Духовое и духовное (Из музыки и обратно)
( два маленьких письма от моих добрых читателей )Вся жизнь местами выглядит как мыло...
— Спрашивается: и что же я теперь могу ответить этому человеку, приславшему столь высокий образчик дурного тона...[комм. 1] Видимо, после чтения моих рецензий и хроник в газете «Звезда» в этой натуре иссякли последние остатки деликатности и элементарного воспитания, если он посчитал возможным поглумиться над нашим семейным несчастьем.
...ну и, пожалуй, самое главное, напоследок..., и без того уже — дым до небес. Поскольку мне (божьей милостью) прекрасно известно, кто именно попытался скрыть своё лицо за скромным инициалом «С», я намеренно не стану отвечать на его расспросы. Насколько мне известно, вот уже шестой год этот человек усердно практикует игру на офиклеиде (с чем, видимо, и связан его острый интерес к моей духовитой статье).[комм. 3] Таким образом, скрыв от него таинственные причины и обстоятельства смерти моего родственника, я имею все основания надеяться, что и он (в силу своего поэтического дарования) в ближайшие годы последует по его стопам.
«...Во второй лошадиной части один за другим вступают со своими яркими соло инструменты замечательного семейства костяных цефалофонов, с диапазоном в тридцать шесть малых октав, абсолютно «неиграбельные». Некий известный музыкант-любитель, макроцефал Д. из Вены (Австрия) попытался в 1875 году воспользоваться нижним сифоном в «до»,[комм. 4] однако, во время исполнения медленной диатонической трели инструмент неожиданно взорвался, сломав ему хвостовой позвоночник и совершенно оскальпировав ноги. Впоследствии уже никто более не отваживался использовать мощные ресурсы природных цефалофонов, а Государство было вынуждено запретить обучение на этих инструментах в муниципальных школах и католических монастырях...» [3]
Итак, я снова перечитываю письмо... — Мой потаённый отечественный корреспондент, излагая свои мысли весьма живым и прозаическим стилем, сходу обозвал меня «невежественным ослом» за то, что я вскользь упомянул о каких-то «четырёх корнетах», которые ввёл в увертюру к «Фрейшютцу» композитор с очень сложным именем Карл Мария фон Вебер. И прежде всего, я должен поблагодарить своего визави за столь мягкую оценку своей прошлой деятельности (тем более, что речь идёт о недалёком прошлом). Вне всяких сомнений, я её заслужил. К примеру, сэр Исаак Ньютон не раз (да ещё и публично) называл самого себя «невежественным человеком». Таким образом, мы с ним безусловные коллеги..., — и я, хотя в моём духовном багаже находится почти всё, что знал он..., да ещё и впридачу многое другое, чего он не знал (в силу своего времени и возраста), тем не менее, мой корреспондент — совершенно прав. Потому что относительно (заметьте, я дважды произнёс это длинное и неудобное слово: «относительно!») — я почти такой же невежда, каким был сэр Исаак (Нового тона).[2]
Что же касается до клички «осёл», то её я издавна считаю для себя исключительной похвалой или комплиментом. Качества осла вызывают не только почтение, но и восторг, временами. — Не в пример человеку, это: неприхотливость, способность к изнурительной работе, непритязательность в пище и развлечениях, весьма развитое ухо и постоянная недооценка со стороны просвещённой публики, — таков постоянный удел осла (ровно в той же мере, как и удел некоего Corno di Bassetto, несомненно, последнего из бассетгорнов на этой неприветливой земле)... Таким образом, я отвешиваю своему корреспонденту благодарный ответный поклон от лица всех «невежественных ослов»...
На всякий случай (пользуясь только что сложившейся традицией), я и здесь приведу тот самый отрывок своего собственного текста, который вызвал к жизни сначала возмущение, а затем и письмо моего строгого критика...
Признаться, я (пред)полагал, что высочайшая эрудированность, глубокие профессиональные знания и, главное, особенная проницательность моего отдалённого цензора помогут ему избежать одного небольшого недоразумения. Однако этого на удивление не случилось...
Читая в газете «Стар» про «четырёх опытных корнетов», мой критик даже не заподозрил очевидную до банальности опечатку, одну из тех, которые столь часто встречаются на страницах лондонской (равно как и всякой другой) прессы. А ведь эта фраза (такая, какой он её увидел, прочитал и понял) — чистейшая чушь, притом — едва ли не гомерическая по своему эффекту.
Даже если бы в состав оркестра и в самом деле входили четыре корнета (cornets), как вы поняли из моей статьи, то каким же образом они могли бы оказаться «опытными»? То ли я имел в виду четырёх господ «опытных корнетов», изрядно поднаторевших в последней ост-индской экспедиционной кампании (но тогда это никак не музыкальные инструменты), то ли эти четыре корнета только что были доставлены в оркестр из какой-то научной лаборатории (в качестве опытных образцов)... В любом случае: и то, и другое — как максимум — забавное недоразумение. — Вот почему вместо окончания своей сегодняшней хроники я счастлив сообщить, что вы — олух, мой дорогой читатель...[2]
...Тем более что сегодня, по прошествии стольких-то лет после жизни, я склонен всё серьёзнее (пред)полагать, что всякая тяга обывателя к металлу (имея в виду не только серебро и золото, но и медь, хотя бы в форме медных духовных инструментов) относится к числу тяжких заболеваний, нередко сопровождаемых летательным исходом. Как правило, эти болезни передаются от родителей к детям (по наследству) или при всяком близком контакте, который отчего-то принято называть «интимным»... Благо, и в этом случае за примерами далеко ходить не нужно. — Мой бедный отец... в своё время разрушил свою семью — неумеренной склонностью к игре на тромбоне. Мой дядя... светлой памяти... много лет играл (и, должен заметить, очень мило играл) — на офиклеиде..., а затем (молча) наложил на себя руки.[2] Однако я не считаю возможным сегодня остановиться только на этих двух примерах..., несомненно, достойных всяческого культивирования.
|
Ком’ментарии
Ис’точники
|
— Здесь (строкой выше и страницей дальше) приведено сугубо условное название, под которым не выходили эти две хроники, когда их опубликовали в лондонской газете «Star». И только изрядный десяток лет спустя, появившись в авторском (по случаю собранном сборнике) «Лондонская музыка в 1888-1889 годах», она слегка изменилась..., точнее говоря, к ней был прицеплен — чисто назывной заголовок, ради порядочного порядка или простоты понимания. Хотя, если говорить начистоту, обе эти статьи вовсе не «об игре» и вовсе даже не «на духовых инструментах»..., как нетрудно убедиться при беглом просмотре.
— Отсюда напрямую следует, что оба настоящих эссе ( «Духовое и(ли) Духовное», а также наоборот ) были придуманы и исполнены (на духовых инструментах) Двумя Авторами (с небольшой, всего лишь вековой разницей в возрасте и росте).
См. так’же
— Желающие сделать замечания или дополнения,
« cornet & stylet by Anna t’Haron »
|