Чекушева месть (Альфонс Алле)
► Пожалуй, наиболее ярким и жестоким прорывом среди отдельных рассказов стал №19 «Чекушева месть» («La Vengeance de Magnum» (микро-пантомима для цирка будущего), где с каким-то лихим озорством ребёнка Альфонс (одним махом) предвосхищает все основные черты будущего (через три четверти века) минимализма: в маленькой литературе, театре, цирке и даже — кино. Итак, запомним (про всякий случай) это название «La Vengeance de Magnum» <Месть Магнума>..., на будущее, исключительно на будущее. п Оставив на время свои фумистические эксперименты с музыкой, на сей раз Альфонс Алле решил опередить грядущий (и всего-то через семьдесят лет!) минимализм — в области театра и литературы. Его тоже маленькая и «тоже пьеса» (но только не музыкальная, а «драматическая», впрочем, почти цирковая по своему духу и стилю) «Месть Ма́гнума» («La vengeance de Magnum») была опубликована в сборнике рассказов «Дважды два — почти пять» («Deux et deux font cinq», Paris, 1895). Впрочем, и у него дело не обошлось без «раздражения»..., да ещё какого! — В финале этого небольшого циркового дивертисмента (с участием зверей и старухи) автор строго предписывает «артистам» повторять несколько специально выписанных «номеров» (говоря образно, шагов или «тактов») пьесы — десять, двадцать или более раз — в общем, повторять, повторять и повторять ровно до тех пор, пока публика окончательно не «посинеет» от озлобления. тем не менее, действуя из соображений ложно понимаемого гуманизма, я принуждаю себя оставить здесь (вернее говоря, не прямо здесь, а немного ниже) длинный ряд мягких, отчасти, вялых или даже дряблых перенаправлений на другие статьи, имеющие (кое-какое, чаще всего, косвенное или принципиальное) отношение к упомянутому предмету, а также его теням, отражениям, продолжениям, историям или теориям (внутренним или внешним). Нисколько не призывая почтить прочтением все указанные страницы, тем не менее, я небезосновательно (пред)полагаю, что между строк этого списка, а также и между отдельных букв содержится некий скрытый смысл, который было бы не трудно уместить вместо мести, которой здесь нет и более не будет...
XXIII. Да!.., — она не могла ошибиться. Это <…> они, ужасные привидения и призраки! Окровавленные души <...> пришли отомстить за страдания и теперь, нажимая кнопку звонка, только дожидаются ночной темноты, чтобы расправиться с ней окончательно! И скрюченные костлявые пальцы уже незримо тянутся к её старческому горлу прямо из-под земли маленького садика...
на всякий случай напомню, что глупо было бы посыпать окрестности пеплом и проливать слёзы над этим дряблым огрызком, который представляет собой только кончик морковки, похороненной где-то глубоко внизу, в толщах родной почвы. Как всегда, не гнушаясь из...лишними повторениями, лишний раз отошлю всех в длинный список неизданного и сожжённого, который можно обнаружить в конце каждой статьи (кроме дряблых). Слегка погрузившись в историческую ретро’спективу и оглянувшись на зад (желательно, на свой собственный, конечно), не так уж и трудно заметить, что изо всех русских книг Альфонса Алле, сделанных в 2010-е годы, издана только одна (первая и единственная, а также единая и последняя) — «Альфонс, которого не было». Все же последующие так и остались в ранге закрытых, внутренних или уходящих прочь (и число их, если попытаться загнуть пальцы, приближается к десятку). Все усилия автора опубликовать сначала «Два Процесса», а затем «Чёрные Аллеи» не привели ни к чему вразумительному, кроме приятного вывода, что с отныне российскими изд(ев)ательствами любой диалог не только токсичен, но и крайне вреден (не прикасайтесь к ним, эта болезнь заразна, — как сказал поэт). Все последующие книги (в том числе, Альфонса) уже заранее были сделаны в герметическом режиме. — Прежде других, можно назвать «Ханон Парад Алле», «Мы не свинина», «Три Инвалида», «Не бейтесь в истерике» (или бейтесь в припадке), — список неполный, как всегда. Равно и всё остальное — тоже как всегда. На этом фоне превращение какой-то «ещё одной страницы» в дряблый огрызок ужé не производит никакого впечатления... Тем более, что речь в ней шла про какую-то мелкую месть. Вдобавок, собачью. Короче говоря, жалеть не о чем. Ерунда. Ничем значительным здесь даже и не пахло. Бред собачий, — как сказал (бы) один велiкий пианист. И верно... Как я уже сказал, подзаголовком к рассказу «Чекушева месть» («La vengeance de Magnum») значится: «микро-пантомима для цирка будущего» (pantomimette pour le nouveau cirque). И здесь, пожалуй, между очередной порции дыма заложен — ещё один маленький трюк большого фумиста Альфонса Алле... итак, достаточно. Здесь можно прерваться и остановить напрасные слова: полностью исчерпав запас собственного времени, дряблый огрызок развалился в руках и упал под ноги. Пред’последний вывод напрашивается бес затруднений & практически сам собой. Если принять во внимание, что от самого начала своей продуктивной практики этот автор (так же, как сам Эрик) с полным правом может считать себя непримиримым, в полной мере вне...конвенциональным типом и отвергает любую коллаборацию с оккупантами & прочим человеческим материалом. А потому (вне сомнений), и эта его очередная статья в стиле «велiкое о мелком», как всегда, оказалась бы не к месту или не ко времени. Или эти обои вместе, — с позволения сказать. А потому (прямо с этого места) прямая дорога — туда, во внутреннее (полностью закрытое) пространство (как это было последние два, три, четыре, семь десятков лет), а затем и далее по стопам братьев-альбигойцев. Собственно, сегодня, когда я публикую дряблую страницу с этой собачьей местью, полный текст эссе уже уничтожен (простым нажатием волшебной кнопки «delete»). Впрочем, не будем зря колыхать воздух: указанный путь универсален. Всем (не)желающим — прошу проследовать. Сразу ставший одной из любимых выходок Сапека и Алле, очковтирательский конструктивный принцип неограниченной повторяемости фрагментов был многократно «об’травлен» и пересмеян мсье Альфонсом в присутствии будущего автора «Раздражений», — причём, на самом разном материале, начиная от клоунской пантомимы и кончая чисто словесными эскападами (типа: бесконечный анекдот или сказка про синего бычка). Эпизодически появляясь в нескольких газетных публикациях 1880-х годов, наконец, принцип повтора увековечил себя в одном из самых известных сборников Алле («Дважды два — пять») под видом маленькой литературной пьески «Чекушева месть» (или «La Vengeance de Magnum»), изложенной в виде маленьких пронумерованных абзацев. В финале пантомимы следует скромная авторская ремарка: «далее должно следовать не менее двух десятков неизменных повторений номеров XIX и XX <...> до тех пор, пока публика не посинеет...» Потому что в те времена (в середине 1890-х годов, в конце XIX века) очень трудно было бы ожидать от неё какого-то другого цвета... Наконец, внезапно забудем про собачью месть, вернём на место слегка отвисшие нижние челюсти и сократим пустые слова ради других, ещё более пустых... — Если, паче чаяния, у кого-то из проходящих мимо ренегатов & апологетов закрытых и внутренних методов искусственного искусства появится под’спудное желание как-то инициировать, спровоцировать или слегка подстегнуть публикацию этого посильного материала, могу сказать только одно: по-прежнему никто не запрещает им обратиться с соответствующим вопросом или запросом → по известному адресу не...посредственно к одному из авторов, пока он ещё не окончательно посинел и находится здесь, на расстоянии вытянутой руки. Поскольку второй автор c октября 1905 года никаких заказов не принимает. Однако..., советую поторопиться. Лавочка скоро закроется собачьим тазом..., притом, «бес’ права переписки». — Как сказал бы Альфонс, — мсье, мне кажется, у вас опять случилась осечка. На этот раз, к счастью, последняя... — Скажите на милость, молодой человек..., в самом деле, уместно ли вообще вспоминать об этих бесконечных королях суеты: карликах, бастардах и ублюдках, когда речь идёт об одном из величайших произведений европейского музыкально-театрального искусства последней четверти XIX века.
| ||||||||||||
