Два Гримёра (Леонид Латынин, Юр.Ханон)

Материал из Ханограф
(перенаправлено с «Latynin»)
Перейти к: навигация, поиск
« Два Гримёра »      
     ( на месте гримёра и музы )
автор : Леонид Латынин      
     ( при участии постороннего )
Чёрные Аллеи Избранное Из’бранного

Ханóграф: Портал
EE.png




  Об этой книге прежде я предпочитал не говорить ни слова: тс-тс, молчок.
    Что?.., её название?..., вы спрашиваете у меня её название?..
         — Извольте, вóт оно :
              « Два Гримёра ».
     Именно чтó : два..., чтобы не сказать «дважды два».[комм. 1]
  И прежде всего, это первая и единственная книга, которую я сделал не для себя.
  Чтобы не сказать более того: это книга другого автора..., и для другого автора...
  К тому же, прецедент: первая книга (но не единственная затем), где появилась поэзия.
  Короче говоря, вещь исключительная и, как следствие, исключённая..., из ряда вон.
 Сделанная в начале лета 2014 года, поначалу она должна была остаться на том же месте.
 Сделанная исключительно для первого автора, она имела только одно назначение: его руки.
 Сделанная ради единственной цели, эта книга имела оглушительный успех.[комм. 2]
   Как ни одна другая из моих книг.
     Однако это был не слишом длин-н-нный успех.
       Ровно как — на расстояние моей вытянутой руки левой.
         Или её указательного пальца..., в полный рост.
 А затем... я закрыл эту книгу..., — раз и навсегда, как (не) хотелось бы думать.
 Между тем, на обложке издания оттиснуто со всей чёткостью другое название :
              « Гримёр и Муза ».
    А чуть выше значится (более мелко и глубоко) : Леонид Латынин.
 Да..., так я сделал по его пожеланию. По желанию автора: главного, но не единственного.
 Несмотря на то, что (роман) «Гримёр и Муза» занимают только половину этой книги.
 Ни на что не похожей. Странно-красивой. А также — маленькой и толстой.
 Леонид Латынин. «Гримёр и Муза». Так он сам составил этот небольшой... золотой томик.
    Выбрав в него свой главный «многострадальный» роман.
    А также подборку стихов за пол’века: новых и старых.
 Всё остальное в этой книге сделал некий Ханон, второй автор текстов и книги в целом.
   Вот почему эта вещь носит название, которого нет на обложке :
              « Два Гримёра ».[комм. 3]

 Все опубликованные здесь тексты Л.Латынина (и не Л.Латынина) уникальны и единственны.
 И даже десятки раз изданный роман «Гримёр и Муза» прежде никогда не имел такого текста...
    Не говоря уже о его обрамлении... и начинке.
 Поначалу автор высказал желание издать эту книгу большим внешним тиражом.
 Однако некоторые особенности характера второго автора встали на пути этого намерения.
 Как следствие, книга «Два Гримёра» никогда не предлагалась нормальным издательствам.
 Тем не менее, это не мешает говорить о ней в стандартном & формальном тоне,
      как об одной в длинном ряду изданных «Центром Средней Музыки».
 Тем более, что ныне нет никаких препятствий для публичного издания этого редкого тома.
 Полиграфический макет готов. Свёрстан и оформлен как произведение искусства.
 Объём: 304 страницы в стандартном формате «84х108 в 1/32».[1]:302
    ...Дополнительная информация высылается по запросу или вопросу...
   А далее, как это и полагается, следует подлая справка для аналогичного понимания...



   Юрий Ханон – единственный здесь композитор лауреат Европейского Оскара.
   Кроме того: писатель, художник, философ, селекционер...
   Автор десятка книг, самые известные из которых:
       — роман «Скрябин как лицо» (СПб, 1995).
       — двойной роман «Воспоминания задним числом» (СПб, 2010).
       — и тройной сборник «Альфонс, которого не было» (СПб, 2013).
   Все перечисленные работы – очевидные прецеденты по жанру, форме и материалу.[2]



Содержание



Belle-L.png« Два Гримёра »Belle-R.png

( роман’с пятью приложениями )

— Не всякая сказочка с начала начинается,  
Некоторые, случается, и с конца начинаются...

( Мх.Савояровъ ) [3]:563

...на всякий случай..., потому что с самого начала хотелось бы избежать излишней путаницы...
первый экземпляр, вид снаружи [4]

И
вóт чтó, собственно говоря, я имел в виду, пытаясь начать с конца эту сказочку без начала и конца... И совсем не важно как её назвать. Скажем, «Два Гримёра»..., или — «Гримёр и Луза»... В конце концов, не так уж и суть важно. — Поскольку не прошло и двух малых недель со дня получения адресатом компактной посылки с (бес)ценным грузом, как послужной список этой книги был закрыт медным тазом. Вероятно, на высшей точке (закрыт). Или напротив, на своём нижнем пункте падения. А то и, в конце концов, просто так, безо всякой оценки самого факта и его (на)значения. Причём (и здесь я сразу оговорюсь с особой интонацией на каждом слове) всё сказанное выше (или ниже) не имеет ни малейшего смысла, если понимать его в сугубо нормальном человеческом понимании. И это придётся постоянно держать в уме..., поскольку вся история этой книги, писанная умственным ракоходом (от конца к началу), имеет исключительно а’нормальное значение, смысл и сюжет.

Мадам, мсье..., прошу расслабиться и принять удобную позу...
Возможно, даже две..., чтобы не утруждать инспектора полиции.

  Не стану слишком утруждать население подробностями, ограничившись только малым подобием скупой (хронической) хронологии. Буквально в двух словах. Словно в несуществующем театре..., на премьре небывшего и небывалого балета «Каменный Гость». Совсем как заурядный и ничего не понимающий зритель в пятом ряду седьмого бельэтажа, нежданно получивший в руки маленькую программку с кратким изложением либретто балета. — Нет..., даже не целого балета, но только его конца, торжествующего финала..., так сказать, последней сцены, где сцена, зал и оркестровая яма внезапно оказываются девственно чисты, а над воцарившейся пустотой всеобщего отсутствия раздаются возвышенно-спокойные звуки последней увертюры мира.

Прошу прощения..., кажется, я снова немного забылся.
Или попросту запамятовал: где нахожусь...
  Накануне из Петербурга получил самый загадочный и лучший подарок в своей (дооолгой) жизни.
  Новое издание «Гримёра и Музы». «Центр Средней Музыки».
  Издание умо помрачительное — нежданное и полное загадок.

  Автор издания — ЮРИЙ ХАНОН (Юрий Хано́н (р.16 июня 1965, Ленинград) — советский и российский композитор, первый лауреат Европейского Оскара (1988) и дипломант российской премии «Ника» за 1989 год, внук Михаила Савоярова, «короля эксцентрики» в 1910-годы).
  Чтобы получить представление о гениальном композиторе и писателе достаточно было послушать музыку к фильму Сокурова «Дни Затмения», посмотреть балет «Средний дуэт» Юрия Ханона в постановке Алексея Ратманского или прочитать две великих книги (о Сати и Скрябине),[комм. 4] написанные Юрием Ханоном (Юха).
  Как и дóлжно человеку этого масштаба (но для Петербурга и России явление великого человека это не событие - мало ли гениев топтало наше бездорожье) Юха не смог издать обычную книгу. Жанр книги нов, сложен в истории книги не замечен, и в природе не встречающийся :). Кроме того, что текст «Гримёра» погружён в пространство комментариев, моих последних стихов, нашей переписки во время подготовки издания, отзывов за период жизни романа, как в самиздате так и после его выхода и перевода на штатные языки, а также своих текстов (в которых инструментально, несомненно, он более виртуозен, чем я). Юха разбросал такое количество тайных знаков в вязи макета, самой конструкции текста, что мой скудный, низкорослый, худой и малоподвижный ум за оставшийся срок земной жизни вряд ли разглядит и осилит заложенный смысл, и сладит с его тайнописью. И конечно, книга, как и должно средневековому фолианту, одета в тёплую матовоцветную кожу (имеющую свою тайную семантику), оттенки которой вряд ли передаст фотография, сделанная Юха (даже это мне не было доверено).
  Вот она <здесь помещена фотография обложки>
  И образец страницы...

  Нижайший поклон и бережная благодарность ЮРИЮ ХАНОНУ за проявленную королевскую щедрость и милость в мой будничный день рождения.
            ВАШ лл...[5]

Леонид Латынин, «ЮРИЙ ХАНОН и мой др.»  (20 июля 2014 г.)

  Итак..., невероятным усилием воли вернёмся на два шага назад. Значит, двумя строками ниже располагается только — хронология..., не более чем краткая выжимка из ракоходной сводки событий финала: каменного (хотя и камерного). — Приятно слышать, после всего...[6]:633

Очень похвально слышать, мсье.
► 25 июля 2014 года — с книжкой в целом покончено. Точнее говоря, тема закрыта за «отсутствием состава преступления».[7]
► 20 июля 2014 года — Л.Л. разместил на своей странице ЖЖ две фотографии книги и благодарственное письмо.[5]
► 15 июля 2014 года — Л.Л. предложил опубликовать тираж книги в одном из близких к нему европейских издательств.[8]
► 15 июля 2014 года — книга получена автором, прислано подтверждение и краткая формула уникальности результата.[9]
► 14 июля 2014 года — тестовая книга со всеми предосторожностями запакована и отправлена адресату курьерской почтой.[10]
► 12 июля 2014 года — первый тираж получен из переплёта с опережением срока, результат оказался соответствующим ожиданию.
► 30 июня 2014 года — письмо от Л.Л. после прослушивания «Средней Симфонии», «Пяти оргазмов» и «Феликса».[11]
► 25 июня 2014 года — с трудом найдена сиреневая бумага для форзацев книги «Два Гримёра», форзацы допечатаны и пошли в работу.[12]
► 16 июня 2014 года — журнал «Семь искусств» (за №6) опубликовал пятистишие Л.Латынина на «Воспоминания задним числом».[13]
► 15 июня 2014 года — отпечатан и сдан в переплёт первый тираж книги «Два Гримёра», экстремально яркая, ни на что не похожая вещь.
► 10 июня 2014 года — начисто закончен полный макет книги «Два Гримёра» (с оформлением): 304 страницы, 19 лагенов.[14]
► 1 июня 2014 года — в макете начисто завершён новый текст романа «Гримёр и Муза»: 171 страница, больше половины книги.[15]
► 31 мая 2014 года — Л.Латынин закончил своё сборное эссе «Линия после точки» и прислал первый вариант чистового текста.[16]
► 29 мая 2014 года — у второго автора возникла идея центральное эссе Л.Латынина «Линия после точки», начата работа над ним.
► 28 мая 2014 года — (ночь) написано центральное эссе «По направлению пальца» (Ю.Ханон о романе «Гримёр и Муза»).[17]
► 20 мая 2014 года — начата работа над новым, принципиально соавторским текстом романа «Гримёр и Муза».[18]
► 12 мая 2014 года — начало работы с макетом: графика и оформление книги «Два Гримёра» (получившей название «Гримёр и Муза»).
► 9 мая 2014 года — получен первый начальный вариант туземного сборника стихов для книги, включая посвящение от 20 марта 1978.[19]
► 19 апреля 2014 года — от Л.Латынина получен первый текст вступления в книгу: «Кто ждёт долго, может подождать ещё немного».
► 3 апреля 2014 года — предложение Л.Латынина сделать эту книгу на основе многострадального романа «Гримёр и Муза».
► 3 апреля 2014 года — импровизация: перипатетическая идея сделать совместную книгу с поэзией и не-поэзией Л.Латынина.[20]


...и всё же..., я повторю: для тех, кто только что пришёл... или хронически отсутствует...
  Вяч. Ивáнов, [комм. 5]
с книгой «Два Гримёра» [21]

И
всё же..., я повторю: например, для тех, кто только что пришёл... Или хронически отсутствует. Ближайшее окружение «Двух Гримёров» почти всё объясняет, не вызывая ни малейших недо’умений. Или вызывая, но — только малейшие (по потребности, не иначе). Полагаю, простого перечисления предыдущих и последующих за нею книг здесь будет вполне достаточно... Или даже более того.

  — Начну полутора годами раньше, ради маленького разбега. Словно дислокация двух армий перед сражением (сражением, которого-не-будет, конечно). — Для начала, словно поставленные сюда ради двойной рифмы, это многострадальные «Два Процесса» (или книга без права переписки), законченная в 2012 году и оставшаяся неизданной, во внутреннем тираже — вдобавок, усечённом.[комм. 6] Законченный к следующему году эпохальный талмуд в жанре философской эксцентрики, кажется, уже не требует комментариев (тем более, что здесь о нём имеется — отдельная страница, слегка гадкая). Второй (под)заголовок этого фундаментального труда говорит сам за себя: «Чёрные Аллеи» ( или книга, которой-не-было-и-не-будет ). Похоронив под своей тяжестью несколько главных открытий своего автора, «Чёрные Аллеи» стали последней книгой, изданной бумажным (читай: вещественным) тиражом..., пускай даже и закрытым. Последующие за ними «Три Инвалида» (или попытка скрыть то, чего и так никто не видит) уже так и не дождалась своего материального подтверждения, хотя бы в форме обложки и переплёта. Всего этого она не увидела и не увидит впредь: как осёл своего левого уха.[комм. 7] — В итоге, завершу я свой спич излишне постным голосом... — «Два Гримёра» оказались чем-то вроде фетовского гнилого мостика на этой дороге,[22] пред...последней попыткой спасти хоть что-нибудь из оставшегося изнутри котелка.[23]:295

Если подобные поступки или предметы уместно назвать таким дохлым словом: «попытка».

  О результатах поставленной пробы стало понятно практически сразу по получении книги адресатом: 15 июля 2014 года.[комм. 8] Маленький литературный тест оказался мягче теста — и растёкся под руками. Комментарии излишни, полагаю. — Тем более, что (пока) существует артефакт куда более чёткой границы. (не)Законченный на границе следующего, 2014 года итоговый каталог-катехизис «Неизданное и сожжённое» с говорящим подзаголовком (навсегда потерянная книга о навсегда потерянном) достойным образом подвёл черту.

Нужно ли и говорить, что все эти книги так и не увидели бумаги.
После «Двух Гримёров» стало прозрачно ясно: поздно менять кожу.[6]:183
Поздно, бесполезно... и, главное — напрочь лишено малейшей тени смысла...

  Этот предмет, эта книга СОтворена волей, заботой, опытом, даром, терпением и высоким одиночеством МАСТЕРА — имя которому (между людьми) — Юрий Ханон.
  Мои тексты, здесь — не более чем глина для гончара, дерево для скрипичных дел мастера, а затем — инструмент для музыканта или полотно и краски — для художника.
  Надеюсь, что это продлённое и остановленное мгновенье нашего Внутреннего Времени нежданно принесёт избранному нами читателю, равно как и нам, когда мы работали над книгой, ещё долгие минуты живой жизни.[1]:5
Леонид Латынин   ( 15 мая 214 )

  Несомненный рекорд в своём роде, «Два Гримёра» стали самой маленькой из всех книг, которые только выходили из-под моей руки. К слову говоря, это несомненное достижение не превзойдено и по сей день.[комм. 9] — Всего 304 страницы в компактном (словно бы поэтическом) формате «84х108 в 1/32», маленьком и толстом (13 на 19 сантиметров, чтобы было понятнее). Книга была задумана такой с самого начала. Хотя..., по первоначальному замыслу создателя она должна была выглядеть ещё легче: чисто поэтический сборник, почти не включавший в себя прозаических текстов.[20] Именно потому встречное предложение Леонида Латынина сделать книгу на основе «многострадального» (совсем не смехотворного и не стихотворного) романа «Гримёр и Муза» имело на меня (тщательно скрываемое) действие среднее..., между холодным душем и горячей кастрюлей. Разумеется, я не возразил ни слова, хотя отлично понимал последствия: насколько труднее, в итоге, будет сделать книгу.

К счастью, я не ошибся. Несмотря на изуверское количество работы, это спровоцировало уникальный результат.
Только он один, ни на что не похожий и единственный в своём роде, заставляет меня сегодня говорить.

  Эта книга была сотворена заботой, опытом, даром, терпением и одиночеством МАСТЕРА — имя которому (между людьми) — Леонид Латынин.
  Моя работа, здесь — не более чем горшок для молока, полка для мастерка, футляр для дерева скрипки, рама для потемневшей картины или даже гробовая тишина для великого музыканта.
  И мне совсем не нужно, чтобы это остановленное мгновенье нашего Внутреннего Времени принесло какому-то читателю минуты живой жизни. Как единственный удар в тишине мира, эта книга создана только ради примера того внутреннего Диалога, которому нет и никогда не будет места посреди вас.[1]:183
Юрий Ханон   ( 1 июня 214 )

  Уникальность результата, вероятно, была заранее определена особенностями характера & характера диалога двух авторов, а также предварительно заданным и формально оговоренным уровнем абсолютной свободы каждого из них внутри своей работы, нигде, впрочем, не переходившей границы такой же абсолютной деликатности и жёсткого внутреннего императива, полностью вписывающегося в древние рамки клятвы Гиппократа: «nil nocere». Антураж и мизансцена говорят сами за себя: книга, сделанная в два месяца теснейшей соавторской связки, — при том, что соавторы находились на расстоянии от шестисот до двух тысяч километров друг от друга. И прежде всего: «Слово и Дело» стало здесь ключевым инструментом. Условия работы были оговорены максимально чётко и определённо, и выполнены неукоснительно: таким образом, как люди поступают крайне редко, только в виде исключения. Равным образом, соавторы придерживались правила максимальной открытости. В середине мая 2014 года Л.Латынин писал: «Мои тексты - это бумага, на которой Вы ДОЛЖНЫ – И «добавить словечико», и вольны в любой точке этой бумаги оставлять свои любые тексты БЕЗ СОГЛАСОВАНИЯ СО МНОЙ, только тогда эта книга НЕ будет ОДНОЙ ИЗ череды их образа жизни книги, а будет ЕДИНСТВЕННОЙ, ибо «пара гнедых» везёт бойчее и резвее и упорней и инее «иной» груз в гору. Замирая, жду именно это ДО’РОЖДЕНИЕ книги...
  Мне бы хотелось, чтобы Вы живьём посмотрели тексты корана прошлых веков. На широких полях этих текстов переписчики и издатели располагали сведения по математике, астрономии, истории и т.д., часто, ну совершенно никак не связанные с текстом Корана. Было бы органично и неожиданно в органичных пробелах расположить, например, отрывки из Вашей книги об Эрике Сати (सती — похоронная ритуальная традиция в индуизме, в соответствии с которой вдова подлежит сожжению вместе с её покойным супругом на специально сооружённом погребальном костре), он ведь тоже отчасти «Гримёр». Это наше пространство и на нём мы можем руководствоваться НАШИМИ отдельными представлениями о «благоустройстве» этой территории. Ещё раз, более всего жду ДО’РОЖДЕНИЕ общего текста книги»...[18]

  Эта уникальная книга была сотворена из пустоты и крови вечным Художником. Имя его (меж людьми) — Юрий Ханон. Он лишь изредка навещает ваше время. Но и я тоже — не частый гость в этом пространстве. Факт возможной встречи — случаен, маловероятен и условен.
  Этот едва ли случайный «обрывок кожи» нашего личного времени, возможно, принесёт избранному читателю минуты неравнодушия.
  А впрочем, может быть, и нет. — Как говорил Маркес, «кто ждал долго, может подождать и ещё немного».[1]:202
Леонид Латынин   ( 19 апреля 214 )

  Причём, предложенные правила игры («без правил», как могло бы показаться на первый взгляд) действовали тем более эффективно и эффектно, что были неправдоподобно тотальны и открыты, почти наизнанку вывернуты. Точнее сказать, они распространялись на весь (без выключений и изъятий) пласт работы над книгой: начиная от косметических-космических-комических правок (и даже дополнений) текста романа (эссе, стихотворений) и кончая — графическими & географическими вставками снаружи и внутри («почти», — хотел бы я добавить, но неизбежно соврал бы) каждой страницы. И здесь формулировки совместного договора не оставляли ни малейшего пространства для толкований или не(до)пониманий: «...Все тексты <книги будут только> в «Вашем стандарте правил», (Феллини должен быть один, — как говорит мой приятель. На этом этапе Феллини - Вы.) у меня может быть море ошибок, опечаток даже после корректур сверх’профессионалов, на это у меня уже не хватает внимания и жизни. Покорно прошу меня простить за эту черновиковую уродливую торопливость. Успеть бы сделать малую дробь замысленного (не мной, а кем-то мною) мною, сейчас дополз до одной атомной, хорошо бы успеть до одной молекульной. Я ещё не дожил до такой тщательной тщеты деталей, это не моя степень совершенства. Ваша свобода в данном случае не имеет границ, иначе она не свобода, а нечто третье.[комм. 10] Все Вами предложенные правки выше уровня моего внимания. Они правильны и замечательны. ВАШ лл».[24]

  Эта уникальная книга была сотворена из крови и пустоты двумя Высокими Инвалидами. Имена их посреди людей — Леонид Латынин и Юрий Ханон. Лишь по недоразумению уцелевшие посреди очередного вашего времени и места, они оставили по себе этот — трижды странный артефакт своего существования.
  Сделанная из кожи и костей своих авторов, эта глухая обложка и чёрные страницы не видят и не знают перед собой — никакого читателя.
  Они просто существуют, поперёк этого мира. Как говорил крошка Цахес, «я здесь только ради примера, мадам»... И больше — ни для чего.[1]:298
Юрий Ханон   ( 9 июня 214 )

  Структура книги проста (почти груба), извилиста и снабжена невероятным числом глухих заколков и тупиков, большинство из которых так и останутся невидимыми для того, кто в них блуждает. И прежде всего, «Два Гримёра» трёх’частны — в том неприкрытом виде своей сюитной трёх’частности, которая сразу же выдаёт в одном из её авторов — композитора. Пускай даже и очевидного отщепенца, ренегата среди среды & профессии.

Первая часть (пропоста) — роман Л.Латынина «Гримёр и Муза» (1968-2014) с новым (окончательным) вариантом текста. Структура романа и вся его начинка, впрочем, остались в полной сохранности: эпиграф, глава первая (Выбор), глава вторая (Испытание), глава третья (Операция), глава четвёртая (Новое лицо). Роман занимает больше половины книги, располагаясь на страницах 7-180.
Вторая часть (интермедия) — приложения или эссе вокруг романа, авторы которых: Георгий Гачев («Прямо слово»), Алексей Парщиков («Рядом с лысыми тюленями»), Леонид Латынин («Линия без Точек»), Юрий Ханон («По направлению пальца») и снова Леонид Латынин («Линия после Точки»). Половина авторов во время работы над книгой уже выбыла навсегда (2008-2009 год). Приложения занимают в книге страницы 185-201.
Третья часть (риспоста) — тройной сборник стихов Л.Латынина «Туземный дневник» (1965-2014), составленный единожды только для книги «Два Гримёра».[комм. 11] Он включает в себя восемь с лишним десятков стихотворений: от совсем антикварных до самых последних, которые только успели протиснуться в книгу.[комм. 12] «Туземный дневник» занимает внутри книги страницы 203-297.
Все три части книги перемежаются особыми регулярными «Предупреждениями» от авторов, поступающими поочерёдно, в строгом соответствии с утверждённым регламентом и структурой. Вся книга в целом, впрочем, завершается последним (видимо, интегрированным) предупреждением сразу от двух авторов, которое уже носит название «Выход» и располагается на финальной странице 303.

  Эта книга сделана в тишине и — так же тихо сокрыта от этого маленького & несущественного мира Двумя Художниками. Их имена уже много раз известны меж людей, чтобы повторять их ещё раз.
  Эта книга тихо сделана и тихо сокрыта от этого маленького мира Двумя Художниками. Сегодня они не склонны принимать никаких рекламаций.
  Тем более, что в этом месте книга закончилась. И теперь, после всего, остаётся только один вопрос: — а книга ли это, в самом деле?..[1]:303
Леонид Латынин, Юрий Ханон   ( 13 июня 214 )







A p p e n d i X

( или карманный цитатник двух гримёров )



  1.  Гримёр и Муза  ( без музыки )

...Александр Второй, посмертная маска, снятая 1 марта 1881 года, в день цареубийства...
Новое лицо  (2018 г.) [25]


➤   

...Став камнем, сможет ли он работать как прежде? И обойдутся ли без него?.. Далеко не каждому дана эта высшая способность: выправлять людей, разных от природы, в одно лицо — в точности такое, как там, в зале на стене — в Доме за его спиной. Даже и сейчас, за годы работы выучив наизусть каждую чёрточку, и каждую складку этого лица, здесь — над Городом, весь в огне, упрятав глубоко внутрь себя последний уцелевший глаз, — Гримёр видел это лицо — так же ясно, как если бы смотрел на себя в зеркало с расстояния какого-нибудь полуметра.
  Брось спичку в стог сухого сена, и сразу же поймёшь, что сталось с нежданными сомнениями Гримёра. Только лёгкий красный пепел запорхает в воздухе. И больше ничего. Только почерневшее пятно на земле. Наверное, ещё меньше след от будущей памяти... Хотя — ведь был же он где-то, этот стог, трава которого ещё не проросла, и летели по ветру красные пчёлы, и прятались в нору суслики, спасаясь от огня, и пахло палёным волосом, и дымилось мясо, давно ставшее камнем.[26]:10

  « Эпиграф »
➤   

...Всё, что вне человека, подчинено законам природы, — всё, что внутри человека, не подчинено ничему и никогда. Он может прожить в подполье, то есть сам в себе, всю жизнь, и никто не узнает об этом, потому что он будет идти, как Гримёр идёт сейчас по влажным улицам Города, возвращаясь с работы, как возвращается сейчас с работы Гримёр... <...> И всё же, час встречи человека с Главным внутри самого себя всегда неожидан и случаен и, быть может, губителен, быть может, и не нужен, а наоборот, чем долее проживешь в ожидании минуты этой встречи, тем больше будет осмыслена твоя жизнь...:там же, стр.10-11

  Глава первая. Выбор (I).
➤   

...Тем временем дождь усилился и, наконец, пробил себе в сосредоточенности Гримёра брешь, тонкую и маленькую, размером в одну скользкую каплю, которая тихо проползла внутрь, во внимание Гримёра — так мышь, изогнувшись и вытянувшись, пролезает в комнату через щель в полу. Плечи Гримёра передёрнулись. — И он опять увидел себя на улице, одного, под дождём, согнувшегося, жалкого, спрятавшегося в самого себя от людей...:там же, стр.14

  Глава первая. Выбор(II).
➤   

...И опять всё понемногу вставало — на свои места.
На улице дождь схватил её своими руками и сжал, как будто стараясь сделать маленькой и невесомой, — сбить её с тротуара своими струями и унести течением подальше за пределы Города. — Даже и сердце заболело от этого напора. А если, случись такое — всё же собьёт, и кто тогда поможет?.. Вокруг только Камень, что не боится дождя. Номера. Мосты. Ни одного дерева. Ни одной ветки. Ни одной птицы, ни единой души. Редко кто отважится высунуть нос на улицу, да и то в одиночку, оглядываясь, уж если погонит куда великая нужда, а нужды почти и не бывало, — все общались в пределах своей десятки, значит, в пределах одного дома. Поэтому спокойно дымились тихие улицы, пар неслышно поднимался от канала, только монотонный шум дождя, и больше — ни одного звука. Тишина шума. Тишина дождя. Тишина каменных стен. Тишина тумана... — Оглохнуть можно...:там же, стр.21-22

  Глава первая. Выбор (VII).
➤   

Какое у Сотой усталое лицо... Весь рабочий день на столе под ножом. Ещё бы не устать. Муза случайно перевела глаза на грудь Сотой и вспомнила слова Гримёра о том, что он не может без содрогания прикасаться — к этой белой, острой и плотной как камень, груди, а потому во время операции — надевает фартук, от чего становится похожим на домашнюю хозяйку. Ну, положим, он всегда рассказывает, что надевает фартук. Кстати, когда делает поправки Музе, тоже надевает его. Но в том случае, по его словам, только потому, что боится опять изуродовать ей лицо. Надо будет всё-таки попросить его попробовать работать без фартука, может быть, уже давно всё прошло. А может, и работая с Сотой, он надевает фартук, потому что она его заводит. <...>
  Они неспешно прошли через холл, открыли дверь в сад, решётчатая, лёгкая, почти воздушная дверь не скрипнула, не пискнула, отошла, — будто крылом махнула. Спиной к ним в рубахе сидел Сотый. Он как раз доставал птицу из клетки. На тихую просьбу — можно ли посмотреть? — кивнул, даже не обернулся. Осторожно достал птицу, поначалу та попыталась встрепенуться — невозможно. Только внутри вся напряглась, как будто хотела стать меньше и выскочить из этих пальцев. Ещё сильнее сжалась рука — уже тесно. Уже страшно ей. Уже и сердечко обступило тело, уже не бьётся сердечко. Уже без сердца живёт птица. И всё сильнее, всё жестче вдавливаются цепкие пальцы Сотого в мягкое, тонкое и такое податливое, крохотное птичье тельце. Крак! — и как орех, треснуло тело, сначала брызнула, а потом потекла кровь, закапала тихонько, розовая, жиденькая. А рука каменная, всё жёстче и сильнее, и коричневое, розовое мяско проступило сквозь пальцы...:там же, стр.22-23

  Глава первая. Выбор (VIII).
➤   

Держась за стенку, Девяносто девятый выполз за дверь. И Муза тоже вышла вслед.
  Всё-таки удобно иметь имя. А вот ворвись он, такой, в до-Гримёровы годы — и пришлось бы кричать, царапаться, защищаться. Господи, как трудно женщине без имени! Да и кому без него легко. Сразу и беззащитен, и зависим. От чего только не зависим. Хотя... ведь и они тоже: и Муза, и Гримёр зависимы от более крупных имён. Но... это уже не так грубо, другой уровень, хотя если имена равны, начинается всё то же самое... А парня ей всё-таки было жалко...:там же, стр.27

  Глава первая. Выбор (X).
...и тогда Таможенник, пока очень осторожно ... разрешил себе предположить, что дело ... в какой-то степени движется в нужном направлении, — хотя прямо скажем: осторожность его была весьма уместной. Ибо в эту минуту встал Великий...
первая глава  (XXI, стр.57) [27]
➤   

И, опираясь на посох, подошёл один. И вздрогнула она, и повернулась к нему, и протянула руки. Он тронул посохом её руки, плечи, грудь, живот и отошёл. Она сжалась. Подошли остальные — опираясь на посохи, и вдруг, отбросив их, упали на неё все вместе, разом, корчась и извиваясь. И тут кончился сумрак, и ослепило всех светом, ярко и бешено. И перестали быть тела полусмутны, и вспыхнула сначала её розовая кожа, а потом и их тела – жёлтые, иссохшие, испещрённые синими жилами, и смешалось это чудовище, завертелось, застонало.
  Муза посмотрела на шкалу: десять баллов отвращения ко всякой иной жизни. Пожалуй, достаточно, — это почти предел, какой только может вынести человек.
  Чудовище всё стонало, корчилось — так черви, облепив свежую кость, спешат, копошатся, извиваются.
  Но стрелка задрожала и поползла за красную черту к одиннадцати... Муза остановила запись. Закрыла лицо руками. Она плакала: «Не хочу бессмертия, не хочу, не хочу. Господи, какое счастье, что есть день Ухода, какое счастье, что всё это кончается, какое счастье, что моё тело молодо, что я могу видеть себя и любить себя...»:там же, стр.40-41

  Глава первая. Выбор (XVI).
➤   

...Но если речь шла о Городе! Тогда Таможенник напрочь забывал, что такое великодушие и что такое гуманность. Великодушие для него не имело множественного числа, оно могло быть применимо только однажды и к одному человеку... В этом смысле (чёрт бы побрал этого взбрыкнувшего бывшего Великого) всё было более-менее благополучно: активно в бунте было замешано всего несколько сотен номеров. В какой-то степени они могли быть приняты за одного человека, и здесь дело было кончено: этому множественному одному человеку уже был исполнен Уход. Пока ночной Город сопел, потел и видел вещие сны, бедные души грешников, обгоняя друг друга, как воздушные шарики, полные лёгкости, сквозь дождь торопились поскорее отсюда — туда. А тела?.. В городе, в котором постоянно идёт дождь, это ли проблема? Всё растворимо — и тело тоже...
  Итак, с одной стороны, этот множественный бунтовщик исчез, а с другой — это было очевидно — его действия и слова лежали далеко за пределами Ухода: они не растворились, не исчезли в каналах, торопясь вниз с холма, за город, и для того, чтобы пресечь действие этих слов, и надёжно пресечь, нужно было назначить Уход всем, — решительно всем, кто слышал губительные крамольные слова. Заразу выжигают калёным железом, чтобы оставить здоровым тело, — но вот беда, эти слова слышали те, кто сидел в зале, то есть, почти весь Город. Следовательно, здесь возникло неразрешимое противоречие: вполне бессомненно можно было уничтожить самую причину, которая вела к уничтожению Города, однако — нельзя было уничтожить весь Город, потому что во имя его Сохранения существовал Таможенник и закон. Так получалось, что во имя сохранения Города было бы необходимо уничтожить Город. Правда, в зале не было никого из не имеющих номера, но эти людишки ничего и не смыслили в ремёслах Города и главных обязанностях горожан...:там же, стр.73-74

  Глава первая. Выбор (XXIX).
➤   

Так иногда способен радоваться человек, потерявший всё своё состояние, когда случайно находит в кармане старого пиджака мелочь, на которую можно купить бутылку воды.
Так иногда способен радоваться человек, когда хоронит свою любимую, — радоваться, что процессия скóрбна, а гроб ал, торжествен и наряден.
Так иногда способен радоваться человек, потерявший руку, что, слава богу, запонки целы.
Так иногда способен радоваться человек, замурованный заживо обвалом в пещере, когда о нём никто не знает, и ждать помощи нéоткуда, — радоваться тому, что ещё жив, не думая пока о том, что задыхаться или умирать от голода страшнее, чем быть раздавленным...:там же, стр.98

  Глава вторая. Испытание (VI).
➤   

За годы своей работы Таможенник столько насмотрелся на этих приговорённых, что заранее, ещё до испытания мог почти точно определить и даже сказать до любого момента испытания, где человек — лопнет, кончится.
  Таможенник встал, снова подошёл к стеклу... Ему даже жалко лежащего. Словечко-то какое унизительное: жалко. А может, и вовсе оно не унизительное, если хоть на секундочку предположить, что там, на дне он сам лежит, сам Таможенник, и тихо синими в полоску рукавами покачивает?
  А Гримёр лежит себе, не существуя, и не знает, что с сегодняшнего дня сроки Испытания вдвое сокращены. В Городе неспокойно. Торопиться пора. Это приказ.:там же, стр.105

  Глава вторая. Испытание (IX).
➤   

...Надо сказать, испытывать боль самому удобно, потому что потом, причиняя её пациентам, например, своей болью ты надёжно защищён от «сострадания». — А в данном случае её можно воспринимать как расплату за причинённую боль. — И это тоже справедливо, он вспомнил почему-то, что практически все операции, даже имеющим Имя, проводились почти без обезболивателей, чтобы выше ценили результаты, половину второй, заключительной части операции лицо уже не воспринимало боль. Наверное, это действительно больно; интересно, какую степень боли сможет выдержать он сам, всю свою жизнь только и занимавшийся причинением боли другим, во имя будущего возвышения пациента. В общем-то, почти каждый из них, получивших имя или высокий номер, или особенно те, у кого лицо по природе своей, вернее говоря, по главному признаку, было мало похоже на Образец, кое-что имели в голове, например волю, но ведь и нужно было иметь ещё и такое тело, которое бы выдержало не одну операцию Подобия, и ведь встречались же такие люди, которые делали их едва ли не постоянно во имя перемещения вверх… Бррр… Рядом с их болями, чтó за мелочь — его, Гримёра, боль! — и шершавый острый камень тяжело перекатился из плеча — в живот... :там же, стр.111

  Глава вторая. Испытание (XIII).
➤   

Если ты сам стои́шь у себя поперёк дорóги — брось своё тело собакам — им будет кстати кусок дармового мяса.
    А сам — иди дальше, своей дорóгой...
Если упрётся дорога в стену, не спорь со стеной, разбей равнодушно тело о камень.
    А сам — иди дальше, своей дорóгой...:там же, стр.123

  Глава вторая. Испытание (XVIII).
➤   

Что за руки подарила ему природа, и что за время было у него за спиной, — когда каждый день работа, рядом Муза, каждый день новые листы, которые его пальцами украшены узорами лесов, и гор, и морей, и богов, и деревьев, ронявших по осени свои золотые листы; и снова — первый квадрат, там, где на вершине лба седые, мягкие, почти воздушные волосы кончаются, редко-редко серебрясь назад, там, между ними — первый квадрат. Тихо, миллиметр за миллиметром исчезали линии прежнего лица, таяли глаза и становились добрее, овал губ вытягивался, сплющивался и превращался в узкую нить, менялось лицо, и менялись глаза — только лицо становилось жёстче, хищнее и наружу проступала улыбка, а жестокость, она пряталась за той улыбкой, но не могла исчезнуть совсем, а почти выступала из-под неё. Но странно: глаза были добрее проступающей жестокости. Видимо, глаза не менялись вовсе, но только прежде, лицо назад они были жестки́ и тяжелы́, а теперь их недоброта в соседстве с той жестокостью казалась уже́ добротою. — Где была правда? Быть может, в глазах? Но они были так различны в различимом облике своём. В лице? Однако оно уже не раз менялось в зависимости от времени, которое выглядело подобным ему... Казалось, ничто не может быть страшнее этих тонких губ, морщин, прошитых красно-синими сосудами, этой жёсткости, которая прикидывалась и улыбкой, и нежностью, и вниманием, и состраданием, и даже участием. Не может? — Может! Это было ещё доброе лицо — оно прикидывалось, а значит, иногда было не самим собой. Это, пожалуй, было даже прекрасное лицо, конечно, не такое, как второе, которое было белым, добрым, мудрым, совершенным...:там же, стр.135

  Глава третья. Операция (VIII).
➤   

...Идеи способны к деторождению...
  И действующие придумали фокус, они замаскировали свою деятельность — под любовь. С этой целью в городе даже встречи разрешались, хоть неофициально, но без ограничений. Отличная возможность. Правда, оказалось, что часть горожан под видом идеи занимается любовью, но зато остальные под видом любви действовали. К первым немедленно примкнул Муж. Как чудесно расширились его возможности!.. Раньше он мог приходить только в те дома, где жили непáрные бабы. Но согласитесь, что лучшие бывают разобраны на пары, и кому же охота пользоваться только тем, что никому не нужно...:там же, стр.140

  Глава третья. Операция (Х).
➤   

Всё чаще желтела вода в канале, и были дни, когда текла она, жёлтая, с утра до вечера, и даже дождь, со всем своим постоянством и всесилием был способен только унести её из Города, но не мог осилить и растворить этот ядовитый жёлтый цвет до конца. — Дождь лил и лил, его ручьи и потоки собирались со всех улиц и площадей Города, и вода в каналах поднималась почти до краёв, — казалось, ещё одно усилие, и она, наконец, возьмёт верх, и перельётся через набережный гранит. И тогда эта жёлтая жидкая липкая плоть расползётся по улицам, заберётся вверх по лестницам и заполнит дома, поднимется выше крыш, и весь Город — исчезнет, пропадёт в разлившемся жёлтом, шумном, постоянном потоке. Но нет, пока этого не происходило, и только казалось, что всё-таки может произойти. — Гранитные берега каналов за последние дни заметно приподнялись и на всякий случай были готовы к этому разливу. И когда вода подошла к краю гранита, к этим вытянувшимся ввысь берегам, стало пронзительно ясно, что со спокойной и неторопливой работой ничего не получится...:там же, стр.143

  Глава третья. Операция (ХII).
➤   

...А он работает, торопит себя и — смотрит, смотрит на её меняющееся лицо... Вода и слёзы падают на открытые мышцы Музы.
  — Ведь я обязательно успею, я не имею права не успеть, пусть я всё сделаю приблизительно, пусть не совсем точно, но этого будет достаточно и ты будешь — ждать меня.
  — Да, я всегда буду ждать тебя, только скажи, почему ты плачешь, только скажи, почему мы здесь?..
  — Я скажу тебе, — говорит Гримёр, — я скажу, только дай мне успеть. Потерпи немного...
  Но не так-то просто терпеть. И вот уже всё лицо только мышцы, только живая плоть, и оно — горит, словно пожар ползёт по лицу и сжигает на нём всё, что было, чтобы на этом месте выросла трава, чтобы на этом месте выросли цветы, чтобы на этой земле жило новое лицо Музы, похожее на её душу, похожее на лицо Стоящего-над-всеми. Ах, этот пожар, никакого тела, одна только боль. И когда ещё цветы? А сейчас только огонь, только огонь и дым, и пахнет палёной шерстью, и нечем дышать, и нéзачем жить, и нет никого: ни Гримёра, ни старого, ни нового лица. Только выжженная степь на все километры пространства. И когда ещё взойдёт на пепелище первая трава, и когда ещё зацветёт первый цветок и первый маленький зелёный кузнечик пропоёт своё мудрое и вечное «щёлк-щёлк», — а Гримёр всё работает, и слёзы всё падают в выжженную степь, и холмы её лежат у него под грудью и чуть движутся, всё тише и тише... И тихо так, что кажется: пролети птица, и можно вздрогнуть от этого страшного шума...:там же, стр.152-153

  Глава третья. Операция (ХVII).
➤   

Господи Боже, сколько же энергии у них уходит только на то, чтобы в результате вернуться обратно, в ту же точку, от которой всё началось, — и через какие потери!..
  А сколько бы эта сила вертела колёс, двигала крыльев, производила на свет детей, растила новых лесов, выдумала новых слов, взамен старых и ничего не обозначающих, новых смыслов, которых, как птицу в брошенный дом, можно было поместить туда, в старые слова, и сколько жизней не исчезло бы в безымянности, словно волн, растворившихся в океане... А сколько бы тепла прибавилось в каждом доме мира. Ну же, стрелочник!.., — скорее рвани рычаг от себя, переведи эту силу на главный путь, и пусть пролетит, не останавливаясь...
    Налево пойдёшь — себя потеряешь, направо пойдёшь — человека убьёшь. Прямо пойдешь — назад не вернёшься.
  И крутятся колёса поезда, и нет тебе никакого выбора, не ты едешь — тебя везут, летят вагоны, и уже не разберёшь, где имена, где номера, всё — одна летящая масса, которую не остановить, и не понять, но и пожелай кто-то сойти, голову со всей скорости оторвёт: «Выхода нет» — горит в вагоне, как в салоне самолёта надпись «Не курить», там-то все знают, что «Выхода нет» и безо всякой надписи. И в глазах каждого, уже повёрнутых в себя, — новое лицо, которое открыло эти глаза, которое взяло на себя все их боли, печали и всю их вину.
    Это лицо!
  Могла ли душа зала не поверить ему, и могло ли ухо зала не услышать исходившие из него — Новые Слова, если в их зеркале люди узнали себя?..:там же, стр.159-160

  Глава четвёртая. Новое лицо (III).
➤   

...Вверху с грохотом распахнулись двери, и в зал ворвалась разъярённая толпа. — Это были разноликие люди, те самые, кто прежде не имел совсем ничего: ни имён, ни номеров. Они жили в трущобах на самой окраине Города. И только в те редкие дни, когда Город собирался в Зале Дома, им разрешалось подходить к площади перед Домом и там, стоя под плащаным навесом, который натягивался по такому редкому и торжественному случаю, слушать звуки музыки, слетавшей к ним со стен Дома, энергично и неуклюже, словно лебедь, перед тем как присесть на воду, но для них это были звуки Великой музыки причастности главной жизни Города, музыки невозможной надежды и призрачных перспектив...:там же, стр.174

  Глава четвёртая. Новое лицо (VIII).
➤   

Опустив капюшон на лицо, опустив лицо к земле, Гримёр медленно побрёл вниз к домам, по той улице, которая здесь, около лаборатории, была пустынной, и временами только оттуда, снизу, где были дома горожан, слышались крики или стоны. — Стоны обрывались, а крики взрывались весёлым гулом голосов, потом стихали, и опять через некоторое время гремел этот почти подземный глухой гул — как будто старый дремавший вулкан ворочался внутри себя. Как будто голоса играли друг с другом в детскую игру «холодно — горячо», и когда было «холодно» — становилось тихо-тихо, а когда было «горячо» — вулкан угрожающе рычал.
  Когда Гримёр ужé спустился за пределы зоны Дома, он, наконец, узнал эту игру тишины и гула — разноликая толпа металась по улицам, кто-то из них вскакивал в распахнутые во всех домах Города двери, и толпа молча ожидала на дожде, и дождь хлестал на порог этих распахнутых дверей, и затекал в подъезды, и лужи стояли в подъездах, и вот, разбрызгивая воду этих луж, вошедшие выволакивали оставшихся в живых обитателей этих домов, и тогда толпа приветствовала рёвом их удачу, все подхватывали беспомощного против этой силы человека и, на руках неся его, поднимались наверх, к Дому...:там же, стр.176-177

  Глава четвёртая. Новое лицо (IX).


  2.  Приложения  ( по произволу )

...это — тяжела́ книга. И выматывающ душу был труд её читать...
Георгий Гачев
в доме автора  (2005) [28]

➤   

Это — тяжела́ книга. И выматывающ душу был труд её читать. Представляю, какое же тысячекрат самосгорание — был труд автора её писать. Труд мыслительный, нравственный и художнический. Уж полтора года прошло, как прочитал я эту книгу, — и до сих пор сердце саднит и поташнивает: словно сам на костре, на аута да фе сгорал, будто — тебе делали пластическую операцию лица... От ума и — до физиологии — всепроникновенно воздействие чтения этого было. Сочинение мифотворческое — и кишечнополостное зараз.
  Состояние — подобное акту покаяния: когда взглянешь в недра сокровенные свои — и ужаснёшься и затошнит и отступишься и завзыскуешь очищения, преображения града Истины и Блага уже не только верхушечностью головы, где вящие идеалы под черепушкой обитают, — но печенью, селезёнкой и гениталиями.
  Книга, чтение её — как болезнь смертельная. Но, раз переболев, обретаешь нужный иммунитет и закалку против напасти подобной. — Катарсис, значит.
  Вроде и простенек сюжет: ходят люди на работу, дома любят друг друга, затем — конфликт с начальством — и уход. Но под этим — притча, философема. — То не «работа» просто, а некий Вселенский комбинат по переделке бытия и человека. То не рабочие, а Архитворец, как Фауст, — и роботы снивелированные. То не изготовление изделий-деталей ( — как работа ихняя), — но преображение плоти и всего их существа: чрез операцию лица души — тут Гомункулусов выведение.
  Да: нечто и средневековое, алхимически-цеховое, фаустиански-парацельсово, из века Тиля Уленшпигеля и Джордано Бруно, — есть в романе-притче этом, — и в то же время архимодерно-техническое, как срединные научно-фантастические романы ХХ века: социальные утопии и антиутопии... — Соединяет он и ветхое и небыло́е...[26]:185

  Георгий Гачев :  «Прямо слово»(14 апреля 1980)
➤   

...Однако я встретил книгу ещё в самиздатовском варианте — кривой растрёпанный альбом с кружочками-следами от кофейных чашечек на страницах. Его дал мне на ночь сосед-доброхот в плане книгообмена. На моей площадке в конце 70-х снимал квартиру тип, который был ни больше ни меньше сотрудником Би-би-си, а по тогдашним временам это было всё равно, что держать дома террариум. — Сосед был рыж, мешковат и столь честен, что я стеснялся сказать ему, что учусь в таком лицемерном лицее, как Литинститут. Но он прощал слабости советским людям и заваливал меня тайной литературой, которую я брал — с опаской, доказывая свою независимость. Сосед крутил мне матерные частушки, показывал газовый пистолет, фотографии женщин, летящих в пропасть воображения, хохотал над интимной жизнью ЦК и однажды притащил мне — «Гримёра». На титуле не было имени автора.
    Книга вообще была пронизана идеей анонимности.
  Я глотнул роман, и он — перелицевал меня, как собственного героя, только с обратным знаком, оставил шрам на теле моего литературного языка и вошёл шестнадцатым кадром в моё зрение...:там же, стр.187

  — Алексей Парщиков :  «Рядом с лысыми тюленями»(2 сентября 1990)
➤   

...Но более всего Вам спасибо, что взяли вожжи и сказали мне, как извозчик уснулой коняге, — н-н-ну-у-у-у-у, скотина! — это почти пробудило меня из моей давно и смутно спящей жизни. Взгляните, я действительно надеюсь, что смог приготовить для Вас не только замороженный сотню лет назад кусок солонины из мамонта, но и свежий гарнир к нему, теперь очередь за — Вами. Видите, насколько полезно для меня это Ваше, — «н-н-ну-у-у-у». Без Вас бы я никогда бы не проснулся, — а теперь, надеюсь, благодаря Вам, по инерции и роман свой давно остановленный доделаю. Мне без Вас «Жреца» теперь не дописать. — И не задавайте мне вопросы, теперь я не знаю ответов, теперь и навсегда это Ваша, и только Ваша книга. Я ещё ни разу не дожил до такой тщательной тщеты деталей, как Вы умеете. Это не моя степень совершенства. — Ваша свобода, и даже произвол в данном случае не имеет границ, иначе она — не свобода, а нечто третье. Нам не нужно Третье. Только Второе — и ничто больше! Все предложенные Вами правки-поправки выше уровня моего внимания. Они правильны и замечательны. Лучшее, что я могу сделать: шаг в сторону, и склонить голову. Теперь Вы Мастер, и Вы делаете всё... <...>
  Самое первое скажу — что́ такое был мой «Гримёр и Муза». Изнутри, и по состоянию. То, что никого не касается и не коснётся. — Это мой внутренний дневник ощущений Художника (пророка, урода, блаженного) на сломе времён и идей. Чистая сумма или склад предчувствий — его собственных и ему подобных. Хотя, подобных... мне — ни разу в жизни — не довелось встретить (кроме, может быть, только Вас, в несколько иной форме). Попытка Разглядеть, Увидеть сквозь землю — корневую систему древа времён, опять же, в момент слома и смены (замены, подмены, перемены). «Мы не видим ветер, но видим листья, которые шевелит ветер», — вот мой внутренний гербарий перемен. Главная и основная половина романа — пытка и испытание, которые дарованы творцу — этакий бартер, натуральный обмен — за его ненатуральный продукт...:там же, стр.190-191

  — Леонид Латынин :  «Линия без Точек»(май 2014)
...Совсем ребёнком, понимая этот возраст в его начальном, настоящем состоянии, а не в том, с позволения сказать, в котором пребывает — подавляющее большинство людей...
Приложение-4  (стр.194) [29]
➤   

Впервые я прочитал роман, этот роман в раннем детстве, ещё совсем ребёнком. Да. Очень точное слово. — Совсем ребёнком, понимая этот возраст в его начальном, настоящем состоянии, а не в том, с позволения сказать, в котором пребывает — подавляющее большинство людей. И всё ещё было впервые, впереди. «Скрябин как лицо». И «Каменные лица». Прошу прощения. О них не следовало даже и говорить. — Как сейчас помню и вижу: осень, это была осень, средняя промозглая питерская осень. Этот навсегда про́клятый и прокля́тый город, со времён первого наводнения. Когда впервые утонул медный всадник, и больше не выплыл обратно... — Пожалуй, только здесь, на богатой клюквенно-ольховой почве древних ижорских болот невской губы, бывает такая особая осень, — о ней нельзя сказать одним словом, — её нельзя понять одной мыслью, — её нельзя почувствовать каким-то одним о́рганом, — её можно только ощутить. Всю. В полной мере. Ощутить изнутри, изнанкой существа. Не кожей, не мясом, — только костями. Вернее, костным мозгом ... руки́, спины́, бедра́, и головы. Да. Или только головы, в крайнем случае. И даже не в дожде здесь дело. Не в само́м дожде, но — в той вкрадчивой, проникающей влаге, которая всюду. Она на стенах, на руках, на лице, но прежде всего — изнутри, свинцовой тяжестью в лёгких, как рентгеновские лучи, она проникает внутрь и остаётся там — навсегда. Навсегда. На все четыре времени жизни. — Вот о чём я сейчас пытаюсь сказать, между слов...:там же, стр.194

  — Юрий Ханон :  «По направлению пальца»(21 мая 2014)
➤   

Дорогой Ю-Ха.., — Вы (и это глубоко правильно) разглядели во мне наличие древнего, пыльного, можно сказать, антикварного (не)персидского ковра. Успели, и почти ещё (кажется) вовремя взяли в свою руку толстую, добрую, внушительную, уважительную дубину, положили (ковёр) на чистый снег, и выбили многовековой слой пыли, который на белизне вчерашнего наста принял очертания данного текста, прежде всего иного, имеющего — отношение: в том числе, ко мне и «Гримёру», да, — выбили, напевая не́что при этом весёлым, бережным и мрачным голосом. — Странно сказать, но я нашёл в этом поступке глубокую справедливость и — милосердие, проявленные Вами. Даже у меня самого́ за все эти годы ни единого разу не нашлось иного повода и желания — заглянуть — хотя бы издалека, через оконце, в свои «былое и думы».[30]
    Начну издалека-с..., — из другой области.., ещё совсем другой...
  Рождение. В городке Яковлевское, подле Плёса, Ивановской области. Есть такая область.., и до сих пор, как ни странно. Рождение, стало быть, пропускаем, память начала работать (судя по сопоставленным позже датам) примерно в девять месяцев.
    (Такие картинки даже в двадцать — смертельны).
    Да и лет, не месяцев!
    Всегда снаружи — отдельный, не мой — немой мир...:там же, стр.198

  — Леонид Латынин :  «Линия после Точки»(май 2014)


  3.  Туземный дневник  ( сборник ad libitum )

...не надо тратить смертные часы на стыд и страх, на несвободу духа... Зачем ты жил, и выбрал этот век с его разбоем, верой и не верой...
Туземный дневник  (стр.203) [31]

➤   

Не надо тратить смертные часы,
На стыд и страх, на несвободу духа,
И на мольбы о помощи главбуха
Купить в сельпо сатину на трусы. <...>
 Зачем ты жил, и выбрал этот век,
 С его разбоем, верой и не верой,
 Где каждому дано не равной мерой
 За равный грех, — что и́мет человек...[26]:203

  «Гостившим там...»(28 апреля 2014)
➤   

Мы связаны бываем с целым светом —
Листком бумаги, ниткой телефонной
И детскою игрой в любовь и долг...
 Но вот приходит время расставаться,
И нити рвутся с треском или тихо,
 И, кажется, ничто уже не тронет
 Твоей души — ни искренность, ни право
 Убить тебя реально или в мыслях. <...>
Хороший завтрак прибавляет силы.
Но главное — сумей не переесть.
Потом восстань, помой посуду,
И, разбежавшись, стукнись головою,
Но если смел, полезнее — лицом
Об эту стену.
И вот, когда железо
Войдёт в твою расколотую плоть,
Ты ощутишь, какая боль
Течёт по жилам суеты кромешной,
 Конечно, если гвозди
 Уже успеют заржаветь от влаги...:там же, стр.204-205

  «Ю.Ханону»(20 марта 1978)
➤   

Огонь лизнул лицо. Палёной шерсти смрад
Коснулся губ моих и до души проник.
Я дрался, как умел, но дрался наугад
И уцелел не сам, а только мой двойник...:там же, стр.207
      *
И первый день толпа ещё глазела,
Хоть скорбный вид её не веселил,
Как хорошо и плавно гибло тело —
Оно ещё жило, оно уже летело,
Да, на колу, без примененья крыл...:там же, стр.211
      *
Лишь в первый раз я сердце раскачал,
Чтоб лопнул шар, кровавый, как ракета.
Я каждый день, как судный день, встречал,
И дóжил вдруг до нового завета —
Беги людей, коль хочешь уцелеть,
 Не требуй с них ни истины, ни платы,
 Уходит всё, лишь остаётся медь,
 В которой мы предавшими распяты...:там же, стр.213

  «Элегия»(1 июня 1974 — 20 ноября 1981)
➤   

...Я соберу осколки на столе
И что-нибудь усердно к ночи склею.
Я жив ещё и молод на земле,
И ничего, как должно, не умею,
Что может тварь с рожденья на земле. <...>
  — Ты зря живёшь, твой ум не изнемог,
  Ты, мальчик, никогда не знал его названья.
  Слепая музыка надтреснула висок,
  И вышли вон желанье и призванье.
  Убив в себе любовь, ты этой смертью впрок
  Обезопасил веру и страданье...:там же, стр.231-232

  «Холодный ум в томленье изнемог...»(6 января 1977)
➤   

Ты дерево рукою погуби
И вырви вон с корнями — глянет яма.
Сруби меня — и в небе будет яма,
С корнями неубитыми в глуби...:там же, стр.204-205

  «Г.Гачеву»(9 мая 1978, 6 июня 1980)
➤   

...Смотри, как каждый шаг кривыми зеркалами
Отброшен наугад — уродливо и зло,
Как мерзок твой портрет в дежурной этой раме,
С которою тебе столкнуться повезло...:там же, стр.246

  «Не суйся в этот мир...»(2 апреля 1984)
➤   

Подставив левое плечо,
Я Шкловского несу,
Но будет позже горячо
От ноши той в лесу...:там же, стр.247

  «Памяти В.Б.Шкловского»(11 декабря 1984)
➤   

Ты прожил день. А мог прожить и год,
А мог прожить... Кому какое дело,
И вот лежишь, свинцом набитый рот
В чумазый пол уткнув оледенело...:там же, стр.251

  «Размышление о смерти Дмитрия Голубкова»(21 ноября 1985)
➤   

Я на флейте незатейливо сыграю,
В послесловьи неразборчиво скажу —
Я пока ещё, мой друг, не умираю,
Но и сущее я больше не сужу.
 Первый клапан закрываю не мизинцем,
 И не воздух задуваю в пустоту,
 А, пролиту невзначай убитым принцем,
 Кровь чугунную на каменном мосту...:там же, стр.260

  «Я на флейте незатейливо сыграю...»(19 декабря 2002)
➤   

Во мне проснулась несостоявшаяся жизнь
И стала мешать — двигаться,
Видеть небо и землю.
Она надела тёплый шарф на мою шею
Осенью семьдесят первого
И поцеловала сзади
Губами из чистой шерсти...:там же, стр.265

  «Во мне проснулась несостоявшаяся жизнь...»(8 ноября 2004)
➤   

Россия — сплошная Троя,
У Рима, как в горле кость.
Нас было на свете трое,
Из нас, я — последний гость. <...>
  Налью себе в миску водку
  В нерусской ржавой глуши.
  И вылью посуду в глотку
     За упокой души.:там же, стр.268

  «Г.Гачеву»(7 января 2013)
➤   

Я покупаю время, обычно — на местном рынке.
Туземцы его не ценят и продают за гроши.
Купленное усердно делю на две половинки,
Одну раздаю прохожим я — на помин души...:там же, стр.272

  «Я покупаю время...»(1 июня 2013)
➤   

Смотри, — в руке горящее железо
Прожгло ладонь до самоё кости
В тональности мажорной до диеза,
В весёлой роли шлюхи травести.
 Ну что вы навострили сонно очи
 На скучный быт отшельника во сне,
 Как жаль, что не хватает, аве отче,
 Гвоздьми быть приколоченным к луне...:там же, стр.273

  «Смотри, в руке...»(12 июня 2013)
➤   

...Лежит тяжёлый том, и давит мне на грудь,
Как давит на поля тяжёлый небосвод.
И всё же я скажу, — совсем не в этом суть,
А в том что кто-то ТУТ — из ТАМ, уже живёт.:там же, стр.274

  «Ю.Ханону»(31 июля 2013)
➤   

Боже, зачем я пришёл в это жрало и чтиво,
Что я здесь делаю, годы соря.
Губы приклеив к прокисшему пиву,
Очи уставив в «бу-бу» букваря.
Лютики, бублики, братина кваса,
 Ночь или утро, — века, как века,
 Белая, чёрная, жёлтая раса, —
 Впрочем одна для меня дурака...:там же, стр.276

  «Боже, зачем я пришёл...»(28 сентября 2013)
➤   

Что с того, что взял — да умер,
Что с того, что — нет меня.
Телефона дохлый нумер
Не звонит уже пол дня...:там же, стр.278

  «Что с того...»(22 октября 2013)
➤   

Как хорошо, что муза мерцает не за углом.
А здесь, на краю ладони, на самом краю рожна,
Жизнь пульсирует жарко между добром и злом,
Слева прядёт жена, справа поёт княжна...:там же, стр.283

  «Как хорошо...»(4 января 2014)
➤   

Вина не велика, полмузыки остыли,
И пара тёмных слов витают мысли вдоль.
Я сам себе судья, в чужом пространстве – «или» –
Ещё влачу шутя затейливую роль.
  Я Вам хотел сказать, но видно, не сказалось,
  А так себе — стряслось и больше ничего.
  Моя тугая жизнь — ничтожнейшая малость,
  Такое де-грие безумного Прево...:там же, стр.290

  «Вина не велика...»(11 апреля 2014)
➤   

Я не был долго в здешней кутерьме,
В разливе страха, праздности и сшибки.
А здесь — как прежде молятся чуме,
Не поминая прежние ошибки...:там же, стр.297

  «Я не был долго...»(4 июня 2014)






Ком’ментарии

...и снова прочь отсюда...
...прочь отсюда... [32]

  1. Нет, это не простая игра слов или, ещё чего доброго, фиглярство. На самом деле номинальное число авторов изнутри книги «Два Гримёра» не один и не два, а значительно превосходит цифру два (чтобы не сказать «дважды два»). Для некоторых педантов могу даже перечислить..., кое-кого. — Кроме двоих безусловных авторов текста (среди которых особенно выделяются некий Л.Латынин и Юр.Ханон), а также ещё одного автора оформления (Анн.Тхарон), среди оглавления можно обнаружить также материалы, заранее отобранные главным автором, — однако, писанные рукою Георгия Гачева и Алексея Парщикова). Список опять не полный, само собой...
  2. Кроме шуток: так оно всё и было: «сделанная ради единственной цели, эта книга имела оглушительный успех». В данном случае автор ничуть не шутит, не преувеличивает и даже не выделывается. Скажу даже более того: он серьёзен, как единожды живущий или одержимый пред...последней стадией запора. — А если кому-то моя мысль до сих пор не ясна, могу показательно разобрать (эту фразу) по частям, если угодно. «Сделанная ради единственной цели» — чистая правда, поскольку этой целью и был некий Л.А.Латынин, главный автор и единственный получатель книги. «Эта книга имела оглушительный успех» — ещё более чистая правда (хотя и в грязной шляпе, возможно), поскольку главный автор и единственный получатель книги оценил эту маленькую красивую вещь как «долгожданную и лучшую свою книгу» за всю жизнь. — Ну..., и чего же ещё я могу здесь добавить?..
  3. Даже самый поверхностный семантический (или хотя бы смысловой) разбор этих двух названий, сопоставляемых со столь странной настойчивостью, позволяет сделать один вывод, несомненность которого находится на поверхности (что особенно ценно, в данном случае). Положив перед глазами новый заголовок «Два Гримёра», чтобы сличить его во всех подробностях с исходным (латынинским) «Гримёр и Муза», сразу можно заметить, что в этих двух вариантах есть нечто общее, а также отличающее их. — Общим, вне всяких сомнений, является существенное существительное «Гримёр», а несомненное расхождение кроется в понятии «Муза». Если Леонид Латынин (по старой русской традиции) поставил между Гримёром и Музой разделительную (или соединительную, в данном случае это не ясно) частицу «и», то его соавтор — со всей решительностью обошёлся вовсе без «музы», соединив «Двух Гримёров» в некую гипотетическую общность. Как минимум, здесь просвечивает некое намерение автора..., которое, нужно сказать, не только блестяще подтвердилось спустя годы, но также и получило письменное подтверждение от первого (и главного) автора книги.Далее неразборчиво..., вплоть до получения документального свидетельства подлинности.
  4. Пожалуй, заставлю себя сказать несколько слов о тех тесных параллелях, которые редко когда бросаются в глаза... — Вот, к примеру, ещё одно «совпадение», равно жестокое & жёсткое. Конечно, я разумею через запятую упомянутый Л.Л. роман «Скрябин как лицо». Не только в самом названии, но и во всей внутренней конструкции этой книги (слишком толстой, несомненно) заложена тема «лица», читай: внутренней и лицевой стороны личности, выраженной через изображение или рельеф на передней стороне головы. — Собственно, тот же «предмет» и та же идея, только взятая через буквально формализованный ритуал примитивного (почти первобытного) тоталитарного общества — составляет основу и сквозной нерв сюжета латынинского романа «Гримёр и Муза» (к примеру, последняя, четвёртая часть романа так и называется: «Новое лицо»). Этот общий пункт, можно не сомневаться, был заранее известен и ясен обоим авторам книги «Два Гримёра». Как следствие: с самого начала они вели себя на этой территории как на общем полигоне, шаг за шагом выстраивая совместный (или совмещённый, если угодно) эксперимент по выведению некоего гибридного лица. — И оно не заставило себя ждать, вестимо.
  5. Вячеслав Ивáнов или, сокращённо, Вяч. Вс. Иванов (тогда ещё не покойный) — постоянный и полномочный сосед Латыниных по дому в Переделкино. Причём, именно по одному дому, а не по забору. Впрочем, куда лучше меня эту мизансцену рассказал сам ЛЛ. Привожу его слова, присланные мне в голову 22 июля 214: «...ВВ ИвАнов - мой сосед. Мы живём в одном доме, раньше он был весь отца ВВИ - Всеволода Иванова. Потом в нём же жила Л.Брик, теперь вот мы <...>. Общение - летнее, частое, соседское. Знание 120 языков, работа над протоиндоевропейским языком делают его мировым феноменом. Не говоря уже о фантастической (до сих пор) памяти, работой во множестве наук с выдающимся результатом. Действительно, общение не часто встречающееся в природе. <...> В руках у ВВИ - книга, присланная с курьером <экземпляр №1>.
      ВВИ был восхищён книгой, как произведением искусства, <... тогда же> прочитал несколько страниц. Светлана (жена) рассказала, что и потом он несколько раз говорил о книге восторженно. Ещё раз, спасибо за неповторимый артподарок».
  6. Этот автор как всегда разговаривает недомолвками и загадками, совершенно не думая о читателе: словно бы ему и так всё понятно. Что за «усечённый внутренний тираж», постигший книгу «Два Процесса»? — неужели опять свирепство царской охранки и тупой цензуры, как во времена Шумахера? — Чёрт, даже не хочется продолжать в таком тоне.
  7. Говоря без обиняков, достаточно утомительное занятие: сначала выдавливать из себя (не по капле, конечно) целый мир открытий, философских или литературных, выстраивать текст книги, затем вычищать его до состояния «Три Поли», вырисовывать книжную графику, буквицы и прочие детали, вылизвать макет, печатать на красивой бумаге ручной тираж, переплетать его в «кожу и бархат» — наконец, только ради того, чтобы спустя год-два-пять вырвать книгу из переплёта и сжечь под окрики городских пожарников. Не смешно, мсье.
  8. Ну да, ну да..., я ничего не преувеличиваю. Именно так всё и было. Получив от автора «Гримёра и Музы» два письма превосходного содержания, как сейчас помню, я отложил на минуту свою следующую работу ради того, чтобы сказать в воздух: «всё пропало, шеф», закрываем лавочку. Или, слегка перефразируя одного известного ренегата своего времени: «благодарю покорно...»
  9. И даже «Избранное изБранного» (тоже поэтический сборник, законченный тремя годами позже), несмотря на все усилия его создателей, всё-таки оказался больше на целую полусотню страниц. Очень сомнительное достижение. Равным образом, и формат его шире и длиннее, совсем слегка.
  10. Нужно ли и повторять: на какую некаменистую почву упали эти слова. — Именно такая, предложенная и взаимно принятая обстановка мрачного тоталитаризма определила, в итоге, окончательный рисунок лица книги «Два Гримёра» (и последнего варианта романа «Гримёр и Муза» в частности). Пожалуй, иного положения дел было бы трудно ожидать. От начала жизни не признающий никаких навязанных правил, анархист не только от музыки, но также и от всего остального, даже и без подобного предупреждения от соавтора, Юр.Ханон в любом случае сделал бы книгу в форме «свободы без границ». Но только такая тотальная & безграничная свобода, взаимно установленная в виде жёсткого правила, смогла дать взаимный прецедент. — Тот, которого не было и не будет.
  11. Первоначально задуманный как авторский сборник, составленный по своевольному автоматическому принципу «best of Latynin» (причём, «best» — не просто так, а за всю жизнь, что было бы особенно ценно), в результате совместных прений, трений и притираний «Туземный дневник» претерпел значительные мутации. И хотя на самом деле в него вошли стихотворения за всю жизнь (1965-2014), банальный «best» незаметно выветрился. В итоге, среди 80 с лишним стихов «Туземного дневника» оказались и старые (опубликованные впервые), и средние (переделанные специально для сборника), и новейшие (выбранные в него по принципу транзитивности). Кроме того, на страницах «Двух Гримёров» оказались несколько подчёркнуто-связующих (с особым умыслом) стихотворений. К примеру (чтобы было ясно), с посвящением Ю.Ханону («Мы связаны бываем», «Начнём обратный круг»...), Г.Гачеву («Власть вертикали», «Россия — сплошная Троя»...), памяти В.Б.Шкловского («Подставив левое плечо»...), Юлии Латыниной («Рождают дети матерей»...), — пожалуй, на этой ноте список можно прервать..., чтобы поверх него начать какой-то следующий: словно бы без особой цели. Или напротив.
  12. Примечательная деталь (или детальное примечание): макет (как видно из приведённой выше хронологии) был закончен 10 июня 2014 года, а последние стихотворения (свеженькие, с пылу, с жару) вскочили на отъезжающий поезд всего шестью днями раньше (присланные совсем напоследок, 4 июня). — И что теперь?..


Ис’ сточники


  1. 1,0 1,1 1,2 1,3 1,4 1,5 Л.А.Латынин, Юр.Ханон. «Два Гримёра» (роман с пятью приложениями). — Сан-Перебург: «Центр Средней Музыки», 2014 г. — 304 стр.
  2. Юрий Ханон. Краткий воображаемый синопсис (или «заявка» на книгу Два Гримёра). — Сана-Перебура: Центр Средней Музыки, якобы 2014 г.
  3. Юр.Ханон, Аль.Алле, Фр.Кафка, Аль.Дрейфус. «Два Процесса» или книга без права переписки. — Сан-Перебур: «Центр Средней Музыки», 2012 г. — изд.первое, 568 стр.
  4. Иллюстрация — Л.Латынин, Юр.Ханон. Обложка первого экземпляра книги «Два Гримёра» или «Гримёр и Муза», на выбор (Сан-Перебур, Центр Средней Музыки, 2014 год). Фолиант кожаный, на фотографии в двух проекциях можно видеть экземпляр №1 из первого пробного тиража: корешок и крышка.
  5. 5,0 5,1 Л.Латынин, Живой Журнал от 20 июля 2014 г. «Юрий Ханон и мой др»: «накануне из Петербурга получил самый загадочный и лучший подарок в своей (дооолгой) жизни».
  6. 6,0 6,1 Эр.Сати, Юр.Ханон. «Воспоминания задним числом» (яко’бы без под’заголовка). — Сана-Перебург: Центр Средней Музыки & Лики России, 2011 г.
  7. Юр.Ханон, партикулярное письмо Л.Латынину от 25 июля 2014 года. — Сан-Перебург: ЦСМ, Archives de Canonic.
  8. Л.Латынин, партикулярное письмо Юр.Ханону от 15 июля 2014 года. — Сан-Перебург: ЦСМ, Archives de Canonic (здесь и ниже публикуется с разрешения автора).
  9. Л.Латынин, партикулярное письмо Юр.Ханону от 15 июля 2014 года: «Ослеплён и оглушён Новой, Неожиданной, Неизвестной мне книгой». — Сан-Перебург: ЦСМ, Archives de Canonic.
  10. Юр.Ханон, партикулярное письмо Л.Латынину от 14 июля 2014 года. — Сан-Перебург: ЦСМ, Archives de Canonic.
  11. Л.Латынин, партикулярное письмо Юр.Ханону от 30 июня 2014 года: «музыка Ваша чудо, завораживает и не разрешает к ней прикасаться». — Сан-Перебург: ЦСМ, Archives de Canonic.
  12. Юр.Ханон, партикулярное письмо Л.Латынину от 25 июня 2014 года. — Сан-Перебург: ЦСМ, Archives de Canonic.
  13. Журнал «Семь искусств» (№6 за 2014 год). Л.Латынин: В День получения с нáрочным книги Юрия Ханона «Воспоминания задним числом», 31 июля 2013 г.
  14. Юр.Ханон, партикулярное письмо Л.Латынину от 10 июня 2014 года. — Сан-Перебург: ЦСМ, Archives de Canonic.
  15. Юр.Ханон, партикулярное письмо Л.Латынину от 1 июня 2014 года. — Сан-Перебург: ЦСМ, Archives de Canonic.
  16. Л.Латынин, партикулярное письмо Юр.Ханону от 31 мая 2014 года: «...Вы, (и это правильно) разглядели во мне наличие древнего, пыльного, можно сказать антикварного не персидского ковра. Почти ещё, (надеюсь), вовремя, взяли толстую, добрую, внушительную, уважительную дубину, положили на чистый снег, и выбили многовековой слой пыли...» — Сан-Перебург: ЦСМ, Archives de Canonic.
  17. Юр.Ханон, партикулярное письмо Л.Латынину от 28 мая 2014 года. — Сан-Перебург: ЦСМ, Archives de Canonic.
  18. 18,0 18,1 Л.Латынин, партикулярное письмо Юр.Ханону от 20 мая 2014 года: «...Мои тексты - это бумага, на которой Вы ДОЛЖНЫ и вольны в любой точке оставлять свои любые тексты БЕЗ СОГЛАСОВАНИЯ СО МНОЙ, только тогда эта книга НЕ будет ОДНОЙ ИЗ череды их образа жизни книги, а будет ЕДИНСТВЕННОЙ». — Сан-Перебург: ЦСМ, Archives de Canonic.
  19. Л.Латынин, приложение к партикулярному письму Юр.Ханону от 9 мая 2014 года. — Сан-Перебург: ЦСМ, Archives de Canonic.
  20. 20,0 20,1 Юр.Ханон, партикулярное письмо Л.Латынину и его ответ от 3 апреля 2014 года. — Сан-Перебург: ЦСМ, Archives de Canonic.
  21. ИллюстрацияВячеслав Ивáнов держит в руках книгу «Два Гримёра». Первый экземпляр из пробного тиража (версия-1, фиолетовая бумага). — Фото: Л.А.Латынин, Переделкино, 20 июля 2014 года.
  22. А.А.Фет, Собрание сочинений в двух томах. — Мосва: Художественная литература, 1982 г. — том 1, «Что за вечер!..» ⟨1847⟩
  23. Юр.Ханон «Чёрные Аллеи» ( или книга, которой-не-было-и-не-будет ). — Сана-Перебур: Центр Средней Музыки, 2013 г.
  24. Л.Латынин, партикулярное письмо Юр.Ханону от 15 мая 2014 года. — Сан-Перебург: ЦСМ, Archives de Canonic.
  25. Иллюстрация — некий император России по имени Александр Второй, точнее говоря, его посмертная маска, снятая 1 марта 1881 года, в день убийства (с моим последующим ограниченным вмешательством).
  26. 26,0 26,1 26,2 Л.Латынин, Юр.Ханон. «Гримёр и Муза» (роман с пятью приложениями). — Сан-Перебург: «Центр Средней Музыки», 2014 г. — 304 стр.
  27. Иллюстрация — Л.Латынин, Юр.Ханон. Страница 57 второго экземпляра книги «Два Гримёра» или «Гримёр и Муза», на выбор (Сан-Перебур, Центр Средней Музыки, 2014 год). — Авто’скан, сделанный бесконтактным способом.
  28. ИллюстрацияГеоргий Гачев (1 мая 1929 — 23 марта 2008), российский философ, филолог, культуролог и эстетик, список не полный (фото: Леонид Латынин, Переделкино, ~ 2005 г.)
  29. Иллюстрация — Л.Латынин, Юр.Ханон. Страница 194 второго экземпляра книги «Два Гримёра» или «Гримёр и Муза», на выбор (Сан-Перебур, Центр Средней Музыки, 2014 год). — Приложение-4. Юр.Ханон «По направлению пальца».
  30. Александр Герцен. «Былое и думы» (из серии «мемуары»). — Мосва: Захаров, 2003 г.
  31. Иллюстрация — Л.Латынин, Юр.Ханон. Страница 203 второго экземпляра книги «Два Гримёра» или «Гримёр и Муза», на выбор (Сан-Перебур, Центр Средней Музыки, 2014 год). — Начало третьей части: первая страница сборника Л.Латынина «Туземный дневник».
  32. ИллюстрацияПоль Гаварни, «Cavalleria trombettista sul cavallo» (Отъезжающие). Courtesy of the British Museum (London). Акварель: 208 × 119 mm, ~ 1840-е годы.



Литтера’тура   ( слабо загримированная )

Ханóграф: Портал
Yur.Khanon.png




См. так’ же

Ханóграф: Портал
EE.png

Ханóграф: Портал
NFN.png



см. дальше



Red copyright.png  Все права сохранены.   Red copyright.pngAuteurs : Л.А.Латынин & Юр.Ханон.   Red copyright.png   All rights reserved.

* * * эту статью может исправлять только один автор.

— Все желающие дополнить или поправить грим, — могут обратиться не по адресу: как всегда, впрочем...

* * * публикуется впервые : текст, редактура и оформлениеЮр.Хано́н.


«s t y l e t  &   d e s i g n e t   b y   A n n a  t’ H a r o n»