Кариатис (Эрик Сати. Лица)

Кариатис * (статья-пассодобль)   автор: Юрий Ханон ← Валентина Гросс Франсис Пикабиа → Кариатис «Прекрасная истеричка» (июнь 1921, театр Колизей) Кариатида на сцене (маленькое досье крупной артистки) Кариати́с (Caryathis или «Кариатида», по-нашему), или Прекра́сная Истери́чка («La Belle excentrique», эксцентри́чная красавица), или Элизабе́т Тулемо́н (Élisabeth Toulemont), или Бароне́сса ЖоЖо́ (Baronesse Jo-Jo), или Эли́за Жуандо́ (Élise Jouhandeau) — в 1910-е годы известная парижская танцовщица и, отчасти, гетера из ближнего круга Фоли-Берже, затем — харáктерная театральная танцовщица (с эротико-макабрическим уклоном), а в начале 1920-х — артистка собственного балета, выступавшая, в основном — с сольными концертами. Начиная с июня 1925 года Кариатис неожиданно оставила артистическую карьеру, и с того момента была более всего известна как (для начала) любовница и до(в)веренное лицо, а затем — жена писателя и драматурга Марселя Жуандо (Marcel Jouhandeau), своего сверстника & партнёра, с которым она (впоследствии) прожила более сорока лет (традиционным образом сгладив большинство внутренних противоречий и гармонизировав его проблемный внутренний «характер»). Прошу прощения за сказанные лишние слова. Ради начала разговора Разумеется, в данном случае начать придётся по порядку..., а следовательно, двигаясь небольшими шагами, от начала к концу, неуклонно совмещая ложь с правдой, а благообразные факты с безобразной выдумкой, — короче говоря, дым ниже трубы, как порядочно любят все порядочные женщины. Говоря сугубо между нами. И между них, равным образом. Элизабéт Тулемóн (Élisabeth Toulemon), — не будем сильно забегать в перёд (ошибка моя), — а потому скажем так: Элизабéт Тулемóн, это была просто ещё одна маленькая французская девочка Элизабéт Тулемóн. Она родилась 8 марта 1888 года в провинциальном европейском городке Париже (впрочем, по весьма банальным причинам, известным только ей одной, не считая меня, кое-когда она указывала год своего рождения как 1891), а умерла, в свою очередь, 16 марта 1971 года в том же городке в номинальном возрасте восьмидесяти трёх лет и восьми дней. Последнее обстоятельство, не стану скрывать, особенно важно. Потому что именно о них — и пойдёт теперь речь. Если кто недопонял: пояснять (для идиотов) не стану. А для приличных людей — тем более. Потому что... ключевое слово во всей этой истории — «нет». Вот оно, значит, какое: это ключевое слово. А потому попросту подытожим всё ... что знаем. Элизабéт Тулемóн (1888-1971). Пожалуй, не так уж и мало, для начала. Одним этим, говоря по существу, уже можно было бы ограничиться, полностью исчерпав содержание этой статьи, а также и всей её жизни... Пожалуй, так оно бы и произошло, если бы не одно событие, о котором пойдёт речь ниже... — И не только ниже, но и ещё где-то там..., далеко в стороне, где — ни вам, — ни мне побывать уже никогда не придётся. Мадам... Мсье... — минуточку внимания. Или наоборот. Поскольку разница между первым и вторым — ничтожна. Таким образом, не долго думая — оставим этот разговор. До худших времён, как во́дится. — Или на чёрный день. Босоножка без тапочек ...Буквально в нескольких словах — о начале жизни, раз уж так получилось... Между нами. И прежде всего, скажем твёрдо и однозначно: мадам Кариатис — по духу и букве своей жизни «типическая парижанка Парижа» начала ХХ века.:469 И даже более того: она есть едва ли не эссенция этого большого больного города, по какой-то нелепой ошибке оказавшегося на сене. Словно та собака. — На всякий случай я повторю... для тех, кто не понял с первого раза: Кариатис — типическая парижанка. Да.:469 Она родилась в Париже, получила наследство (и не одно) в Париже, сделала состояние в Париже, добилась успеха в Париже, была забыта в Париже, умерла там же, в Париже и скелет её вскоре оказался на Монмартре, в земле того же города. — Однако, вспомним: «сын за отца не отвечает», не так ли? Несмотря на то, что Кариатис — типическая парижанка (начала ХХ века), её родители (в отличие от неё самóй) отнюдь не были парижанами, и не относились к тому же времени и месту. Её отец (ещё в сопредельной молодости) приехал в столицу из региона Перигор (юго-запад Франции), а мать — типичная овернка из Алье, приезжая девушка из числа излюбленных персонажей анекдотов, которые в особенности осчастливили Париж своим присутствием в первое десятилетие после франко-прусской войны. Начало карьеры «классической» танцовщицы-босоножки Элизабет Тулемон из Фоли-Берже (Folies Bergères), Красной мельницы (Moulin Rouge) и смежных с ними организаций, было таким же классическим, как и всё на этом свете. Творчески переосмысливая и развивая древнейшие (и безусловно, общие для всего человечества) традиции гете́р, гейш, кисэ́н, та́ю, качу́, куртиза́нок и прочих изящных искусниц своего (не)топорного ремесла (список не полный), будущая Кариатис самым удачным образом совмещала сцену с будуаром, кулисы с ширмами, танцы со стриптизом, а йогу — с кама-сутрой. Леон Бакст, афиша рецита́ла Кариатис (Элизабет Тулемон) плакат ~ 1919 года Или в точности наоборот, — чтобы ничего не перепутать. В том смысле, что — не соединяла. Как мы помним из многотомной «истории лжи и клеветы клевретов», жена Це́заря (или Сеза́ра, — говоря по-парижски) — неизменно вне подозрений. — Теперь только осталось установить: кто́ же здесь цезарь? — И тем не менее, мадемуазель «Лизбет» очень быстро обратила на себя внимание. Многочисленные «доброжелатели», «покровители», «спонсоры», поклонники ... (список опять не полный) ... не заставили себя ждать. Короче говоря, крупная, эффектная и весьма своеобразная (в том числе, по телосложению и темпераменту) артистка, — она имела несомненный успех (во всех смыслах слова). Чтобы не говорить лишних слов, успех этот, чаще всего (по выбору) — она имела (равно как и наоборот) у людей со’стоятельных, которые (как правило) приходили в Фоли-Берже (или Мулен Руж) ... не только для того, чтобы насладиться «высоким искусством» танца и пластики...:491 Разумеется, для всей этой публики (наряду с наслаждениями чисто эстетическими) довольно важно было иметь лёгкую и не слишком обременительную «этическую» связь с женщиной — причём, желательно не просто так... с панели, а хотя бы с некоторого, так сказать, «возвышения» (к примеру, с подиума). Чтобы не унижаться..., и не падать столь низко... — Ну, например, со сцены, подиума или ещё каких-нибудь выдающихся подмостков. — И вот как раз из этой-то среды постепенно возросла и воссияла основательная фигура мадам Кариатис или «баронессы Жо-Жо» (точнее говоря, — Элизабет Тулемон, если ещё не позабыли). Надежды и опоры непрерывно утрачивающейся и обновляющейся индустрии большого (артистического) секса. В конце концов, не зря же она (тяжким трудом) заработала этот личный «титул», равно гордый и скоромный: «баронесса», к началу XX века до краёв наполненный ... исторического лицемерия и буржуазной экономической подлости. Пожалуй, наряду с блестящим «бароном Молле», — она, баронесса Жожо́, — стала едва ли не самым ярким украшением этого титула..., слегка потускневшего от патины времени и прочих наслоений. — Как и полагается заметной и успешной танцовщице нелёгкого «жанра» Фоли-Берже (по совместительству дорогóй, а временами даже очень дорогóй) артистической коко́тке (пардон, женщине свободного поведения, наверное, всё же не будем переходить на откровенное хамство!) с обширными связями, её «поклонниками» в первое время бывали и депутаты национальной ассамблеи, и кое-какие члены правительства и, конечно же, представители французской буржуазии (крупной и не очень). Желательно, первые, конечно. Однако и от вторых отказываться не имело смысла. Само собой, мелочей и, тем более, ошибок в таких делах не бывает — и не должно быть. Для настоящего артиста (а тем более, артистки) главное — характер (характер клиента), а не какое-то (взятое с потолка..., а то и с полу) количество денег. Давайте не будем попусту придираться к словам, мадам... Немного конструктивнее, пожалуйста... Однако вот ведь какая незадача! — с самого начала своей артистической карьеры Элизабет Тулемон отличалась не только непростой внешностью, но и точно таким же — характером. Не вдаваясь в красочные подробности, скажем просто и скупо: по натуре своей она была настоящей ..., большой артисткой, а не какой-нибудь профессиональной женщиной по вызову. Типичная поэтесса своего жанра, но (sic!) — вовсе не прозаическая дама с панели. Или ... скажем ещё проще: всё самое важное в своей жизни она делала не только по влечению, но и по вдохновению... И даже игру на бирже... спекуляцию с ценными бумагами. — Между прочим, именно это её качество и подметил цепким глазом монсеньёр Эрик Сати, назвав свой балет для Кариатис именно так: «La Belle excentrique», а не «Belle de Nuit», например.:462 Потому что, если говорить чистым русским языком, по своей психофизиологии она вовсе не была проституткой, но скорее ... в натуре её содержалось нечто, неуловимо провоцирующее... и временами (опять же, по вдохновению!) сближавшее её в подобным родом поведения, а временами — не препятствующим этому древнейшему ... да..., (в своём роде) занятию. (Не слишком ли я деликатен сегодня? — должно быть, опять не слишком хорошо выспался...) В конце концов, говоря коротко и просто: это нередкое явление в простонародье чаще всего называют прямым и суковатым языком: «б. в натуре» (под аббревиатурой «б.» обычно разумея «Belle», конечно). — И ничто иное. Даже в первые годы своего творчества в бессмертном духе Фоли-Берже Элизабе́т Тулемо́н отличалась недюжинной склонностью именно — к театральным представлениям, однако круг её интересов ограничивался в основном «эротическими & эклектическими танцами» в духе босоножек — с привнесёнными (сугубо коммерческими) элементами «индийского востока» или «Африки», судя по желанию или вкусам клиентуры. — И здесь нужно отдать ей должное: в этом деле она добилась немалого успеха, как в смысле финансов, так и репутации (потому что лучшие ре-путации, — как любил усмехаться прекрасный дядюшка Альфонс Алле, — лучшие ре-путации на свете случаются именно у них, у ре-путан)...:446 Достаточно скоро утомившись и наскучив непосредственными занятиями древнейшим ремеслом, будущая «баронесса Жо-Жо» с успехом употребила свои недюжинные организационные стати, помноженные на прекрасные связи и кое-какой капитал, чтобы превратиться из «исполнительницы» — в «хозяйку» некоего элитарного (танцевально-хореографического) заведения широкого профиля. — При том, сама она никогда не забывала об искусстве. — Да. Скажем прямо: это была её любовь. И ценность. Большая и крепкая. На всю жизнь. Как у настоящей кариатиды. Сейчас я не стану подробно останавливаться на Париже и Франции начала ХХ века, до войны, во время войны и, тем более, после неё, как в типическом пассе-добле. Пожалуй, вполне достаточно будет ограничиться несколькими замечаниями са́мого общего порядка. Например, такого: «чтобы не трудиться говорить лишних слов, Россия спустя 111 лет – почти в точности повторила и даже, отчасти, перекрыла лучшие рекорды скользящей вниз Франции. По классическому определению, сначала Вторая Империя Наполеона III, а затем и пришедшая на его место Третья Республика – стали акционерными обществами по разворовыванию национального достояния Франции. <...> Бывшая мировая держава, медленно, но уверенно катившаяся вниз благодаря совместным усилиям своих неумеренно добрых граждан. Потрясающим образом ей удалось собрать под своим крылом практически все известные формы, размеры и стадии коррупции (причём, в прямом смысле слова). Все институты власти, дружно разлагаясь, издавали острый запах и даже на далёком расстоянии имели гниющий вид заброшенной мясной лавки».:17 Конец цитаты (если кто не понял). Именно таким образом, — не слишком вдаваясь в мутные подробности течения жижи жизни, будет достаточно просто понять, — чем именно (и днесь, и присно, и вовеки веков) были озабочены господа депутаты Национального собрания, муниципальные советники, министры и прочие гос-с-сударственные мужи, то и дело обнаруживавшие себя (лежащими лицом вниз) на ниве..., как бы это сказать. Ну, в общем, на ниве. И не думайте, что я говорил сейчас о современной России. Разумеется, нет. Только о ней, о Франции. — И да́же ещё ỳже, — о Франции времён за (или про)тухающей Третьей Республики. Две типичные парижские кариатиды под балконом. Пожалуй, на этом месте я прервусь и более не стану тратить свои драгоценные слова — ради объяснения вещей, на мой взгляд, не только очевидных и элементарных, но и — глубоко неприличных. Последнее, как мы помним, — неизменно приветствуется (неукоснительно следуя правилам хорошего тона). Итак..., пора подытожить — и подвести баланс. Древнее искусство (танца), — равно как и другие, ничуть не менее древние искусства мадмуазель Элизабет Тулемон понемногу принесли ей кое-какой успех (при том, замечу особо, — в те времена она ещё не была «Кариатис»). — И не только один успех. Не считая всего предыдущего, ей удалось закрепить за собой кое-какой капиталец..., который она, паче чаяния, вкладывала в акции, а временами даже поигрывала на бирже (не всякий раз сама, конечно, но не раз — при участии своих многочисленных поклонников и «доброжелателей»).:710 Разумеется, при таких-то связях (равно близких, высоких и обширных)..., не следовало бы кое-когда гнушаться инсайдерской информацией... Или просто послушать... совета уважаемого и знающего человека. Да, так-то будет вернее. Пожалуй, здесь можно бы и остановиться. — Короче говоря, этические и экономические интересы и успехи этой Артистки были широки..., и даже — весьма широки. Прекрасный (& слегка красный) особняк (с садом) в престижном районе Парижа... И ещё — доходный дом примерно там же. К тому же можно прибавить, что к концу войны Кариатис (уже тридцатилетняя особа женскаго полу), кроме того, содержала (что за странное слово!) нечто вроде элитного публичного дома. — Пардон, здесь я (не)случайно оговорился. Нет-нет, ни в коем случае не публичный дом! (пускай даже и для избранных, как я уже говорил). Речь шла, конечно же, о прекрасной артистической антрепризе со стайкой премиленьких танцовщиц — широкого (я хотел сказать, сáмого широкого) профиля — готовых в любое время выступать во всех известных жанрах, позах и амплуа (не исключая также и нескольких неизвестных). Всё: по желанию мсье клиента, разумеется. — А он (уж можете мне поверить на́ слово) был далеко не последним человеком... в этом месте и в то время. Равно как и всё то же — в обратном порядке. Статуя под балконом Не слишком ли много лишних слов: снова спрошу я у автора статьи... «Коррупция, конституция, проституция, инфлуэнция...», — пожалуй, пора бы уже оставить досужие разговоры о всяческой человеческой мерзости. Не лучше ли перейти прямо — туда, к артистической карьере Элизабет Тулемон. А в противном случае, зачем бы это всё начиналось? В своё время... Впервые (после окончания маленькой карьеры возле и вокруг Фоли-Берже) она обратила на себя внимание благородной публики и высшего парижского света, выступая с танцевальными номерами в спектаклях «Театра искусств» (Théâtre des Arts) Жака Руше (Jacques Rouché). В целом, чтобы не пускаться в подробности, её амплуа можно было бы определить как «характе́рно хара́ктерная танцовщица» (без уточнения, в каком именно характере). По своим данным и наклонностям Элизабет Тулемон была непривычно резкá, — временами угловата, массивна, намеренно экзотична и даже откровенно вычурна. Пожалуй, благодаря всем перечисленным качествам, более превосходным, чем недостаточным, она обратила на себя особое внимание в общем антураже (чтобы не сказать «меблировке») «Театра искусств». Не слишком органичная и не страдающая избытком артистического дарования, тем не менее, она была явно не похожа на других. — А другие... как им и свойственно, отвечали ей взаимностью. Чтобы не говорить много лишних слов. Всего одно. Кариатида на сцене в своём обычном образе Между прочим, именно там, на подмостках (и за кулисами) «Театра искусств» она и получила своё историческое прозвище, с которого началась (и которым кончится) эта умеренно лживая и неумеренно скромная статья: Кариати́с (или Кариати́да)... Получила, — сказал я, — очень удачное слово, — именно так! — получила прямо из рук одного из своих самых известных любовников: актёра Шарля Дюллена (Charles Dulin).:708 А случилось это эпохальное событие, говоря между прочим, при’мерно в 1913 году, ещё до войны (первой... мировой). Ироничный, слегка циничный актёр (по натуре то ли комик, то ли трагик) — он сразу (и по-своему высоко, говоря с позиции театрального балкона) оценил монументальную сценическую фигуру Элизабет. Особенно эффектно она смотрелась именно там, на подмостках, — издалека, из кресел партера или галёрки. Типическая театральная актриса, привлекательная специфической «театральной» красотой, настоящая (садово-парковая) статỳя, — ах, нашей мощной «атлантиде» в самую пору не танцами баловаться, а цельный «балкон держать»... Монумент, а не танцовщица! Перефразируя выразительное выражение ещё одного русского эксцентрика, также имевшего алкогольную слабость в своё время полюбоваться танцами Айседоры Дункан, — придётся в очередной раз сказать: «Красивое видится издалека». Или издалёка..., — точно не припомню. А может быть, и ещё более определённо: «красота не терпит прикосновений». Звучное (одновременно ироническое и не обидное) прозвище очень скоро перестало быть просто анекдотом или закулисной новостью, переместившись сначала в зал, а затем и — на афиши подбалконной артистки. Таким образом оно превратилось не только в имя-псевдоним, но и весьма удачную торговую марку. А «торговыми марками» Элизабет Тулемон — умела пользоваться всегда. Слава богу, материнские овернские гены ... постоянно поддерживали на плаву и не давали пропа́сть посреди вечно бушующего моря быта... или быдла?.. (прошу прощения, опять позабыл русское слово). Во время войны ... — да, это было крайне тяжёлое время для искусства (имея в виду, прежде всего, людей). Вот так и мадам Кариатис пришлось развернуться и — слегка вернуться, сделав два шага назад, и снова (слегка) поменять своё сценическое амплуа (со сцены на тротуар)... После горячего августа 1914 года, в первые два года действия во Франции «Закона о военном положении» под полный запрет попали все театральные и зрелищные, короче говоря, публичные представления. — Большинство артистов и музыкантов ушли на фронт (добровольно или по закону о всеобщей военной обязанности), почти вся жизнь в области искусства & искусств замерла, а остаточная «публичность» (как следствие) вместе с бедствующими людьми искусства переместилась — в другие, значительно более древние и фундаментальные сферы жизни. Туда же, строго — вслед за ними последовала и Кариатис, тем самым неожиданно укрепив своё финансовое и общественное (скажем так, для основательности) положение. Именно к этому времени (в разгар войны, 1916-17 год) относится наибольший успех её элитарного «дома свиданий» с артистками, а также пик её «связей» с высшими политическими и деловыми кругами Франции. Но главное..., главное: ей замечательным образом удалось избежать опасного рода занятий, а вместе с ним и — незавидной у́части своей коллеги и доброй знакомой, Маты Хари, о которой, конечно, я теперь не стану говорить ни слова (когда говорят винтовки, музы — мычат, не так ли?) — Вот именно. Промолчу на эту тему и я, не имея более — ни одного слова. Особенно — после прекрасного суда и ничуть не менее прекрасного расстрела, несомненно, сделавшего Честь — всей (без малейшего исключения) элите Третьей Республики (чтобы не сказать: Рейха). Ничем не уступавшая трижды прекрасному процессу Жанны (д’Арк, по всей видимости), безусловно, это была минута подлинной высоты Велiчия и Славы Государства (и Отѣчества). — Каковую (между делом) я продолжаю наблюдать и до сих пор (славу, а не что-либо иное, разумеется). А равным образом, и наоборот. Кариатис в своём привычном «экзо’тическом» образе И всё же, в силу своего неугомонного (отчасти, инвалидного, некстати говоря) характера и неизменно провоцирующего артистического окружения, Кариатис никогда не забывала о своих театральных и танцевальных амбициях. Сцена... постоянно оставалась для неё ценной, с’ценной, обсценной & ценностной альтернативой засасывающей жизни кулис и будуаров. И едва только позволили обстоятельства, как она сразу же вернулась к занятиям своей прежней «хореографией». Прежде всего, к концу 1916 года был в первый раз смягчён драконовский «Закон о военном положении». — В несколько приёмов, понемногу, однако оказались дозволенными кое-какие представления (в основном, самые примитивные, развлекательные и безобидные). И наконец, шаг за шагом, к завершающему 1919 году стало можно — если не всё, то очень многое. Пожалуй, именно тогда и пришла к Элизабет Тулемон настоящая (прочная и личная) слава в богемной среде «большого искусства», вследствие которой мне приходится сегодня корпеть ... над её массивным образом. Это нежданное событие случилось с ней — в последний год войны (1919), когда Кариатис стала «этнической» звездой изрядно нашумевшего «Чёрного праздника» (Fête nègre).:708 Это псевдо-экзотическое (почти цирковое) представление с элементами примитивной мистификации & этнической эротики было не тó «поставлено», не тó попросту «устроено» Полем Гийомом (Paul Guillaume) и Блезом Сандраром (Blaise Cendrars) в Театре Елисейских полей (Théâtre des Champs-Élisées) по следам «Выставки негритянского искусства», имевшей хотя и дешёвый, но весьма отчётливый развлекательный успех. Ну..., вот и я говорю: каким бы заоблачным или подземным успехом (включая коммерческий) ни увенчался экзотический «Чёрный праздник», всё это были пустые игрушки & игрушечные пустяки, — по сравнению с той настоящей вершиной эксцентрического искусства (и артистической карьеры в искусстве) которая ждала госпожу Кариатис двумя годами впереди (или сзади..., если попытаться судить по направлению зрения). Но, пожалуй, самое важное в этом деле, что эту вершину она, как подлинная кариатида своего тяжкого ремесла, — сама придумала, сама построила, сама создала и точно так же сама — поддерживала на весу, своими собственными кариатидскими руками. — И поддерживала ровно до той поры, пока, наконец, самá не пожелала бросить наземь. Вместе с балконом, кстати говоря. Или не кстати. Вот так: молча, мрачно — закончу эту главу, не слишком точную и отточенную... Отчасти ошибочную и лживую... Вот только сейчас не припомню: кто же в этот прекрасный солнечный день стоял там..., наверху. — На балконе. Прекрасная истеричка Этот и сле’дующий раздел Кариатиды находится кое-где неподалёку... в работе. Основная статья по теме — «Прекрасная истеричка». Значит, всем желающим → туда ... или в соседнюю дверь. ( преду’преждение от Автора ) Ком’ ментарии Ис’ точники Ханóграф: Портал См. так’ же Ханóграф : Портал Как это всё было...  (но только — на сцене) Сусанна и Старец...  (или натурщица для композитора) Тени  после  Сократа Сократ  или  не Сократ? Музыка ... только для мебели  (или двенадцатый стул Эрика) Любители — и любовники Соитие или совокупление  (ещё один вопрос Гамлета) Три кандидатуры — одного меня Ханóграф : Портал Смерть и(ли) Смех Пётр Васильевич Шумахер  (самый ранний поэт сранья) Пять мельчайших оргазмов  (вне всякой связи с Кариатис) Эмиль ... на месте ... Эрика  (или родство через стул) Са́га о Соге́ Дюрей, дурей, дурея... Псо-чувствие и Клебтомания см. д’альше → © Автор ( Yuri Khanon ) не возражает против копирования данной статьи в некоммерческих целях — при условии точной ссылки на автора и источник информации. © Yuri Khanon. Can be reproduced if non commercial. * * * эту статью может редактировать или исправлять только автор. — Желающие сделать замечание или заметку, могут послать её через публичный дом, если кто понимает слова. «  s t y l e t  &   d e s i g n e t,  разумеется,   b y   A n n a  t’ H a r o n  »