Юрий Ханон (Борис Йоффе)

Материал из Ханограф
Перейти к: навигация, поиск
« Юрий Ханон  :  вне контекста »
  ( фрагмент флюса ) [комм. 1]
автор :  Бр.Йоффе  &Юр.Ханон
( првд с ненецкого, првд на рурский : Br.Yoffe )
Анархист от музыки Вверх по лест’нице

Ханóграф: Портал
EE.png


Содержание



...0 сериозном — в искусстве...

( или « бес примерной духовности » )

Давай, поговорим. О чём ― не знаю.
О чём у нас возможно говорить?..[1]
( Михаил Савояров )


...это Юрий Ханон (как сказал Борис Йоффе), гроссмейстер гротеска в современной музыке...
Юр.Ханон (но.191) [2]

...г

россмейстер гротеска в современной музыке — это Юрий Ханон (ранее «Ханин», р.1965),[3] сызнова вызвавший к жизни дух радикальных футуристов и абсурдистов послереволюционных лет, в частности, и Даниила Хармса.[комм. 2] — Хотя (как мне подсказывает мой внутренний голос) генеалогию в данном случае вернее было бы начать всё-таки с Михаила Савоярова, родного деда композитора: петроградского «короля эксцентрики», знаменитого «рвотного шансонье» 1910-х годов и очевидную предтечу обэриутов.[комм. 3]

  После ярких, частью скандальных успехов конца 1980 — начала 1990 годов, прославившись в те времена, в том числе, как автор музыки к фильмам знаменитого кинорежиссёра Александра Сокурова, — Ханон принял давно вызревшее решение разорвать связи с обществом: «уйти в тень».[комм. 4] Лишь его статьи на ботанические темы стали появляться изредка в специальных изданиях, да время от времени «из подполья» выходили крупные фолианты: один другого причудливее. К примеру, в 2010-м году была издана и вызвала определённый резонанс колоссальная книга, посвящённая Эрику Сати, в которой Ханон объединил собственные тексты с переводами литературного наследия Сати в своего рода фиктивные «внутренние воспоминания» (задним числом). В этой книге автор и его герой сливаются в одну личность, — таким образом, возникает принципиально новый жанр, соединяющий в своих недрах научное исследование, аналитическое эссе и мистификацию.[4] Помимо Сати только Скрябин является для него образцом и авторитетом, — как настойчиво подчёркивает Ханонъ в своих многочисленных текстах и интервью.

  В течение трёх лет своей публичной активности (1989-1992) Ханон выступал также и как пианист, исполняя, в том числе, произведения Скрябина, Сати и Мийо, некоторые из них — впервые в России. В короткометражном псевдо’документальном фильме «Шагреневая кость» (1992) Ханон, исполняющий роль самого себя, беседует на своей ленинградской кухне со Скрябиным...[комм. 5] По собственному «само-определению» Х. — Каноник, человек, создающий доктрину, устанавливающий некое высшее правило, канон. Именно по этой причине, не удовлетворяясь рамками одного искусства, он пишет музыку, литературные тексты (в 1995-м вышла книга мемуаров «Скрябин как лицо»,[5] а в последнее время — «Альфонс, которого не было», посвящённая жизни и текстам Альфонса Алле),[6] занимается живописью.

  ...Уже одно только перечисление язвительных (временами, почти оскорбительных) названий ханоновских произведений могло бы дать примерное представление о его специфической эстетике, а для некоторых, особо проницательных, возможно, даже и — философии. Впрочем, кроме наружных названий здесь явно просвечивает и некое внутреннее содержание, если угодно, начинка этого пирожка, которая не совпадает с вывеской, но, напротив, предлагает один за другим — новые парадоксы, ничуть не менее странные и неожиданные. И никакая маска, словно в какой-то сюр’реальной комедии dell’arte — не становится последней. Ниже называю (почти наугад) несколько примеров из гротескного списка его сочинений:

    ► «Шаг вперёд — два назад» (oc.24, 1986 г., одноактный балет по статье В.И.Ленина, либретто: Юрий Ханон),
    ► «Норма» (opera incognita, oc.65, 1997 г. — по сюжету оперы «Норма» Винченцо Беллини),
    ► «Что сказал Заратуштра» (церковный зингшпиль по книге Фридриха Ницше «Так говорил Заратустра». oc.68, 1998 г.),
    ► «Убогие ноты в двух частях» (для фортепиано и струнного оркестра, ос.18, 1985 г.),
    ► «Agonia Dei» (микро-Мистерия для смешанного состава, ос.72, 2000 г.),
    ► «50 этюдов для упавшего фортепиано» (для упавшего фортепиано, ос.64, 1997 г.),
    ► «Пять мельчайших оргазмов» (для камерного оркестра и фортепиано, ос.29, 1987 г.),
    ► «Окоп» (первый балет для пересечённой местности, 1989 г.)
    ► «Концерт Глиэра для голоса с оркестром» (для двух голосов с оркестром, ос.28, 1987 г.)

  Его четыре (или, вероятно, шесть) «чистых» симфонических произведения, о которых здесь можно было бы вести речь — это:
      ► Симфония собак (в пяти частях, ос.35, 1989 г.),
      ► Средняя симфония (для состава, в шести частях, ос.40, 1990 г.),
      ► Три экстремальные симфонии (для хорошего оркестра, ос.60, 1996 г.)
         и, наконец,
      ► Веселящая симфония (в двух частях, ос.70, 1999 г.).

с
музыкой Юрия Ханона сегодня можно познакомиться только по содержимому одного диска, на котором представлены означенные выше Пять мельчайших оргазмов, Некий концерт и Средняя симфония. 16 позднейших дисков, на которых Ханон выступает в том числе и как интерпретатор (музыки Скрябина, Сати и собственной), не были допущены автором к публикации. — На другом окказиональном (почти курьёзном) диске под названием «Modern Composers of Saint-Petersburg», выпущенном несколько лет назад в США (без разрешения композитора), были записаны упоминавшиеся чуть выше Убогие Ноты в двух частях, а также приписанная (поначалу) Ханону унылая карикатура на Моцарта, в действительности принадлежащая перу композитора Ю.Красавина.[комм. 6]

   — После 2006 года Юрий Ханон перешёл на резко протестный, «реверсивный» тип композиции. Он постепенно и планомерно уничтожает свои произведения: «этот мир — преступник, он не заслуживает ничего, кроме пепла». [7]
      — Это громадная потеря!

...При всём том одна часть Средней симфонии всё же какими-то неправдами «просочилась» с диска и «успела» заслужить всемирную известность...
вот Средняя Симфония [8]

  При всём том одна часть Средней симфонии всё же «просочилась» с диска и «успела» заслужить всемирную известность — в качестве музыки к балетной миниатюре Средний дуэт (что привело к затяжной тяжбе композитора с хореографом и крупнейшими театрами России, использовавшими его музыку без контракта, — типичный контрафакт). Даже вырванная из контекста Симфонии, одна эта часть, в которой неопределённый барочный образец — по настроению нечто между Адажио Альбинони и медленными частями баховских инструментальных концертов — превращается в бесконечную ленту, теряющуюся и вновь возникающую, представляет нам Ханона как ярчайшего композитора-постмодерниста, виртуозного мастера деструкции, отчуждения-остраннения и, отчасти, минимализма. Целиком же Средняя Симфония для состава состоит из следующих частей (на диске их названия провозглашаются вслух во время исполнения):
        0. Её Значительность.
        1. Её Прошлое.
        2. Её Развитие.
        3. Её Лживая пьеса.
        4. Её Середина.
        5. Eё лживое Продолжение.
        6. Её Настоящее.

  Одна часть, использованная в балетной постановке, в контексте целой симфонии меняется почти до неузнаваемости, получая принципиально иное выражение лица. Теперь здесь господствует — эстетика абсурда, смелая игра со смыслом и бессмыслием, бытием и ничем, в которой блестящий юмор и дерзкая издёвка окрашиваются в тона Невыразимого, подобно тому, как это может быть у Кафки, Джойса, Платонова, Хармса, частично Айвза, Сати, возможно — Кейджа. Связь со Скрябиным, прокламируемая Ханоном, ни в коей мере не отражается в музыкальном языке, — речь здесь идёт исключительно о взаимоотношении двух неравных величин: музыки и общей внемузыкальной доктрины, — том сверх’ценном взаимоотношении, которое происходит в режиме причудливого внутреннего диалога.

...Текст (равно как и вся симфония в целом) сделан в развитой технике очковтирательства. Он сильно провоцирует на душевное, человеческое понимание. Проще говоря: глупый чиновник, женщина или человек способен не заметить подтекста и принять всё за чистую монету. Это и есть принцип средней музыки. Однако не нужно иметь семи пядей во лбу, чтобы с первой же фразы увидеть, как на ладони, издевательскую абсурдность стихов средней симфонии. «Я знаю, что жизнь идёт своим путём, и мы за ней таким путём пойдём»... Самоотрицание и тавтология — вот два главных слова на знамени Symphonie mediane...[9]

...м
не видится, что Ханон в своём искусстве реализует, как и Хармс (и в какой-то степени Шостакович), экзистенциальную философскую ма́ксиму: кроме видимого (слышимого) мира есть Нечто, Сущность, о которой можно только молчать. У Ханина, как и у Хармса, эта сущность — Прекрасное, Одухотворённое; таким образом, возникает своего рода негативная художественная техника, позволяющая как бы исключить Невыразимое из художественного (читай: среднего, плохого, уродливого, глупого) текста, — «огородить» его, сделать Тем, что не называется, на что не указывается, что не показывается.[комм. 7] Подобным путём искусство, равно как и язык, раскрывается, — конципируется — как изначально созданное для среднего.
  Тут невольно вспоминается и «Двенадцать» Вадима Салманова: блестяще написанная «плохая музыка».

  Ленинградская альтернативная культура (и в литературе, живописи, поп-музыке) с её склонностью к гротеску и абсурду, которую представляют музыкальные и литературные тексты Ханона, была для представителей официальной культуры, таких, как Тищенко и Слонимский, своего рода магнитом, притягивающим и отталкивающим.[комм. 8]

  Возможно, название «Средняя симфония» своей вящей двусмысленностью кое-кому могло бы напомнить о «Последней симфонии» официально дозволенного советского музыкального шутника Никиты Богословского, — ну что ж..., тем заметнее про́пасть между лояльным средним хихиканьем и абсурдистским вызовом, брошенным среднему миру (как кость).

...ещё одна несвятая троица (или напротив)...
триХанон( Трианон, 1991 г.) [10]

  Личность и творчество Ханона реализуют парадоксальную (старую как этот мир) истину о том, что валяние дурака есть единственный последовательный способ сохранить среди человеческого сообщества честность и порядочность, — а в конечном счёте, и подлинную серьёзность; шут — единственный неподкупный и трезво мыслящий человек среди толпы серьёзных людей, раз и навсегда одураченных сознанием собственной значительности. Интересно, что вполне ранние, юношеские произведения Ханина, написанные, казалось бы, на злобу дня (к примеру, его «хулиганские выходки» даже успели вывести из себя советскую музыкальную икону, дорогого товарища Святослава Теофиловича Рихтера),[комм. 9] сегодня ни в малейшей степени не утратили своей свежести и яркости, и в этом — в том числе — резко контрастируют как с монументальными полотнами на вечные темы, выходившими из под пера либо игнорировавших, либо травивших его профессоров, председателей и почётных членов, так и с не менее монументальными полотнами про страшное, создававшимися официальными диссидентами.

  Я счёл необходимым и возможным рассказать о Ханоне в контексте этой главы, невзирая на его пограничный возраст. Его творчество, пришедшееся буквально на последние годы СССР, воплощает собою реальное освобождение от академической парадигмы и, как результат, имеет вид её рафинированно-чистой & жестокой противоположности (в одном из ранних интервью Ханин определяет академическую традицию как онанизм и не скупится на колкости в адрес Шостаковича, — но и Моцарта, что, впрочем, не могло быть особенно болезненным для советской публики, ставившей Моцарта ниже Бетховена и Чайковского).[комм. 10]
  Между двумя полюсами — окаменелым академизмом и воинствующим его отрицанием — находились многие советские композиторы той поры; чем сильнее композитор удалялся в своём творчестве от академизма — будь то в сторону провокационного постмодернизма, имитации западного авангарда или эзотерики — тем дальше он, как правило, оказывался и от симфонического, а жанр симфонии подвергался при этом многочисленным метаморфозам.[3]


  Тексты Юрия Ханона о его четырёх (шести) симфониях, любезно предоставленные мне автором, я помещаю в приложении к главе.

      ► Симфония собак (ос.35, 1989 г., ~86'),
      ► Средняя симфония (ос.40, 1990 г., ~39'),[комм. 11]
      ► Три экстремальные симфонии (ос.60, 1996 г., ~127'),
      ► Веселящая симфония (ос.70, 1999 г., ~137')








A p p e n d i X



... Über das Ernste  in der ... Kunst ...

( noch «nie da gewesene Spiritualität» )


...Mir scheint, dass Khanon in seinem Schaffen, ähnlich wie Daniil Charms oder auch Schostakowitsch eine bekannte philosophische Maxime...
Boris Yoffe (ohne Spaß)...[11]

d

er Großmeister des Grotesken in der Leningrader Musik ist Juri Khanon (ursprünglich Khanin, geb. 1965 — er wird heute abwechselnd Chanon/Chanin genannt),[комм. 12] der den radikalen Geist der Futuristen und Absurdisten der Nachrevolutionsjahre und im Besonderen Daniil Charms’ wieder ins Leben ruft.[3] Obwohl... (laut meiner inneren Stimme) es genauer wäre, die Genealogie mit Michail Sawojarow anzufangen, dem Gross’vater des Komponisten — dem Petrograder König des Exzentrischen, dem Kotz-Chansonnier der 1910-er Jahre und dem offensichtlichen Vorläufer der Oberiuty.[комм. 13]

  Nach seinen skandalösen Erfolgen der späten 1980-er bis frühen 1990-er Jahre, in denen Khanon unter anderem als Komponist von Kinomusik in Zusammenarbeit mit dem berühmten Regisseur Alexander Sokurow in Erscheinung trat, hat er sich für einen totalen Rückzug aus dem öffentlichen Leben entschieden.[комм. 14] Hin und wieder finden sich seine Aufsätze über Botanik in Fachzeitschriften. 2010 sorgte sein umfangreiches Buch über Erik Satie, in dem Chanon eigene Texte zusammen mit den ins Russische übersetzten Schriften Saties zu fiktiven Erinnerungen Saties verknüpft, zu einer verhaltenen Diskussion. In diesem Buch identifiziert er sich vollkommen mit seinem Protagonisten und schafft somit eine neue Gattung zwischen wissenschaftlicher Studie, analytischem Essay und Mystifikation. Neben Satie zähle nur Skrjabin zu seinen Vorbildern, betonte Khanon in seinen frühen Schriften und Interviews.

  In den drei Jahren seiner eigenen Auftritte als Pianist führte er Werke Saties, Skrjabins und Milhauds auf, einige davon zum ersten Mal in Russland. In dem Kurzfilm Der Chagrinknochen (1992) begegnet Khanon, der sich selber spielt, Alexander Skrjabin in Khanin’s Leningrader Küch...[комм. 15] Khanon bezeichnet sich selbst als Kanoniker, als einen, der eine Doktrin, einen Kanon bestimmt (seinen Namen hat er dahingehend geändert). Neben seiner Musik schreibt er literarische Texte (das Buch Skrjabin als Gesicht erschien 1995, vor kurzem wurde das Alphonse Allais gewidmete Buch Alphonse, der nie existierte veröffentlicht) und malt Bilder.

  ...Allein in der Auflistung seiner Kompositionen mit ihren spöttischen, teils absurden Titeln spiegelt sich Khanons Ästhetik adäquat wider; hier seien nur einige genannt:
      ► «Ein Schritt vorwärts – zwei zurück» (oc.24, 1986, Ballett nach W.I.Lenin, libretto: Yuri Khanon),
      ► «Die Norm» (opera incognita, oc.65, 1997 — opera omonima, nach der Oper Norma von Bellini),
      ► «Was sprach Zarathustra» (eine kirchliche Operette basiert auf dem Buch Nietzsche, oc.68, 1998),
      ► «Elende (bzw. gottesnärrische) Noten» (für Klavier und Streichorchester, ос.18, 1985),
      ► «Agonia Dei» (Mikro-Mysterium für gemischte Besetzung, ос.72, 2000),
      ► «50 Etüden für ein umgefallenes Klavier» (für umgefallenes Klavier, ос.64, 1997),
      ► «Fünf kleinste Orgasmen» (für Klavier und Orchester, ос.29, 1987),
      ► «Schützengraben» (Erste Ballettmusik für echte Maschinengewehre, 1989)
      ► «Konzert von Glière für Stimme und Orchester» (für zwei Stimmen und Orchester, ос.28, 1987)

  Seine «rein»-symphonischen Werke (vier, oder vielleicht sechs) heißen:
      ► Sinfonie der Hunde (ос.35, 1989),
      ► Mittlere Symphonie (bzw. Mittelmäßige Symphonie, ос.40, 1990),
      ► Drei Extreme Symphonien (ос.60, 1996) und
      ► Lachsinfonie (bzw. Belustigende Symphonie, ос.70, 1999).

...Von der Musik Khanon’s existiert heute nur eine einzige CD...
die gleiche CD (London, 1992) [12]

v
on der Musik Khanin’s existiert heute nur eine einzige CD mit Aufnahmen von Mittlere (Mittelmäßige) Symphonie für eine Besetzung, Fünf kleinste Orgasmen und Irgendein Konzert. Es heißt, 15 weitere CD-s (z.T. mit ihm als Interpreten) habe Khanon nicht frei gegeben. Eine CD mit dem Titel Modern Composers of Saint-Petersburg, die vor einigen Jahren in den USA ohne Genehmigung der dort vorgestellten Komponisten veröffentlicht wurde, beinhaltet neben Khanins exzentrischen Elenden Noten (Miserable Score) eine humorlose Mozart-Karikatur, Amadeus, die Khanon zugeschrieben wird, aber in Wahrheit von dem Komponisten Juri Krasawin stammt.

   — Khanon vernichtet seine Kompositionen planmäßig nach und nach selbst: «diese Welt ist eine Verbrecherin, sie hat nichts außer Asche verdient».[13]
        — Ein großer Verlust!..

  Ein Satz (Nummer-1) der Mittleren Symphonie wurde über die russischen Grenzen hinaus bekannt als Musik zu der berühmten Ballett-Miniatur Mittleres Duett. Dies führte zu einem langjährigen Rechtsstreit Khanins mit dem Choreographen Alexei Ratmanski, dem Mariinsky und anderen Theatern, die seine Musik illegal gespielt und benutzt haben sollen. Allein schon der aus dem Kontext gerissene Satz, in dem eine unbestimmte barocke Vorlage (zwischen der berühmten Albinoni-Fälschung und den langsamen Sätzen aus Bachs instrumentalen Concerti) zu einer unendlichen, auseinandergehenden und sich doch erhaltenden Schleife gebunden wird, lässt Khanon zu den führenden Komponisten der Postmoderne, den virtuosesten Meistern der Destruktion, Verfremdung, Minimalismus zählen. Die Sätze der Mittleren Symphonie — ihre Titeln werden auch bei der Aufführung verlesen — sind:

...seine Ästhetik kann man als absurd bezeichnen, ein gewagtes Spiel mit Sinn und Sinnlosigkeit, Sein und Nichts...
Mittlere Symphonie [14]

        0. Ihre Wichtigkeit.
        1. Ihre Vergangenheit.
        2. Ihre Entwicklung.
        3. Ihr verlogenes Stück.
        4. Ihre Mitte (eine Variante des 1.Satzes).
        5. Ihre lügnerische Fortsetzung (Fortsetzung der Nr.3).
        6. Ihre Gegenwart.

  In dem Gesamtkontext, zu dem die weiteren Sätze und die verbalen Elemente gehören, bekommt der berühmt gewordene Satz ein etwas anderes Gesicht; seine Ästhetik kann man als absurd bezeichnen, ein gewagtes Spiel mit Sinn und Sinnlosigkeit, Sein und Nichts, in dem brillanter Witz und spöttischer Nonsens den Beigeschmack eines mystisch Unausdrückbarken bekommen kann, ähnlich wie bei Kafka, Joyce, Beckett, Platonow, Charms, oder Ives, Satie und vielleicht auch Cage. Der von Khanon proklamierte Bezug zu Skrjabin ist aber nicht in seiner Musiksprache zu erkennen — es geht nur um die bestimmende Rolle einer außermusikalischen Doktrin.

...Der Text der Symphonie wie auch sie als Ganzes verwendet eine virtuose Verarschungstechnik. Man wird zu einer gefühlsvollen Identifikation provoziert. Einfacher gesagt: ein dummer Beamter, eine Frau oder ein Mensch können den Hintergedanken übersehen und das Ganze für bare Münze halten. Das ist eben das Prinzip der mittleren Musik. Man muss aber kein Genie sein, um vom ersten Augenblick an die spöttische Absurdität der Gedichte der Mittleren Symphonie zu erkennen. ‚Ich weiß, dass das Leben einem eigenen Weg folgt, und wir werden ihm auf diesem Weg folgen‘ <...>. Selbstverneinung und Tautologie, das sind zwei Worte, die auf der Fahne der Symphonie mediane geschrieben sind...[15]

m

ir scheint, dass Khanon in seinem Schaffen, ähnlich wie Daniil Charms oder auch Schostakowitsch eine bekannte philosophische Maxime auf die Ebene der Kunst hebt: es gibt Etwas, etwas Bestimmtes, worüber man nur schweigen kann. Bei Charms und Khanon ist dies das Schöne, das Geist- und Sinnvolle – und es entsteht eine Art negative künstlerische Technik , die das Nicht-Sagbare bzw. Nicht-Gesagte aus dem künstlerischen (sprich: mittelmäßigen, schlechten, hässlichen, dummen) Text ausschließt: weder genannt, noch beschrieben noch gezeigt.[комм. 16] Die Kunst wie auch die Sprache seien nur für das Mittelmäßige, das Mittlere geschaffen.
  Das Konzept der mittleren Musik wird in bestimmter Weise bereits in Salmanows «Zwölf» vorweggenommen: Wie bei Khanon und gelegentlich Schostakowitsch ist es eine brillant geschriebene, faszinierende «schlechte Musik».

  Die Leningrader Alternativ-Kultur (Literaten, Maler, Popmusiker) mit ihrer Tendenz zum Grotesken und Absurden, der Khanon in seiner Musik und in seinen Texten angehört, wirkte gewissermaßen wie ein Magnet — anziehend und abstoßend — auf die «offiziellen» Künstler wie Tischtschenko und Slonimski.[комм. 17]

  Der närrische Titel Mittlere Symphonie erinnert dabei an die Letzte Symphonie des offiziellen sowjetischen musikalischen Narren Nikita Bogoslowski — umso markanter ist der Unterschied zwischen dem offiziellen mittleren Kichern und der absurden Herausforderung der mittleren Welt.

  Die Persönlichkeit und das Schaffen Chanons realisieren folgende uralte paradoxe Wahrheit: das Herumkaspern ist der einzige Weg mitten in der Gesellschaft Ehrlichkeit und Anstand zu bewahren, der Narr ist letztendlich der einzige nüchtern und unbestechlich denkende Mensch in der Masse der ernsten Menschen, die sich mit dem Bewusstsein ihrer Ernsthaftigkeit ein für alle mal betäubt haben. Es ist bemerkenswert, dass die frühen Werke Chanins, die scheinbar aus einem zufällig-alltäglichen Anlass entstanden sind (seine musikalischen Hooligan-Streiche haben sogar die I-k-o-n-e der sowjetischen Musik, Swjatoslaw Theophilowitsch Richter),[комм. 18] zu einem Wutausbruch gebracht), auch heute noch frisch und kraftvoll wirken, was einen grellen Kontrast zu den offiziellen monumentalen Fresken über das Ewige bildet, die aus den Federn der Professoren, Vorsitzenden und Ehrengliedern (die Chanon entweder ignoriert oder verfolgt haben) geflossen sind, genauso wie zu den monumentalen Fresken über das Schreckliche aus den Federn der anerkannten Dissidenten.

  Trotz seines noch jungen Alters gehört Khanon unbedingt in den Kontext dieses Kapitels. Sein Wirken fällt mit den letzten Jahren der Sowjet union zusammen und verkörpert die vollkommene Befreiung von dem akademischen Paradigma, stellt seinen reinen Gegenpol dar (in einem seiner provokativen frühen Interviews definiert Khanin die akademische Musik als Masturbation und spart nicht mit Gemeinheiten an die Adresse Schostakowitschs, aber auch Mozarts — was allerdings weniger schmerzvoll empfunden wurde, denn in der sowjetischen Hierarchie stand Mozart weit hinter Beethoven oder Tschaikowski).[комм. 19]
  Zwischen den beiden Polen, dem versteinerten Akademismus und dessen völliger Verneinung, befanden sich viele sowjetische bzw. postsowjetische Komponisten. Je weiter man sich vom Akademischen entfernte, ob in Richtung der provozierenden Postmoderne, der Nachahmung westlicher Avantgarde oder der Esoterik, desto weiter entfernte man sich vom Symphonischen – wobei die Gattung Symphonie gleichzeitig alle möglichen Erweiterungen und Metamorphosen erleben durfte.[3]


  Vier Texte Juri Khanons zu seinen (sechs) Symphonien, die er mir liebenswürdigerweise zur Verfügung gestellt hat, sind in meiner Übersetzung am Ende dieses Kapitels nachzulesen.

      ► «Sinfonie der Hunde» (ос.35, 1989),
      ► «Mittlere Symphonie» (ос.40, 1990),[комм. 20]
      ► «Drei Extreme Symphonien» (ос.60, 1996),
      ► «Lachsinfonie» (ос.70, 1999)








Ком’ ментарии

...ну да, где человек, там и его дух...
и всюду этот дух...[16]

  1. «Юрий Ханон: вне контекста» — при помощи несколько навязчивой парадоксальности этой формулировки Борис Йоффе с первых же строк эссе ставит акцент на такой же парадоксальности обсуждаемого предмета. Разумеется, первым делом возникает принципиальный (почти схоластический) вопрос: а возможно ли вообще (в человеческом мире) существование какого-либо предмета «вне контекста». С одной стороны, вослед за классиками (отнюдь не романтическими) приходится констатировать старую как мир истину: «нельзя жить в обществе (контексте) и быть свободным от общества (контекста)». С другой стороны, само по себе понятие «контекста» — заведомо умозрительное (или спекулятивное), а потому «существование вне контекста» возможно только вне пределов человеческого мозга. Последнее условие в рамках (ещё раз повторю) антропоморфной картины существования носит чисто обструктивный характер, само собой. Короче говоря, вывод однозначен и неутешителен: в мире, где всё взаимосвязано, «вне (умозрительного) контекста» не существует — ничто. И тем не менее, заголовок (хотя и отчасти провокационный) в данном случае вполне осмыслен. Всего в двух словах: жёстко поставив свою музыку и, главное, свою собственную жизнь как произведение искусства (читай: карманную мистерию) за предел существующих кланов (причём, не только музыкальных и мира искусства), этот автор неминуемо вычеркнул себя из акутального событийного контекста своего конкретного места и времени. В свою очередь, существующие кланы (причём, не только музыкальные и мира искусства) ответно поставили не признающего их «протестанта» за черту своего актуального контекста. — Однако (ergo!..), тем самым, неминуемо деформировался и сам контекст современной культурной жизни, в котором («за пределами» которого!) появилось радикальное лицо, якобы поставившее себя «вне контекста» (особняком) в среде не принимающих его кланов: такой факт можно было сколь угодно долго игнорировать, однако о нём нельзя было «не знать». Таким образом, (сил)логический круг замкнулся, образовав идеальную пару «отрицательной истинности»: экстремальная фигура самим по себе нахождением «вне контекста» образовала со своим чуждым контекстом — некий новый синтетический контекст, включающий в себя «отрицание отрицания».
  2. ...Начало текста на этой странице на самом деле вовсе не является началом, именно по этой причине в интонации столь заметен дух перечисления. И он (этот дух) вполне соответствует букве, поскольку книга Бориса Йоффе, посвящённая «флюсу советского симфонизма» построена по энциклопедическому (отчасти, хронологическому) принципу и представляет собой длинный ряд персональных дел разных композиторов. В этой веренице «посиневших профессионалов» означенный Юрий Ханон неизбежным образом оказывается закрывающим (или почти закрывающим), что — вполне логично по любому из указанных критериев.
  3. Словно бы по иронии судьбы, среди обэриутов самым близким к Михаилу Савоярову оказался именно Даниил Хармс — прежде всего, в силу его пожизненного интереса к музыке: напряжённого и неослабного. Пожалуй, второй фигурой, которую можно было бы назвать в этом числе — стал Николай Заболоцкий. Однако эта связь (насколько мне позволяют судить факты) проявилась несколько позже и — в опосредованном виде.
  4. «Решение разорвать связи с обществом» — говоря с фактической точки зрения, здесь Борис Йоффе употребляет не совсем точную формулировку. Картина четырёх лет публичной деятельности (включая полтора года работы в кино) выглядела принципиально обратным образом. В последний год перед окончанием консерватории Юрий Ханон принял «давно вызревшее» решение временно принудить себя к внешнему функционированию (если угодно, ограниченной экспансии) собственного творчества. Первоначально этот период должен был составить только один-два года. Слегка затянувшись, тем не менее, он — в скором времени всё же закончился, и произошёл возврат «автоматом» к исходному герметическому состоянию.
  5. Маленькая поправка: шагренево-костная «беседа со Скрябиным» происходила не совсем на «ленинградской кухне» (которая, впрочем, к тому времени уже сделалась слегка «питерской»), а в маленьком кошмарном кафе (буквально говоря, советской забегаловке) неподалёку от конюшен Михайловского замка (чисто, какой-то цирк).
  6. Трудно было бы определить «приписывание» подобного, с позволения сказать, сочинения иначе чем позор. Пожалуй, автору подобного музыкального пустословия следовало бы, прежде всего, спрятать свою партитуру и больше никогда никому не показывать(ся) на глаза. Впрочем, оставим эту посредственную тему. Как говорил один наш старый приятель: из этого пальца больше ничего не высосешь.
  7. В известной мере здесь можно провести курьёзную параллель с одним из основных принципов иудаизма (изложенным поверх Торы). Согласно одной из краеугольных заповедей, имя «Вс-вышнего» (или «Г-спода Б-га») никогда не может быть упомянуто, произнесено или обнародовано. Таким образом, важнейшая (сверх’ценная) сущность Мира остаётся принципиально Неназванной, Невидимой или Неслышной.
  8. Ну да, можно сказать: попадание в глазное яблочко (стопроцентная точность). Автор книги... с поистине снайперским педантизмом упомянул здесь именно этих двоих, с позволения сказать, «любителей» альтернативной культуры, равно «притянутых и вытянутых» ею. Пожалуй, трудно было пройти мимо такого казуса, не добавив свои пять копеек в свинью-копилку современности. А потому позволю себе, так сказать, в качестве разрядки — маленький (придворный) дивертисмент..., на заданную тему. Кажется, здесь только что прозвучали два имени (в целом соответствующих двоим человекообразным)... Ну хорошо, давайте поглядим. — Первый из них во время моего «исключения» с композиторского факультета прочитал длинную назидательную речь, основным определением которой было: «это не музыка, а издевательство над музыкой и площадное шутовство». А второй (бывший, на самом деле, первым), хотя в тот день он и молчал, но зато вполне высказался заранее. Ещё при моём поступлении в консерваторию он задал профессорам вопрос ребром: «зачем Вы его сюда принимаете?.., всё равно я его со второго курса исключу». Пожалуй, для полного комплекта здесь не хватило ещё Успенского и Арапова (упущение Бориса). — Последний сказал мне буквально следующее: «Мы Вас приняли в консерваторию. Мы Вам доверили ответственное дело: писать музыку. А Вы тут чем занимаетесь, молодой человек?..» Что же касается (уже успевшего) Успенского и его жены в чёрную и белую клеточку, то перед подобными образчиками био’материалов, пожалуй, равно бессильны и слова, и молчания. С таким джентльменским комплектом уже ни один мусоро’сборщик не справится. Придётся, брат, вызывать спец’технику (для подчистки «альтернативной культуры»). — И правда, Борис, из песни слова не выкинешь. Как ни крути, это и в самом деле был «своего рода магнит, притягивающий и отталкивающий». Не говоря уже обо всём остальном.
  9. Эта, с позволения сказать, «хулиганская выходка», не на шутку возмутившая Святослава Рихтера, по рассмотрении оказалась вокальным циклом «Каменное лицо» для фортепиано и певца (с подзаголовком «30 учебных песен на тексты Тютчева»). Классически стройный и жёсткий по замыслу сборник (включавший в себя четыре с половиной десятка вокальных миниатюр) словно бы специально был создан для тестирования идиотов..., прошу прощения, людей кланового сознания. С несколькими песнями из этой выходки пока ещё можно познакомиться здесь (хотя и недолго). А подробности возмутительного возмущения находятся рядом, на странной странице: «Рихтер против Прометея». И верно...
  10. К слову сказать, Борис, этот пресловутый Ханон не делал особенных различий между Моцартом, Бахом, Бетховеном и Чайковским (не говоря уже о заднице Шостаковича), поскольку его всегда интересовали не персоналии, а жупелы (причём, относящиеся не столько к публике, всего лишь жующей жвачку, сунутую ей в зубы, сколько к существованию кланов, формирующих сначала свои, а затем — публичные опорные ценности). Именно по этой причине (вполне справедливо указанной выше как в тексте, так и в комментарии) Чайковскому и Бетховену (а также Баху и всяким Брамсам) доставалось «на орехи» куда больше, чем Моцарту. Ибо означенные Ч. и Б. в значительно большей мере выполняли роль жупелов (и фундамента) для существования, существа и сущности профессиональных кланов (онанистов). Насколько помню, одно из интервью 1991 года так и назвалось: «Эффект Бетховена в системе водопровода», а Чайковский был многократно определён как «крупнейшее животное русской музыки» или «нытьё, поставленное на широкую ногу». Кстати сказать, последние две формулировочки послужили едва ли не главным поводом для жены композитора Успенского (здесь ещё одно колечко замкнулось) ввести «запрет» на появление «безобразного Ханона» в стенах ленинградского телевидения (начиная от музыкальной редакции и далее по списку). Можно себе представить: как сильно это его расстроило. Рыдал три недели, не просыхая. — Собственно, и до сих пор продолжает (как видно).
  11. Информация без размышления... Изо всех (четырёх) перечисленных в столбец симфоний этого Ханона опубликованной и приведённой в исполнение (во всех смыслах этого слова) может считаться только одна (эта, Средняя). Она же (по свойству транзитивности) — самая маленькая, трафаретная и простая, фактически, сведённая до состояния корсета самой себя. Остальные три симфонии не только никогда не исполнялись и не публиковались, но и более того: в рамках «реверсивной композиции» их партитуры подлежат планомерному уничтожению, так что в ближайшем будущем (продолжая существующее положение дел) все они окончательно перейдут в состояние «n’existe pas» (подобно царствованию Анны Леопольдовны или Фёдора Ильича)...
    И вместо завершения — последняя маленькая справка, справедливо не вошедшая в плавное «течение флюса». Кроме означенных в списке четырёх, на деле оказавшихся шестью с четвертью (так сказать, квартета втроём), у этого автора существует..., прошу прощения, я хотел сказать: существовало (вне контекста) ещё одно номинальное произведение в жанре симфонии (вполне достойное упомянутых выше местных авторитетов в лице Беховена и Чаковского в системе водопровода). Оно носит гордое название «Симфония №5 (героическая)» для тромбона и арфы (ос.21, 1986 г.) и вполне соответствует всемирно-историческим критериям венского классического симфонизма, незаметно исключая из их числа — все прочие.


  12. Der Anfang des Textes auf dieser Seite ist eigentlich kein Anfang, deswegen ist die Intonation des Auflistens so spürbar. Dieser Geist des Auflistens entspricht auch dem Buchstaben, denn Yoffes Buch «Im Fluss des Symphonischen» ähnelt in seinem Aufbau einer Enzyklopädie und stellt eine lange Reihe Komponisten dar. In dieser Reihe von ernsten Professionellen taucht Chanon naturgemäss als abschließende Figur auf.
  13. Am nächsten zu Michail Sawojarow steht — eine Schicksals’ironie! — unter den Oberiuten Daniil Charms, vor allem wegen seines lebenslangen und spannungsvollen Interesses zur Musik. Als eine weitere Figur sollte man Nikolaj Sabolozki nennen. Diese Verbindung zeigte sich später und weniger unmittelbar (wie ich nach mir bekannten Fakten urteilen kann).
  14. Diese Formulierung Yoffes ist nicht ganz korrekt (sic!): die vier Jahre des öffentlichen Agierens (die 1,5 Jahre Arbeit im Kino eingeschlossen) haben sich in umgekehrter Reihenfolge entwickelt. Im letzten Studienjahr zwang sich Chanon zu einem äußerlichen Funktionieren seines Schaffens. Zunächst sollte es nur ein bis zwei Jahre dauern, und wenn sich es auch etwas verzögert hat, kehrte Chanin doch zu einem hermetischen Zustand zurück.
  15. Kleine Verbesserung: das Gespräch mit Skrjabin fand nicht in der „Leningrader Küche“ (die zu jener Zeit auch schon „Petersburger“ hätte sein sollen) statt, sondern in einem kleinen schrecklichen Café (offen gesagt, einer sowjetischen Essecke) nicht weit vom Pferdestall des Michajlowschen Schlosses.
  16. Hier kann man eine vage und kuriose Parallele zu einem der Hauptprinzipien des Judentums (neben der Thora) ziehen: der name Gottes darf nicht ausgesprochen werden. So bleibt das Wesentliche der Welt unbenennbar, unsichtbar und unhörbar.
  17. Ja, man kann sagen, ein Volltreffer... Der Buchautor hat mit dem Skrupel eines Scharfschützen hier ausgerechnet diese beiden Liebhaber der alternativen Kultur erwähnt, die gleichermaßen angezogen und abgestoßen von ihr waren. So erlaube ich mir im Vorbeigehen ein entspannendes Divertimento zum vorgegebenen Thema. Der erste von den oben erwähnten hat zum Anlass meiner Suspendierung eine Rede gehalten mit dem Tenor: das ist ja keine Musik, sondern eine Beleidigung der Musik und Straßen-Clownerie. Der zweite, der eigentlich der erste war, hat an dem Tag geschwiegen, denn er hat sich schon im Voraus artikuliert: als ich in das Konservatorium aufgenommen wurde, wandte er sich an die anderen Professoren mit der Frage — Warum nimmt er ihn auf? Ich werde ihn so wie so im zweiten Semester nach Hause schicken. Man könnte aber auch zwei weitere nennen (Boris’ Versäumnis), Uspenski und Arapow. Der Letztere sagte mir: — Wir haben Sie ins Konservatorium aufgenommen und Ihnen eine wichtige Sache zugetraut, das Musikschreiben. Und was machen Sie, junger Mann? Was Uspenski und seine schwarz-weiß karierte Frau betrifft, helfen weder Worte noch Schweigen... Auch ein Müllmann wird hier machtlos, eine Spezialtechnik ist nötig, um mit der Alternative Kultur, die so anziehend und abstoßend ist, klar zu kommen.
  18. Dieser «Hooligan-Streich», was Richter so empört hat, war, nach einer genauen Betrachtung, nichts anderes als der vokale Zyklus Steinernes Gesicht für Klavier und Sänger, mit dem Untertitel 30 Übungslieder nach F.Tjutschew. Die klassisch strenge Sammlung (von über 40 vokalen Miniaturen) war wie geschaffen, um Idioten... Pardon, Menschen mit Klassenbewusstsein, zu testen. Mit einigen Liedern kann man sich hier bekanntmachen, und über die Details der Empörung Richters kann man unter Richter gegen Prometheus nachlesen.
  19. Übrigens, Boris, dieser Chanon hat keine bedeutenden Unterschiede zwischen Mozart, Bach, Beethoven und Tschajkowski gesehen (geschweige denn Schostakowitschs Hintern), da er sich nicht für Personen, sondern für Vorbilder und Ikonen interessierte (im Bezug weniger auf das kauende Publikum als auf die Zünfte, die Wertsysteme produzieren). Deswegen wurden eigentlich Tschaikowski und Beethoven (wie auch Bach und weitere Brahmse) viel mehr beschimpft als Mozart. Sie hatten ja eine viel grössere Bedeutung als die Ikonen und als das Fundament der (Masturbations-)Zunft-Existenz. Ich erinnere mich an den Titel eines Interviews von 1991: «Beethovens Effekt im Kanalisationssystem», wobei Tschaikowski mehrmals als größtes Tier russischer Musik definiert wurde, wie auch als breit Angelegtes Heulen. Diese Formulierungen führten unter anderem dazu, dass dank der Bemühungen der Frau des Komponisten Uspenski im Leningrader Fernsehen ein Verbot auf den abscheulichen Chanon ausgehängt wurde. Man kann sich vorstellen, wie betroffen er war! Heulte drei Wochen lang, und, wie man sieht, hat er sich bis heute noch nicht beruhigt.
  20. Information zum Nicht-Nachdenken. Von diesen vier Symphonien wurde nur diese Mittlere veröffentlicht und aufgeführt. Sie ist auch die kleinste und einfachste, eher nur ein Korsett ihrer selbst. Die drei weiteren wurden nicht nur nie veröffentlicht, sondern sie werden auch nach Plan vernichtet, wie es das Konzept der reversiven Komposition vorsieht. In naher Zukunft werden sie in den Zustand n’existe übergehen (ähnlich wie die Regierung der Anna Leopoldowna oder Fedor Ilytsch).
    Und anstatt eines Abschlusses eine letzte kleine Auskunft, die nicht im Fluss des Symphonischen zu finden ist. Ausser den erwähnten vier (de Facto 6,5) existiert noch ein Werk, das nominal zur symphonischen Gattung gehört (und mit den oben erwähnten Autoritäten wie Beethoven oder Tschaikowski ohne Weiteres mithalten kann). Es nennt sich stolz Symphonie Nr.5, Heroische, für Posaune und Harfe (oc.21, 1986) und entspricht völlig den historischen Kriterien der klassischen Wiener Symphonik, alle anderen unauffällig ausgeschlossen.



Ис’ сточники

Ханóграф : Портал
MuPo.png

  1. Михаил Савояров. «Слова», стихи из сборника «Стихи я»: «Перья жить» (1920)
  2. Иллюстрация. — ранний композитор и каноник Юрий Ханон (ноябрь 191) на своём месте (на фоне ряда атрибутов). Официальная фотография из фондов избирательной кампании на пост президента мировой охлократии (1991-1992 гг.)
  3. 3,0 3,1 3,2 3,3 Boris Yoffe. «Im Fluss des Symphonischen» (eine Entdeckungsreise durch die sowjetische Symphonie). — Hofheim: Wolke Verlag, 2014, 648 p. — (рp.512-515)
  4. Эрик Сати, Юрий Ханон, «Воспоминания задним числом». — Сан-Перебург: Центр Средней Музыки & Лики России, 2010 г. — 682 стр.
  5. Юрий Ханон. «Скрябин как лицо» (часть первая), издание первое. — Сан-Перебур: Центр Средней Музыки & Лики России, 1995 г. — 680 стр..
  6. Юрий Ханон. «Альфонс, которого не было» (издание первое, «недо’работанное»). — Сан-Перебург: «Центр Средней Музыки» & «Лики России», 2013 г., — 544 стр.
  7. Юр.Ханон. Приведённая цитата взята из текста сопроводительного письма к автору книги «В русле советской симфонии» (июнь 2013 г.)
  8. Иллюстрация.Юрий Ханон, oc.40 «Средняя Симфония» (для состава). Обложка партитуры. — СПб.: Центр Средней Музыки, 1990 г. (внутреннее издание)
  9. Юрий Ханон о «Средней Симфонии». Из первой аннотации к диску фирмы «Olympia» (1991 год).
  10. Иллюстрация — «ТриХанон» (авторское «фото автора» для буклета лазерного диска фирмы «Olympia», было сделано & предоставлено в ответ на просьбу г.директора б.ж.хр.фирмы Е. при условии х.), archives de Yuri Khanon.
  11. Illustration.Boris Yoffe: Komponist, Schriftsteller, Bratschist, Violinist, Dirigent (foto Zuhause, BRD), november 2014.
  12. Illustration. — die Situation ist wie folgt: es sah so öffentlich CD Unternehmen «Olympia» (OCD-284), London, 1992-1993; archives de Yuri Khanon.
  13. Juri Khanon: aus einem Briefwechsel mit dem Autor
  14. IllustrationYuri Khanon, oc.40 «Mittlere Symphonie» (für eine Besetzung). Cover der Partitur. — Sant-Pereburgo: Centre de Musique Mediane, 1990-2000 г. (interne (geschlossen) Ausgabe)
  15. Juri Khanon über seine Symphonien — Privatarchiv.
  16. ИллюстрацияТатьяна Савоярова ( & Юр.Ханон ). — «Дух Демократии» (фрагмент картины: масло, холст, 2014-2015 год). — Tatiana Savoyarova. «The Soul of demokration» (fragment).




Литтера’тура   ( тоже вне контекста, вероятно )

Ханóграф: Портал
EE.png

Ханóграф: Портал
Neknigi.png
Ханóграф: Портал
NFN.png



См. тако же

Ханóграф: Портал
Yur.Khanon.png

Ханóграф : Портал
B.Yoffe.png




← см. на зад



Red copyright.png  Все права сохранены.  Auteur : Бр.Йоффе (& слегка Юр.Ханон).  Red copyright.png
перевод туда-сюда: тоже Br.YoffeRed copyright.png  All rights reserved.

Red copyright.png  чистовой текст, редактура и оформление: некий Ханóн.

* * * эту статью может редактировать или исправлять
только один из авторов.

— Все желающие сделать замечания или дополнения, —
могут обратиться по одному назначению...
или, если будет угодно, по другому


* * * публикуется почти впервые :
текст, редактура и оформлениеЮрий Ханóн.


«s t y l e t  &   d e ... s i g n e t   b y   A n n a  t’ H a r o n»



Источник — «http://khanograf.ru/index.php?title=Юрий_Ханон_(Борис_Йоффе)&oldid=25567»