Трубачи Аркадия Северного (Михаил Савояров)

« Трубачи »   ( в исполнении )        Аркадия Северного  * автор : Юр.Ханон     ( при участии Михаила Савоярова и Александра Галича ) ← «Трубачи» Александра Галича Король, внук короля → Ханóграф: Портал  . Ѫ .  « Трубачи́ » Арка́дия Се́верного        или, как обычно объявляют во время концерта:             « Аркадий Северный..., трубачи!.. » О днако, нет. Стоп... Ожидаемого продолжения не последует, потому что я вынужден остановить этого автора и погрозить ему корявым старческим пальцем.   * (И в самом деле, как же так можно, и что за вопиющая небрежность..., безобразие).   — Разумеется, и я тоже это заметил, причём, сразу же. С первого слова. Наверху этой страницы. Прямо здесь..., ещё в заголовке статьи, в са́мом начале закралась очевидная ошибка. — Грубая ошибка (хотя и не злостная), которую я вынужден исправить как можно скорее, пока «не началось».   — Не стану отрицать, так было сказано только ради вящей звучности. И краткости. Для начала. Или вместо начала... — На самом деле здесь даже и речи не может быть ни о каких «Трубачах Аркадия Северного», — прежде всего потому, что у этого исполнителя и певца отродясь не было никаких «трубачей». Говоря о реальном произведении, от начала и до конца речь здесь будет идти о «Трубачах» Александра Галича (на слова Михаила Савоярова) в исполнении (отчасти, арран’жировке, интерпретации или версии) Аркадия Северного. — Говоря без обиняков, эти куплеты, сочинённые Михаилом Савояровым ещё до начала Первой мировой войны и регулярно приводимые автором в исполнение (в 1909-1917 годах), — затем, в течение дальнейших шестидесяти лет XX века претерпели несколько странных трансформаций, из которых (оговорюсь сразу) далеко не все можно считать полностью известными или «раскрытыми». Однако — о некоторых сохранившихся можно судить — вполне достоверно, а три версии (хотя и неравно...ценные по своему качеству и самостоятельности) и вовсе — находятся в пределах вящей доступности. Вчера, сегодня и даже завтра — их (относительно) несложно послушать, выслушать и даже — пере’слушать. 1. Спустя каких-то пол’века после своего первого появления (на свет), савояровские «Трубачи» были полностью перелицованы Александром Галичем — в пьяно-иронической импровизационной манере (как всегда, под гитару). Многажды слышав эту песенку в кругу своих старинных друзей, семейной четы Александра Менакера и Марии Мироновой (не исключая, впрочем, и их сына Андрея), Галич отчего-то очень полюбил эту свободную и (буквально) отвязанную вещицу, восприняв её — как свою собственную. Много раз в своих квартирных концертах он перепевал «менакеровских трубачей» фактически на слух и по памяти..., что не могло не сказаться на результате. Переделанные савояровские «трубачи» стали для Галича не только неким особенным перерывом (отдохновением) во время серьёзного концерта, но и настоящим островком свободы: музыкальной, словесной и внутренней. При каждом новом исполнении эта песенка снова и снова менялась — сделавшись нарочным упражнением (чтобы не сказать: «падающим этюдом») по импровизации — на заданную (очень давно) и полузабытую савояровскую тему. При сохранении общей интонационно-ритмической основы, мелодия и припев «новых трубачей» изменились почти до неузнаваемости. Что же касается слов, то они подверглись серьёзной перетасовке, сокращению числа куплетов и трансформации. По сути, версию Галича можно назвать бардовской «фантазией» или вариацией на тему (или темы) савояровских куплетов. 2. Спустя ещё десять-пятнадцать лет (сначала в 1971, а затем в декабре 1977 года) «Трубачи» Александра Галича были перепеты и записаны Аркадием Северным (в сопровождении любительского ресторанно-гаражного «джаз-ансамбля» Братьев Жемчужных) — разумеется, без указания авторства музыки и слов. Для тех кто не знает: отдельным образом следует отметить, что именно в эти дни Александр Галич (опальный поэт и автор-исполнитель) — погиб в своей парижской квартире. Это произошло в точности 15 декабря 1977 года. Впрочем, смерть Галича никак не переменила к нему отношения во всяких советских полит’бюро и спец’службах. Начиная с 1974 года он был фактически интернирован и находился в изгнании, а на всякое упоминание его имени внутри СССР тогдашним обычаем был наложен строгий запрет. «Северная» версия «Трубачей» ощутимо отличалась от оригинала. Текст (не увеличившись) стал немного ближе к савояровскому первоисточнику, а мелодия Галича была сохранена только в запеве. Импровизационный звукоподражательный припев (под трубу) в версии Северного-Жемчужных превратился в неизменный ритурнель, всякий раз исполняемый трубой (вполне в духе ресторанно-гаражного диксиленда). 3. Спустя ещё пару лет (а именно, весной 1979 года) известный ленинградский копоси́тор по фамилии «Петров» по заказу Центрального Телевидения (и лично товарища Рязанова) написал новую версию «песенки про трубачей». Судя по всему, означенный Петров не был знакóм ни с одной из предыдущих версией «Трубачей», включая первоначальную, савояровскую. Из рук режиссёра кинокартины он получил только «чистовой» текст, составленный на основе изданных в 1915 году куплетов Михаила Савоярова. Прежде всего, именно по этой причине стихи очень сильно отличались от предыдущего варианта Галича-Северного и были значительно ближе к первоисточнику. Оригинал текста Эльдар Рязанов получил лично в руки от Андрея Миронова (из отцовского архива). Новая «песенка про трубачей» в редакции Рязанова-Петрова стала заглавной (начальной и заключительной) в телекартине «О бедном гусаре замолвите слово», по существу сделавшись визитной карточкой этой трагикомедии..., а затем — и вовсе вошла в число самых популярных эстрадных шлягеров эпохи падающего социализма. — При том ни в титрах фильма, ни позднее (на грампластинках или дисках) фамилия настоящего автора текста ни разу не упоминалась. В большинстве случаев значилось вполне стерильное: «слова народные» или (значительно реже) авторство стихов ошибочно приписывалось Галичу.   О первом и третьем пунктах этой небольшой мистерии (буфф) можно прочитать в предыдущих статьях пассодобля: «Трубачи Александра Галича‏‎» и «петровские трубачи». Что же касается до этого «северного» эссе, то речь в нём (вполне закономерным образом) пойдёт только об одной (притом, вполне вторичной) версии трубачей декабря 1977 года — в исполнении Аркадия Северного. — Хотя (не скрою), всё это наверняка станет ещё одним поводом для (вне)очередного ...  Трубчатый этюд  эпохи за’стоя  ( ещё одно маленькое происшествие ) « Не развлекай!...(ся),    и не развлекаем будешь!.. ( Юр.Ханонъ ) Лёлик (Мосва, 1981) Н ет, конечно..., нельзя было бы назвать это какой-то неожиданностью. Песни Галича и раньше занимали немаленькое местечко в гаражном репертуаре Аркадия Северного. Правда, в основном — лагерные, приблатнённые, возможно, лишённые большей части боли и глубины, но зато спетые значительно более богато и декоративно, чем в оригинале. В точности под’стать яркому голосу и основной («зве́здной») интонации Аркадия Северного. — Но, так или иначе, путь более чем ясен. Более десятка лет Галич оставался для этого певца — звуковой средой и источником. Даже — ориентиром, внутренним... За его новыми и старыми песнями Северный эпизодически следил, с интересом слушал записи, когда ему ставили..., или доставали. Интересовался у знакомых. — На «Трубачей», кстати сказать, его навёл Рудольф Фукс, его первый «им’прессарио» (или даже про...дюссер). Он же дал (из своей тетрадки) и текст, видимо, переписанный с оригинала. В начале 1970-х Аркадий Северный пел эту песню в одном из гитарных концертов у Фукса. А затем ещё раз, семь лет спустя. — И всё же, нельзя лишний раз не подивиться этому странному, более чем странному совпадению... Записанные спустя ровно неделю после той... электрической гибели Александра Гинзбурга в парижской квартире. Эти «трубачи», такие странные, сложные, сложноподчинённые — и совсем не галичевские, в итоге. Словно пришедшие совсем из другого времени и места. Впрочем, ведь в точности так оно и было, на самом деле.   ...Домашние концерты Галича... Квартирная запись Северного... — Решительно, савояровские «трубачи» (только по какой-то дикой случайности не репрессированные в 1937 году) в поздние времена опять оказались — частью андеграунда: на сей раз советского и социалистического. Странно дело: казалось бы, какой тут может быть «андеграунд»! — всего лишь какие-то «шуточные куплетики» с фривольным текстом, и не более того. Правда, за плечами у них уже была кое-какая потаённая история... Например: военная цензура 1915-16 годов, вычёркивавшая отдельные слова и целые куплеты. А ещё — собственноручный авторский контроль (месье Савоярова), который (ради «высочайшего» дозволения к публикации) сам выбрал из сотни своих (бого)мерзких штучек и шуточек, пожалуй, самое безобидное и оскоплённое. Получилась, почти церковная десятина, в натуре... Всего-то двенадцать (а затем и одиннадцать) «самых благонамеренных» и «приличных» четверостиший из своей возмутительно-оскорбительно-анархической, срамной и обсценной песенки в сто куплетов ad libitum. — Во́т что́ это было в (неподцензурном) исполнении автора... Практически — издевательская деревенская мистерия в духе отъявленного, необъявленного и непризнанного предтечи русского минимализма.:21 «Куплеты-дуплетом» (цензура-мать)... Но увы, совсем не то́ — в опубликованном виде... Очередная скабрезная выходка Савоярова «в своём репертуаре» превратилась..., превратилась — в (почти) безобидную (почти) шутку на тему деревенского размножения военных музыкантов. Собственно, иначе и не могло быть..., товарищ маузер..., — разве что здесь..., между страниц, на заповедной территории хано́графа. Разумеется, ничего (или почти ничего) из этой нецензурной и неподцензурной истории трубчатых куплетов Аркадий Северный не знал. Правда, сам-то Галич... (скорее всего), тот знал — кое-что, немногое — из уст своего старого друга-приятеля, Сашки Менакера, доверенного ученика последних лет жизни русско-савойского «короля эксцентрики», к тому же — внука короля... И тем не менее, оно..., даже незнаемое — вольнодумное, развязное и отвязанное — словно бы выскочив из-за спины, — как чёрт из табакерки — пробило себе дорогу. В точности — туда, откуда выросло. Из-под почвы, из-под спуда, из-под глубокой инферны, подземелья и андеграунда... И тут же — прыг! — обратно в неё, на прежнее место. Словно какой-то скрытой силой воли..., не говоря уже о других силах, — крамольная и скабрезная песенка снова оказалась там, откуда вылезла и родилась.:21 — Правда, случилось это уже совсем в другой стране и под другой властью (впрочем, совершенно такой же, как и прежняя, — скажу в скобках). За окном царила тотальная советская монархия.   Как я уже говорил (где-то и когда-то), квартирная запись (двойного) альбома Аркадия Северного под каким-то затрапезным & календарным названием «Проводы 1977 года» состоялась 22 декабря, спустя неделю после гибели Александра Галича от удара французским электрическим током. — И в самом деле, ему было что «проводить» — под видом «1977». Да ведь и самому-то Северному жить оставалось совсем немного, чуть больше двух лет. — Нет, совсем не просто так здесь появились эти слова... Среди нот, среди слов, среди строк — всё это слишком хорошо слышно, видно..., — эта неделя, эти два года, они буквально светятся, просвечивают насквозь. Как дырки на старой рубахе. Светятся..., и к сожалению, слишком сильно портят общую картину. Музыку. Результат. — И даже самую возможность говорить. Судить по крупному счёту... Аркадий Се’верный (на записи 22 декабря 1977) — Как Савоярова. Или Галича, например.   И всё же, возвращаясь к Аркадию Северному (настоящая фамилия его отца — Звездин)... Хорошо. Пускай будет так... — Со всей своей маленькой очевидностью, этот человек, певший «Трубачей» во время квартирной записи 22 декабря 1977 года..., находился ровно посередине между смертью Галича и своей собственной... На неделю — после, и за неделю — до. Именно так, и я вовсе не оговорился. Всё же, у человека есть (хотя и небольшая, но) возможность выбора. Нетрудно убедиться: как у них бывает разная жизнь, так и смерть — тоже бывает разная. Иной из них умирает — даже и в последний день перед смертью не утеряв своей высшей способности. А другой — словно бы заранее, про запас готовится к акту «перемены гражданского состояния», задолго до собственных похорон утратив не только жизненные силы, но и последний остаток соображения.:53 — Именно такое (слегка депрессивное) ощущение оставляют декабрьские «проводы» — то ли 1977 года, то ли всех остальных..., оптом. Слушая голос Аркадия Северного, по-прежнему сильный, богатый и сложный, трудно избавиться от ощущения, что этот человек глубоко болен и находится «не вполне здесь», до такой степени рассеянно и необязательно его участие в собственном поступке. Особенно это неучастие чувствуется в соседстве (или сопоставлении) с полным внутренней жизни и игры голосом Александра Галича (не говоря уже о само́м Савоярове). И конечно же, болезнь Аркадия Северного — в полной мере — оставила отпечаток ступни на его «трубачах». Тоже «больных»..., и тоже словно бы проезжающих через деревню — просто так, между прочим, по пути от одной смерти — до другой. Скажем так (ради ложной красивости): на марше между Аустерлицем и Ватерлоо. Или между Шепетовкой и Дубосеково...   И тем не менее, факт остаётся фактом. Клиническим, отчасти... Вместе с хронической болезнью, двусторонней смертью и личным комплексом не’присутствия — этот альбом, точнее сказать, оба этих альбома всё же были записаны. А затем — изданы (И не раз). — Вот почему, чтобы последовательно говорить о чём-то существенном, следует оставить в стороне любую болезнь. Или смерть... Как если бы её не было.   После очередного осеннего лечения в московской клинике, в ноябре 1977 года Аркадий Северный снова вернулся в Ленинград, где коллекционер & автор-песенник Сергей Маклаков — и организовал его (вне)очередную квартирную запись с ансамблем «братьев» Жемчужных (под управлением «брата» Николая Резанова). Сначала записали альбом «Диксиленд», а затем — «Проводы 1977 года». В основном, Аркадий Северный работал в своём отработанном репертуаре: блатной песни или так называемого «городского фольклора». Пожалуй, галичевские «трубачи» (будь они исполнены более качественно) оказались бы в среде его записей — особняком, чем-то вроде странного анахронизма или жанровой вставки, ради разбавления других жанров, более привычных и ожидаемых. По селу бегут мальчишки, Девки, бабы, ребятишки, Словно стая саранчи, В трубы дуют трубачи.   — «якобы припев трубы» Солнце выше, выше всходит, И глаза ужасно режет, От орудия лучи, Дуют в трубы трубачи.   — «якобы припев трубы» Слышен голос командира: Расселять всех по квартирам! Дело близится к ночи, В трубы дуют трубачи.   — «якобы припев трубы» На полатях в ночь немного, Баб с солдатами шепчу́тся, Без тебя хоть сердцу плачь, Потруби-ка мне, трубач.   — «якобы припев трубы» А наутро, встав с постели, Бабы слёзы утирали, А в котомках, взяв харчи, Уходили трубачи.   — «якобы припев трубы» Через год в каждой избёнке, Родилося по мальчонке, В губы дуют как сычи, Тоже будут трубачи.   — «якобы припев трубы» — «якобы джазовая импровизация» По селу бегут мальчишки, Девки, бабы, ребятишки, Словно стая саранчи, В трубы дуют трубачи.   — «якобы припев трубы». — «и глаза ужасно режут»..., с позволения сказать.   В искомом альбоме («Проводы 1977 года») эти куплеты оказались — на седьмом месте (первая часть), поставленные для контраста, словно типичный жанровый ритурнель, — в аккурат после очередной песенки с говорящим названием «Наркоман, алкоголик и пьяница»... — Пожалуй, самым сильным впечатлением остаётся самое начало..., первый куплет «трубачей» — когда после маленького вступительного ритурнеля жемчужного «диксиленда-вторые-руки» Аркадий Северный впервые открывает рот. И здесь я имею в виду только его голос, сам по себе..., сложный, богатый по тембру, одновременно напоминающий и что-то из Утёсова, и Бернеса, и даже Луи Армстронга, но (несомненно) превосходящий их в сумме. И тогда поневоле начинаешь ждать продолжения: какого-то исключительного, мощного и яркого, как сам этот голос. Однако, увы. Ничего подобного не происходит. Голос остаётся таким же, а всё остальное..., по ходу движения колонны трубачей претерпевает постепенное снижение. Как под горку, шаг за шагом, нога в ногу, размеренно, чётко, неспешно... И здесь, между этих строк и шагов, безусловно, содержится главное отличие Аркадия Северного — от Галича и Савоярова: прежде всего, Авторов, Артистов, настоящих эксцентриков от бога (или чёрта), которых и сравнивать-то нельзя с любым певцом, каков бы богат ни был его голос. Ибо главное, что составляет их отличие ... (отличие, о котором и говорить-то постыдно) — это не горло, и не резонаторные функции, а голова, мысль, сознание, боль ..., — короче говоря, всё то, что составляет внутреннее содержимое их жизни. Впрочем, об этом ещё придётся сказать ниже..., — там, под горкой, куда ещё спустятся бравые трубачи... Со временем.   И всё-таки, главным зна́ком и поплавком в этой истории — пожалуй, стал припев (без единого слова). — Именно там была «зарыта» главная собака старинной савояровской задумки (даже не песенки, и не куплетов, а «обсценной сценки» или «деревенской картинки»), столь иронично и ярко подхваченная Галичем. Пожалуй, именно здесь было оставлено место для полного раскрытия замысла, а заодно и характера артиста, его индивидуальности, в конце концов, именно здесь можно было устроить некий прилавок, на котором можно было бы выложить товар, показать его лицом... или любым другим местом, по выбору. — Говоря по сути существа, самое обычное и бессодержательное (на первый взгляд) «трам-та-ра-там» содержало в себе не только главную импровизационную изюминку, но и полную свободу выбора — для каждого артиста, поэта или музыканта, который прикасался к «трубачам». Да, да. Именно о ней..., о свободе (и о нём, о выборе) я только вижу смысл говорить...   Едва услышав яркий, мощный запев (почти трубный глас) Аркадия Северного, да ещё и с кое-какой «джазовой» разбитной подачей (интонации и аккомпанемента), затем было бы вполне логично ожидать и соответствующего продолж-ж-жения..., как минимум, тоже мощного. Импровизационного. Свободного. Ярого. Яркого... — Тем более, обладая такими-то феноменальными данными (чуть не сказал: физическими). По сравнению со слабым (камерным... в прямом смысле слова) голосочком того же Галича, «берущего своё» в основном интонацией, намёком, паузой, вздохом... (но в первую очередь умыслом и смыслом, конечно), здесь с первых нот зазвучали — почти «трубы иерихонские» (пускай и слегка дворовые или приблатнённые, это уже не важно, это уже детали). «По селу бегут мальчишки...» — будто ветром их сразу сдуло, холодным гипер’бореем, — этих пресловутых мальчишек, услышавших жестокий запев Аркадия Северного. И дальше..., дальше — слегка нетвёрдое окончание первого куплета: «...словно стая саранчи, в трубы дуют трубачи»..., будто бы не точка, нет, — двоеточие там поставлено, а затем — ожидание, ожидание..., ну, и что же там будет, после маленькой паузы, вдоха, вздоха, выдоха. И вослед (особенно, если знать всю историю, пред’историю трубачей Савоярова, Галича..., и даже парфюмерно-галантерейных петровских) невольно ожидаешь чего-то ударного, мощного, а может быть, и по-настоящему джазового, — с хрипом, с болью, как у Армстронга... Или хотя бы у Гершвина... — Даже страшно себе представить, с какой дивной силой могло бы здесь развернуться это мощное северное горло, выдувая свою дивную трубу... в рамках полной свободы, предоставленной ему (обеими авторами). Какую дивную импровизацию можно было бы закатить..., целую колоду вытащить веером, карта за картой, одну за другой — от бубновой и пиковой — до крестовой... Дама, валет, туз!.. — В конце концов, даже не углубляясь в мистерии и смыслы всякие, можно было бы придумать хотя бы изобразительную картинку..., живописную..., пускай немного эксцентричную, но всё же — импрессионистскую... Не слишком мудрствуя, а напрямую оттолкнувшись от текста, — нарисовать свою маленькую меленькую «историю», как подпольный советский «джази́сто ру́ссо», дитя андеграунда. Чудом уцелевшее после того немецкого нашествия. Для начала, к примеру — изобразить трубы походные, нечто вроде завязки или затравки сюжета. Словно бы издалека, постепенно — входящие туда, в деревню... А после второго куплета, глядишь — вот они, уже здесь, рядом, пришли, родимые. Прямо перед глазами, посреди главной улицы, среди домов разгуливают, чисто — хозяева́ этой маленькой жизни. С извилистой трубой своей, блестящей. Которая «режет глаза». И уши тоже... — А дальше-то, дальше..., после сакраментального приказа командира («развести» всех по квартирам!) — сумерки сгущаются, и уже приглушённые ночные трубы «зорю играют»... Теперь они уже не такие вызывающие, но скорее — потаённые, гуттаперчевые, гибкие, почти резиновые, по избам залезают, кто куда. Ты её в дверь, а она к тебе — в окно. Ты её в окно, а она к тебе — прямо в душу... И ещё дальше, в четвёртом куплете (там, где у Галича начинается трёхэтажная кульминация на почве деревенского соития!) — здесь даже дух захватывает: как же она могла зазвучать там, ночью, на полатях (между ними) — эта невероятная труба. Например, цельно-выдутая... или, напротив, вдутая «под шумок» (под сурдинку... или наоборот, раструбом вверх) широкой глоткой Аркадия Северного. Аркадий Северный (в перерыве записи «трубачей») Пожалуй, прикрою свою трубу..., не довольно ли фантазии?.. (той, которой не было).   Да вот в том-то и дело, что не было. Ровным счётом — никакой. Сам..., добровольно отказавшись от этого припева, от импровизации, от эксцентрики или иронии, от выбора или свободы, этот певец, говоря по существу, сам указал себе место, почти катастрофическое по своей нелепости. После каждого запева Северного (как в дурной шарманке) вступала одна и та же труба: (хотя и настоящая, медная..., но оттого ничуть не менее) дурная, суконная и тухловатая..., словно из бочки только что вылезшая. Иного места такой трубе — как в сливном бачке — и не отыщешь. «А вы ноктюрн сыграть могли бы?...» — увы, нет, товарищ Маяковский. К сожалению, здесь был ну совсем не тот случай. — Одно дело — высокий поэт, артист, музыкант, даже певец..., способный превратить в искусство что угодно — включая рвоту или понос..., — само собой, для него и «флейта водо’сточных труб» не препятствие... Но в том-то и была здесь досадная незадача, что столкнувшись с настоящим, высоким образцом искусства — нет, не просто блатной песенкой или уличным припевом, — со всей тяжкой очевидностью высветил бедный Аркадий своё оконечное не’соответствие. — И ведь не просто как слово, это «не’соответствие», совсем не просто как слово... Но — как высший комплекс. Натурально, психологический и философский, если угодно. Певец с удивительной органикой, с потрясающими голосовыми данными, и всё же слишком простой «наркоман, алкоголик и пьяница» — остался вполне «при своих», на своём месте. И даже более того, скажу: он оказался слишком шикарным певцом для этой среды, значительно превосходя её по уровню... Но рядом с Галичем и Савояровым, высокими Клоунами большого искусства, он не выдержал никакого ..., нет, даже не «сравнения» — но простого соседства. Почти подросток, мальчик, попавший с улицы — на (отчасти, подпольную) сцену эстрады — то ли ресторанной, то ли квартирной, то ли садово-парковой, — взявшись за эксцентричных «трубачей», Аркадий Северный очевидно заступил за отведённую ему черту. Внутреннюю черту, разумеется. Не внешнюю... — Не знаю, далеко не уверен, смог ли бы он «осилить» трубачей на несколько лет раньше, — будучи в самом высоком своём артистическом тонусе... и не так болен... К примеру, если бы как следует, по-швабски подготовился «к уроку», элементарно «выучив текст» и затем — хотя бы немного «раскинув извилинами»: что он здесь может сделать, показать, учудить... — Но тогда, в декабре 1977, вернувшись оттуда, после очередного лечения от очередного запоя, и всё равно находясь на очевидном пути вниз..., не слишком останавливаясь, деловито или поспешно записывая «номера» — один за другим, один за другим: пятый, седьмой, девятый... Будучи в этой истории заранее и полностью ведо́мым..., почти исполнителем, и не имея внутреннего пространства хотя бы немножко поработать или помудрить (не говорю даже «порепетировать») со своими «жемчужными со’братьями» по ресторанному искусству... — Нет, нет..., пожалуй, здесь не было ни малейшего шанса. « Трубачи » (1977)   Начать хотя бы с того, что Аркадий элементарно не «выучил» текста и откровенно плавал, как (перепивший накануне) школьник во время экзамена, впервые увидевший ответ — на какой-то мятой шпаргалке. Но ещё раз повторю: вовсе не оговорки его ведут здесь к принижению (и провалу) общего результата, а — фатальное не’соответствие. — Пожалуй, в какой-нибудь простецкой и однослойной по своему уровню: «если б я был султан...» или «конфетки-прянички» подобные (слегка пьяные) спотыкания вполне сошли бы..., или даже — пришлись к месту. В конце концов, ведь и какая-нибудь смачная колдобина неплохо смотрится..., и вполне способна украсить унылый просёлок или какое-нибудь северное шоссе (мурманское, например). Но какими-то неправдами оказавшись у лица, прямо здесь, между нами... — Несомненно, Аркадий Северный, исполнив галичевских «трубачей», случайно попал (ногой) в эту искомую дырку, яму, колдобину..., — куда и провалился. Человек без среды, почти без культуры, он попросту не нашёл для себя точки опоры в этом месте и в этот час... — И не на двух стульях, и не между двумя стульями. Не профессионал, но и не любитель, у него в руках..., под руками не оказалось ничего, кроме собственной шикарной органики, физиологии, если угодно. И как всегда, сразмаху севши на неё (будто на кобылку), он залихватски присвистнул, щёлкнул кнутом и сделал звонкое «тпру», «н-н-но» — да пришпорил «родимую»: эх, прощай мама, куда-нибудь да вывезет!..   — Нет, не очень вывезла, на этот раз. Словно бы все сговорились..., и всё здесь было против... — Невыученный урок. Отсутствие работы над собой и материалом. Окружение..., такое же как он..., и худшее чем он... Говоря по существу, бо́льшую часть черновой и закулисной работы (подготовка текста, репетиции, сыгровка ансамбля и вся прочая шелуха) на этой записи за Северного сделали — другие. Тоже не профессионалы, как и он. В лучшем случае — любители, а в основном — не так, не сяк — просто советские халтурщики. Вот отсюда-то на фоне всеобщего (и равного) не’соответствия и получился результат. Тотальный. Убедительный (по самые гланды)... — Ресторанная шарманка. Или трубачи водосточных труб. Одним словом, халтура, мамочка.   Но всё же, всё же..., если отставить далеко за обочину жемчужные трубы и «шупчащих баб», оставив один голос Аркадия Северного, (без шарманки и прочих дорожных рабочих) — всё же..., есть в этой записи нечто такое, что глубоко трогает..., и делает её настоящей, невзирая на всю несостоятельность творческого результата. — И снова здесь мне придётся повторить уже не раз повторённое слово: органика. Физиология, если угодно. «Ты, Моцарт, бог, и сам того не знаешь...» Хотя, казалось бы: при чём тут «Моцарт»... — Где Моцарт, и где Аркадий? И всё-таки я повторяю, не утеряв странной настойчивости: можно не сомневаться, Аркадий явно «при чём». Именно она, органика..., и физиология (если угодно) делает его — «настоящим». Ещё одним Моцартом (если угодно). Такое ... нельзя подделать или изобразить. Казалось бы, ресторанный певец, традиционный «блатняк» ..., и всё же, опять здесь возникает тот же самый комплекс не соответствия. Экспрессивный голос, куда более сложная интонация, чем это полагалось бы в таких случаях, и главное — боль. Та, которую нельзя скрыть. Та, которая чувствуется между слов, среди нот. Органическая. Даже физиологическая (если угодно)... — Вероятно, такая, которую он сам даже толком не понимает и не осознаёт. Настоящий «экспрессионист» (как Савояров, и как Галич) на ресторанной сцене. Немного клоун... Немного трагический... Так и не дотянувшийся за всю жизнь до своей собственной маковки, как ни силился, как ни вставал на цыпочки... Разве что — после собственной смерти. В последний день, к примеру... Ну..., или в пред’последний, на худой конец... Аркадий С. с банджо и «жемчужный» трубач(ист)   В конце концов, не за просто же так... и не зазря Аркадий столько переслушал, пересмотрел и выбрал для себя дядюшку Галича (в своём репертуаре). И пел, и перепевал — не просто лагеря или уголовщину, но и его — большую боль. Как мог, как умел..., перепевал. Едва не допившийся насмерть..., временно вылечившийся, а потом снова, ещё и ещё... Этот маленький человек с громадной трубой собственного голоса, он..., стоящий одной ногой в могиле — спустя неделю после смерти Галича... зачем-то спел этих странных «трубачей»... — Что за дивная гримаса?.. Пожалуй, из этой песенки... уже — ни слова не выкинешь. И здесь, как бы ни пытаться скрыть смысл за словами, явно скрывается нечто настоящее. Перед чем и старик-Моцарт — не более чем клоун... Мёртвый клоун. — Вóт перед чем я сегодня — снимаю шляпу. Даже ту, которой не было. Никогда.   — Пожалуй, allez. Довольно «высокой поэзии»..., теперь (и без меня) всё ясно. Здесь можно поставить (как всегда в таких случаях) красную строку..., и напоследок добавить..., несколько слов — в чистой прозе.   Любой технический процесс, в котором участвует много людей (более десяти, в данном случае) — это организация. Даже такая запись, не слишком-то хорошо организованная, тем не менее, требовала глубоко эшелонированной подготовки и решения массы вопросов, без которых попросту ничего не могло бы состояться. — Пожалуй, то состояние, в котором к ноябрю 1977 года находился Аркадий Северный — не позволяет говорить об его активном участии в организации записей. Скорее всего, он высказывал пожелания, что-то выбирал, отсматривал подготовленный материал, читал «бумажки» с текстами, но не более того. Будучи центральным участником записи двух собственных альбомов, он не выступал и, видимо, уже не мог выступать в качестве одного из двигателей этих событий. Скорее всего, такими движками стали Сергей Маклаков и Николай Резанов, каждый со своей стороны. Оба (до некоторой степени) авторы-песенники, но первый в основном — коллекционер, а второй — музыкант-любитель, руководитель ресторанной джаз-банды. Разумеется, в мои планы не входит никакое (пускай, даже минимальное) отслеживание конкретной роли (или ролей) этих двух персон в составлении конкретного репертуара для записи альбома и его техническом обеспечении. Речь идёт совсем о другом обстоятельстве..., имя которому — Его Величество Архив. « Трубачи » (~1965)   — Даже самый беглый и поверхностный сравнительный анализ двух вариантов «Трубачей» (Александра Галича и Аркадия Северного) позволяет достаточно точно судить о предполагаемом источнике этого перепева 1977 года. Причём, самое ценное в этом суждении, что это была ещё одна концертная запись (с очередного домашнего выступления Галича), довольно существенно отличающаяся от общеизвестного варианта из собрания Александра Петракова. Причём, этот вариант (насколько можно судить по исполнению Аркадия Северного) — был существенно ближе к савояровскому оригиналу, во всяком случае, по стихотворному тексту. Скорее всего, эта запись (в те времена) находилась в означенной коллекции Сергея Маклакова. После должной обработки, расшифровки и аранжировки (слегка жемчужного оттенка) — она пошла в дело, разбавив (по замыслу составителей) альбом «Проводы 1977 года» ярким «жанровым» пятном (посередине). Вот ещё одна несомненная ценность, которую я вижу в этой улике декабря 1977 года. Записанный «между двумя смертями» диск Аркадия Северного позволяет сегодня судить, что существовало (и, видимо, до сих пор существует) как минимум две магнитофонные версии исполнения Галичем этой песенки, одна из которых пока не издана и (скорее всего) находится вне зоны открытой доступности. Где-то в анналах частных коллекций. А значит, — остаётся повод для ещё одного расследования... — Нет, нет..., совсем не того, о котором вы подумали...      Впрочем, это уже совсем другая ... история.

Ком’ ментариев Поль Гаварни (~1840-е) Ис’ сточников Ханóграф : Портал Лит’ ература  ( вдали от трубачей ) Ханóграф: Портал Юр.Ханон, «Мусорная книга» (в трёх томах). — Сана-Перебур: «Центр Средней Музыки», 191-202-221 гг. (внутреннее издание) Юр.Ханон. «Вялые записки» (бес купюр). — Сана-Перебур: Центр Средней Музыки, 191-202 гг. (сугубо внутреннее издание). — 121 стр. Юр.Ханон. «Скрябин как лицо» (часть вторая), издание первое (несостоявшееся и [[Неизданное и сожжённое (Юр.Ханон)|уничтоженное). — Сан-Перебур: Центр Средней Музыки & те же Лики России, 2002 г. — 840 стр. Юр.Ханон. «Скрябин как лицо» (издание второе, до- и пере’работанное). — Сан-Перебург: «Центр Средней Музыки», 2009 г. — том 1. — 680 с. Эрик Сати, Юрий Ханон «Воспоминания задним числом» (яко’бы без под’заголовка). — Сана-Перебург: Центр Средней Музыки & Лики России, 2009 г. «Ницше contra Ханон» или книга, которая-ни-на-что-не-похожа. — Сан-Перебург: «Центр Средней Музыки», 2010 г. Юрий Ханон. «Не современная не музыка» (якобы интервью). — Мосва: журнал «Современная музыка», № 1 за 2011 г. Юрий Ханон «Альфонс, которого не было» (непубличный тираж). — Сан-Перебург: Центр Средней Музыки & Лики России, 2013 г (публичный тираж). Юрий Ханон, Альфонс Алле, Франц Кафка, Альфред Дрейфус «Два Процесса» или книга без права переписки. — Сан-Перебур: «Центр Средней Музыки», 2012. Юрий Ханон «Чёрные Аллеи» (или книга, которой-не-было-и-не-будет). — Сана-Перебур: Центр Средней Музыки, 2013. Юрий Ханон «Три Инвалида» или попытка с(о)крыть то, чего и так никто не видит. — Сант-Перебург: Центр Средней Музыки, 2013 г. Юрий Ханон «Неизданное и сожжённое» (на’всегда потерянная книга о на’всегда потерянном). — Сана-Перебур: Центр Средней Музыки, 2015 г. Юрий Ханон «Животное. Человек. Инвалид» (или три последних гвоздя). — Санта-Перебура: Центр Средней Музыки, 2016-bis. Юр.Ханон, Мх.Савояров. «Внук Короля» (сказка в п’розе). — Сана-Перебур: «Центр Средней Музыки», 2016 г. Мх.Савояров, Юр.Ханон. «Избранное Из’бранного» (худшее из лучшего). — Сан-Перебур: Центр Средней Музыки, 2017 г. Юр.Ханон, Мх.Савояров,. «Через трубачей» (опыт сквозного пре...следования). — Сан-Перебур: Центр Средней Музыки, 2019 г. См. тако же Ханóграф: Портал «Трубачи» Аркадия Северного (послушать, почтить и почитать) на сайте Михаила Савоярова «Трубачи» Александра Галича (послушать, почтить и почитать) на сайте Михаила Савоярова «Трубачи» Андрея Миронова (послушать, почтить и почитать) на сайте Михаила Савоярова «Трубачи» Михаила Савоярова  ( здесь, рядом ) «Трубачи» Александра Галича  ( тоже здесь, рядом ) «Трубачи» Юрия Германа  ( и они тоже здесь, рядом ) Родня... от Шумахера до Савоярова Михаил Савояров — король & внук Ханóграф: Портал Минимализм до минимализма Дадаизм до дадаизма Анархист от — музыки Шаг вперёд — два назад Смерть и(ли) Смех «24 упражнения по слабости» (для ... любителей музыки, пива и толстых женщин) О музыкальном в’-лиянии собак «Кое-что о Даромыжском» ← см. на зад  Auteur : Yuri Khanon.    Все права сохранены.     All rights reserved. * * * эту статью может редактировать или исправлять только один автор. — Все желающие сделать замечания или дополнения, — могут смело пустить их через ту трубу... * * * публикуется впервые : текст, редактура и оформление — Юрий Хано́н. «  s t y l e t  &   d e s i g n e t   b y   A n n a  t’ H a r o n  »