Мерцающие девицы, ос.52 (Юр.Ханон)

« Мерцающие девицы »           для тубы и певицы, oc.52 дважды автор : Юр.Ханон            & Юр.Савояров ← Смутные п’есы Три одинаковые сонатины → Ханóграф: Портал Веселится и ликует весь народ  По крайней мере у всех прогрессивных меломанов Петербурга для ликования седьмого ноября есть несомненный повод — ведь в этот день в Камерном зале Капеллы (что на Васильевском острове) известный композитор Юрий Ханон открывает второй цикл своих знаменитых «Ханинских чтений».  Несмотря на то, что творчество Ханона с каждым годом получает всё большее международное признание (он — обладатель «Евро-Оскара» за 1988 год; музыка его балета «Шагреневая кость» и цикл «Пять мельчайших оргазмов для фортепиано и мелкаго оркестру» минувшим летом были отмечены специальным призом на международном музыкальном фестивале в Панаме), на родине творчество Ханона известно ещё недостаточно широко.  Премьера нынешних чтений — «Мерцающие девицы для тубы и певицы», которые исполнят тубист Шуман по фамилии Вагнер и прекрасное лирико-колоратурное сопрано-инкогнито. «Средние песни для двух лиц и гобоя» будут исполнены при участии лауреата Всесоюзного конкурса, гобоиста Владимира Скляренко. В концерте также выступит лауреат Международного и Всесоюзного конкурса, обладатель вдумчивого баритона и восхитительных «квази-скрябинских» усов, певец Андрей Славный.  Помимо усов Славного, Александр Скрябин будет представлен в чтениях своими Поэмой (ор. 59 № 1) и Пятью прелюдиями ор. 74. Их исполнит сам Юрий Ханон.  В концертной части чтений прозвучат также <четвёртая> Гноссиена Эрика Сати и ханинские «Подношение Куперену» и «Песни во время еды».     Начало чтений — в 19 часов 30 минут. — Кирилл ШЕВЧЕНКО ( «Смена», 6 ноября 1991 )  Мерцающие девицы  ( для тубы и певицы ) ос.21, сет. 191  (~ 21’30” ) ...и всё-таки: тýба или трубá?..,   хотелось бы уточнить, наконец.:8 ( Юр.ХанонЪ ) мерцающие в...дали Д ля начала, они были — последними. И не просто последними, а со всех сторон последними. Почти последними, совсем последними и — сáмыми последними. Возможно, даже последними из последних. А потому..., сразу же, для начала, в первой же строке... образцово & показательно прошу прощения (в полной пустоте, разумеется). За что, прощения? — Очень просто. Судя по всем признакам (как прямым, так и косвенным), я запоздал — совсем слегка — с этим делом. Вероятно, ужé навсегда. Тем не менее, продолжу, окрылённый предыдущим феноментальным успехом... — По много...численным просьбам трудящихся. Вернее говоря, по письмам тунеядцев. А ещё вернее, по заявкам сотен бойцов не’видимого фронта (и тыла). Сотни требований, пожеланий и заявлений: спустя тридцать лет вернуться к мерцающим девицам. Незаслуженно забытым. И преждевременно брошенным. — И вот, наконец-то, мне удалось: улучил несколько минут. И зашёл сюда буквально на пару часов, чтобы в последний день успеть сказать за неделю несколько слов (по одному в месяц) о своём последнем вокальном цикле. И не просто последнем, а — сáмом последнем... Равно как и концерт, на котором он (не) был исполнен. Тоже последний. И не просто последний, а — сáмый последний. Чудом не отменённый. И состоявшийся 7 ноября 1991 года. Впервые и в конце концов. Премьера и закрытие одновременно. Триумф и провал. Открытие и закрытие. Прозрение и ерунда. — Единственное исполнение: первое и последнее... за последние десять, двадцать, тридцать, сто лет(ник). Прекрасная импровизация... Чудовищная чушь... (Первое или второе?) В конце концов, обои... в кабинете префекта.   Итак, я сказал: «Мерцающие девицы» для тубы и певицы. И ещё сказал: первое и последнее исполнение, единственное за сто лет. Или за двести (плевать..., в смысле, без разницы). А ещё вернее — за тысячу. Такое вот исполнение: единственное, первое и последнее. И вдобавок, ещё и «признанное небывшим» (исполнение). Как царствие Анны Леопольдовны, например. И сына её, Антона Ивановича. Тоже первого и последнего... Тут, кажется, и без меня всё ясно (как б. день). Вот и концерт, в общем, тоже последний (хотя и не первый, к сожалению). Не первый, но последний. Состоявшийся 7 ноября 1991 года. И тоже признанный небывшим. И чтó тут ещё можно сказать?.. Мне кажется, этого вполне достаточно. Информация ис...черпывающая. И девицы. И концерт. И в самом деле: чтó ещё о них можно сказать, если обои они — небывшие. Да ещё и последние. почти туба (без певицы) И не просто последние, а последние среди последних...   Разумеется, не сам концерт..., и, конечно же, не сами девицы со своим загадочным (до поры) «мерцанием» сделались причиной тому, что они стали «последними». Так или иначе, но этот автор уже принял принципиальное решение — сократить до возможного минимума непродуктивные траты на суету и пустые межчеловеческие контакты, чтобы перейти на единственно целесообразный, герметический образ жизни. Только неуклонная работа в обществе самого себя, карандаша и бумаги имеет способность принести реальное приращение канонического искусства (будь то музыка, живопись, литература или другие материалы) как основной формы овеществления доктрины. В противовес суете. Единственный и последний. — Что же касается до концертов, то они приводили только к непродуктивным тратам и увеличению числа оперативных столкновений с мелким человеческим хламом, начиная от необходимости преодоления косной среды и кончая систематическим противодействием со стороны ленинградских около’музыкальных кланов. — Между тем, ещё оставались формальные варианты (как и во всякой ситуации). Отказ от публичной деятельности мог происходить в разной форме..., или, по крайней мере, в разном темпе. Проще говоря, дверь за собой можно было захлопнуть сразу, закрыв её на старый ржавый засов; но можно было и потихоньку, да ещё и оставив небольшую щёлочку для каких-то гомеопатических связей. Именно концерт 7 ноября 1991 года, проходивший в окружении саботажа, мелкой подлости и небрежения сопутствующих обывателей, как результат, привёл к жёсткому и скорому варианту сворачивания почти всех внешних контактов.:3-5 — Что же касается до «Мерцающих девиц», то они оказались только розовым поплавком, недвусмысленно показавшим, что поклёвки идут со всех сторон: снизу, сбоку и даже откуда-то сверху. С «этим делом» нужно было кончать, и желательно, не откладывая...   Написанные менее чем за два месяца до концерта (в сентябре 191 года), «Мерцающие девицы» также стали последними в ряду «публичных песен» (немалом, между прочим), — на своём уровне закрыв ту же самую дверь..., или диалоговое окно, если так более понятно. Всего два исполнителя: туба и певица. Даже на первый взгляд, автор на сцене не присутствует. Жёсткая узнаваемая интонация, намеренные и случайные повторы и само’повторы, а также периодически возникающие инъекции текста от первого лица, пожалуй, только подчёркивают общий эффект отсутствия. Кирилл Шевченко (1992) Ставший на тот момент необходимым и достаточным.   Косвенным образом, премьера «Мерцающих девиц» отсекла (хотя бы теоретически возможный) вариант продолжения концертов при отсутствии автора. Очевидным образом, они не имели ни качества, ни движения, ни ценности (прежде всего, в силу того же небрежения и мелкой подлости обывателя). И здесь также не случилось ни малейшего промаха... или осечки, как любил говорить Альфонс.:23 Во всех формах своего существования: и в словесно-музыкальном тексте, и концертном исполнении, — «Мерцающие девицы» полностью закрыли тему непосредственного общения или обращения с публикой (между прочим, нашу наследную, савояровскую). С той поры она уже не представляла собой отдельного интереса, только мусор, который подлежал скорейшему списанию в расходный материал Карманной мистерии, предусмотренный ещё в предварительном и, тем более, в окончательном скрябинском варианте. Готовить для него какую-то «специальную публику» (как поначалу хотел и сам Скрябин) не имело ни малейшего смысла. — И прежде всего, по яркой наглядности экстремального контраста между поистине чудовищными затратами и ничтожным результатом. Имеющий глаза — да услышит. Безусловно... Такое мерцание обладает высокой способностью убеждать... Краткий отчёт в безотчётности   Вот ещё один прекрасный шаг в искомом направлении: прекратить давать концерты. Звучит очень значительно, особенно если учесть, что в ЛИЧНОЙ форме я их начал «давать» только полгода назад, весной. И тем не менее, почти actum почти est.   Прекрасный побуждающий мотив — примитивный саботаж администрации концертного зала Боссе, скорее всего, по прямому указанию из кабинета или туалета Союза Композиторов (благо, он тут недалеко). О чём я говорю? — а снова об афишах. По словам искренней директрисы зала, они не были готовы до субботы, а едва изготовившись — почти все исчезли в неизвестном направлении. Волшебным образом, результат достигнут: афиш в городе нет, и про концерт никому не известно. А значит, билеты продаются вяло, и появляется отличный повод устроить мне обструкцию, а затем указать на дверь. Тем более настораживало, что это была далеко не единственная странность в ходе артиллерийской подготовки моего (последнего?) концерта.   И вот, сегодня я зашёл в <особняк> Боссе и расследовал это дело прямо на месте. Буквально за десять минут нашёл афиши, припрятанные внизу, под столом и запертые в кассе зала, где они и отдыхают до сих пор, когда до концерта осталось два дня. Выловив такую тухлую рыбку, я поднялся наверх, взял вонючую директрису за грудки (крашеная блондинка по имени Агнесса), и сильно её вытряс в самых крепких выражениях (таким образом, лишний раз подтвердив известный ленфильмовский тезис, будто бы «Ханин — хам»). Правда, результаты такого вытряхивания оказались минимальны, поскольку (по определению) вытрясти из номенклатурной шлюхи не просто нéчего, но даже и ничегó не надобно. А потому я ограничился программой минимум: доверительно сообщил ей, что это последний концерт в их ресторан-вагоне — и пошёл вон на улицу собирать осенние мухоморы.   Улица эта называлась Четвёртая Линия <В.О.>, и моя четвёртая линия снова состояла в том, что каждый должен заниматься СВОИМ делом. А моё дело, как известно, находится не в кабинете номенклатурной бабы Агнессы, а здесь, в пяти шагах от кресла, где я сплю и в семи шагах от стула, где я пишу эту биографию Ленина.   Ной — не ной, а все пустые концерты не стóят одной партитуры, даже пустяковой.   Итак: последний концерт. Пожалуй, я ещё готов продолжить — но только в «безличной» форме, без моего участия, когда большой зал, оргáн, оркестр, дирижёр, массажёр, ухажёр и тренажёр, а я на сцене не появляюсь совсем. Это в идеале. Но и такая готовность, думаю — ненадолго. Если они продолжат свои пошленькие интриги в том же марлезонском духе, — adieu, пускай дальше живут без меня (ведь они этого хотели).:3-4 — Юр. ХАНОН ( «Мусорная Книга», 4 ноября 191 )   Подытоживая сказанное (выше), и поневоле приходим к выводу почти метафорическому по своей тональности. Не будучи задуманными как таковые, в силу тесного сплетения ряда внешних и внутренних обстоятельств переходного периода (1991 год) «Мерцающие девицы» стали последними из последних как результат возможного резонанса. — И здесь автор предстаёт как заправский интуитивист, поскольку он сам неоднократно называл свой вокальный цикл для тубы и певицы — резонансным (а также резонирующим и резонёрским), почти не затрудняя себя пояснить собственное определение. Тем самым, оно приобретало некий общий характер, пригодный для косвенного толкования и действия в разных смыслах: чтó, собственно, и произошло в промежутке между 2 и 8 ноября 1991 года. А если брать немного шире, то в масштабе от полугода до трёх лет (1989-1991). — И здесь, пожалуй, не обойтись без маленькой мерцающей справки в стиле «времён и нравов»..., поскольку мало кто сегодня представляет (и может представлять) анархический переходный характер того периода, когда прежняя тотальная власть территориальных и ведомственных кланов, устоявшихся и сцементированных за годы застоя, постепенно оплывала и разрушалась, а новой, поверх неё — ещё не наросло. Причём, особенно чётко это видно сегодня, отсюда, гдé мы теперь находимся. с высоты термидора Как говорится, с высот нашего местечкового термидора...   Это... маленькое время возможностей длиной всего в год-полтора представляло собой едва заметный зазор..., или узкую щель, трещину или даже трещинку, пробежавшую между тесно прижатыми друг к другу кланами после небольшого землетрясения. Редкий, даже редчайший момент, когда уродливые полипы государственной машины (в лице её верных винтиков, разумеется) — поневоле — ослабляют свои липкие щупальца. Момент как всегда: нежданный, краткий, смешавшийся и смешанный, почти смешной, скоротечный и скоро втягивающийся обратно, в прежнее своё состояние. Нет, не разрушение. Не деструкция. И даже не дезорганизация. Пожалуй, точнее всего было бы назвать этот скоротечный момент — замешательством или растерянностью... Не сразу и обнаружишь, не вдруг и поймёшь. Словно старое еловое бревно невесть откуда свалилось в густое и вязкое болото, блато, сплошь затянутое тиной, грязью... и ещё какой-то людской плесенью. — Внезапный шум, вонь, брызги во все стороны. И снова гулкая тишина, только вертикальные волны расходятся вокруг и качается мутная ряска. И ещё..., совсем ненадолго, на несколько мгновений — как будто ниоткуда на поверхности показывается тонкая тускло мерцающая полоска, едва уловимая трещинка чёрной воды, очистившаяся от покрывавшего её налёта. Последняя из последних. Как тонкое напоминание о чём-то небывалом, невозможном или небывшем. Минута, другая..., и разошедшаяся плесень снова начинает смыкаться, затягивая воду прежним жухлым ковром. И вот, спустя какие-то полчаса на месте узкого водного зеркала остаётся только едва приметная трещина: место, где слой прежней тины ещё не столь толстый как прежде. Но и это пройдёт, очень скоро...   Кое-кто хотел бы спросить, — ну, и к чему же здесь привешена столь живописная картинка из жизни лесного болота..., в духе какого-нибудь поленовского или лядовского «Волшебного озера»? — Извольте, сейчас освещу. К середине осени 1991 года, поняв, что всё в (прежнем) порядке и никакие устои эпохи развитого социализма не будут поколеблены, привычный клановый пейзаж ленинградской «культурной» жизни понемногу успокоился, справившись со временным замешательством. — Пускай уже без «дорогого товарища Брежнева», но хозяева останутся прежние и всё решать будут как раньше..., — малая трещина чёрной воды между застарелой тиной понемногу начала стягиваться, вместе с собою закрывая и зеркало возможностей. Какие концерты без нашего дозволения? Какая музыка вне клана? — отставить! Разговорчики в строю!.. Больше послаблений не будет. Возвращаемся на два шага назад..., отныне и впредь «всё будет как при дедушке». Эти полтора-два-три года малой передышки, замешательства кланов, небольшого ослабления государственной машины, только они и позволили мне — волей случая — просунуть ногу в щёлку немного приоткрывшейся двери. А иначе, не было бы никаких дней затмения, и никаких концертов, и ни одного возмутительного интервью, противу всех правил... В условиях плотной, исправно работающей клановой системы все они были бы попросту невозможны. Ну..., был такой студент консерватории, исключённый в 1985 году. И всё. Собственно, даже и сáмого имени его теперь бы не было. Никто бы его не знал. И не помнил... — Впрочем, что за странные оговорочки: почему я сказал: «бы»? — Никаких «бы». Это уже было. И уже есть... Буквально как сегодня... Или вчера. Краткий отчёт по безотчётности   Кажется, дело кончено, завтра всё же концерт. Последний, хотелось бы думать. Кто и сколько будет в зале — пока не ясно, впервые у меня такая беда... Хотя даже без афиш каким-то чудом продано сто билетов. Это почти треть зала. Сегодня Шевченко, спасибо, выручил — обубликовал заметку о завтрашнем концерте в свою «Смену». Впрочем, «враги народа» и вредители из особнячка Боссе тоже не дремлют. Андрей говорит, что они даже в кассе напрямую билеты придерживают, говорят, «всё продано» и продают через два на третий, чтобы инсценировать «провал комедианта». Впрочем, это всё шелуха. Пустое и пустое, как они сами. <...> А вот чтó не совсем шелуха: к примеру, Света Сумачёва подлинно ужасна, воет как уссурийский тигр, всё мимо нот, путает слова и темпы, да ещё вдобавок чихает и сморкается вместо хотя бы минимального мерцания и подсветки. С таким героическим набором «Мерцающие девицы» выглядят как читка с листа в муз.училище и завтра, наверное, Сумачёва громоподобно провалится — причём, вместе с тубой. Впрочем, это уже не моя проблема и не моя история. Хотя и не радует, конечно. Хотелось бы в последний концерт хлопнуть крышкой. Или хотя бы вылететь в тубу.:4-5 — Юр. ХАНОН ( «Мусорная Книга», 6 ноября 191 )   Разумеется, это чистейшая случайность, что именно «Мерцающие девицы» (тогда и сейчас) оказались первыми (чтобы не сказать: крайними) в числе этих последних из последних. И тем более игра (злого) случая, что мне пришлось взять их (не выбирая) в качестве повода и материи для ветхой как этот мир темы противо’стояния между лицом и кланом, вечного ухода и возвращения Заратустры. Младшим братом которого стал сдавленный изнутри до шёпота Je retire Эрика.:67 И здесь уже я сам, находясь в полном одиночестве, вынужден закончить этот старый диалог, да ещё и — здесь, казалось бы, в неподходящем для того месте, пытаясь не утерять нить в разговоре с самим собой. — Конкуренция за место, продвижение по службе, карьера внутри клана, борьба за деньги, заказы, личное благополучие, авторитет, славу и прочую шелуху: квартиры, машины, женщины, поездки, пляжи, дети, собаки..., — ещё с подросткового возраста я с недоумением смотрел на эти обычные атрибуты человеческих ценностей. Жизнь здесь и сейчас. Бесцельная суета и ничего больше. — И точно так же казалось какой-то глупой причудой, что эти «столь крупные людишки» из творческих союзов, заслуженные деятели искусств, лауреаты ленинской премии, комсомола, мукомола и костолома, — способны всерьёз и без понуждения заниматься интригами... И против чего (кого)? Заниматься подкопами и запретами каких-то нелепых концертов («ханинских чтений»), которые даже сам автор не принимает всерьёз, но только — как намеренную провокацию или опыт. Чернушенко. Успенский. Петров. И даже сам велiкий Сидоров (с евоной козой). Всерьёз пыхтят, пытаются выдумывать козни, противо’действовать. Вытеснять. Не позволять. Не пущать... — Разумеется, никогда я не стал бы столь глупо и непродуктивно тратить силы на человеческий мусор и суету. Бороться за какое-то место (и где!.., среди них, что ли?..) Сопротивляться давлению. — Эй, вы всерьёз хотите, чтобы я не давал концертов?.. Нет ничего легче! Получите свой результат. — И впредь считайте, что меня больше нет. Удивительно, но мой простейший «трюк» сработал. И в самом деле, они получили что хотели. И даже успокоились, потому что меня — в их зоне видимости — больше не было. дорогие товарищи Похоже на маленькое волшебство. Или детскую сказку...   Тогда же, по следам последнего концерта я набросал первый вариант своего последнего «ответа» этим дорогим товарищам (начисто этот текст датирован ровно годом позже, поскольку публиковать его я не собирался, то и торопиться было, вроде бы, некуда). — Назывался этот фундаментальный труд «Почему я останусь в тени (очевидное объяснение)». — Пересказывать не стану..., потому что это бес...примерное творение мирового разума, как минимум, дважды есть в свободном доступе. В том смысле, что сегодня (есть). Сегодня: четверть века спустя. Но не сразу же, в ноябре 191. И не вчера, в ноябре 201. И не послезавтра, в ноябре 233. — Но тогда, осенью и зимой 1991 года мелочные кульбиты Андрея Петрова и прочих «деятелей» отечественного искусства остались неотвеченными. И даже более того: забытыми. Полностью занятый своими магистральными работами (а тогда у меня на столе лежала очень трудная пятичасовая партитура «Перелистывая людей», малая тренировка для будущей «Карманной Мистерии»), я попросту выпустил их из памяти. На два десятка лет. Оставив — на предполагаемое послезавтра, наставшее сегодня..., когда (исключительно в виде мусора, вполне заслуженного набора огрызков и оплёвков) придёт время произвести маленькую, но потрясающую подмену. Ту, которая здесь. И на соседних страницах. И даже там, куда никто не заглядывал... — Маленькую ответную подмену, в результате которой вместо особенного, ценного и ни-на-что-не-похожего искусства останется только мусорный рассказ (и даже много мусорных рассказов) о-том-что-могло-быть и, как следствие, о-том-чего-больше-никогда-не-будет... — А не будет единственно потому, что вокруг него, этого особенного и ни-на-что-не-похожего искусства в течение трёх, четырёх, пяти десятков лет бродили туда-сюда обыкновенные остолопы, мои современники, професси...анальные мещане и обыватели, люди одной жизни, ослы и орлы, подлецы и джентльмены, но, говоря в целом — банальные олухи обыденности, пожизненно непричастные ни к одной части от того, что составляет не процесс, а результат.:591 Не поверхность, а середину. Всегда последнюю из последних. Слабо мерцающую или поблёскивающую где-то там вдалеке, позади или впереди. Но никогда — здесь и сейчас. Краткий отчёт после безотчётности   Значит, так, сегодня подводим бухгалтерский баланс перед церемонией не’торжественного закрытия: 1. <последний> концерт прошёл — и слава Богу. Allez!.. 2. Зал был почти полный, благодаря «Смене» (за что спасибо Шавченке); 3. я был показательно и чрезмерно зол (как в последний раз); 6. Сумачёва была подлинно ужасна, «Мерцающих девиц» не пела, а выла, скрежетала, слова теряла, а ноты брала в индийской темперации; 8. Славный обаятельно пытался затмить и заглушить Сумачёву, чтó ему вследствие ея простудной болезни (а тако же врождённой бледной немочи) удалось довольно легко, он наорал на неё (как наша заглушка на радио «Свобода»), она стушевалась, исчезла, и в итоге он пел «Средние песни» почти один. Соло. Гордый горный осёл на неприступной скале. Всё.:5 — Юр. ХАНОН ( «Мусорная Книга», 8 ноября 191 )   Конечно, полный выход из предыдущего периода публичности случился не сразу. 7 ноября 1991 года начался хотя и небольшой (длиной в год-полтора), но переходный период, когда нужно было подвести итоги, поставить двойную черту, «подобрать хвосты», закрыть некоторые темы и удалить вредные (заведомо лишние) лица. Поскольку ни разу я не занимался этим специально, но всегда по случаю или по мере возникновения необходимости реагировать на внешние запросы или вызовы, — в целом «закрытие дверей», затыкание щелей и прочая герметизации завершились только в 1993 году. И тем не менее, важнейший пусковой механизм, я повторяю, был запущен последними из последних, сопровождаясь едва заметным (только для автора, к сожалению) красновато-сиреневым мерцанием откуда-то сбоку и снизу. При всей странности постановки вопроса (словно бы вышедшего из малой канцелярии ордена иезуитов), тем не менее, до сих пор я вижу в нём очевидную картину случившегося. крупнейший провал Без малейших отклонений в сторону...   Поневоле заняв не приготовленное и не обустроенное для них место крупнейшего провала в истории музыки XX века, «Мерцающие девицы» так до сих пор и не получили адекватной оценки со стороны так называемых теоретиков музыки,:54 историков искусства и, говоря шире, новейших культурологов вообще. — Но почему же так произошло?.. — хотелось бы спросить, невольно оглядываясь назад (вопрос почти идеально идиотский..., и ответ на него прост как репа). Единственно, по причине полнейшего отсутствия..., так произошло. И более — ни по какой. Тем более, что оно (оное отсутствие) было не только полнейшим, но также и всесторонним, не исключая обоюдности. — Совсем как в декадентском анекдоте времён Александра Блока: «...а почему у этого дяди с тётей не было детей? — да просто они не встретились, деточка...» — Именно так. Не встретились. А потому, пожалуй, достаточно. Пора переходить к торжественной коде. Или финалу. Потому что теперь, вернувшись на полшага назад, самое время вспомнить, что «Мерцающие девицы» не только заняли место крупнейшего провала в истории искусства XX века, но и выполнили социальную функцию пускового курка или красной кнопки: они не только сами стали последними из последних, но и потащили за собой целую цепочку прекращений, отказов или окончаний. Дважды..., и даже трижды они запустили высокоточный механизм приведения в соответствие, когда «чужой» был вынужден уйти прочь, покинув несвойственную для него среду; а клан, наконец, избавился от раздражающего присутствия инородного тела. Короче говоря, все они, собравшись вместе, наконец, завершили процедуру изгнания инвалида. И здесь, пожалуй, кроется главная разгадка грандиозного провала «Мерцающих девиц». Попавших в десятку... или яблочко. Без малейшего промаха или отклонения. Пожалуй, это дорогого стóит: оказаться именно там, где факт присутствия более всего важен и эффективен. Как необходимая деталь безотказно работающего и отлаженного веками механизма. В точности на своём месте и в своё время... Странные концерты и славные певцы  Камерный зал Капеллы — это вытянутый прямоугольный зал, ужасный по акустике и чрезвычайно убогий в своём экс-райкомовском оформлении (кумачовые шторы с жёлтыми кистями, звёзды, серпы, молотки и проч.). Но тем приятнее было на прошлой неделе услышать там два довольно примечательных концерта. <...>  Надо отметить, что в своих концертах Юрий Ханон не довольствуется исполнением только лишь собственных произведений, но — возрождая традиции досоветской концертной жизни, неустанно пропагандирует творчество своих любимых композиторов — Александра Скрябина и Эрика Сати.  На сей раз Ханон был не в духе и общался с публикой мало. Хеппенингом всё происшедшее тем вечером назвать нельзя, — скорее, это был милый «мюзик-абенд» для узкого круга. Пришедшие послушать музыку — слушали, а большая часть публики, пришедшая повеселиться, — веселилась. То, что Ханон частенько с юмором и весело говорит об очень нерадостных вещах, публику мало смущало. Впрочем, как и самого композитора: придерживаясь принципа «каждому своё», он с удовлетворением взирает на бесхитростное оживление публики.  В концерте приняли участие два исполнителя-«духовика»: Александр Вагнер, который прекрасно исполнил партию тубы в премьере ханинских «Мерцающих девиц», <саратовский> гобоист Владимир Скляренко, а также лауреат Международного конкурса имени Шумана в Цвиккау сопрано Светлана Сумачёва. Несмотря на простуду, она мужественно вышла на сцену и доставила публике огромное удовольствие как от «Мерцающих девиц» и «Средних песен» Юрия Ханона, так и от звуков её чистого и тёплого голоса. <...> — Кирилл ШЕВЧЕНКО ( «Смена», 12 ноября 1991 )   Для начала поставленные в тот условный текст и контекст, в котором они никогда не не должны были оказаться. А затем — варварским образом вырванные из своего собственного, без’условного контекста, в котором они единственно и имели (бы) смысл. Так или иначе, во всех своих возможных и невозможных видах и вариациях, «Мерцающие девицы» — как крупнейшая неудача, провал или несостоявшееся событие своего времени, неожиданно приобретают значение скрытого теста или проверочного слова. К ним, словно к отсутствующему эталону измерения, можно вплотную приставлять любое понятие или предмет, чтобы получить уровень его настоящего значения. Или хотя бы спектральный оттенок — в условиях иного, непривычного для глаза освещения. — И здесь, пытаясь завершить слегка потусторонний процесс мерцания, последнего из последних, было бы особенно уместно вспомнить о первоначальном значении (смысле и назначении) слова «мистерия», — в точности такого, каким его ввёл в искусство, я повторяю, именно в искусство (а не в полу’мистический бред теософов или болтовню символистов) Александр Скрябин. Многократно раскрытая с разных сторон «Поэмой Огня» и пятью поздними сонатами (или, говоря шире, вообще всеми поздними опусами после Поэмы Экстаза), она представляла собой не столько самое событие, сколько рассказ о нём, о том событии, во время которого весь уродливый и убогий мир людей, будь он реальный или умозрительный, перестанет существовать доступным ему способом..., например, сгорит без остатка, сожжённый тёмным пламенем пяти искусств, слитых в одно. настоящее мерцание Так, словно бы никогда и не были разделены...   Последние из последних. Малая мистерия уходящего мира. Пусковой механизм Заратуштры. Звучит как минимум значительно, а то и величественно. И вдруг — рядом с ними — какие-то вульгарные «девицы» (пускай даже и мерцающие, по утверждению автора). Возможно, такое странное сопоставление (или, говоря точнее, со’отношение) проще всего было бы представить себе как метафорический вариант смещения смыслов: эксцентрическую пародию или, отчасти, карикатуру. А то и (чем чёрт не шутит!..) даже маленькую считалку-дразнилку (хотя здесь нет ни того, ни другого — ни на грош). Словно резкое падение после плавного полёта. Запоздалая месть, приходящая ниоткуда. Внезапный конденсат камней посреди воздуха. Или ответный удар из пустоты... — Так можно было бы судить, говоря напрямую о них самих, о «Мерцающих девицах». Или (вкупе с ними) о тексте этого, тускло отсвечивающего эссе про последних из последних. — Без разницы. Освещённые отражённым светом огня, они (и музыка, и слова) приобретают трудно’понимаемый характер локальной кинической мистерии, становятся рассказом о-том-что-могло-бы-быть, о-том-чего-не-было и ужé-никогда-не-будет. «Не было» — исключительно благодаря тому уродистому и предельно неэффективному «порядку вещей», который отчего-то принят за норму в человеческом мире... В том мире, где противодействие всех против всех (обычно называемое у них «здоровой конкуренцией») является не только нормой поведения (прости господи), но и залогом успеха. Впрочем, об этом — не здесь. И не сейчас, конечно. Скрябин умер, но дело его живёт     (фрагмент iz интервью)  — Видимо, этими же соображениями надо объяснить и достаточно необычные сочетания инструментов в ваших произведениях? Балалайка с клавесином; туба и сопрано... Бьюсь об заклад, что следующий вокальный цикл будет написан вами для баса и флейты-пикколо!..  — Вы допускаете сейчас одну принципиальную ошибку, Кирилл. Причём, такую ошибку, допускать которую не следовало бы... ни при каких обстоятельствах. Потому что это типичный провал: нечто вроде «ошибки резидента». Она заключается в том, что вы при прочих равных (в силу своего жизнерадостного характера) склоняетесь видеть во внешнем ряде всего лишь — шутку, анекдот, развлечение. Понимаете, в том внешнем ряде, который представляет собой не что иное как провокацию, ту самую систему (пре)красных стрелок, указывающих в неверном направлении. <...> Вам смешно, вы склонны видеть во внешних проявлениях, в абсурде — юмор или шутку. Но я-то никогда не шучу! Вот, к примеру, обратите внимание: партитура моего последнего балета называется «Трескунчик». (Здесь я засмеялся. — К.Ш.). <...>  Но в одном вы безусловно правы. Отлично зная об этих особенностях человеческой психики, — внешнему ряду я вынужденно уделяю большое внимание. Я уже говорил, что работаю в технике продлённой лжи и обмана. А здесь есть одна маленькая хитрость: все обманутые должны веселиться — и впоследствии приходить за обманом ещё и ещё... Как за очередной порцией. Они не должны скучать. И даже более того: им должно нравиться, что их надувают. Вот в чём фокус. — Юрий ХАНОН, Кирилл ШЕВЧЕНКО ( «Смена», 13 ноября 1991 )   — И в самом деле, сугубую серьёзность происходящего на сцене..., но прежде всего, — внутри маленькой партитуры «Мерцающих девиц» трудно переоценить. Камерный эксперимент. Отработка отдельных аспектов. Локальное воздействие. Портативный опыт деструкции. Микроскопическая мистерия для тубы и певицы. Пожалуй, все эти определения из «Вялых (и тусклых) записок» равно применимы — если не к исполнению, то, по крайней мере, к замыслу вокального цикла.:5/2(а) Чистейшая эссенция синтетической идеологии скрябинского «Прометея», сокращённая до маленького камерного «дуэта двух людей» — вóт, говоря предельно коротко, сжатая конструкция мысли, руководившая карандашом автора. Крит(ин)ически настроенному наблюдателю издалека подобные параллели могут показаться очередной мистификацией: намеренной или спонтанной. Между тем, общие онтологические связи несомненны, а прямые аналогии говорят об этом точнее любых реплик. Казалось бы, весь этико-эстетический антураж и стилистика этого цикла для тубы и певицы «бесконечно далеки» от скрябинских мистериальных замыслов. — И тем не менее, прометеевский светомузыкальный генезис «Мерцающих девиц» несомненен, — разве только низведённый до предельно камерного размера и перемешанный, отчасти, с кинико-символическим антуражем, одновременно отдаляющим и сближающим с текстами «Предварительного Действия‏‎». Ещё более прибавляет ощущения прямого родства, — обстоятельно описанный Л.Л.Сабанеевым типографский экземпляр «Прометея» с ручными пометками Скрябина, где в подробностях и конкретных формах указаны цвето-световые эффекты, иллюстрирующие и сопровождающие конкретные музыкальные фразы. Автор «Мерцающих девиц» также указывает на существование полной партитуры в три строки: певица, туба и мерцание, — в последней из них точно указано, каким образом и в какой момент меняется сопровождающий музыку режим направленного цвета, света, полумрака и темноты. Но даже без строки «luce», первое, что видит исполнитель, открыв ноты — это авторская ремарка: «исполняется при полупотухшем свете». Насколько известно, во время провальной премьеры 7 ноября 191 года администрация зала запретила даже простейшие манипуляции со светом. Оно и понятно... Более чем закономерный результат, для очередной «мистерии» (в условиях 4-линии В.О).   — Пожалуй, пора бы уже и кончать эту волынку. И тáк... сказанного более чем достаточно. А залогом... точности всех тезисов (равно понятных и непонятных, пóнятых и не пóнятых) послужила дальнейшая история «Мерцающих девиц». Почти тридцатилетняя. А затем (вне всяких сомнений) — сорока, семидесяти, ста, двухсотлетняя. Без малейших изменений на границе мерцающего вдали с...мутного изображения, которое у них обычно принято называть — будущим (с явным эффектом близорукости). Здесь и сейчас. В крайнем случае, завтра... Не далее вытянутой руки... Краткий отчёт без отчётности   Апплодирую себе (одной рукой) и вяло добавляю «браво-браво, копозитор». Сегодня особенно ясно видно, насколько своевременное это было решение: покончить с концертами и прочей пустой..., пустейшей суетой. <...> Вот и во...кальная жена господина Шавченко (п...евица Лена Прокина) по его же словам находится в перманентном восхищении от моей небесной музыки. Не далее как вчера она с апломбом объявила (ему, не мне) о своём окончательном решении устроить свой сольный концерт с программой целиком из некоего Ханона. В программе: «Ave Maria с комментариями» и «Мерцающие девицы». Я так понимаю, что именно по этой причине она поскорее собрала вещи и уехала в Италию — до мая. Смешно слушать. Ещё смешнее понимать. «A-а-а-аve Helena» (тихое блеянье). Ну дá, какие уж там «девицы», среди озверевших итало-грузинов! — Мерцать вам впредь и преть до полного посинения...:30 — Юр. ХАНОН ( «Мусорная Книга», 27 марта 192 )   Наконец, ставлю жирное... отточие и прекращаю недозволенную речь. Помещённую здесь исключительно ради эпилога... А также — и всего остального, что полагается в подобных случаях... Собственно, на этой тихой бравурной ноте я и завершил бы... последнюю из последних страниц, слегка посвящённых мерцанию как таковому. — Не исключая, впрочем, и мерцающих девиц — в частности... ...что уж тут поделаешь, «уходящая натура»... ______    Юр.Ханон    22 фераля 2071 г.

A p p e n d i x « Мерцающие девицы » кое-что из вялых записок ...Не мог бы ты сыскать, мой друг, Чего-нибудь — ещё похуже...  ( М.Н.Савояров ) ...из вялого архива... Д ля начала..., оно — последнее среди последних, прокажённое и неприкасаемое, и для всех нас лучше было бы, конечно, если б этого сочинения вовсе не существовало. В том смысле, что никогда. И нигде. И даже следа его. И даже тени... Потому что им, таким сочинениям, решительно нет здесь места. Ни-ка-ко-го. — А равно и подобным авторам типа безмозглых придурков и прочих записных графоманов, которые без малейшего смысла и пользы сочиняют всякую чушь и мерзятину,:371 — например, про мерцающих девиц. Думаю, лучше для всех было, если бы они попросту исчезли или сдохли. Причём, давно. Например, ещё в детстве... Или даже раньше. — Если по-хорошему, так я бы их родителей попросту обезвреживал. Оскоплял, например... Причём, заранее. Чтобы наперёд проблем не было.   «Мерцающие девицы» для тубы и певицы (а речь здесь идёт, кажется, о них), рассматриваемые как произведение искусства, имеют массу недостатков. Причём, такую большую массу (или, говоря иначе, избыточный вес), которую имеет прямой смысл назвать критической. Это — классический случай промаха или провала на пустом месте, некоего экс’периментального сочинения в форме дырки, не только последней из последних, как здесь справедливо было сказано, но и заживо похороненной среди большой кучи собственных недостатков. Но..., прошу прощения, ктó же навалил эту кучу?.. — хотелось бы поинтересоваться. Разумеется, мы знаем имя этого героя (и даже не одно). Хотя не произносим его только из скромности. Причём — (с)ложной. — И всё же, несмотря ни на что, я не вижу смысла утверждать, что громадное количество недостатков — это неу...дача или изъян «Мерцающих девиц». Напротив, это их изюминка (вернее говоря, внушительная кучка изюма) и заранее составленное из недостатков особое достоинство, задуманное как непременная часть такового.:328   «Мерцающие девицы» для тубы и певицы (говоря исключительно об их внешней стороне), прежде всего прочего, имеют крайне досадный фасадный недостаток в виде излишне игривого & игрового рифмовáтого заголовка. Кроме того, и нарочито «рваный» стиль этой, с позволения сказать, поэзии оставляет желать лучшего. Вульгарное в современном русском языке слово «девица» сразу наводит на фривольные темы. С другой стороны, мерцание, имеющее двоякую (символическую и физиологическую) коннотацию, плохо сочетается с девицей, образуя типичный гэг, стилистически разнородную пару. Едва столкнувшись с подобным сочетанием слов, будущий слушатель начинает глупо улыбаться и пытается составить автору конкурренцию, отпуская шутки и непристойности низкого качества. Никаким серьёзным искусством с этого момента уже не пахнет. Казалось бы, сущая мелочь: всего два слова в названии!.. — а в итоге целое сочинение не...поправимо испорчено и навсегда отброшено на последние места среди последних отходов эпохи изящного искусства. последний экземпляр   «Мерцающие девицы» (рассматриваемые с точки зрения семантики) представляют собой не только непривычное, причудливое выражение, но и жёсткое смещение элементарного смысла обоих составляющих понятий. Прежде всего, кажущаяся несочетаемость входящих в него слов ставит каждое из них в ситуацию принципиально нового освещения. — Между тем, семантическое значение этой формулы не только нетривиально для рационального восприятия, но и не вполне определённо с аффективной стороны и строго нейтрально с оценочной точки зрения. Проще говоря, словосочетание «Мерцающие девицы» производит яркое (бодрящее и праздничное) первое впечатление, однако, при повторном рассмотрении оказывается полностью затемнённым для понимания (если угодно, таким же мерцающим по умыслу и смыслу). Кроме того, в рамках всего цикла песен заглавие никак не обсуждается, оставаясь концептуально непрояснённым. Несмотря на то, что в каждом из номеров мерцание девиц возникает в разных текстах, кон’текстах, сюжетах и декорациях. Можно предположить, что таков и был изначальный замысел автора. Однако и он остался последовательно с(о)крытым для понимания. Ни позднее, ни прежде в русском литературном языке такое (или подобное) сочетание слов — не встречалось. И даже пресловутый серебряный век русской поэзии с его натужной многозначительностью и засилием вычурных декадентских метафор не представил ни одного сколько-нибудь аналогичного варианта. — Как раз последнее обстоятельство и подвигнуло автора музыки отложить все свои неотложные дела и самому взяться за написание стихотворного текста для своего провального произведения.   Вы теперь хотите, чтоб я рассказал Вам мой идеал женщины XIX столетия. Я б хотел это сделать и не могу; спросите других, которые больше об этом думали. Я знаю, что в лице её должна светиться благородная энергия, но в какой степени ― не знаю; что роскошное тело её должно быть прочно развито для практической силы, но как ― не знаю. Чувства, понятия, едва-едва мерцающие в нашем обществе, идеи новые должны отражаться на лицах наших женщин, ― но этого нет, и потому мы холодны к нашим дамам, а особенно к этим кислым, бесцветным существам, так называемым девицам. — Александр Дружинин, набросок повести  ( 10 августа 1845 )   «Мерцающие девицы» (разобранные на составляющие понятия) выглядят не менее сложным образом. С одной стороны, мерцание, мерцать имеет две группы словарных значений, дающих очень разные образные и ассоциативные ряды. В первом значении слово имеет прямое отношение к соотношению света и тьмы: поблёскивать, светиться неровным, колеблющимся и слабым светом. Во втором, напротив, только к движению, причём, совершаемому на одном месте: мелко дрожать, колебаться, вибрировать. Равным образом, две группы значений, едва ли не противоположных, даёт и слово девица. С одной стороны, это полный синоним слова «девушка» (молодая женщина, не имевшая сексуальных контактов); а с другой — напротив, слово вульгарного оттенка, применяемое в отношении к особам лёгкого поведения (которые имеют подобные контакты очень часто). Таким образом, автор даёт своему сочинению не только метафорическое, но и предельно амбивалентное, свободное для толкований название в диапазоне от «блестящих проституток» до «дрожащих девушек», — сложный игровой характер которого дополнительно подчёркнут и усилен рифмованным окончанием: «для тубы и певицы». И здесь образуется ещё один парадокс: одновременно смысловой и тональный.   «Мерцающие девицы» для тубы и певицы (взятые в своём полном виде) представляют собой контекстную форму речи, содержательно близкую к абсурдистской поэзии. На первый взгляд, в забавной рифмованной фразе нет ничего странного. Если принять во внимание, что речь идёт о названии музыкального произведения, то оно структурно воспроизводит речевое (профессиональное) клише, состоящее из заголовка и состава инструментов, например: лирический дуэт для скрипки и альта, пятая симфония для оркестра, лунная соната для фортепиано и т.д. Между тем, только инерция восприятия не позволяет сразу заметить, что заголовок имеет своё семантическое напряжение, оттягивающее часть смысла и усиливающее игру в бессмыслицу. Понимаемое двояко, заглавие превращается в подобие детской считалки или головоломки, в которой слушателю предлагается самостоятельно догадаться, каким образом (или в какой из своих ипостасей) «Мерцающие девицы» могут быть предназначены для «тубы и певицы»? — И снова автор не даёт ни подсказки, ни направленного ответа.  Зачем бесплодно ты мерцаешь  Зимой в лесу морозном и пустом   Лишь снег и ветер      и зайцы толстые          увидеть смогут  Твоей сиянье красоты.:4 Мерцающие девицы  (№6)   «Мерцающие девицы» (сокращённые до одного главного символа) очевидным образом основаны на игре с первым словом. И все входящие в него поэтические тексты так или иначе эксплуатируют «понятие о мерцании», и весь вокальный цикл вытекает напрямую из него же (включая даже нетривиальный состав исполнителей, который в гротескно-эксцентрической форме представляет возможные формы «мерцания» в музыке). Между тем, изнутри центрального понятия, образующего всю конструкцию сочинения, ощущается тщательно культивируемое напряжение разнородных смыслов, не исчерпываемое двумя кругами словарных значений. Как результат сложения всех девятнадцати текстов, образуется некое новое суммарное значение, очевидным образом отличающееся от известного и общепринятого. Особенно это становится заметно в тех случаях, когда глагол мерцать возникает в прямом употреблении, прежде нехарактерном для прямой речи: «я мерцаю, ты мерцаешь, она мерцает...» Подобные формы только подчёркивают новую многозначность слова. А в ряде случаев за мерцанием начинает угадываться некий тонкий эвфемизм, употребление которого в русском языке (как литературном, так и разговорном) до той поры не отмечено. — Кроме текстов собственно вокального цикла, несколько нетривиальных случаев замечены на страницах «Мусорной книги».   Во многих <его стихах> находим прекрасные изображения природы, хотя здесь заметно сильное однообразие, которое отчасти объясняется общим грустным характером песен: обыкновенно в них представляется пустынная, печальная равнина, среди которой стоит несколько деревьев, а под ними раненый или убитый добрый молодец; или же несколькими чертами обрисовывается густой туман, павший на море, звёздочка, слабо мерцающая сквозь туман, и девушка, горюющая о своей злой судьбе. — Николай Добролюбов, из статьи «А. В. Кольцов»  ( 1858 )   «Мерцающие девицы» (и как текст, и как художественное целое) во всех своих частях и в целом (ещё раз повторяю) не дают ни ответа, ни подсказки. Видимо (я так предполагаю) это не случайно..., и они заранее были сделаны по такому конструктивному принципу, словно бы выстроенному по лекалу от своего названия: равно ускользающего, смутного или многозначного. Ни в одной точке они не выражают ничего определённого, но только указывают каким-то сморщенным пальцем, причём, каждый раз — в разные стороны, словно бы пытаясь намекнуть, в каком направлении должно находиться правильное понимание, а на самом деле, возможно, опять пускают по ложному следу (один из постоянно заявляемых провокационных приёмов этого автора). И в рамках каждого отдельного номера (которых числом девятнадцать), и в границах целого вокального цикла пресловутые девицы, так сказать, мерцают во всех известных смыслах. Равно как и напротив: все возможные смыслы, которые могут следовать из текста, музыки, а также их со’отношения, при всякой попытке их определить и фиксировать, — немедленно ускользают от какой-то одной окончательной версии и удаляются прочь, слегка мерцая в темноте опустелой черепной коробки.  Когда я встретился с тобой  совсем немного ты мерцала  Но вот прошло всего пять лет, —   Теперь ты стала так мерцать,   как я не мог предполагать.:4-5 Мерцающие девицы  (№7)   «Мерцающие девицы» для тубы и певицы (в 20 частях). По крайней мере, так написано на титульном листе этой маленькой двухстрочной партитуры. Между тем, не всё так одно’сложно. Как врут очевидцы, во время единственного исполнения на концерте 7 ноября 191 (не обсуждая его качества) прозвучало всего 19 номеров. От себя могу добавить, что и в нотах финальная часть с текстом «Ну вот, и всё, почти...» также помечена номером 19. Невольно напрашивался бы вопрос: куда делась ещё одна (явно недостающая) песня для тубы и певицы. Или, по крайней мере, чтó означали заявленные двадцать частей? — был ли это арифметический просчёт автора? Или простое округление числа? Или следы какого-то двойного счёта? Или, наконец, попытка сделать многозначительную гримасу на пустом месте и навести тень на мерцающий плетень? — Как свидетель, могу ответить: все приведённые версии не верны, поскольку №20 реально существовал в виде спец. приложения или инструкции (нечто вроде бонус-трека), обнародование которого сопровождалось всего одним условием. Написанный в качестве «выпрямляющей интермедии», №14х полностью менял мерцающий смысл и действие остальных номеров. Собственно, потому он и назывался инструкцией.   Какая-то неведомая Дуне барыня, вся в чёрном, тощая, бледная спешит к ней издали… Всё кружится в глазах Дуни, всё туманится, всё кроется мраком, за ней гонятся какие-то чудовища с огненными глазами, чарующие огненные взоры чёрной барыни ровно насквозь пронизывают страдающую девушку, но вдали в слабо мерцающем свете ― он. Хочет Дуня бежать к нему, но не может отделить ног от земли, точно приросли они, а чёрная барыня и страшные чудища ближе и ближе… и опять всё кружится, опять всё темнеет…   Сняв сапоги, в одних чулках Марко Данилыч всю ночь проходил взад и вперёд по соседней горнице, чутко прислушиваясь к тяжёлому, прерывистому дыханью дочери и при каждом малейшем шорохе заглядывал в щель недоотворённой двери. — Павел Мельников-Печерский, «На горах»  ( 1881 )   «Мерцающие девицы» (рассматривая двадцать их текстов в целом) в самом грубом приближении делятся на две неровные и неравные части. И только через строгое соответствие между интонацией и назначением должно было строиться их исполнение. Первая часть (начиная с №1, вестимо) содержит в себе прямые и, отчасти, спекулятивные обращения к публике. Отнюдь не новый приём, подробно отработанный тремя поколениями Савояровых. Обязательным образом, он несёт в себе заряд провокационности и лживости намерений (читай: попытку обвести слушателя вокруг пальца). Сюда же, кстати, входят сдавленные реплики тубиста, которые он подаёт «прямо через тубу», а также аналогичный кашель и какие-то странные «спиритические» постукивания. Все они выполняют интригующую и провоцирующую роль, по своей основной задаче, так или иначе, ломающую инерцию ожидания и стереотипы восприятия, открывая путь для несколько иной инъекции. Вторую часть текстов можно было бы определить как стилевую симуляцию дневниковых записей, черновиков или диалогов какого-то выдуманного поэта (по имени, к примеру, Лотырь Серебря́нин), пишущего по большей части белым стихом. Тон постоянно колеблется или модулирует (тоже мерцает), и всякий раз очень трудно понять, чтó это: воспоминания, отрывки диалога или прямое обращение.  О дева грустная, — зачем,  Зачем в вечернем полумраке  Протягиваешь руки ты ко мне, —  От них исходит тусклое сиянье.:7 Мерцающие девицы  (№11)   «Мерцающие девицы» (по жанру и тону) написаны как черновик великого поэта или его же дневник в пастельных тонах. Именно так к нему и следовало бы относиться при исполнении. Тексты изобилуют полутенями, тонко разработанными деталями и внутренними картинами. Вдумчивое, архивное отношение к черновику поэта требует такой же, актёрской подачи — и тоже в пастельных тонах. Без типичных воплей вокалиста или попыток демонстрировать свои певческие стати. В полной гармонии с жанром черновика выписан и черновой акомпанемент тубы. Тексты следует доносить до слушателя в камерном варианте, с очень внятной доверительной дикцией, но предельно строго и отстранённо. Временами, почти бесстрастно. Причём, не обращая ни малейшего внимания на колебания тона или интонации, которые меняются едва ли не в каждом следующем номере. Сюжетное повествование идёт от первого лица, но постоянно путается (и мерцает) между неким автором, персонажем или певицей. Не следует подозревать в этом какую-то ошибку. Постоянно меняется также пол и возраст автора текстов. Часть текстов написано от женского лица, а часть — от мужского. Само собой, что эти различия следует игнорировать как несущественные.   «Мерцающие девицы» (глядя в их сторону издалека), пожалуй, сочинение слишком напряжённого внутреннего тонуса и тона, перегруженное тонкими деталями. К сожалению, оно требует филигранного исполнения (хотя и не виртуозного, отнюдь). Несмотря на крупнейший для XX века провал премьеры, язык не повернётся сказать, неудача заключалась в партитуре. Вне всяких сомнений, точно так же провалилась (бы) и пресловутая «Кармен» Бизе, когда вместо спектакля на сцене проводили бы читку с листа. — Самые сильные стороны «Мерцающих девиц» мгновенно обращаются в самые слабые — при малейшей фальши, бездарности или факте несоответствия. И здесь лежит их основной недостаток. Они требуют..., — прошу прощения, — они требовали (бы) предельно корректной и качественной интерпретации. Совершенного ансамбля. И, что самое ужасное — соответствующего уровня вкуса обоих исполнителей. Малейший изъян, оплошность, ошибка — почти автоматически приводят к провалу. Будь то запись или исполнение, все детали должны быть отшлифованы и пригнаны друг к другу. — Повторяю в последний раз, как если бы это ещё имело смысл: «Мерцающие девицы» играются только с иголочки и, желательно, без белых ниток, исполнение должно быть абсолютным, бес...пристрастным и без перетяжек дурного тона. В противном случае лучше — и не начинать. Эй!..   Ночь была тёплая, луна ярко освещала поля, вдоль которых вилась тропинка за задами деревни. Молодая девушка пошла по тропинке и вскоре очутилась у таинственной избушки. В одном из её окон светился огонёк. Никита был дома. Этот мерцающий свет лучины в затускневшем окне блеснул в глаза девушки ярким заревом. Она остановилась ошеломлённая. Первым её чувством был страх, она хотела бежать, но не могла двинуть ни рукой, ни ногой и стояла пред избушкой как заворожённая, освещённая мягким лунным светом. — Николай Гейнце, «Дочь Великого Петра»  ( 1913 )   «Мерцающие девицы» (вынесенные на сцену вместе с тубой и певицей) должны представлять собой странное или жалкое зрелище. Во всяком случае, нужно сохранять заложенный в них эффект неожиданности для публики. И прежде всего, следует культивировать предельный контраст между внешней вывеской и характером исполнения. Услышав остроумный заголовок «Мерцающие девицы» для тубы и певицы, инерционное сознание ожидает затем нечто забавное, зрелищное или даже цирковое, — так или иначе, близкое к названию. Однако исполнители обязаны всячески хранить и поддерживать на сцене атмосферу полнейшей архивной строгости и поэтического уныния, в целом соответствующую высокому статусу автора поэтических текстов, отягощённого историческим признанием заслуг и мировой славой (скажем, никак не мельче Гёте или Гейне). Любая улыбка должна преследоваться по всей строгости закона. И тем более, совершенно исключено при исполнении какое-либо заигрывание с публикой в форме оживления, кривляния или демонстрации слабоумной весёлости. Только предельная строгость, педантичность и академическое высокомерие должно царить на сцене (как если бы оба исполнителя глубоко страдали запором или присутствовали на похоронах Свиридова). Все мысли и выражения лиц должны хранить окаменелость и сосредоточенность на качестве и точности исполнения музыкально-поэтического текста. — Primum nil nocere. Прежде всего, не вредить!.. Света Сумачёва (1996)   «Мерцающие девицы» (по своему поэтическому и музыкальному языку) структурно выстроены и постоянно пре...следуют сочетание контрастных состояний без их противопоставления или, тем более, конфликта: нежность и намеренная грубость; тонкая субтильность и брутальность; нерешительность и жёсткая прямота; уклончивая мягкость и лапидарность. Всё перечисленное существует в одновременности (по горизонтали и вертикали), но статически, без развития. В первую очередь, конечно же, контрастная пара задана двумя инструментами: субтильная певица (и здесь Светлана Сумачёва была как раз впору) и широкая «тóлстая» туба. Но — не только. Почти такой же контраст существует между разными текстами и музыкой в последовании, а также между поэтом и композитором. — Кое-кому может показаться, что сочетание тубы и певицы попросту воспроизводит давно известный приём создания комического дуэта (вроде Пата и Паташона), составленного из предельно контрастных фигур или амплуа. Должен ли я трудиться ещё раз показать, что это не так? — Разумеется, приём тот же, но в данном случае он выступает не более чем провокация, — с целью в очередной раз пустить по ложному пути всех тех, кто и так готов по нему идти. Да, разумеется, туба и певица — с точки зрения трафаретного сознания — контрастная комическая пара. Не следует стыдиться такого положения вещей. Всего лишь нужно его видеть. И только...   «Мерцающие девицы» (взятые в контексте года своего появления) завершили публичную полосу усыхающих вокальных циклов, точнее говоря, одновременно две полосы: малую и большую. Прежде всего, именно тáк они были задуманы, а затем и сработаны в соответствии с присвоенной ролью, — выполняя функцию закрытия темы «внешнего» творчества, отчасти, экстремального и эксцентрического на всю свою длину, не говоря уже о высоте. Одно слово: последние из последних... — Отсюда неминуемо вытекают и все черты позднего (сенильного) творчества, насквозь пронизывающие «Мерцающих девиц», как то: усталость, элегическая интонация, творческая апатия, мемуарный тон, пониженный тонус, эклектическая вялость, отсутствие интереса к результату и старческая дряблость фантазии. Однако не следовало бы думать, что всё сказанное как-то соответствует действительности. — Разумеется, нет.   В годы «застоя», или, как Модест Великанович иногда выражался, «в годы сухостоя», Фаза был, можно сказать, единственной артерией, связывающей этот пещерного вида чердак со щедрым Западом. Всегда являлся с ящиками баночного пива, с вермутами и джинами, и сам, как джинн, волокущий за собой пару-тройку первоклассных девиц вместе с мерцающим шлейфом крутого дебоша. «Не покидай меня сегодня, Модя, если есть у тебя ещё ко мне чувство дружбы и душа великого художника!» — Василий Аксёнов, «Негатив положительного героя»  ( 1996 ) ...святыня света...   «Мерцающие девицы» (с точки зрения того и этого света) сделаны как маленькое лабораторное занятие по практическому (комнатному) альбигойству. Как раз в продолж-ж-жение одного из главных онтологических катарских постулатов «о свете и тьме» и было введено синтетическое понятие «мерцания» (lux incerta), соединяющее в себе свет и тьму в одно, — по примеру l’escurs esclarzig, ярчайшего альбигойского силлогизма 1218 года. Почти идеальная калька или синоним предпоследнего скрябинского сочинения — «Flammes sombres» — тёмные огни, всего лишь переведённые на старую латынь, дают единственный прямой перевод: мерцание. Но... совсем инакий подход к (воз)действию искусством применён в комнатном действии для тубы и певицы. Альбигойский (труба’дурский или савоярский, если угодно) шутовской..., нет, гаерский вариант чёрной мессы, переведённый на язык невероятных фигляров-Ludions. Превращённая в «почти безопасный» концертный номер, почти оперетта с мерцающими девицами в главной роли, — и тем не менее, она *(как и любая девица) угрожает миру. Она *(как и любая девица) носит и скрывает в лоне своём тускло светящийся зародыш (чахлый эмбрион) жизни и смерти.   «Мерцающие девицы» (закончив «последними из последних» и — полным провалом), поставили жирную точку на чахлой линии вокальных циклов, которые, на деле, были попыткой (или серией разных попыток), заранее обречённой на провал, — попыткой вступить в коллаборацию с публикой, населением, своим временем и местом. Тем не менее, они при’открыли другой, потаённый путь — сначала механического, а затем и синтетического соединения света и тьмы в Одно. Опираясь на стоические примеры всемирного альбигойства в искусстве и культах (от Босха до Магритта; от Кратета до Булгакова; от Вийона до Скрябина), здесь можно было нащупать настоящую, почти прямую дорогу к мистерии — карманной, а затем и полной. Тогда, в 1991 году дело стало только за тканью и языком искусства, способного соединить наново, а затем овеществить и осуществить в конкретной форме (спустя почти тысячу лет) казавшийся поначалу невероятным заявленный синтез воссиявшей тьмы l’escurs esclarzig. Что поделаешь: количество, качество, чистейшая диалектика, сэр. От маленьких, пляшущих в темноте flammes sombres, через камерное, почти комнатное мерцание тёмного света изнутри девиц — к разросшимся громоздким формам скрябинской гибели мира, съединению духа и материи в ослепительном сиянии чёрной мессы: et lux perpetua lucifer eis.:505-510 Т. Мерц-Скрябина (1902)   «Мерцающие девицы» (как замысел и концепция) даже с первого взгляда обнаруживают свой несомненно светомузыкальный генезис, — проводящий едва ли не прямую линию от скрябинского «Прометея» и Предварительного действия. Возможно, в портативном виде (усечённом до «последних» двух исполнителей) и, как часто бывает у этого автора, эксцентричном преломлении, — но оттого родовая связь при рассмотрении проявляется только яснее. Разумеется, речь идёт о синестезии, а также видимом синтезе искусств в широком спектре его применения. Сходство двух сочинений (казалось бы, несопоставимых) подчёркивает почти одинаковый хронометраж (22-23 минуты), а также присутствие в особом экземпляре партитуры отдельной строки «Lux dubia» (аналогично прометеевскому «Luce»), в которой подробно выписаны все цветомузыкальные изменения, сопровождающие концертное или записанное исполнение. Первым указанием становится авторская ремарка, предваряющая первый номер: «исполняется при полупотушенном свете».:1   «Мерцающие девицы» (в своём подходе к звуку) также наследуют «Прометею». От момента замысла задуманный, а затем тотально построенный изнутри и снаружи как «резонансное» произведение (а также резонирующее и резонёрское), дуэт тубы и певицы по-своему решает поставленную Скрябиным важную проблему силы прямого действия (или даже удара) «акустической» музыки, начиная от отдельных звуков и заканчивая сложными сочетаниями, находящимися на границе физики и восприятия как по динамике, так и по тоновым (обертоновым) взаимодействиям. Фактически, «Мерцающие девицы» в своём первоначальном виде выросли из «прометеевского аккорда», — того голоса мирового хаоса, с которого начинается поэма, с тем только отличием, что туба и голос — представляют собой почти изначально природные, натуральные и простые духовые инструменты, — натуральнее не придумаешь. Напрямую отсюда, кстати, вытекает и ещё одна связь, которую было бы слишком глупо обойти молчанием.   «Мерцающие девицы» (в виде символа и представления) выстроены изнутри как языческая литургия или заклинание, направленное от искусства к физиологии (читай: спиной к искусству). Состояние межеумочного транса усиливается лапидарно-жестоким составом инструментов и крайне смутным, навязчивым состоянием, поминутно возвращающим все мысли к мерцанию — то ли невидимому свечению, то ли мелкому дрожанию. Полусвет и полумрак. Обращение к несуществующему или несущественному. И тут же, словно пресловутый рояль в кустах. Как будто из ничего, ниоткуда возникает грубый (тоже природный, тоже языческий) набор инструментов. Примитивный, натуральный и очень громкий инструмент, туба (по сути, рог, большая труба), исподнее назначение которой — трубный звук, дальний сигнал, зычный выкрик, зазывание. Вызов. Призыв. Отзыв. Трубный зов. — В сакраментальном исполнении «тубы и певицы», и даже более того: маленькой худой певицы и большой трубы, очень большой, практически, целой тубы, широкой глотки, в которую можно запихать весь мир, чтобы его, наконец, облегчённо выплюнуть. Вон. Чтобы он поскорее вылетел туда же, в трубу. В большую и широкую трубу. В тубу. Как ещё один мерцающий смысл той же Мистерии. Или — другой.  У околицы селенья  Необычное волненье: —  Из-за леса стал всем, вдруг  Ясно слышен трубный звук. М.Савояров, «Трубачи»  (1911)   «Мерцающие девицы» (видимые через тубус) несут в себе скрытые и отсутствующие (на)значения, спрятанные в полумраке, за спиной двух основных предметов: тубы и певицы. И прежде всего, трубы, той широкой трубы, из которой можно выдуть (или вдуть) всё мироздание. И здесь, конечно же, главным образом & образцом стали благословенные «Трубачи», деревенская микро’мистерия мистера Савоярова и, одновременно — самая известная (в советские времена) его вещица. На первый взгляд — безделушка, шутка (вдобавок, трижды попорченная всякими копоситорами, и только в исполнении Галича сохранившая малую толику заряда), а между тем, в ней — как в тускло мерцающей лунной капле, умещается весь оборотный мир: перевёрнутый до сюрреальности, словно только что (выдутый) из трубы... Казалось бы, такой вот пустяк, всего лишь эстрадная фиглярская безделушка, легко и непринуждённо раздутая до половины размера вселенной, не могла не стать ещё одним настоящим Примером... Образом и Образцом.   «Мерцающие девицы» (так же легко и непринуждённо) занимают место не где-нибудь, как только в центре мира, который с той поры начинает послушно крутиться вокруг них. Так делаются настоящие перевороты: сначала «всего лишь» в искусстве, а затем, — продолжая распространяться оттуда как золотистые шарики бацилл, — на весь прочий мир. Подобно пересмешливым савояровским трубачам, они совершают свою подмену в лёгком жанре, почти танцуя и ничуть не пытаясь раздуться от собственной значительности. Они даже не делают вид, будто всё это — всерьёз или надолго. Канкан. Или шансонетка... Спрашивается: не слишком ли мелко и легковесно для вселенского переворота? «Трубачи», приехав в деревню, «всего лишь» основали (никем не замеченную) новую генерацию альбигойских «трубадуров», королей от искусства.:344 И всё это — не вынимая трубы... изо рта. А чтó смогли сделать «мерцающие девицы» (последние из последних) со своим «крупнейшим провалом». — Ничего особенного. Всего лишь, они создали новую картину мира... на пустом месте. Прежде невидимую и невиданную. Через которую, если немного постараться, вполне можно было выйти — прямо туда. К маленькой мистерии. Это выглядело как слабое мерцание в конце тубы..., — прошу прощения, — туннеля, конечно. Но увы..., никто не постарался. Ни тогда. Ни сейчас. Совсем никто. Ни единая душа. И на месте пустого места осталось — как и было — пустое место. С тех пор — как отрезало: ни тубы, ни мерцания, ни тоннеля. А потому..., потому я и говорю: провал. Крупнейший провал XX века.  Я грустен был. Я ждал тебя у двери .  Ты не пришла. И ночью в темноте     Лишь только ключ  В замочной скважине светился,  Слегка твоею тронутый рукой.:9 Мерцающие девицы  (№15) Второй... После смерти Александра Николаевича. — Стоп. Опустимся на ступеньку ниже.   «Мерцающие девицы» (взятые как языческая литургия для натуральных инструментов) представляют собой произведение предельно свободного назначения. Совсем не обязательно исполнять его в концерте или вообще на сцене. Оба инструмента (туба и певица) обладают высокой степенью переносимости. Также не требует особых затрат и портативный пульт «lux dubia», обеспечивающий технические аспекты мерцания. Хорош вариант комнатного или камерного исполнения, а также коридорного, прихожего или приёмного. В конце концов, мы хорошо знаем, что любое помещение (в условиях полумрака) может быть легко приспособлено для дела мерцания (девиц). Равным образом, и как сочинение идеальное по акустике, этот вокальный цикл одинаково хорошо звучит повсюду: и в концертном зале, и в гардеробе, и в подворотне, и в переулке, и в метро, и в кустах, и даже — в лесу (в сумерках). Последние два варианта особенно почётны. — Однако, остановим недозволенные речи. Спектакль окончен. После 7 ноября 191 года я запрещаю расценивать собственные слова в качестве руководства к действию. Как говорил в таких случаях один мой старый приятель, — allez.:205   «Мерцающие девицы» для тубы и певицы (как целое) содержат в себе музыкальную и поэтическую материю только в качестве попутного средства. И по качеству текста, и по намерению автора только во вторую очередь это — искусство, они полностью подчинены локальной идее и такой же задаче. Под видом натуральной акустики..., как зародыш, в этом произведении содержится большое количество воздуха и тишины (часть из которой выписана). Можно даже определить так, что это довольно-таки пустое произведение. Да... Но тишина и пустота эта — необходима. Её нельзя исполнять как необязательную. Её нельзя скрадывать или заполнять звуковым мусором. Это — ждущая и работающая тишина. Ждущая своего часа. И все строго выписанные темпы, и все жестокие паузы — их следует соблюдать как данность. Возможно, они покажутся не’достаточно музыкальными. Или черезчур медленными. Но они должны — оставаться — такими, потому что здесь, в этом произведении... находится большое количество воздуха и тишины. Тишины и воздуха... — Такого особого воздуха..., и такой особенной тишины, из которой уже нельзя будет точно определить: тишина ли это или уже что-то совсем другое. Как напоминание... — Как маленькое напоминание о той последней тишине, которая настанет в мире на следующую минуту после   окончания      Мистерии.

С л у ж е б н о е Ком’ментарии обои авторы  (1991) Ис’точники Кирилл Шавченко Лит’ ература  ( слегка мерцающая ) Ханóграф: Портал Д.Губин «Игра в дни затмения» (Юрий Ханон: интервью). — Мосва: журнал «Огонёк», №26 за 1990 г. — стр.26-28 Юр.Ханон «Музыка эмбрионов» (интервью с Максимом Максимовым). — Ленинград: газета «Смена» от 9 мая 1991 г., стр.2 Юр.Ханон. «Лобзанья пантер и гиен». — Мосва: журнал «Огонёк» №50 за декабрь 1991 г. — стр.21-23 Юр.Ханон, «Скрябин умер, но дело его живёт» (интервью с Кириллом Шевченко). — Ленинград: газета «Смена» от 13 ноября 1991 г., стр.7 Юр.Ханон: «Эрик-Альфред-Лесли, совершенно новая глава» (во всех смыслах). — Сан-Перебург: «Ле журналь де Санкт-Петербург», № 4 за 1992 г., стр.7 Юр.Ханон. «Несколько маленьких грустных слов по поводу годовщины усов» — Сан-Перебург: газета «Смена» от 6 января 1993 г. – стр.7 Юр.Ханон: «Эрик-Альфред-Лесли, совершенно новая глава» (во всех смыслах). — СПб., «Ле журналь де Санкт-Петербург», № 4 за 1992 г., стр.7 Юр.Ханон. «Скрябин как лицо». — Сан-Перебург: «Центр Средней Музыки» & изд.«Лики России», 1995 г. — том 1. — 680 с. — 3000 экз. Ханóграф: Портал Юр.Ханон. «Скрябин как лицо» (часть вторая), издание уничтоженное. — Сан-Перебур: Центр Средней Музыки & те же Лики России, 2002 г. — 840 стр. «Ницше contra Ханон» или книга, которая-ни-на-что-не-похожа. — Сан-Перебург: «Центр Средней Музыки», 2010 г. — 836 стр. Эр.Сати, Юр.Ханон «Воспоминания задним числом» (яко’бы без под’заголовка). — Санкта-Перебурга: Центр Средней Музыки & Лики России, 2011 г. Юр.Ханон «Альфонс, которого не было» (или книга в пред’последнем смысле слова). — Сан-Перебург: (ЦСМ. 2011 г.) Центр Средней Музыки & Лики России, 2013 г. — 544 стр. Юр.Ханон. «Вялые записки» (бес купюр). — Сана-Перебур: Центр Средней Музыки, 191-202 гг. (сугубо внутреннее издание). — 121 стр. Юр.Ханон, «Мусорная книга» (в трёх томах). — Сана-Перебур: «Центр Средней Музыки», 191-202-221 гг. (внутреннее издание) Юр.Ханон. «Не современная не музыка» (интервью). — Мосва: жернал «Современная музыка», №1 за 2011 г. — стр.2-12 Юр.Ханон, Аль.Алле, Фр.Кафка, Аль.Дрейфус «Два Процесса» (или книга без права переписки). — Сана-Перебур: «Центр Средней Музыки», 2012 г. — 624 стр. Юр.Ханон «Чёрные Аллеи» (или книга, которой-не-было-и-не-будет). — Сана-Перебур: Центр Средней Музыки, 2013 г. — 648 стр. Юр.Ханон «Три Инвалида» или попытка с(о)крыть то, чего и так никто не видит. — Сант-Перебург: Центр Средней Музыки, 2013-2014 г. Л.А.Латынин, Юр.Ханон. «Два Гримёра» (роман с пятью приложениями). — Сан-Перебург: «Центр Средней Музыки», 2014 г. Ханóграф: Портал Юр.Ханон «Книга без листьев» (или первая попытка сказать несказуемое). — Сан-Перебург, Центр Средней Музыки, 2014 г. Юр.Ханон «Неизданное и сожжённое» (на’всегда потерянная книга о на’всегда потерянном). — Сана-Перебур: Центр Средней Музыки, 2015 г. Юр.Ханон «Животное. Человек. Инвалид» (или три последних гвоздя). — Санта-Перебура: Центр Средней Музыки, 2016-bis. Юр.Ханон, Мх.Савояров. «Внук Короля» (сказка в п’розе). — Сана-Перебур: «Центр Средней Музыки», 2016 г. Мх.Савояров, Юр.Ханон. «Избранное Из’бранного» (худшее из лучшего). — Сан-Перебур: Центр Средней Музыки, 2017 г. Юр.Ханон, Мх.Савояров. «Через Трубачей» (или опыт сквозного пре...следования). — Сана-Перебур: «Центр Средней Музыки», 2019 г. См. так’ же Ханóграф : Портал 17 романсов на стихи Чайковского (для фортепиано и касторки) Приевшиеся жужжания памяти велiких композиторов (для затравки) Пять мельчайших Оргазмов ( или отдалённое последствие того экстаза ) 24 Упражнения по слабости (для неограниченного круга ... не желающих) Три Экстремальные Симфонии (для хорошего оркестра) Веселящая Симфония (даже без тени улыбки) Средняя Симфония (ос.40) Шаг вперёд — два назад (де-балет) Ханóграф: Портал Окоп ( или первый... п’ресечённый балет ) Каменный Гость‎  (или надгробие под балетом) Карманная Мистерия со всех точек зрения Игра в «Дни затмения» (для заигравшихся) и даже «Средний дуэт» (по-среднему говоря) Юрий Ханон (вне контекста) Анархист от — музыки Очень толстая — однако новинка О музыкальном в’лиянии собак (Юр.Ханон) см. по’дальше →  Все права сохранены.    Auteurs : Юр.Ханон & Yr.Khanon.     All rights reserved. * * * эту статью может по’правлять один из двух авторов. — Все мерцающие и потухшие, испытавшие желание нечто поправить, — имеют право послать своё (по)правко через м.секретаршу... * * * публикуется, вероятно впервые : текст, редактура, оформление и подсветка — Юр.Ханóн. «  s t y l e t  &   d e s i g n e t   b y   A n n a  t’ H a r o n  »