бывый брат мой, Володимир
( ещё набросок ... на лицо )
Лицом к лицу не увидать лица, Как после Пасхи, яйца с острого конца... [1] ( М.Н.Савояров )
Л учшее..., лучшее... Да..., если и бывает на свете что-нибудь «лучшее» (в превосходной степени) — то это только она и есть, эта фотография Володи Тихонова. В точности так, и я нисколько не оговорился: она, именно она, — та, которая немного правее взгляда. Или нет, прошу прощения, я хотел сказать напротив: немного левее (как он любит)..., этот удивительный, невероятный, невообразимый человек, превзошедший себя буквально во всём... Буквально и подлинно говорю вам, всё именно так и есть. Потому что превзошёл, сам того не понимая и не осознавая. Чисто автоматически... превзошёл. Ни на минуту не приходя в сознание. Вот так: взял и — превзошёл. Только потому, что попросту не смог не превзойти. И не в чём-то одном, а только так: во всём... И в том, и в этом, и даже в таком, в чём решительно невозможно себя превзойти. Чисто, шестой парадокс Зенона... Как всесокрушающий единорог рядом с несокрушимой стеной. Или Ахилл рядом с черепахой. — В таком мире всё возможно. И стена рухнет. И Ахилл не сможет убежать. И всё остальное, невероятное и невозможное, останется буднично стоять на своём прежнем месте, — ибо..., ибо... (как говорил Остап Моисеевич), глядя на это лицо пронзительно понимаешь (словно оттиснутое в чёрном золоте на оборотной стороне петровской медали), что всё-таки «небываемое бывает».[3]
- Потому что: вóт же оно, уже здесь.
- На лучшей..., самой лучшей... на свете фотографии.[4]
- Лучше не бывает. И даже мои слова..., вне всяких сомнений, хуже.
- ...не говоря уже обо всём остальном..., о чём и говорить-то не хотелось бы.
- Потому что здесь..., на этой фотографии — всё лучшее, чтó есть, чтó был он.
- Я ему говорил об этом. Но Бог весть!.., слышал ли он мои слова. Всего лишь слова. Текст.
- — Ау! Здравствуй, дорогой Володя. Брат мой драгоценный..., без тени присутствия.
- Словно всадник без головы. Или шевалье без лошади.[5]
- Тот самый востоковед Тихонов. Гений без гранаты.
- Рафаэль без рук. Умерший в детстве Моцарт.[6]:246
- Вечный иммигрант внутренней Кореи.
Ханон – человек поистине универсальный, энциклопедический, вмещающий в себя самые разные вещи – от латыни до ботаники. Названия его произведений — такие как «Пять мельчайших оргазмов», «Пропаганда духовного убожества» или «Средняя симфония» — могут ошеломить или удивить, но на самом деле все эти произведения отнюдь не поверхностны. Снизу доверху, они — проникнуты духом одного (или единого) Канона. В них не чувствуется обыденных эмоций, но дышит Дао всех вещей. Это — сверх’человеческая музыка, музыка (внутреннего) Освобождения. Его музыка — это его личная религия, она имеет мало общего с современной классической музыкой в обычном смысле. Ханон занимает совершенно особое место в современной российской культуре. Если общество его поймёт, то есть надежда, что оно отойдёт немножко от эпигонства и коммерциализма — главных культурных болезней России сегодня...[7]:100-101 проф. Тихонов, «Империя белой маски»
- Закончивший питерский университет в 21 год. Профессор от рождения.
- Трудно себе представить слово, менее липнущее к нему... «профессор». Что за дичь!
- Словно бы родившийся с полным пакетом ветхих знаний и взглядом назад. Всегда назад.
- «Вундеркинд», чудо-ребёнок с необычайно острой памятью.
- Книжный шкаф без ручек. Библиотека на двух ногах. Чемодан без дна.[комм. 1]
- Что за кошмарный бред. Всё это не имеет к нему ни малейшего отношения.
- — Неужели опять об Гоголя?.. Или об его брата?
- Кандидат наук в свои 23 года (гида, гада, годо, где).
- Да ведь и раньше стал бы, если бы не одна вредная тётка в питерском университете,
- сразу невзлюбившая этого странного..., слишком странного увальня... Ну и чорт с ней.
|
( 1998 г. ) [8]
|
|
- Гражданин без страны. Космополит без мира. Коммунист без коммуны.
- И всё ему как до Марса. И Марс ему как до лампочки, уберите лапочки...
- Толстый и тонкий. Высокий и низкий. Любой и никакой...
- Про него что ни скажешь, то и неправда. И напротив... Всё не ложь.
- Ученик велiкого Пака. Убежавший в Москву. Вернувшийся в Питер.
- Никуда не убегавший и никуда не вернувшийся. Так-то будет вернее...
- Всю жизнь уклонявшийся. Смотревший со стороны. Избегавший кланов.
- И всё же попавший — туда, в клан. В кланы.[комм. 2] — Какие у вас планы, мсье?
- Есть ли у вас мечта? Мечта юности. Зрелости, старости.
- Откуда выйти? Куда попасть? Какая пропасть... слов. Всё мимо.
- Особенно, если видеть его лицо. Его особенное лицо. Которое было. Он...
- Да... Мечтавший о «настоящей» корейской женщине. Вдруг: получивший мечту в руки.
- И даже немного подержавший её (за хвост).
- Но тут же утерявший, так и не получив.
- Человек без биографии. Или биография без человека.[9]
- Что хуже? Всюду отсутствующий. И — вот он, пожалуйте.
- Наконец, Пак Ноджа, гражданин Южной Кореи (слегка «демократической»).
- Марксист без Маркса. Неистовый (до полного бесчувствия) публицист «В.М.»
- Непримиримый, непримиримый... и всё-таки — примирившийся.
- Никогда не склонявший голову и вечно кланявшийся.
- Китайский болванчик. Русский философ. Человек не от мира сего...
- И всегда в этом мире. — По колено. По пояс. По уши.
В его действиях, как и в его музыке, многое неподготовленному человеку остаётся непонятным. Родившись в семье музыкантов, уже давшей миру знаменитых исполнителей в начале XX века, — Юрий Ханон прославился как «бунтовщик» уже в старших классах музыкальной школы, где он исполнял обязательного для всех учеников Моцарта, ковыляя по клавиатуре в разрушенном стиле греческого модерниста Ксенакиса, и тем не раз навлекал на себя гнев преподавателей. И так происходило всякий раз: когда ему давали линованную бумагу..., он, словно заколдованный, снова и снова писáл — поперёк...[7]:97 проф. Тихонов, «Империя белой маски»
- Ярый ленинец. Левый любитель марша. Любитель левого марша. И ещё...
- Левой ноги. Левых решений. И вообще — всего левого, что не справа. Ах, что вы, право...
- Любитель самого человечного человека. Дорогого Ильича. Того, который «любил детей».
- И никогда не тронул пальцем даже козявки (у себя в носу). Коммунист Володя.
- Разумеется, никогда не ходивший ни строем, ни в строю, не в строку. Как и всё прочее.[10]:23
- Что, неужели «убеждённый коллективист»?.., профессор.
- Ну конечно же! Как и все рефлексирующие индивидуалисты: только вид слева. Да.
- Совсем немножко. Ровно настолько, чтобы иметь право выступить...
- С левой ноги. Только с левой ноги, — я хотел сказать. Ведь она у нас такая..., всегда и всюду левая.[11]
- Нет. Не будем думать об этом предмете свысока. Как и о любом другом..., вдруг.
- Вы же помните, — как-то раз он сказал мне, — мы, коммунисты,
- всегда недолюбивали вашего брата, анархиста.
- Ну да, ну да, мой дорогой Володия... Земля помнит... Сырая.
- Мёрзлые комья прямо на лысину... Или по-простому, вообще безо всякой земли.
- Да и сейчас тоже, не лучше... Короче говоря. Не будем ворошить старое, товарищ Ворошилов...
- Особенно теперь, когда среди нас настоящий ленинец. На...стоящий. Ленинец. Профессор.
- Пы’лающее сердце. Марш, марш, марш...
- Левый, левый, левый..., левее не бывает. Ну..., разве только с оборотной стороны (Луны).
- И вдруг, правый мещанин. Накрепко привязанный ремнями к своей заднице.
- Не говоря уже обо всех прочих местах, близ’лежащих...
- И конечно же, пожизненно непричастный к своему мещанству.
- Как всякий Высокий Инвалид... Кроме шуток.[13]
- И всё же, до чего мучительна и неприятна эта низкая человеческая жизнь...
- Толстый китаец. Рисовая капибара. Носорог верхнего Нила.
- Уничтожитель маленьких суси и больших голубцов. Почему ты так много ешь?
- Вечный жид без земли обетованной. Летучий Голландец мимо Голландии.[14]
- Бегущий всех низких земель. И каждый раз — попадающий в них. Прямо в них.
- Всегда, вечно Ваш Володия.
- Словно бы в этом может быть какая-то отдельная правда.
- Удивительно верный и всё понимающий. Тот, на кого нельзя положиться. Никогда.
- Без промаха. Без вариантов. Только инстинкт... или голос крови.[15]:594
«Внутреннюю биографию» Скрябина, озаглавленную «Скрябин как лицо», Ханон издал — с большими трудностями — в 1996 году. Книга эта (на первый взгляд) — классическая биография. Но в то же время — роман, художественное произведение, посвящённое жизни, музыке и дружбе самогó Скрябина и... Ханона, его близкого друга в Дао. Биографии, в которых автор становится в то же время одним из героев — вещь практически неизвестная в русской литературе, и крайне редкая — в мировой. И это — не просто вымышленный «диалог» с неким деятелем прошлого, а последовательное повествование о том, как Скрябин и Ханон вместе шли и идут к Просветлению. Жанр этой книги, «внутренняя биография» — совершенно нов. Речь идёт о том, что Скрябин, собственно, не умер и живёт внутри Ханона (равно как и наоборот)...[7]:98 проф. Тихонов, «Империя белой маски»
- Вечно сочувствующий и всегда отсутствующий. Будто аутист. Всюду, кроме своей кромки. Нижней.
- Ну и пускай... В конце концов, как же без неё?.. Мерзость какая.
- Всё понимающий. И ничего не способный понять. Короче, настоящий друг.[16]
- Лучше не бывает...
- Не верь, не бойся, не проси... Или наоборот. Без разницы.
- Всегда, вечно Ваш Володия.
- Словно бы в этом может быть какой-то особый смысл.
- Дивная это была жизнь. От книжки до книжки. От первой до — последней.
- Проще говоря: между двух книг. В узком зазоре (без малого десять лет).
- Первой был «Скрябин» (как лицо). Один как перст.
- Последней стали «Диалоги... с Неизвестным». Наша совместная книга. На троих.
- Сделанная небывалым, невиданным способом. В диалоге. С неизвестным.
- Это ведь только слово такое: «книга».
- А на самом деле — мир. Отдельный закрытый мир.
- Как много он на нём научился. От меня. В процессе. И ни одного слова благодарности.
- Спасибо, друг. Ты же знаешь, как я это люблю. Первое и последнее.
- Она должна была стать первой русской книгой Чжан Бин Линя. Неистового Чжана. Не стала, конечно.
- Почему? — Не вопрос. Как всегда: «Слово и Дело». Сначала дал. Затем взял.
- Вот так и не стало этой книги: первой среди прочих и единственной помимо всех.
- Всё-таки, жизнь среди людей просто так не проходит. У них тоже учишься... Невольно.
- Пропитываешься их жизнью, духом, ароматом..., начинаешь ругаться матом...
- Или то же самое, но — молча, тихо, необязательно. Словно бы сделавшись одним из них.
- Это как лёгкое отравление. А затем всё становится на свои места. К месту.
Его <Ханона> можно назвать «анархистом от музыки», но в качестве анархиста он ближе не к князю Кропоткину, отрицавшему лишь государственную власть, а скорее Чжан Бинлиню (1869-1936), «даосу в анархизме», считавшему, что человечество должно вообще перевоплотиться в новый, более развитый вид, который не будет нуждаться во власти в принципе...[18] проф. Тихонов, «Империя белой маски»
- Кореец из Осло. Норвежец из Сеула. Индиец из Пекина.
- Только что из Печи. С пыла, с жару... Пирожок. Прости. Прощай.
- Всегда не здесь. Всегда не тут. Всегда не там, где его можно видеть, трогать, терять...
- Слышать, видеть, наблюдать... Там где его нет...
- Впрочем, оставим пустые и нелепые попытки.[19]:375 Так словно бы их и не было...
- Раз, два, три... — оставили. Он не заметит.
- Профессор Вол. Никогда не приходивший в сознание. И всегда бредящий, бредивший в нём.
- Вслух... Про себя... Без разницы.
- И его жена, прежняя жена, бывшая не жена, Бек Мён Чжон... Марина. Чудо из мечты.
- Несостоявшееся и несостоятельное. Благодаря мне. Не так ли?
- Разве не в мою честь они назвали своего первого сына?
- Или, быть может, я ослышался... (в последнее время).
- Был ли когда ещё на свете такой «крёстный»? Не...веро...ятно.
- — Эй, Юри, ты меня слышишь?..[20]:119
- Разумеется, нет. Мой крестник. Где твой крест? —
- — ...я держу его на сребрянной цепи..., на коротком поводке, бес повода...
- Больше никогда..., ты не сможешь встретить «этого фрика» с того света...
- Где живёшь ты, где живут они, меня там не бывает. Никогда.
- Глотай!.. Сглатывай!.. Главное — не подавиться... во’время.[22]
- «Четыреста крон за встречу»..., полчаса..., я думал, что ослышался. Wunderbar!
- Почти тридцать сребренников. На коротком поводке...
- Даже нарочно не выдумаешь. И поверить нельзя. Магритт подавится (со смеху).
- Это приговор, Володя, дорогой мой. Нет, не мне приговор. И не ему... которого нет.
- — Ты сказал!..[23]
- — Ты сделал!.. — неучастием своим. Отсутствием своим.
- Ахилл, всё-таки убежавший от черепахи. Вкус победы.
- Да, это тебе приговор, дорогой мой... Такого позора даже я не смог бы выдумать.
- Или, по крайней мере, диагноз, дорогой мой...
- Такой «сын». У такого крёстного. Откуда? Чей он? С какого фигового дерева?
- Четыреста сребренников..., интересно: это больше или меньше, чем шестьдесят баксов?..
- Ах, скажите на милость, какая новость! Призраки генетиков разом поперхнулись и сглотнули слюну.
- Отпрыск человеческий... от двух кавалеров Ордена Причастия. Бывает ли такое? Хуже чем анекдот.
- Поистине, это чудо чудное..., — слышишь, я тебе говорю это, Володя... Не слышишь. Ну да, как всегда.
- Это чудо и (не)чистая мистика: суметь соделать такое. Невероятное. Потрясающее.
- Откуда, из какого отверстия, какими судьбами! Что за сила дивная принесла!..
- И небывалое бывает. Только истинный..., истовый гений способен родить чудовище.[комм. 3]
- Человека (не)разумного... Ещё одного, после всего...[24]:630
- Попив водицы из копытца. Как и все люди... Откуда же ещё пить?
- Страшно сказать: во что он превратился. И куда он вернулся, после всего...
- ...и сам ты еврей, и дети у тебя — китайцы...[25]
- «Лучшее из худшего», — как говорил один мудрец (он уже давно молчит), право слово.[26]:309
- Всё худшее — детям. Истинно советский человек. Настоящий талант вы... рождения.[6]
- Главное: быть как все. Слиться с обшивкой. Чудо. Невероятное. Потрясающее.
- А ещё говорят: «яблоко от яблони». Дальше не бывает.
- Даже бешеный огурец так не дострелит.
- Браво, Володя. Склоняю свою бренную голову (как на кладбище). Браво, браво-вово!.. Я так не умею. Нет.
- И никогда не умел. Во всяком случае, так теперь видно...
- ...ни-ко-гда..., ни нет..., ни да..., прости, брат...[комм. 4]
- Пускай даже только понаслышке... Изнутри. Там...
К сожалению, Ханон последователен буквально — во всём. В том числе и в своём бескомпромиссном уклонении от необходимого для всякого художника сотрудничества (или «коллаборционизма», как он сам говорит) с кланами современного общества. Именно по этой причине его — почти нигде нельзя найти. А временами создаётся такое впечатление, будто бы его попросту — не существует: словно чистая идея или фантом, он сначала выдумал сам себя и затем — испарился... Однако, это впечатление обманчиво. Несомненно, Юрий Ханон вошёл в историю музыки как «самый закрытый композитор». Получив в 23 года европейское признание и сделав сенсацию внутри страны, он просуществовал на публичном поле всего три года, а затем — отказался продолжать так, как это принято. Захлопнув за собой дверь, и плотно задёрнув шторы, он сказал: «Всё, считайте, что меня Нет!» ...и мы, жившие в одно время с ним, не нашлись, чтó ему ответить.[27] проф. Тихонов, «Анархист от музыки»
- Внезапно остановившийся. Взгляд в себя. Невидящий и острый. Точный и в никуда.
- Коммунист Пак Ночжа. Высокий Инвалид, несомненно.
- Очень высокий (нет, не в смысле роста). Вернее сказать, очень далёкий. Отсюда не видно.
- Именно так: инвалид божьей милостью. На всю жизнь.
- С жёстким отпечатком поперёк лица. И всего тела. Почти шрамом.
- В полный рост. Без исключений. В том единственном месте, откуда больше нет возврата.
- Не кланяясь пулям. Не забывая об опасности.
- И забывая обо всём остальном..., желательно, так.
- И ещё: вечно ползая вниз..., лицом вниз. Лобзая землю.[29]
- Отличная картина. Потому что им отсюда... ровно ничего не видно.
- А если и видно, то — только спину. Удивительная картина. После всего.[24]:549
- Что? Неужели он уже уходит? Не может быть. Я не верю... Нет.
- — А значит, прощай, Володя..., мой бывый брат.[комм. 5]
- «Засим покорнейше кланяюсь, ословоЛ»...[30]
Но это всё к слову, только к слову. Только к нему.
- Как говорится, случайно вылетело.[31]
- Причём, не изо рта (вылетело). Нет. Совсем не оттуда...
- И совсем не ради того... Совсем.
- — Дорогой мой человек...
|