Сорняк (Натур-философия натур. Плантариум)
Земля это под ногами или грязь — каждый решает для себя сам... н
...на территории России практически все виды амаранта — не родные, а говоря попросту — заносные растения. Они любят жирные почвы, богатые перегноем (совсем как их ближайший родственник, «бедная» лебеда), а потому очень часто следуют за человеком, поселяясь на культурных землях..., в общем, типичные сорняки, способные заполнить и заполонить любое поле. К тому их побуждает и необычайная плодовитость: одно растение способно дать сотни тысяч семян, обладающих не только прекрасной всхожестью, но также и ничуть не менее прекрасным всем остальным.
на всякий случай напомню ещё раз (а затем и ещё раз, как известный пропалыватель любой повторной темы), что в истерической, а также натур-философской и тавтологической ретро’спективе (оглядываясь на зад) псевдо’ботаническая тема сорняка как социального жупела или оценочной категории, а также более общая тема употребительных образов отдельных растений (взятая в общем или прикладном плане) была ранее разработана основным автором этого ханóграфа в нескольких фунда...ментальных работах, ни одна из которых до сих пор не претерпела и’здания (начиная от «первой книги о стапелиях», 1998 и кончая печально известным трёхтомником). При этом количество партикулярных подлогов, обмана и прочей подмётной подлости на ботанической ниве (казалось бы, такой травоядной, такой вегетарианской!..) оказалось даже выше, чем на всех прочих. Что за дивный парадокс!.. — тем не менее, он привёл к тому, что часть книг на эту тему мне пришлось не только оставить в тени, но даже — скрывать их названия (более чем говорящие, концептуальные и ни на что не похожие), которые несколько раз пытались стянуть... Однако, вернусь к основной теме этой дряблой страницы — «сорняк» как объект (фетиш) и аффективное понятие. Мне говорят <...> ― трава, сорняк опасен. не стану, однако, дополнительно плодить скорбь, чтобы лишний раз напомнить, какое количество спекулятивных открытий (а равно и закрытий) было похоронено также и в этой небрежимо высокой теме: растение как способ (причём, способ отличный, и не просто отличный, а принципиально отличный, в корне). И прежде всего, по основному принципу антропоморфной ботаники, через со’поставление и противо’поставление как методы единственно доступные человеческому сознанию, точнее говоря, его общедоступному бытовому огрызку. В конце концов, разве само по себе понятие «о сорняке» не представляет собой рафинированный образец у’потребительного понятия, не несущего в себе иного смысла, кроме утилитарного. Таким путём, всего за несколько дряблых шагов была утеряна уникальная возможность (отыскания) нового пути из того животного тупика тотальной экспансии потребления, в который себя загнал человек, пренебрегая другими способами существенного существования. Здесь и сейчас, на фоне беспристрастно-причудистых форм и цветов растений, эта фатальная исчерпанность (как всегда) заметна особенно выпукло. Даже при первом взгляде на это растение начинают мучить приступы эпилептоидной жалости и сочувствия: до такой ужасной степени оно измождённое, измельчавшее, а может быть, даже выродившееся за несколько тысяч лет соседства с человеческим материалом. Причём, вырождение его носит, по-видимому, необратимый характер, видимый даже невооружённым взглядом. Прежде всего, по степени измельчания (почти в шесть с половиной раз по сравнению с первоначальным размером). Растение в целом рахитично и имеет до предела жалкий габитус. Листья опущены книзу и частично сложены. Стебель дегенеративно видоизменён, до крайности изломанный и дряблый. Достигнув хотя бы десятидневного возраста, растение быстро теряет способность поддерживать самого себя в вертикальном состоянии. Проще говоря, оно не может стоять на ногах без посторонней помощи. Всё время ищет опоры. Пресмыкается. Вьётся. Льнёт к более сильным от мира сего. Пытается наладить связи. Цепляется за других. Вдобавок, как утверждают специалисты-хозяйственники: оно ещё и сорное. Читай: сорняк, значит. В последнем вопросе, правда, царит небольшая анархия..., или же <приходится признать, что> людишки ещё не до конца определились... со своими приоритетами. Говорят так: оценка полезности мышиных горошков зависит от кон’текста. А потому: если оно оказывается среди растений культурных и серьёзных, например, среди того ж гороха, то непременно — сорняк и сволочь (грызня мышиная). А если просто так растёт, в поле среди дурнишника всякого, то уже совсем наоборот, говорят: ценная кормовая культура и (одновременно) даже почву обогащает. и снова повторю(сь): нет смысла загибать пальцы, указывая на пробелы и провалы сознания, так и оставшиеся не’залепленными благодаря много’вековому человеческому небрежению и универсальной подлости. Нужно ли и говорить, что в согласии с этими конструктивными принципами и было выстроено всё современное общество. Каким бы оно ни было в деталях, оно всё (снизу доверху) пронизано теми лакунами, из которых выросло. Далее ограничусь голословным утверждением, что залепить их было бы возможно только в утопических условиях внезапного осознания и готовности к действию (хотя бы в какой-то небольшой части). И с этой точки зрения трудно переоценить роль растительной методики, полностью пересматривающей взгляды естественных наук на человека и возвращающая его к истокам процесса и теории активного познания. Прежде всего, с инверсией исконного понимания, что (на земле) в планетарных масштабах сам вид Homos apiens представляет собой точное подобие того ярлыка (жупела), который он приклеивает к растениям, засоряющим и обедняющим посевы или, говоря шире, к любым помехам вообще. Сорняк. И это ещё очень мягко сказано. Далее, впрочем — следует неразборчивый текст (а значит, опять сократим, как говорил один мой старый приятель). А затем сократим ещё раз... Не зря ведь ботаники (опять) говорят..., прошу прощения, авторитетно свидетельствуют: в России обретается около 45 видов, — значит, не более четверти всех лебёд. И здесь, как мне кажется, содержится важная правда..., правда, обо всех людях по отдельности в целом. Ибо сия словесная лебеда — типический космо’полит (как и все сорняки, мать вашу), широко распространена по всему земному шару. По всем народам и весям... И повсюду следует за человеком..., как все добрые сорняки. И в дикорастущем виде, и в одичавшем тоже встречается повсеместно. Больше всего видов, пригодных для употребления в пищу, говорят ботаники, растёт как раз не у нас, а там..., за океаном — в Северной Америке и Австралии. И в тех местностях она тоже (и тоже во все века) была сорняком и, одновременно, «резервным растением», спасителем от голода. Французы за это называли лебеду Белой девой, а немые немцы и ангельские ангельчане — Добрым Генрихом. на основании фундаментальных методических достижений хомолóгии, была создана и разработана новая система & систематика растений как антитеза и пример (включая механически очищенный взгляд на сорные растения как одну из форм самоотождествления человека). Несмотря на провокационный (а местами эпатажный) подход автора к изложению фундаментальных вопросов науки, серьёзность проблемы невозможно недооценить вне зависимости от предмета (общего или конкретного), идёт ли речь о сорных (или не сорных) суккулентах, кактусах, крестовниках, лебеде или амарантах (основные постулаты и система от заполняющего материала не меняются). Но прежде и превыше всего остаётся параноидальный принцип переноса, когда аналогичное отношение люди вымещают — и на себе подобных: сначала на «чужих» (человеческих сорняках), а затем, утеряв пороговое значение, — и на изгоях внутри своего клана. Пожалуй, здесь можно было бы поставить отточие и закончить прямую речь. Тем более, что сходный по заявленным критериям анализ регулярно проявлялся и на территории ханóграфа, где имеется целый ряд примеров различной дряблости в виде страниц об отдельных таксонах растений. — Наверное, достаточно слов. Здесь имело бы смысл остановить недозволенные речи, чтобы традиционно перейти → на одну ступень ниже, к сугубо об’структивной части обсуждения. ...само по себе слово «кактус» в бинарном употреблении не было изобретено, но только подхвачено господином линнейным Карлом. Старое греческое «κάκτος», по всей видимости, не представляло собою ботанический «термин» (хотя и в этой области засветилось очень давно, ещё до времён присно’памятного Плиния... самого старшего из известных). Общим словечком «κάκτος» местное население называло какое-то вездесущее растение, сорное & вздорное, часто встречающееся по дорогам и весям Эллады. В точности до сей поры не известно, каков собой был эллинский кактус, но по контексту легко просматривается, что как плебеи, так и патриции были им равно недовольны за его обыкновение неумеренно колоться: в общем, нечто вроде чертополоха (наподобие растений из другого линнеевского рода Echinops... того же семейства астровых). — Как результат, введённый в систематику «Cactus echinopsis» (напомню: 1737 год) имел вид не только исторической ехидны, но и ещё одной тавтологии, слегка поэтической: «колючка, похожая на ежа». и ещё раз напомню на всякий случай, что это дряблое от(ст)уп(л)ение объявилось здесь, на этом месте отнюдь не ради красного словца. Обструктивные эссе о якобы сорных или (также якобы) не сорных растениях, какие бы названия они ни носили и какую бы роль для человека ни играли, — провели в режиме тлеющей публикации более двух десятков лет, пребывая в почти готовом для употребления состоянии (не пересоленные, не пересушенные и даже не пережаренные). Представляя собой классический пример неопубликованного прорыва в никуда, едва ли не полтора десятка лет условно-хомологический текст о потребительских именах и определениях провёл в форме redlink’а (ярко-красной ссылки) с двадцати страниц ханóграфа. А ведь на месте этой страницы могла быть и вполне осязаемая книга структурного характера о растительных причинах и последствиях (заглавие которой также остаётся неназванным) объёмом в 466 страниц уплотнённого кон’струкционного текста натур-философской прогрессии. Тем не менее, сегодня приходится провести жирную двойную черту и констатировать, что ожидание было пустым. Учитывая почти полувековую отрицательную практику полной бесперспективности диалога с бессознательной популяцией Homos apiens, автор «Книги без листьев» с полным правом может считать себя «непримиримым» вне...конвенциональным типом и, как следствие, остановить любую публикацию закрытых текстов и других артефактов, имеющих свойства боковой уникальности. Второе, сравнительно менее употребительное существительное женского рода felix — имело две (почти) равноправные формы произношения и написания слова (felix и filix) и — всего одно узкое значение, употребляемое как в прямом, так и в переносном смысле слова: папоротник, или (говоря шире) сорняк (кроме того, подчёркиваю особо, этот сорняк в переносном смысле — негодный человек, назойливый визитёр, мелкий человек, ничтожество, а также нежелательная растительность, волосы на теле — в тех местах, где их не ждут или не желают). И тем не менее, закончу (как всегда) традиционным формальным обращением к пустоте, — положенным поверх всего (наподобие кучи свежевыдернутых сорняков)... Если (вопреки всему) у кого-то из проходящих мимо ренегатов или апологетов всемирной прополки сорняков появится отчётливо или даже навязчиво оформленное желание как-то инициировать, спровоцировать или даже подтолкнуть вкладку & выкладку этого немало...важного био...логического материала (если его в принципе ещё можно посчитать «материалом»), никто не возбраняет обратиться, как всегда, → по известному адресу не...посредственно к (дважды) автору, пока он ещё здесь, на расстоянии вытянутой руки (левой). Между тем..., я рекомендовал бы не слишком тянуть известное животное (за хвост) и не откладывать (его) в чёрный ящик. Лавочка довольно скоро прикроется, а затем и прихлопнется совсем..., причём, «бес’ права переписки». — И тогда... все свободны! Ite, missa est. Пустыня на месте оазиса. Чистейший песочек без малейших признаков растительности. И главное — никаких сорных страниц (с открытиями или закрытиями всех так называемых „тем“). Только обычная жвачка третьей ректификации (которая и без того без...раздельно царит по всей территории человеческой суши). ...Они говорят: «сорняк».
| ||||||||||||
