Маленькие детские пьесы большого содержания, ос.46 (Юр.Ханон)
— Говорят, это <была> прививка? — да, не смею возражать. Это она, прививка. Если не более того. и
«Маленькие детские пьесы большого содержания» — так обозначался жанр серии опусов под номерами. Например, номер второй назывался «Твой папа отдыхает в углу комнаты». Следующий номер — «У твоей мамы тусклое лицо». По поводу всего этого Юрий заметил <со сцены в сторону зрителей>: «А всё-таки радует, насколько здесь слабая прозвучала музыка». Возможно, это относилось и к опусу под названием «Где твоя рыба и как тебе живётся без неё?» Может быть, именно к последнему относился <риторический> вопрос Ханина: «Есть ли чему хлопать?» Композитор непринуждённо обменивался подобными репликами с несколько восторженным и пахнущим дорогими духáми залом. на всякий случай напомню, как всегда, не гнушаясь из...лишними повторениями, что в исторической ретро’спективе (оглядываясь на зад) «Маленькие детские п’есы большого содержания», ос.46 (12 штук, 1991 г.), несмотря на свой вполне портативный размер, вес и толщину, относится к числу важнейших методических (если угодно, даже менторских или воспитательных) канонических произведений этого автора. Написанные в середине периода «массового производства камерной музыки» специально для исполнения в серии концертов (Сати-Ханон), этот цикл стал сублимированной реакцией на многочисленные фортепианные пьесы Эрика Сати для детей (в данном случае, реакцией, безусловно, негативной). Этот цикл, написанный (на свои тексты) после тютчевского «Каменного лица» и «Средних песен», но зато — перед «Песнями во время еды», представляет собой дурную середину: маленькие детские пьесы быть может, менее агрессивны (чем каменное лицо), но зато значительно более дидактичны, всецело нацеленные на вос’питательный эффект. Цикл написан <несомненным> автором-идиотом как пример воспитательного сочинения сугубо канонического характера. Почти все пьесы (кроме опущенных) содержат элементы мягкой суггестии. Впрочем, маловероятно, чтобы эта вещь была реально использована для воспитания детей (почему же нет?) — По специфическому напряжению воспитательного тонуса двенадцать частей заведомо неравны, включая в общую линию отдельные моменты облегчённого характера, а также несколько частей-сносок, примечаний и приложений. Все они только способствуют просверливанию отверстия в черепной коробке (имени Анатоля Франса)... так называемая «публичная полоса» (или серия) усыхающих вокальных циклов (да ещё и «малая с большой» одновременно) — ничуть не выдумка и даже не ложь. Она не только существовала на самом деле, но и была задумана как постепенная отработка психологических приёмов достижения канонического контакта с публикой на материале самого простого (и даже «демо’критического», если угодно) жанра: песни или романса. Если посчитать (хотя бы примерно) число этих «усыхающих циклов», то (в большом варианте) получится никак не меньше полутора десятков сочинений, начиная от «Маленьких камерных фетишей» ос.25 и кончая «Мерцающими девицами». — Что же касается бега по-маленькому, то и здесь насчиталось бы с десяток дидактических опусов, среди которых будут такие несомненные вехи (на пути усыхания) как «Публичные песни», «Каменное лицо», «Средние песни», «Маленькие детские пьесы большого содержания», «Песни во время еды», «Беседа с публикой», «Ошибочные песни» и, наконец, несравненные & несравнимые «Мерцающие девицы», в которых всё упёрлось и на которых всё кончилось. Последние из последних, они «сделали» последний концерт (7 ноября 191) и поставили размашистую точку на мусорной корзине всяческой публичности. От начала и до конца певец не просто исполняет, он ещё и «находится при исполнении». Понимать в прямом смысле. И так все 12 пьес. Он должен быть предельно аскетичен и сдержан. Никакого кривляния или соучастия (сочувствия). Никаких криков и вырывания волос на остатках черепа. Глубоко запрятанная под кожу нутряная эксцентрика. — Похоже, что сам певец не вполне понимает, чтó такое поёт. Очевидно, это так. Однако он с порога отметает все подозрения и продолжает своё малое дело большого содержания с достоинством, близким к предельному. главная внутренняя цель этого цикла (по неосторожному выражению такого же автора) — «выбить стул из-под <головы> слушателя», открыть вечно закрытое & отсутствующее сознание ради попытки обнаружения иной, не’очевидной картины мира. Основное содержание и главная суммарная задача всех пьес (песен?..) до предела чётко обрисована их солидарным заглавием: это маленькое идеологическое сочинение большого содержания, в котором фундаментальные вопросы философии (прежде всего, гносеологические и этико-экзистенциальные) подаются простым и точным языком, вполне пригодным для маленького детского восприятия (в том числе, и больших взрослых). Цикл включает в себя дюжину п’ес (я повторяю, именно пьес, — ни одна из которых по какой-то странной причине не называется «песней»), на первый взгляд, рас..положенных словно бы вразбивку. Однако, это обманчивое впечатление. Автор (текста и музыки) намеренно избегает осязаемой монотонности и методичной последовательности. Он наносит словно бы «случайные» удары молотком по разным опорным точкам (отсутствующего) сознания, чтобы (якобы) достичь (якобы) поставленной цели. ► Спрашивается, не слишком ли фри’вольны эти пьесы для целей вос..питания? (нет)
но далее..., — далее следует небольшая пауза (возможно, лёгкого генерального характера), во время которой по замыслу автора происходят некие скрытые процессы. — В отличие от подавляющего числа сочинений этого автора, «Маленькие детские пьесы большого содержания» для фортепиано и певца (или без него) многократно исполнялись (с большим успехом), хотя весь период их исполнения оказался директивно ограничен годом их написания. Кроме того, сохранилась одна полная концертная запись (как раз с того юбилейного концерта «Ханон-Сати», который описывала мадмуазель А.К.) и несколько фрагментарных — в том числе, одна или две телевизионных. Наконец, к общему числу «приведений в исполнение» следовало бы причислить и однократный франкоязычный вариант (в жёстком агогическом переводе, сделанным автором для работы в режиме «sprechstimme»). — А напоследок остаётся только перелистать старые ноты (напомню: написанные ещё в СССР) и прочитать заголовок, полностью исчерпывающий цель и характер этого драматического произведения в жанре урока обществоведения: ос.46 «Маленькие детские пьесы большого содержания» для фортепиано и певца (или без него). Почти полчаса непрерывного действия над вероятностью (sur!) открытия черепной крышки человека. Дюжина фортепианных «пьес», каждая из которых может быть поставлена как драматическое произведение. — Пожалуй, сказанного более чем... достаточно. Это — всé — словá, котóрые можно было бы понимать в качестве наглядного эпилога. Прекрасный человек был этот Сати, хорошо, что у Юрия была такая бабушка, хорошо, что в особняке Половцова и в наши безнадёжные времена возможно такое, прямо скажем, ничем не связанное с глупостью и никчёмностью нашего существования действо. пред’последний вывод напрашивается бес затруднений & практически сам собой. Особенно если принять во внимание, что с самого начала своей продуктивной практики этот автор (так же, как и сам Эрик Сати) с полным правом может считать себя непримиримым, в полной мере вне...конвенциональным типом и отрицает любую коллаборацию с оккупантами & прочими человеческими огрызками. А потому (вне всяких сомнений), и этот его «маленький опус большого содержания», как всегда, оказался замолчан, оболган и прилежно забыт всеми теми, кто считает себя профессионалами своего дела и привычно сотрудничает с миром людей нормы. Кроме того, не лишним было бы припомнить (на’последок), что у всякого достижения есть свои герои (без..действующие лица). А потому здесь можно было бы перечислить не менее двух десятков облигатных «идолов», по их словам якобы «поклонников творчества» этого автора (от Мстислава Леопольдовича до Теодора Клеопатровича), ни один из которых так и не приподнял ни одного пальца посреди пустого мира своей суеты, чтобы хотя бы одна маленькая пьеса большого содержания, будь то с певцом — или без него (говоря исключительно ради примера) была приведена в исполнение. Со всеми вытекающими последствиями, разумеется. — И с такими, с позволения сказать, «поклонниками» — прямая дорога именно туда, во внутреннее (полностью закрытое) творчество (как это было последние два, три четыре десятка лет), а затем далее по стопам братьев-альбигойцев. Впрочем, не будем зря колыхать воздух: указанный путь универсален. Всем (не)желающим — прошу проследовать. Много’кратно вставал (и так же много’кратно падал) один и тот же бес..предельно вялый вопрос: отчего же «для фортепиано и певца (или без него)»? Как это следует понимать? Неужели эти песни (пьесы) пригодны для исполнения без певца? Наконец, удивлённо вытянем лицо (снизу вверх) и сократим пустые слова ради других, ещё более пустых... — Если же, паче чаяния, у кого-то из проходящих мимо ренегатов & апологетов закрытых и внутренних методов искусственного искусства появится под’спудное желание как-то инициировать, спровоцировать или ускорить выкладку этого методического материала для начальной и средней школы (если его уместно было бы и впредь называть «материалом»), никто не возбраняет обратиться, как всегда, в президиум Большого Воспитательного Дома Империи (маленького содержания) → по заранее известному адресу не...посредственно к пятикратному автору (всего большого о маленьком), пока он ещё находится относительно здесь, на расстоянии вытянутой руки или про’тянутой ноги. — Однако..., рекомендовал бы всё-таки не тянуть кое-кого (за хвост). Наша малая кунст’камера большого соде’ржания скоро будет закрыта & зарыта окончательно, как и всё на этом свете..., причём, «бес’ права переписки». А мы пока ещё помним, чтó может значить это сочетание слов..., после всего. — Или antidates, одним словом... В конце концов, не довольно ли иллюзий & фантазий? — Хватит (allez)! Не будем делать пусто’порожний вид, будто бы это не так. — Запираться глупо. Отрицать бессмысленно. Продолжать тлетворно (как и всё остальное, вестимо). Пора сказать последнее слово и поставить точку. Тоже последнюю. — Да, маленькие детские пьесы большого содержания составлены из двух частей, как Правило, не’составимых, не’сопоставимых и не’совместимых. Даже в искусстве. Прежде всего потому, что одна из них очень мала, а другая — слишком великá. Поставленные рядом, они не могут быть обе кряду. — Только по одной. Без второй. Отдельно. Или только большая (когда под ногами не видна ничтожная), или только мелкая (когда где-то за облаками пропадает огромная). Кстати говоря, в точности таким же образом составлена и вся эта жизнь...
| ||||||||||||
