Золотая пыль (Эрик Сати)
Мы говорим «золотая пыль». Мы подразумеваем «жуткая мерзость»... в
Но «зато»..., — я повторяю, — «зато» в первую пару годочков двадцатого века Сати сочинил несколько кафешантанных мелодий и песенок (в диапазоне от «ужасной мерзости» и «жуткой гадости»), которые сделали ему кое-какое имя (в этих кругах) и стали едва ли не главным (хотя и достаточно скудным) источником звона серебряных медяков в кармане..., именно там, рядом с молотком. Ради последовательности изложения назову четыре наиболее известные из них: «Je te veux», «Tendrement», «Poudre d’Or», «La Diva de l’Empire» — без труда каждый из вас сможет отыскать их дрожащим пальцем в приведённом ниже списке, надеюсь. Поторопившись, я сказал: «все», — впрочем, кроме одной «Нежности» (которая была сочинена тремя годами раньше для Венсана Испа и потому, одинокая, осталась в предыдущей статье). Все остальные — были предназначены для мадам Полетт Дарти. С этой кафешантанной дивой, на диво популярной в те годы, Сати сначала мечтал свести знакомство..., затем ему это удалось, затем его песенки имели успех... и в конце концов, они (дива и автор) стали добрыми друзьями... на долгие годы (включая периодические «завтраки» и «обеды», как с другом-Дебюсси). и прежде всего, приходится держать в уме, что эта, на первый взгляд, проходная пьеска для фортепиано (оркестра), до краёв заполненная золотой пылью, поставила себя совершенно особняком среди всего написанного в (не)лёгком жанре. Как минимум по трём категориям (и здесь следовало бы начать загибать пальцы), не включая также четвёртой (имеющей отношение к её оркестровке). — И здесь члено..раздельный текст внезапно обрывается, чтобы оставить место глухому молчанию и пустому месту. — Потому что..., я уже сказал: этой нетривиальной статьи, которой не было в прошедшем времени — не будет её и впредь, только этот пыльный огрызок с редкими вкраплениями золота, любезно предоставленный вашему вниманию одним уходящим лицом... Учитывая почти полувековую отрицательную практику полной бесперспективности диалога с бессознательной популяцией Homos apiens, автор этого текста с полным правом может объявить себя «непримиримым», а также вне...конвенциональным типом и, как следствие, не вступать в коллаборацию с оккупантами & прочим человеческим субстратом, существующим только здесь и сейчас. А потому (вне всяких сомнений), не стóит бы труда совершать отдельную (и немалую!) работу, оформляя и выкладывая названный текст в публичный доступ, чтобы сообщить некоему условному числу типов, пожизненно пребывающих в состоянии неконтролируемого автоматического сна, что они кое-что якобы читали про эту жуткую мерзость в форме «золотой пыли святого Эрика», не имеющую к ним ни малейшего отношения, после всего. Таким образом, не будет она иметь к ним отношения и впредь. При том, далеко не все свои произведения сам автор признаёт «каноническими». Часть его партитур была заранее выведена за рамки ценного списка и, в большинстве, уничтожены ещё в середине 1990-х. Прежде всего, к числу сугубо «мусорной музыки» он относит свои имитационные опусы, написанные ради сдачи переходных экзаменов (после января 1985 года) и — окончания консерватории. Эти сочинения он помечал не иначе как «обязательная дрянь» (под соответствующим номером), кстати говоря, примерно так же — «жуткая гадость» — называл Эрик Сати свои кафешантанные песенки и прочую «золотую пыль», сочинённую ради заработка, но Ханон в студенческие годы, разумеется, об этом ничего не знал. Примерно такая же оценка ожидала и «служебные» опусы, написанные в краткий период работы для кино. и ещё раз напомню на всякий случай (как старый раз’сеиватель минимального минимализма), что это почти лирическое от(ст)уп(л)ение объявилось здесь, на этом месте отнюдь не просто так: фундаментальное ханографи́ческое исследование о природе и породе «Золотой пыли», а также других сочинений Эрика в жанре «жуткой гадости» провело в режиме тлеющей публикации без малого полтора десятка лет, пребывая в готовом и почти законченном состоянии (не пересоленное, не пересушенное и даже не пережаренное). Представляя собой классический пример скромно рдеющего среди текста redlink’а (красной ссылки) почти с двух десятков страниц, оно долго и терпеливо ожидало, что в какой-то момент рвотный рефлекс у недостаточно позолоченного автора притупится до такой степени, что можно будет просочиться сквозь его пальцы и кое-что (успеть) сказать об этом, несомненно, видном предмете натурально-философического сати’еведения (через призму, как минимум, хомолóгии). Поскольку... слишком уж экстремален и непропорционален был этот материал, слегка пыльный и совсем немного позолоченный, чтобы пренебречь его возможным присутствием. Даже здесь, в этом изрядно запылённом мире, где любое присутствие излишне... В итоге, как справедливо сетовал Эрик, время решает всё. «Родившись слишком молодым во времена слишком старые», трудно рассчитывать на что-то путное, кроме «ужасной мерзости» бульварных листков и золотой пыли развлекательных песенок кафе-концерта. Уж кто-то, а Сати сполна испил эту чашу, на (не)добрый десяток лет (и каких лет!..., лучших и важнейших для жизни и творчества) погрузился в беспросветную яму кафе-концерта, с лёгкостью превращающую любое золото — в дерьмо, а любую карету — в тыкву. И только «несчастный» случай (пополам с Равелем) сделал ему шанс вырваться из страшного места. — Тем нагляднее пример Михаила Савоярова, всю жизнь остававшегося там, внутри золотой пыли «ресторанного творчества», даже не совершая попыток оттуда вырваться и всё-таки стоически пытавшегося превратить свою нескромную «кисаньку» — в абсурдное и вызывающее эксцентрическое искусство. Вопреки всему «здравомыслию» и всем обывателям, из века в век диктующим трафаретные «законы жанра» и такие же стандарты существования... теперь можно не оглядываться назад и хвататься за голову (руками). Как видно, никакого исключения из правил не случилось, и даже напротив. Число небрежений и прочего мелочного свинства в окружающих де’корациях постепенно дошло до степени нетерпимой. Чтобы не употреблять выражений более определённых & грубых... И вот, actum est, дело кончено, — можете умилённо прослезиться, расписаться в ведомости & получить на руки классический суррогат, залитый щедрым слоем производственного формалина. Здесь и сейчас перед вами (выложен) очередной дряблый образец огрызка того, что могло бы быть «золотой пылью», уникальной в своём роде, но теперь будет только ржавчиной или железной окалиной в пыльном углу. Нет сомнений: такой результат заслуживает не только аплодисментов, но и всеобщего удовлетворения. На месте полно...ценного текста, который вполне мог здесь (и не только здесь) быть. И не просто полноценного, но открывающего такие детали, грани и обстоятельства «сати’ерической вивисекции», которые никому прежде (и впредь) ни разу не приходили в голову (подобно тому, как это произошло с опубликованными «Автоматическими описями дел»). Потому что реальное содержание этой страницы, благополучно избежавшей публикации — могло стать единственным в своём роде (несмотря на всю его видимую, внешнюю локальность). Имеющая все признаки системного подхода, вскрывающего механизмы существования не только «жуткой мерзости» в понимании (Эрика), но и к миру людей в целом. Снизу доверху и слева направо. Наподобие, скажем, того Альфонса, которого не было. Но он какими-то неправдами всё-таки успел проскользуть и появиться, минуя судьбу золотой пыли. — Вопреки всему и всем... ...едва не половина песен Сати представляет собой кафешантанную золотую пыль. То есть, строго говоря, это примерно то же, что пела потóм Эдит Пиаф. Могу только напомнить, что бедный Эрик называл свои кафе’шантанные вещицы просто и брутально: «жуткая гадость». Но увы, против «жуткой гадости» не попрёшь: вся эта «золотая пыль» почти десять лет была для него (едва ли не) единственным источником существования. Рвота и позор (равно как и вся их жизнь). — Не для нас с Эриком позор, конечно. А — для вас..., для всех вас, мои дорогие обыватели и мещане, — мелкая пыль этого места и времени (безнадёжно прошедшего). Только здесь и сейчас. Ничего нового. — Всё как всегда. Если же (также вопреки всему) у кого-то из проходящих мимо ренегатов или апологетов появится отчётливое или навязчиво оформленное желание как-то инициировать, спровоцировать или ускорить выкладку этого немало...важного генетического материала (если его ещё можно назвать «материалом»), никто не возбраняет обратиться, как всегда, → по известному адресу не...посредственно к (дважды) автору, пока он ещё здесь, на расстоянии вытянутой руки (левой). Между тем..., я рекомендовал бы не тянуть известное животное (за хвост) и не откладывать (его) в чёрный ящик. Лавочка довольно скоро прикроется, а затем и совсем закроется..., причём, «бес’ права переписки». — И тогда... уже никакой золотой пыли. Сплошная человеческая грязь третьего разбора (которую вы все — в настоящее время, всегда в настоящее время — имеете в неограниченном количестве, каждый раз & в любом случае здесь и сейчас). Большинство опусов Сати этого времени были «бестактными», причём, способ записи никак не был связан с природой музыки: и здесь так же неукоснительно соблюдался принцип индифферентности. Пьесы могли быть строго ритмичными (как гимнопедии или гноссиены, например) или напротив, предельно аморфными, переменными и вообще... «готическими». Никаких тактов (и никакого такта) в них принципиально не было положено. — В данном случае, поставив в «Успуде» тактовые черты, композитор музыки попросту сыграл в лояльность и изобразил «хорошего мальчика», чтобы лишний раз не дразнить козла. Точно таким же образом он ставил тактовые черты в своей «жуткой мерзости»: кафешантанных песенках. И какое-нибудь «Я тебя хочу» было обставлено со всем возможным тактом (и со всех сторон присыпанное «Золотой пылью»).
| ||||||||||
