Терновник (Натур-философия натур. Плантариум)
...в последние лет сто терновник в отличие от прочих волчцев уже мало кого царапает или колет (даже в глаз). Всё его шершавое присутствие осталось на языке в виде «терновых венцов», «тернистых путей» и прочих «терний к звёздам», — и никому, в сущности, нет дела, — чтó за растение когда-то цеплялось за древние штаны человека. А между тем, их едва ли не три десятка, этих чортовых «терний», меняющих своё лицо в зависимости от того, куда вас занесёт ветром. Здесь, на колючей родине поэта — первым номером выступает, конечно, тернослива, — растение редкое, но меткое. Южнее к нему прибавляется ежевика, само собой, а ещё южнее — на голове гóспода вашего, — она плавно переходит в держидерево, иудейские унаби или колючую эуфорбию. Хотелось бы, конечно, перепробовать весь список (на своей-то шкуре), но это придётся сделать немного ниже... с
Что тёрн <колючий> в руке пьяного, то притча в устах глупцов. на всякий случай напомню ещё раз (а затем и ещё раз, как известный дистиллятор повторения), что в истерической, а также натур-философской и тавтологической ретро’спективе (оглядываясь на зад) псевдо’ботаническая тема терновников и терний как социального жупела или конкретного таксона, а также более общая тема образов отдельных растений (взятая в общем или прикладном плане) была ранее разработана основным автором этого ханóграфа в нескольких фунда...ментальных работах, ни одна из которых до сих пор не претерпела и’здания (начиная от памятной «книги без листьев» и кончая печально известным трёхтомником). При этом количество партикулярных подлогов, обмана и прочей подмётной подлости на ботанической ниве (казалось бы, такой травоядной, такой вегетарианской!..) оказалось даже выше, чем на всех прочих, вместе взятых. — Вот так и этот маленький спектакль (для одного актёра). Начавшись с громадного резервуара с естественным продуктом, накопившимся про душу постылого ментора-пророка (по имени Пеладан); затем, продолжившись острым раздражением в адрес одутловатого оперного чиновника Бертрана, — наконец, «Успуд» увенчался пышным букетом цветов кислого терновника любви... в лице, с позволения сказать, «художницы», нарисовавшей кривой кружок с двумя лапидарными профилями: мсье Сади и его слуги де Латура. — Ещё пять месяцев изощрённых раздражений и досад. Ещё один человеческий урод, только теперь — под видом женщины, заканчивающей свою натурную карьеру. и что за дряблый казус с этими терновыми венцами и прочими терниями!.. — тем не менее, он привёл к тому, что часть книг на эту тему мне пришлось не только оставить в тени, но даже — скрывать их названия (более чем говорящие, в высшей мере концептуальные и ровным счётом ни на что не похожие), которые несколько раз пытались стащить, слямзить или стянуть... Однако, оставим пустые разговоры (для бедных). Попытаюсь вернуться к основной теме этой дряблой страницы — «терновник» (тёрн или тернии) как объект (фетиш) и аффективное понятие. У горы растёт терновник, не стану, однако, дополнительно плодить скорбь, чтобы лишний раз напомнить, какое количество спекулятивных открытий (а равно и закрытий) было похоронено также и в этой небрежимо высокой теме: растение как способ (причём, способ отличный, и не просто отличный, а принципиально отличный, в корне). И прежде всего, по основному принципу антропоморфной ботаники, через со’поставление и противо’поставление как методы единственно доступные человеческому сознанию, вернее говоря, его общепринятому бытовому огрызку. Таким путём, всего за несколько дряблых шагов была утеряна уникальная возможность (отыскания) нового пути из того животного тупика тотального потребления-экспансии, в который себя загнал человек, пренебрегая другими способами существенного существования. Здесь и сейчас, на фоне бес’пристрастно-причудистых форм растений и не менее прекрасных шипов терновника (без различия видов, родов и семейств), эта фатальная исчерпанность (как всегда) заметна особенно выпукло. ...только ХХ век — вместе с победой утилитарной науки и, в особенности, фармацевтики (революция антибиотиков и антисептиков) — смог привести к окончательному и торжественному вырождению скрытого культа канупера. и снова повторю: нет смысла загибать пальцы, указывая на пробелы и лакуны сознания, так и оставшиеся незалепленными благодаря человеческому небрежению и тотальной подлости. Ограничусь голословным утверждением, что залепить их было бы возможно только в утопических условиях внезапного осознания и готовности (хотя бы в какой-то небольшой части). И с этой точки зрения трудно переоценить роль растительной методики, полностью пересматривающей взгляды естественных наук на человека и возвращающая его к истокам теории познания. На основании основных методических достижений хомолóгии, возникла новая классификация & систематика растений как антитеза и наглядный пример (включая принципиально иной взгляд на тернии и занозы со..знания). ...заслышав здесь эти два слегка странных словосочетания (в виде Раисы Раисовой и Натальи Тамары), с моей стороны было бы слишком зловредным умолчать, не высказав об этом предмете пару слов, глубоко потерянных среди дыма и пыли (точнее говоря, среди дымов и пылей) безнадёжно прошлого века... — Разумеется, я не стану начинать от печки, поминутно хватаясь за голову и причитая о том, сквозь какие невыносимые тернии (наподобие колючих кактусов и крупного рогатого скота) пролегал путь бедной девушки (еврейской, крестьянской или разночинной, без разницы) на оперную или опереточную сцену. Тем более, когда речь идёт о России XIX века, фактически, феодальной стране, ещё не позабывшей о временах сладкого рабства и прекрасных крепостных театров. Разумеется, путь этот (вместе с его терниями) чаще всего проходил через многолетнее творческое испытание — среди постельных принадлежностей того, кто «имел» и «распоряжался», вне зависимости от его чина, сана или должности. А здесь уже, прошу прощения, вступал в дело «его величество жребий»: как кому повезёт, тот того и повезёт. несмотря на провокационный (а местами даже эпатажный) подход автора к обсуждению фундаментальных вопросов науки, серьёзность и нео’жиданность поставленных (на ребро) проблем невозможно недооценить, — идёт ли речь о терновнике, саркостеммах, чёртовом орехе или амарантах (принцип и система от заполняющего материала не меняются). К слову сказать, сходный подход частично проявился и на территории ханóграфа, где имеется целый ряд примеров различной степени дряблости в виде страниц об отдельных таксонах растений. Пожалуй, здесь можно остановить собственные слова и перейти на один шаг ниже, к сугубо обструктивной части о(б)суждения. — И всё же... Не будем преуменьшать (всё напрасно). Потому что крестовник..., — это далеко не просто так. Это уже заявка... как минимум, на крест. Стало быть, имеет отношение. А может быть, даже близкий родственник Иисуса (того Христа чья фамилия, в отличие от приснопамятного Сенециона, навсегда удержала при себе орудие позорной казни, выбранное римским прокурором Понтием)... Подобно Плакун-траве, Кипарису или Терновнику, крестовник на добрый десяток веков удержал при себе это (бес)славное событие... из жизни племён примитивных приматов. Или скажем более уважительно... — небольшую мистерию политической лебеды, случившуюся в захолустной Иудее едва ли... не две тысячи лет назад. и ещё раз напомню на всякий случай, что это дряблое от(ст)уп(л)ение объявилось здесь, на этом месте отнюдь не ради красного словца. Страницы о растениях разных терновых семейств и конкретных таксонов провели в режиме тлеющей публикации более двух десятков лет, пребывая в почти готовом для употребления состоянии (не пересоленные, не пересушенные и даже не пережаренные). Представляя собой классический пример неопубликованной занозы, текст об этих колючих стервецах провёл более десяти лет в форме redlink’а (красной ссылки) почти с двух десятков страниц ханóграфа. А ведь на месте этой страницы могла быть и отдельная обзорная книга о терновниках как причине и последствии (заглавие которой также остаётся неназванным) объёмом в 316 страниц обструктивного текста (с иллюстрациями) натур-философской прогрессии. Тем не менее, сегодня приходится подвести двойную черту и признать, что ожидание было пустым. Учитывая почти полувековую отрицательную практику тернового & хренового диалога с бессознательной популяцией Homos apiens, автор «Книги без листьев» с полным правом может считать себя «непримиримым» вне...конвенциональным типом и, как следствие, закрыть тему публикации большинства закрытых текстов и других уникальных артефактов. ...Они говорят: «терновник». Если же (вопреки всему и всем) у кого-то из проходящих мимо ренегатов или апологетов всемирно-исторической тернологии появится внятное или даже контрастно оформленное желание как-то инициировать, с’провоцировать или хотя бы подтолкнуть выкладку этого немало...важного био...логического материала (если его в принципе можно назвать «материалом»), никто не возбраняет обратиться, как всегда, → по известному адресу не...посредственно к (дважды) автору, пока он ещё здесь, на расстоянии вытянутой руки (левой). Между тем..., я рекомендовал бы не тянуть известное животное (за хвост) и не откладывать (его) в чёрный ящик. Лавочка довольно скоро прикроется, а затем и совсем закроется..., причём, «бес’ права переписки». — И тогда... всё кончено! Пустыня на месте цветущих пампасов, каменистая почва и — никаких терний (с открытиями или закрытиями всех так называемых „тем“). Только обычная жвачка третьей ректификации (которую и без того без...раздельно царит на всей территории человеческого сушняка). Столкнувшись с непреодолимыми проблемами на пути публикации всех своих прежних работ (непомерная толщина которых уступала, разве что, только их содержанию), я постарался сделать савояровскую книгу, по возможности, максимально компактной, выкидывая всё что торчало и отсекая всё лишнее от статуи Микеля’анджело, отчего она и получила столь (не)банальный заголовок: избранное избранного (худшее из лучшего). Прежде неё рекорд «вящей тонкости» прочно удерживал за собою «Альфонс, которого не было» (всего-то 544 страницы). — Впрочем, как показала дальнейшая практика (как всегда, заранее известная в теории), похудание стана не слишком-то способствует в нудном & трудном деле пролезания в ту дырочку, путь в которую лежит через подспудно известные «тернии и волчецы» изд(ев)ательских кустов терновника. Как завещал вождь, — главное в нашем деле, всё же, не толщина или тонкость, но — сугубая склизкость стана.
| ||||||||||
