Лики России (Юр.Ханон. Лица)
( чисто, административная статья ... в форме от личного суждения ) Жаль что я писатель.
«Ли́ки Росси́и» (Петербург) — как говорится, это российская информационно-издательская фирма, основанная в 1992 году историком-архивистом Юрием Шелаевым (и его женой Елизаветой Петровной) при участии Архивного управления Петербурга и Ленинградской области.
«Ли́ки Росси́и» (Сан-Петербург, XX век) — как говорится, это российская фирма, яко бы информационно-издательская, созданная (буквально из «ничего», как это принято) в 1992 году Юрием Шелаевым (по образованию историком-архивистом), а вместе с ним и его женой Елизаветой Петровной (в девичестве Е.Конаржевской, отчасти). Разумеется, при этом не обошлось без некоторого (хотя и не слишком крупного) административного ресурса (читай: присутствия отца, сына и святого духа: чиновников, руко-водителей или их отдельных частей). — Таким образом, трудно было бы отрицать, что Лики России были учреждены «при участии Архивного управления Санкт-Петербурга и Ленинградской области».
Разумеется, всё сказанное выше (и ниже) на этой странице — представляет собой исключительно «оценочное суждение» некоего анонимного Автора. Однако железобетонным основанием для такого суждения служит такая убийственно точная мера, как соответствие: чаще всего выражаемое известной формулой «Слово и Дело». Именно они оба: сначала слово, а затем дело (или его отсутствие) — и позволяют надёжно судить о том, что́ есть лики, лица, морды или, попросту говоря, задние места.
Особым образом мне хотелось бы избежать в данном случае трафаретного тона..., запаха и вкуса. Во всяком случае, именно такую задачу ставил перед собой я, переписывая поверх небольшого текста, оставленного мне (как оказалось, в «наследство») Николаем Семёновым, заместителем главного редактора издательства «Лики России».
— Вот почему я считаю себя об’язанным дать определение тому, что есть их Россия вместе с этими ликами...[комм. 1] «Ли́ки Росси́и» (Сан-Перебург, XX и XXI Век) — питерская изд(ев)ательская фирма, созданная (её директором) кавалером пятого Ордена Слабости Юрием Шелаевым и его женой, кня’гиней Елизаветой Петровной, в приснопамятном 1992 году для придания собственной жизни осмысленного вида (не исключая особого рода архивно-административного бизнеса). За почти три десятка лет существования своей сущности издательство «Лики России» (с грехом пополам) издало полторы сотни нечленораздельных воплей — и только три книги, — не считая целого вороха пустых слов и обещаний, оставшихся изданными — исключительно на воздух.
Профиль этих ... «Ликов России»
— Продолжая сказанное выше, можно полагать (причём, вполне справедливо), что название издательства «Лики России», данное ему господами-организаторами (масонами ложи) при учреждении в 1992 году, вполне бы соответствовало концепции его будущей деятельности. Несмотря на некоторую (изрядно жёваную) банальность образа (чтобы не сказать: образины), в сжатой форме это словосочетание означало словесное намерение её учредителей возможно более полно и ярко представить историю России как части всего человеческого мира — в лицах, документах и артефактах. Таким образом, тексты представляли для издательства интерес только во вторую очередь (во всяком случае, так было в первые годы существования «ликов»). — Исходя из поставленной & сформулированной задачи, главным профилем издательства, так сказать, его лицевым паспортом стал выпуск обильно иллюстрированных тематических альбомов, составленных по обобщающему принципу: историческому, тематическому или территориальному. Впрочем, эти книги (в лучших образцах) нельзя было бы назвать просто альбомами или книжками в картинках. «Лики России» всегда стремились издавать богато иллюстрированные научно-популярные книги по избранным темам. Как правило, между фотографий в них содержится чувствительное количество само’стоятельных комментариев и прочего поясняющего текста. Документы эпохи часто снабжены обширным и живым фактическим аппаратом, позволяющим читателю незатруднительно понять: что за исторический кадр (событие, объект, место, лицо) находится перед ним на странице книги. — Разумеется, что подобное отношение к качеству текста всегда ставило работу «Ликов России» в зависимость от лиц тех авторов, с которыми они сотрудничали. Фактически говоря... уровень изданий находился в прямой зависимости от личности, характера и квалификации составителя.
В рамках основной парадигмы взаимоотношений Ю.Б.Шелаева с внешним миром (равно муниципальным, региональным, ведомственным и федеральным) следует понимать и ежегодные планы издательства. Не только связи с архивами и фондами хранения жизненно важны́ для обеспечения качественной и содержательной работы. Экономическую основу деятельности издательства «Лики России» составляли регулярные заказы государственных ведомств, учреждений и организаций. К юбилеям или особым событиям в своей «биографии» все эти официальные «субъекты» (скажем, юридические лица и лики России) получали свои локальные истории в виде иллюстрированных альбомов на достойном научном, художественном и полиграфическом уровне: свёрстанные в портретах, картинах, фотографиях и документах. По ведомственным заказам были изданы такие исторические альбомы, как «Главная дорога России», «Санкт-Петербургская певческая капелла — музыкальный лик России», «Педагогический университет имени А.И.Герцена, Санкт-Петербургский политехнический университет «Факультет экономики и менеджмента», «Метрополитен северной столицы» и многие другие, которые было бы слишком долго перечислять.
...И всё же будем не только справедливы, но и наблюдательны.
Кроме издания альбомных проектов, являющихся безусловно магистральной линией, «Лики России» с момента организации в 1992 году выпустили в свет целый ряд локальных научно-популярных исследований (гуманитарных), а также мемуары некоторых известных исторических лиц и книги, создающие картины отдельных секторов жизни или периодов развития Советского Союза и Российской империи.[комм. 7] В некоторых случаях издательство также выпускало в свет и (так называемые) «элитные тиражи» книг (или особые части тиража), выполненные в кожаных переплётах ручной работы (по технологии конца XIX века). Последняя практика пришлась как нельзя кстати в 1998-2000 годах, когда были изданы так называемые «отдельные экземпляры» первой части романа «Скрябин как лицо». — В этом вопросе соответствие автора книги и «Ликов» оказалось неожиданным и полным.
Как свидетельствуют они сами (в лице директора и его супруги), в первые двенадцать лет существования «Ликов России» главным внутренним двигателем, душой и сердцем издательства был «заместитель» главного редактора, Николай Ю. Семёнов, давний университетский знакомый семьи Шелаевых. — Историк и, отчасти, даже политик по природному складу ума, прирождённый архивист-подвижник, тонкий аналитик, классический социал-демократ по духу и просто яркий эксцентричный человек, он долгие годы был внутренним стержнем, соединяющим общее дело. Умерший в 2005 году (в возрасте 44 лет), едва ли не на все будущие годы он заложил идеологические & идейные основы издательской и человеческой политики «Ликов России».[7] До сих пор атмосфера кабинета директора буквально пронизана его присутствием: равно незримым и реальным.
« ...Экономист по образованию, блестящий историк и тонкий геополитик, философ по призванию и по сути, чей колоссальный мозг был способен заменить по объёму информации, аналитическому дару и скорости реакций не один научный отдел, он, по особому свойству российской действительности, был в этой жизни мало востребован. <...> Пожалуй, именно здесь... имело бы смысл сделать небольшую (но достаточно выразительную) паузу, чтобы затем перейти к трём книгам, выпущенным за всю свою историю означенными «Ликами России». — Всего трём книгам. На фоне яко бы пяти сотен альбомов и прочих изданий, — словно бы признанных не бывшими... в прямом подобии «царствования» Анны Леопольдовны. — И тем более..., на фоне доброго десятка «не сделанных» и «уничтоженных» прецедентов в области литературы, истории искусства, философии и психологии, — как было сказано в преамбуле этой странной страницы... Прямо скажем, довольно странный итог (если, конечно, поверить написанному) существования издательства. Вместе с его «ликами»...
...Скрябин как лицо...
Потому что эту главу (первую в своём роде) можно было бы начать с вящей благодарности в адрес изд(ев)ательства «Лики России» (и его директора попо’лам с главным редактором). Мне кажется, было бы неправильно пренебречь такой уникальной возможностью и сказать своё тёплое человеческое «спасибо»..., — ибо..., ибо... (и здесь я вполне согласен с Остапом, поскольку и в самом деле очень трудно решить: что должно следовать дальше, после этого ужасного «ибо»)...[9] Но всё же, честно попробую. Чем чорт не шутит... — В конце концов, ведь книгу-то удалось сделать...
– Моя книга очень подробна и безусловно могла бы послужить наглядным пособием по скрябинской жизни. Однако основная цель состояла совершенно в другом. Быть может, если бы я имел в руках не две, а целых три жизни, и книга моя тоже оказалась бы в полтора раза толще. Но сейчас, сейчас за моей спиной стоит уже бородатый издатель и дышит мне в затылок несвежим нутряным воздухом. Почти каждый час я слышу его нетерпеливые слова: «Ну давай, давай скорее»... Кстати, если он вам как-нибудь повстречается посреди тёмной улицы, передавайте ему от меня тихий, очень тихий привет..., – прямо в лицо. [10] А потому, как и было запланировано, начать придётся снова — с имени.
— Ещё раз продолжая сказанное выше, можно не сомневаться (причём, вполне справедливо), что именно название издательства «Лики России», данное ему господами-организаторами (масонами ложи) при учреждении в 1992 году, и привело к появлению из его стен книги «Скрябин как лицо». Как сейчас помню эту картинку: позднее лето 1995 года (дело было в августе)..., некий автор, фамилию которого из чистой скромности придётся выпустить из текста, сидючи в маленьком кухонном чулане своего трёхэтажного особняка, услышал из настенного репродуктора несколько казённых слов, ключевыми из которых были такие: «издательство Лики России»...
— Контекста не помню. Смысла также. Поскольку всё остальное (сказанное в тот день по радио-Петербург) не имело ровным счётом никакого значения. Ибо затем (почти одновременно) в сознании этого автора всплыли — одна за другой — две мутные мысли. Первая была такой: ну надо же, «Лики России», что за дичь!... — и охота же людям давать своему делу столь потасканные, банальные и, вдобавок, выспренные названия. И затем вторая: а вот если бы некое издательство «Лики России» выпустило на прилавки книгу «Скрябин как лицо», — это звучало бы уже совсем не так дурно. Почти умно. Иронически. Тесно. Честно. И даже — рифмовалось бы... неплохо, говоря фирменным слогом Петра Шумахера.
Никаких связей. Никаких знакомств. Никаких отношений. Никаких задних входов и мыслей. Всё — как на ладони. С парадного подъезда. — Тихо. Чисто. Пусто. И даже — тускло... Но только — поначалу. В первые три недели. Или четыре. Ну..., или пять, на худой конец.
...Сегодня не выдержал паузы и позвонил Шуваеву, главному редактору Ликов России. С целью внушения, знать, позвонил.[комм. 9] Ныне уже прошёл месяц и двадцать дней с той прекрасной поры, как он взялся издать книжку «Скрябин как лицо» в двух’месячный срок. Услышав сию бес’примерную цифирь..., дважды переспросил я его (не без скрытой иронии, пожалуй) насчёт этих «дивных двух месячных». — И дважды же (как в той старой-доброй сказке) получил от него утвердительный ответ, сопровождаемый гулкими ударами в грудную клетку. Однако сегодня (спустя пятьдесят дней и рукава) Скрябин и ныне там. По результату пока не сделано ни-че-го. — Впрочем, на слух Шуваев опять любезен и искренне держит руку у левого кармана рубашки. Ну что ж, и на том спасибо, дядюшка...[12] Как нетрудно (было бы) понять из текста (и контекста), затем прошло ещё два месяца..., и ещё два. Наконец, — сократим, как любил говорить один мой старинный друг..., начиная рассказывать очередную историю... К тому же, обойдёмся... как-нибудь... без дробностей и подробностей. Тем более, что они имеются даже здесь, в местах не столь отдалённых. Например, в основной статье, целиком посвящённой (этой ужасной) книге «Скрябин как лицо». Или в чю-ю-юдной рецензии (насквозь пропитанной духом лжи, неискренности и беспардонства, под названием «Толстая новинка» (от 14 сентября 1997 г.)... Пожалуй, будет уместным только вскользь упомянуть, что ещё через два месяца (после прошествия очередных двух, последовавших за предыдущими двумя), а именно, 1 февраля 1996 года господин Шелаев позвонил (собственноручно) и сказал, что плёнки с негативами для производства книги «Скрябин как лицо» пошли в производство, в общем, можно считать: почти готовы, так что теперь речь пойдёт — о типо-графии.[12] Поистине волшебное слово..., особенно если учесть, что с момента окончания книги прошло — уже два года... Не месяца, нет.
...и последнее: наша со Скрябиным странная книга вроде бы уже готова..., на 90%, как говорит господин Ш. Обещает к 1 августа сделать 21 именной экземпляр. — Враньё, конечно. Опять враньё, — даром, что Шелаев не врач. И хорошо ещё, что я взял себе за бон-тон (сомнительный) помалкивать об этой книге. И об этих ликах..., которые даже теперь, в июне умудрились подкинуть мне парочку откормленных свиней, эти милейшие господа «Ю. и Е.» из издательства. — Ах, Шура, Шура, и что за вялая комиссия жить посреди этой животноводческой фермы!.. [12] Казалось бы, что за прелесть!.. После обещанных двух месяцев..., не прошло и года — как невиданная книга (между прочим, и в самом деле «толстенная новинка», совсем не дешёвая в производстве: цельных 680 страниц) готова на 90%. [13] Всего-то и проблем.
Затем, после дивной девяносто-процентной новости от 1 августа 1996 года наступило молчание. Долгое молчание (хотя в тот момент, признаться, никто ещё толком не знал: какова будет его истинная долгота)... Сначала длиной ещё в два месяца. Затем — ещё столько же, ещё и ещё... — Наконец, в год, а затем и ещё — два месяца... Не исключая и ещё какого-нибудь года, десятилетия или полувека, без разницы... В таком процессе, не имеющем ни продолжения, ни конца, — нет предела совершенству... Собственно, его бы и не было (прежде всего, за отсутствием субъекта интереса).
...как сейчас помню свой первый разговор с Н.Ю. — я был крайне удивлён тем, что он с такой обязательностью и даже ревностью отнёсся к книге человека, которого он никогда не видел и почти не знал. Проще говоря, я был удивлён, увидев в нём СВОЁ отношение к делу и людям. Одновременно, понимая, что рискую, я крайне резко высказался о его шефе (к тому моменту „Скрябин как лицо“ уже не был издан два года). И сказал: «ноги моей больше не будет в Ваших засранных ликах». — На что Николай Юрьевич <как всегда, предельно корректно и спокойно> ответил: «Я Вас очень понимаю. И сам желал бы поступать так же. Но поскольку я в Ликах бываю регулярно и не уйду оттуда, я это дело беру на себя. И Вам больше не придётся там бывать. Теперь я буду там за Вас и сколько смогу (вопрос только срока) сделаю всё должное, что Вам было обещано и не сделано». В ответ я только благодарно поклонился ему... [14] ...како оказалось впоследствии, г-н Шелаев (в той части текста, которая касалась готовности проекта) обманывал вовсе не на 90%. Впрочем, нет. Не так. «Обманывал»..., это нехорошее слово. Потому что Юрий Борисович..., он никогда не обманывает. Только болтает слишком много, в точности как в той дивной пьеске у Эрика. Слегка привирает, да. Это бывает. И ещё — слишком часто выдаёт желаемое за действительное... К примеру, половинку — за целое. Вечность — за два месяца. Сделанное за несделанное. Собственное полное отсутствие — за эффект присутствия. И хотя ни о каких 90% работы не могло быть и речи, но и вправду на тот момент было сделано — больше половины. Трёхтысячный тираж книги «Скрябин как лицо» и в самом деле вышел с типографского конвейера и даже был каким-то чудом переплетён в блоки с форзацами (хотя и без обложек, вестимо). Но тем дело и кончилось: видимо, запал иссяк. Или горючее не подвезли вовремя. А потому, упакованный в аккуратные типографские пачки по четыре штуки «валетом» — тираж был отвезён в какой-то подвал (или чердак, точно не припомню) инквизиции, где и пролежал молча в течение года. Или даже более того, — медленно и верно превращаясь в культурные отложения (предмет интереса археологов).
— Пусковым механизмом реанимации проекта (кроме Николая Семёнова) стала, как это ни странно про’течка «Ликов России». Нет, я вовсе не шучу. — За время и’здания они успели поменять и здание своего издательства, насколько я понимаю и помню... В точности не знаю, когда и как это случилось (и волею какого чиновника про’изошло), но в конце 1990-х годов от Смольного «лики» смогли переехать поближе к «нашей» консерватории, в Прачечный переулок, — в точности на насиженное место Брокгауза и Ефрона (были, знаете ли, в России ещё два таких лика, кроме Шелаева и Шелаевой). Кажется, именно там, на новом месте и прорвало какую-то советскую трубу, в результате чего часть недоделанного (на 90%) тиража была залита кипятком... или напротив, тёплым раствором гуано, — в результате чего пришлось срочно перетряхнуть подвальные залежи «Ликов России» и выносить уцелевшие артефакты культуры на просушку. Именно тогда редакция сделала удивительное открытие: оказывается, на свете существовала такая (начатая и брошенная) книга: «Скрябин как лицо» (часть первая).
– Да, – подытожил он коротко после моей довольно пространной речи, – Это хорошо. В конце концов, нужно же когда-нибудь начинать и настоящее, реальное дело... А то представь, – внезапно улыбнулся он, – У купца Юргенсона вальс и этюд уже вышел, и в продажу по магазинам давно разошёлся, а ведь даже самого жалкого договора-то у меня с ним – так до сих пор и нет. Тоже мне “издатель”... Смех – да и только! [10] Пожалуй, про’течка «Ликов России» стала последней каплей на подмоченном скрябинском лице: именно с этого момента в старой одутловатой машинке словно бы кое-что щёлкнуло и зашевелилось. Совсем как в старом советском фильме... про жизнь насекомых.
И прежде всего, я (при непосредственном посредстве Н.Ю., конечно), вывез кое-какую часть уцелевших экземпляров без обложек, чтобы переплетать их самостоятельно (в кожу и кости) отдельным «ручным тиражом». — Чуть позже за похожее дело взялся и безукоризненный, как всегда, заместитель главного редактора. Вместе с ним мы таскали по широченной мраморной лестнице старого дома на Конюшенной улице тяжёлые коробки с «элитными экземплярами». Сделанные в «лазерной типографии», они не были ни обрезаны, ни сшиты, болтаясь в картонных коробках из-под бумаги, разложенные в виде набора листов формата а4, часть из которых, залитая административно-хозяйственной водой с обаятельными ржавыми разводами, была бесповоротно покороблена, — и мне пришлось допечатывать инвалидные экземпляры наново... где бог послал. Между тем, Н.Ю.Семёнов оказался тем единственным лицом (кроме автора), для которого «слово и дело» не могли расходиться далее, чем на расстояние вытянутой руки. Месяц за месяцем, год за годом он продолжал мягко выбивать из своего патрона какие-то финансы и поступки для окончания проекта: общего и элитного тиража. Скажу по правде, это зрелище, одновременно скромное и велiчественное, более не имело себе равных. По крайней мере, в моей биографии. — Никто и никогда не пытался демонстрировать подобную последовательность поступков (почти ненормальную среди человеческого общежития). — Никто. Разве что, кроме меня самого.[комм. 10]
...(четверг, вечер)... В точности выполнив указание генерального штаба, вчера я подошёл на цыпочках, чтоб не скрипнул пол, потихоньку открыл шкаф в кабинете ефрейтора Желаева, пока он вышел до ветру, так же потихоньку вынул оттуда один экземпляр книги «Скрябин как лицо» в кожаном переплёте (заранее выбрал самый достойный по работе и материалу), положил его в свой портфель и был таков. Точнее говоря, унёс с собой. И всё, точка. До свиданья. Actum est. Как и было обещано... (по совместному уговору), больше ни единого разу автор этой странной книги... не переступал порога изд(ев)ательства «Лики России», решая все проблемы и получая ответы на все вопросы посреди маленькой подковыровской улицы, на почтительном расстоянии от всех возможных «прачечных», «отмывочных» и «пирожковских», так сказать, — из первоисточника. А точнее говоря, от младшего заместителя — её величества — «главного редактора», очень главного, должность которого (пардон, «которой») без кавычек как-то совсем не смотрится, — честно́е слово.
Точно не припомню, в каком году это было... Скорее всего, в том же 2001, по окончании почти советской по своему масштабу эпопеи «двухмесячник в шесть лет», когда Николай Юрьевич, слегка потупившись и извиняясь от некоторой неловкости, задал мне вопрос — от директора издательства «Лики России».
...Воспоминания задним числом...
Сейчас я не стану разбирать по порядку как сам вопрос, так и его историю. Скажу коротко и сухо: «он умер». Именно так. Чистая правда. Он умер — там, за этими окнами старого дома на петроградской стороне, за которыми прошла вся его жизнь. Мне кажется, так бывает. И в этом нет ничего противоестественного, как говорят.
Лишённые стержня, сердца, двигателя, души и «даже» лица, «Лики России» окончательно перестали существовать (по крайней мере для меня).
— Для нормального... Но не для тех высоких инвалидов, которыми были при жизни — мы. Оба.
Этой «мелочью» я назвал обещание, конечно. То слово, которым позволяют себе тысячу раз на дню пренебрегать тысячи и миллионы «ликов и лиц» России и не-России. И то слово, которое обладает железной силой для отдельного человека воли, высокого инвалида, если угодно. Именно такое обещание за два года до своей смерти взял с меня — он, Николай Юрьевич. Заместитель «главного редактора». Отлично зная, как я отношусь к любому данному слову: равно своему и не-своему. — Но всё-таки я надеюсь, что не открываю никакой Америки... Люди, как правило, обыкновенны..., или удручающе обыкновенны. Даже более того, они банальны, часто даже в агрессивной форме. И ради того, чтобы просто получить это сомнительное право – находиться среди них, необходимо ещё и сдать экзамен, доказать свою «нормальность», иначе могут возникнуть проблемы, иногда очень серьёзные. Всякий «другой» или непохожий – непременно должен приложить усилие к самому себе, чтобы заслужить это почётное разрешение – жить среди них. Однако, ничего нельзя перепутать... Далеко не любое усилие годится, разумеется – оно может быть как «туда», усилие, так и «обратно». Нужно постараться прижать уши, как можно плотнее пригнуться и тогда сделаться – похожим... Именно таким путём идёт большинство. [4] — В те времена мы с ним эпизодически обсуждали совместную работу над его, как он полагал, главным трудом жизни: историко-физиологической книгой о распаде СССР, которую я предложил ему превратить в более принципиальный труд о внутренних механизмах создания и разрушения империй вообще (возможно, на примере России и Советского Союза, если ему так будет угодно). Между тем, он постоянно держал в памяти две моих прецедентных работы, в которых, судя по всему, видел очень большую ценность, — и при всякой встрече задавал о них вопросы. Первой из них был «всё-таки» второй скрябинский том, надежды на появление которого он не терял, — впрочем, уже вполне отдельно от «ликов». Иногда возникало подспудное ощущение, будто бы он внутренне прикидывает и примеряется, что бы такое было можно предпринять, чтобы эта книга всё-таки появилась: сначала из-под моей руки, а затем и на выходе из типографии. А вторым номером значилась значительно более реальная вещь — под кодовым именем «Воспоминания задним числом». Внешним образом это была первая книга Эрика Сати и, одновременно, об Эрике Сати на русском языке... Но на самом деле, она представляла собой нечто более глубокое и сокрытое..., в духе эпатажного психологического триллера или исторического анекдота, между документами, письмами или острыми эссе которого были скрытно рассеяны или запрятаны мои нераскрытые открытия в области функционирования «человеческого материала». — Бог весть, почему эта вещь привлекла его внимание. Совершенно не знакомый с Сати и далёкий от «золотого века» европейского авангарда, он мог только предполагать: какую-такую бомбу я собираюсь заложить на французской почве, — после скрябинских мемуаров, столь странных и особенных.
— А затем..., «он умер». Не послушавшись моего совета и оставив после себя первое неисполненное обещание. На этот раз, (яко бы) по «уважительной» причине.
...Для меня слишком мучительно, что из-за этой глупой нищеты я боюсь не суметь закончить моего «Сократа» для княгини Полиньяк. Перед моим носом висят две тысячи франков, которые только и ожидают, чтобы я смог поставить слово «конец» на произведении, уже сейчас написанном в большой степени. [4] Итак, в 2008 году очередная ни-на-что-не-похожая книга, снова первая в своём роде, была — закончена. Именно вопреки, — закончена, не благодаря... Причём, понимая это слово буквально. Вопреки всему и всем... сукиным детям, родителям и бабушкам, столпившимся в это время и на этих местах. Но закончив громадную работу, я встал лицом к лицу (не перед «ликами», нет) перед непростой логической проблемой каузального свойства. Можно даже сказать, перед небольшим профессиональным упражнением из курса (не)формальной логики. Упрощая эту задачку до неприличия, можно было бы спросить так: «Лики или не лики, в конце концов»? Или, говоря иначе: «должен ли я нести свою работу туда, куда было обещано?» — С одной стороны, Н.Ю. умер. Стало быть, «Лики» остались без лица, стержня... (и так далее по списку). Особенно если учесть, что я пообещал заместителю главного редактора, что именно он (а не кто-либо иной) получит мою книгу в руки. — Но с другой стороны, рассуждая по внутреннему тексту нашего уговора, Николай Семёнов хотел, чтобы его издательство получило право первооткрывателя на мой второй прецедент. Не так уж и трудно было сделать вывод, что со смертью главного лица его дело не исчезло. — С третьей стороны, я достаточно отчётливо помнил кислый (на 90%) вкус первого блюда, а также лежавшие на его дне прекрасные лики под майонезным соусом. А потому нетрудно было себе представить: кто там остался и как они себя буду вести впредь.
Элементарное техническое задание — и не более того. Взять макет, отнести его в типографию, а затем оттуда — развести по магазинам. Всё остальное было сделано. — За время работы над рисунками и макетом я попытался обратиться в несколько издательств с предложением получить (ничего не сделав) в свои руки истинный прецедент: по форме, по сути и даже по содержанию. — Увы, из этих фирм, как правило, выглядывали типичные сукины дети, по сравнению с которыми «Лики России» казались чуть ли не образцом благородства и душевной красоты. — Не слишком настаивая на своём намерении подарить миру очередную незаслуженную жемчужину, я очень быстро отступился от своей затеи. В сухом остатке имея, кажется, три или четыре издательства, владельцы или начальники которых получили от меня малое проклятие. Это было забавно. Но не более того. ...Я здесь опять ищу издателя, который не захочет меня купить за обыкновенное «дерьмо». Потому что моя партитура остаётся у меня. Княгиня является собственницей исполнений на четыре года. Если бы ты смог найти мне издателя в своих краях, это было бы просто «шикарно». Вот как бы я выпучил глаза! Ищи и ищи снова и снова, я прошу тебя. Если бы ты знал, какие же наши все хамы & «газовщики»!... [4]
Достаточно сухо и формально я сообщил Юрию Шелаеву, что звоню только по одной причине: связанный обещанием, данным шесть лет назад Н.Ю., что «Воспоминания задним числом» появятся в его издательстве. — Увы, мои слова оказали далеко не лучшее действие. После всего я вынужден констатировать, что на этот раз моя игра не слишком-то выгорела. К сожалению, это чёртово ружьё, повешенное на стену рукой моего мёртвого друга, всё-таки — выстрелило. Директор издательства вызвал меня на встречу (к своему «Пакгаузу и Эфрону»), чтобы обговорить детали издания второй книги.
Встреча, впрочем, была почти сердечной (спустя столько-то лет), вполне под’стать моей книге... Не кабинет директора, а сплошные «воспоминания задним числом». Почти «после всего»... — Для начала много вспоминали о стержне, двигателе, сердце и душе издательства (которых теперь уже не было, пятый год как). К счастью, мне была предоставлена возможность чаще помалкивать да послушивать. — Между прочим, господин директор, поглядывая на меня не без интереса, сообщил, что «Николай Юрьевич не раз передавал ему моё крайне нелестное мнение о нём... лично». — Разумеется, я не отрицал, и даже с готовностью подтвердил всё дурное... со всей прекрасной прямотой (как любим мы с Эриком...) и даже кое-что добавил. — Не без сочных красок и деталей. Впрочем, сразу оговорившись, что если я пришёл во второй раз в издательство, где так любят нарушать данное слово, — то исключительно потому, что обещал. И по той же причине теперь готов начать с чистаго листа, словно бы вижу Шелаева (вместе с его «ликом») впервые. Соответственно, и всё моё отношение к его поступкам (новым) будет таким же непредвзятым, словно бы после нажатия кнопки «сброс». — Правда, с тою только поправкою, что за последние десять лет степень моего «дома терпимости» (равно как и прочих форм терпения) изрядно поубавилась, — и на прежние шесть, три, два года конфуцианского ожидания меня явно не хватит. Приняв к сведению мою «прекрасную прямоту», мсье Шелаев (видимо, в качестве ответной любезности) сообщил мне некоторые сведения, ранее бывшие для меня закрытыми. Согласно его словам, «...Николай Юрьевич в последние годы своей жизни не раз говорил им, что «Лики России» должны гордиться сотрудничеством с автором «Скрябин как лицо»..., что эта вещь — лучшее, что их издательство сделало за свою историю..., и что она одна уже оправдывает всё их существование, потому что по форме и сути — эта книга уникальна». И ещё господин директор добавил, что «...в последний год своей жизни Николай Юрьевич не раз говорил им обоим обо мне, в частности, он сказал, что Ханон — единственный гений нашего времени, и перед смертью завещал им, чтобы они обо мне заботились...» — Странное дело. Неужели именно так и сказал: «чтобы заботились»?.. — переспросил я, слегка поморщившись. — И тут же обратно замолчал, получив развёрнутое подтверждение с цитатами и ссылками на источники...
И даже сейчас, только совершая усилие над собой, я повторяю эти слова: безусловно искренние и точные. Но всё же, не подлежащие произнесению. Честно говоря, на первый раз я промолчал — в виде ответа на слова Юрия Шелаева. Промолчал от неловкости. И понимания крайней степени психологической ошибки, заложенной между этих слов...[комм. 14] Однако спустя месяц, полгода, год... когда он в точности повторял сказанное единожды, — я всякий раз задавал ему один и тот же вопрос: «зачем же Вы мне это говорите, Юрий Борисович?..» — Неужели Вы не понимаете, что Н.Ю. завещал Вам такое вовсе не для того, чтобы говорить. Но (зная Вас) ради того, чтобы Вы хоть что-то поняли... или (чем чёрт не шутит!) может быть, даже сделали — в согласии с его словами. Тем более, если Вы сами называете это его «завещанием». — И вот, я прихожу в издательство «Лики России» спустя почти пять лет после смерти Вашего драгоценного заместителя. И Вы рассказываете мне, что «он завещал Вам обо мне заботиться». Как мило, mon chere... И скажите: где же Вы были все эти годы со своей ... «заботой»? И где же она ... теперь, с позволения спросить?.. « ...Вопрос процветания государства был для Н.Ю.Семёнова всегда приоритетным по сравнению с выгодой и интересами отдельной личности. В своей позиции он был последовательным государственником и был абсолютно убеждён, что только в условиях сильной и здоровой державы могут быть по-настоящему соблюдены все права человека и созданы возможности для его нормального развития. ...Впрочем, оставим в стороне «былое и думы»,[17] а вместе с ними и всё прочее. Лучше — всего два-три слова о деле: сухих и точных.
Держа в руках кожаный экземпляр моей книги (уже изданной), Юрий Борисович переспросил меня о готовом макете, затем уточнил объём, технические детали и..., как бы это сказать помягче... — Словно бы по какой-то дивной инерции сказал, что через два месяца тираж будет готов. Ну да... такого оборота моя душа уже выдержать не могла. — Ну зачем же два!... Сказали бы три, пять, девять, в конце концов, даже год. Но два месяца! Снова! На те же грабли! В ту же ямку. В ту же субстанцию... На то же шумахеровское... или даже савояровское..., фирменное... — Кто ж Вас за язык-то тянет, Юрий Борисович!.. Дорогой мой человек!..
Остановись, человек!.. Впрочем, не стану сгущать краски (и без того густо-тёртые). Рекорд «Скрябина вместе с его лицом» далеко не был побит. Конечно, не через два, и не через четыре... Равно как и не через полгода. И даже год... Но всё же книга вышла, пускай и не гладко. пускай и через пень-колоду. И с трудностями. И спотыкаясь об каждый пенёк... Но всё же это было — не шесть лет. И даже не пять.
...Взгляните на этих, с позволения сказать, издателей, лишённых человеческого достоинства и даже остатков стыда; взгляните на одутловатые витрины, в которые они помещают доверенные им чистейшие создания, аккуратно украшая их своей фирменной грязью. Возьмите некоторые каталоги самых изысканных современных произведений, и вы сразу увидите, что заставляют их претерпевать эти коммерческие скоты.
— Кстати (о птичках), ещё одна слегка забавная деталь (из области патолого’анатомии, вероятно)... Помню, несмотря на эти фирменные шелаевские два месяца, отдавая макет в работу, я на всякий случай поменял (прибавил «на вырост») год на титульном листе (поставив наперёд «фьючерсом» — 2009). Думаю, как-то нехорошо выпускать: мало того что «воспоминания», так ещё и всю книгу — задним числом. Разумеется, не прошло и двенадцати месяцев, как дата снова устарела...[комм. 16] Кажется, ещё в начале декабря 2009 года озабоченный главный редактор издательства позвонил(а) мне с просьбой: нельзя ли (снова) поменять дату на титуле. А то скоро январь на дворе, получится что новая книга уже из ворот типографии выйдет устаревшей. Разумеется, у меня не было возражений. Пускай теперь будет 2010. Этих номеров с разными цифрами у меня — завались. Куры не клюют. — А может быть (слегка ехидно поинтересовался я) сразу же поставить 2013..., чтобы, знаете ли, с запасом, так сказать, на будущее... — Нет, этого не требуется, — сухо ответили мне.
...Альфонс, которого не было... ( или книга в последнем смысле слова )
Жаль что я писатель.
Впрочем, говоря по существу вопроса, третью главу я просил бы рассматривать как типичный аппендикс (чтобы не поминать «аппендицит»). Поскольку история эта имеет (явно) тотальный оттенок. И ключевым словом в ней (так же как и в предыдущих «воспоминаниях задним числом») станет название. Имя. Кличка. В полнейшем с ней согласии, «Альфонс, которого не было» постепенно превратился в «книгу, которой не было»..., равным образом, прихватив за собой, туда — и издателей вместе со своим из(ев)ательством, и автора, — которого с той поры — словно кот языком слизал. — И всё..., и пусто..., и чисто..., и больше нет их всех..., словно и не было никогда.
— А знать бы вам, до чего я ценю такое постоянство!... Невиданное, нерушимое, раз и на всю жизнь. — И в самом деле, как это драгоценно, когда заранее — всё — известно. Почти наизусть. И ничего особенно не ждёшь. Никаких сюрпризов. Или неожиданностей (разве что..., кроме «детских»). Всё как по рельсам. А то и в туннеле (под землёй)... Собственно, так оно и произошло, с этим Альфонсом..., как и должно было. По принципу транзитивности. — Ну..., начать хотя бы с того, что этой книги (первой и последней в своём роде) я Николаю Юрьевичу — не обещал. Попросту, он ничего о ней — не знал. Не успел узнать... И никакого слова, потому, он с меня не взял, — что я отдам ещё и Альфонса в «его» издательство. — Вот и я, потому, не считал себя обезьянным..., пардон, обязанным.
...Давайте, постараемся быть хотя бы немного терпимее к человеку...,
Да ведь и не только об Альфонсе... Помнится, он предлагал..., а затем даже уговаривал, и не раз,[комм. 18] чтобы я «отдал им» и ещё одну свою грандиозную утопию: «Ницше contra Ханон», почти тысяче’страничный невероятный гроссбух, весь почерневший от боли и нового знания, которое хотелось бы забыть. Всеми силами. Оставшимися (после всего). — Разумеется, ни о каком «Ницше» не могло быть и речи. И даже Альфонс..., едва терпел все разговоры. Пустые. Или полупустые... Несмотря на то, что господин директор (как всегда) твёрдо намерился издать очередной «уникум».
Впрочем, об этом можно было легко забыть. Почти сразу. И обо всём. Как всегда... — И этого уговора, которого не было..., и вслед за ним — директора, которого как ни бывало, затем — автора, следом за ним — альфонса и, наконец, всего подряд, бог весть ещё чего, не исключая дурацкой декорации в виде этого мира. Будто мираж. Тень отца Гамлета... Всё пропало, шеф.
...В жизни нередко случаются такие минуты, — Удивительное дело. Почти невероятное (для понимания)... Даже и не припомню сразу, сколько же раз за свою жизнь я обсуждал эти банальные (до избитости) и избитые (до бесчувствия) истины, которые каждый человек нашего мира знает с детства... И даже с ними обсуждал (чёрт!.., даже стыдно вспоминать, опять стыдно), значит: с директором. Или редактором («главным»)... И вроде бы, ничего особенного. Обычные правила поведения..., банальные (до избитости). Как себя вести, чтобы морда..., понимаешь ли, не была вся в дерьме. Пардон. Опять не то сказал, что хотел. В общем, как себя должны вести элементарно воспитанные люди, чтобы лики у них не были все в грязи. — Как у комнатной собачки, прости господи. Ну, например: не обещай, если не можешь выполнить. Или выполняй, если пообещал. — По-моему, банально просто звучит. И вид у них был такой осведомлённый, будто они это — тоже — знают. В общем, даже в курсе. Или ещё... Если всё же пообещал (лишнего), а затем всё-таки не выполнил — ну ты тогда хоть найди в себе силы поднять трубку да позвонить. И сказать: так-мол и так, простите, наш дорогой «Ханон», потому как не получилось у меня выполнить обещанное (как у собачки комнатной), а потому переношу я срок на такое-то время. И если снова не получится, так позвоню сызнова и снова буду извиняться да лить слёзы п’окаянныя. — Вот такой, понимаешь ли, «Альфонс, которого не было»... пополам со Скрябиным как лицо...
Сегодня уже никто не сомневается, что современная обезьяна произошла от человека. — Идут годы. Десятилетия. Века. Эпохи... Но они, словно едва родившиеся..., по-прежнему продолжают обещать, чего не выполняют, затем пропадать не извиняясь и,[комм. 19] наконец, как ни в чём не бывало вылезают откуда-то снизу, чтобы сызнова обещать и не выполнять. И всё это называется одним словом: не-о-бя-за-тель-но-е зло. Почему «необязательное»?.. Да очень просто. Оно необязательное, это зло, потому что совершать его было совершенно не обязательно, только и всего!.. Потому что и без него легко можно было бы обойтись. — Потому что без него, родимого, жить ничуть не сложнее, чем с ним. Разве только «лики» становятся... ну хотя бы немного чище. И морда тоже, не вся в дерьме. Хотя бы половина. Или четверть. А вовсе не на 90%..., как они любят. Как привыкли... От рождения и до смерти. — Своей... или...
Сначала преврати свою жизнь в слово, Впрочем, пустой разговор. Достаточно всего раз (только внимательно) взглянуть в их хвалёные «лики», чтобы увидеть (на них, поперёк них) всего одно слово. То самое, которого им вечно не хватает. И без которого они и остаются, раз и навсегда, тем природным субстратом, из которого вырастает каждый человек.
А затем («после всего») они «искренне» удивляются и недоумевают: ну как же так получилось, что «этот» непонятный Скрябин отчего-то развернулся,ушёл вон и больше не желает разговаривать ни о чём, совсем ни о чём! И никогда! А вместе с ним этот странный Эрик снова сказал своё презрительное Je retire — и отправился прочь, хлопнув своей маленькой дверью. Или: почему вдруг этот «дикий» Ханон внезапно исчезает из поля зрения и более не желает коллаборировать с этими лишёнными всякого сознания оккупантами, отправив им (исключительно для ясности) частное определение: «эй, подлец». Или немного длиннее: «отныне вы прокляты». Или ещё длиннее: «ваше изд(ев)ательство стало причиной уничтожения доброго десятка подлинных прецедентов в области литературы, истории искусства, философии и психологии». Пожалуй, не обошлось и без последнего предупреждения. Снова не услышанного. Как и десятки прежних. В августе 2009 года (пока старые грабли ещё лежали на земле в ожидании очередного шага господина директора) Юрию Шелаеву в (слабо) торжественной обстановке был вручён Орден Слабости Первой степени (с орденской цепью). А спустя ещё год, когда (в очередной раз) всё уже было понятно (и с изданием, и с обещанием, и со слабостью) — также и орденский перстень соответствующей степени. Разумеется, указанные события происходили отнюдь не голословно. — Но при непременно сопровождении истории, теории и практики вопроса. — Кроме ордена и аксессуаров Кавалеру было вручено особое «Предупреждение о Слабости», а также предоставлены — все необходимые изустные разъяснения. Методики. И даже — упражнения...
По существу, вечный главный вопрос жизни заключается в том, — Эта книга, первая на русском языке книга Альфонса, которого не было..., и первая на русском языке книга об Альфонсе, которого не было..., — короче говоря, эта книга, которой не было... её бы и не было точно так же, как всех прочих книг, если бы я сам не проявил в точности такое же небрежение. Как и они...
Короче говоря, Альфонс стал вещью в последнем смысле слова. И он так и остался бы книгой, которой не было, если бы не Татьяна, которая взяла дело в свои руки. По существу, выполнив (завещанное господину директору) обещание Н.Ю., которое он дал мне пятнадцатью годами раньше... — Могу даже напомнить ещё раз, если кому-то невдомёк: «...поскольку я в Ликах бываю регулярно..., я это дело беру на себя. И Вам больше не придётся там бывать. Теперь я там буду за Вас и сколько смогу (вопрос только срока) сделаю всё должное, что Вам было обещано и не сделано».[14] Собственно, ничего не изменилось. И «даже» мой демарш с выставлением полного списка грехов и «завещаний» ровным счётом никак не поменял выражения лиц этих «ликов»..., а также их поведения. И снова продолжились «два месяца», и желание получить «то и сё», и просьба «привезти материальчик» на «корешок с крышками», и очередные рулоны через весь город (только не пешком, а на такси), и неторжественное плевание на устные уговоры с письменными договорами. Только на сей раз всё их обыдневное редакционное дерьмо (с позволения сказать) на 90% пришлось жевать не мне, а — ей, Татьяне Савояровой, прекрасному художнику, внучке короля и пра-правнучке принца, на все таланты которой они плевали с той же колокольни, что и на мои. И продолжают плевать до сих пор, между прочим. Оставим, снова оставим. В конце концов, они и сами остались в точности там, где их давно уже оставили...
– Не бойся показаться идиотом! Так вот, значит, какова она была, эта маленькая история, которой не было. маленькая история жизни и смерти. В одном стакане воды... с улицы подковыровой. — Так вот, значит, откуда взялось это странное, странное (только на первый взгляд) определение... Словно бы голое (как их лики). Только что из бани. Или напротив — туда. В баню... «Ли́ки Росси́и» (Сан-Перебург, XX и XXI Век) — питерская информационно-изд(ев)ательская фирма, созданная будущим кавалером Ордена Слабости Юрием Шелаевым и его женой, кня’гиней Елизаветой Петровной в 1992 году. За почти три десятка лет своего существенного существования издательство «Лики России» (с грехом пополам) издало всего три книги, — одновременно послужив причиной уничтожения едва ли не десятка подлинных прецедентов в области литературы, истории искусства, философии и психологии.
И всё же, как мне говорят откуда-то снизу, в этом определении осталось ещё одно слегка непонятное слово... Почему же (меня спрашивают), эта фирма называет себя «информационно-издательской». — Что они имеют в виду..., и о какого рода информации здесь может идти речь?..
И в самом деле, столкнувшись с этой формой организации (материи, с позволения сказать), я не раз диву давался: какую милую, поистине волшебную информационную политику умудряется вести это издательство в течение десятков лет, достигая потрясающего результата: что об их деятельности (публичной, между прочим, ибо издание книг, как минимум, не является «гос.секретом» или интимной тайной за семью фиговыми листками) осведомлены только единицы особо посвящённых или избранных (особ, особо приближённых к масонскому ордену)... Ну, в конце концов, даже если не поверить мне на слово (и в самом деле, автор очевидно «необъективен»), имеется такое бетонное свидетельство как википедия, мать. При всяком случае можно справиться на её страницах: что есть кто (или наоборот). И что же мы там увидим на счёт российских ликов?.. — да вот в том-то и дело, что ни-че-го с хвостиком. Как показало вскрытие, этот коллективный орган (в том же 2012 году) попросту удалил статью об издательстве «Лики России» как «незначимую», — только по причине нехватки необходимого минимума «авторитетных ссылок», проще говоря — прессы и паблисити. Удивительное дело...
Какой смысл искать правду «пытливо и упорно», Как сейчас помню маниловское громадьё планов г-на Шелаева, когда речь шла об издании первого тома «Скрябин как лицо». Увлечённо загибая пальцы и выписывая пункты на бумажку..., чего́ он только ни перечислял тогда, собираясь устроить мировой пожар и серию грандиозных акций в поддержку выхода книги... Презентацию, мои концерты (в том числе со скрябинской музыкой), критику в газетах и журналах (питерских и центральных), отдельный «бэмс» по поводу элитного тиража (видимо, с бренчанием кожей и костями) и даже «заказал» мне «этакую особенную» статью о своей книге... Всего перечислять не стану. Ограничусь одним только итогом — единственное, что состоялось из всего списка этой «мистерии-буфф» (разумеется, вы уже догадались)..., опять было сделано только мною. Потому что я — обещал... Впрочем, означенная статья «Толстая новинка» (вполне издевательского тона) так и не была нигде опубликована (ни «ликами», ни мной) — в результате, увидев свет двадцать лет спустя (рукава), в качестве исторического курьёза. А вся пресса собственно по книге «Скрябин как лицо», вышедшая в 1998-2007 годах, ни сном, ни духом не была связана с «информационно-издательской» фирмой.
Ответ проще пареной репы. Сильная личность — она всюду оставляет свой отпечаток. Даже в своей сопредельной слабости. — Директор, создатель и главный «солдат» фирмы... Юрий Шелаев, не зря же он кавалер такого Ордена, каков он есть во всём, включая собственную жизнь, — таковы и отпечатки его лица. Не исключая и «ликов», конечно. Пообещав одно, другое, третье, пятое..., по сути и по букве он не выполнил ничего. В такой обстановке странно было бы надеяться, что публичная (внешняя) жизнь издательства станет исключением, внезапно явив миру павлиний хвост. Или галантный гульфик, украшенный стразами. Говоря без обиняков, все три книги, вышедшие в этой «информационно-издательской фирме», были идеальным образом похоронены её «творческим коллективом». Пожалуй, если б я искал лучшего распространителя некрологов или спор сибирской язвы, мне не удалось бы найти никого лучше... на фоне достижений «ликов». Их полная неспособность заниматься продвижением или хотя бы элементарной рекламой самих себя (не говоря уже о своих книгах) поистине близка к уровню шедевра. Внешние «методы» существования Ликов более всего напоминают мне историю прутковатого барона фон Гринвальдуса, который, как сказывают, и спустя десять лет «всё в той же позицьи на камне сидел»..., а впоследствии на том же месте — и «вовсе умре». [28] — Впрочем, не будем сгущать краски. В конце концов, мы же не можем осуждать одноногого инвалида Крымской войны (Франция, 1858 год) за то, что он по утрам не бегает по гаревым дорожкам как угорелый. Несостоятельность публичного статуса «ликов»..., она связана прежде всего с отсутствием у них соответствующего о́ргана, затем — лица (лика) и, наконец, организации внешней деятельности как таковой. Скажем просто и холодно: указанная «информационная» опция у ликов попросту редуцирована. Поскольку все внешние связи (или сношения, как говорят французы) и без того находятся на уровне выше возможного (по натуре действующих лиц), ограничиваясь системой связей с «официальными задницами» в лице шестерёнок парт-хоз-аппарата. Только эти контакты позволяют издательству как-то выживать в городской (государственной) среде, состоящей из произвольного числа хищников и трупоедов. Признаться, временами я испытывал приступы сочувствия к мсье Шелаеву. Как мне казалось, почти все коммуникативные возможности директора фирмы уходили только на одно это... отвратное..., и даже рвотное дело. И здесь ему в самом деле — не позавидуешь. Занятие, прямо скажем, не из приятных... Потому что «лики» у этой (административно-бюрократической) «России» — не приведи господь. А кроме Ю.Шелаева в этой фирме внешними сношениями не занимается никто (или почти никто, вероятно). И не только рецензиями... Даже обычным (естественным для экономики издательства) распространением книг...[комм. 20] — Но здесь, пожалуй, я бы не нашёл ни единого слова упрёка в адрес моих ви’за’ви. Или всего одно. — Да, он похоронил заживо все три мои книги (в подвале своего издательства, куда желающие время от времени могли приходить сами, узнавая о моих книгах из интернета). Но точно так же он поступил и со своим «мордастым детищем». Утешение слабое. Объяснение — неважное. Но оно есть, тем не менее. И только одно (сызнова) может быть поставлено ему в вину: небрежение и безответственность. Ибо отлично зная о своей (с позволения сказать) «информационно-издательской политике» и не единожды споткнувшись об её развесистые грабли, он продолжал вслух мечтать, обещать и не исполнять...
С разбегу прошибить собственным лбом толстую кирпичную стену, – — К сожалению, так было. И я отлично знаю, что говорить об этом — боль и дурной тон. И тем не менее, тотальное несовершенство, совершённое этими людьми, заставляет меня открывать рот. И ещё: то обещание (не завещание, нет), которое я дал Николаю Юрьевичу. Обещание, что после всего лики непременно получат от меня — всё — заслуженное, каково бы оно ни было. За годы и десятилетия. Со всей «прекрасной прямотой», которую мы так любим. Я и Эрик... Оба трое. Тем более, что в примере «ликов» нет ничего уникального. — Пожалуй, их способ себя вести ничем принципиальным не отличался от всех прочих людей того социума, в котором они существовали. И даже более того, все их отличия — они были, несомненно, в лучшую сторону от среднего уровня. И только один факт испортил всю игру. Этим фактом стало моё присутствие среди них. Именно оно, это присутствие привело к истинному преступлению.
« Николай Юрьевич стоял у истоков нашего издательства, отдав ему значительную часть своей души, сил и времени. Во многом благодаря ему сложилась наша идеология и сформировалась многолетняя издательская программа, не исчерпанная и в настоящее время. Многие проекты, в которых он принимал непосредственное участие, вышли в свет и получили признание читателей. Он ушёл из жизни стойко и мужественно, оставив о себе самую светлую память и многих учеников, к числу которых мы имеем честь принадлежать... »[7]
В конце концов, проще всего было бы взглянуть просто и безыскусно: а как же они существуют. — Эти лики..., «лики России», с позволения сказать. Ведь это фирма, да?.., — спросил бы я с нарочито наивным лицом... И не просто фирма, а «информационно-издательская», — как они говорят о себе. А стало быть, у них есть не только и’здание, но и — здание, а в нём, внутри, вероятно, даже какие-то сотрудники, а снаружи — партнёры, контр’агенты, конкурренты, противники, ну и вообще, всякие необходимые связи, внешние и внутренние. Организованные и созданные под себя... И вот что отчётливо видно, глядя на их связи: до какой степени точно и безошибочно они отделяют возможное от невозможного, важное от неважного, существенное от пустого... — Да. Любая организация имеет свою экономику. И эта экономика (если фирму организовал не сумасшедший) должна, мягко говоря, обеспечивать существование — как самой фирмы, так и её владельцев. И здесь, вне всяких сомнений, содержатся главные силовые линии, цели и приоритеты для нормального человека. Точнее говоря, для человека нормы. — Взглянуть хотя бы банальным взором в их корешок, — кому они платят, с кем они рассчитываются, эти «лики», в процессе своей издательской деятельности. Нет, это далеко не только бумаго-торговцы, типографии или переплётчики. Ведь они регулярно платят и совершенно другим людям. Например, за аренду здания & со’здания (лики платят России), и за содействие фирме постоянно платят (скажем так, мягко), или даже за непротиводействие, за которое в известных случаях очень важно заплатить. Да... — Так же несомненно, что платят они и дяденьке-пожарнику. А также и всем следующим за ним, как в песне поётся... И не просто платят, но даже и гордятся этим, иной раз взахлёб рассказывая о своей прозорливости, пронырливости, дошлости и прочих достижениях на чернозёмной ниве всеобщего социального плодородия. ...Не помню, я Вам говорил, что хорошо поладил с Дягилевым? — Очень хорошо. Правда, от него никогда нет денег. (Что может быть лучше?) Значит... я свободен?..[4] — Но вот спрашивается, а платят ли они автору?.. Ответ прост, как репа: нет, ни в коем случае. Видимо, подобный поворот попросту исключён..., по уставу фирмы. Или по уголовному кодексу Российской федерации (ликами которой они, несомненно, являются). Или даже по её конституции. В общем, решительно не важно: почему. Потому что ни-ког-да не платят, и — точка. Ни при каких обстоятельствах. — Даже когда этот автор (чёрт его дери!) сам сделал всю работу от начала до конца. Имея в виду ту работу, за которую «лики» платят — другим. Например: наборщику и макетисту, художнику-оформителю и грузчику, кладовщику и курьеру... Даже когда он принёс готовый макет. Книгу в переплёте. Всё-всё-всё от начала до конца. Даже когда принёс два громадных рулона переплётных материалов на тираж. И всё равно — нет, никогда не заплатят. Таков высший закон ликов России. Задавятся, — а не заплатят.
3.1. За передачу неисключительных прав на пользование Произведением, указанным в п.1 данного Договора, Издательство выплачивает Автору 166 купюр по двадцать франков («20 ФР») к.д. [комм. 21] — Нет и ещё раз нет..., и даже за «дерьмо» они не купят... этого придурочного автора. Ни при каких условиях: ни пяди родной земли врагу! Пускай лучше у них длань отсохнет. — И даже когда в договоре написано: столько-то и тогда-то. Всё равно можно... не заплатить. И всё равно не заплатят. — Задавятся, будут кашлять (до рвоты), но не заплатят. И даже когда знают, что автор не имеет никаких доходов и живёт на честном слове и на одном крыле. — Нет, всё одно: не заплатят ни копейки, да ещё и постараются слупить что-нибудь. По-мелочи. Или по-крупному. Как удастся. — И даже когда их «дорогой учитель», Николай Юрьевич «завещает им» за-бо-тить-ся об этом авторе. — Нет. [комм. 22] Всё равно: ни пяди родной земли врагу. Ничего. Ни копейки. Потому что это — лики. Лики России, а не какая-нибудь шушера рогатая. Затянут пояс потуже, стянут челюсти ремнём..., но не заплатят. Ни копейки. Никогда. Нет. Лучше уедут куда-нибудь на лазурный берег, или в Грецию. И там... из последних сил будут валяться на пляже (кверху брюхом), пить сусло с воблой, а потом уедут в Финляндию (по малой нужде), но врагу не заплатят — ни шиша... А затем, в виде компенсации, пожалуй, расскажут ещё раз про то, как высоко они ценят своего дорогого покойного учителя, Николая Юрьевича. И про его завещание тоже расскажут, как он велел им заботиться об этом придурке. — Ну, спасибо, мой дорогой ефрейтор Желаев. Тронул. Да... Искренне тронул. Ничего не скажешь: настоящий лик. Лик России..., чтобы не вспоминать о Нигерии, например. Или Буркина-Фасо. Совершенно не обязательно иметь много денег. ...при подобной, с позволения сказать, дивной «авторской политике» этих ликующих ликов, — я уж и вовсе помалкивал бы на счёт Самого Главного, чем они преступно пренебрегают в течение всех лет своего существования (имея в виду не только их «обоих двоих», но и весь корпус нынешних обывательских изд(ев)ательств, на деле превратившихся в классическую армию мажоров и книгопрода́вцев — с исключительным акцентом на предпоследний слог). — Истинные потребители по духу, — они попросту подменили понятия, систематически уклоняясь от выполнения высокой функции «заказчика» или (в идеале) соучастника создания новых ценностей, и выступая в качестве иждивенца или паразита на чужом труде. От начала своего создания они не только не стимулировали работу в сфере искусства, литературы или философии, но и превратили себя в обыкновенную помпу, выкачивающую ресурсы из обескровленной и отжатой территории генерации — прямиком в сферу тотального потребления.[31] И прежде всего, так произошло в результате естественного отождествления себя с армией обывателей. — Назвавшись «ликами» среди мира вечно жующих морд, они словно поставили себя выше, «культурнее» и «духовнее» прочей России, ходившей у них под окнами, но на деле — вполне слились с легионом людей нормы, сами будучи таковыми (на все свои фирменные 90%). А подтолкнула их к тому система ценностей и главная мотивация. Их работа, их дело, их издательство, в основании своём оно было создано ради того, чтобы кормить их самих (а также их детей, внуков и собак), обеспечивая независимость, смысл жизни и потребление: паритетное или расширенное. — И этим, как бы они ни крутились на сковородке самооценки, исчерпываются их повседневные ценности и жизнь. – Разумеется, и я в своё время тоже жил в этом мире, и несколько одутловатых особей человеческого вида тоже предлагали мне издавать «свои» книги – за свой счёт <точно таким же образом, как через подобное унижение не раз проходил и Фридрих>. Не слишком утруждая себя прямой речью, они говорили жёваным языком бюрократа, человека без лица: за такую-то сумму денег мы готовы сделать для вас столько-то экземпляров книги... — Однако я видел кошмарную картину: за спиной у них, напряжённо дыша и поедая меня глазами, стояла плотная толпа обывателей — всех тех, кому я должен был заплатить за их потребности и удовольствия, тепло и похлёбку, жареное мясо животных и мутную пивную жижу... Ценой своей крови и мозга, ценой мучительной генерации идей я обязался обеспечить их тупое потребление? Превратить свою свежую мысль в их свежее дерьмо? – Ну что ж, неплохо, не так плохо... Должен ли я добавлять, что скорее уничтожу всякую свою книгу, партитуру или картину, чем протяну руку и пойду на сотрудничество – со стадом подонков, прошу прощения, людей..., вас, мои дорогие. [31] — Конечно же, я говорил всё это не от имени некоего солидарного «профсоюза» авторов вообще (среди которых, к слову сказать, преобладают такие же реплики «ликов России», обыватели, люди нормы, рядовые потребители своего времени и места), но только своим собственным голосом, к которому теперь — спустя полтора десятка лет — присоединился запоздалый отголосок их «дорогого учителя», единственного не’обывательского лица среди толпы окружающих ликов. И наконец (уже только от моего голоса и лица), добавляю: ну, и полюбуйтесь теперь, чего́ вы снова сумели добиться своим финансово-договорным жлобством и тотальной необязательностью, превратив своё драгоценное дело — в полную противоположность собственным намерениям. И даже в этом результате нет ничего уникального. Такие «лики» веками штамповал человеческий конвейер. И поступали они всегда одинаково, послушно следуя за своими потребностями. — В точности как «Лики Германии», годами плевавшие на Фридриха. Это они довели его до нищеты отчаяния, а затем — и безумия. В точности как «лики Франции», не раз покупавшие Сати за «дерьмо». Это они уничтожили в зародыше десятки его сочинений, так и не написанных. Список бравых «издателей» и «заказчиков» можно не продолжать, ибо имя им всем — легион. Почётный. Или нечётный. Нужно ли и повторять, что в точности той же проторенной дорожкой (от пива до слива) прошли на рубеже двух тысячелетий и «лики России», не только уничтожив десяток прецедентных трудов в области литературы, истории искусства, философии и психологии, но и превратив настоящее время в пустыню, лишённую единственной возможности прорыва.[комм. 23] — Не раз и не два я напрямую предупреждал дядюшку Шелаева: какой лик он себе рисует в «культурном» промежутке между собственным желудком и мошонкой. И только его, её, их общая глухота стала им сначала приговором, а затем и братской могилой.
— Впрочем, не довольно ли слушать их ли(ри)ки? (как сказал мне их учитель, в своё время)... И не пора ли перейти к настоящему делу, в конце-то концов. Например, к воскурению книг..., «моих прекрасных книг» (как не раз... за меня... говаривал Фридрих), не сделанных благодаря небрежению «ликов России». Раз исчезнувшее, — ему более не место на этой поверхности. Или в глубине. — Это напрасно говорят, будто рукописи не горят... Да. Рукописи даже очень хорошо горят... На самом деле не горит — только говно.[31]
— Ну да, ну да..., очень мило..., — я вижу, вы снова ничего не поняли, мой дорогой друг. Как всегда. Ничего...
— Короля играет окружение..., так говорят. Да-да, именно так: короля играет окружение, а король (вот хитрец!) ему только подыгрывает...
| ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Всё сказанное выше (и даже ниже) — есть строгая форма «личного суждения», единственным основанием для которого стало систематическое небрежение и расхождение между «Словом и Делом» неких двух ликов, назвавших себя ликами России. Одно это и даёт право «оценочно судить» любые поступки и констатировать приговор. Тот приговор, который себе вынесли они сами. Своим неучастием, своим небрежением и несоответствием. Но прежде всего, своим именем.
Единственно тот, который и подобает всякому лицу, назвавшему себя «ликом». Ком’ментарии
Ис’сточники
См. так’же
— Означенное эссе «Лики России» было по кусочкам собрано и сделано в 2006-2010-2014 г.г.г.
— Желающие сделать замечания или дополнения, могут оставить их при себе или отправить прямо туда, через спец.канал. « s t y l e t & d e s i g n e t b y A n n a t’ H a r o n »
| ||||||||||||||||
