... « шпинатный зелёный » ... ( русский индикатор №2 )
Ботва, ботва... Как много в этом слове Для сердца узкого свелось... ( Михаил Савояровъ ) [1]
|
Амарант во цвете лет ( почти шпинат, да не шпинат ) [2]
|
|
Ш
пинáт ( Spinacia ) — «что́, шпинат?»..., «чего́, шпинат?»..., «кого́, шпинат?»..., — кажется, меня здесь спрашивают, кто́ или что́ тако́е «шпинат»? Право слово, очень странный вопрос..., мягко выражаясь. Ну, и что я могу ответить..., со своих, так сказать, сугубо анархических, релятивистских и канонических точек воз...зрения и раз...смотрения. — Странные люди: тоже мне, нашли у кого чего спрашивать. Да ещё и про шпинат. — У меня, для которого любой вопрос об этом — есть безусловное зло..., причём, не просто зло, а зло — не-о-бя-за-тель-но-е. — Да-да, именно оно..., которое безвыходное и безысходное... От начала и — до конца... От рождения и — до смерти... От забора и — до обеда...
— Ну да ладно, так и быть: отвечу, раз спрашивают.
Значит, так: для большинства... подавляющего и перетирающего... это, видите ли, просто еда..., едва ли нечто более существенное & существительное..., а для другого большинства, не слишком подавленного и перетёртого... это, понимаете ли, просто род (и тоже — в рот) однолетних, двухлетних или даже многолетних травянистых растений из семейства Амарантовых (в прежние такие-то времена род Spinacia относили к ныне упразднённому семейству Маревых).[3] Значит, амарантовых... Или маревых...
— Но..., но простите, всё же хотелось бы спросить напоследок: почему же маревых, по какой-такой причине?.. — ответ до крайности прост. Маревых, потому что — маревых. — И точка. Тоже мне, «вопрос», называется...[4] Даже говорить противно, всерьёз, если ещё не позабыли...[5]:559 Потому что..., потому что — «потому»... И всё остальное в мире людей имеет примерно такое же объяснение: только копни немного глубже общепринятого, только поднимись выше третьего этажа..., и сразу упрёшься — в него..., родимого. Вернее говоря, в неё, родимую. Плоть от плоти и кровь от крови человеческой. Ибо всё в их мире создано по образу и подобию евоному. А потому, выражаясь сугубо научно, имеет форму и содержание антропоморфное... и, как следствие, релятивистическое. — Любое их решение, не подкреплённое государственным органом (включая аппарат подавления, полицию, армию, суд, тюрьмы и колонии) и не скреплённое печатью соответствующего ведомства, так или иначе, не имеет ни малейшего смысла..., не говоря уже о точке опоры.
- Само собой, всё сказанное в полной мере касается даже ботаников..., и вегетарианцев.
- Без различия сословий, условий, вероисповеданий и уровней доходов...
- Вот потому-то я и вынужден (якобы) согласиться и повторить, среди прочей лебеды:
Ш
пинáт (или даже Spinacia, как у них принято) [комм. 1] — это..., это род травянистых растений из семейства Амарантовых (прежде — Маревых).[комм. 2] Самый известный представитель этого рода — в некотором роде, шпинат огородный (Spinacia oleracea), широко известный и не менее широко распространённый в культуре хозяйственного (воз)производства и (у)потребления. [комм. 3] Внешним своим обликом (не говоря уже об образе) шпинат слегка напоминает рослый, до неприличия раскормленный и раздувшийся щавель, — растение хотя и близкое по назначению, однако совсем не родственное. С другой стороны, «жирные» и словно бы слегка мятые шпинатные листья очень похожи на сочную ботву свёклы (в особенности, кормовой или сахарной), своего ближайшего родственника по семейству амарантовых. К слову говоря, куда чаще в подобную путаницу способно впадать именно российское население, поскольку оный шпинат (в отличие от той же всуе упомянутой свёклы или щавеля) вплоть до сей поры так и остался на нашей почве штуковиной малознакомой, в культуре редкой (совсем не редькой), отчасти, даже пришлой и «иноземной»... — отмеченной несомненным зна́ком причастия к чему-то чужому, чуждому & враждебному... из-за кордона. И весь-то он насквозь пропах раздражающей «западной культурой» или, не дай-то бог, «здоровым питанием» или «позитивным образом жизни», так или иначе, разит от него за версту чем-то присным, пресным и приснопамятным. Так что, всяко лучше такую пакость и вовсе не узнавать, всякий раз спутывая с вещами более знакомыми и безопасными, вполне исчерпывающими себя словом: стереотип. А потому, раз приметив боковым зрением на грядке сочные ряды шпинатной зелени, истинно русский человек (поглядите, право, славный он какой) скорее всего проворчит про себя: а ну, эка дрянь..., бураки..., ботва хре́нова... и, досадливо поддев булыжник ботинком левой ноги, двинется дальше своей дорогой..., восвояси.
Вчера в газетах пишут: вон,
Опять шпион разоблачён!
Он злоупотреблял шпинатом.
Его разоблачил анáтом...[6]
|
М.Н.Савояров: Японские новости (из сб.«Сатиры и Сатирки, 1904)
|
|
- И вправду, никаким праздником (или хотя бы пиром духа) тут и не пахнет...
- Какой-то непробиваемой прозой и буднями жизни веет от этой чернозёмной иноземной ботвы.[комм. 4]
- Дело, прямо скажем, совсем не праздное и не праздничное..., почти богопротивное.
Голландцы. Датчане. Шведы. Немцы. Французы. Англичане... в особенности. Это их (чтобы не сказать: ихними) постными физиономиями несёт от мягкой (словно бы даже слегка дряблой) шпинатной листвы... — И мало того, что в Россию этот заморский фрукт был завезён слишком поздно, уже при Екатерине II — всякими медно’задыми голштинцами да прочими остзейскими постными рожами, так и оставался в течение полутора веков типично господской едой... Пресный, травянистый, только раз в рот возьмёшь — да и плюнешь с досады: такую-то дрянь, да ещё и покупать за бешеные деньги... или ещё, чего доброго, специально ро́стить на грядке, заместо настоящей капусты или даж свеклы́, не дай-то бог?! Дичь какая!..[комм. 5] — Вон погляди, у меня тама на заднем дворе возле свинарника всякой лебеды, да мокрицы со снытью полно... для поросей: бери — не хочу. На вкус — почти то же будет, только растёт само, поливать да полоть не просит. А потому, пускай себе, значится, баре да помещики (гады) пузатые травятся этой дрянью, на воды ездют, профитроли свои жрут пополам с трюфелями, да водку шампанскую пьют... с пузырями из носу. А мы-то уж как-нибудь, знать, по старинке обойдёмси, по простому. Без шпинату ихнего...
В общем, так и жили..., в своём бес’шпинатном мире. — А дальше известно..., чего уж там дальше-то говорить: господ пузатых скинули да развешали на фонарях вместе с ихним-то с...ным шпинатом, потом стали друг друга вилами в нос пихать, а советской власти — ей и вовсе не до этой дури зелёной было. Она во все свои времена (и даже те, которые сравнительно вегетарианские) всё больше зерном да мясом интересовалась..., в основном, человеческим. Так и появился шпинат в России токмо после падения Советов — словно бы заново. Да и тогда не сразу место занял на столе (и даже под столом)..., всё ж, вкусец-то у него противноватый, да консистенция гомогенная..., совсем не того, не вдохновляющая, нечто в роде одной известной субстанции, сплошь да рядом песок на зубах хрустит или какие-то волокна в зубах вязнут, вроде как соломы пук сожрал. Да и привкус — туда ж, мерзятиной какой-то болотной отдаёт...
- Почитай что и до сих пор англичанкой от него порядком наносит, как ни сунешь в рот, так на сторону сразу и потянет...
- Слизь да какие-то зелёные волокнистые мочалки. Одно слово: заморыш заморский, ничем не лучше папы ихнего...
Собственно, отсюда и самое слово... шпинат. Для русского уха (языка и желудка) оно пресное, склизкое, и какое-то шипящее: то ли не моё, то ли немое, а то и вовсе — «немецькое».[комм. 6] А потому и «шпинатов» у нас тут особенных не развели в словарном запасе, один он так и остался сиротой импортной: гол как сокол. Скорее уж его самого переименуют, если слишком сильно разрастётся: назовут щавелем постным, лебедой жирной, а то и каким-нибудь бурачником... или ботвяником, на худой конец.
- При последнем событии, впрочем, совсем уже не хотелось бы присутствовать...
Совсем не то дело — помешанные на питательном питании и здоровом здоровьи англичане с американцами. У них шпинат до того разросся, разжился и сроднился с титульным населением, что едва не битый десяток других растений позаимствовали у него для себя сравнительные имена, по случаю. Причём, никакие не экзотические, всё здесь будут старые знакомые: даже лебеде садовой (в её культурной форме) перепало на орехи — эту мягколистную культуру регулярно кличут особым шпинатом: французским или горным (и в самом деле, не лебедой же её называть!) — Впрочем, дела это не меняет, английский хрен французской редьки не слаще: листья этой лебеды идут точно по тому же назначению и ровно в то же отверстие, что и шпинатные. Напротив того, словно бы в отместку за лебеду, «английским шпинатом» в континентальной Европе иногда могут звать совсем другое растение (даже не родственника, только однофамильца) — снабжённое точным ботаническим именем щавель шпинатный, отдалённо похожее растение из семейства Гречишных.[8]
Совсем с противоположной стороны «шпинатной свёклой» англичане обозвали гибридный мангольд, специально селекционированную листовую свёклу, которую выдумали, вывели и выращивают, прежде всего, ради её развесистых «шпинатных» листьев, и употребляют в точности точно так же, как шпинат..., разве что, со слегка свекольным оттенком (в лице)... Ещё два растения из того же (под)семейства маревых заслужили шпинатные титулы. Первое из них — марь многолистная с красивыми ярко-красными плодами говорящей клубничной формы и съедобной салатной листвой, — её традиционно выращивали в Низких землях под названием «земляничный шпинат» или «шпинат-малин(к)а» (даром что голландцы, а тоже кое-что понимали). Кстати о птичках..., ещё один вид мари (а именно: марь цельнолистная) тоже отметилась изрядной ботвою: за что англичане иногда зовут её «линкольнширским шпинатом».
Понятное дело: яркое сравнение или дерзкий перенос в нашем деле — превыше всего, — пускай даже и на почве развесистой ботвы какого-то затрапезного шпината... — Ибо, как говорил поэт..., можно ли колебаться хотя бы одно мгновение, когда представляется возможность воплотить метафору в жизнь?..[9]:25 Даже такие прожжённые шпинатные сухари как английцы — не могли не понимать этой маленькой истины, находящейся (как всегда) на раздвоенном кончике человеческого языка. Словно развесистая клюква или глухая крапива для русских, махровый шпинат за десяток веков постепенно пронизал не только сознание, но и языкознание, проникая (вместе с бравыми колонистами, уголовниками и живодёрами) буквально во все уголки земного (и неземного) шара..., и даже самые что ни на есть по’таённые. Само собой, и господа ботаники (открывая или описывая новые виды) старались не отставать от остальных живущих & жующих представителей титульной расы, называя «шпинатом» налево и направо всё, что только могло напомнить отеческие грядки прекрасных аглицких огородов. Не претендуя на энциклопедическую всеохватность, тем не менее, попробую назвать сейчас кое-что из первого и второго, (блюд), иной раз приходящего на память... — Для начала это «малабарский шпинат», не имеющий ни малейшего родства с настоящим. Травянистая быстрорастущая лиана под названием базелла белая с толстыми слизистыми листьями — и впрямь, индийский шпинат: одна из традиционных культур, очень простых в выращивании. Ещё один «водяной шпинат» из Юго-Восточной Азии — ипомея водяная из семейства вьюнковых с узкими острыми листочками, отдалённо напоминающими маленький щавель. Но вкус, говорят, в точности тот, что надо. Оба этих растения — влаголюбивые, почти болотные. Напротив того, «новозеландский шпинат» (Tetragonia tetragonioides) — ксерофит, записной любитель сухости, как и большинство из семейства аизовых. Достаточно сказать, что «живые камни» — его прямые родственники... Небольшие мясистые листья (со щавельным вкусом) люди едят вместе с побегами, как и всё на этом свете..., и не морщатся. — Пожалуй, унылый список заправских бастардов шпината на этом можно было бы и прервать..., если бы не одно вновь открывшееся (а прежде закрытое, разумеется) обстоятельство...
- Пожалуй, проще всего было бы назвать его — «символом веры» (почти крестовником, для тех кто в курсе)...
- Потому что все они, эти чуждые шпинаты — почитай что пустое место для нас, верных византийцев (по матушке)...
Ах, что за глупая натура,
Как разболталась агентура!
Давно известно, раз шпион,
Шпинатов есть не должен он...[6]
|
М.Н.Савояров: Японские новости (из сб.«Сатиры и Сатирки, 1904)
|
|
«Лебеда contra Шпинат» — пожалуй, так бы я назвал (при известных обстоятельствах) эту маленькую красивую книжку, читать которую нужно было бы исключительно поперёк..., не вдоль, нет...[10] — Поначалу, пробегая глазами небольшое стихотворение мсье Михаила Савоярова, написанное в худшие времена русско-японской войны (1904 год), легко могло показаться, что это всего лишь — остренькая шутка, безобидная сатира или забавный каламбур на «шипящие», написанный (в том числе и) для особ, особо страдающих дефектами дикции. — Тем более, дело было в разгар почти поголовной шпиономании, разыгравшейся по всей Руси велiкой как судорожный ответ на «необъяснимые» фронтовые поражения и неудачи. С одной стороны: тектоническое столкновение двух цивилизаций, почти идеальным образом не понимающих друг друга — ни изнутри, ни снаружи. А с другой стороны, всего лишь маленькая безделушка, игрушка, почти анекдот в газетно-репортёрском духе. «Шпион и шпинат»..., почти перевёртыш из двух ино...странных слов, таких некрасивых и непонятных (почти идеально вражеских) для русского уха & языка. Словно бы резкое снятие напряжения, чёрная повязка на глазах (любимое упражнение трёх бравых обезиан): ничего не вижу, ничего не слышу, ничего никому не скажу... Собственно, примерно так (бы) я и полагал (в своё время)... в течение битых двадцати лет, пока не схватился за работу над второй савояровской книгой.[11] И тогда я взял себе за труд посмотреть чуть более пристально — на нутряную конструкцию старинной безделушки: в самом-то деле, нет ли в этой детской игрушке двойного дна..., как и полагается во всяком искусстве, — когда оно пишется с Большой Буквы Б...
- В конце концов, только вялый ремесленник может себе позволить шпинат без вершков и корешков.
- Просто шпинат..., значит, и больше ничего: в общем, шпинат и шпинат, ерунда какая-то... на постном масле.
- То ли просто для еды, то ли просто ради денег — как мордой об стол. Или ещё одним предметом — по нему же...
Пожалуй, и шпион этот..., так некстати разоблачённый (если поверить поэту), благодаря бдительности некоего врача, видимо, сталинского «патологоана́тома», попался на удочку собственной простоты, совсем не уместной в его профессии, как минимум, опасной и хитрой. И даже более того: очень опасной и очень хитрой... — И в самом деле, разве русский человек, истинный патриот своего отечества стал бы питаться подобной дрянью..., — какими-то зелёными тряпками, да размазанной по тарелке слизью гомогенной без вкуса и запаха, прости Господи!... — И когда же? В те тяжелейшие для судеб Родины времена, когда вот-вот падёт героический гарнизон Порт-Артура, а катастрофа Цусимы, неумолимо приближаясь — уже висит буквально на носу у нашего светлейшего императора и всех его под’данных. — Итак, я спрашиваю: стал бы подлинный велiкоросс кушать подобную дрянь во дни невзгод и лишений?..
- — Разумеется, нет. Даже и вопроса такого не может быть: не стал бы... Ни-ког-да.
А потому и не вызывает ни малейшего сочувствия у читателя этот явный идиот (видимо, японско-фашистский шпион), позволивший себе посреди титульного населения спокойно пожирать чуждую для него пищу, вражеский фураж (да ещё и не снимая офицерской фуражки, скорее всего). Дурень, даром что диверсант: значит, он сам поломал свою легенду, нарушил конспирацию (небось, в ресторане жрал, скотина басурманская) и, не дожевав последней порции своего с..ного шпината, фактически явился с повинной к нашему — трижды родному, (п)русскому ана́тому.
Так оно, значится, и повелося на Руси сыздавних времён..., что через еду легко можно было определить: раб или не раб этот человек..., миль пардон, вернее говоря, какого он сословия и что за взглядов он придерживается, скотина этакая. Всякие там оливки (или маслины басурманские, один чёрт...), красное вино, что одни масоны только и пьют (стаканами, само собой),[13] сыр заплесневелый (что синий, что белый), да трюфеля с артишоками..., одним словом, всё такая дрянь, что и глядеть-то не хочется, — не то, чтобы в рот брать!.. Плюнь в глаза, вот и вся роса. А они, вишь ли, едят, да ещё и нахваливают, просвищённых из себя корчуть, утончённых, и стакан в руку возьмут — обязательно мизинец-то оттопырють на сторону, а потом по хранцузски: мерси, мадам... — Нет бы им водки с огурцом,[14] так нет, они всё дрянь какую-то сожрать норовят, даже лягушек, говорят, жрать стали ради этой своей просвищённости... Одно слово: Европа гнилая.
- Так, значит, и повелося: через столовую тарелку — сразу поймёшь, что у этого гуся за душой.
- Хочешь знать: патриот, не патриот — только разок глянь ему в рот...
Потому... нет худшего родимого пятна, чем рабство (или холопство) тысячелетнее. Не население в той стране, и не граждане, а две расы, говоря тухлым языком дяди-чиновника, и плохо дело, когда расы эти ещё и по повадкам своим, и с виду различаются: знать, сразу видать, кого наперёд убивать... Через то дело и Америка нагрелася, и Россия повалилася.
- — Будто приговор, висят они над головой, эти оливки, вино, рокфор с камамбером, да трюфеля с артишоками...
- — И что тут толку разбираться с сибаритами ентими? Без лишних слов, на фонарь с разбегу, да и дело с концом.
Но паче всех других пакостей, пожалуй — шпинат ентот. Потому что дрянь зелёная, слизь и тряпка: безо всякого вкуса и запаха, ну чисто — тина болотная. А жруть её аристократы, засранци нашенские — цельными вёдрами да корытами. Пожалуй, сырок-то или маслинку маленькую ещё можно спрятать за́ щеку, а шпинату шматок — поди спрячь ещё!.. Когда цельная кастрюля у них наварена этого пойла скотского, да ещё на сковородке поверх головы пол-кило. Нам-то, вишь ли, от рождению кислой капустой давиться положено, а им — всяку дрянь швабскую с тарелочки с золотой каёмочкой..., без крайнего зазора да совести. Одно слово: предатели они... и христо-прода́вцы земли русской. Будто пьяницы горькие, за пястку шпинату своего они — и родину продадуть, и мать свою. Чисто, шакалы, шпиёны с гиенами.
Оно и понятно... Если при дворе царей и в некоторых дворянских палатах шпинат прижился только с императорских времён, то в массе населения он ещё полтора века оставался в России малоизвестным овощем: барским, царским, заморским, глупым да невкусным. Едва ли не вобрав в себя всю степень холопского презрения к барской изнеженности болотной... И только к концу XIX века шпинат стал понемногу проникать в средние слои населения — к мещанам да чиновникам городским..., оттуда и в литературу просочился малой струйкою. Но тем более — для народу оставшись своеобразным индикатором... или маркером... (если б они ещё и слово такое-то знали), короче говоря, поплавком да капканом, своего рода «зелёнкой», метившей всех этих..., кого на фонарь или к стенке.
- Только дождись, только дотерпи, пока полыхнёт да начнётся..., по всем весям.
Потому..., если в Европе рабство зачахло почти одновременно с тем как шпинат вырос..., то у нас и по сей день..., как говорится, всё рыло по шею в том же хрену: и холопы по-прежнему перед товарищем полковником на цырлах гарцуют, словно сотня маленьких лебедей, только что с цепи сорвавшихся... — А те, кто шпинат запросто уписывает, знамо дело, — люди всё больше прогнившие или неблагонадёжные, несогласные или нетрадиционные, того гляди, за кордон удерут с государственным секретом или своруют что-нибудь..., на потребу желудку. — Ибо патриотизьма в них — ни на грош. Одна тина болотная в нутре. Одно им имя: тонкая культурная прослойка поверх плебса, радужная бензиновая плёнка поверх океана мутной жижи, только до следующего шторма и уцелеют. А потому, значится, нет поводу для беспокойству: пускай жруть в своё удовольствие ентую плесень западную пополам с зелёной тиной..., пока у нас здесь в толще сызнова не началося. — А там, как говорится, дунет ветерок, и мы ещё поглядим, мы ещё померимся, чей фонарь покрепче, а чья верёвочка подлиннее да позабористее. Было бы только рыло в зеленях..., а калашников с граблями завсегда отыщется. Таких у нас цельный вагон и маленькая тележка в придачу. — Чай, не штучная работа...
- — И то, знамо дело, ведь не у всякого анатома спина там... со шпинатом.
- — Этих то, патологоанатомов — на всех не напасёшься: каждого вскрывать.
- — У нас они все наперечёт как один, люди наши дорогие, на вес золота.
|