Океан (Натур-философия натур) — различия между версиями

иной раз..., (сказала бы я для начáла)..., — иной раз случаются в жизни нежданные повороты, куда больше похожие на странный сон или такую же фантазию, чем на обычный поворот. Словно бы неотсюда... Или не сюда. Особенно, если ничего не просишь и не ждёшь, — так, просто стоишь в сторонке от всех, даже не глядя на протекающую мимо человеческую речку. — Как если бы в одну прекрасную минуту, читая давно известную книгу, рассеянно блуждающий нос случайно перескочил куда-то в сторону, на совсем другую книжку, открытую рядом чьей-то лукавой рукой, и... всё. — Всё! Точка! Финал! Потому что отсюда, с этой страницы начинается совсем другая жизнь. Пускай, между слов. Поперёк строк. Или на каком-то неизвестном языке. Никому не известном. Словно бы — не со мной это всё случилось... и, тем более, не с моим носом.
   ...хотя в ином случае можно и не обратить внимания...
      скажем, просто пройти мимо...^{[комм. 1]}
          — подумаешь, мелочь какая...

  Итак..., к делу (словно бы здесь и в самом деле есть какое-то дело). А оно было летом. И не здесь, конечно..., совсем не здесь, — на далёком и в меру живописном берегу Нормандии^{[комм. 2]} (о..., моя дорогая Франция!..)^[3]:215 На какую-то небольшую минуту ставшая тысячу раз родной и уединённой... в том самом месте, где и произошла вся эта история... с поворотом. Словно яркая вспышка посреди серого неба, а затем — и ещё одна, за нею следом. Мгновенная. И одновременно, долгая, как шлейф дорогих духóв.^{[комм. 3]}
   ...на запястье левой руки...
      примерно там, где я его и сейчас чувствую...
          — несмотря ни на какое время...

  И вот, значит, брожу я в полном рассеянии по (не)высокому берегу моря, вдыхая в себя вкусный морской бриз. Вокруг никого (как хотелось бы думать). Только невыразительные скалы, море и, сквозь яркие лучи, редкие прохожие тени, скользящие мимо, всегда мимо. Словно призраки людей на безопасном отдалении. Греюсь тёплым ветром, словно громадным феном, раскидывающим мои волосы во все стороны... Он падает откуда-то сверху, а затем отскакивает от земли и камней, чтобы снова упасть. И снова отскочить. Снизу вверх. И сверху вниз. Вдыхаю море и солнце. Тишина, красота и полная необязательность во всём. И ещё — морской прибой, поверх тишины и ветра. Он, кажется, надумал что-то нехорошее и неразборчиво наговаривает откуда-то снизу: будьте рассеянны. Будьте рассеянны всегда... Так надо.

   ...И вдруг, незнакомый голос у меня за спиной...^{[комм. 4]}
      ...как гром среди ясного неба...
          — или почти как гром...

  — Я-вот стою́ здесь, наблюдаю за тобой...,
            а не желаешь ли у меня сняться, красавица?

  Вопрос, конечно, не для разогрева: сразу с места в карьер. Время разгона — девять секунд, как говорится. И сразу поехали дальше. — Не испытав ни малейшего воодушевления, оборачиваюсь и вижу перед собой чёрно-белого..., или почти чёрно-белого человека, словно сошедшего с экрана. Всё как в старом кино:^{[комм. 5]} седого, незнакомого, пожилого..., даже очень пожилого. На кого-то неуловимо похожего..., кого-то напоминающего, как всегда. И в довершение всего — безупречно элегантно одетого, в чёрном костюме, в очах чёрной роговой оправы, опираясь на такую же чёрно-белую трость...
   ...Всё как полагается в подобных случаях...

  Стараясь пропускать мимо ушей два смысла ускользающих двусмысленных слов, довольно сухим тоном (по крайней мере, мне так кажется) отвечаю почтенному месье, что он, видимо, немного ошибся адресом. Потому что, если говорить прямо, я вообще не снимаюсь, во всяком случае, до сих пор в своей жизни ещё ни разу не снималась, а потому и снять меня нельзя... Впрочем, как мне кажется, большой беды для него в этом нет. Потому что людей на белом свете очень много..., и без меня в миру (или в мире) громадное количество моделей и актрис, которые только о том и думают, чтобы у кого-нибудь, где-нибудь или с кем-нибудь сняться..., — а затем отворачиваюсь и пытаюсь продолжить прерванное дело.
   Достаточно важное дело, между прочим.
      Вдыхать море и солнце. Разбавленные ветром...
          — не всякий год такое удаётся...

  Однако, и незнакомец продолжает своё чёрно-белое дело, словно бы приняв мой ответ к свéдению, но не обратив на него должного внимания.
  — Это уже было тысячу раз. За столько лет надоели трафаретные модельные лица, они ведь все — как близнецы, на одно лицо. И не только лицо.^[5] Блестящие и лоснящиеся, вылизанные во время предпродажной подготовки физиономии, бесконечные фотографии актрис, на которых они все, почти все выглядят как дорогие проститутки..., а некоторые даже — не дорогие. И всё в них пустое, надувное, неестественное, ни капли живости, природы, породы, чистоты, красоты... Пустые глаза, отработанная привычка «иметь вид», тонны макияжа, за которым может скрываться всё... И скрывается. Там можно найти всё, что угодно, но только не лица, не лицо.^{[комм. 6]} Нет..., я уже слишком стар для таких шуток, слишком долго живу на свете. Наконец, я попросту устал от них... Прогуливаясь, прихожу на бережок. И что я там вижу? Я вижу там тонкую, очень худую девушку с полузакрытыми глазами. И с лицом, вóт чтó главное. Пускай, слегка угловатым. Чуть неправильным (у них, у моделей так не полагается). Без макияжа и наделанного выражения. Ничего лишнего, только красота и всё, что мне нужно... для моего дорогого аромата.^{[комм. 7]}

  На этом его пространная речь прервалась, и он с какой-то полудвусмысленной полу’улыбкой уставился на меня. Было прозрачно ясно, что уходить он не собирается и, очевидно, ждёт продолжения диалога. — Следуя правилам чистой вежливости, я поблагодарила его за доброе слово (в конце концов, ведь всякое разное можно встретить в летний день на берегу моря, тем более, вот так запросто, из-за спины...) и почти без интереса спросила, не хочет ли он, в конце концов, представиться: кто же он такой, этот уставший от светской жизни месье в чёрном костюме...
   В такую-то жару. Да ещё и на ветру.
      На берегу моря. Даже почти океана, если приглядеться...
          — наверное, с этого следовало бы начинать...

  Он ответил тут же, как-то очень просто, даже обыденно: как будто ответ у него был готов заранее и наизусть выучен. Ответил — и протянул мне вместо приветствия руку, почему-то ладонью кверху:
  — Джорджо Армани, модельер.
  — А я Анна, пианистка. И художник.

  — Вот и прекрасно, я так и думал. Значит, по рукам, снимешься у меня?.. Мне нужно твоё лицо для моего будущего «Океана».^{[комм. 8]} Мы тебя сильно не задержим. Ведь ты всё равно ещё не собиралась уходить. Буквально несколько кадров. Для «Океана» (последние слова он как-то особенно повторил, словно бы все на свете должны знать, чтó это за чудесное явление, его «Океан»). Вы с ним очень похожи... Практически, одно лицо. Музыка, любовь, красота, глубина, тишина, мощь и нежность, — всё вместе.^{[комм. 9]} И всё здесь. Всё, что мне нужно. И вот так — просто! На берегу канала..., моря..., практически, океана! Дивная находка. Ну что, сделаем небольшую сессию? ...пожалуйста...

  После такой аннотации, представленная самому «Океану» (в маленьком флаконе), конечно же, я с улыбкой — отказалась. Точнее говоря, сказала, что нахожусь совсем в другом состоянии и не готова «позировать». Полностью занятая солнцем и ветром. Он же, точно с такой же улыбкой, не обратил на мой отказ никакого внимания. И только пробормотал, что-мол, позировать и не нужно. Всё и так готово для съёмки...

  — В таком случае, давай прямо здесь и сейчас, не откладывая... Здесь есть всё, что нужно, — и прямо тут, на берегу.

  Поймав мою лёгкую улыбку, чёрно-белый джентльмен даже слегка просветлел (видимо, от звука собственных слов), поняв её как моё согласие. Сделал пару шагов назад и принялся разговаривать по телефону с неким, очевидно знакомым ему человеком (это было очень слышно по тону), которого называл, кажется, Фабио. Не прошло и четверти часа, как дежурно улыбающийся фотограф прибыл на место, а спустя ещё несколько минут — странно сказать, всё кончилось. Синьоре Армани больше ничего не говорил и выглядел совершенно удовлетворённым, словно бы получил всё, что хотел... Нужно так понимать, что объектив его бравого фотографа смог поймать разом и всю «музыку океана», и ещё «океан музыки» впридачу, и даже самый настоящий «pur océan d’amour». И всё это бес’конечное богатство — удалось втиснуть (как старого джина) в один маленький флакон, — а затем накрыть его крышкой... Флакон с духом (не духáми).^{[комм. 10]} Таким же необыкновенным, реальным своей нереальностью, словно прекрасный сон..., или послеполуденный отдых (ни слова о фавне)^{[комм. 11]}... В конце концов, как дурман тропических орхидей..., между скал... на берегу океана.

   Пожалуй, теперь меня ещё и спросят...^[8]
      к чему я начала этот разговор, «девять лет спустя»...^[9]
          — или даже двадцать пять, может быть...^{[комм. 12]}

  ...а я, пожалуй, и отвечать не стану. Зазря. Потому что он..., этот маленький анекдот..., в смысле, случай из реальной жизни, — совсем не обо мне, конечно..., и даже не о старом чёрно-белом месье Армани, от которого остался лишь полустёртый аромат сожаления (между скал, на берегу моря)..., а о том, есть ли у океана лицо...^{[комм. 13]} Или напротив, есть ли у лица океан...^[10]:598 — ...ибо, как сказал (по секрету) один добрый господин: «...океаном нельзя стать... или сделать такой вид... — им нужно просто быть...»

из-за спины   

1. ↑ Как правило, они в точности так и поступают. Каждый день. Не обращая внимания и проходя мимо. — Мимо всего. И в первую очередь, мимо самогó себя, разумеется.
2. ↑ Название конкретного населённого пункта пропускаю..., из чистой деликатности. Но более всего потому, что оно никому ничего не скажет (кроме меня, вестимо). А если кто-то будет настаивать, скажу просто и скупо: можете считать, что это был — Онфлёр..., почти. Хотя некая известная книга в тот год ещё не вышла в свет..., и я о ней тоже ничего не знала.
3. ↑ Тем более, что о них, моих дорогих, и пойдёт сейчас речь, пускай даже издалека, хотя бы слегка коснувшись, но всё же — о них, моих дорогих.
4. ↑ Как всегда, представьте, что имеете дело с синхронным переводом. Или, на худой конец, бегущей строкой где-то внизу, под кадром. Ясное дело, голос за кадром (вернее говоря, за спиной) — мужской, и говорит он совсем не на русском языке, однако в данный момент не это важно.
5. ↑ В точности так: кино... И вероятно, очень старое. Плёнка с царапинами, мелькающими вдоль изображения. И звук слегка плывёт..., то ли на морском ветру, то ли — от неожиданности.
6. ↑ Прямо скажу, довольно неожиданно услышать такой откровенный монолог из уст человека столь светского, который, как мне показалось, своими же руками и создал вокруг себя атмосферу актёрства и модельности, чтобы не сказать, искусственности — причём, не только по роду своей деятельности, но и по склонности. Ещё раз напомню, мсье Армани — модельер, всего лишь модельер. Плюс ко всему, его именем представлена непомерная по длине и пространности линия декоративной косметики на любой цвет (и вкус) — вот уж где самые настоящие мегатонны макияжа с соответствующим запахом. Однако печаль его, досада и проскользнувшие резкие выражения, всё-таки, сгоряча излитые на «тонны» людей-манекенов, — несомненна. Она может быть сведена к одному единственному слову: старость. Создавать красоту для красоты — одно дело, а полсотни лет наблюдать, как твои творения применяются — немножечко другое. Тем более, когда за этим занятием проходит вся жизнь (помавая на прощание длинным шёлковым шарфом). И про актрис, моделей..., конечно, он и сам сказал, что настоящие актрисы, которые оказали ему честь стать лицами ароматов или костюмов, они совсем иного склада и совершенно живые, с лёгким ювелирным макияжем, который отличается от остальных своей невидимостью и естественностью, только лёгкий оттенок рассвета или загара на коже. Но таких единицы..., а может быть, всего одна единица, и он сам с ней обо всём договорился (за кулисой, вестимо). Вероятно, я сейчас имею в виду Кейт Бланшетт. Прекрасную единицу – на самом деле.
7. ↑ Дорогой аромат..., и в самом деле, аромат не только дорогой, но и роскошный своим внутренним настроением, характером. И здесь мне лучше бы умолкнуть, дав слово одному рекламному «критику» этого чудесного джина во флаконе, ясное дело, в под...строчном переводе : «...освежающий мерцающий парфюм... <...> абсолютной чистоты и свежести, который словно переливается всеми оттенками чистых изумрудных морских нот. <Аромат> ...является современным воплощением ви́дения Джорджио Армани элегантности и подлинной женственности, которая его вдохновляет. «Ocean di Gioia» создан для живой женщины, естественной и ослепительной, находящейся в гармонии с собой...» – Ну что ж... Очень приятно про’честь и пред’ставить, и ни единого выпада или тычка в глаз (не в бровь, а прямо в нос). Только и хочется пожелать всем критикам на свете быть столь же благожелательными и щедрыми на доброе слово и, всё-таки, оставлять за собой приятный аромат, а не какой-то другой запах...
8. ↑ Очень красивое (пред)определение — Океан будущего... «Океан радости, океан гармонии, океан красоты, океан любви и музыки». Да как я погляжу, месье Армани — настоящий романтик..., и как все романтики любит подслушивать чужие мысли, например, мою́..., что океан — не только вода, (целый океан воды!) а куда больше... Нравится... Нравится до немого восторга, до онемения, до о-це-пе-нения. Потому и выхожу скорее из дома (прочь, в океан), и отправляюсь на берег, дышать солнцем и волнами. Но перед тем..., перед тем добавлю ещё небольшую немую справочку (словно бы не мою, историческую), чтоб не позабыть в суете. «Ocean Di Gioia». Он появился в 2020 году и дополнил коллекцию ароматов «Acqua di Gioia», куда, кроме «Водопада» и «Океана», входят «Свет» и «Земля».
9. ↑ У меня чуть не вырвалось: «в одном флаконе»..., но я удержалась, к счастью.
10. ↑ Несколько уловимых мгновений о помянутом всуе аромате «Ocean Di Gioia», об этом дивном духе, который занял красивый нежно-голубой флакон под вычурной крышечкой в форме камня, (не оттуда ли, из Нормандии?) оглаженного ласковыми волнами. — Несмотря на то, что с виду армановский «Океан» кажется прохладным и отстранённым, глубоко внутри он — тёплый цветочно-фруктовый фейерверк; но, конечно же, с основным акцентом морского бриза. Решение, прямо скажем, отнюдь не трафаретное с точки зрения парфюмерной классики. — Однако обо всём по порядку, ведь раскрытие, рождение аромата всякий раз — маленькая мистерия, летучий эфирный спектакль из жизни. Едва открывается крышечка и в воздухе зависает шипучий шёпот дозатора, из флакона с хохотом вырываются солнечные вереницы ярких и сочных цитрусов под ручку с томной и спелой теплотой душистой груши, а затем стремительный дух Океана проносится над цветущим садом жасмина, прекрасных роз и нежных ландышей, напоследок оставляя за собой свежий, морской и пряный шлейф древесного сандала и чувственного мускуса... Пленительная и пленяющая картина солнечного ленивого утра на берегу океана. — Океан, ведь, это не только вода, много воды, это гораздо больше, бесконечно и безгранично...
11. ↑ А если и (до)молвить словечко о фавне, о «L'Après-midi d'un faune» или, говоря по-русски, «Послеполуденном отдыхе фавна» — то, конечно же, придётся иметь в виду симфоническую поэму Клода Дебюсси, но никак не балет... Сейчас поясню, почему так. Заглядывая в океан, в его волны под горячими порывами ветра, — раскалённого ветра, от которого картинка начинает плавиться словно шоколадный мираж, перед глазами всплывают совсем иные персонажи, не балетные нижинские в пачках и трико, а совершенно иного рода «пá», поэтичные, изящные, полётные и неуловимые..., словно в танце «...Ici le Ciel rencontre la Mer...»
12. ↑ В конце концов, разве можно хотя бы на минуту установить какой-то срок? — ведь время продолжает идти, скользить, ускользать. Как говорил прекрасный Альфонс: «я никак не могу назвать вам свой возраст, мадам... Он постоянно увеличивается».
13. ↑ И напоследок, — ещё одна (маленькая) загадка. Очень маленькая, меньше не бывает... Настолько маленькая, что её и не видно отсюда. Хотела бы я спросить у авторов, придумавших и составивших аромат «Океана», — этого внезапного взрыва (сфорцандо!) на клавиатуре Нормандии. — Две дамы (прекраснейшие во всех отношениях), несомненно, виртуозы и профессионалы своего ароматного дела..., два известнейших парфюмера Марипьер Жюльен и Соня Констант. Казалось бы: откуда бы здесь взяться океану... цветов и фруктов. Они, не имевшие со мной знакомства. Ни разу не говорившие со мной. И даже не видевшие меня. Как они смогли догадаться о моей пожизненной любви к цитрусам, грушам, ландышам, жасминам и розам? — Составляя из них... океан. Не не загадка ли, после всего.