Маленькая увертюра к танцу (Эрик Сати)
Пять раз в течении четырёх лет я записывал эту маленькую увертюру (к танцу, только к нему). Четыре из них завершали скрябинские диски со всеми его прелюдиями, сыгранными «невозможным способом». И с каждым следующим исполнением маленькая увертюра становилась всё больше и больше, пока не достигла, наконец, таких размеров, при которых её уже нельзя было назвать ни маленькой, ни увертюрой. Да, у неё было уже другое название, совсем другое. Хотя выглядело оно совершенно таким же, как прежде... к
«Petite ouverture à danser». «Маленькая увертюра к танцу» (фортепианная фреска), также «маленькая увертюра без танца» (как вариант перевода) — или, говоря родным языком, «маленькое вступление в пляску», — достаточно курьёзное название, оставляющее немало пространства для тонкой & иронической мысли. И тем не менее, по своему звучанию это — очень яркая (хотя нарочно замедленная, даже словно бы заторможенная) и удивительно с’покойная пьеса, одна из несомненных фортепианных удач Эрика Сати, которая принесла своему автору (при жизни) ноль дивидендов. Примерное расчётное время следования — одна минута сорок секунд. между тем, принимая во внимание почти полувековую отрицательную практику полной бесперспективности диалога с бес’сознательной популяцией Homos apiens, этот автор с полным правом может считать себя «непримиримым», а также вне...конвенциональным типом и, как следствие, не вступать в коллаборацию с оккупантами & прочим человеческим субстратом, существующим только здесь и сейчас. А потому (вне всяких сомнений), не стóило бы труда совершать отдельную работу, оформляя и выкладывая названный выше бес’прецедентный текст в публичный доступ, чтобы сообщить некоему условному числу типов, пожизненно пребывающих в состоянии неконтролируемого автоматического сна, что они кое-что якобы читали про эти странные «маленькие вступления в ничто» святого Эрика, не имеющие к ним ни малейшего отношения, после всего. Вероятно, ради определённости можно было бы ещё и оставить на поверхности почвы круглую печать (такого же сапога), однако и этот поступок не имеет никакого смысла... ...эти двух’страничные ноты в строгой сиреневой обложке, купленные на склонах Монмартра и попавшие ко мне в руки почти первыми, обладали удивительными свойствами. Их можно было открывать и закрывать как угодно, вертеть во все стороны и даже ставить на пюпитр вверх ногами: смысл и содержание напечатанного текста в них от этого нисколько не менялись. И тогда мне впервые пришла в голову странная догадка (вернее говоря, маленькое вступление к догадке), прежде не приходившая на ум ни-ко-му. Потому что эта догадка давала ключ, позволяла найти решение и, главное, на ней можно было строить (разрядка м о я). — И я немедленно приступил ко всему, что она давала и позволяла... и ещё раз напомню на всякий случай (не гнушаясь вступления к минимализму), что это почти лирическое от(ст)уп(л)ение объявилось здесь, на этом месте отнюдь не просто так: фундаментальное ханографи́ческое исследование о природе и породе «Маленького вступления в ничего» Эрика провело в режиме тлеющей публикации более двух десятков лет, пребывая в готовом и почти законченном состоянии (не пересоленное, не пересушенное и даже не пережаренное). Представляя собой классический пример нескромно рдеющего среди текста redlink’а (красной ссылки) более чем с полусотни страниц, оно долго и терпеливо ожидало, что в какой-то момент рвотный рефлекс у автора, недостаточно толерантного к проявлениям обычного человеческого свинства, притупится до такой степени, что можно будет просочиться сквозь пальцы и кое-что (успеть) сказать об этом, несомненно, особенном предмете натурально-философического сати’еведения (через призму, как минимум, хомолóгии). Поскольку... слишком уж экстремален и непропорционален источнику был этот материал..., чтобы пренебречь его возможным присутствием. Даже здесь, в этом мире, в котором «маленькие увертюры» не имеют никакого веса... «...приходи, моя милая крошка, приходи посидеть вечерок...» Так (неосторожно) выразился один обрусевший поэт, со строками которого Сати очевидно не был знакóм и, тем более, не ценил их столь же высоко. — Тем не менее, не столько в них самих, сколько между ними, не мудрствуя лукаво, можно высосать (как из пальца) тот зачин, который заставил Эрика записать эту п’есу на бумагу. Несмотря даже на то, что она дважды не достигла поставленной перед собой цели. — Пускай пока будет... И что можно тут добавить? — спасибо лафету хотя бы за это. и вот, actum est, дело кончено, — можете умилённо прослезиться, расписаться в ведомости & получить на руки классический суррогат, залитый щедрым слоем производственного формалина. Здесь и сейчас перед вами (выложена) очередная маленькая увертюра без того основного танца, ради которого она была написана и которого очевидно уже не будет. Предлагаемый вариант представляет собой явление второго тавтологического уровня, поскольку он, в свою очередь, представляет собой тот же приём, который применил Сати при работе над своей «увертюрой к танцу» (маленькой вещью, повторю ещё раз, которую при жизни никто не знал — кроме трёх лиц). И это, в целом, всё, что осталось на месте полно...ценного текста (равно музыкального и словесного), который вполне мог здесь (и не только здесь) быть. Причём, не просто полноценного, но открывающего такие детали, грани и обстоятельства «сати’ерического подхода», который он называл словом «трюк» и который никому прежде (и впредь) ни разу не приходил в голову (подобно тому, как это произошло с опубликованными «Автоматическими описями дел» и многими другими материалами). Потому что аберрацию смысла на этой странице, благополучно избежавшей публикации (так же, как и её первоисточник), — переоценить невозможно (несмотря на всю его видимую, внешнюю локальность). Как системный психо’логический феномен, имевший отношение далеко... (и очень далеко) не только к так называемой музыке (Эрика), но и к вашему миру вообще. Снизу доверху и слева направо. Наподобие, скажем, того Альфонса, которого не было. Но он, в результате, всё-таки появился, пускай и в качестве маленькой увертюры (сделаем такой вид). Вопреки всему и всем... Без малейшей провокации на танец. ...а вторым лицом, которое не только не оценило маленькую увертюру, но и, можно сказать, даже не смогло услышать её, — стал конечно, брат-Клод, в очередной раз пролетевший над Парижем в качестве фанерного профессионала от музыки. — Казалось бы, о чём тут вообще речь? Проходная пьеска для фортепиано, примитивная по фактуре и не слишком изобретательная по гармонии (с лёгкими отблесками ранних импрессионистских находок Эрика), — вот и всё, что он мог услышать в этой безделушке. И не более того. Опять промахнулся, дядя-Клод, — хотя лично для него (и здесь я начинаю подчёркивать каждое слово) в этой «маленькой увертюре без танца» было спрятано, как минимум, ещё две возможности украсть..., — прошу прощения, я хотел сказать, — ещё две прозрачные находки Эрика, которые могли принести ему массу добавочной славы. — Не состоялось... Ну и слава богу. Если же (также вопреки всему) у кого-то из проходящих мимо ренегатов или апологетов появится отчётливое или даже навязчиво оформленное желание как-то инициировать, спровоцировать или ускорить выкладку этого немало...важного генетического материала (если его ещё можно назвать «материалом»), никто не возбраняет обратиться, как всегда, → по известному адресу не...посредственно к (дважды) автору, пока он ещё немного здесь, на расстоянии вытянутой руки (левой, преимущественно). Между тем..., я рекомендовал бы не тянуть известное животное (за хвост) и не откладывать (его) в чёрный ящик. Лавочка довольно скоро прикроется, а затем и совсем закроется..., причём, «бес’ права переписки». — И тогда... уже никаких танцев. Сплошная жвачка третьей ректификации (которое и так составляет основное соде’ржание человеческой жизни). ...и здесь я резко прерываю начавшуюся было увертюру без танца, потому что всякому способному пони’мать — уже должен быть примерно ясен ход дальнейших рассуждений на пути к новому доселе невиданному открытию велосипеда, нашего с Эриком, — а всем остальным не поможет даже плётка. О чём я и рад в очередной раз сказать со всей «прекрасной прямотой», более не предполагающей ни вступлений, ни танцев, ни чего-либо иного, о чём было бы приятно сказать...
| ||||||||||
