Виктор Екимовский (Юр.Ханон. Лица) — различия между версиями

и
всё же (начну я вполне традиционно), не будем заранее врать, мадам. Хоть у вас так и принято. И широко... распространено (в целях самых разных..., и вполне одинаковых). К чёрту условия и условности. Скажем сразу: прямо и без око...личностей: нет. Категорически нет. И ещё раз нет. Потому что достаточно. Хватит. Не будет здесь вам (сегодня) никакой статьи про Виктора Екимовского. И композитора, по идее, тоже никакого не будет. В общем, ничего..., ровно ничего в таком духе не обломится. Если кто-то на это и рассчитывал (втайне, конечно)... Короче говоря: сдавай назад. Или поворачивай оглобли.^{[комм. 1]}

  ...дело в том, что совсем недавно, кажется, это было лет семь-восемь на зад..., или даже девять, может быть..., — сейчас вспоминается с трудом, потому что в голове совсем другое, трудно заставить себя говорить и, тем более, думать о подобной ерунде... Короче говоря, бросим эту тему на полуслове, да подальше: не так важна дата, как её малюют. А важно здесь было бы совсем другое, как кажется. Сейчас скажу, чтó именно...
  Значит, так: лет восемь назад, в каком-то очень далёком, почти доисторическом прошлом случилась со мною, понимаете ли, одна малая оплошка... или даже, вернее сказать, оказия: было, значит, такое дело, чёрт меня дёрнул — шёл, шёл себе по ровной дороге, да вдруг и оступился. Дал, значит, я слово. Причём, честное слово. Или — слово чести. Это уж кому как больше по...нравится.^{[комм. 2]} — И с той поры, разумеется, исполняю обещанное. Неукоснительно и жёстко.^{[комм. 3]} Как дурень..., — прошу прощения, как человек чести, — я хотел сказать. Потому что есть у меня такое, мягко сказать, странное обыкновение, причём — пожизненное. Держать слово. На уровне. Причём, ровно на том уровне, на котором я его даю. Не ниже. Выше, впрочем, случается.^{[комм. 4]}

Впрочем, оставим,^[3]:137 — как любил говорить один мой не...приятель, один мой старый не...приятель.

Потому что здесь, с этого места пришлось бы начать уже другой разговор (как мне кажется).

► ( пожалуй, здесь мне придётся остановиться и кое-что напомнить..., тем кто успел забыть ).

  «Виктор Екимовский : композитор..., по идее». Такую..., или примерно такую надпись (слегка двусмысленную), нечто вроде заголовка или рекламной шапки, можно прочитать в начале этой страницы. При известном напряжении, конечно (можно). Между тем, никакого текста, хотя бы мало-мальски соответствующего названию, здесь нет и, если верить предупреждению, не предвидится. В таком случае хотелось бы узнать: о чём речь? Ну..., хотя бы в самых общих чертах.

  Извольте..., тем более, что ответить совсем не трудно. Со всей предельной конкретностью и даже осязаемостью.

  ...как уже неоднократно приходилось напоминать на страницах благословенного ханóграфа, «...то было раннею весной...», причём, до такой степени раннею, что ни о какой траве ещё не могло быть и речи, одно слово: март, брат. И погода на дворе традиционного стояла такая, что даже многочисленные собачьи подарки, накопившиеся за зиму, ещё даже и не начали вытаивать из-под спёкшейся серой массы петербургского снега.^[5]

  Работа над двумя фундаментальными книгами была закончена (над одной — давно, а над другой — и подавно)..., и вот, сделав передышку на несколько дней в техническом заполнении партитуры Карманной Мистерии, я решил сделать небольшое «offrande», — Виктору, с которым только что познакомился (лично).^{[комм. 5]} Исключительно в качестве ответа, вернее сказать, в виде ответной благодарности..., причём, совершенно искренней, из глубины души.^{[комм. 6]} Считай — просто так, совершенно ни за что (благодарности), единственно за его отношение. При...открыв подаренный мне экземпляр второго издания его «АвтоМоноГрафии» с шикарной дарственной надписью,^{[комм. 7]} — буквально в пару дней,^[6] на едином выдохе я набросал скелет этого текста — о нём, его натуре и жизни.^{[комм. 8]} Полностью и в целом.

...вне всяких сомнений, это эссе было поистине невиданным...

...скрывавшим в себе, как минимум, две уникальные точки...

...одну на поверхности, а другую — изнутри...

  И прежде всего, взгляд на жизнь как целое. Его жизнь..., в данном случае. Как частное от некоего принципа. Со всей очевидностью, это был прецедент. В таком охвате и остроте постановки структурных вопросов не только не принято, но и прежде невозможно было говорить — о художниках.^{[комм. 9]} С другой стороны, как мне казалось, своим текстом я оказываю Виктору поистине неоценимую услугу, причём, нисколько не навязанную. Говоря одним словом, я дарил ему — Возможность, от которой он был волен в любую минуту отказаться или, скажем, сделать вид, будто её не существует. И тем не менее, дверь долгое время оставалась для него открытой. Как доктринёр и каноник, создавший принципиально новую систему понимания места человека в мире, а также внутри себя и между прочих людей, — я показывал ему другой, новый путь или, по крайней мере, взгляд на этот путь. По сути, ничего особенного не сделав (только единственный раз повстречавшись со мной), этот человек нежданно получил новую возможность..., всего лишь возможность, «по идее», которой прежде у него не было. Теперь, впервые в своей «авто’моно’биографии», он мог бросить взгляд на собственную жизнь с такой стороны, с которой он её никогда не видел, и даже не подозревал, что нечто подобное может существовать.

Как ни крути, как ни изворачивайся, но с этой стороны мой подход имел все черты открытия.

Прежде всего, для него самогó (открытия).

  И как следствие, открывал несколько возможностей, принципиально новых. — Если учесть возраст и состояние бенефицианта на тот момент, не в его воле было, конечно, что-то поменять позади. Однако оставшиеся несколько шагов вперёд ещё можно было сделать совершенно иначе, и главное..., главное!.. — новый структурный взгляд на жизнь как целое давал в руки инструмент и, как следствие, уникальную возможность полностью изменить итог, действуя реверсивным путём. Проще говоря, ещё была возможность подвести под собственной биографией и творчеством такую черту (читай: итог), который существенно поменял бы и её вес, и значение, и даже смысл.

Причём, всё это исключительно свободно, по его собственному желанию...^{[комм. 10]}

  Вот, собственно, и всё, в двух словах. Можно облегчённо выдохнуть и пойти за угол..., пить пиво, например. Поскольку написанный в конце марта 2010 года текст..., он как раз и назывался теми словами, которые вынесены в качестве заголовка (временного заголовка, подчеркну) этой страницы. «Виктор Екимовский : композитор..., по идее».^[9] Итак: actum est, моё дело было закончено. А дальше..., — дальше, как водится в подобных случаях, началась история..., с позволения сказать, — «обыкновенная история».^[10]

С незначительными вариациями.

  Сделав текст начисто, в первую голову я задал себе вопрос: ну..., и каково же его назначение? С одной стороны, он имел характер настолько уникальный и внутренний (читай: проникающий во все внутренности), что публиковать его можно было только по согласной воле обоих: автора и героя анализа..., чтобы не сказать — препарата. К тому же, самая тональность и интонация текста была столь странной и жёсткой, что представить себе место такой публикации..., — разве что очередное издание «АвтоМоноГрафии», но и такое предположение можно было посчитать почти абсурдным. Как говорится, и с этой книжкой далеко... (и очень далеко) не всё было (бы) гладко. Для начала, как самое безобидное, можно было бы слегка погоревать «о временах и сроках». Следуя элементарному принципу, объявленному Виктором, его книга утрамбовывалась и публиковалась размеренным шагом, почти как при застойном социализьме: один раз в десятилетку.^[6]:8 Для начала это был 1997, а затем — 2008 (с малой задержкой). Значит, до следующей версии книги (даже если принять на веру, что она вообще состоится) оставалась ещё внушительная пауза длиною лет восемь — минимум.

— Так и подмывает пропеть отходную: «люди столько не живут»...^[11]

  К тому же, если поставить рядом два этих произведения (или лица)..., и тогда... последние сомнения улетучиваются окончательно. Как бы это помягче выразиться... Слон в посудной лавке? Или конь в курятнике?.. — Оставим штампы для тех, по ним живёт. Короче говоря, «оставь одежду всяк сюда входящий»...^[3]:127 Только в какой-то волшебной стране победившего сюрреализма можно было бы себе преставить всерьёз, чтобы у Виктора Екимовского (или у меня) внезапно появилось желание поместить эссе «композитора, по идее» (ничуть не скромного по своим размерам и статям) в трижды родственный текст и контекст своей собственной авто(моно)биографии. Словно вставную челюсть с двумя выразительными бивнями, — причём, оба вперёд, что показательно. Короче говоря, рассчитывать на «внезапную» публикацию можно было только как в сказке, «по сучьему веленью». И наконец, самым важным факто(ро)м, в качестве константы оставалось — нутряное назначение текста, иными словами, главный его зернистый плевел, (который на всё плевал и) из которого всё выросло. А здесь всё выглядело очень чётко и просто. Во-первых, моя работа была сделана — исключительно для него..., для того лица, которому она посвящена. И во-вторых, такие сильные и существенные (если угодно: существительные) вещи просто так, без спросу — не дарятся. Никого нельзя «осчастливливать» со спины, без вéдома или дозволения (таков мой императив, если угодно). Всякая божья тварь имеет право на свою долю незнания, равно всемирного и личного, равно ежедневного и пожизненного.

А потому решение выпало в осадок само собой.

В виде небольшого, но довольно дряблого кристалла.

  Для начала, я просто отложил «композитора, по идее» (чтоб остыл и немного обветрился, со всех сторон) и — вернулся к основной работе. А затем, спустя неделю-месяц-полтора, задал Виктору — пару вопросов. Не напрямую и не навязчиво, разумеется. Но — со всей необходимой терапевтической уклончивостью, чтобы не возбуждать лишнего любопытства и не подталкивать — через мягкое место — к желательному ответу.^{[комм. 11]} На заглядение, ответ реципиента не заставил себя ждать. Он оказался не только спорым, но и — ярко отрицательным. Причём, последовательно: во всех трёх лабораторных пробах.

Можно было не сомневаться: результат был в самом деле превосходным...

  Таким образом, буквально в первый же месяц своего существования «композитор, по идее» оказался подвешенным в воздухе (и слава богу, что не за ноги), без своего главного применения и адреса..., ради которого был написан. Большая и уникальная работа, пускай и прикладного характера... Сразу выброшенная в корзину.^[9] — Честно говоря, смотреть в неё было немного тогó..., жаль. Хотя мне и не привыкать к таким кульбитам (почти все партитуры с 1991 года..., а про книги и прочую прозу я даже и не заикаюсь). — И всё же, пока бульон не совсем простыл, хотелось найти хотя бы какое-то применение своей работе..., пускай и самое завалящее.

  Впрочем, думать тут было почти не о чем. Решение нашлось почти сразу. — Википедия, конечно.^{[комм. 12]} Громадная открытая энциклопедия, в которой на тот момент (май 2010 года) про Виктора Екимовского не было буквально — ни слова. Ни первого, и ни второго.

  С другой стороны, даже и речи не могло быть о том, чтобы выложить туда в каком-либо виде чёрную драгоценность: «композитора, по идее».^{[комм. 13]} И в первую голову, я сам никогда не стал бы совершать подобных глупостей: «не слишком ли жирно», мальчики? С другой стороны, и формат энциклопедии даже близко не позволял присутствия подобных исследований. — Узда. Седло. Шпоры. Ремень... Всякая вещь должна, как минимум, соответствовать тому месту, на котором находится. «По заднице и шляпа», — как можно было (бы) прочитать в одной странной книге.^[14] Или, как говорил незабвенный Антон Павлович, — «по говну и черепок».^[15] А значит..., мне предстояла дивная работа: притереть первое ко второму. Готовый текст прецедентного эссе снова превратился в сырьё, а произведение искусства превратилось в тыкву...

  Ну что ж..., ломать не строить: дело нехитрое. Благо, фунда...ментальный опыт вандалов всегда под рукой. Берём кайло и готовую статую Микеля Анджело. Для начала, как это у них принято, отбиваем нос и ещё кое-что..., в том же д’ухе. Затем руки, ноги и вообще всё, что мало-мальски торчит. Наконец, немного утрамбовываем и ровняем полученную болванку (чтобы не выделялась из окружающего пейзажа), — и на выходе снова получаем натур’продукт: торжествующий камень. Почти булыжник, сэр... Примерно так мне и пришлось поступить, сократив уникальное аналитическое эссе раз в десять..., если не больше, — до состояния тривиального огрызка или манекена из ближайшего магазина одежды, получив нормальную биографию для открытой энциклопедии. И в последний день календарной весны 2010 года (говорю это не наизусть, конечно, благо, всякий хоть сейчас может это дело проверить), я выложил шикарную культяпку в открытый доступ. Так сказать, «опубликовал».^[16]

  В полную противоположность «композитору, по идее», заочно отвергнутому, — оценка википедийного огрызка его главным героем (имярек) имела все черты превосходной степени, по крайней мере, на поверхности. Горячо и почти восторженно, герр Виктор поблагодарил меня (спустя четыре месяца),^{[комм. 14]} и добавил (без лишних слов), что это «вообще лучшее, что о нём когда-либо было написано». Примерно такой же отзыв (только значительно более витиеватый по выражениям), он оставил и в википедии, на так называемой «странице обсуждения».

Вот и слава богу. Хорошо — не плохо. Значит, не зря старался.

  Пожалуй, достаточно (на первый случай). Пора заканчивать... Дальнейшую нитку (белую, как всегда) позволю себе наметить не более чем — пунктиром.

...в конце концов, ведь я же дал обещание. Слово чести...

  Напоследок замечу на полях (шляпы), что результаты предварительного «тестирования» клиента «по идее» не подвели. И даже напротив. Со временем они не только не подверглись какой-то ревизии, но и продолжали упрямо прогрессировать, причём, без моего вмешательства. С каждым годом Виктор всё чаще и отчётливее проявлял видимое раздражение, даже при малейших упоминаниях о моей системе, казалось бы, самых безобидных и не направленных в его сторону. И тем более странно это выглядело (как типичная болевая точка), если учесть наше общение, мягко говоря, не частое и мою предельную ненавязчивость. Единожды усвоив себе, что мои канонические открытия здесь не ко двору, я более и не предлагал их к рассмотрению..., разве только они проскальзывали как мои привычные фигуры речи в разговоре о каких-то третьих лицах или событиях.

Впрочем, оставим пустое (нам ли привыкать?.., после всего).

  Вторую и последнюю литераторскую пробу я поставил (на мостках) двумя годами спустя после первой. Без лишних слов, это была подлинная классика в жанре дежавю. Пересмотрев по какой-то нужде упокоенный текст «Композитора, по идее», неожиданно для самого себя я почувствовал, что старый двигатель внутреннего сгорания снова «завёлся». — Один из конкретных конструкционных примеров, на которых я разобрал особенности инвалидной (отчасти) натуры Виктора, неожиданно зацепил за живое, и — буквально — заставил снова взяться за работу по оскоплению очередной статуи несчастного Микеля Анджело. В каких-то полдня превратив очередного Давида в кирпич, я выложил в википедию жалкий огрызок своего (генеративного) анализа «лунной сонаты» Виктора Екимовского. Случилось это сомнительное дело — в начале ноября 2013 года, и наконец, подвело тощую черту над моей про...странной работой 2010 года.^[18] На этот раз ответной реакции лунного пьеро пришлось ждать, кажется, полгода, если не больше. Причём, даже молчание его в эти времена носило характер, близкий к окопному. Не говоря уже о специфическом отзыве, — каком-то нутряном, всецело выдержанном в особом жанре «похвала сквозь зубы». Несмотря на оставленное там же, при моём эссе о «лунной сонате» демонстративное мнение, будто бы «данная литература (читай: исследование) о сонате не менее интересна, чем собственно музыка сонаты», — я без труда почувствовал, что херр Виктор крепко раздосадован. И даже раздражён.

Впоследствии это ощущение подтвердилось: не раз и не два. И даже не три.

— Ну что ж, значит, достаточно. Allez..., — сказал я себе вполголоса.^{[комм. 15]}

  Долго ждать не пришлось, слава богу. Свою последнюю джентльменскую точку Виктор поставил сам, привычным размашистым росчерком, — как тот автограф. Во время очередного питерского визита, вестимо. Тем показательнее, что беседа между нами в тот момент была вполне отвлечённая, не только без выстрелов, но и, что называется, на нейтральной полосе. Прервав меня на полуслове, он со внезапным раздражением объявил: «да не пытайтесь Вы завербовать меня в свою веру, всё равно из этого ничего не выйдет...» — Замечание тем более сногсшибательное,^{[комм. 16]} что неминуемо предполагало за собой ещё и какую-то дремучую глупость (меня). Из серии: сколько лет уже знакомы, и вот опять, этот дурень никак не потеряет надежды... всё-таки «завербовать», да ещё и в веру. Совсем идиот, да ещё и фанатик, ничего не соображает. Вопреки всему, что о нём знает. Вопреки собственному зрению, слуху и обонянию. Наконец, вопреки элементарным законам логики и физиологики, по которым устроена всякая человеческая задница. Словно сонный медведь-шатун, у которого уже раз тридцать ничего не получилось, но он с упорством продолжает давить лапой на единственную педаль своего деревянного велосипеда.

...чтобы не поминать о других приборах..., более сложных.^{[комм. 17]}

  Пора кончать, дружище Горацио...^[19] Пожалуй, если продолжать в том же духе, дальше можно доскрестись — только до мышей, не говоря уже о более крупных грызунах. Процесс сколь бессмысленный, столь и непотребный, причём, равно для обоих.^{[комм. 18]} — Отныне и до конца дней (моих или Виктора, на выбор), более ни один текст не выйдет за пределы... моей костяной коробочки. Ни одного огрызка. Ни единого булыжника. Ни одного кирпича. Не говоря уже о нём самóм, о сакраментальном первоисточнике 2010 года..., о «композиторе, по идее...» Всё! Как отрезало.^{[комм. 19]} — Каждый человек имеет священное право на незнание, не так ли?.. (в том числе, и о себе самом), — или, по крайней мере, на свою порцию его..., этого естественного продукта. И тем более, я никогда не стал бы лишать (тем более, без спроса) этого священного права такого близкого человека, каким был (или, по крайней мере, мог бы быть) Виктор. Хотя бы в качестве благодарности... Ответной благодарности. За всё, что он для меня сделал. За эти годы. И после них...^{[комм. 20]}

  Помнится, в последнюю нашу встречу... (давненько это было, кажется, совсем уже в другом мире...) в какой-то момент Виктор посмотрел на меня каким-то внезапно бодрым, прояснившимся взглядом, словно бы припомнил что-то, и произнёс — не без интонации — с очевидной высоты своего положения: «ой, знали бы Вы, какая чепуха... этот Ваш пятьдесят один год!..» — И тут же услышал предельно будничный ответ: «а я Вам уже много раз говорил, Виктор, что возраст нужно считать не от начала, а от конца жизни»...

Кажется, это был наш Последний Диалог.

  И вóт что ещё думается напоследок. Опубликовав два оскоплённых для википедии огрызка, по сути, я не сказал о Викторе вслух — ничего. Он же сам, по существу, отказался прикоснуться к самому себе. Значит, теперь единственное, что «...по идее...» имеет хоть какое-то значение для истории этого знания, оставшегося закрытым: кто из нас двоих, так сказать, вперёд..., — или раньше накроется медным тазом.
  Итак..., не...много уважаемые дамы и господа, наш маленький домашний тотализатор открыт! Делайте ставки, кто первый!.. Если это буду я (что, при прочих равных, следовало бы признать приоритетным вариантом), то моё каноническое исследование 2010 года так и останется под спудом, постепенно отправившись вслед за своим автором. Но если всё же он, Виктор, — в таком случае, ещё остаётся эфемерный шанс, что этот сногсшибательный аналитический прецедент под именем «композитор, по идее» — увидит свет. Или в точности напротив: свет увидит его. Может быть, здесь. На соседней странице. А может быть и в каком-то другом месте. — Но главное... Прошу прощения... Главное, о чём я не могу не помнить сегодня, и даже завтра, отчасти. Кто бы из нас ни помер первым, я или он..., при любом раскладе Виктор уже никогда... не откроет..., не прочтёт... о самом себе. — И не узнает.^{[комм. 21]}