Леон-Поль Фарг (Эрик Сати. Лица)
Дорогой друг. н К сожалению, далеко... не всегда удаётся работать в полном одиночестве: когда сам себе композитор, сам поэт, сам философ и даже певица..., вполне сносная. И тогда бывает весьма тяжело добиться от людей именно того, что необходимо... Фарг прислал мне в ответ совсем не «ужасно циничное», но всё-таки достаточно короткое и даже слегка забавное стихотворение, про памятник лягушке. Из него (почти без моих усилий) получился небольшой романс «Бронзовая статýя», который Жанна Батори спела через две недели под ручной аккомпанемент Виньеса. — На первый раз мне показалось не’плохо... пожалуй, сказанного выше достаточно, — в некоторых случаях (замечу глубоко в скобках) звонкий щелчок указательным пальцем в лоб (или по лбу), а также несколько слов негрубого намёка могут сказать значительно больше, чем длинный хвост в несколько оборотов вокруг заднего хода. А потому — оставим... Или сократим. Да... Очень удачное слово. Они обои очень удачные... А ниже (исключительно ради вящего примера) я традиционно оставляю мягкое, отчасти, вялое или даже дряблое перенаправление на другие хано’графические страницы, имеющие (кое-какое, иногда опосредованное или принципиальное) отношение к этому одутловатому и рано облысевшему полу’поэту и быто’писателю, а также его многочисленным отражениям, отрыжкам, теням, полутеням и плетеням (будь то внутренним или внешним, бес разницы)...
Перечисляя работы, кое-как связывающие Сати с Фаргом, можно загнуть всего четыре пальца. 1. «Бронзовая статуя» (одна из трёх мелодий 1916 года); 2. несостоявшиеся «Ароматные ноктюрны» (сборник пьес для фортепиано с рисунками Стерна); 3. ничуть не более существующие «Три фарса Табарена» (в сотрудничестве с Фаргом и Жаном Копо); 4. маленький цикл 1923 года из пяти крошечных песенок «Ludions» («Фигляры» на дурацкие стишки Фарга), из-за которого, собственно, автор стихов в скором времени сделался абсолютным «вонючкой» & «говноедом».
на всякий случай напомню ещё раз (как патентованный обозреватель минимального минимализма), что в истерической ретро’спективе (оглядываясь на зад) тема этого вполне благополучного поэта & бумагомараки своего времени была изрядно за...тронута и примерно так же размята основным автором ханóграфа в нескольких фун’да...ментальных работах о Сати и его окружении, прежде всего, таких как «Воспоминания задним числом», «Малая аркёйская книга» и «Три Инвалида» (список, как всегда, далеко... не полный). Учитывая глубоко одутловатую и рано облысевшую специфику этого богемного и не слишком близкого для Сати автора (имея в виду Леона-Поля Фарга, конечно), а также полную бес’перспективность диалога с лицемерной популяцией Homos apiens, автор этих слов имеет полное право уклониться от выкладки в публичный доступ своего, совершенно отдельного (по своей раритетности) & особенного текста про этого, мягко говоря, до сих пор психологически не прояснённого типа, про «творчество» и «биографию» которого мало что известно изнутри, но чаще всего — только снаружи. В том месте, где его уже давно нет... Дорогой Толстый Друг. <...> само собой, Фарг не нашёл в своих толстых карманах никакой мелочи для голодавшего Эрика, — и даже более того, он не посчитал нужным даже ответить на его три отчаянных письма, отсидевшись в кустах. А при встрече (через полгода) печально заметил, что он (конечно же) не получал никакой почты (и правда, мало ли корреспонденции терялось во время бомбардировок Парижа!..); тем не менее, аккуратно сохранив неполученные письма в своём объёмистом архиве... Как говорится, и здесь бес комментариев: одного этого уже было вполне достаточно, чтобы присвоить Фаргу высокое звание «вонючки и говноеда» (или «копрофага»..., с точки зрения науки). Однако на тот раз пронесло... И ещё почти пять лет Сати, не гнушаясь очередной ошибкой, продолжал числить Фарга среди своих приятелей, возможных для сотрудничества..., ровно до конца мая 1923 года. ...после всего ещё и какая-то «меблировочная музыка»... это уж показалось всем любителям и знатокам Сати — едва ли не высшим воплощением обыденности во всём его творчестве. От него вечно ожидали шутки, эпатажа или взрыва, («Альфонс Алле музыки», как-никак!) но уж во всяком случае — не такого унылого однообразия. И всякий из них пытался хоть как-то (здравомысленно) истолковать для себя по-своему эту странную выходку... Леон-Поль Фарг определил musique d’ameublement как «музыку хозяйственную или бытовую», максимально упрощённую... <...> Что уж тут добавишь? — надсадная глупость, конечно. Глупость, которая говорит не столько о предмете, сколько о том, кто сказал... в общем, пустое дело, конечно. Можно поставить точку и не беспокоиться, поскольку отныне и навсегда — беспокоиться больше не о чем. Больше я не стану ничего говорить. Ни о самóм Фарге с его одутловатой мордой, ни о тех странностях и психических отклонениях, которые сногсшибательным образом проявились (как на рентгеновской плёнке) именно в отношениях с Сати. И дальше рекомендую заниматься само’обслуживанием. Мой горячий привет, люди моего времени!.. ...Дорогой Друг. Ты заставил меня удивляться свыше всякой меры. и ещё раз напомню на всякий случай (как заправский отбеливатель минимального минимализма), что это лирическое от(ст)уп(л)ение объявилось здесь, на этом месте отнюдь не просто так. Скажем просто и сухо: хано’графическое расследование о «вонючке-Фарге» провело в режиме ожидания публикации более четверти века, пре’бывая в почти готовом состоянии (не перегретое и даже не пережаренное). Представляя собой классический пример redlink’а (красной ссылки) более чем с полутора десятков страниц, эссе о типической породе и природе нарушенного диалога (на примере лысого одутловатого поэта) долго и терпеливо выжидало, что в какой-то момент рвотный рефлекс у означенного выше автора притупится хотя бы до той (невидимой) грани, что можно будет кое-что (успеть) сказать об этом, несомненно, показательном представителе «общего места» парижской богемы первой четверти XX века из «круга Равеля». — Однако нет. «Окостеневшие и просроченные» ни на шаг не сдвинулись с места; и земля отчего-то не пожелала вертеться в обратную сторону. И вóт, дело кончено, даже не начавшись; можете проститься с очередным (до) полу’поэтом и полюбоваться на остатки вечернего меню: ещё одна сушёная груша там, где мог бы находиться не просто вполне реальный натур-продукт, но — очевидный методический прецедент, не имеющий аналогий или подобия. <...какие-то странные «Фигляры» на стихи Фарга. Да.> Того сáмого Фарга, который ещё до конца года продолжал пыхтеть как «насос» и ругаться в адрес Сати самыми плоскими словами, бедолага. Дядюшка Альфонс говорил в таких случаях : «глуп как сенатор». Смешно сказать, но ведь несколько раз Фарг специально приезжал в Аркёй только ради того, чтобы в моё отсутствие подсовывать под мою ветхую дверь ругательные записочки... Если же у кого-то из проходящих мимо ренегатов или апологетов появится навязчивое желание как-то инициировать, спровоцировать или хотя бы подтолкнуть выкладку этого почти полностью утрамбованного материала (если его ещё можно назвать «материалом»), никто не возбраняет обратиться, как всегда, → по известному адресу с соответствующим заявлением на имя (трижды) автора, пока он ещё находится здесь, на расстоянии вытянутой руки (левой). А напоследок... я всё же рекомендовал бы не растекаться липкой жидкостью по древу, не тянуть известное животное (за хвост) и не откладывать его запчасти в ящик. Как это, в своё время, произошло с печально известной «Шестёркой» (новых молодых), и наша лавочка довольно скоро прикроется, а затем и за’кроется окончательно..., причём, «бес’ права переписки». — И тогда... pardonne-adieu, потому что ужé не будет никакого просвета во взгляде на этих бес..численных насосов, вонючек и говноедов от искусства. Завершим же это дело напоследок несколькими здравицами, как и полагается во всяком мало-мальски приличном обществе. — Да воссияет тёмное царствие пустых мест и маленьких дырочек!.. Король отъехал, да здравствуют дряблые задницы! — Отныне вечная слава всем одутловатым и просроченным! Дорогой Очаровательный Друг.
| ||||||||||||
