Allegro (Эрик Сати)
Первая картина Леонардо? «Улыбка Джоконды», разумеется. Первая фреска Рафаэля? Вы меня удивляете, «Сикстинская мадонна», какая же ещё! А с какой работы начал свой путь Боттичелли, ученик великого Липпи? С «Рождения Венеры», конечно. Это известно даже детям. «Крик» Мунка, «Звёздная ночь» Ван Гога, прекрасная «Наездница» Брюллова, «Спящая Венера» Джорджоне, скрипка Энгра, «Мальчик с лютней», «Сбор винограда», «Маленький савояр», «Снятие пятой печати», «Смерть Марата», «Кающаяся Магдалина»... — все эти работы были написаны юными художниками, далеко не достигшими ещё и двадцати лет. Годы учения, разговоры с коллегами, суета, семья, возраст — всё это буквально за пять-семь лет превращает автора шедевров в уважаемого всеми бездаря и развалину, до последних лет жизни рисующего жалкие подмалёвки. Таково непреложное правило Большой Живописи, подтверждённое и подтверждаемое сотнями примеров непреодолимой силы. Однако совсем иную картину мы видим, едва переступив границы других искусств. Мало кому из композиторов удавалось начать сочинять музыку — и сразу же с шедевра. Практически, никому. Кроме одного Эрика Сати (вот ведь и здесь он тоже — исключение). Его призрачно-ускользающее Allegro, написанное безусым восемнадцатилетним юношей — подлинный шедевр, недосягаемая вершина французской музыки, по прихоти автора так и оставшаяся неизвестной — только подумать! — вплоть до 1972 года, когда эти ноты впервые увидели свет (факсимиле). Ни разу не исполненное при жизни автора, сегодня оно, наконец, заняло своё место в пантеоне классической музыки XIX века, заслуженно потеснив не только Пятую Бетховена, но даже Гимн Европы... к
1884-1924. <Нет, это не даты жизни.> В этом невидном промежутке умещается примерно сорок лет, — я имею в виду именно тé сорок лет, когда Сати не только работал, но и <прежде всего> был способен работать: от его первой (сохранившейся) фортепианной пьесы под вполне традиционным названием (но только названием!) «Allegro» — и до последнего жёстко (и жестоко) авангардного сочинения «Кино-антракт» из обсценного балета «Спектакль отменяется».
на всякий случай напомню ещё раз (а затем и ещё раз, пользуясь репутацией известного отбеливателя минимального минимализма), что в истерической, а также натур-философской и тавтологической ретро’спективе (пытаясь оглянуться на зад) тема означенного Allegro Эрика Сати для фортепиано соло (Онфлёр, 9 сентября 1884 года, ~25 секунд длительности) была ранее размята и освещена основным автором этого ханóграфа в таких фунда...ментальных масштабах, которые не только многократно превосходят размеры самогó сочинения, но и в целом соответствуют критериям диссертации или колбасы (докторской, по меньшей мере), чтобы не замахиваться (рукой) на нечто большее. Несмотря на якобы крайнюю малость и локальность этой маленькой юношеской пьесы (одного из лучших образцов раннего Сати, о котором, как правило, или вовсе умалчивают или ограничиваются несколькими жёваными фразами), уровень аналитического материала, заданный в «Скорописи на тему Allegro» гипер’трофирован, и в целом приближается к аналогичным «Автоматическим описям дел», в чём-то даже пре...восходя их по масштабу вертикального под’ёма. Поскольку в неоправданно мелкой, а временами и эпатажной форме обоих скрывается очень жёсткий анализ многочисленных знаков, причин и последствий, обильно рассеянных по тексту. Кроме того, отдельному исследованию подвергается тот факт, что именно в этом сочинении Сати впервые подписался тем, отчасти, эпатажным именем Erik (нефранцузским, но — очевидно нормандским, точнее говоря, норманнским), которое затем удержал за собой до конца жизни. Не говоря уже обо всём остальном... 9 сентября 1884, во время каникул в Онфлёре, он сочиняет своё первое произведение, Allegro, основанное на популярной песне «Моя Нормандия» (Ma Normandie) Фредерика Бера (Frédéric Bérat). <Примечательно, что до конца жизни Allegro так и осталось единственной музыкой Сати, сочинённой в Онфлёре>. С этого момента он будет бесконечно повторять каллиграфическим почерком своё имя с конечным «k», несомненно, чтобы лишний раз подчеркнуть своё происхождение от викингов. между тем, после нескольких скупых слов Орнеллы Вольты я принуждён остановиться и закрыть рот. Принимая во внимание почти полувековую отрицательную практику полной бесперспективности диалога с валяющейся на полу бес’сознательной популяцией Homos apiens, этот автор с полным правом может определять себя как «непримиримого», а также вне...конвенционального типа и, как следствие, не вступать в дряблую коллаборацию с оккупантами & прочим человеческим материалом, существующим только здесь и сейчас. А потому (вне всяких сомнений), не стóило бы труда совершать отдельную работу, оформляя и выкладывая названный выше бес’прецедентный материал про якобы быструю пьесу (под условным названием аллегро) Сати в публичный доступ, чтобы сообщить некоему условному числу типов, пожизненно пребывающих в состоянии неконтролируемого автоматического сна, что они кое-что якобы читали про эту странную «крошечную пьеску» без названия святого Эрика (первую из сохранившихся), не имеющую к ним ни малейшего отношения, — особенно, теперь, после всего. Вероятно, ради определённости можно было бы ещё и оставить на поверхности почвы круглую печать (с резолюцией известного содержания), однако и этот поступок не имеет ни малейшего смысла. Поэт сказал: достаточно. — Allais a dit Allez. ...окружённый музыкой дома и поощряемый мачехой, Эрик Сати вернулся в консерваторию в 1883 году, на этот раз как слушатель в класс гармонии Антуана Тоду. Похоже, что этот эксперимент оказался более удачным, чем занятия на фортепиано, и уже к концу года Сати сочинил своё первое произведение — короткую пьесу Allegro. Это довольно-таки непоследовательное сочинение — состоящее всего из девяти строчек — но на удивление с намёком на будущий композиторский стиль Сати. Пьеса была создана на каникулах в Онфлёре (на рукописи стоят дата и место: «Онфлёр, сентябрь 1884»), Сати включил в неё фрагмент широко известной песенки «Моя Нормандия», сочинённой Фредериком Бера в 1836 году. Она была столь популярна, что считалась «неофициальным гимном Нормандии» и прославляла красоты этого северного уголка Франции. В центральной части припева, исполняемого со словами «Жажду увидеть мою Нормандию ещё разок, место, где я появился на свет». Эта музыкальная отсылка, достаточно очевидная для любого слушателя, знакомого с мелодией песенки, создавала аллюзию как на саму песенку, так и на место (Нормандию) и усиливала впечатление от пьесы: помимо прямого музыкального воздействия, у слушателя пробуждались воспоминания и возникало чувство ностальгии. и ещё раз напомню на всякий случай (не гнушаясь вступления к минимализму), что это почти лирическое от(ст)уп(л)ение объявилось здесь, на этом месте отнюдь не просто так: фундаментальное ханографи́ческое исследование о природе и породе «Кованого гобелена», а также «Стального половичка» и «Железного коврика» Эрика провело в режиме тлеющей публикации более двух десятков лет, пребывая в готовом и почти законченном состоянии (не пересоленное, не пересушенное и даже не пережаренное). Представляя собой классический пример нескромно рдеющего среди текста redlink’а (красной ссылки) не скажу с какого числа страниц, оно долго и терпеливо ожидало, что в какой-то момент рвотный рефлекс у автора, недостаточно терпимого к проявлениям обычного человеческого свинства, притупится до такой степени, что можно будет просочиться сквозь пальцы и кое-что (успеть) сказать об этом, несомненно, особенном предмете натурально-философического сати’евéдения (через призму, как минимум, хомолóгии). Поскольку... слишком уж экстремален и не’пропорционален источнику был этот материал..., чтобы пренебречь его возможным присутствием. Даже здесь, в этом мире, в котором «железные коврики» не имеют никакого веса... 1884 г. Аллегро (Allegro), (быстро), пьеса для фортепиано (~ 0’25). *Прошу обратить внимание (или не обращать). Довольно редкий случай, с которого Эрик Сати начал... — «Аллегро» (allegro) — не только классическое, но и стандартное (...удручающе обыкновенное) обозначение темпа, всего лишь темпа музыкального произведения, к которому прилагается в качестве примечания слово «быстро»... По всей видимости, это должно говорить о чём-то особенном..., нетривиальном. То ли об авторе статьи..., то ли о её читателях..., то ли обо всём остальном. — Да... Иной раз даже и рот открывать не хочется, при таких-то обстоятельствах. и вот, на этом — всё. Конец, actum est, дело закрыто, — можете умилённо прослезиться, послюнить указательный палец, пересчитать купюры & получить на руки классический суррогат, залитый щедрым слоем небесного формалина. Здесь и сейчас, прямо перед вашим лицом (лежит), мягко говоря, очередной пример (allegro), умолчанный при жизни автора и удостоившийся вторичного умолчания — теперь, спустя почти полтора века после своего появления на свет. Находящийся здесь дряблый вариант этого «быстро» представляет собой явление второго тавтологического уровня, поскольку он, в свою очередь, воспроизводит примерно тот же трюк, который (впервые в своей биографии) применил Сати при подготовке и работе над своей маленькой «химерой» размером меньше полуминуты (если, конечно, играть его в указанном автором темпе). Напомню ещё раз это итальянское слово: Allegro (весело, радостно, ярко). Упрощённо говоря: скоро или быстро, формальный темп аллегро (между виваче и престо). Хотя, если говорить в целом, это ещё не всё умолчание, оставшееся на месте полно...ценного текста (равно музыкального и словесного), который вполне мог здесь (и не только здесь) быть. Причём, не просто полноценного, но открывающего такие сакраментальные детали, грани и обстоятельства первого опыта Эрика онфлёрского, которые он впоследствии привык называть словом «трюк» (превыше любой музыки) и которые никому прежде (и впредь) ни разу не приходили в голову. Поскольку что аберрацию смысла на этой «быстрой» странице, благополучно избежавшей прижизненной публикации (так же, как и её первоисточник), — переоценить невозможно (несмотря на всю его видимую, внешнюю локальность). Как системный хомо’логический феномен, имевший отношение далеко... (и очень далеко) не только к так называемой музыке (Эрика), но к стереотипам восприятия, инерции мышления и, как следствие, к человеческому миру вообще. Снизу доверху и слева направо. Наподобие, скажем, того Альфонса, которого не было. Но он, в результате, всё-таки появился, пускай и в качестве всего лишь секундной пробежки в темпе аллегро (сделаем такой вид). Вопреки всему и всем... Без малейшей провокации на дальнейшее развитие. — И первое, что приходит в голову при звуках этого «аллегро» — неоклассицизм, конечно. Словно бы перехитрив самогó себя, Сати начал с «возвращения», повесив на стену две бамбуковые удочки <...> — как в сказке, ровно за тридцать лет и три года до «Бюрократической сонатины» и «Сократа». Не слишком ли просто? — тем более, для первого сочинения, положенного на бумагу. Само собой. Могу только напомнить старую как мир формулировочку 1991 года: «Я не упускаю случая пустить по ложной тропе тех, кто и так по ней пойдёт» <...> И тем не менее, закончу (как всегда) традиционным формальным основанием, положенным поверх всего (наподобие рваного зонтика)... Если у кого-то из ренегатов или апологетов продуктивной хомистики появится устойчивое желание как-то инициировать, спровоцировать или подтолкнуть выкладку этого крае’угольного материала (если его в принципе ещё можно называть «материалом»), никто не возбраняет обратиться, как всегда, → по известному адресу не...посредственно к (дважды) автору, пока он ещё где-то здесь, на расстоянии вытянутой руки. Однако..., рекомендую не тянуть (кое-кого за хвост), пускай даже в темпе allegro. Лавочка скоро закроется..., причём, по-крупному, «бес’ права переписки». А затем захлопнется ещё раз (с радостным стуком)..., и уже окончательно. — Но тогда... уже никаких аллегро (будь то с названием или без него). Только ежедневная жвачка по сороковому разу (которая и так составляет нормальное соде’ржание человеческой жизни). Но кроме всего прочего: здесь, посреди слов припряталось ещё одно мягкое обстоятельство, на которое никто до сих пор не удосужился бросить даже рассеянный взгляд, — не то, чтобы обратить внимание!.. — Дело идёт о том, что тысячу раз помянутое всуе «Allegro» вовсе не является названием этой пьесы. И даже более того: на его месте поставлен ящик с двойным дном. Вернее сказать, даже с тройным. — Итак, всё как полагается: следите за руками: я открываю второе дно..., и что же мы там видим? — отвечаю: ни-че-го. Вот так: решительно ничего. Nihil, zero, nulla, пустое место. Вот именно! — потому что на самом деле у этой пьесы — нет никакого названия. Всё слишком просто: следуя профессиональной инерции, нормальное обозначение темпа приняли в качестве названия, а на деле заменили или даже (как имеет место в нашем случае) под’менили его. И здесь я (за & на)ступаю на суверенную территорию приснопамятной мадам Орнеллы Вольты, по своей извечной рассеянности не приметившей одного хитроватого документа (буквально, в соседней папке), на первый взгляд, не имеющего отношения к первому сочинению Эрика. И здесь я лёгким движением руки (левой), показываю, где находится третье дно. А затем — открываю его. Потому что на самом деле у этой пьесы — есть — название. Да-да, я ничуть не оговорился. Это не опечатка. И не оговорочка (по Фриде). Карте место. Написанному верить. Короче говоря, всё так. Название есть. Причём, вполне сообразное. Присвоенное ей автором, — хотя и не сразу, в момент сочинения, но — спустя пару месяцев (уже находясь в Париже). Причём, вполне в своём будущем духе (название). Отчасти, даже чем-то неуловимо напоминающее гимнопедии (не по звуку, но по интонации), до которых ещё, напомню, почти четыре года. Иной бы, докопавшись до такого, начал бы кричать: сенсация! Открытие! Эврика! — Не стану возражать. Но просто и скромно добавлю: «а пошли вы все...»
| ||||||||||||
.jpg){kind=link}