Серый медведь (Эрик Сати)
— Когда я встретил Дебюсси, от него пахло дорогим коньяком, Вагнером и русскими, вроде Римского (совершенно под стать его Большой премии) и Мю-юсорского, слишком неудобная фамилия для произношения. Он только недавно вернулся из этой страны и даже привёз оттуда немного кавьяра и парочку этих серых медведей — для своего личного употребления... и
на всякий случай напомню ещё раз (а затем и ещё раз, пользуясь репутацией минимального ошкуривателя минимализма), что в истерической, а также натур-философской и тавтологической ретро’спективе (оглядываясь на зад) тема внутренней оперы, точнее говоря, соответствующего либретто под названием «Кавьяр или Серый медведь» («Caviar ou Ours gris», 1901-1903) до выхода «Воспоминаний задним числом» (первой книги Сати на русском языке) была представлена крайне слабо. Упоминания о ней в соответствующей литературе об Эрике одиночны, а кое-какие отрывки из черновиков «Кавьяра» публиковала только небезызвестная Орнелла Вольта (прежде всего, в «Ecrits», впервые вышедших в Париже в 1977 году). Между тем, несколько небольших фрагментов «Кавьяра» не попали в первую публикацию и проскользнули мимо внимания Вольты по трём причинам. Во-первых, её ввела в заблуждение неверная датировка (на десять лет позже), очевидно поставленная посторонней рукой на нескольких разрозненных набросках. Во-вторых, она сама не связала несколько фрагментов с оперой и не включила в «Ecrits», посчитав их отдельными записями (импровизациями). И наконец, едва ли не половина последних отрывков появилась у Орнеллы Вольты в Fondation d’Erik Satie только в начале 1990-х годов, когда для неё была актуальна работа уже над письмами (Correspondance presque complète, 2000), а потому новые черновые записи остались без употребления. Таким образом, частично по согласованию с Орнеллой Вольтой, сведённые в подобие целого наброски Сати к либретто «Серого медведя» были впервые опубликованы на русском языке — в 2009 году, что явилось не только своего рода курьёзом, но и, несомненно, казусом (не говоря уже о «трюке», столь любимом Сати). При этом автор издания никогда не скрывал, что текст, выложенный на страницах 170-172, не представляет собой точного (документального) воспроизведения первоначальных набросков. Сведённые воедино, они были существенно дополнены и связаны между собой подобием канвы с комментариями и пояснениями, без которых отрывки записей не представляли собой даже подобия целого. Таким образом, открывая либретто, читатель заранее предупреждён: у этой версии оперы «Серый медведь» — не один, а два автора (так же, как и у всей книги). Медведь в ту же секунду начинает негромко танцевать, имея даже наглость широко улыбаться. Он продолжает потихоньку аккомпанировать себе на шарманке. Музыка крепчает. (Начинается всеобщий и полный шарман-ко). Слуга находит, что Медведь лицом якобы напоминает господина Тьера. Это была роковая ошибка с его стороны. Разумеется, раз уж такое дело, медведь не замедлит отличиться в отменном человеческом зверстве. После второго шлепка господина Тьера, слуга стремглав вылетает в окно, откуда вскоре влезает обратно с шарманкой в руках... и всё-таки не будем забегать слишком далеко в перёд: потому что, как уже давно известно, смерть (в очередной раз) победила жизнь давно известным науке способом... — Исходя из неприятной практики и учитывая почти полувековую отрицательную статистику бесперспективного диалога с бессознательной популяцией Homos apiens, этот автор с полным правом может считать себя «непримиримым», а также вне...конвенциональным типом и, как следствие, не вступать в коллаборацию с оккупантами & прочим человеческим субстратом, существующим как всегда — только здесь и сейчас (а потому вполне соответствующим тому сероватому предмету, на материале которого Сати собирался писать свою очередную оперу). Как следствие, в ответ на массовое небрежение и типовое хамство от представителей титульной популяции, в конце концов, было принято решение сократить... напрасную работу, (не) оформляя и (не) выкладывая уникальный аналитический текст «Серого медведя» в публичный доступ. Не вижу ни малейшей мотивации тратить время, чтобы сообщить некоему условному числу типов, пожизненно пребывающих в состоянии неконтролируемого автоматического сна, что они кое-что якобы читали про эти странные танцы «Кавьяров», не имеющие к ним ни малейшего отношения, после всего. Вероятно, ради определённости можно было бы оставить на поверхности этой страницы круглую печать (с надписью: «постоянно отсутствующий медведь»), однако и этот поступок имеет смысла не больше, чем любой другой... «Кавьяр или Серый медведь» (эксцентрическая опера) — об этом несуществующем существенном сочинении Сати имеется до обидного мало сведений. Музыки не осталось вовсе. Ни копейки. Что же касается до <отрывочного> «либрéтто-либертé», то найти и прочитать его возможно только в одном месте, в указанном <выше> источнике: книга «Воспоминания задним числом» (стр.170-172). Исследователи находят..., — они находят весьма странным тот факт, что достаточно дикое и в высшей степени эксцентрическое либретто существует ныне — только на русском языке. Впрочем, мы хорошо знаем этих... так называемых «исследователей». Что же касается до французов вообще, то они как всегда разбазарили своё национальное состояние по странам Магриба, а также Джибути и Занзибару. В результате чего, чудом оставшийся экземпляр либретто оперы был окончательно утерян при последней краже, состоявшейся спустя тринадцать лет после смерти автора, в 1938 году <(накануне начала войны)>, когда неизвестные мародёры обворовали пустующий дом Конрада Сати, брата Эрика. Большинство бумажек (рисунков и текстов руки Сати), вероятнее всего, было сожжено <человеческими огрызками> или пропало на ближайшей свалке. Осталось только несколько — бессвязных строк в записной книжке, посвящённых не’существующей опере «Кавьяр или Серый медведь». тем же, кто всё это время спал или вышел до ветру, на всякий случай ещё раз напомню, что это почти лирическое от(ст)уп(л)ение объявилось здесь, на этом месте отнюдь не просто так: уникальное & полное неопубликованных деталей ханографи́ческое исследование о мотивах, обстоятельствах, происхождении, а также непрямых последствиях оперы «Кавьяр или Серый медведь» провело в режиме тлеющей публикации более двух десятков лет, пребывая в готовом и почти законченном состоянии (не передержанное, не пересушенное и даже не пережаренное). Представляя собой классический пример нескромно рдеющего среди текста redlink’а (красной ссылки), оно долго и терпеливо ожидало, что в какой-то момент рефлекс отторжения у недостаточно размоченного автора притупится до такой степени, что можно будет просочиться сквозь его пальцы и кое-что (успеть) сказать об этом, несомненно, раритетном предмете натурально-философического сати’еведения (через призму, как минимум, хомолóгии). Поскольку... слишком уж экстремален и непропорционален был этот материал..., чтобы пренебречь его возможным присутствием. Даже здесь, в этом маленьком & почти невидимом мире, где кавьяр никогда не бывает оперой, и где любое нетривиальное присутствие представляется абсолютно излишним... Я работаю как медведь. А знаете ли Вы, как работают медведи? Тогда посмотрите на меня. «Истерическая Красавица» идёт очень неплохо, иногда даже семенит и припрыгивает. Это небольшая сюита, вроде «фантазии». Я очень забавляюсь. Там есть «Франко-Лунный марш» & Вальс «Таинственного поцелуя во взоре», которые хорошо продвигаются... в одно место, между прочим... не слишком удивительно констатировать, что в очередной раз всё прошло гладко и чуда не случилось. А затем его и вовсе отменили за ненадобностью и признали «небывшим» (как царствие Анны Леопольдовны). Не говоря уже о том, что после очередного 2018 года мизансцена значительно потемнела. Число небрежений и прочего мелочного свинства в окружающих де’корациях за последний десяток (двадцаток, тридцаток) лет дошло до степени буквальной нетерпимости. Ради краткости можно было бы назвать подобный порядок вещей «полной победой необязательного зла». Как закономерный результат: actum est, дело кончено, — можете умилённо прослезиться, расписаться в ведомости & получить на руки классический суррогат, залитый щедрым слоем производственного формалина. Здесь и сейчас перед вами (выложен) очередной неродившийся & нерождённый огрызок высоко-тавтологического уровня, поскольку он, в свою очередь, представляет собой всего лишь бледный сколок с отдельных упоминаний того, чего не было и теперь никогда не будет. Да здравствует все лучшие оперы Эрика Сати, начиная от «Бастарда Дристана» и кончая — Полем в Поле, вошедшие в золотисто-серый фонд современной театральной культуры и не сходящие с подмостков лучших оральных сцен мира. Мне кажется, этого — вполне достаточно. — Что же касается самогó Володи Ленина... Сейчас попробую объяснить на пальцах, так проще будет... Вот, например, у меня есть условная опера под названием «Тусклая жизнь». В ней участвуют два (за)главных персонажа: собака и медведь. Понимаете, просто два животных: тенор и баритон. Вот и всё... Для меня этого вполне достаточно. Когда на сцене собака или медведь — это «тёплый» для меня факт, он греет мне душу. Но думаю, он мало кого ещё согреет. А вот когда на сцену внезапно вылезает Ленин, этакий балетный супермен в пиджаке, рослый, мускулистый, подпрыгивающий, с развевающимися волосами... — мне кажется, это достаточно «тёплый» факт для любого советского зрителя. Понимаете, у меня сегодня пока ещё есть желание писать тёплые балеты. не будем сомневаться: последний результат заслуживает оценки высшего удовлетворения (всеобщего и равного), поскольку во все времена толщина процесса (его велiчества Потребителя и обывателя) превозмогает всё. Подтверждение чему можно видеть сплошь и рядом всякий день, снизу и сверху, слева и справа, вчера и завтра их мир состоит из неосуществлённого, нерождённого или уничтоженного (каковым сам вскоре и станет по принципу соответствия). Точно таким же образом, как на месте раритетного и первостатейного текста, который вполне мог здесь (и не только здесь) быть, остался только старый медвежий огрызок. Именно так: дряблый огрызок на месте не просто полноценного эссе о неродившемся балете, но открывающего такие детали, грани и обстоятельства «сати’ерического гербария», которые никому прежде (и впредь) не только не были известны, но и ни разу не приходили в голову (аналогично тому, как это случилось с частично опубликованными «Автоматическими описями дел»). Потому что (на)значение и внутреннюю ценность этой страницы, благополучно избежавшей публикации — переоценить невозможно (несмотря на всю её видимую, внешнюю локальность). Как системный продукт, имеющий отношение далеко... (и очень далеко) не только к так называемой музыке (Эрика) или оперному театру, но и к вашему миру вообще. Снизу доверху и слева направо (и без всяких медведей, само собой). По образу и подобию, скажем, того Альфонса, которого не было и который, в результате, появился, оставшись невылупившимся кавьяром. Вопреки всему и всем... — Вот, вкратце, и всё что мне осталось вынести на поверхность... Это в чистом виде условный рефлекс: только произнесите абстрактную фамилию «ленин» — и тут же в глазах отразится какое-то якобы понимание: «ага, знаю такого». Это их старая детская игрушка. А для меня, например, какой-нибудь грязный медведь на сцене гораздо теплее и ближе, чем их Ленин. <Несмотря на предельно несерьёзный тон, здесь проскочила чистая правда (про медведя). Хотя по форме это — чистейший ребус без (возможности) разгадки. Внезапно противопоставив вождю пролетарской революции «медведя на сцене», автор очевидным образом вспомнил про нечто своё, наболевшее и насущное. — В течение пяти лет я пытался добиться от разных своих знакомых — текст именно такого либретто для оперы «Тусклая жизнь», с грязным и тёплым медведем на сцене. И как раз накануне один мой старый школьный приятель принёс несколько листков, исписанных синей шариковой ручкой: очередная ерунда, на которую невозможно было написать не то что оперу, но даже — ничтожный гавот. Кончилось тем, что либретто мне пришлось наскрябать самому, и только через три года очередной утопический опус был готов (к очередному утоплению). Без Ленина. Но «зато» — с медведем на сцене. Какая сокрушительная иллюстрация к тезису! — Кстати, тема медведя не отпускала этого автора и позже. Спустя ещё лет пятнадцать мы с Эриком соорудили ещё одну оперу (на двоих): «Серый медведь» она называлась (1909-2009). Примерно с тем же результатом... Если же (также вопреки трафаретному положению вещей) у кого-то из проходящих мимо ренегатов или апологетов появится отчётливо оформленное желание как-то инициировать, спровоцировать или подтолкнуть выкладку этого немало...важного био..логического материала (если его в принципе возможно назвать «материалом»), никто не возбраняет обратиться, как всегда, → по известному адресу не...посредственно к (дважды) автору, пока он ещё здесь, на расстоянии вытянутой руки (левой). Между тем..., я рекомендовал бы не тянуть известное животное (за хвост) и не откладывать (его) в чёрный ящик. Лавочка довольно скоро прикроется, а затем и совсем закроется..., причём, «бес’ права переписки». — И тогда... уже никаких опер с балетами невылупившихся медведей! — всё останется в торжествующем сухом зародыше посреди нео’граниченного пространства патри...отической жвачки третьей ректификации. Серый медведь. Всего два слова. — Кавьяр. Ещё два слова. Не больше. Однако важнее всего не слова, а нечто немаленькое, чтó скрывалось под ними до начала работы над оперой, и что удалось скрыть затем, во время этой работы. Как минимум, дважды (на двоих). А потом ещё один раз (сверху). — Всё это богатство широты души находится немного ниже, чем можно увидеть отсюда. И тем не менее, у меня есть средство... Одну минуточку... Сейчас покажу (хотя и не всё, конечно). А затем ещё и уточню в двух словах: кáк (и зачем) это <было> сделано.
|