Боль и красота (Борис Йоффе)

Материал из Ханограф
(перенаправлено с «Beau»)
Перейти к: навигация, поиск
« Боль и Красота »
автор:  Boris Yoffe     
          & Yuri Khanon
Чёрный лес Грюневальда Ева или Адам?

Ханóграф: Портал
EE.png


Содержание



« П р о т и в у р е ч и Е »

( или мартовский протуберанец №3 )  

— Опять скажу : прекрасен мир,   
Прекрасен мир невыразимо...[1]:243
( Михаил Савояровъ )

...чтобы понять значение этих слов, нужно пережить эти чувства самому...
вид красоты...[2]

...б

оль не противоречит красоте. Пожалуй, тáк следовало бы начать эту статью, с первого же слова высказав всё. От начала и до конца.

А затем — в обратном направлении.

  Влюблённость, страх, боль, голод, восторг или смирение невозможно «узнать» из описаний или определений, какими бы точными и подробными они ни были... Чтобы понять настоящий внутренний смысл хотя бы одного из перечисленных слов, необходимо пережить эти чувства. Именно так, пережить, — очень точное слово, — причём непременно, самомý пережить..., так сказать, в личном порядке, собственноручно. Не прибегая к помощи ассистентов, секретаря или экзекуторов.[комм. 1]

Но точно также — и красоту возможно почувствовать, пережить — только самомý.

Исключительно лично... И — единолично...

  И даже о том, что на земле... когда-то... до меня... существовали люди, так или иначе, наделённые чувством красоты,[комм. 2] я тоже могу узнать только — сам, из своего внутреннего опыта: опыта созерцания, слушания, осязания..., наконец, из опыта чтения созданных и оставленных ими произведений.[комм. 3]

  Ведь каждый из них — по крайней мере, тáк говорит мне мой опыт — обладал своим, индивидуальным чувством красоты, служил своему, индивидуальному представлению о ней, чудным образом угаданному — данному — в интуиции. Или — помимо неё...[комм. 4]

...б
оль не противоречит красоте. И не существует на всём белом свете каких-то иных законов, принципов, правил или критериев, кроме тех, единственных и уникальных, которые каждый смертный, наделённый чувством красоты, создаёт заново, — буквально из ничего — по своему образу и подобию,[3] — да..., я повторяю, критериев или правил здесь нет никаких: ни философских, ни этических, ни диетических, ни юридических, ни научных, ни экономических, ни политических...[4]

Короче говоря: их нет — и не может быть.      

        И точка...

  Впрочем, не будем упрощать сверх меры. Прекрасное может быть создано из любого пластического материала. Разве не из предельного уродства и тупости лепил, к примеру, Даниил Хармс — красоту сáмую тонкую, возвышенную и проникновенную?..[5] И не один он...[6]:251

...может вырасти само или быть создано на основании любого мифа, сколь угодно отвратительного и беспомощного...
вид прекрасного...[7]

...б
оль не противоречит красоте. Ограничений здесь — нет. Или — почти нет. Не счесть алмазов в каменных пещерах...[8] Прекрасное может вырасти само (как причудливое растение) или быть создано на основании любого мифа, сколь угодно отвратительного и беспомощного: несть числа прекрасным произведениям, так или иначе, вдохновлённым христианским мифом, — преломлённым или трактованным в любом ключе (включая альтовый)... Впрочем, глупых и безобразных произведений, растущих из того же источника, много больше, — хотя даже среди несравненного смрада шедевров, обязанных своим возникновением советской пропаганде, удивительным образом находятся причудливые образцы — Прекрасного.

  Более того, словно бы одним лёгким движением руки Моцарт превращает не только претенциозно-банальную, беспомощную сказку — в сверкающий огранкой миф, один из краеугольных камней европейской культуры..., но и поднимает до подлинных высот новой святости — три эротические новеллы, последовательно отдаляющиеся от общепринятых норм морали.[комм. 5]

...б
оль не противоречит красоте. Для создания очередного образа Прекрасного художнику могут понадобиться километры бесполезной киноплёнки, искусственный дождь и естественный снег, сотни статистов или тысячи собак, неподъёмная мраморная глыба или громадный дирижабль, величественное здание нового театра, возведённого по его плану..., — а может, всего лишь лист бумаги и карандаш. Ни исполинский размах, ни убогая скромность никоим образом не гарантируют появление красоты.

Равно как и не исключают его...
  
Красоте не противоречит ни боль, ни страдание, ни горе, ни страх, ни отчаяние...

  Однако они ничуть не являются и залогом её, как не могут стать залогом её, к примеру, — милосердие, кротость, приятность, обходительность, уверенность, довольство или сытость.

...б
оль не противоречит красоте. Равно как и пресловутый «гений» может оказаться очень даже совместным со «злодейством»... И даже более того: зачастую они практически неразлучны, поглядывая с почтительного расстояния..., или напротив, наблюдая практически вплотную, изнутри себя — ветхую как мир природу человека.[9]

Вместе со всей вытекающей — из неё... красотой.

  Созданию любого прекрасного может предшествовать..., а также и последовать, говоря к примеру, нечто, в обыденном представлении, безобразное или даже отвратительное. Например, корысть, зависть, подлость, стяжательство или трафаретная жестокость..., — равно как и в точности напротив: созданию несостоятельного или бездарного художественного произведения вполне может предшествовать (или последовать) невиданное самопожертвование, героизм, благородство или святость... Можете мне поверить: степень случайности или свободы сочетаний переоценить здесь — невозможно...

...так же, как и сдержанность, остроумие, свободомыслие, утончённость, образованность, изнеженность, избалованность и самовлюблённость...
вид прекрасного...[10]

...б
оль не противоречит красоте. Примерно с равным успехом возникновению прекрасного могут содействовать — и банальное безумие, и самодовольная глупость, и вздорные фантазии, и узколобый фанатизм, и скотское невежество, и даже грубость..., — так же, как и сдержанность, остроумие, свободомыслие, утончённость, образованность, изнеженность, избалованность и самовлюблённость.[комм. 6]

  Красота..., какова бы она ни была, — примерно равным образом может стремиться к анонимности и умолчанию (между прочим, герр Антон Брукнер молчаливо и педантично нумерует свои мистические гимны как всего лишь „Симфонии“, — ни разу не проронив ни единого слова о Боге), а может рядиться — в мишурный блеск и самолюбование.

Здесь тоже нет ни малейшей разницы...

  И точно так же универсальным и «единым» критерием красоты может казаться как сложность, так и простота. — Как краткость, так и протяжённость. — Как грандиозность, так и миниатюрность. — Как запредельная высота, так и усреднённая низость. — Как нéчто, так и ничтó...

...б
оль не противоречит красоте. Прекрасным может быть и детский рисунок, а может — только наивным. Наконец, поневоле возникает и вопрос: чтó же отличает беспомощную мазню младенца от его же — непреднамеренного шедевра?.. Красота может быть предельно сложной, загадочной и пугающей, ей безразличны теоретические рассуждения о гармонии, соразмерности и «золотом сечении», — но... сколько же прекрасного находится и среди всего того, что создано с оглядкой на тщательно разработанную школу гармоничности, симметрии и строгой пропорциональности... В конце концов, красоте решительно всё равно, создана ли она вопреки некой теории, или — в соответствии с ней.

Попросту говоря, у неё другое измерение...

  Равным образом, даже самый совершенный профессионализм мало чем поможет оседлать прекрасное... Никакие правила и никакая теоретическая осведомлённость не смогут повлиять на создание красоты: „точные темпы“, „безупречная артикуляция“ или метрическая корректность не способны сделать то или иное музыкальное исполнение ни лучше, ни хуже. Точность, безупречность или корректность так и остаются уважаемыми качествами ремесла..., а образцом красоты в исполнительском искусстве остаётся неповторимое индивидуальное рубато Корто, Фридмана и Фуртвенглера, — подобно «безграмотным» нарушениям в моделировании перспективы и светотени у Грюневальда или Чимы.

...красота, лишённая боли, раз и навсегда остаётся всего лишь изображением красоты...
не противоречит...[11]

...б
оль не противоречит красоте, даже если это противоречие (в виде притяжения) органически заложено в её природу, — всё равно боль не противоречит красоте.[комм. 7] И даже более того: красота, лишённая боли, раз и навсегда остаётся всего лишь собственной иллюзией, поверхностью..., или изображением красоты. Но зато красота с болью, не столько искажённая гримасой боли, сколько сделанная из её вечного расплава, пожалуй, только она одна и может — всерьёз — претендовать на звание искусства...

— И можете поверить мне нá слово: это ещё очень мягко сказано...

  Изо всех способов обмана и самообмана — а ничем, кроме создания мотивированных иллюзий, человек не занимается, — бесконечный поиск красоты как индивидуальной, непосредственно переживаемой метафизической истины, видится, пожалуй, наиболее... красивым.

...б
оль не противоречит...









Boris Yoffe

« Schmerz widerspricht der Schönheit nicht »

( eine kleine keine Übersetzung von keinem Artikel )  

— Und sage noch einmal: die Welt ist schön, 
Die Welt ist unbeschreiblich schön...[1]:243
( Mikhail Savoyarov )



  Verliebtsein, Angst, Schmerz, Hunger, Entzückung oder Demut kann man nicht aus Beschreibungen oder Definitionen kennenlernen. Um die Bedeutung dieser Wörter zu verstehen, muss man diese Gefühle selbst erleben.

  Auch die Schönheit kann man nur fühlen, erleben in eigener Erfahrung.


Schmerz widerspricht der Schönheit nicht

  Dass es Menschen gab, die ein Schönheitsgefühl besaßen, weiß ich auch nur aus eigener Erfahrung: aus der Erfahrung des Lesens, Betrachtens, Hörens von Werken, die sie geschaffen haben. Jeder von ihnen — so die Erfahrung — hatte sein eigenes Gefühl des Schönen, jeder diente seiner eigener intuitiven, erratenen Vorstellung der Schönheit.

  Es gibt keine Regeln und Kriterien des Schönen außer denen, die jeder, der ein Schönheitsgefühl hat, selbst — von Neuem — schafft, aus dem Nichts und nach eigener Gestalt: weder philosophische, noch ethische, juristische, wissenschaftliche, ökonomische oder politische.


Schmerz widerspricht der Schönheit nicht

  Das Schöne kann aus jedem Material erschaffen werden: aus Hässlichkeit und Blödheit kreiert Daniil Charms erhabene, durchdringende Schönheit.

  Das Schöne kann auf dem Fundament jeder Mythologie entstehen: unzählig sind wunderbare Kunstwerke, die durch so oder anders verstandenen christlichen Mythos inspiriert wurden —, wie auch dumme und häßliche, und in der Kloake aus Sowjetische-Propaganda-Kunst trifft man manchmal auf bewundernswerte Perlen. Mehr noch — ein unbeholfenes prätentiöses Märchen wird dank Mozart zu einem strahlenden Mythos, einem der Ecksteine der Europäischen Kultur, genauso wie drei erotische Novellen mit dem konsequent sinkenden Glauben an Moral.


Schmerz widerspricht der Schönheit nicht

  Um das Schöne zu schaffen, kann ein Künstler mehrere Kilometer Film gebrauchen, Schnee, Gewitter und hunderte Statisten, einen tonnenschweren Marmorblock, ein eigenes Theatergebäude oder lediglich einen Blatt Papier und einen Bleistift — weder die verschwenderische Großzügigkeit, noch Armut und Bescheidenheit können Schönheit garantieren.

  Schmerz, Leid, Trauer, Angst, Verzweiflung widersprechen der Schönheit nicht. Sie hängt von ihnen ab — nicht mehr und nicht weniger als Milde, Nettigkeit, Zufriedenheit und Sättigkeit. Der Schaffung des Schönen können Geiz, Neid, Unanständigkeit und Grausamkeit vorangehen, wie einem misslungenen Kunstwerk — Opferbereitschaft, Heldentum, Noblesse.


Schmerz widerspricht der Schönheit nicht

  Die Entstehung des Schönen kann sich mit Wahnsinn verbinden, mit selbstgefälliger Dummheit, mit oberflächlichem Fantasieren, engstirnigem Fanatismus, Analphabetentum und Grobheit — genauso wie mit Scharfsinnigkeit, Zurückhaltung, freiem Denken, Feinheit, Zartheit und Verwöhnen.

  Die Schönheit kann Stille und Anonymität anstreben (seine mystische Hymne nummeriert Bruckner als „Symphonien“, ohne ein Wort über Gott zu sprechen), oder sich selbst rühmen und sich in Pracht und Strahlen kleiden. Die klare Schlichtheit kann das Schönheitskriterium sein — genauso wie die Komplexität.


Schmerz widerspricht der Schönheit nicht

  Schön kann eine naive Kinderzeichnung sein, oder aber einfach nur naiv. Undurchsichtig, unverständlich und erschreckend kann das Schöne auch wirken, ohne sich um die Harmonie, Proportionalität und den goldenen Schnitt zu kümmern - wie viel Schönes gibt es aber auch unter den Werken, die sich dem Gerede über Harmonie, Symmetrie und strengem Maß verpflichtet fühlen!

  Keine Regeln und kein „objektives Wissen“ können für die Schönheit sorgen: „richtige Tempi“, „richtige Artikulation“ oder metrische Korrektheit machen eine musikalische Interpretation weder besser noch schlechter, und das Ideal der Interpretationskunst bleibt das unnachahmbares Rubato von Cortot, Friedmann und Furtwängler, ähnlich der Verzerrung der Perspektive und Lichtmodellierung bei Grünewald oder Cima da Conegliano.


Schmerz widerspricht der Schönheit nicht

  Unter allen Mitteln der Selbsttäuschung — und das Schaffen von motivierenden Illusionen ist das Einzige, vorauf der Mensch sich spezialisiert — scheint die Suche nach der Schönheit als eine unmittelbar erfahrbare metaphysische Wahrheit am… schönsten zu sein.


Schmerz widerspricht der Schönheit nicht






(не) кра...сивые ком’ментарии

...и так далее в том же направлении...
в поиске...[12]

  1.   Влюблённость, страх, боль, голод, восторг или смирение невозможно «узнать» из описаний или определений, какими бы точными и подробными они ни были... — Говоря иными словами, все перечисленные, а также не перечисленные человеческие эмоции могут быть «узнаны» только одним способом: из личного чувственного опыта, как бы прозаически это ни звучало (после всего). Между тем, не всё так просто на поверхности, как под её кожей... — Если присмотреться немного более внимательно, вся история «изящных» искусств с момента сотворения мира связана с попыткой именно «сделать что нельзя» или, что ещё вернее, «совершить невозможное» или прыгнуть выше головы. А именно, своим произведением художник пытается какими-то неправдами всё-таки — передать этот непередаваемый чувственный опыт «влюблённости, страха, боли, голода, восторга или смирения...», минуя «реальные события» и переживания (иной раз, как собственные, так и — своего зрителя). Говоря иными словами, искусство (наряду с наукой) представляет собой отдельный мир, способный, в итоге, совершить уникальную подмену, когда внутренний опыт художника становится на место отсутствующего такового же — у зрителя (созерцающего обывателя). Я сказал: «способный», хотя эта подмена уже давным давно произошла..., и продолжает происходить в настоящее время. — Впрочем, здесь находится ещё только начало того сложно...подчинённого предложения, которое мне следовало бы закончить — совсем в другом месте...
  2. В трафаретном русском языке такую способность чаще называют «чувством прекрасного», — тем временем, ничуть не беспокоясь о реальном смысле этого сочетания слов, сугубо формального.
  3. О том почти мистическом по своей невероятности факте, что окружающий мир и люди существуют независимо от меня и даже испытывают некие эмоции и чувства, подобные моим, возможно узнать из опыта коммуникации, в первую очередь вербальной, конечно. Слова — невзирая на всю их курьёзность (или анекдотичность), — были и остаются главным средством верификации самого себя посреди мира. При этом... я отнюдь не обязан верить, что чувства эти, имеющие вид подобия, действительно одинаковые у меня и всех остальных (и в самом деле, любит ли Петрарка Лауру той же самой любовью, что Афанасий Иванович — Пульхерию Ивановну?) — Вполне довольно и того, что общее согласие (консенсус, конвенция) по приблизительному значению слов позволяет обществу более или менее функционировать в качестве системы и не рассыпáться на отдельные атомы. Язык — «первейшее из всех способов обмана и само’обмана — а ничем, кроме создания мотивирующих иллюзий, человек не занимается», — компактная модель мира и человека, пригодная для использования социумом дле решения общих практических проблем (как, например, организация очереди за мылом или в крематорий). Сам по себе язык допускает разные эстетические модусы, моделируя реальность, соответственно — будничную, политическую, идеологическую, профессиональную, юридическую, уличную, блатную, кухонную и так далее до бесконечности. — Более того, язык способен приспосабливаться и к значительно более сложным (неутилитарным) потребностям существования, становясь инструментом науки или художественного творчества (свою любовь к Лауре Петрарка использует как повод или провокацию для создания мира прекрасной поэзии). Рядом с вербальным языком, впрочем, имеются и другие варианты сообщения, ориентированные либо на образ (визуальные и музыкальные системы знаков и символов), либо, наоборот, на снятие индивидуального характера опыта (к примеру, тавтологические языки науки: сумма углов треугольника такова, как это следует из определения треугольника, языки высшей математики, опыт полного отрыва & абстрагирования свойств и отношений от их предметных носителей). — Сделать невозможное, назвать неназываемое, передать непередаваемое, показать невидимое, материализовать дух..., — да, красота материализуется и костенеет, воплощаясь в качестве произведения искусства. Оно ещё (или уже) перестаёт быть красотой, превращаясь в провокацию или знак, — а сама красота локализуется (или не локализуется) в глазах смотрящего...
  4. Говоря по существу, это и есть отдельный путь со’общения высших достижений человеческого духа — общей массе людей и, как следствие, цивилизации вообще. Путь, к сожалению, очень медленный, вялый, хаотический и крайне неровный (то и дело сопровождающийся обрушениями и ракоходным движением), однако — единственно доступный всему массиву биологического вида Homo sapie. Можно назвать этот (много)тысячелетний путь — культурой, нукой или искусством, однако в каждом из приведённых слов будет слишком мало внутреннего смысла. Суть и механизм действия этого двигателя внутреннего сгорания заключается в другом... Человек нормы, средний обыватель, обычный индивид своего места и времени способен существовать и существует (по факту) — не своим личным сознанием (вследствие его элементарного отсутствия), а — неким совокупным, общим, созданным и приращённым усилиями предыдущих поколений актуальной для него цивилизации. Говоря сухим языком газетной хроники, приматы последовательно (сотни и тысячи лет) учатся друг у друга методом плагиата или имитации, включая (присваивая) в свой опыт чужие достижения: как рациональные, так и чувственные. К примеру, ни одному нормальному бюргеру по природе своей даже и голову не придёт самостоятельно генерировать и пережить экстремальный опыт чуть выше упомянутого сеньора Петрарки с его пресловутой Лаурой. В таком поведении для обычного человека нормы нет ни малейшей целесообразности. Но зато (это я сказал: зато!) для обывателя остаётся открытой возможность включить в свой опыт подобное переждивание через культурную имитацию: сначала увидев (как в соответствующей клетке зоопарка) поэтический, музыкальный, живописный или научный пример, а затем, при общем желании, включив его в систему своего обиходного языка. Таким образом, всякий посредственный обыватель, живущий (по времени) после очередного достижения, явленного инвалидной особью (учёным, художником, литератором, артистом), имеет уникальную возможность якобы «пережить» (на словах или в представлении) опыт, по факту недоступный ему пожизненно, от рождения и до смерти. Собственно, именно из такой адаптированной цепочки имитаций (читай: входящих в повседневный обиход формул, образов и понятий, заимствованных из науки или искусства) и состоит так называемая «культура».
      Как следствие, средний человек нормы получает в своё распоряжение громадный пласт явлений, ни одного из которых он не имел бы ни малейшей возможности пережить лично. Ни факт получения невидимого гелия из такого же невидимого воздуха, ни явление радиоактивности, ни образование сверхновых звёзд, равно как ни один из опытов Брейгеля, Шумахера, Гёте или Гаршина не был бы доступен обывателю вне соприкосновения с их достижениями, сокращёнными до примитивного языкового уровня. И здесь, ровно в том месте, где как-будто бы находится вывод, на самом деле, только начинается новая цепочка следов, уводящих дальше... Сначала за угол. А затем вдаль, за смутные очертания каких-то кустов или неизвестной растительности. — В те места, не столь отдалённые, которые я сегодня оставляю за пределами зрения...
      Попросту говоря, вывожу из возможной (для них) сферы будущей имитации...
  5. Прошу прощения, если кому-то не ясно... Речь здесь идёт о напичканой то ли невнятной масонской символикой, то ли просто плоскими шутками, сказке про волшебную флейту, колокольчики и медные трубы. Благодаря Моцарту, эта комканная история стала едва ли не самым притягательным, прекрасным и убедительным из всех, предлагаемых европейской культурой, способов (включая евхаристию, партсобрание, лекции по философии или посещение лыжного курорта) приобщиться тайне единства Высокого и Низменного, Тайного и Явного , Трагического и Комического, Очевидного и Таинственного, Доброго и Злого...
      Три эротические новеллы — это три «итальянские» оперы Моцарта на облигатные сюжеты о верности & неверности (в философском отражении — о проблеме само’тождества, единства и расщепления личности), в которых верность последовательно (от «Фигаро» через «Дон Жуана» к «Так поступают все женщины») сдаёт свои позиции, отступая всё дальше и дальше, к линии словесного горизонта.
  6. Как минимум, ужé по той одной причине, что все перечисленные (а также неперечисленные) качества примерно в равной степени свойственны природе приматов и вытекают напрямую из примата их природы.
  7. «Боль не противоречит красоте», — сказал поэт. Пожалуй, стоило бы обсудить заданную тему (с вариациями) более подробно..., и даже, может быть, с некоторым пристрастием, однако — вернее было бы сразу отправить и его..., и всех интере’сующихся в то место, где это обсуждение уже состоялось. Спустя некоторое время, вероятно... А затем — и ещё кое-что (спустя).




 и такие же ис’сточники

Ханóграф: Портал
NFN.png

  1. 1,0 1,1 Мх.Савояров, Юр.Ханон. «Избранное Из’бранного» (лучшее из худшего). — Сан-Перебур: Центр Средней Музыки, 2017 г.
  2. ИллюстрацияStaphylococcus aureus (микроскопические золотистые шарики, кующие закалённую сталь вселенского разума) — снимок под сканирующим электронным микроскопом.
  3. Библия (синодальный перевод). 1876 год. — Бытие (Первая книга Моисеева). Глава 1: 26-27.
  4. «Ницше contra Ханон» или книга, которая-ни-на-что-не-похожа. — Сан-Перебург: «Центр Средней Музыки», 2010 г.
  5. Даниил Хармс. Полное собрание сочинений: в четырёх томах. — СПб.: Гуманитарное агентство «Академический проект», 1997 г. — Том второй, стр.353, «Исторический эпизод».
  6. «Стихи не для дам». Русская нецензурная поэзия второй половины XIX века (под редакцией А.Ранчина и Н.Сапова). — Мосва: «Ладомир», 1994 г.
  7. Иллюстрация — Raffaello Santi, «Madonna Sistina» fragment (1512-13). — Dresden. Gemäldegalerie Alte Meister.
  8. И. Ильф, Е. Петров. Собрание сочинений в пяти томах. Том 2. — Мосва: Гослитиздат, 1961 г. — «Несчестьалмазоввкаменных» (1931 г.) стр.527.
  9. А.Пушкин, альманах «Северные цветы на 1832 год». — СПб.: 1831 г. — стр.32 («Моцарт и Сальери» из цикла «Маленькие трагедии»).
  10. ИллюстрацияOtto Dix, «Mutter mit Kind» (1921). — Dresden. Gemaldegalerie.
  11. Иллюстрация — Василий Перов, «Савояр» (фрагмент картины). Париж, 1863-1864 гг. (oil on canvas, 40.5 x 32.2 cm, Tretyakov Gallery, Moscow).
  12. ИллюстрацияТатьяна Савоярова, «Aгностьена-Б»... или «...Если бы бог был...» (картина: масло, холст, август 214 г.)



 Литература   (о болi и красотѣ)

Ханóграф: Портал
Neknigi.png

Ханóграф: Портал
Yur.Khanon.png



 см. тако же

Ханóграф : Портал
B.Yoffe.png

Ханóграф: Портал
EE.png





← см. на зад



Red copyright.png  Все права сохранены.   Red copyright.png  Auteur : Бр.Йоффе( & Юр.Ханон ).   Red copyright.png  All rights reserved.

* * * текст этой статью могут исправлять только её авторы.

— Некоторые желающие сделать замечание,
могут послать его в места отдалённые или не столь отдалённые.



* * * материал сделан специально для Хано́графа,
публикуется впервые
, окончательно и бес...поворотно,
перевод с русского на рурский — не делался,
перевод с языка на язык — как всегда,
чистовой текст, редактура и оформление опять: Юр.Хано́н.



«s t y l e d  &   s c a l p e d   b y   A n n a  t’ H a r o n»