Леон-Поль Фарг (Эрик Сати. Лица) — различия между версиями

н
е будем делать вид, будто бы тáк начинается статья про некоего Леон-Поля Фарга, очередного или (вне)очередного французского поэта и писателя (но прежде всего, — очередного «вонючку и говноеда»). — Ничуть нет. И даже..., как бы это точнее выразиться, — абсолютно напротив. Поскольку очередная раритетная & уни’кальная статья по обозначенной (выше) теме «Леон-Поль Фарг (1876-1947), французский поэт и писатель первой трети XX века, кавалер Почётного Легиона, говноед и вонючка (говоря исключительно в скобках)» (Léon-Paul Fargue, un poète et écrivain français du premier tiers du XXe siècle, Chevalier de la Légion d'honneur, — in rude «emmerdeur», entre parenthèses) до сих пор не свёрстана, не подвёрстана, не вложена и не выложена в открытый доступ, считаю возможным оставить здесь напоследок всего несколько скупых слов об этом не сильно известном, хотя и весьма под’визавшемся богемном парижском писателе второго (пятого, десятого) ряда. Как известно благодаря одной очень толстой книжке про другую жизнь, Леон-Поль Фарг отметился (далеко) не только своей пунктирной связью с Эриком Сати (после 1915 года). Его остаточная известность связана, прежде всего, с комо’зиторами так называемого круга Сати или, лучше скажем, круга Равеля (включая, кстати говоря, и шапочное знакомство с известным Клодом и мало’известным Эриком), не раз хорошо клавшими (на) его стихи..., — прошу прощения, я хотел сказать, — клавшими (а также клавиши, вероятно) их на музыку. Ещё в консервно-консерваторскую бытность Равеля, оный Фарг подружился с ним и вошёл в круг (или кружок) так называемых «парижских апачей» (апашéй). Итогом этой, с позволения сказать, «дружбы», — стало посвящение Фаргу первой части «Noctuelles» («Ночные видения») из цикла «Отражения» (1904–1905), а также написанный спустя два десятка лет поздний равелевский романс на стихотворение «Сны». Стыдно признаться (тем более, на ночь), однако на стихи Фарга успел положить... под музыку, — прошу прощения, я хотел сказать, — на них успел написáть своё «кое-что» даже месье Шоссон — в последний год своей жизни, — непосредственно перед тем как упасть с велосипеда. Вероятно, романс на стихи Фарга стал его ледебиной песней..., в последнее время.

пожалуй, только что сказанного вполне достаточно, — в некоторых случаях (замечу глубоко в скобках) звонкий щелчок указательным пальцем в лоб (или по лбу), а также несколько слов негрубого намёка могут поведать значительно больше, чем длинный хвост в несколько оборотов вокруг заднего хода. А потому — оставим... Или даже сократим. Да... Очень удачное слово. Они обои очень удачные... А ниже (исключительно ради вящего примера) я традиционно (пред)оставляю мягкое, отчасти, вялое или даже дряблое перенаправление на другие хано’графические страницы, имеющие (кое-какое, иногда опосредованное или принципиальное) отношение к этому одутловатому и рано облысевшему полу’поэту и быто’писателю, а также его многочисленным отражениям, отрыжкам, теня́м, полутеня́м и плетеня́м (будь то внутренним или внешним, бес разницы)...

1.  Эрик Сати в лицах (и через них)
2.  Урок Орика (опоздавший)
3.  Морис Равель (дряблая страница)
4.  Эрнест Шоссон (упавший с велосипеда)
5.  Эрик-Альфред-Лесли (абсолютно новая глава 1991 года)
6.  Три кандидатуры (одного Эрика)
7.  Жорж Орик (дряблая страница)
8.  Клод Дебюсси (статья Эрика)
9.  Альбер Руссель (ученик учивший учителя)
10.  Флоран Шмитт (дряблая страница)
11.  Дряблая Шестёрка (коротко ни о чём)
12.  Жанна Мортье (или третий эмбрион)
13.  Цитатник Эрика Сати (обо всём и ни о чём)
14.  Луи Дюрей (протеже Шмитта)
15.  Эмиль Паладиль (профессор бледной немочи)
16.  Весёлые утопленники на стихи Фарга (дряблая страница)
17.  Жак Ибер (№7 из «Шестёрки»)
18.  Жак Бенуа-Мешен (три смерти одного фашиста)
19.  Аркёйская школа (последняя)

на всякий случай напомню ещё раз (как патентованный обозреватель минимального минимализма), что в истерической ретро’спективе (оглядываясь на зад) тема этого вполне благополучного поэта & бумагомараки своего времени была изрядно за...тронута и примерно так же размята основным автором ханóграфа в нескольких фун’да...ментальных работах о Сати и его окружении, прежде всего, таких как «Воспоминания задним числом», «Малая аркёйская книга» и «Три Инвалида» (список, как всегда, далеко... не полный). Учитывая глубоко одутловатую и рано облысевшую специфику этого богемного и не слишком близкого для Сати автора (имея в виду Леона-Поля Фарга, конечно), а также полную бес’перспективность диалога с лицемерной популяцией Homos apiens, автор этих слов имеет полное право уклониться от выкладки в публичный доступ своего, совершенно отдельного (по своей раритетности) & особенного текста об этом, мягко говоря, до сих пор психологически слабо прояснённом типе, про «творчество» и «биографию» которого мало что известно изнутри, но чаще всего — только снаружи. В том месте, где его уже давно нет...

само собой, Фарг не нашёл в своих толстых карманах никакой «мелочи» для отчаянно нуждавшегося Эрика, — и даже более того, он не посчитал нужным даже ответить на его три отчаянных письма, отсидевшись в кустах. А при встрече (через полгода) меланхолически заметил, что он (конечно же) не получал никакой почты (и правда, мало ли корреспонденции терялось во время бомбардировок Парижа!..); тем не менее, аккуратно сохранив «неполученные письма» в своём объёмистом архиве... Как говорится, и здесь ещё один бес комментариев. Одного этого было уже вполне достаточно, чтобы присвоить Фаргу высокое звание партикулярного «вонючки и говноеда» (или штатского «копрофага»..., говоря строгим языком науки), идеально сочетающегося с орденом почётного легиона, вестимо. Однако на тот раз пронесло... — С той поры ещё почти пять лет Сати, не гнушаясь очередной ошибкой, продолжал числить Фарга среди приятелей, всё-таки возможных для сотрудничества..., — ровно до конца мая 1923 года.

в общем, пустое дело, конечно. Можно поставить ещё одну точку и не беспокоиться, поскольку отныне и навсегда — беспокоиться больше нé о чем. Больше я не стану ничего говорить. Ни о самóм Фарге с его одутловатой мордой, ни о тех странностях и психических отклонениях, которые сногсшибательным образом проявились (как на рентгеновской плёнке) именно в отношениях с Сати. В конце мая 1923 и ещё — некоторое время после. Дальше рекомендую заниматься само’обслуживанием. Мой горячий привет, люди моего времени (и места)!..

и ещё раз напомню на всякий случай (как заправский отбеливатель минимального минимализма), что это лирическое от(ст)уп(л)ение объявилось здесь, на этом месте отнюдь не просто так. Скажем просто и сухо: хано’графическое расследование о «вонючке-Фарге» провело в режиме ожидания публикации более четверти века, пре’бывая в почти готовом состоянии (не перегретое и даже не пережаренное). Представляя собой классический пример redlink’а (красной ссылки) более чем с полутора десятков страниц, эссе о типической породе и природе нарушенного диалога (на примере лысого одутловатого поэта) долго и терпеливо выжидало, что в какой-то момент рвотный рефлекс у означенного выше автора притупится хотя бы до той (невидимой) грани, что можно будет кое-что (успеть) сказать об этом, несомненно, показательном представителе «общего места» парижской богемы первой четверти XX века из «круга Равеля». — Однако нет. «Окостеневшие и просроченные» ни на шаг не сдвинулись с места; и земля отчего-то не пожелала вертеться в обратную сторону. И вóт, дело кончено, даже не начавшись; можете проститься с очередным (до) полу’поэтом и полюбоваться на остатки вечернего меню: ещё одна сушёная груша там, где мог бы находиться не просто вполне реальный натур-продукт, но — очевидный методический прецедент, не имеющий аналогий или подобия.

Если же у кого-то из проходящих мимо ренегатов или апологетов появится навязчивое желание как-то инициировать, спровоцировать или хотя бы подтолкнуть выкладку этого почти полностью утрамбованного материала (если его ещё можно назвать «материалом»), никто не возбраняет обратиться, как всегда, → по известному адресу с соответствующим заявлением на имя (трижды) автора, пока он ещё находится здесь, на расстоянии вытянутой руки (левой). А напоследок... я всё же рекомендовал бы не растекаться липкой жидкостью по древу, не тянуть известное животное (за хвост) и не откладывать его запчасти в ящик. Как это, в своё время, произошло с печально известной «Шестёркой» (новых молодых), и наша лавочка довольно скоро прикроется, а затем и за’кроется окончательно..., причём, «бес’ права переписки». — И тогда... pardonne-adieu, потому что ужé не будет никакого просвета во взгляде на этих бес..численных насосов, вонючек и говноедов от искусства. Завершим же это дело напоследок несколькими здравицами, как и полагается во всяком мало-мальски приличном обществе. — Да воссияет тёмное царствие пустых мест и маленьких дырочек!.. Король отъехал, да здравствуют дряблые задницы! — Отныне вечная слава всем одутловатым и просроченным!