тьме нашего века самодержавного мракобесия, да наслажуся вволю картиною твоего рабского позорища!..  (конец цитаты)


( С-Пер, 25 ещё янря 215 )
каноник Юр.ХанонЪ



Пояс ’ нение


Давайте (я так сказал) не будем — попусту поясничать..., и просто — признаемся. Эта странная маленькая бижутерия, равно дешёвая и блестящая, равно драгоценная и пыльная (не исключая, впрочем, и прямо противоположных вариантов со своими теневыми сторонами) появилась здесь (и не только здесь) — глубоко по случаю. И только по нему.

— Впрочем, далеко не по одному, чтобы не называть имён и фамилий...
...каноник Юрий Ханон (естественный балансир для Антоши Чехонте)...
Юр.Ханон (Сан-Пур, 210) [9]

И первым же случаем придётся назвать — Её..., значит, мою Большую Странную С(т)раницу, которую я был вынужден (причём, буквально, «вынужден») начать вести в сети под давлением Его..., этого большого зверя, которого трудно назвать простым и красивым словом. И здесь бы мне к лицу остановиться, и не продолжать эту навязшую (промеж зубов и ушей) тему, однако — не тут-то было... Разве можно умолчать..., тем более — о Нём, о звере, которого трудно назвать простым и красивым словом... Потому что Ему куда более к лицу — сложные и некрасивые. И здесь, не особо мудрствуя, я назову этого зверя прямо в лицо... Поскольку имя ему — тотальное социальное свинство той части животного мира, которая (по какому-то недо’умению) называет себя людьми.
Оставим эту тему..., она не слишком-то богата. Внутри моей Одной Большой страницы можно было найти ещё с полтора десятка других, ничуть не менее крупных страниц. Как иногда говаривал приснопамятный Козьма, «во всех частях земного шара имеются свои, иногда даже очень любопытные, части».[10] Одной такой частью и стал — «Бестиарий».

Страница, вынужденно посвящённая человеческому зоопарку.

— Тому зоопарку, которому я никогда себя не навязывал, от которого — ушёл вон, чтобы сделать свою жизнь вдали от него, и который, тем не менее, постоянно продолжал (и продолжает поныне) лезть ко мне, навязываться и показывать свою (в лучшем случае) козью морду. Исполать ему за это — троекратно и чуть выше ватерлинии...

— Именно там, с маленьким ходом раз в месяц и появились эти маленькие рассказы, вернее сказать, анекдоты или драгоценные безделушки (то ли минималистические, то ли дымистические) — из жизни копоситора Даромыжского и псателя Салогуба.

В качестве интермедии — между обыкновенной тупостью и бездарщиной: кровью и гноем, которую обычно называют человеческим с’обществом, пол’литикой или пара’литикой. Как всегда, в узком жутком промежутке между рвотой и поносом..., мой дорогой. — Нетрудно убедиться, что маленькие анекдоты о Дармыжском появлялись (с не-завидной регулярностью) ровно год: с фераля 214 по янар 215. Именно потому их и набралось двенадцать, по числу ослов в стойле. Ну да, ну да..., знать, «плохи дела у наших сервильных поганцев, лижущих подножия трона?.. — А вот ка́к возьму, да и не подсуну свечи тебе, чтоб сгинул ты во тьме нашего века самодержавного мракобесия, да наслажуся вволю картиною твоего рабского позорища!..»[11] Тем не менее, цикл этот включает в себя ещё раз, два, три, четыре и четырежды четыре, и четыре на четыре, и ещё потом четыре...,[12] — не опубликованных ни там, ни здесь, ни ... — и относящиеся к той части полного архива ХХ, которая называется прилагательным сказуемым подлежащим уничтожению ... — подробности по́чтой, в общем, спешно откланиваюсь, до свиданья, месье, и постарайтесь впредь не слишком попадаться мне на глаза..., — пока не кончилось.

— И что, вы хотите сказать, мне интересна эта ваша «политика»? Чёрта с два! Это ва́м, ва́м она интересна, вы́ её делаете, и ва́с она делает, эта суета и срамота, сплетни и склоки вашей маленькой деревеньки размером с шарик. Земной или воздушный. Потому что..., какой бы костюм с галстуком ни был надет на эту обезьяну, всё равно вылезет..., если не хвост — так лапа, а если не лапа — тогда, копыто. — Вот и вся моя вам служба ... новостей. Вкратце. А подробности — ниже. Чуть выше ведра...»[13]


Ком’ментарии

  1. В этой усадьбе Бабкино (у четы Киселёвых) Антон Чехов гостил летом 1874 и 1875 года. Как пишет в своей книге воспоминаний Михаил Чехов (младший брат Антона), «Киселёвы были близко знакомы с Даргомыжским, Чайковским, Сальвини. <...> Брат Антон был страстным любителем искать грибы и во время ходьбы по лесу легче придумывал темы. <...> Возвратившись из лесу, пили чай. Затем брат Антон опять усаживался за писание, позже играли в крокет, а в восемь часов вечера ужинали. После ужина шли в большой дом к Киселёвым. Это были превосходные, неповторимые вечера. А.С.Киселёв и В.П.Бегичев сидели у стола и раскладывали пасьянсы. Е.А.Ефремова аккомпанировала, тенор Владиславлев пел, а все Чеховы усаживались вокруг Марии Владимировны и слушали её рассказы о Чайковском, Даргомыжском, Росси, Сальвини...»
  2. О том, кто такой Володя Бегичев — уже было сказано выше. Достаточно и того одного повторить, что он был отцом прехорошенькой Маши Киселёвой (она была его ранней дочкой, от первого брака, даже и в те времена, когда он уже давно состоял — во втором). Кроме того, он долгие годы служил при министерстве двора и числился управляющим (в том числе и по репертуарной части) московскими императорскими театрами.
  3. В третий раз я не стану уточнять, кто был этот «господин Б.», а также его жена, тоже госпожа Б., и под тою же фамилией.
  4. В перечисленных фамилиях сделано слишком много ошибок, либо это люди несуществующие и выдуманные. Во всяком случае, мало кого из них удалось идентифицировать в качестве исторических личностей или (хотя бы) литературных персонажей.

Ис’точники

  1. 1,0 1,1 1,2 1,3 1,4 1,5 1,6 Юрий Ханон. «Ювенильная тетрадь» (181-201). Том первый, стр.22. — Сана-Перебур. «Центр Средней Музыки» — специально для внутренней документографии Хано́графа.
  2. Иллюстрация.Антоша Чеханте, А.Ч. (Чехов), или «брат своего брата», фотография чуть позже рассказа «Кое-что о Даргомыжском», Мосва, 1886-87 г.
  3. Михаил Чехов. «Вокруг Чехова» (встречи и впечатления). — М.: Московский рабочий, 1964 г. — стр.150-151
  4. Рассказ А.Ч. «Кое-что об А.С.Даргомыжском» был опубликован в журнале «Будильник» №20 за 1885 год (стр.236), который вышел в конце мая (дозволен к печати цензурой 24 мая 1885 года).
  5. А.П.Чехов. Сочинения в 18 томах (полное собрание сочинений и писем в 30 томах). — М.: Наука, 1975 г. — Том 3. (Рассказы 1884—1885 гг. Юморески. «Драма на охоте»). — стр.440
  6. 6,0 6,1 6,2 6,3 6,4 6,5 Юрий Ханон. «Ювенильная тетрадь» (181-201). Том первый, стр.23. — Сан-Перебур. «Центр Средней Музыки» — специально для внутренней документографии Хано́графа.
  7. Иллюстрация. — копоситор Александр Сергеевич Даргомыжский (автор «Русалки» и «Каменного гостя»), иллюстрация примерно тех времён (1860-е), что описаны в этом странном анекдоте.
  8. Иллюстрация. — граф Владимир Соллогуб (автор «Тарантаса»), фотография примерно тех же времён (1860-е), что описаны в знаменитом рассказе Антона Чхова.
  9. Иллюстрация.Юрий Ханон. — Сана-Перебур, мар-2010, среднее уточнение — для каноника.
  10. «Сочинения Козьмы Пруткова». — Москва, «Художественная литература», 1976 г. — стр. 121
  11. Юр.Ханон, «Кое-что о Дармыжком» (сборник малых форм, способных к увеличению). — Сан-Пург, Центр Средней Музыки, 205-215 (для внутренней документографии Хано́графа).
  12. Даниил Хармс. Полное собрание сочинений: в четырёх томах. — Сан-Перебур: Гуманитарное агентство «Академический проект», 1997 г. — Том третий, стр.31: «Миллион».
  13. Юр.Ханон, впереди-словие к заднику «Бестиария». — Сана-Перебур. «Центр Средней Музыки», 2014 г.


См. тако же

Ханóграф: Портал
Yur.Khanon.png
Ханóграф : Портал
MuPo.png




см. ещё дальше →





Red copyright.pngAuteurs : Yuri Khanon & Ант.Чехов.   Red copyright.png  Все права сохранены.   Red copyright.png   All rights reserved.

* * * эту статью может редактировать или исправлять только автор.

— Все желающие сделать замечания или дополнения, — могут использовать обходной манёвр...

* * * публикуется во второй раз : текст, редактура и оформлениеЮрий Хано́н.



« stylet by Anna t’Haron »