Дариюс Мийо (Эрик Сати. Лица)
Мне не ясно, по какой причине нельзя относиться к художникам как к обычным гражданам. Жак Бенуа-Мешен — композитор, написавший несколько произведений, в которых вы можете найти некоторую долю таланта. Он был министром в кабинете Лаваля. Сейчас он арестован и обвиняется как предатель, немецкий шпион. Надеюсь, его расстреляют... м
Пожалуй, именно тогда, в конце 1912 года Сати начал активно разрабатывать внутри себя всякую и всяческую «автоматику» в области искусства: приём не только новый, но и модерновый — во всех смыслах этого слова. Причём, понимая её не буквально, по-импрессионистски, как например, это сделали спустя пять-семь лет по следам «учителя» Онеггер (со своим «мировым паровозиком») или Мийо (в каталоге сельхозмашин), а — во всех возможных и невозможных ипостасях: находящуюся и внутри, и поверх вещей. Говоря в практическом смысле слова, «Автоматические Описи» открыли очередной ящик Пандоры и начали линию непрерывных пятилетних вариаций Эрика Сати на тему самой разной (скрытой и явной) машинерии и автоматики в области искусства — во всех её мыслимых (& немыслимых) формах и нормах. Трудно отрицать, что именно эти мозговые упражнения (у станка) приведут спустя два-три года к возникновению полно’масштабной конвейерной (автоматической) музыки, только в силу случая получившей название «меблировочной», а затем выльются в скрытую внутреннюю механику «Сократа» (несомненно, находящегося поверх вещей и поверх истории, включая свою собственную).
и тогда..., словно бы случайно позабыв основной предмет этой дряблой статьи и внезапно развернувшись, я спрашиваю..., — да, я задаю вопрос... прямо в лоб: «а почему этот Мийо сочинял и сочинил так много музыки?..» Этот толстый увалень, страдающий целым веером заболеваний, которые комо’зиторский труд (с его напряжённо-сидячим образом жизни) усиливает многократно... Этот тучный парень из богатой семьи, который имел достаточно средств, чтобы лишний раз не утруждать себя всяким празднописанием ради заработка... И тем не менее, именно он (а не его «дорогой учитель») очень быстро заработал репутацию — самого плодовитого комозитора в истории музыки. Во всяком случае, для XX века музыкальная многодетность Мийо — вне конкуренции. И кто бы мне ответил: по какой же причине он снова и снова усаживал себя за нотную бумагу и строчил (да ещё и с громадной скоростью, столь странной для его комплекции!) свои небрежные опусы?.. — Я спрашиваю (втихомолку) и ответ мне известен как свои пять пальцев на задней ноге (собаки)..., — и кто-нибудь утрудился не то, чтобы ответить, но хотя бы поставить один этот вопрос (как минимум, крае’угольный для всей его жизни, вопрос, без которого все важные академические книги про Дариуса Мийо лишены даже тени смысла, — не более чем упаковочный картон, клановая макулатура третьей ректификации). Обратите внимание: ещё раз я задал вопрос. И снова — нету ответа, как всегда. Пустое дело, можете не беспокоиться: не будет его и впредь. И не только на этот вопрос. Есть в жизни Мийо (и не только Мийо, вестимо) ещё с пол-дюжины опорных точек, о которых ни разу даже и речи не заходило. Потому что — нéкому её было заводить, эту речь, бессловесные твари..., — решительно нéкому было ставить вопросы и отвечать на них, — здесь, посреди выжженной равнины так называемой «официальной науки», первый и последний принцип которой — клановое безголовое лицемерие. Привет, фарисеи!.. ...это Са-а-ти-ти пишет вам: он только что закончил два своих «меблировочных трюка». Он счастлив как король. Мы их всех непременно «будем иметь», вот увидите. и ещё раз напомню на всякий случай (как заправский не’любитель минимального минимализма), что это лирическое от(ст)уп(л)ение объявилось здесь, на этом месте отнюдь не просто так. Скажем просто и сухо: хано’графическое эссе о Дариюсе Мийо провело в режиме ожидания публикации более четверти века лет, пре’бывая в почти готовом состоянии (не перегретое и даже не пережаренное). Представляя собой классический пример redlink’а (красной ссылки) более чем с полусотни страниц, оно долго и терпеливо выжидало, что в какой-то момент рвотный рефлекс у означенного выше автора притупится до такой степени, что можно будет кое-что (успеть) сказать об этом, несомненно, видном деятеле академической музыки XX века. — Однако нет. Лёд не тронулся и земля не стала вертеться в обратную сторону. И вот, дело кончено: теперь можете полюбоваться на типичный суррогат: ещё одна сушёная груша на месте живого натур-продукта. ...до конца жизни Мийо не утерял какой-то специфически «сатиеватой» привычки всякий раз беспорядочно маневрировать (несмотря на всю свою — нарастающую с годами тяжеловесность). Все его стили — от ранних бразильских танцев до (не)поздней какофонии (с олигофонией), словно бы прячутся, прыгают и гримасничают в попытке куда-то уклониться, зачем-то обмануть ожидания или спрятаться. Почти так же, как у папы-Сати. Но увы, без малейшего проблеска смысла (ведь он, всё-таки, «композитор»)... — Подытожим в двух словах: Мийо — маневренный Сати. Если же у кого-то из проходящих мимо ренегатов или апологетов появится отчётливое & навязчиво оформленное желание как-то инициировать, спровоцировать или ускорить выкладку этого почти полностью сморщенного материала (если его ещё можно назвать «материалом»), никто не возбраняет обратиться, как всегда, → по известному адресу с соответствующим заявлением на имя (дважды) автора, пока он ещё находится здесь, на расстоянии вытянутой руки (левой). И напоследок... я рекомендовал бы не тянуть известное животное (за хвост) и не откладывать его запчасти в ящик. Как это, в своё время, произошло с «Шестёркой», и наша лавочка довольно скоро прикроется, а затем и за’кроется совсем..., причём, «бес’ права переписки». — И тогда... уже никакого просвета во взгляде на этого Мийо (не исключая также трёх десятков каких-нибудь других Мийо). Отныне и навсегда — да здравствует пустое место!.. — Каким уроком была жизнь Сати!
| ||||||||||||
