Смерть или смех (Из музыки и обратно)

Смерть и смех авторы:  Bernard Shaw & Yuri Khanon ← Духовники и — духовики Любители — и любовники → Ханóграф: Портал Смерть и смех Мой друг, отчизне посвятим? Или не друг?.. И не отчизне? ( Михаил Савояров ) «Дорога́ ложка ко лбу..., а унылая мина — к покойнику». По крайней мере, та́к нас учили высокие мудрецы..., — мудрецы духа. Они..., эти удивительные старейшины и старцы, убелённые сединами всеобщего почти почтения и позора... А уж они-то, эти старцы, я уверяю вас, — отнюдь не дураки. Отнюдь. В чём-в чём, но уж в этом-то тонком предмете они понимают толк. А иначе..., посудите сами: разве дожили бы они до своих убелённых седин, столь светлых и привлекательных? Дым до небес, да и только... Похоронная процессия из балета «Рела́ш» Потому что..., будем искренни и прямы. Во всякой жизни, будь то человек или какое-то другое, пока не известное науке животное, — не существует ничего более важного и надёжного — чем факт соответствия. Ну..., как бы это понятнее сказать... — Представьте, что вы кое-где задержались, пришли поздно. Вот находитесь перед закрытой дверью, и вам хочется попасть домой. Перед вами дверь, а в ней — дверной замок со скважиной... — Всякая скважина имеет свой ключик. А если у вас в руках ключик от другой скважины, так и нужно полагать, что дверь — не откроется. Или напротив, если она открыта, то уже никогда не закроется обратно... Если за свою булочку с вареньем соседский пекарь хочет шиллинг, а у вас в кармане всего десять копеек или пять сантимов..., — значит, не видать вам этой булочки как своего левого уха... И в конце концов, когда вы являетесь мужем одной привлекательной женщины, но по какому-то недоразумению вас застают в момент проверки шнуровки корсета у другой — это ещё один частный случай, лишний раз оттеняющий универсальность указанного закона природы. — Каюсь, далеко не всегда в моей долгой жизни мне удавалось достигнуть столь счастливых соответствий. И увы, не каждый, — далеко не каждый раз я добирался до особо торжественных или, тем более, официальных «концертов» (назовём их ради порядка — так) в подобающем случаю состоянии. Гораздо чаще случалось — наоборот. Например, когда все слушатели прекрасной музыки одеты в чёрное, а котелки надвинуты по самые брови, не слишком уместно приходить весёлым..., или хотя бы навеселе. Почти всегда я хорошо это понимал..., однако каким-то необъяснимым образом ключик в моём кармане вечно оказывался — от какой-то другой скважины. Едва ли не с са́мого раннего детства, напутствуемый своей доброй матушкой, я почти наизусть выучил, что похоронный марш из «Героической симфонии» покойного Людвига полагается слушать со скорбным выражением на лице и, желательно, уронив голову на грудь. Очень хорошо, когда в глазах наворачиваются неподдельные слёзы..., а губы в особо трогательные моменты могут слегка подёргиваться от глубоко сдавленных рыданий, сдерживаемых только из чувства приличия. Эта прекрасная музыка, как меня учили мудрые взрослые, всякий раз должна производить неизгладимое впечатление на человека чувствительного и воспитанного, который не чужд процессу проводов на тот свет... Но увы..., к сожалению, сегодня поздно заказывать музыку. Как оказалось, у меня дурной багаж: я непоправимо испорчен. Мои первые знакомства с похоронным делом протекали далеко не так, как это было бы прилично для настоящего джентльмена... Смерть ли смех Не будем слишком затягивать эту печальную историю. Начну сразу и с главного: быка за рога. К сожалению, мне выпало счастье родиться в большой семье, имевшей непомерное количество родственников, которые, к тому же, имели неосторожность регулярно плодиться. Таким образом, тёток и дядьёв у меня был легион, а кузин и кузенов больше, чем песчинок на берегу океана. Следовательно, даже при очень низком проценте смертности от болезней, всё же родственники регулярно умирали вследствие дряхлости. Иной раз каждый месяц случались очередные похороны, а не присутствовать на них, пускай даже при полном равнодушии к покойнику, считалось категорически неприличным. Такова была наша старая семейная традиция. Похоронная процессия из балета «Рела́ш» Прибавьте сюда ещё одну славную подробность. Дело в том, что жители нашего города (как живые, так и мёртвые) решительно разделились на две почти равные части — по признаку «вероисповедания» и, как следствие, каждая из половин города хоронила своих покойников — исключительно на правильном кладбище в правильных могилах под чутким руководством правильного священника. Это были старые и очень большие кладбища, каждое из которых его потенциальные клиенты считали воротами в рай, а противное, соответственно — своеобразным предбанником преисподней, где все неверные, закопанные в землю, были обречены погибнуть — без малейшей надежды на воскресение. Оба эти погоста находились в паре миль от города, в результате чего бо́льшая часть пути в могилу, особенно если покойник проживал на окраине, пролегала по пригородам и ближним просёлкам... Прошу заметить: как раз эта деталь, на первый взгляд, казалось бы, не слишком важная, и наложила суровый отпечаток — и на похороны, и на всю мою жизнь. Думаю, вы не слишком удивитесь, если я сообщу вполголоса, что даже самая тяжёлая утрата не может заставить людей совсем позабыть о своих повседневных делах... Например, что пора бы и возвращаться с кладбища, есть на свете дела и поважнее... И вообще, что «время — деньги»..., не говоря уже обо всём остальном. — Вот почему каждая новая похоронная процессия была похожа на предыдущую и развивалась примерно по одному и тому же сценарию. В начале пути, медленно и понуро мы ехали по улицам мимо жилых домов. Но затем, едва выехав за город, настроение наших кучеров резко менялось. Особым движением тронув вожжи и пару раз выразительно щёлкнув кнутом, они резко меняли настроение лошадей, — и весь похоронный поезд рывком переходил на просёлочный галоп. Тут уж только держись! — похороны и в самом деле принимали серьёзный оборот: траурные кареты тряслись и раскачивались на жёстких рессорах, и все мы судорожно вцеплялись в поручни катафалка, чтобы не вылететь вон... Немало..., ох, немало раз протрясся я в обе стороны по нашим разбитым просёлочным дорогам, провожая в последнюю прогулку очередного из почивших дядьёв, каждый из которых, в свою очередь, регулярно развлекался примерно тем же спортом. Однако не слишком долго продолжался наш похоронный галоп. Незадолго до кладбища снова начинались дома, — и в этих местах скорбь утраты снова овладевала нашими душами с неодолимой силой. Резко осадив разгорячённых кобылок, кучер слегка привставал с козлов, и все мы переходили на викторианский похоронный шаг. Едва шевеля траурными колёсами, наша повозка подползала к большим железным вратам, где нас ожидала процедура переноски нашего драгоценного покойника на другое транспортное средство. Перетащив кое-как гроб с дорогим телом на простенький кладбищенский лафет с покровом, мы потихоньку плелись следом за ним, умилённо глядя как бренные останки едут по центральной аллее — прямиком в часовню, где их ждала обязательная процедура отпевания. Грубо сколоченный лафет в виде телеги с какими-то удивительными почти квадратными колёсами был запряжён вороным пони непередаваемой демонической масти и такого же вида... Поминутно встряхивая гривой, он то и дело дёргал лафет в разные стороны, виляя по аллее зигзагами и казалось, — ещё мгновение, этот пони фыркнет огнём из пасти, испустит серное зловоние, злорадно заржёт и, расправив перепончатые крылья — словно исполинская летучая мышь, — исчезнет в грозовом небе вместе с гробом и всем прочим, вверенным ему кладбищенским инвентарём. Впрочем, будем справедливы: ни разу во время похорон на нашем, право, — славном кладбище не происходило ничего дурного или предосудительного. И даже маленький пони, каким бы он ни был лоснящимся и чёрным, — в итоге вполне благополучно довозил покойника до места отпевания... Оказавшись в часовне, мы все некоторое время мирно спали под заунывные чтения кладбищенского отца, — а затем, слегка приободрившись от скорого окончания процедуры, — дружной гурьбой отправлялись зарывать покойника в землю... В то прекрасное место, откуда он больше никогда не выберется..., — будем надеяться. Смерть или смех Вот, говоря вкратце, какие воспоминания всю жизнь мешали мне внимать прекрасным звукам марша из «Героической симфонии» — по крайней мере, так, как ему внимают другие... Особенно же это было обременительно в тех случаях, когда наутро на столе главного редактора должна была лежать рецензия (чтобы не сказать: некролог) с подробным анализом наиболее прекрасных деталей исполнения симфонии... или таких же прекрасных деталей из биографии покойника. Похоронная процессия из балета «Рела́ш» Но признаться, особенно меня всякий раз подводило то нехорошее место в центральной части марша, когда гнусавый гобой, вылезая из своего дальнего укрытия, неожиданно настраивает музыку — на мажорный лад... И здесь, словно позабыв, в каком направлении едет наш прекрасный катафалк, музыкальные темы начинают светлеть, проясняться и, так сказать, заметно прибавлять шагу... При первых же звуках этого эпизода я чувствую какую-то внутреннюю тряску и растущее беспокойство, а руки мои начинают непроизвольно шарить по креслам вокруг себя — в поисках хоть каких-нибудь поручней... Затем я ловлю себя на том, что музыка с каждым тактом становится глуше, дальше и тише, словно бы у меня закладывает уши и, наконец, инструменты оркестра совсем пропадают за голосами моих родственников... Судорожно пытаясь удержаться на месте и не вылететь вон во время сумасшедшей гонки, вскрикивая от тряски и толчков из стороны в сторону, они инстинктивно начинают говорить всё громче и громче... Причём, самый молодой из нас, мой кузен, в сотый раз пытается похвастаться передо мной своим романтическим приключением (начисто выдуманным!) в лесу... Кажется, он в прошлый вторник (снова) неожиданно столкнулся на охоте с прекрасной супругой вице-короля..., она была одна, разумеется. И он тоже — один. Значительно серьёзнее разговаривает самый старший из нас, кажется, это мой дядя. Басовито, деловито и бесконечно подробно он сообщает моему отцу о каких-то старинных часах со шпинделем, которые обошлись ему в пять шиллингов... Удивительная работа мастера. Оказывается, что уже целых сорок лет подряд они показывают точное время и не требуют поправок. И наконец, я слышу голос моего отца... Кажется, единственный из всех, он считает разумным слегка порассуждать о том, какие именно причины и в какой пропорции привели к безвременной кончине нашего бравого родственника. Возможно, что характер его жены ускорил неизбежный исход..., впрочем, алкоголь, конечно..., а может быть и другие естественные причины... Но вдруг, словно издалека, я слышу: посреди музыки возникает резкий, почти неподготовленный переход обратно — в минор! И вот, мне уже чудится, что мы подъезжаем к кладбищу и снова видим жилые дома. Кучер внезапно осаживает лошадей — и все мы, пассажиры этого вечного транспорта, — дружно клюём носом и едва не вываливаемся вперёд... В конце концов, эта дурацкая симфония мне надоедает. Несколько раз я встряхиваю головой и окончательно прихожу в себя, удручённо осознавая, что все прекрасные детали исполнения бетховенского марша совершенно ускользнули от моей критической оценки. Прошу понять: нисколько не оправдывая своего непозволительного поведения ни в настоящем, ни в прошлом, я просто пытаюсь подробно и честно описать его причины... в расчёте на справедливую индульгенцию... — или, хотя бы снисхождение почтеннейшей лондонской публики. По правде говоря, я бы хотел, чтобы эта маленькая слабость автора была принята во внимание при будущих оценках моих критических статей о музыке ван Бетховена... Тем более, что моя статья на сегодня почти завершена... Пожалуй, одна только мелочь..., ради красного словца. Дети обычно — просто смеются, когда видят смешное... Не заглядывая глубже, они всего лишь видят и не пытаются понять..., или разложить по полочкам. Но зато мы..., мы должны очень хорошо отдавать себе отчёт... — Раз уж общество положило за правило избавляться от своих покойников в обстановке комических ритуалов, во время которых неизбежно то и дело случаются смехотворные накладки и неувязки, — то и немудрено, что результатом становится не менее гротескная взрослая жизнь... Ваши похороны смешили меня, когда я был мальчиком, но зато теперь, спустя два десятка лет они внушают мне подлинное отвращение... Сегодня, когда я стал немного старше и кое-что узнал о тех бесконечных мерзостях, которые вечно таятся и вечно выпадают вместе с ветхими скелетами из-за кулис той сцены, которую наша благопристойная публика любит называть «местом последнего упокоения».:288 — Не будем напрасно кривить душой... И в самом деле, это и есть — оно..., её ... настоящее ... место.

Ком’ментарии Ис’точники С ’ правка Ханóграф: Портал — Настоящее эссе «Смерть и(ли) Смех» было написано Двумя Авторами (с небольшой разницей в возрасте и росте). Газетная хроника некоего месье Бернарда Шоу (без названия и с другим текстом) была опубликована 14 февраля 1894 года Напротив, (меня) — Юрий Ханон составил свою версию (спустя некие сто лет) 14 октября 1994 года (по следам «Тусклых бесед») — Таким образом, нетрудно видеть, что всё — сходится. Лит’ ература   (между жизнью и смертью) Ханóграф: Портал Эр.Сати, Юр.Ханон. «Воспоминания задним числом» (яко’бы без под’заголовка). — Сана-Перебург: Центр Средней Музыки & Лики России, 2011 г. «Ницше contra Ханон» или книга, которая-ни-на-что-не-похожа. — Сан-Перебург: «Центр Средней Музыки», 2010 г. Юр.Ханон «Альфонс, которого не было» (или книга в пред’последнем смысле слова). — Сан-Перебург: (ЦСМ. 2011 г.) Центр Средней Музыки & Лики России, 2013 г. Юр.Ханон, Аль.Алле, Фр.Кафка, Аль.Дрейфус «Два Процесса» (или книга без права переписки). — Сана-Перебур: «Центр Средней Музыки», 2012 г. Юр.Ханон. «Чёрные Аллеи» (или книга, которой-не-было-и-не-будет). — Сана-Перебур: Центр Средней Музыки, 2013. Юр.Ханон «Три Инвалида» или попытка с(о)крыть то, чего и так никто не видит. — Сант-Перебург: Центр Средней Музыки, 2013-2014 г. Юр.Ханон «Неизданное и сожжённое» (на’всегда потерянная книга о на’всегда потерянном). — Сана-Перебур: Центр Средней Музыки, 2015 г. Юр.Ханон «Животное. Человек. Инвалид» (или три последних гвоздя). — Санта-Перебура: Центр Средней Музыки, 2016-bis. Юр.Ханон, Мх.Савояров. «Внук Короля» (сказка в прозе). — Сана-Перебур: «Центр Средней Музыки», 2016 г. Мх.Савояров, Юр.Ханон. «Избранное Из’бранного» (худшее из лучшего). — Сан-Перебур: Центр Средней Музыки, 2017 г. Юр.Ханон. «Скрябин как лицо», часть вторая, издание первое (несостоявшееся и уничтоженное). — Сан-Перебур: Центр Средней Музыки, 2002 г. См. так’же Ханóграф : Портал Смерть и(ли) Зло (предыдущее слово) Траурный марш на смерть великого глухого (не говоря уже о слепых...) Белый квадрат Альфонса Алле (и не только)* Духовники и — духовики Любители — и любовники Ещё один оболганный философ... Три кандидатуры — одного меня Псо-чувствие и Клебтомания Ханóграф: Портал Диана Сати (или сестра, которой не было) Родня... от Шумахера до Савоярова Газетное меню (и клятва журналиста) «Contra» — не всегда «Против» Божественное растение дьявола Иди ты к чёрту со своим орехом а ещё «Средняя Симфония», называется... Анархист от — музыки см. ещё дальше →  Auteurs : Бернард Шоу  &  Юрий Ханон.    Все права сохранены.    All rights reserved. * * * эту статью могут редактировать или исправлять только авторы. — Желающие сделать замечания или дополнения, могут оставить их при себе или отправить через спец. похоронную службу. * * *статья «И смерть, и смех» (Шоу-Ханон) публикуется впервые, текст, редактура и оформление: Юрий Хано́н, esc. «  s t y l e t  &   d e s i g n e t   b y   A n n a  t’ H a r o n  »