Песни во время еды, ос.49 (Юр.Ханон) — различия между версиями

н
а этой ноте сразу можно бы и завершить, поставив жирную точку поперёк текста● — Всё. Allez! Достаточно. Если судить по неяр(к)ому началу, — разговор (во время еды) окончен, едва начавшись: на этом месте можно полностью удовлетвориться & проститься. И это было бы единственно верное решение. Поскольку отдельная & обдельная статья по обозначенной (выше) теме «Песни во время еды», ос.49 для певца и сопровождения, двенадцать штук («Chansons au moment de repas», oc.49 pour chanteur et suivie) до сих пор не свёрстана, не выверстана, не наложена и не выложена в открытый доступ, здесь более не будет ничего мало-мальски приличного, кроме большого числа огрызков или объедков, как всегда, оставшихся после процесса человеческой еды. Вот и судите теперь сами: нужно ли нам всем такое дряблое и невидное продолжение.

таким образом, не будем делать вид, будто ничего не заметили. Здесь и сейчас находится вовсе не полноценная статья, но только её пень..., или старый огрызок от утвердительной страницы, — якобы посвящённой строму вокальному опусу, написанному весной 1991 года, ещё на территории Советского Союза. Отчасти (но только отчасти!) эта страница могла быть приближена по масштабу и структурному содержанию к аналогическим статьям «Маленькие детские пьесы большого содержания» или даже «Мерцающие девицы для тубы и певицы», однако, об этом говорить уже поздно, поскольку известный поезд только что тронулся (умом), а вокзал за ним не последовал. А потому, поглядывая за воображаемую линию горизонта, я также считаю возможным оставить здесь мягкое, отчасти, вялое или даже дряблое перенаправление на другие статьи, имеющие (кое-какое, иногда опосредованное или принципиальное) отношение к этому опусу, а также его истории, теории, практике, теням, от’ражениям, наброскам или отброскам (равно внутренним или внешним)...

1.  Вялые записки (о невялом)
2.  Маленькие детские пьесы большого содержания (дряблая статья)
3.  Смутные пьесы (неясного происхождения)
4.  Известная Пассакалия (в том числе)
5.  Мерцающие девицы (публичный конець)
6.  Венецианский гондольер (одноразовая опера-балет)
7.  Пять мельчайших оргазмов, ос.29 (как результат)
8.  Приевшиеся жужжания, ос.2 (перед едой)
9.  Покусанные картинки, ос.6 (или прививка от бешенства)
10.  Три пьесы 0 музыке  не(дряблая страница)
11.  Закрывая двери (с музыкой или без неё)
12.  Трескунчикъ, ос.43 (арьергардный балет №1)
13.  Осторожная тщетность (дряблая страница)
14.  Что сказал Заратуштра (напоследок)
15.  Карманная Мистерия (страница без музыки)
16.  Закрытый Реквием (дряблая статья)
17.  Три Экстремальные Симфонии (в 108 частях)
18.  Веселящая Симфония (вне исполнения)
19.  Известная Пассакалия (похоронное шествие)
20.  Меблировочная музыка (вместо еды)
21.  Каменный Гость (или над’гробие над балетом)
22.  Симфония №5, героическая (для кифары и офиклеида)
23.  Окоп (или п’ресечённый балет)
24.  Шаг вперёд - два назад (первый де-балет)
25.  Средняя Симфония (для начала)
26.  24 упражнения по слабости (тоже для фортепиано)
27.  Бастард Тристана (лучшая опера Эрика Сати)
28.  Этюды для упавшего фортепиано (вместо реквиема)
29.  Я занимаюсь провокаторством и обманом (к вопросу о музыке)

на всякий случай напомню, как всегда, не гнушаясь из...лишними повторениями, что в исторической ретро’спективе (оглядываясь на зад) «Песни во время еды», ос.49 (12 штук, 1991 г.), несмотря на свой вполне портативный размер, вес и толщину, относится к числу скорее прикладных (конкретных) или публичных, чем строго канонических произведений этого автора. Написанный специально для исполнения в серии концертов (Сати-Ханон) в середине периода «массового производства камерной музыки» (после «Маленьких детских пьес большого содержания» и «15 Ave Maria с комментариями»), этот цикл стал публичной демонстрацией сублимированной савояровской концертной манеры (третьей ректификации), а также, как это ни странно предположить, скрытой реакцией на «меблировочную музыку» мсье Эрика Сати. Этот цикл, написанный на свои тексты (стилизованные под «слегка серебряное» начало XX века), с точки зрения автора представляет собой дурной пример: как не следует вести себя во время концерта или любого другого акта исполнения музыки. В этом смысле ниже «Песен во время еды» продвинулось только следующее вокальное сочинение: «Беседа с публикой», от начала до конца проникнутое духом вдумчивого идиотизма.

как нетрудно себе уяснить из эпифитной цитаты, помещённой чуть выше (головы), публичная полоса (или серия) «усыхающих вокальных циклов» — ничуть не выдумка, не ошибка рассудка и даже не ложь. Она не только существовала на самом деле, но и была задумана заранее как таковая в качестве поступенной отработки психо’логических приёмов достижения канонического контакта и раскачивания публики на материале сáмого простого (и даже «демо’критического», если угодно) жанра: песни или романса. Если посчитать (хотя бы примерно) число этих «усыхающих циклов», то (в большом варианте) получится никак не меньше полутора десятков сочинений, начиная от «Маленьких камерных фетишей» ос.25 и кончая «Мерцающими девицами». — Что же касается бега по-маленькому, то и здесь насчиталось бы не менее десятка дидактических опусов, среди которых будут такие несомненные вехи (на пути усыхания) как «Публичные песни» и «Каменное лицо» (пропуская некоторые промежуточные звенья, перечисленные выше) и, наконец, как выветренная вершина, — несравненные & несравнимые «Мерцающие девицы», в которых всё упёрлось и которыми всё кончилось. Последние из последних, они «сделали» последний концерт (7 ноября 191) и поставили размашистую точку на мусорной корзине всяческой публичности. Оно и понятно...

как всегда, не обошлось (даже во время еды) без знаменитой двойной бухгалтерии, столь показательной для этого автора. Как мы уже могли видеть, эта тетрадь якобы состоит из «двенадцати небольших песен»... Ради точности продолжения разговора было неплохо перечислить эти «12» по порядку (если это возможно, конечно), чтобы лишний раз убедиться в точности подсчёта. Тем более, что (кроме всего) имеется такая возможность, — взять в руки программку, отпечатанную ради одного из концертов и, послюнив палец, пересчитать номера. Итак, прошу к столу, вот они, уже здесь:
       1. Информация.
       2. Маленький. — 2а. Маленький-2.
       3. Девушка с каменным лицом.
       4. Не говори. — 4а. Не говори-2.
       5. Во время.
       6. Маленькая. — 6а. Маленькая-2.

после пред’полагаемого возвращения певца с аккомпаниатором, они оба, тщательно сохраняя предписанные им «нейтральные выражения лиц», постепенно доводят дело до закономерного завершения. Во всяком случае, таков был замысел автора, если верить его вялым запискам. Ниже приводятся оставшиеся заголовки (вторая половина цикла), исполняемые после короткого, но вынужденного перерыва:
       7. Песни во время еды.
       8. Ты видишь...
       9. Когда я увидел. — 9а. Когда я увидел-2.
       10. Недоумение.
       11. Здравствуй, маленькая.
       12. Ужé.
Итак, перечисление закончено. Как результат проведённой работы, если аккуратно пересчитать все номера (вместе с якобы дополнительными или дубликатами), номинально обозначенные как «двенадцать небольших песен», в графе «итого» получится отнюдь не дюжина (12), хотя и ничуть не менее круглое число шестнадцать (16, как в бухгалтерии). Причём, немногие уцелевшие очевидцы оных «Песен во время еды» (исполнявшихся в 191 году публично не менее пяти раз) свидетельствуют, что указанные «дубли» номеров с литерой «а» представляют собой вполне отдельные произведения, ничем не связанные с основными (кроме общего текста). А потому впредь именно так и следует понимать, что этот цикл состоит из двенадцати (шестнадцати) номеров, исполняемых исключительно во время еды. И никогда — после неё... Все остальные версии заранее отметаются как несостоятельные. Не исключая, впрочем, и остальных.

главное внутреннее назначение этого цикла (по неосторожному выражению такого же автора) — малое «подтачивание основ здравомыслия» (вероятно, у публики), с целью хотя бы немного пробудить вечно закрытое & отсутствующее сознание ради дальнейших попыток обнаружения иной, не’очевидной картины мира. Достигается эта задача, прежде всего, через избегание (ломку) стереотипов — как музыкальных, так и вербальных (ситуативных). Основное содержание и главная суммарная задача всех двенадцати (шестнадцати) песен до предела чётко обрисована их солидарным заглавием: это локальное идеологическое сочинение, призванное между делом (в данном случае, во время еды) внедрить через ротовые отверстия фундаментальные вопросы философии (прежде всего, гносеологические и этико-экзистенциальные). В отличие от смежных вокальных циклов, все проблемы подаются опосредованным, символически усложнённым языком, не вызывающим у слушателя ни отторжения, ни ощущения внешней агрессии (вторжения во внутренний мир). Отдельный интерес представляет семантика текстов (видимая даже на примере заголовков), где преобладают уменьшительные выражения в сочетании с прямыми рекомендациями. Однако, это заранее обманчивое впечатление. Автор (текста и музыки) намеренно создаёт атмосферу романтической расслабленности и доверия, с мягкой иронией отсылающего к Серебряному веку русской поэзии. Между тем, произведение в целом оставляет ощущение «маленького» (локального) сюрреального мира, в котором возможно всё..., или почти всё. Но главное, что нестереотипные установки этого мира не совпадают с повседневными, намеренно принижая их реальное значение.

Ханóграф: Портал

однако далее..., — далее неизбежно следует небольшая пауза (возможно, лёгкого генерального характера), во время которой по замыслу автора за кулисами действительности происходят некие скрытые процессы. — В отличие от подавляющего числа сочинений этого автора, «Песни во время еды» для певца и сопровождения несколько раз исполнялись (с очевидным успехом), хотя весь период их исполнения оказался директивно ограничен годом их написания (191). Кроме того, сохранилась полная концертная запись, хотя и не слишком качественная (с последнего концерта, состоявшегося 7 ноября того же года) и несколько фрагментарных — в том числе, одна или две телевизионных. — Пожалуй, напоследок остаётся только перелистать старые ноты (напомню: написанные ещё на территории СССР) и дважды перечитать заголовок, полностью исчерпывающий цель и характер этого символического произведения в смеш(ан)ном жанре: ос.49 «Песни во время еды» для певца и сопровождения (последнее слово, настойчиво повторяясь, призвано дополнительно акцентировать внимание на нестандартность обстановки, — прежде всего, имея в виду процесс еды, сопровождающий пение). Немногим менее получаса непрерывного действия над возможностью (sur!) приоткрыть черепную крышку хотя бы у кого-то из присутствующих. Дюжина (шестнадцать) песен в необычном контексте, каждая из которых может быть представлена как философский этюд в импрессионистских тонах. — Пожалуй, сказанного более чем... достаточно. И это — всé — словá, котóрые можно было бы понимать в качестве наглядного после’словия.

итак, достаточно: полностью исчерпав собственную влагу, дряблый огрызок окончательно превратился в сухой остаток. Пред’последний вывод напрашивается бес затруднений & практически, сам собой. Особенно если принять во внимание, что с самого начала своей продуктивной практики этот автор (так же, как и сам Эрик Сати) с полным правом может считать себя непримиримым, в полной мере вне...конвенциональным типом и отрицает любую коллаборацию с оккупантами & прочим человеческим материалом. А потому (вне особых сомнений), и этот его «локальный опус во время еды», как всегда, оказался замолчан, оболган и прилежно забыт всеми теми, кто считает себя профессионалами своего дела и привычно сотрудничает в парадигме нормального мира людей. Кроме того, не лишним было бы припомнить (на’последок), что у всякого достижения есть свои герои (без..действующие лица). А потому здесь можно было бы перечислить не менее двух десятков облигатных «сумеречных идолов», по их словам, якобы «поклонников творчества» этого автора (от Мстислава Леопольдовича до Теодора Клеопатровича), ни один из которых так и не приподнял головы от повседневного процесса непрекращающейся еды, чтобы хотя бы одна маленькая вещица из «параллельного репертуара» была приведена в исполнение. Со всеми вытекающими последствиями, разумеется. — С такими, прошу прощения, «поклонниками» — прямая дорога туда, во внутреннее (полностью закрытое) творчество (как это было последние два, три четыре десятка лет), а затем и далее по стопам братьев-альбигойцев. Впрочем, не будем зря колыхать воздух: указанный путь универсален. Всех (не)желающих — прошу проследовать.

Наконец, удивлённо вытянем лицо (снизу вверх) и сократим пустые слова ради других, ещё более пустых... — Если же, паче чаяния, у кого-то из проходящих мимо ренегатов & апологетов закрытых и внутренних методов искусственного искусства появится под’спудное желание как-то инициировать, спровоцировать или ускорить выкладку этого символического материала из истории России конца XX века, никто не возбраняет обратиться, как всегда, в президиум Большой Имперской Столовой (желательно, во время еды) → по заранее известному адресу не...посредственно к пятикратному автору, пока он ещё находится относительно здесь, на расстоянии вытянутой руки или про’тянутой ноги. — Однако..., рекомендовал бы всё-таки не тянуть кое-кого (за хвост). Наша малая кунст’камера скоро будет закрыта & зарыта окончательно, как и всё на этом свете (после еды)..., причём, «бес’ права переписки». А мы пока ещё помним, чтó может значить это сочетание слов..., после всего. — Или antidates, одним словом...