Клубень (Натур-философия натур. Плантариум)

Материал из Ханограф
Перейти к: навигация, поиск
дряблая страница
Юр.Ханон


  Ужé и одного того было бы с лишком довольно, что он ― клубневый, наш милый дружок. И это его полный цикл, снизу доверху и обратно. Для начáла можно сказать так, сухо и просто: он цикломан. Да-да, потому что у него есть величайшая драго’ценность на свете ― клубень. А если выражаться точнее, то как раз всё наоборот: у клубня есть ― он. А если нет клубня, значит, нет и его. Всё проще простого. Дважды два равно два. Не имею клубня, следовательно, не существую.
  Tuberosum. «Tuber ergo sum» (и всё, и точка! ― и прости-прощай, мой старый добрый дяденька Декарт!) ― Потому что она, суть, чаще всего ― скрыта, надёжно упрятана под тройным слоем обмана, сáмого чёрного обмана. Растительного или животного <обмана> ― в данном случае это не важно. Поскольку она, суть ― одна у всего живого. И в неё нужно проникать, проникать так глубоко, как это только потребуется. Есть варианты, разумеется. Но они никогда не играют решающей роли (проблема выбора). Именно такую мрачную (брачную) обязанность мы на себя взяли здесь, на этих бледно-зелёных страницах ― без листьев. Вопреки всему, невзирая ни на что, проникать в неё, в суть...
«Книга без листьев» ( Юр.Ханон,  2014 )

к
ак можно убедиться с первого удара, отдельная & обдельная страница по обозначенной выше теме «клубень» (túber или caudex — как общепринятый и общепризнанный орган растений и, одновременно, (маргинальный) наглядный пример антропоморфного овеществления бес’сознательного) до сих пор не свёрстана и не выложена в открытый доступ. Здесь и сейчас можно видеть только демонстративный огрызок старой картофелины или, если угодно, дряблый пень (на месте когда-то богатого & пышного ареала маленьких монстров). Остальное — бес подробностей. И в полной тишине, если так бывает... — Вóт почему я счёл возможным оставить отдельное указание, что на территории ханóграфа существует (помимо этого огрызка старого клубня) не...сколько статей под’польных, — прошу прощения, — я хотел сказать, почти под’земных (в духе ан’де’граунда или ин’ферны), имеющих сугубо косвенное, опо...средованное или даже ассоциативное отношение к этой, с позволения сказать, «теме», которая до сих пор не была поднята (а затем и опущена) в подобном разрезе: аффективно и с отражением на разных плоскостях сознания (как всегда, отсутствующего). А потому, приняв во внимание, что время подходит к концу, я решил оставить здесь мягкое, отчасти, вялое или даже дряблое перенаправление на другие статьи, имеющие (кое-какое, иногда опосредованное или принципиальное) отношение к этому неоценённому и замолчанному предмету, а также его теням, отражениям, проекциям и интроекциям (внутренним или внешним). Начав, в первую голову, с небольшой, но подозрительно знакомой каудексной иллюстрации:

...Tuberosum. «Tuber ergo sum». И этим всё сказано...
Велiкий Клубень
(альфа и бета всякой омеги)

  1. Растение (антропоморфная ботаника)
  2. Суккуленты (или эманация страха)
  3. Бурак и бураки (подземные)
  4. Господин Цикломан (дряблая страница)
  5. Саркостемма (мясное растение)
  6. Книга без листьев (ради напоминания)
  7. Закрывая двери (с растениями и бес)
  8. Крестовник (с крестом или под ним)
  9. Божественное растение дьявола (а также ангела и беса)
  10. Чёртов орех орехового чёрта (среди людей)
  11. Народность, православие, лебеда (кто следующий?..)
  12. Физиология шарма (как метод)
  13. Орден Слабости (для всех животных)
  14. Мышиный горошек (чтобы не вспоминать о мушином дерьме)
  15. Дерево или животное (вопрос Георгия Гачева)
  16. Эхинопсис оранда (последнее прочтение)
  17. Почти лысый, почти карлик, почти как в сказке... (почти человек)
  18. Эпифитные кактусы низких земель (повесть о семи повешенных)
  19. Пижма бальзамическая (между жизнью и смертью)

  ― Достаточно только взглянуть чуть более внимательно (слегка прищурившись, или нацепив очки), а затем, если не получилось ― немного копнуть: чтó же он там ― скрывает, а чтó здесь ― показывает. И сразу становится видимым всё или почти всё ― тайное под явным. И тайное в явном. И явное в тайне. А между тем, он сам говорит о себе точно и просто, лучше любых слов. Молча. Ибо..., по делам его суди о нём. Не по листьям. И не по цветам. По делам, и ни по чему более. Одного этого совершенно достаточно.
  ― Траву, только траву он выкидывает наверх. Как только почувствуется дыхание весны. Пока не испарились драгоценные капли. Влага. Тепло. Но не жар. ― И листья его..., они такие рыхлые, непрочные. И цветы ― словно розовые поникшие фиалки, всегда вниз, лицом вниз. Только так ― вниз лицом. И никогда кверху. ― Словно показывают они, и сами смотрят вниз, в низ ― в самую суть вопроса. В землю. Туда, откуда вышли, и куда снова уйдут. ― В каменистую почву, где он. Всегда и сейчас. Он ждёт их. Терпеливый, бугроватый, неказистый. Даже грубый, на первый взгляд. Он. Господин клубень, причина и результат их жизни, выбросивший ― наверх ― на краткий миг живой весны эти неп(о)рочные листья и цветы чистейшего обмана, словно тонкий перископ своего инфернального..., ― пардон, ― подземного существа, существу, существо’вания...
из главы: «Страхи и прахи» ( Юр.Ханон, 2014 )


Ханóграф: Портал
Neknigi.png

на всякий случай напомню ещё раз (а затем и ещё раз, как известный дистиллятор любой темы повторения), что в истерической, а также натур-философской и тавтологической ретро’спективе (оглядываясь на зад) псевдо’ботаническая тема клубня и аналогичных органов растения, взятая в антропоморфном разрезе (в общем или прикладном плане) была ранее разработана основным автором этого ханóграфа в нескольких фунда...ментальных работах, ни одна из которых до сих пор не претерпела и’здания (начиная от «Книги без листьев» и кончая печально известным трёхтомником в пяти томах). При этом число подлогов, обмана и прочей подмётной подлости на ботанической ниве (казалось бы, такой травоядной, такой вегетарианской!..) оказалось значительно выше, чем на всех прочих. Что за дивный «парадокс»!.. — тем не менее, он привёл к тому, что часть книг на эту тему пришлось не только оставить в тени или зарывать под землю на хранение (как типичный клубень), но даже — скрывать их названия (более чем говорящие), которые несколько раз пытались стянуть, стащить или хотя бы содрать... Однако, оставим, — как говорил один мой друг, старый друг..., оставим пустые разговоры — ради основной темы этой дряблой страницы...


    Кому цикламены, матушка,
    Кому клубеньки, якобы,
    Кому цветочки, якобы,
    Кому и горшочки, якобы,
 Но для всякого русского Якова,
 Цикламен не цикламен, а — дря́ква.
«Брякну» ( Мх.Савояров, 1919 )

не стану, однако, дополнительно плодить скорбь, чтобы лишний раз напомнить, какое количество спекулятивных открытий (а равно и закрытий) было похоронено также и здесь, этой небрежимо высокой теме: растение как метод (причём, метод отличный, и не просто отличный, а принц’ипиально отличный, в корне, стебле, а временами — даже в клубне). И прежде всего, уникум подхода содержится в основном принципе антропоморфной ботаники, процесс функционирования которого осуществляется исключительно через со’поставление и противо’поставление (переднее и заднее) — как механизм единственно доступный человеческому сознанию, вернее говоря, его общепринятому бытовому огрызку. — Таким путём, всего за несколько дряблых шагов была утеряна уникальная возможность (отыскания) нового пути из того животного тупика тотального потребления-экспансии, в который себя загнал человек, пренебрегая другими способами существенного существования, как всегда, по небрежению и лености. Здесь и сейчас, на фоне вечно скрытого и запасливого клубня, его фатальная исчерпанность (как всегда) выделяется особенно выпукло.


  Вóт о чём я здесь уже добрую сотню раз пытался напрасно напомнить, и по возможности ― без рук. Мало кто из них умеет ― так напоминать. А я вот ― попытался. И не просто напомнить, а ― о чём-то важном. Как если бы человеку ― о сердце. Или ещё хуже. А растению ― о том, о чём у них напоминать считается ― недопустимым. Жестоким и грубым. Ну, например, о клубне. Он ― первый и единственный. Этим сказано всё. И можете мне поверить: думать больше нé о чем, и вспоминать тоже нé о чем, когда люди-люди (они) говорят обо всём, имеющем клубень... Но как всегда (если речь не идёт о еде, конечно), они говорят о нём, о клубне ― в последнюю очередь. Всё как привыкли. Не меняя позы. И выражения лица. ― Только о мелочах. Ярких. Жёстких. Жестоких. Видимых. И конечно, пустых, как это для них глубоко свойственно. <...>
  Довольно уже и одного того, что он ― клубневый, наш милый дружок. Так вóт, значит, где была зарыта собака! Вóт где прикопался его главный призрак & признак, ― при’знак при знаке. Потому что клубень ― это не просто он сам, но и всё его, и вообще ― весь он, чтобы не сказать больше и точнее. Пока не время. Потому что сейчас, в настоящее время, я хотел сказать, настало ― его время, ― время клубня. Его эпоха. Его триумф. И его империя (империя страха). Всё главное ― там. Полный цикл. В нём. Всё главное ― сокрыто, а значит, имеет он такую глубинную потребность: сокрывать всё главное своё, а наружу ― выкидывать только по нужде, для отвода глаз, и по обману. А иначе, как же ещё тут уцелеешь, посреди этого страшного животного мира? Мира, поедающего всё и поедающего всех. Или вам кажется это странным? Неверным? Нет.
из главы: «Страхи и прахи» ( Юр.Ханон, 2014 )

и повторю снова, не гнушаясь лишними повторениями: нет смысла загибать пальцы, указывая на бесконечное число пробелов и провалов п(с)ознанияс, так и оставшиеся незаполненными благодаря будничному человеческому небрежению и примерно такой же подлости. Ограничусь одним этим голословным утверждением, потому что заполнить их было бы возможно только в утопических условиях внезапного прояснения и готовности к действию (пускай даже в какой-то небольшой, но решающей части). И с этой точки зрения трудно переоценить роль растительного подхода, полностью ревизующего наращённые на сегодняшний день взгляды естественных наук на человека и возвращающего его назад (пускай и задним числом), к начальным ступеням (теории) познания. Действуя таким путём, на фундаменте основных методических тезисов хомолóгии стало возможной создание новой системы морфологии & систематики растений — исключительно в качестве продуктивной антитезы и примера.


  Наконец, у каудексных суккулентов сильно разрастается только нижняя часть стебля (или, напротив, верхняя часть корней — клубни или луковицы), ткани которой приобретают свойства губки и, таким образом, могут служить в качестве хранилища не только воды, но и жизни. Листья в период засухи чаще всего опадают. К числу этой поистине резиновой группы относят ятрофу, диоскорею, кедростис, адению, а также неограниченное и неопределённое (исключительно по вкусу) множество эфемерной и ксерофитной флоры с подземными или почти подземными суккулентно-утолщёнными органами, позволяющими на время затаиться и переждать засушливый период.
«Суккулент человеческий» ( Юр.Ханон, 2017 )

несмотря на нетрадиционный и непривычный спекулятивный & провокационный (а местами даже эпатажный) подход автора к решению научных вопросов, серьёзность поставленной проблемы невозможно недооценить, идёт ли речь о клубнях, сочных стеблях, саркостеммах, рогульнике или амарантах (образующий метод и архитектура системы от материала не меняется). К слову сказать, примерно такой подход частично проявился и здесь, на территории ханóграфа, где имеется целый ряд локальных примеров различной дряблости в виде страниц об отдельных таксонах или жизненных формах растений. Тем не менее, не следовало бы забывать, что основные конструктивные идеи растительной хомистики автор оставил в скрытой (клубневой) зоне, получившей системное освещение только в книгах (между прочим, оставленных под землёй, в ждущем режиме). Пожалуй, после этой точки было бы вернее остановить напрасные слова и перейти к сугубо об’структивной части обсуждения.


 Печёный картофель легче усваивается, чем глиняное яблоко.
     Клубни бессмыслицы летят дальше, чем клобуки благочестия.
         Зёрна глупости легче всходят, чем плевелы разума...
«Альфонс, которого не было» ( Юр.Ханон, 2009 )


Ханóграф: Портал
NFN.png

и ещё раз напомню на всякий случай, что это дряблое от(ст)уп(л)ение объявилось здесь, на этом месте отнюдь не ради красного словца. Страницы о растениях и их жизненных формах приспособления к миру провели в режиме тлеющей публикации более двух десятков лет, пребывая в почти готовом для употребления состоянии (не пересоленные, не пересушенные и даже не засушенные). Представляя собой классический пример неопубликованного примера, текст о «растительных модуляциях сознания» провёл почти полтора десятка лет в форме redlink’а (красной ссылки) с (не)доброго десятка страниц ханóграфа. А ведь на месте клубневого огрызка этой страницы могла быть и достаточно плотная книга об онтологическом феномене резервных & репродуктивных органов растений. Книга, заглавие которой также остаётся неназванным, а объём составляет почти четыре сотни страниц обструктивного натур-философского текста, прежде небывалого для книг подобного профиля.


  — Постоянно глядя друг на друга, имея привычку видеть и мерить каждого из своей среды по другим подобным себе, они и поневоле привыкли переносить собственное со’—’знание (клановое, стайное, племенное, групповое, языковое, профессиональное, общественное, государственное) и на все предметы мира. Не сразу, конечно, но постепенно. Говоря прямым текстом: по мере освоения этого мира. Концентрическими кругами, всё дальше и дальше. Но ровно до того круга, за которым кончается основная клановая (групповая, личная) мотивация. — Там, где кончается воображаемая или даже видимая розетка листьев, черешок, стебель, клубень, линия, корень, расстояние, пространство, время, граница и начинается, прошу прощения — ...
  Бурак. Шар. Сфера. Шишка. Голова. Практически, малая модель мира.
      Его мира.
«Сакральный бурак» ( Юр.Ханон, 2016 )

и тем не менее, больше никаких тем сегодня и впредь: поневоле приходится подвести двойную черту и признать, что это была типичная потеря без права находки или чемодан без дна. Учитывая почти полувековую отрицательную практику полной бес’перспективности диалога с бессознательной популяцией Homos apiens, автор «Книги без листьев» с полным правом может считать себя «непримиримым» вне...конвенциональным типом и, как следствие, закрыть тему публикации большинства закрытых текстов и других артефактов, небывших прежде и небудующих впредь.


 ...Они говорят: «клубень».
    Они смотрят на клубень.
       Но чтó они при этом видят — вот главный вопрос,
            который не только остался неотвеченным, но даже незаданным.
«Книга без листьев» ( Юр.Ханон, «Шаблон №2», 2014 )

Если же (также вопреки всему) у кого-то из проходящих мимо ренегатов или апологетов всемирной туберологии появится отчётливо или даже навязчиво оформленное желание как-то инициировать, спровоцировать или ускорить выкладку этого немало...важного био...логического материала (если его в принципе можно считать «материалом»), никто не возбраняет обратиться, как всегда, по известному адресу не...посредственно к (дважды) автору, пока он ещё якобы здесь, на расстоянии вытянутой руки (левой). Всех же прочих я попросил бы проследовать в том директивном направлении, которое им указано всяким клубнем (и без моего посредничества).


    Там жили черви, и кроты там жили...
    Был там и я, со мною ― мой сурок.
    Мы все там будем, дайте срок...
    Там холодно и сыро, как в могиле.
    Там жить нельзя ― но эта груша,
    Толстеет и растёт: и в дождь, и суше.
    Но прежде, чем мы отсыреем и умрём,
    Топи нам бур’ым, родина, углём!..
«Тамбур» ( Мх.Савояров, 1919 )

между тем..., я рекомендовал бы не тянуть известное животное (за хвост) и не откладывать (его) по примеру известного клубня в чёрный ящик (в подземное пространство). Наша лавочка довольно скоро прикроется, а затем и закроется совсем..., причём, принципиально «бес’ права переписки». — И тогда... всё кончено, пиши: «пропало». Выровненная пустыня на месте оазиса. И — никаких клубней «на чёрный день» (с открытиями или закрытиями всех так называемых „тем“). Только обычная жвачка третьей ректификации (которая и без того составляет основное содержание человеческой жизни). Ровно в той степени, как у них это принято..., и считается хорошим тоном. От рождения и до смерти. А затем — в обратном порядке...


 Это растение.
     Всего одно растение.
          Размером не более половины человеческого кулака.
                 Оно одно легко может сделать с ними такое,
    что они сами так и не смогли сделать друг с другом... за последние 50 тысяч лет.
                      Как ни старались, как ни лезли вон из кожи.
«692.Недо..разумение» ( Ницше contra Ханон,  2010 )