Воспоминания задним числом (Юр.Ханон)

Материал из Ханограф
(перенаправлено с «Antidates»)
Перейти к: навигация, поиск
« Воспоминая — Задним Числом »
арт & факты
автор(ы) :  проф. ХанонЪ&мэтр Сади
Ницше contra Ханон Альфонс, которого не было

Ханóграф : Портал
ES.png


Содержание



Belle-L.pngЭр.Сати   Юр.ХанонBelle-R.png

« Воспоминания Задним Числом »
( яко’ бы без под’заголовка )

...моя задача, если таковая вообще
могла иметь место, она состояла в том,
чтобы показать подлинное живое лицо...[1]:10
Юр.Ханон (1994)

...бордовый экземпляр (который, впрочем, из типографского тиража)...
Первая книга Эрика
(вид сбоку) [2]

В’ведение *
           ( задним числом )

Э
та книга..., — пожалуй, я классическим образом ошибусь, если попытаюсь начать печальным голосом некоего сумрачного идиота. Например, с таких слов (глубоко прочувствованных, между прочим): на долгие годы она вообще стала одной из главных целей моего небольшого присутствия здесь..., посреди пространно убогого мира людей. И не потому (ошибусь), что это было бы случайной неправдой или намеренной ложью,[3] но только оттого, что находясь здесь, посреди их тесного помещения, вообще не дозволительно иметь столь маленьких и узко очерченных целей. Словно сквозь амбразуру с...танкового пулемёта. Или через тонкую щель маски сварщика: видеть только то, что нужно. И не больше — ни на единый миллиметр. — Разумеется, нет. Не так... — Пожалуй, находясь среди них, среди этих дивных прямо’ходящих существ, только тонкая граница, отделяющая зло или смех от смерти, могла бы содержать в себе нечто существенное. А потому, исходя из неё, я и поправил бы заранее свою собственную невысказанную мысль, старательно пытаясь не произносить ключевого для них сло́ва книга. — Находясь в тесном человеческом пространстве (едва) возможного, воспоминания задним числом почти на три десятка лет стали для меня (висящим прямо перед носом) примером жёсткой, почти пожизненной внутренней обязанности и, одновременно, заняли место одного из наибольших моих долгов. — Хронических, впрочем... Вернее сказать, безнадёжных..., не подлежащих для отдачи и не сказуемых для произ’несения.

— Кажется, только такие долги и следует отдавать...[4]:578

  Можно было бы сказать: я сожалею..., если бы в этом была хотя бы капля смысла. Путь к этой вещи..., которую язык не поворачивается назвать «книгой», оказался с’лишком уж длинным, едва не в десяток раз длиннее самого себя, — а результат..., результат оказался подлинно ничтожным и разрушительным, чтобы не употреблять более сильных выражений. — И здесь, противу привычного состояния дел, — признаюсь, мне решительно не в чем себя упрекнуть. В полной мере, это был ваш результат. — Именно так. Не мой..., нет. Без лишних слов, эта книга появилась на свет (на ваш свет, не на мой..., — добавлю, слегка понизив голос) почти на два десятка лет позже своего положенного (или условленного) времени, да и то, только при помощи Мёртвого человека. Потому что все живые в этом мире, как оказалось в процессе, способны только на обман или пустую болтовню. — Но не только время: эта маленькая химера... Потому что в первый десяток лет ещё можно было выбирать между добрым десятком книг: толстых, пухлых или подробных до любой глубины погружения. Та же, которую вы имеете возможность сегодня (или вчера) держать в своих руках, она вышла едва не вдвое меньше самой себя, едва не втрое хуже, едва не впятеро тяжелее и едва не во сто раз реже..., — причём, ради появления её на свет (на ваш свет, не на мой..., — добавлю, слегка понизив голос) мне пришлось преодолеть вдвое, втрое, впятеро или во сто раз больше мнимых трудностей (конечно, ваших трудностей, не моих..., — наконец, в последний раз добавлю, слегка понизив голос). Пустых, суетных и в высшей степени не’обязательных — в точности как и всё здесь..., у вас, мадам..., мсье..., в полном согласии с местными обычаями и правилами.

— Продиктованными самою природою натур..., не так ли?..
Сегодня уже никто не сомневается, что современная обезьяна произошла от человека.
    Непрояснённым при этом остаётся только один маленький вопрос:
                — куда же при этом подевался сам человек?..[5]:53
Юр.Ханон,  кое-что из мусорного...

  Как мне кажется, я пришёл сюда не ради запредельной географии или крае’ведения... А потому, пожалуй, не стоило бы ни малейшего труда (равно как и смысла) перечислять..., терпеливо загибая пальцы, — все местные рытвины, колдобины, брёвна и булыжники, разложенные (как всегда) заботливыми человеческими руками на этом пути, если бы..., — одну минуточку..., — если бы здесь и сегодня, пока ещё оставаясь на том же месте и в тот же час, можно было бы отыскать хотя бы крошечные частицы какого-то иного смысла. Или труда... — И всё же, снова не стану погружаться в подробности и директивно сокращу эту часть веселящей симфонии — до трёх нот..., краткого конспекта, до некоторой степени позволяющего мне избежать высочайшего кумулятивного эффекта подобных воспоминаний... — приходящих и про’исходящих, как всегда, глубоко задним числом, с позволения сказать. И прежде всего, потому что с однойне с одной) вполне подобной задачей мне уже пришлось (не)однажды справиться, несмотря на всю высочайшую отвратность подобной деятельности. Словно тяжкая монашеская схима или такая же строжайшая епитимья, наложенная (вместе с руками) на самого себя, она столь же дурно пахнет, как и те (вполне средние) люди, которые её исправляли в прошлой жизни, и сызнова задним числом, разумеется.

— В полном соответствии со своими высшими природными назначениями...

  И больше ни слова про «белую обезьяну»..., мой дорогой мсье... В точности та же удивительная по своей яркости причина, которая на пять лет отодвинула выход на свет (из тени) «Скрябина как лицо», а затем и вовсе уничтожила его вторую часть..., она, словно пламенный прапор (серого цвета), традиционно переходящий из рук в руки от одного мёртвого солдата к другому, продолжала сиять на этом трижды прекрасном поле человеческого боя. — Чудесно. Чудесно... Очень приятно слышать. Такие фразы..., они что-нибудь да значат, а потому мне ещё предстоит подождать зачёта на расширенном конкурсе фигурного собачьего лая... — И тем не менее, позволю себе продолжить, не слишком оборачиваясь на зад. — Само собой, эту причину можно было бы назвать коротко и кротко: «люди»..., — если бы в этом слове можно было найти хотя малую долю смысла.[комм. 1] Наконец..., оставим этот вопрос, — как говорил один мой старый & (не)добрый приятель, — из него больше ничего не выжмешь, кроме полу’порции соплей.[6]:6 Так или иначе, но «Воспоминания задним числом» заняли образцово-показное «среднее место» в числе трёх моих публичных книг и стали поворотным пунктом на пути окончательной герметизации. — К сожалению, вовсе не я выдумал эту идиотскую шутку. В противном случае, полагаю, мне было бы сегодня чем гордиться и о чём воспоминать... на досуге. А потому почту за лучшее попросту заткнуться и — заткнуть эту дырочку ваткой...[7]

— Чтобы не повторять ещё раз прописные истины, от которых сдохнут даже осенние мухи...
      Сначала преврати свою жизнь в слово,
  а затем уже можешь делать из неё — всё что угодно...[5]:58
Юр.Ханон,  кое-что из мусорного...

  Итак..., кажется, я пообещал краткий конспект..., не считая всего остального, что было сказано ранее (в связи с некоторыми незначительными подробностями или их ликами). А значит, извольте: невзирая на то, что обещанного у них принято ждать отнюдь не три года..., а иногда, сказывают, «и вовсе на указанном месте умре»...[8] Первая жёсткая готовность сделать горячую книгу Эрика и об Эрике наметилась в конце 1993 года.[комм. 2] Однако, всецело занятый работой над каноническими партитурами и скованный внутренним обещанием сделать сначала «Скрябин как лицо», я был вынужден действовать — сугубо порядочно..., так сказать, по порядку (или в порядке поступления). Таким образом, нижняя половина 1994 года была полностью посвящена предыдущему талмуду, а затем — кошмарным подробностям его издания..., вернее сказать, того систематического небрежения, вранья и саботажа, которым я столь щедро был одарён (с плеча) ото всех участников процесса, начиная от первого «заказчика» и изд(ев)ателя, господина «В.Б.Наразова» и кончая — последними, в лице пресловутых «Ликов России», которых без кавычек даже и ставить сюда как-то совестно... — Таким образом, разрушительное (воз)действие истории с изданием книги «Скрябин как лицо» на последующие тексты очевидно: написанная в три месяца (1994 года), первая часть романа (не)издавалась (точнее говоря, издевалась) круглым счётом пять лет. В сухом остатке: уничтоженная вторая (главная и содержательная) часть того же романа, а также — отложенная на битых полтора десятка лет первая и единственная в своём роде книга Сати. Интересно бы знать, что я смог вынести из этой очередной человеческой комедии?..[9]

— Разумеется, ничего, кроме (пре)светлой благодарности — им, им, моим современникам.

  Пунктиром..., ах, мой друг, прошу вас, пожалуйста, пунктиром, «краткий конспект»..., буквально в нескольких словах. Ну..., разве так трудно? Ведь ты же сам обещал, mon chere... — Само собой, человек никогда не приходит один...[10]:313 Трудно припомнить: кто ещё не оступился в этой истории, где в начале было ничто..., а в конце — «Воспоминания задним числом». Первые и единственные... в своём роде. Кажется, спотыкались на ровном месте все, у кого только имелись ноги (хотя бы две). — Для начала, заказанный мною (варианты: мне, нами, со мною) перевод оказался подлинно ужасен (и это несмотря на то, что в те времена ещё не существовало никакого «машинного перевода»).[комм. 3] Нередко смысл принесённого мне текста терялся полностью..., а в некоторых местах — как показало дальнейшее вскрытие — чудесным образом менялся на противоположный. Ещё года три (пунктиром, исключительно пунктиром) ушло на флегмпатическую проверку, поправки и вычитку ошибок разной курьёзности, иной раз — несовместимых с жизнью. А затем..., — затем, говоря шершавым языком непонимания, — начался очередной кошмар (длительностью ещё в полтора десятка лет), в первую половину которого нельзя было даже помечтать о том, чтобы взяться за книгу. Пожалуй, этот срок (начиная с июля 2001 года) я не могу назвать иначе, чем позор своего времени, в котором мне пришлось пребывать.[комм. 4] Почти идеально оформленный позор, по качеству своему мало чем уступавший последним двум годам жизни моего пра-пра-пра-деда, в точности таким же (увы, энциклопедическим) образом столкнувшегося с сорвавшимися с цепи плебеями, невероятно низким человеческим материалом своего времени и места. Для него, впрочем, это столкновение закончилось гибелью. Чудом избежав его исхода, мой выход неизбежно сузился до тесного & последнего коридора Карманной Мистерии. Как говорится, вам и на том спасибо, господин анатом... Но всё же, в подобных условиях решительно нельзя было работать над книгой-прецедентом. Тем более, таким особенным — требовавшим к себе (и в себе) полного и захватывающего участия. И ещё тем более, таким — который в любом случае нельзя было опубликовать..., — продолжая, между тем, находиться посреди мира сплошных теней и подлецов.

— Откуда, впрочем, я ещё и теперь продолжаю подавать голос, почти подземный по своему звуку и тону...
 Жизнь даётся всего один раз, но зато всем без разбору.
      Замечательная «компенсация», вы не находите?[5]:64
Юр.Ханон,  кое-что из мусорного...

  Наконец..., оставим и этот разговор, дурной разговор, — как приговаривал всё тот же знакомец, старый & (не)добрый...[5]:55 — кажется, из него всё равно не будет проку. — Наконец, (это я сказал: «наконец») не перейти ли не...посредственно — к делу?.. Именно таков и был путь моих раз...суждений. Потеряв всякое терпение и окончательно плюнув на пустой мир людей, посреди 2008 года я был вынужден захлопнуть за собой железную дверь, чтобы взяться — за работу. Ту работу, которую долее нельзя было откладывать. — Для начала, словно трамплин, это были первые две части чудовищной по размеру и напряжению книги «Ницше contra Ханон», моего непримиримого диалога с Фридрихом..., а затем, в стык, без малейшего зазора — буквально ковром... (словно во время «сильного дождя», ведь правда же, мой дорогой Эрик?..) как из-под крана полились до последней нитки вымокшие страницы пресловутых воспоминаний...,[4]:531 и в самом деле, — оказавшихся далеко (и очень далеко!..)... «задним числом». Дважды, трижды и стократ запоздавшие... Невероятные три месяца ушло на написание текста книги... Ещё столько же заняла сотня иллюстраций, графическое оформление книги и окончательный макет.[комм. 5] — А затем..., затем всё повторилось сызнова, как в сказке про де...белого бычка. «Je suis venu au monse très jeune dans un monde très vieux», не так ли?..[4]:283 — Нет..., нельзя сказать, конечно, чтобы в подобной повторяемости был какой-то «магический» круг..., или заколдованная глубина..., но только — заранее известные свойства их стайной натуры, десятки (и даже сотни) тысяч лет пребывающей вне всяких изменений: начиная от старой обезьяны — и до её последних похорон.

— Последние, прошу прощения, представляют собою только вопрос времени..., и не более того.[11]:602
Ханóграф: Портал
Neknigi.png

  Само собой, и эта новая работа не стала исключением. Наш с Эриком невероятный прецедент в области совместной мысли..., и (говоря без обиняков) редкостный подарок потрясающей красоты и дерзости, как оказалось, здесь никто не ждал. И даже более того, обнаружив перед собою странный предмет и его автора, этих обоих типов, напрочь лишённых всех необходимых признаков субординации, а также принадлежности клану и традиции, они заметно морщились, а кое-кто заметно кривлялся или даже (странно предположить) отругивался. — Начать хотя бы с того, что (наученный отвратным опытом со своей первой книгой) я честно попытался максимально возможным образом исключить из процесса производства книги всё самое ненадёжное и необязательное. Разумеется, я разумею прежде всего людей, которые всякий раз обещают и не делают, начинают и портят, берутся и пропадают, наконец, проваливают и проваливаются. А потому «Воспоминания Задним Числом» стали типическим артефактом безлюдного производства: первой моей книгой, которую я сделал сам — от начала и до конца.[комм. 6] Причём, прошу понимать меня буквально, именно так: всю. От корки до корки, и от мякиша до кукиша. Снизу доверху и обратно. — Значит, своими руками и головою. В полном одиночестве освоив птичью грамоту каких-то загадочных «издательских программ», в которые ещё и не сразу поймёшь: с какой стороны подбираться.[комм. 7] И тем не менее, мы с Эриком сделали даже это, имея на руках не какой-нибудь черновик, рукопись или машинопись, но — готовый макет, с которым — прямой путь в типографию, а затем и дальше, сколько хватит способностей. — Как оказалось, не хватило ни на сколько: и здесь, в готовом макете для «господ» издателей крылся всего лишь очередной источник неудовольствия. Обнаружив перед собой совсем «не того автора», которого они привыкли видеть, каждый из них не мог скрыть своего разочарования. Правда сказать, я не сразу сообразил, что в массе своей они попросту не были никакими издателями (чисто формально имея при себе такое на’звание). Обыватели, мещане, потребители или пред...приниматели (одним словом: «книго-продáвцы»), они исключительно пред’принимали кое-что..., на ниве печатания чёрных буковок на белой бумаге, таким образом, занимаясь элементарной подменой..., или, говоря проще, обманом. Им совершенно не было дела до прецедентов или прорывов в области мысли (литературы или искусства). Не имея ни малейшего интереса к содержанию книги, они интересовались только соде’ржанием самих себя. От начала и до конца этой истории они хотели всего лишь — денежных знаков...

— Трудно высказать: насколько сильное презрение у меня вызвали эти патентованные ничтожества...[комм. 8]
...предварительный экземпляр книги (переплетённый в нечеловеческую кожу)...
Первая книга Эрика
(вид сбоку) [12]

  Видимо, ради создания какой-то окончательно изуверской картины мира, совершенно не совместной в куриных мозгах плебея-издателя с привычной (и комфортной) реальностью, я добавил ещё одну, сугубо дополнительную ступень к безлюдной (или почти безлюдной) картине своего «внутреннего» книго’производства. Имея у себя в руках окончательный типо...графский макет..., спрашивается: кто теперь мог помешать мне сделать также и самую книгу..., так сказать, предмет в его вещественном выражении. Производство так называемого «элитного тиража» в кожаном переплёте и с улучшенными материалами было освоено ещё в 1998-2001 годах, на почве всё того же многострадального «Скрябина как лицо».[комм. 9] Правда, теперь ситуация словно бы выворачивалась наизнанку, наподобие приснопамятного листа Мёбиуса... или отражения в чёрном зеркале: книги как таковой в её публичном варианте не существовало. Но «зато» в руках у нас с Эриком оказывался некий элитный эталон, несомненный фетиш — ровно в том количестве экземпляров, которое мы желали (и могли) себе позволить..., после всего. — В результате, несчастный рвач или книгопродáвец (типичная «кукла», выступавшая под именем «издателя»), имея дело с автором неизданной книги, оказывался в перевёрнутом мире, где его не просто не ставили ни в грош, но ещё и тыкали носом в собственную лужу, словно напрудившего у дверей щенка. А лежавший на его столе шикарный кожаный экземпляр напоминал скорее надгробие, чем обложку будущего издания. Само собой, всё это я делал отнюдь не специально. И даже более того: в моих целях вообще никак не учитывалась возможная реакция каких-то мелких насекомых, по какому-то недоумению (или недомыслию) называвших себя «из’дателями». Но тем более сокрушительным был окончательный результат: оказавшись в какой-то невозможной для себя ситуации искажённого сюрреалистического мира (где им даже не предлагали заплатить денег), все тараканы проворно бежали — прочь со стола, освобождая поле боя...

— Собственно, мне даже и в голову не приходило, что можно поступать как-то иначе...
 Совершенно не обязательно иметь много денег.
     Гораздо комфортнее — вовсе не жить, конечно...[5]:66
Юр.Ханон,  кое-что из мусорного...

  Тот сногсшибательный и не заслуженный никем из них подарок, который я (пока ещё) держал в своих руках... То удивительное открытие, которое, поверх всего, содержалось в нашей с Эриком Первой Книге... — Всё это было, говоря прямым языком, совершенно не’сопоставимо с пустой жизнью этих анекдотических ходячих трафаретов (под именем людей), бесконечных обывателей своего маленького времени и места, ни один из которых не был достоин ни приоткрыть страницы, ни даже слегка дотронуться до этого чуда, — очевидно свалившегося к ним (на голову) из какого-то другого мира... — И здесь я позволю себе немного прерваться ради кое-чего главного... — Кажется, здесь ещё раз проскользнуло странное, слегка надутое с фасадной стороны слово: открытие. И совсем не случайно..., позволю себе повторить. Именно так... — Впервые внутри этой книги я позволил себе нарушить обет молчания и, пытаясь остаться неуслышанным, «тихо шепнуть» свои чрезвычайные идеологические прозрения, образующие со стороны микробиологии (или физиологии, если так понятнее) структурную основу для построения принципиально новой системы, до поры скрытой под ироническим именем хо’мистики. — Даже «Ницше contra Ханон» не позволили себе подобной вольности (хотя, казалось бы, вот где сам бог велел: чисто философская книга), ограничившись совместным движением по открытой дороге, шаг за шагом к новой системе, но всё же никак — не её обнародованием, не входившим в мои планы... — Но тем ценнее, на мой взгляд, становилось это «открытие» в толще страниц «Воспоминаний задним Числом» (произведения, на первый взгляд, посвящённого отнюдь не идеологии, но якобы проблемам искусства и его истории), что находило оно себя не в каких-то рассуждениях или схоластической теории, но прямо здесь, глубоко на почве, в материале экстремально-отдельной жизни двух «высоких инвалидов»: авторов и, одновременно, героев этой книги.

— Пример, достойный не столько подражания, сколько — подорожания..., как они любят.
  ...Взгляните на этих, с позволения сказать, издателей, лишённых человеческого достоинства и даже остатков стыда; взгляните на их одутловатые витрины, в которые они помещают доверенные им чистейшие создания, аккуратно украшая их своей фирменной грязью. Возьмите некоторые каталоги самых изысканных современных произведений, и вы сразу увидите, что заставляют их претерпевать эти коммерческие скоты.
  Фу-фу-фу-у! Стыд их должен был бы замучить до полусмерти. Но – как бы не так!
    – Коммерция! – скажете вы?
    – Деловая жилка! – повторите вы?
  Уф-ф! Всё это более чем чревато для человека моего возраста или телосложения, и я буквально задыхаюсь от этого гнусного потребительства и гнилостной меркантильности...[4]:436
Эр.Сати,  из статьи «Простенький вопрос»  (1920)

  Нет, нет..., ровным счётом ничего уникального, да и не слишком-то забавно... — Ещё одна из тысяч и миллионов, повторённая в ничтожных деталях, история очередного «безрукого Рафаэля»... или случайно затоптанного Моцарта.[13]:246 — Как всегда, среди них, все’проникающих плебеев: субстрата и сапропеля своего времени. Иной раз даже забавно бывает взглянуть..., словно на солнечное затмение сквозь закопчённое стёклышко. — И что..., эти карлики всерьёз хотели, чтобы я ещё и заплатил им за эту чёрную драгоценность, случайно попавшую им в руки?.. Поистине удивительным..., даже непостижимым боком иной раз поворачивается патентованная посредственность, похожая в своей гомогенной массе на некое чудо. — Особенно, по контрасту..., внезапно & не...ожиданно сталкиваясь с пограничным для них явлением исключительного порядка: исключением из правил. Само собой, их трафаретное жлобство всякий раз натыкалось на каменный ответ, совершенно в духе нашей любимой «прекрасной прямоты».[4]:476-477 — Пожалуй, я не стану обнародовать здесь тот достославный Бестиарий (ничем не хуже приснопамятной кунст-камеры «газовщиков»), который мне удалось собрать за первые полгода-год попыток..., смешно сказать, — попыток подарить эту вещь, равной которой они не видели. Разве что ниже..., приведу несколько самых ярких анекдотов (в духе «истории нравов»), один другого г(л)аже. Тем более, что каждый следующий опыт не проходил бесследно, становясь шагом назад. Прочь..., и как можно дальше прочь («Je retire»!.., не так ли?..) от их грязного кланового со...общества. И каждый следующий гоголевский «тип» очередного куркуля или ростовщика в кресле издателя (ден’знаков), несомненно, делал выход нашей книги в их свет всё менее возможным. — Тот недопустимый случай, когда посредники делали игру, фактически становясь убийцами. Собственно, это и был классический замкнутый круг (в отличие от листа Мёбиуса, который я уже не раз упомянул всуе), который вёл к единственно возможному результату: директивной не-публикации этой книги, равно как и всех последующих. Так бы оно и случилось, если бы не одно обстоятельство, более чем наглядное..., о котором я уже говорил..., и не раз. Поистине, среди мира живых ублюдков только мёртвый человек способен прорвать или хотя бы прервать непрерывную линию их низостей и убожества.

— Пожалуй, это было похоже скорее на басню... или притчу, но только не на их обычную жизнь...
...фотография за два года до смерти (2002)...
чужой среди живых...[14]

  Разумеется, я снова (как старый зануда) пытаюсь толковать про отдельного человека (или Высокого Инвалида), единственно присутствие которого среди мира людей делает возможным исключение как правило жизни. Словно бы выскользнув со страниц «Воспоминаний Задним Числом» (или первой части «Скрябина как лицо», что в данном случае более оправданно), это странное, иногда удивительное существо способно создать такие пути или тропинки поперёк общего течения человеческой клоаки, что иной раз только руками разведёшь: «и небываемое бывает»..., — если выражаться петиными словами. Не приятель, не друг и даже (в первые четыре года) не знакомый..., просто заместитель главного редактора ещё одного изд(ев)ательства, принципиально не издающего книг и не выполняющего обещаний. Но как (говоря для начала) без его участия (почти вторжения в процесс) появление, хотя бы и с восьмикратным опозданием, первой части романа «Скрябин как лицо» было бы решительно невозможно; так и «Воспоминания Задним Числом» (вместе с Альфонсом, которого не было) до сих оставались бы в том же (несомненно, привилегированном) месте, что и, говоря к примеру, «Чёрные Аллеи» или «Избранное изБранного», — заранее выпустив из этого списка десятки партитур и сотни всего прочего, раз и навсегда несделанного и сгинувшего среди мусорного водоворота вчерашнего дня...[5]:81 — Именно он, по его пожизненному определению, «старший помощник постоянно отсутствующего курьера» — спустя пять лет после собственной смерти сумел сделать так, чтобы ещё одна (и даже не одна) бес...прецедентная книга, которую он даже и в глаза-то не видывал, не отправилась вслед за ним — гонять вечных телятей по местам отдалённым (вплоть до отделения, полного). — Казалось бы, чистейшая случайность, случай, пустое дело..., но в его отсутствие картина мира была бы совершенно иной...

— Ничуть не отличимой от той, которую мы имеем (не)удовольствие наблюдать и ныне...
С разбегу прошибить собственным лбом толстую кирпичную стену, —
       и в самом деле, чтó на этом свете может быть Прекраснее!..[5]:71
Юр.Ханон,  кое-что из мусорного...

  И всё же, несмотря на тройную описанность этой истории (старой как мир)..., — истории личного участия посреди моря всеобщего отсутствия, — я не сочту себя вправе не повторить её ещё и здесь, — хотя бы и вкратце, словно бы давясь своими словами и поминутно кашляя на ветер... В последние годы его жизни мы несколько раз обсуждали с ним совместную работу над его, как он полагал, главным трудом жизни: историко-физиологической книгой о распаде СССР. А равным образом и Н.Ю. всякий раз проявлял интерес к моим отложенным работам, вторым номером среди которых числилась первая книга Эрика Сати и, одновременно, об Эрике Сати на русском языке (по крайней мере, так она выглядела снаружи, будучи ещё не изданной и даже не написанной). На самом деле, этот странный умысел с самого начала представлял собой конструкцию значительно более глубокую и сокрытую..., нечто между эпатажным психологическим триллером и гисторическим анекдотом, внутри текста которого были тайно рассеяны или запрятаны мои нераскрытые открытия в области структуры «человеческого материала». — Эта работа сразу привлекла его и он словно бы поставил на ней свой маленький маячок, слегка светившийся в темноте. Толком не зная Сати (а кто вообще его здесь знал в те времена, до «Воспоминаний Задним Числом»?..) и крайне далёкий в своих интересах от «золотого века» европейского авангарда, он сразу почувствовал..., даже почуял: какую бомбу под всех «просроченных и залежалых» я собираюсь заложить — будто бы на французской почве. Именно тогда, покончив последние издательские дела с первым томом Скрябина как лицо, Н.Ю.Семёнов взял с меня слово чести, что я отдам будущую книгу (когда она будет сделана, вестимо) — всё тем же старым знакомым, «с...ным» «Ликам России» — только в его лице, конечно.[комм. 10] Потому что с ними (после всего) я уже не желал иметь никакого дела...

— А затем..., оставив массу недоделанного и неисполненного, «он — умер»..., как они обычно это называют.

  Кроме всего прочего, его смерть содержала в себе и некий логический казус: нечто вроде «парадокса Зенона» (на лад Ханона).[15]:82 — И в самом деле, придерживаясь буквы нашего договора (anthumes, как говорят хитрые французы), следовало ли мне и впредь считать себя дóлжным, так сказать, после отсутствия главного и единственного лица по причинам непреодолимой силы (posthumes, как говорят те же персоны). — Не скажу, что мне всерьёз пришлось размышлять над этой жёваной резиной или «принимать мучительное решение»: нет, конечно. И всё же, кое-какой червяк сомнения для меня, «человека слова» оставался. Идти во второй раз в то же место, где уже был обман, пустозвонство и небрежение — явно не хотелось. С другой стороны, вроде бы как оставался синдром не’исполненного уговора... — В итоге, ограничился полумерой: попросту пустил дело на самотёк, симулируя собственное отсутствие (как это у них широко принято). Между тем, спустя три года после смерти Н.Ю. очередная ни-на-что-не-похожая книга, как всегда, «первая в своём роде», была закончена — вопреки «всем и вся». Именно так: вопреки, — закончена, не благодаря... Причём, понимая это слово буквально. Вопреки всем и вся... сукиным детям, а также их родителям и бабушкам, столпившимся в это время и на этих местах.[5]:27 Причём, как я уже говорил выше (и даже ещё выше, совсем в верхах), словосочетание «книга была закончена» в случае «Воспоминаний Задним Числом» впервые приобрело совсем не-авторский, но принципиально изд(ев)ательский оттенок, потому что речь шла о готовности именно книги, вещи, фетиша, фолианта или талмуда, который (сделанный с иголочки, в коже и прочей матери материи) уже можно было подержать в руках и даже..., в крайнем случае, сунуть кое-кому под нос. Отчасти, это сводило предполагаемую функцию предполагаемого издательства к нижнему минимуму. Всё что требовалось: элементарное техническое сопровождение макета — и не более того. Аккуратно взять готовый продукт (двумя пальцами), отнести его в типографию, а затем оттуда — разбросать по магазинам или, на худой конец, вывезти на склад. Всё остальное уже было сделано за них и до них. Последнее обстоятельство давало кое-какую (призрачную & прозрачную) надежду, что проблем будет меньше, чем во времена «Шуры Скрябина» с его многострадальным лицом...

— Ясное дело: оставляя узкий фронт работы, даёшь значительно меньше причин «не справиться»...
 По существу, вечный главный вопрос жизни заключается в том,
         что реально неизвестно — а была ли она вообще?..[5]:72
Юр.Ханон,  кое-что из мусорного...
...ах, и что за оказия!..., угораздило же после всего, ещё и такие воспоминания иметь..., (глубоко) задним числом...
и что ещё за кошмар, напоследок [16]

  Так, собственно говоря, и получилось, что при непосредственном участии покойного Н.Ю.Семёнова и моём откровенном попустительстве, а также при активном содействии всех прочих изд(ев)ательств страны — «Воспоминания задним числом» — уже задним числом, спустя полгода после окончания книги, всё-таки попали в тот же ощип, по-прежнему называющий себя Ликами России. И снова повторю словами своего старого (не)приятеля: «оставим»...[6]:137 — И правда..., оставим поскорее этот разговор, пустой и малосодержательный (вполне выдержанный в духе очередных воспоминаний о воспоминаниях..., и снова — задним числом), пока его не начал за нас кто-то другой...[4]:271 Само собой, не стоит труда воспоминать, какие ещё мины расставляли и корчили пресловутые Лики на повторном пути, где (казалось бы) уже не оставалось никакого места — для мин. С одной стороны, об этом уже довольно сказано. С другой же стороны, ничуть не менее довольно уже одного того, что на титуле книги, как всегда обещанной «спустя два месяца», пришлось дважды (как дважды два) менять год выпуска: сначала на 2009, а затем — на 2010, хотя даже последняя дата к моменту выхода издания уже устарела и утратила всю свою несказанную свежесть. — В конце концов, не будем мелочиться..., скажем «дяде и тёте» своё большое человеческое спасибо. Если бы не они (очевидным образом сопровождаемые при...видением своего бессменного заместителя), то наш с Эриком прецедент так и остался бы в небрежении..., а затем, не слишком долго задержавшись, — разделил бы судьбу всех тех рукописей и фолиантов (по всей видимости, асбестовых или свинцовых), которые, как теперь уже широко известно, «не горят»...,[17] — вопреки всем под’жигателям и зло’пыхателям...

— Не говоря уже обо всём остальном..., о чём бы я, безусловно, не хотел сказать...
...ни при каких иных обстоятельствах...






A p p e n d i x

Belle-L.pngЭр.Сати   Юр.ХанонBelle-R.png
« Воспоминания Задним Числом »

( яко’ бы без под’заголовка ) [комм. 11]

Не обязанность, не плен,   
Под конец свидания     
Ей оставлю тёртый хрен   
Как воспоминание...    [18]
М.Н.Савояров

...Сати времён своего Сократа...
Эрик Сати(1921) [19]

  Эрик Сати  (1866-1925) — легендарно неизвестный французский композитор, (не)последовательно придумавший и положивший начало самым разным направлениям и стилям современной музыки, таким как: импрессионизм, фовизм, примитивизм, конструктивизм, неоклассицизм, неоромантизм и «даже» минимализм. Под непосредственным влиянием Сати в разные годы сформировались, говоря без преувеличения, десятки композиторов, впоследствии более известных, чем он сам. Его явными, скрытыми или «тайными» учениками и последователями являются такие непохожие друг на друга музыканты как Дебюсси, Равель, Стравинский, французская «Шестёрка» (прежде других: Пуленк, Мийо, Орик, Дюрей, не исключая Онеггера), а следом за ними Анри Соге, Эдгар Варез, Джон Кейдж и «даже», среди прочих — Стив Райх, к примеру. Всех не перечислишь (тем более, если не иметь такой цели). Мы часто слышим имена и музыку этих профессионалов своего дела, но очень редко знаем, что всё это, без преувеличения — результаты влияния Эрика Сати. — Сегодня, спустя почти девяносто лет после смерти, он стал, пожалуй, самым исполняемым композитором XX века. Автор легендарного скандала 1917 года, балета «Парад», поставленного дягилевскими сезонами в Париже, в 1890 годы Эрик Сати начинал с того, что объявил себя «Римским папой», а закончил — парт’билетом коммуниста. Первое появление термина «сюрреализм» (в переводе: более реальный, чем сама реальность) также связано с наследием Сати. Остроумный, желчный и ехидный человек, он сам (а равно и его творчество) вечно портил со всеми отношения, органически не вписываясь и не желая встраиваться ни в один профессиональный или артистический клан. Собственно, здесь и скрывается портативный секрет его «легендарной» неизвестности — и по сей день Эрик Сати остаётся ярчайшим представителем музыкального андеграунда, вечно-неофициальной культуры. Профессионалы (которых он со своей обычной любезностью называл «протухшими и просроченными») и сегодня отказываются признавать Сати за «своего». [комм. 12]
  Обладая острым, парадоксальным и провоцирующим пером, Сати пользовался им в течение почти всей своей жизни. За это время он написал массу текстов для газет, журналов, но прежде всего — для самого себя. Среди них эссе из цикла «Воспоминания потерявшего память» и «Записки млекопитающего», статьи, лекции, публичные импровизации, рассказы и даже небольшая абсурдистская пьеса (несомненно, предвосхитившая на три десятка лет также и это направление в театре)... В лучших своих образцах проза Сати поднимается до ярчайшего качества текстов Даниила Хармса или Аркадия Аверченко. Но даже в самых проходных и бытовых письмах его тексты сохраняют за собою несомненные свойства литературного зерна и неожиданной игры слова.





...существовавший на тот момент предварительный экземпляр книги (переплетённый в не’человеческую кожу)...
первая книга Эрика Сати [12]

  «Воспоминания задним числом»первая книга Сати и о Сати на русском языке. Неприлично толстая и отвратно внушительная новинка, (ровным счётом 656 страниц) она включает в себя все (скажем: «почти») литературные произведения и большинство писем Эрика Сати. По своему жанру или форме книга не имеет литературных аналогов: это очередной прецедент или — наконечник...[комм. 13] В восьми главах, расположенных якобы хронологически внутри предлагаемого фолианта, тексты Сати перемежаются краткими комментариями или замечаниями от лица «автора», причём, до конца так и остаётся не вполне выясненным, кто же из двоих (двух, обоих) авторов в каждый отдельный момент изволит комментировать собственный (или чужой) текст...[комм. 14] Включая в себя все важнейшие высказывания Сати, одновременно книга даёт исчерпывающую информацию — как всегда, от «первого лица» — также и о его жизни, как внутренней, так и внешней. Текст книги между прочим содержит и 66 уникальных чёрно-белых иллюстраций. Это тщательно реставрированные граффити и рисунки тушью руки Эрика Сати (а также и второго автора книги). Кроме того, «Воспоминания задним числом» (как целое) сами по себе являются отдельным произведением, жёстким и хирургическим. Если угодно, эта книга психоаналитическая и философская (скажем так ради простоты удобо’понимания...), она последовательно разнимает на составные части не только своих авторов, но вместе с ними и читателя — чтобы, в конце концов, послать его «на воздух».
  По-русски можно было бы сказать: «сходить проветриться»..., если бы это не значило (на языке «оригинала») нечто значительно более... жёсткое.





...Петровская набережная, Нева, закат в мае 2008 года (как раз то время, когда «Воспоминания задним числом» были в работе...
один из авторов (2008) [20]

  Юрий Ханон — так же легендарно неизвестный петроградский композитор, (лауреат «Евро-Оскара», если угодно), писатель, художник и каноник. Десять лет назад он уже выступил с неприлично толстой книгой мемуаров «Скрябин как лицо». Впрочем, подавляющее большинство своих произведений (как литературных, так и прочих), он оставляет за собой, нимало не заботясь о собственной публичной «карьере». — Во всяком случае, он имеет такой вид. Закрыв за собой дверь, с 1992 года Юрий Ханон работает как автор герметический и предельно жёсткий. Его произведения почти нигде & никогда не исполняются (кроме случаев откровенного воровства).[комм. 15] Обладая таким же саркастически-мрачным характером, как и Эрик Сати, он создал книгу, обладающую всеми чертами соавторства двух подлинно экстремальных авторов. Каждый текст и каждое письмо Сати не просто переведены с французского на русский язык, но и превращены своевольной рукой автора в высокое подобие литературы.
  Как и всё, что мсье Юрий Ханон выпускает из-под своих рук, «Воспоминания задним числом» представляют собою тотальный продукт. Речь идёт не просто о рукописи или готовом авторском тексте. Полностью оформленная автором как художником-графиком, книга отредактирована и свёрстана им же в качестве макета типографского качества, она включает в себя 656 страниц и полностью готова для издания «под ключ». Формат книги 70х100 в 1/16. Предполагаемый тираж — 1000 экземпляров плюс элитный тираж числом в 144 кожаных фолианта.
  Как всегда, этот автор не предлагает свою книгу издательствам. Он просто сообщает, что закончил свою работу, и она — будет издана... даже в том случае, если никто посторонний не проявит достаточной воли или инициативы к её публикации.[комм. 16]






A p p e n d i x - 2

Belle-L.pngЭр.Сати   Юр.ХанонBelle-R.png
« Воспоминания Задним Числом »

( яко’ бы без под’заголовка )

Мне сказали, что Скрябин умер... Ерунда!
Он не может умереть, пока жив я... [1]:7
Юр.Ханон(1994)

...одна фотография Сати, почти открывающая книгу «Воспоминаний Задним Числом»...
опять Сати(1898) [21]

С
ледуя (по) не...умолимому течению сюжета, а также соответствующей ему традиции местного населения, здесь..., на этом листе должен был бы разместиться (со всеми удобствами) некий сподобный цитатник, засунув нос в который, всякий уважающий себя представитель нынешней цивилизации мог бы ознакомиться (причём, буквально в двух словах, не углубляясь в вопрос и не затрачивая лишнего времени и сил на всякую философско-психологическую дребедень) с эссенцией или выжимкой из «Воспоминаний Задним Числом» под видом некоего стандартного & ожидаемого best of «Antedate memories»... — Собственно, примерно так я и поступлю, невзирая на всю сопредельную ублюдочность подобного исхода..., — хотя и не удержавшись по дороге от небольших (хотя и навязчивых) пояснений, уточнений..., а затем и коррективов, призванных до некоторой степени скрасить мой откровенно-свинский поступок, несомненно, сервильный и даже подлый по своему существу... Не простившись и даже не прикрыв за собою дверь. — Но особенно приятно наблюдать (в который уже раз), как столь славное и крупное дело начинается с мелких оскорблений и попрёков...

Значит, так и запишем..., на первое время.

  ...и в первую очередь, я был бы вынужден... (именно так: вынужден) напомнить кое-кому из числа присутствующих, что таковой цитатник уже (давно) существует..., — причём, далеко не в единственном экземпляре. И прежде всего, он имеется здесь, посреди странных страниц Ханóграфа — в непосредственной близости отсюда, буквально — за соседним углом, хотя и не под маркой «Воспоминаний Задним Числом». Называемый (по свойству транзитивности) цитатником Эрика Сати, тем не менее, он (гораздо полнее и объёмнее, нежели здесь) может считаться сводом цитат именно из нашей книги... Первая на русском языке, она и до сих пор остаётся единственной (несмотря на то, что некоторые местные злопыхатели, действуя по преимуществу шизоидным способом в офронт, спустя пять лет издали кое-что доморощенное). Так или иначе, цитатник Сати в подавляющем большинстве состоит из материала «Воспоминаний Задним Числом», — причём, включая и тот, который заведомо не вошёл в первое издание книги.[комм. 17]

И всё же, того цитатника очевидно недостаточно. Вернее сказать, его с излишком...

  Но и кроме того, в мировой паутине можно обнаружить ещё несколько страниц, очевидным образом построенных на цитатах из нашей с Эриком книги. В конце концов, не открывая секрета полы шинели, я могу намекнуть, что книга эта — хотя и через пень-колоду, хотя и позже на три года, хотя и с полнейшим пренебрежением к авторам, — но всё же была издана. А потому неизбежно приходится понимать: в течение какого-то времени её вполне можно было купить или приобрести каким-то иным способом.[комм. 18] А потому и цитировать её могут все, кому взбредёт в голову или ещё какое-то место (как правило, без малейшего понимания: что именно и кого именно они цитируют). Как минимум, на век с гаком приходится принять как данность, что Эрик Сати на русском языке будет жить исключительно из моих рук. Всё прочее неминуемо останется с печатью бледной (вторичной) отрыжки или мусорных отвалов нормативного сознания...

Не имея интереса к этому вопросу, тем не менее, я не должен обойти его молчанием...[4]:511
Ханóграф: Портал
Neknigi.png

  Так или иначе, но здесь и сегодня я вынужден констатировать непреложный факт: эта книга..., первая и последняя в своём роде, есть и останется жёстким уникумом на фоне прочей литературы моего времени. Всё феноменальное и лучшее, что в ней есть — стало очевидным (или невидным) результатом жизни и работы двух её авторов. Всё трафаретное и худшее, что в ней осталось — привнесено имевшими к ней отношение современниками, трафаретными обывателями настоящего места и времени...,[комм. 19] как всегда, слегка задержавшимися на пути вниз, в «донные отложения» нынешнего «культурного слоя». Пожалуй, именно здесь, в этой «точке консенсуса» и следовало бы искать маленькой причины того, что здесь..., немного ниже того места, которое было бы прилично случаю, всё-таки можно обнаружить (исключительно задним числом) небольшое число коротких & плотных зёрен, составивших существо некого воспоминания..., имевшего место..., давным-давно позабытое. А потому (я преждевременно завершаю). Будьте любезны откушать. По возможности, не поминая лихом... Тем более, всуе. «Souvenirs antidatés» — как сказал бы Эрик...

«Совершенно напротив» (всех них) — как добавил бы я..., исключительно задним числом.





... sans paroles ...

...исключительно голословно, ради начала разговора...
опять не Сати (2008) [20]

П

режде Всего...

   ...Вспоминать забытое прошлое – трудно.
      Чаще всего – бесполезно.
Гораздо проще вспоминать прошлое – записанное на бумаге.
  Нужно просто прочитать его – и слегка улыбнуться.

   Это очень надёжный метод.
    Я уже несколько раз проверял его.
     Результат меня совершенно удовлетворил.
      Я так больше не поступаю – никогда...[4]:5
Юр.Ханон,  эпиграф

➤   

– Неукоснительно следуя лучшим правилам дурного тона, я должен сразу же вас кое о чём предупредить, хотя и не следовало бы этого делать, конечно. Прежде всего, та книга, которую вы держите в руках..., ...вы ничего не знаете о том, что она из себя представляет. Даже более того, вы не только не знаете, но и не можете знать, что она из себя представляет. И даже когда вы прочитаете эту книгу до конца, что <было бы> невероятно предположить,
  но в результате вы так и не поймёте, чтó она из себя представляет.:там же, стр.7

➤   

По правде признаться, мне совершенно нечего вам сказать... И прежде всего, именно с этого я и должен начать свою, нашу, вашу, их книгу. И вы, только начиная своё мутное чтение, или заканчивая его, тоже должны это знать. Желательно, конечно – от меня, от первого лица. То есть, от меня лично..., узнать. И это – главное. Главное – из ничего..., из того, что мне следовало вам сообщить, пока не началось чтение..., и чтобы оно уже по возможности никогда не началось..:там же, стр.7

➤   

Говоря между нами, это вообще старое доброе правило...
  Большинство человеческой жизни происходит задним числом..., и даже глубоко после всего.
    Разумеется, многим так значительно удобнее. Когда почти всё уже известно, пережито и закончено...
Нужно только вспомнить – или заглянуть в записную книжку, энциклопедию или даже чугунную скрижаль истории, в конце концов...
    Тогда можно встречаться, не открывая глаз, и разговаривать, плотно закрыв рот...:там же, стр.8

➤   

То, что вы держите в руках – это вовсе не научная книга, как приятно было бы предположить...,
      и даже более того, эта книга самым глубочайшим образом ненаучная.
Если кто-то желает держать в руках первоисточник или волосатый научный аппарат небольшого размера – простите..., это не ко мне. <...> За таким товаром следует обращаться в соседний отдел, где давно ничего нет...:там же, стр.8

➤   

— Однако... Мадам, Мадмуазель, Господа... Я рад приветствовать всех вас здесь, заранее, в это время, в настоящее время..., в этом слишком странное время. Наверное так..., и ничего особенно странного в этом времени нет. Странно — совсем другое. Можете даже и не стараться слушать то, что я вам здесь говорю..., или пытаюсь говорить. По правде признаться, мне совершенно нечего вам сказать... И прежде всего, именно с этого я и должен начать, свою, нашу, вашу, их книгу. И вы, только начиная свое мутное чтение, или заканчивая его, тоже должны это знать. Желательно, конечно — от меня, от первого лица. То есть, от меня лично..., узнать. И это — главное. Главное — из ничего..., из того, что мне следовало вам сообщить, пока не началось чтение..., и чтобы оно уже по возможности никогда не началось. Хотя и это главное, но далеко не единственное, как нетрудно убедиться, пролистав страницы дальше и возвращаясь затем обратно... Задним числом... Всегда возвращаясь обратно...:там же, стр.8

➤   

— Что есть жизнь, — вот ещё один милый вопрос для любителей..., любителей выпучить глаза перед некоей, возможно более тупой книгой. Но должен предупредить прежде всего: меня абсолютно не интересует, чтó вы ответите. Это ваше личное дело, от начала и до конца. Однако, на первый взгляд совершенный в своём идиотстве вопрос «что есть жизнь» — он имеет самое прямое отношение к любым «Воспоминаниям», тем более таким, которые задним числом. Пока вы их ещё читаете, или держите в руках... Я слишком часто слышу странный вопрос..., если эта книга написана в жанре мемуаров..., или сборника писем и статей..., то каким же образом она смеет не быть документальной? Отвечаю: конечно, нет — не смеет. И не может... Да так оно и есть. Считайте, если вам нравится, что жизнь является первоисточником..., хотя само по себе это более чем странно. Она, у которой нет ничего своего, ровным счётом... Тем не менее мы продолжаем делать вид. И часто — весьма успешно. Потому что — очень уж хочется, чтобы было, хотя бы совсем немножко...:там же, стр.9

➤   

...нисколько не рискуя ошибиться, можно смело утверждать, что даже самый тупой придурок не в состоянии прожить по чистому листу, ничего в нём не напачкав и не испортив своей слегка корявою рукою. Да-да, именно так и составляется жизнь – в качестве изрядно подпорченного или подмоченного документа....:там же, стр.9

➤   

— Только тот, кто бесконечно любит Сати или меня, что по существу — одно и то же, — может и должен читать эту книгу, (задним числом, разумеется). В противном случае, это чтение придётся оставить, очень скоро оставить..., и надолго, желательно даже — навсегда или, по крайней мере, до окончания. Но в любом случае, имейте в виду: вы потеряете среди этих толстых страниц время, и возможно, даже всё, что у вас оставалось, до самого последнего франка. Я понимаю, что мне навряд ли сейчас удалось кого-то испугать этим предупреждением. Но это и не было моей непременной целью. В конце концов, любая жизнь — что же это есть такое, как не чистая потеря..., потеря времени, хотелось бы сказать. Однако я не желал бы каким-то образом участвовать в этом популярном процессе. Именно поэтому я предупреждаю — она, эта книга не нужна прежде всего вам, милый человек. Отложите её в сторону — и просто имейте в качестве недвижимости..., только если очень хочется. Проще говоря, держитесь в стороне. А я сейчас постараюсь показать точно, где она находится...:там же, стр.10

➤   

Мы начинаем показывать фокусы. Да. И прежде всего, я попробую открыть Америку (прямо у вас на глазах). Совсем маленькую Америку. Возможно, даже небольшой остров посреди моря..., целого моря довольно грязной воды. И вот что там будет найдено, в конце концов... Гений — это всегда Центр, а кроме того — ещё и середина мира. Только одно это весьма сильно отличает его от прочих людей..., что сомнительно, если даже и в точности наоборот... Однако, мы не будем теперь спорить..., или вступать в непродуктивные обсуждения, скажем просто и веско: да, это так... Короля играет окружение.[13]:679 Гения — играет мир, именно этот конкретный мир. Возможно, от нечего делать. Даже — вероятнее всего. Именно он, этот мир называет его по имени, таращится во все глаза, гонится изо всех сил, приставляет лесенку и даже пытается на него взобраться..., встать на спину, уцепиться за шею или укусить за ухо... В общем, сделать из него свой пьедестал, чтобы казаться самому себе повыше, хотя бы немного. В целом, это и есть вообще всё, что мир может. Бедняга..., у него всегда были довольно ограниченные способности...:там же, стр.11

➤   

— Но всё-таки я надеюсь, что не открываю никакой Америки... Люди, как правило, обыкновенны..., или удручающе обыкновенны. Даже более того, они банальны, часто даже в агрессивной форме. И ради того, чтобы просто получить это сомнительное право — находиться среди них, необходимо ещё и сдать экзамен, доказать свою «нормальность», иначе могут возникнуть проблемы, иногда очень серьёзные. Всякий «другой» или непохожий — непременно должен приложить усилие к самому себе, чтобы заслужить это почётное разрешение — жить среди них. Однако, ничего нельзя перепутать... Далеко не любое усилие годится, разумеется — оно может быть как «туда», усилие, так и «обратно». Нужно постараться прижать уши, как можно плотнее пригнуться и тогда сделаться — похожим... Именно таким путём идёт большинство...:там же, стр.12

➤   

— И в последний раз я призываю попусту не произносить слова..., так называемые слова. Их довольно много. Ложь..., правда..., вымысел. И все они относятся к области ежедневного оглупления..., или малого таза. Точнее говоря, они находятся сразу в двух этих областях, как и все явления гормонального порядка. Ибо — что я сам скажу «правда-правда», то правда и есть. У неё нет и не может быть собственной силы..., и она способна держаться только на силе воли, её создавшей. И только поэтому я продолжаю произносить короткие слова, преодолевая своё собственное недоумение. Да..., абсолютной правдой может являться только Внутренняя жизнь, тем более такая причудливая и экстремальная, какой жил Сати... Не первый и не второй раз произношу я эти слова, в точности и рядом. Но от количества повторений они нисколько не меняют своего окончательного смысла, именного такого, какой только и может существовать. И это — уже не прежде всего... Любые рассуждения здесь бесполезны, а сомнения — даже вредны. Запомните раз и навсегда, это – Превыше всего...:там же, стр.13



здесь, впрочем, выдержки (задним числом) прерываются,

с тем, правда, чтобы продолжиться

где-то уже совсем → в другом месте
и времени...




A p p e n d i x - 3


Ком’ментарии

...не нужно думать, что это намёк. — Нет, это никакой не намёк: нам невдомёк все ваши намёки...
среднее указание [22]

  1. На более лояльном, привычном и подробном (профессиональном) языке любителей наживы столь брутально обозначенное здесь слово «люди» может приобретать десятки и даже сотни значений: начиная от носителей инфекционных заболеваний — до «социальной дисфункции». Само собой, всем боковым ответвлениям я предпочитаю — прямое действие, а потому вынужден заметить, просто и безыскусно: эти существа многократно (практически, всякий раз) обнаруживали свою недоговороспособность и доказывали полную непригодность к коллаборации, аккуратно нарушая собственное слово, договоры, контракты и все прочие мыслимые нормы собственного права. Чтобы не плодить напрасную скорбь (в том месте, где должны царить воспоминания задним числом), предпочту сухо откланяться и указать пальцем, к примеру, вот сюда , в направлении соответствующих (уголовных) статей под названием «Карманная Мистерия» или «Необязательное Зло». — Практически все приведённые в них разновидности одного и того же, собственно, и привели к тому состоянию вещей, при котором рассматриваемая здесь книга «вышла едва не вдвое меньше самой себя, едва не втрое хуже, едва не впятеро тяжелее и едва не во сто раз реже». Наконец..., оставим этот вопрос, — как говорил один мой приятель, — из него больше ничего не выжмешь, кроме полу’порции соплей.
  2. Само собой, упоминая о гипотетической «книге Эрика и об Эрике», я имею в виду, конечно, не какую-то биографическую, культурно-историческую или, ещё чего доброго, музыковедческую макулатуру. Весь этот клановый & традиционный бред с подростковых времён не вызывал у меня ничего, кроме отвращения. Разумеется, никогда я не собирался добавлять свою каплю солидарной жижи в глухо булькающий чан с общечеловеческим дерьмом. И всякий раз, наблюдая вокруг себя редкие попытки (ничуть не порывавшие с клановой традицией) «что-то этакое сообщить» несведущему читателю про чахлые достоинства и пышные недостатки Эрика Сати, я только пожимал плечами, оставаясь наедине с коротким и жёстким: «зачем»?.. — О собаках с позиции зоологии или живописи. О груше в контексте диетологии, селекции или агрономии. Золотое правило любой науки: прежде всего, предмет анализа должен соответствовать критериям и находиться внутри границ компетенции. В противном случае, результат может быть по меньшей мере нелеп или анекдотичен. — Сати, пожалуй, представлял собою идеальную провокацию для академического дурака. Принципиально не’клановый, вне’клановый, а временами даже анти’клановый человек, он стал едва ли не важнейшим прецедентом «уцелевшей» отдельной жизни, а потому и литература о нём (как минимум, по принципу соответствия) должна была стать в точности такой же: не’клановой, вне’клановой и даже анти’клановой. В противном случае, мы имели бы перед собою ещё один пример курьёзного недоумения или нелепости профана, когда о стоптанных сапогах пытаются судить с позиций галантерейной мухи-дрозофилы. Высокий Инвалид, так или иначе, построивший свою жизнь отдельно (вчерне), в отрыве от мира людей, безусловно, заслуживает рассмотрения именно в таком отдельном, системном ключе. Спрашивается: кто ещё — кроме меня — мог (бы) предложить подобный взгляд на одного, конкретного Эрика и через него, транзитом, на весь узкий человеческий мир кланов и норм. — Разумеется, никто. Рассуждая даже чисто статистическим способом, допущение двух подобных совпадений имеет ничтожную вероятность. И напротив: несовпадений — тьма, а имя им — почётный легион, как всегда. Максимум возможной «мудрости»: Эрика Сати в литературе рассматривают в качестве исторического курьёза, чудом сохранившегося исключения из правил..., наконец, как эксцентричного автора образцов забавной музыки и литературных текстов, многие из которых способны развлекать почище Хармса или Пруткова. В сущности, именно таковы на просвет почти все франкофонные и английские издания, а также те книги на русском языке, которые выпустили в следующие годы по следам (или напрямую в пику) «Воспоминаний задним числом». Разумеется, ничего не могу высказать в их адрес кроме презрения. Пожалуй, это верх обаяния: украсть в соседнем детском саду деревянную лошадку и устроить ещё одну (коммерческую) карусель на месте воронки, оставшейся после очередного взрыва. И смешно, и вполне по-человечески. Разумеется, это дело ничуть не для нас... с Эриком. — Здесь и точка. Конец примечания для тех, кто уже ничего не понимает.
  3. В данном случае речь идёт о двух принципиально разных перво’источниках. Один из них под названием «Ecrits» (включавший все самоценные тексты руки Эрика) был переведён в начале 1990-х, а второй, «Correspondance presque complete» — поспел спустя десяток лет. Говоря суконным языком советского отдела качества: оба результата были почти непригодны — даже в качестве простого сырья для работы. Переделка заняла почти пять лет, да и та не могла устранить всех родовых недостатков. Единственное, что позволило мне положительно наплевать на качество технического перевода и всё-таки сделать эту книгу — и был её принципиально вне’клановый и вне’контекстный характер. Не только уникальные, но и в высшей степени экстремальные по своей главной задаче и концепции, «Воспоминания задним числом» легко могли позволить себе пренебречь всеми теми нормативными «добродетелями», которые считаются обязательными для традиционной (конвенциональной) литературы подобного типа и жанра. Главная ценность нашей с Эриком книги лежала совершенно в иной плоскости, чем точность (красота) текста или формальное качество перевода. Собственно, в самой книге об этом (не раз) заявлено & объявлено со всей «прекрасной прямотой» и жестокостью, на которую только способны оба её автора, а потому..., говоря без обиняков — я могу далее не утруждать себя в этом направлении, вполне диетическом по своей ценности.
  4. Для тех, кто не понял, всего пара слов... Дело идёт о том, что «Воспоминания Задним Числом» были написаны, пожалуй, в самые отчаянные для меня времена столкновения с отвратительным коррупционным российским миром в его современном виде (бандитско-бюрократическом). — Пожалуй, дальнейшие подробности здесь излишни... В качестве финальной расшифровки могу привести только ещё одну брутальную формулу из «Мусорной Книги», на мой вкус, заранее очертившей весь круг современной России (всех времён): «мир, в котором золотари не выполняют своей работы..., в этом мире — решительно все становятся золотарями...» Выписанная в 1993 году, эта формула заранее обрисовала принцип нижней планки, до которого опускается (падает) любая человеческая цивилизация мещан (плебеев), обречённая на ценности потребления. — Для меня кровавой Голгофой столкновения с царящим ничтожеством, вечным плебеем — стала голубая..., пардон, светло-зелёная мечта детства: оранжерея, отдельный мир без людей. «Высокая утопия обернулась потопом»..., как сказал поэт... — Dixi.
  5. «Сотня иллюстраций» (пожалуй, ради убедительности я даже сказал бы здесь: «чёрная сотня», учитывая их цвет и форму). Можно было бы заметить, разговаривая слегка ехидно, что автор немного преувеличил (ради красного словца, вероятно). На самом деле, в книге можно насчитать вовсе не сто, но «всего» 66 каллиграфических иллюстраций (это рисунки руки Эрика Сати и моей). И всё-таки, оставим..., оставим пустые прения: даже если корчить из себя педанта, даже если не считать всю прочую книжную графику, без которой макет книги был бы решительно лысым (от рождения), всё равно иллюстраций наберётся очевидная «сотня» (чтобы не называть сумму больше)... — Вот так-то, мой дорогой мсье бухгалтер.
  6. Разумеется, первой: какой же ещё!.. «Скрябин как лицо» начинался производством в те годы (1994-1995), когда свой компьютер мало у кого был, а кончался (1999-2001) в те поры, когда персональные машины уже стали появляться у более широких слоёв населения, но мне до них ещё было тянуть и тянуть — почти пять лет. Кроме того, для работы над макетом книги требовались какие-то особые программы, освоить которые без знающего человека тоже было не так-то просто.
  7. «Воспоминания Задним Числом» забежали немного вперёд, несмотря на очень сложный макет этой книги, мне пришлось осваивать издательские программы именно на нём. Что же касается «Ницше contra Ханон», то её доводку до последней точки я оставил на «после». С самого начала у меня не было сомнений, что этот талмуд так и останется не изданным. Так что торопиться имело прямой смысл — только с «Воспоминаниями Задним Числом».
  8. Тем более сильное (презрение), что эта прозаическая история отнюдь не стала для нас с Эриком — какой-то новостью, открытием или прозрением (про презрение). Для того вполне достаточно только слегка приоткрыть те же «Воспоминания задним Числом», к примеру, на странице 402, чтобы прочесть слегка слезящимися от умиления глазами: «Я здесь опять ищу издателя, который не захочет меня купить за обыкновенное «дерьмо». Потому что моя партитура остаётся у меня. Княгиня является собственницей исполнений на четыре года. Если бы ты смог найти мне издателя в своих краях, это было бы просто «шикарно». Вот как бы я выпучил глаза! Ищи и ищи снова и снова, я прошу тебя. Если бы ты знал, какие же наши все хамы & «газовщики!..» — замыкая этот тошнотворный лист Мёбиуса, именно так было написано внутри той книги, которую упомянутые в ней «хамы & газовщики» никак не желали издать (не имея сил купить даже за обыкновенное «дерьмо»). — С другой стороны, картинка выглядела ещё паскуднее. Только что законченная (почти одновременная) книга, бывшая у меня в руках с параллельной работой, — и того пуще, в своей немалой части была посвящена бесчисленным плебеям и потребителям, в частности, скрывающимся под знакомым на...званием «издатель». Разумеется, я снова имею в виду «Ницше contra Ханон». Все последние годы своей жизни (до удара и падения) Фридрих натыкался в точности на такое же изд(ев)ательское хамство и тотальное «фурно», пытаясь опубликовать свои «уникальные открытия» и «невероятные книги». И вдогонку ещё одна маленькая цитата, исключительно для тех, кто не возражает: «...этот бедный-бедный велiкий-велiкий Фридрих... Который в последние десять лет жизни..., конечно, нет, не жизни, а при сознании (прошу прощения за оговорку), не смог издать ни одной своей книги... Такой же велiкой (или ничтожной), как и он сам. Всего лишь песчинка. Ещё один человек среди людей. Велiкий или невеликий: плевать!.. Сегодня и сейчас, как всегда: больной, нелепый, несчастный, страдающий... и страдательный. Только припомнить: ведь ни один издатель..., прошу прощения, — ни одна плебейская шкура не хотела браться за его идиотические выдумки, кое-как выписанные поверх бумаги. Ну..., разве только... за деньги. Собственно, так оно и случилось. Хуже чем позор. За деньги... — Будучи вынужден экономить на отоплении, квартире и еде, чтобы издать по тридцать-пятьдесят жалких экземпляров своих велiких книжек..., да и те — стыдно сказать..., так и оставались лежать мёртвым грузом в его тумбочке. Потому что — оно, Одиночество. Ледяное одиночество, брат..., и такое же ледяное молчание в ответ» Ницше contra Ханон» или книга, которая-ни-на-что-не-похожа. — Сана-Перебур: «Центр Средней Музыки», 2010 г. — стр.659). — Пожалуй, 2008 или 2009 год могли показаться только лишней виньеткой на этой тотальной картине, попросту перенесённой со страниц наших книг — прямо сюда, на землю вечного мерзавца, обывателя, скота без имени и лица.
  9. Конечно, «Скрябин как лицо» здесь был вне конкуренции. За четыре года постепенной работы было сделано в общей сложности около трёх сотен кожаных экземпляров. Отчасти, этим делом занимался Николай Семёнов, единственное живое лицо в Ликах России, но основную нагрузку (как финансовую, так и организационную) пришлось тащить, конечно, мне.
  10. К слову сказать: находясь точно в этом месте, можете полюбоваться, олухи своего кремлёвского царя: что такое на самом деле значит (или должно означать) слово «издатель». Всего в двух словах, он (всего лишь «старший помощник постоянно отсутствующего курьера») показал совершенно ясный и однозначный пример... — Как минимум, жизненно важная функция или хотя бы сфера интересов. — Суворин, Беляев, Маркс... — Пустые звуки, слова, имена..., вот именно... Когда издание — не средство для добычи своего кусочка пропитания, а, как минимум, постоянная & вседневная цель и ценность, чтобы не сказать: «дело жизни». Вот и весь разговор (пустой, как всегда).
  11. Находящийся ниже текст..., — как я вам скажу для начала, — написан не вчера и не сегодня. Помещённый первым номером в разряде «appendix», он представляет собою несомненный «артефакт» тех (светлых, безусловно) времён, когда книга «Воспоминания Задним Числом» ещё не была опубликована и, значит, не существовала публично (впрочем, как и большинство моих прочих книг). Несколько сугубо внутренних экземпляров в кожаном переплёте (изображение которого можно обнаружить как выше, так и ниже по тексту) имели вид скорее отчаянного прецедента или пощёчины обгадившимся «господам-издателям», чем реальной вещи, доступной пониманию, прочтению или почтению. В те времена их нельзя было обнаружить даже здесь..., поскольку и Ханóграф точно так же не существовал: как десять лет назад, так и двадцать лет спустя... Однако выдуманная необходимость в публикации книги буквально заставила меня набросать какую-то жёваную бумажку (длиною примерно в страницу), чтобы довести до сведения обгадившихся «господ-издателей», какой предмет пока ещё находится в сфере доступности. Буквально говоря: на расстоянии вытянутой руки. — Таким образом, приведённый ниже текст (называемый то ли «синопсисом», то ли заявкой, аннотацией или анонсом, — прошу прощения, в их жаргоне я не слишком-то силён) по замыслу творца представлял собою некий компромисс, попытку коллаборации или некий жест готовности опубликовать уникальную книгу. — Понятное дело, ни один подобный синопсис ни разу не сделал погоды. Все они остались безрезультатными..., поскольку все дела у них делаются совсем с другого конца. Но этот вопрос, как не трудно понять, уже не ко мне. — Мои умытые руки раз и навсегда отказались от участия в клановых играх..., со всеми вытекающими.
  12. Ну так и чорт бы с ними, с ентими профессионалами..., пускай и не признают. В конце концов, ведь и мы с Эриком тоже никогда не признавали этих козлищ «своими»... — Собственно, здесь-то и кроется ещё один (хотя и побочный) детский парадокс этой книги, отложивший & наложивший свой отпечаток и на её тон, и на структуру, и на окончательный вывод. Потому что сам по себе факт выхода подобной книги (прецедентной и беспрецедентной) — неизбежно — превращает её в подобие «анти’тезиса» или фронды. Несомненно, обращённая к профессионалам (а к кому же ещё можно обращать такую книгу?..), а равно и любителям из числа профессионалов, она (одновременно) не видит их в упор — и почти демонстративно обращает к ним свою тыльную сторону. Этот казус (чисто психологический) настолько прозрачен и структурно точен, что я никогда ранее не считал нужным как-то дополнительно указывать или пояснять его. Однако практика сообщения означенных профессионалов с этим предметом, называемым «Воспоминаниями задним числом», очень скоро показала, что они как всегда ни хрена не понимают, в том числе, и глядя в книгу — постоянно имеют и получают из неё традиционную фигу. Крайне прискорбный факт, заставляющий меня ещё раз замолчать, умолчать и умолкнуть...
  13. К слову сказать, вопрос «новизны» жанра, формы или стиля меня всегда беспокоил крайне слабо (в отличие, скажем, от герра Виктора Екимовского, для которого формальная «новизна» всегда находилась где-то наверху, во главе угла, среди основных ценностей или мотиваций творчества). Упомянуть о прецедентном характере формы книги я посчитал нужным просто в силу прикладного (рекламного, ознакомительного) назначения данного документа. И здесь, как понятно, вовсе не случайно всплыло из анналов имя Виктора: спустя какой-то год я был слегка удивлён, когда именно в его отзыве (что было особенно показательным) обнаружил безапелляционное суждение о неком ярком «новаторстве» Воспоминаний задним числом — причём, прежде всего, с точки зрения формы. Несомненное «дву’авторство» книги (с дистанцией в сотню лет) и, главное, «завязанный морским узлом» внутренний диалог внутри мемуаров (между строк и смыслов) Виктор Екимовский назвал «единичной идеей». В его системе ценностей это оказалось высшей формой признания (и я это отчётливо понял и с благодарностью принял — при всём своём дежурном скепсисе к Салтыковскому «вору-новотору»)... Ничуть не избалованный рецензиями (и паче того — похвалами), ещё раз возвращаю Виктору свой встречный поклон признательности (спустя почти десять лет..., ещё одно несомненное «новаторство»).
  14. Об этом ускользающем (или обманном) свойстве текста книги более чем чётко (и почти идеально грубо по форме) заявлено прямо там, в последней главе («После всего»). Взаимопроникновение авторства (причём, в обоих & обоях корпусах текстов «Воспоминаний задним числом») таково, что эта книга от момента своего появления на свет раз и навсегда удержит за собой функцию принципиальнейшей вне’клановости. Ни один профессионал никогда не сможет опереться на неё с целью извлечения своей обычной порции кланового профита.
  15. На тот момент ещё не начались судебные разбирательства на тему «откровенного воровства» первой части Средней симфонии, по-свински стянутой господином Ратманским на сцену Мариинского и Большого театра под названием (и видом) «Среднего дуэта». Однако количество оскорбительной суеты и прямого хамства со стороны театральных чиновников на тот момент было таково, что автор попросту не удержался от некоторого напоминания (глубоко в скобках).
  16. Это окончание..., в высшей степени эпатажное (чтобы не сказать: оскорбительное) с точки зрения всякого уважающего (себя) издателя... И тем не менее, не следовало бы дважды ошибаться, путая причину с последствием и наивно полагая, будто бы именно эта (такая) фраза послужила причиной хронической «неизданности», к примеру, «Воспоминаний задним числом», — равно как и всех прочих литературных трудов подобного рода. На самом деле, всё обстояло в точности напротив.
  17. Именно так: поскольку «Воспоминания Задним Числом» были (впервые) опубликованы в заведомо усечённом и выскобленном состоянии. Давно распроданная со склада изд(ев)ательства «Лики России», тем не менее, книга остаётся в полном небрежении у этого места и времени. С той поры я не получал ни одного предложения о переиздании этого труда или..., паче чаяния, его продолжении (вернее говоря, получал, конечно, как можно увидеть на следующей странице артефактов, но чахлость этих «предложений о продолжении» была такова, что всерьёз даже и упоминать-то про них и не хочется. А между тем, опубликованная не благодаря, но вопреки, эта книга выходила в том же варианте, что и (спустя четыре года) «Альфонс, которого не было», на шмуц’титуле которого гордо значится надпись (равно эпатажная и авантажная): «издание первое, недо’работанное». — Пожалуй, одно уже такое (почти идеально наглое) предупреждение уже вполне могло бы составить предмет гордости любого автора (или издательства). Но и мало того!.. Даже оно..., само по себе — очевидно имеет все признаки неполноты. И первая книга Альфонса, и (прежде того) первая книга Эрика по праву могли бы нести на челе своём примерно такую надпись: «издание предварительное, сокращённое, недо’деланное и недо’работанное: болванка для болванов», которые (говоря прямым текстом) попросту не заслужили ничего более приличного, кроме той откровенной жеванины второго разбора, которую они сами собой и представляют. — Само собой, я уже не говорю о следующих книгах Сати (числом более пяти), которые я (благодаря вам, мои дорогие) так и оставил под своим спудом. — Аминь, дядя...
  18. Забавная формулировочка..., чистейший воды эвфемизм, под которым скрывается неизменное (и почти безнадёжное) состояние дел. Речь идёт о том, что означенное издательство «Лики России» даже к продажам своей продажной продукции относится с каким-то фирменным небрежением. Говоря без обиняков, они (дядя Юра и тётя Лиза) попросту плевали на это дело (к чему я, собственно, не могу не относиться даже с некоторым с уважением). И тем не менее, самого факта это не меняет: «Воспоминания Задним Числом» не только нигде не рекламировались (и не распространялись), но даже на складе издательства (кажется, где-то в Фонарном переулке, если я не запамятовал) её можно было купить далеко не всегда и не во всяком случае. Забавно наблюдать такую, с позволения сказать, «издательскую деятельность» под видом поза...прошлогодней дохлятины.
  19. К сожалению, произнесённое здесь в такой брутально-простой форме — далеко не пустая фигура речи и даже не параноидальный упрёк какого-нибудь обиженного ребёнка всему остальному миру. История «белого и чёрного» снова имеет вполне конкретные очертания (как внешние, так и внутренние). — Начиная от невероятно удручающего состояния русского перевода, от которого я начинал плясать (отнюдь не будучи франкофоном по матушке), в итоге провозившись лишние месяцы и годы; и кончая элементарным качеством бумаги, полиграфии и печати, местами и временами совершенно рвотными...



Ис’cточники

Ханóграф: Портал
EE.png

  1. 1,0 1,1 Юр.Ханон. «Скрябин как лицо» (часть первая), издание второе (доработанное и ухудшенное). — Сана-Перебур: Центр Средней Музыки, 2009 г. — 680 стр.
  2. ИллюстрацияЮр.Ханон, Эр Сати. Обложка книги «Воспоминания задним числом» (Сан-Перебур, Центр Средней Музыки & Лики России, 2010 год). — Экземпляр из общего типо...графского тиража: бордо, версия-1.
  3. С.Кочетова. «Юрий Ханон: я занимаюсь провокаторством и обманом» (интервью). — Сан-Перебург: газета «Час пик» от 2 декабря 1991 г.
  4. 4,0 4,1 4,2 4,3 4,4 4,5 4,6 4,7 Эр.Сати, Юр.Ханон, «Воспоминания задним числом» (яко’бы без под’заголовка). — Сана-Перебур: Центр Средней Музыки & Лики России, 2010 г. — 682 стр.
  5. 5,0 5,1 5,2 5,3 5,4 5,5 5,6 5,7 5,8 Юр.Ханон. «Альфонс, которого не было» (издание первое, «недо’работанное»). — Сан-Перебург: «Центр Средней Музыки» & «Лики России», 2013 г., 544 стр., ISBN 978-5-87417-421-7.
  6. 6,0 6,1 Юр.Ханон, Аль.Алле, Фр.Кафка, Аль.Дрейфус. «Два Процесса» или книга без-права-переписки. — Сан-Перебур: Центр Средней Музыки, 2012 г. — изд.первое, 568 стр.
  7. Михаил Савояров. «Слова» (обрывки и отрывки), стихи из сборника «Наброски и Отброски»: «Детское место» (колыбельная) (1911)
  8. «Сочинения Козьмы Пруткова». — Мосва: «Художественная литература», 1976 г. — Гисторические материалы Федота Кузьмича Пруткова (деда): 13. «Излишне сдержанное слово».
  9. Алексей Ивин. «Оноре де Бальзак. Человеческая комедия». — Мосва: Издательские решения, 2015 г.
  10. Юр.Ханон, «Мусорная книга» (том первый). — Сана-Перебур. «Центр Средней Музыки», 2002 г.
  11. Юр.Ханон, Аль.Алле: «Чёрные Аллеи» (или книга, которой-не-было-и-не-будет) — Сана-Перебур: Центр Средней Музыки, 2013 г. — 648 стр.
  12. 12,0 12,1 ИллюстрацияЮр.Ханон, Эр Сати. Обложка книги «Воспоминания задним числом» (Сан-Перебур: Центр Средней Музыки, 2008 год). Один из кожаных экземпляров книги, сделанных задолго до выхода типо’графского тиража.
  13. 13,0 13,1 «Ницше contra Ханон» или книга, которая-ни-на-что-не-похожа. — Сан-Перебург: «Центр Средней Музыки», 2010 г.
  14. ИллюстрацияН.Ю.Семёнов (октябрь 2002 года). Фотография сделана в кабинете Ю.Б.Шелаева, директора изд(ев)ательства «Лики России».
  15. Мх.Савояров, Юр.Ханон. «Избранное Из’бранного» (худшее из лучшего). — Сан-Перебур: Центр Средней Музыки, 2017 г.
  16. Иллюстрация — двуглавая емблема (гэрб) издательства «Лики России» (с момента его основания). Кажется, эта птица кого-то очень сильно напоминает...
  17. М.А.Булгаков. «Мастер и Маргарита» (Серия: избранная классика. PocketBook). — Мосва: «Мартин» 2016 г.
  18. Михаил Савояров. «Слова» (обрывки и отрывки), стихи из сборника «Кризы и Репризы»: «Голод не тётка» (1918)
  19. ИллюстрацияЭрик Сати, Париж, студийная фотография ~ 1919-21 года, в период нескольких премьер «Сократа» и во время работы над балетом «Прекрасная Истеричка».
  20. 20,0 20,1 Ил’люстрацияКаноник и композитор Юрий Ханон, Петербург (не хочется говорить «Санкт»), Петровская набережная, Нева, вечер в мае 2008 года, во время работы над текстом «Воспоминаний задним числом».
  21. Иллюстрация — часть фронтисписа «Воспоминаний Задним Числом»: Эрик Сати, фотография 1898 года (возможно, снимок сделан в Аркёе).
  22. ИллюстрацияЮр.Ханон, зарисовка со сцены, (назовём её условно: «Пара ангелов») выполненная 24 ноября 1998 года (до и) после премьеры балета «Средний Дуэт» в Мариинском театре (тушь, акрил, картон). Фрагмент: якобы «Белый ангел» — правая половина эскиза.



Лит’ература  ( по...сторонняя )

Ханóграф: Портал
Neknigi.png

Ханóграф : Портал
MuPo.png
Ханóграф: Портал
Zapiski.png
Ханóграф: Портал
Yur.Khanon.png



См. так’же

Ханóграф : Портал
ES.png

Ханóграф : Портал
ESss.png




см. дальше (задним числом)



Red copyright.pngАвтор : Юр.Ханон & Эр.Сати.  Все права сохранены.   Red copyright.png
Auteur : Yuri Khanon.   Red copyright.png   All rights reserved.


* * * эту статью, возможно, и мог бы
редактировать или исправлять

некий автор.

— Все желающие сделать замечания или дополнения, —
могут взять стило и кое-куда ткнуть...,
пардон, точнее говоря, нацарапать письмо...


* * * публикуется в...первые за сто лет:
текст, редактура и оф’ормлениеЮр.Ханóн.


«s t y l e t  &   d e s i g n e d   b y   A n n a  t’ H a r o n»