Бешеный огурец (Натур-философия натур. Плантариум)
...и тогда посреди бескрайних полей вырисовывается ещё один частный случай, когда название растения напоминает нечто вроде попытки оскорбить. Или, по крайней мере, оценку по поведению. Как в школе. Или в детском саду. — И что, опять не про него? Опять про себя, братец? Нелепо и смешно сравнивать. Ну посуди сам, какой же он «бешеный», этот маленький безобидный кусочек кожи с листьями. Особенно, здесь, рядом с миллионами, миллиардами наваленных трупов. Каждый божий день. С утра до вечера и обратно. Как огурчик. — Да сам ты бешеный, человек разумный. к На Кавказе встречается другое растение, так называемый бешеный огурец. Его зрелые плоды при малейшем толчке отскакивают от своей ножки и выпрыскивают из образовавшегося отверстия на значительное расстояние своё жидкое содержимое вместе с семенами. Механизм здесь тот же самый: напряжённая наружная ткань давит на внутренность плода, как оболочка надутого каучукового воздушного шара, когда мы её проткнём. вот и славно, вот и хорошо. Пожалуй, всего достаточно. Этим дедовским описанием я и ограничусь. Потому что здесь и сейчас находится не настоящая статья, но только демонстративный огрызок бешеного огурца или, если угодно, сухая тыквенная плеть. Всё прочее — бес подробностей. И в гробовой тишине, если так бывает... — Вóт по какой причине я счёл возможным оставить отдельное указание, что на территории ханóграфа существует (помимо отсутствующего бешеного огурца) не...сколько цикловых статей, имеющих сугубо косвенное, опо...средованное, ассоциированное или даже никакое отношение к этой, с позволения сказать, «теме», которая до сих пор не бывала поднята (а затем и опущена) в подобном разрезе: аффективно и с отражением на разных плоскостях сознания (как всегда, отсутствующего). А потому, приняв во внимание, что время подходит к концу, я решил оставить здесь мягкое, отчасти, вялое или даже дряблое перенаправление на другие статьи, имеющие (кое-какое, иногда опосредованное или принципиальное) отношение к этому слабо оценённому и замолчанному предмету антропоморфного мира, а также его теням, отражениям, инъекциям и проекциям (будь то внутренним или внешним). Начав, в первую голову, с небольшой иллюстрации, на первый взгляд, не имеющей к бешеному огурцу никакого отношения:
Сошёлся Стенич и ещё с одним рапповцем — с Михаилом Чумандриным, — имя которого звучало грозно и страшно для питерских интеллигентов конца двадцатых годов. Это был молодой толстяк в косоворотке, самоуверенный темпераментный, с самыми крайними левацкими взглядами. Его приверженцы дали ему прозвище «бешеный огурец». Он не признавал русских классиков, потому что они были дворяне, не признавал переводной литературы, потому что она сплошь буржуазная. Лучше своя телега, чем чужой автомобиль, — любил говорить он. При его нетерпимости в понятие «свой» попадали чрезвычайно немногие.
на всякий случай напомню ещё раз (а затем и ещё раз, как известный ошкуриватель любой темы повторения), что в истерической, а также натур-философской и тавтологической ретро’спективе (оглядываясь на зад) псевдо’ботаническая тема антропоморфного представления о неких «растениях, имеющих отдельные черты животного», а также их трафаретных образов и подобий (взятая исключительно как пример — в общем или прикладном рассмотрении) была ранее разработана основным автором этого ханóграфа в нескольких фунда...ментальных работах, ни одна из которых до сих пор не претерпела и’здания (начиная от «Книги без листьев» и кончая печально известным трёхтомником в пяти томах). При этом число подлогов, обмана и прочей подмётной подлости на ботанической ниве (казалось бы, такой травоядной, такой вегетарианской!..) оказалось даже выше, чем на всех прочих. Какой дивный казус!.., глаз не отведёшь, — тем не менее, он привёл к тому, что часть книг на эту тему пришлось не только оставить в тени или кидать до ветру (как это делает бешеный огурец), но даже — скрывать их названия (более чем яркие для этого унылого поприща), которые несколько раз пытались стянуть, стащить или хотя бы содрать... Однако, оставим, — как говорил один мой друг, старый друг..., — оставим пустые разговоры ради основной темы этой дряблой страницы... Что же касается Литвы (и Латвии), то в этих местностях колуфер добавляют и в сыр, и в творог, и в качестве отдушки для приготовления пряников и кексов. Эта традиция повелась ещё со времён псов. Нередко пижму бальзамическую добавляют в качестве одного из компонентов при засолке огурцов (не исключая даже бешеных) и грибов, а также при мочении, замачивании и отмачивании всяких и всяческих яблок... не стану, однако, плодить многие скорби, чтобы лишний раз напомнить, какое количество спекулятивных открытий (а равно и закрытий) было похоронено также и в этой небрежимо высокой теме: растение как метод (причём, метод отличный, и не просто отличный, а принц’ипиально отличный, в корне, а временами — даже в рыхлых стеблях с плюющимися плодами, оставляющих некие межеумочные возможности толкования). И прежде всего, уникум подхода содержится в основном принципе антропоморфной ботаники (или ботанической хомологии), процесс функционирования которого осуществляется исключительно через со’поставление и противо’поставление (переднее и заднее) — как механизм единственно доступный человеческому сознанию, точнее говоря, его общедоступному бытовому огрызку. Однако предложенный путь не заинтересовал ни одного бешеного субъекта. — Таким путём, всего за несколько дряблых шагов была утеряна уникальная возможность (отыскания) нового пути из того животного тупика всеобщей экспансии потребления, в который себя загнал человек, пренебрегая другими способами существенного существования, как всегда, по небрежению и лености. Здесь и сейчас, на фоне плюющихся «бешеных» растений из семейства тыквенных, его фатальная исчерпанность (как всегда) выглядит особенно зернистой и выпуклой. — Казалось бы, о чём здесь речь?..., какая связь вообще может быть между родственниками... Яблоко от яблони. Пух от тополя. Бешеный огурец от бешеного огурца... — Вóт они, два родных брата, два сиамских близнеца, Эрик Сати и Эмиль Паладиль. Раз и навсегда связанные в одно. Как убийца и жертва. Как брюхо и блюдо. Как зубы и огурец. Как задница и кресло..., — не говоря уже о ватерклозете. и снова повторю: нет смысла загибать пальцы, указывая на пробелы и провалы выморочного сознания, так и оставшиеся незалепленными благодаря обыденному человеческому небрежению, лености и подлости повседневного существования. Ограничусь голословным утверждением, что залепить их было бы возможно только в утопических условиях внезапного осознания и готовности к действию (пускай даже в какой-то небольшой части). И с этой точки зрения трудно переоценить роль растительной методики (особенно, в её переходных или промежуточных фазах), полностью пересматривающей взгляды естественных наук на человека и опрокидывающая его назад (задним числом), к начальным ступеням блуждающей теории познания (как бешеный огурец... плюнул). Только в последние десять лет, на фундаменте основных методических достижений хомолóгии стало возможно создание новой системы & систематики растений — исключительно в качестве антитезы и примера. Несмотря на провокационный (а местами даже эпатажный) подход автора к постановке фундаментальных вопросов, серьёзность проблемы невозможно недооценить, идёт ли речь о лебеде, саркостемме, рогульнике или амарантах (конструктивный метод и архитектура системы от материала не меняется). К слову сказать, аналогичный подход частично проявился и на территории ханóграфа, где произрастает целый ряд примеров различной дряблости в виде страниц об отдельных таксонах растений. — Пожалуй, довольно. После этой точки можно остановить собственные слова, чтобы предоставить право прямой речи — ему бешеному огурцу, склонному к сугубо об’структивной постановке так называемых вопросов. Главное: быть как все. Слиться с обшивкой. Чудо. Невероятное. По’трясающее. И тря’сущее... и ещё раз напомню на всякий случай, что это дряблое от(ст)уп(л)ение объявилось здесь, на этом месте отнюдь не ради красного словца. Обскуративные страницы о растениях вообще или конкретно на какую-нибудь «бешеную» тему (по произволу или случайному выбору) провели в режиме тлеющей публикации более двух десятков лет, пребывая в почти готовом для употребления состоянии (не пересоленные, не пересушенные и даже не выплюнутые). Представляя собой классический пример догоняющего канона или скрытой импровизации на cantus firmus, текст о «растительных модуляциях сознания» на материале «бешеных огурцов» провёл почти полтора десятка лет в форме redlink’а (красной ссылки) с десятка страниц ханóграфа. А ведь на месте этого развёрнутого эссе могла быть и достаточно плотная книга о бешеных огурцах как тройном человеческом феномене..., содержащая не только обструктивные натур-философские тексты, прежде невиданные для книг подобного профиля, но и вполне корректные описания с указанием их конкретного места в господствующей (не сегодняшний день) структуре исподних (психо’физиологических) представлений. — Почему так? Ну, наверное, потому что люди, взращённые на стерильном Чайковском и сто раз жёваном Бетховене, — впервые неожиданно для себя, слушая музыку, услышали что-то кроме музыки. Не тот обычный набор звуков, красивый или не очень, яркий или тусклый, а ещё и какую-то мысль, не совпадающую с привычным представлением, чтó такое концерт, ктó такие академические музыканты и чегó от них можно ожидать. Это была провокация, подмена, фокус. Понимаете, почти испуг, эффект детской неожиданности. Вместо пустого колыхания воздуха на них вылезла со сцены какая-то пика, алебарда с бородой! Понимаете, они ждали музыки, а вместо неё вдруг — какой-то огурец с пистоном. Неосторожным движением я нарушил их привычную скуку, за которой они обычно ходят на концерт. Иначе и быть не могло. Попросту я не умею делать «что положено» и «как положено». С детства не умею. И в школе не умел. И после школы. И сейчас опять не умею. После того, как меня выгнали из консерватории, я даже написал такую сюиту для оркестра под названием «Что положено». И снова у меня ничего не получилось. Ведь и поперёк течения тоже нужно уметь плавать, чтобы не просто пузыри получались, а что-то — ценное, настоящее. Эту науку я усвоил от своих дорогих учителей, конечно, я опять про Сати и Скрябина. Они оба на вес золота, потому что таких отщепенцев — днём с огнём не сыщешь. Таких всегда песочили, воспитывали, выгоняли, вытравливали... А то сразу на виселицу или на костёр, — высшая мера, чтобы зря не возиться, время на них не тратить. тем не менее, остановим поток. Бешеная история закончена (даже толком не начавшись): отныне больше никаких вне’конвенциональных текстов, выходящих за границы обычного (дозволенного или обще..принятого). Сегодня мне поручено донести (не расплескав) большую бадью, поставить жирную точку поперёк чёрной строки ●, подвести двойную черту и сообщить, что это была типичная лотерея без выигрыша. Учитывая почти полувековую отрицательную практику полной бесперспективности диалога с бессознательной популяцией Homos apiens, автор «Книги без листьев» с полным правом может считать себя «непримиримым» вне...конвенциональным типом и, как следствие, закрыть тему публикации большинства закрытых текстов и других артефактов, небывших прежде и небудущих впредь. Пускай и далее плюются как их огурчик, отлетая до своей последней границы. ...Они говорят: «бешеный огурец». Наконец, удивлённо вытянем лицо (по вертикали, снизу вверх) и сократим пустые слова ради других, ещё более пустых... Потому что в запасе остаётся ещё одно формальное пред(по)ложение, которое я должен немедленно сделать по дряблой разнарядке. И вот оно, уже здесь. — Если (вопреки всему) у кого-то из проходящих мимо ренегатов или апологетов морфологического подхода к описанию несуществующих таксонов появится отчётливое желание как-то инициировать, спровоцировать или ускорить выкладку этого бешеного био...логического материала (если его в принципе можно называть «материалом»), никто не возбраняет обратиться, как всегда, → по известному адресу не...посредственно к (дважды) автору, пока он ещё здесь, на расстоянии вытянутой руки (как всегда, левой). Между тем..., я рекомендовал бы не тянуть известное животное (за хвост) и не откладывать (его) в чёрный ящик. Лавочка довольно скоро прикроется, а затем и совсем закроется..., причём, «бес’ права переписки». — И тогда... всё кончено! Выжженная равнина на месте цветущей огуречной клумбы. И — только вдали — плюющиеся человеческие стада (в красивой расстановке шеренгами и батальонами). Это — растение.
| ||||||||||||
