Урок Орика (Эрик Сати. Лица) — различия между версиями

и
юль 1925 выдался горяченьким..., особенно, на некрологи (за них всегда неплохо платили, после всего). Эрик (при жизни) сильно не любил это потное время, одно из худших, куда ни плюнь: изнутри и снаружи: верхняя точка года, жара, пустой вонючий город, все разъезжаются, (как крысы бегут... с пустого корабля) говорят, якобы «отдыхать». Ах, эти бедные, вечно усталые людишки. И вроде ничего не делали, а отдохнуть всё равно хочется. Духота, душные, духовка... «Газовщики чортовы»! В такую погоду не только рыба (с головы), даже мясо провоняет за пару часов. Как говорится, славное дело..., — самое время умирать... Лучше не придумаешь. И вроде бы ещё не умер, — а уже протух.^{[комм. 1]} — Кого хороним, брат? Опять Грибоеда?..^[3] Не может быть... На этот раз — грибами не пахнет, нет (разве только сыроежками)...

— Исключительно ради отвода... глаз.

  Этот месяц начался не слишком-то забавно, как часто случается... Ранним утром 1 июля умер Эрик Сати (весь июнь, стало быть, он ещё оставался жив, вопреки всему).^{[комм. 2]} После полугода изнурительной двусторонней пневмонии на фоне цирроза печени (не алкогольного, — нет, конечно, это они всё врут, ради собственной вредности, лени и простоты).^[4]:654 Истощённый старик-Эрик (и всего-то 59 лет, — «старику», между прочим). Мумифицированный скелет бывшего человека, кое-как обтянутый остатками кожи. Последние четыре месяца он почти не вставал с постели (госпиталь Сен-Жозеф, корпус Гейне, отдельная палата, оплаченная графом де Бомоном, после всего). А потом начался июль. — Значит, теперь достаточно. Отмучался. Ну, спасибо...

  Однако ритуал превыше всего (для тех, кто понимает). Через сорок дней в Париже вышел августовский номер над’гробного (чтобы не сказать: загробного) прюньеровского журнала «Музыкальное обозрение» (La Revue Musicale),^[5] от корки до корки посвящённый свеже-умершему комо’зитору.^{[комм. 3]} К слову сказать, далеко (и очень далеко) не впервые он был... таким. Чуть больше года тому назад, мартовский номер того же «Музыкального обозрения» точно так же был полностью «сатиезирован», — ещё вполне при жизни бенефицианта.^[6] Там, к слову сказать, между прочих материалов значился и вельветовый мемуар некоего тоже Жоржа, но только Ориоля (не Орика, хотя и на ту же букву „А“),^{[комм. 4]} старого фумиста и приятеля Альфонса Алле.^[4]:595

  Казалось бы, всего какой-то год! Жалкий год. Но кáк чудовищно сменилась декорация (Париж опустел как лес после осеннего урагана). Даже один из главных под’длецов последнего года Эрика не смог не заметить этого: «...он дополнил список окончательных потерь, делающих жизнь отвратной...»^[7] Ах, видал бы папа-Сати, ктó здесь писнýл по нём (пару страниц, прочувствованных и томных), немного приподняв правую ногу, и вынес в мир свои надгробные заметки, пометки & отметки (слава богу, не видел). — Какая роскошная порка!.. Совсем как тогда..., полтора года назад, в том же Revue Musicale.^{[комм. 5]} Чуть не половина фамилий — те самые, которые и свели его в гроб своими скромными (но зато совместными) усилиями. Всего за один этот год (справились)... Даже меньше (если считать с марта по декабрь). А затем, как всегда, начался делёж наследства & партикулярные празднества на свежей могиле и во’круг неё. Для начала, последовали официальные речи идиотов, траурные венки от «верных врагов» и прочувствованная надгробная речь «убийцы» покойного.^{[комм. 6]}

— А следом и всё остальное, что у них причитается (по такому случаю).

  И всё же, не будем напрасно скромничать. Среди верных пакостников не только последнего года, но и (бери выше!) всех последних лет Сати, именно он, Орик, занимал очевидное первое место (пресловутые Лалуа и Вюйермо не в счёт, конечно — гусь свинье не конкур’рент). Несомненный лидер среди «раздражительных раздражителей» (которых Сати так высоко ценил..., при жизни). И даже затрапезный масон Ролан-Манюэль,^{[комм. 7]} сколько ни старался вылезти из штанов, но так и не смог его переплюнуть по части гадостности выходок: равно словесных и бессловесных (хотя оба они, несомненно, по гроб были обязаны «дорогому учителю» лучшей частью своего лица). Главной причиной здесь был, конечно, до крайности вредный..., иногда откровенно дерьмовый характер подростка-Орика, тяжелейшего инвалида по рождению и детству. И всё-то в нём «было прекрасно», — как любило Наше Всё...^[9] Начиная от сексуальной ориентации (в комплекте с мерзоватой внешностью) и кончая... склонностью к неограниченному ворчанию на любую тему, всё это сделало Орику «прекрасную партию»: он вёл себя как типичный «предираст» во всех смыслах слова..., и никак не мог остановиться.^{[комм. 8]} Ворчал и возмущался до разрыва с Сати, плевался и ругался в последний год, и только смерть «дорогого учителя» заставила его заткнуться..., хотя бы ненадолго. Хотя бы публично...

— Что и нетрудно обнаружить..., немного ниже.

  Не стану (здесь) напрасно приводить десятки примеров эталонного пакостничества & хамства подростка Ори́ка против Эри́ка. В конце концов (и начале начал), для этого существует первая книга Сати,^[10]:329 — открывайте, если можете!.. Там всё есть. И даже с горкой. Да и здесь буквально за углом (на страницах блаженной памяти ханóграфа) рассеян (не)добрый десяток без’образных слов (печатных и непечатных) & таких же выходок вечно недовольного одутловатого под’свинка по имени Жора-голубенький... — Хотя после всего (немного ниже) всё-таки придётся припомнить этому злопамятному поганцу несколько его выходок, особенно выпуклых.^{[комм. 9]} — Исключительно ради наглядности кон’траста... с его же статьёй (про «дорогого мэтра»). Посмертной... Написанной как ни в чём не бывало. Словно бы и не было никаких нападок, издевательств и оскорблений, не говоря уже о деятельном участии в «скандальном провале» двух последних балетов Сати, среди прочей толпы хулиганов из бретоновской шан’трапы...^{[комм. 10]} И не захочешь, да вспомнишь поневоле приснопамятную провинциальную дурочку Фриду (Кало), с ужасом схватившуюся за голову при виде этих, с позволения сказать, «сюр’реалистов», а на деле — не более чем толпы богемно-клошарского сброда: «я мечтала <в Париже> увидеть настоящих художников, но наткнулась только на толпу сукиных детей...»^[11] Примерно таким был и сам Орик, даром что «ко’мозитор» (и драться не умел, в отличие от дубины-Бретона). Чего стóила только одна его статейка из «Литературного обозрения», вышедшая за год до смерти «дорогого учителя»... Полностью выдержанная в тоне «анти-Сати», она полностью состояла из перлов — ниже пояса.

  Как венец банальности, мне могут возразить (откуда-то снизу), что Эрик и сам имел характерец «не подарок», пожалуй, «ещё и почище Орика» будет. Возражать не стану, потому что вообще ставить эти два имени рядом — неуместно, типическое скудоумие. Эти два человека, (очень) мягко выражаясь, несимметричны и несопоставимы. Один обязан другому почти всем, что составило начинку и существо его жизни (в том числе, и на будущее). И главное, масштаб этих двух лиц (взятых как изнутри, так и снаружи) выглядит даже не как заезженная «моська, лающая на слона»,^[13] но не более чем «карабкающаяся вошь» (по старому как мир рецепту Эрика).^[10]:544 Ну и главное, помимо любых оценок: агрессия была односторонней, — заносчивый молоко’сос (да ещё и в составе банды похожих молоко’сосов) нападал на больного старика, спустя полгода оказавшегося в палате для умирающих.^{[комм. 12]} При том, что этому старику он был кое-чем обязан..., а тот, в свою очередь, не сделал ему ничего дурного. Всего лишь, посмел не одобрить его поведения, напоследок. И больше — ничего... (проступок, несомненно, очень серьёзный, заслуживающий высшей меры наказания).

— И безусловно заслуживший её, как видно...

  Пожалуй, венцом «критической» (во всех смыслах) деятельности Орика стала его рецензия на последний опус «дорогого учителя», где он назвал «Отмену спектакля» — «трудолюбивым ничтожеством в двух актах».^[14]:1056 Травля (физическая и в прессе) последних двух спектаклей с музыкой Сати в мае и ноябре 1924 года привела, как минимум, к банкротству двух поставивших их театров и резкому ускорению течения смертельной болезни их автора. Пожалуй, после этого можно только крикнуть любимое «Браво-во-во!» Эрика и напоследок похлопать прекрасного одутловатого «ученичка» сначала по плечу, а потом и — по шее, если по’везёт...

  Садись, брат... Два балла. Можешь быть доволен. Ты отлично сдал свой... урок, после всего...^[10]:644

т
ого, кто не готов увидеть глубокий смысл искусства Сати, невозможно научить его почувствовать. Из этой затеи у нас ничего не получилось бы: ни вчера, ни сегодня. Его сила состоит в том, что он всегда обращается к сáмой сути. И его лучшие партитуры дают громадное число врезающихся в память примеров для всякого, кому несносен ложный пафос, чрезмерная напыщенность и прочие излишества.^[16]

  Что бы ни говорили, в действительности он был нашим мудрым советчиком: между прочим, удивительное свойство для всякого, имеющего репутацию «шутника». Кто теперь сумеет разгадать всё, что скрывала в себе — за неизменным пенсне и коротко подстриженной бородкой хитрого фавна — усмешка Сати?

  Он горячо любил молодых, — и молодые, полные сил, тянулись к нему. При его прямодушной вспыльчивости — и чтó за дело ему было до всеобщей предвзятости, споров и ссор!^{[комм. 13]} Припомним, что Клод Дебюсси оркестровал его «Гимнопедии», а Равель на концертах Независимого музыкального общества вернул к жизни прекрасные и величественные Сарабанды, сочинённые около 1887 года. Слушая их, ещё более проникаешься уважением.^{[комм. 14]}

  Я познакомился с ним двенадцать лет назад, в те времена, когда посещал класс контрапункта в консерватории. Как высказать в двух словах, чему научили меня разговоры с ним и его пример? Весёлый нрав сочетался в нём с мгновенными и резкими вспышками. От изысканных пророческих созвучий своих первых сочинений он перешёл к прозрачному и ясному стилю «Парада» и, особенно, «Сократа».^{[комм. 15]} Эти два события стали, в прямом смысле слова, очищением, совершенно чуждым господствующим вкусам того времени. Многие увидели в нём убожество. Неужели автор не смог хотя бы немного «украсить» эти прямые линии — слишком ровные, а иногда словно бы изломанные? Сати слишком хорошо знал предел своим силам и способностям, чтобы поддаться искушению. Отыскав собственную технику письма, он сознательно пренебрёг модными красками.

  Продлится ли урок Сати завтра? Лично мне, я думаю, он пошёл только на пользу. Однако довольно об этом. Достаточно вспомнить исчерпывающую фразу Ницше: «Музыка этого рода лучше всего выражает моё мнение о немцах: это люди позавчерашнего и послезавтрашнего дня, — у них пока нет дня сегодняшнего...» Сначала Стравинский, а за ним и Сати, преодолев суету скоротечной моды, помогли нам осознать самую суть сегодняшнего дня.^{[комм. 16]}

  Вóт о чём я думал в понедельник 6 июля, следуя по Аркёю за процессией, провожавшей нашего «доброго мэтра»... Мы не забудем его урока.^{[комм. 17]}

Б
едный Йорик..., — сказал бы я напослед’ок, держа в руках остатки его утлого черепа... Ах, бедный, бедный Йорик,^[18] — ну надо же, с сáмого первого шага — и так с размаху вляпаться..., поскользнувшись на своём поганом характерце..., неудача-то какая! И главное: ведь ничего не исправишь! — поезд ушёл, катафалк отъехал, земля простыла... — Не всякому такое (и в страшном сне) привидится, не дай-то бог, далеко не всякому. Начать свою комо’зиторскую жизнь/карьеру с такого, можно сказать, показательного выступления (показав на себя..., тем пальцем, которым лучше бы ничего никогда не показывать). Да и не просто начать, а буквально (я повторяю, — буквально!..) вырасти на этом..., прошу прощения, пахучем субстрате (поступке). От четырнадцати до двадцати шести лет..., самое важное время жизни. Определённо, ему можно только посочувствовать, этому бедняге.

— От которого остался только черепок (да и тот — пустой)...

  Познакомившись с «дорогим учителем» накануне войны, в декабре 1913 года (не с первого раза, впрочем),^[19]:657 почти пятнадцатилетний Орик следующие годы (почти столько же) провёл в постепенном дрейфе... вниз. Ровно в том направлении, куда тащила его природная органика: характер плюс тяжкая инвалидность. Это тебе не просто так плюнуть... — А характерец, прямо скажем, у него был удивительный. Типичный «педагог-федерал» («гомогенный гомеопат, предпочитающий гомофонию», по выражению преподобного Эрика),^[20]:613 по своей яркой комплекции и габитусу Орик напоминал скорее гаремного евнуха, точнее говоря, по всем признакам он был «женским педагогом-федералом» (ранняя связь с Жаном Кокто и Раймоном Радиге это частично подтверждает). Однако совсем не таков у него был характер. Глядя на его фотографии, ожидаешь и общения примерно такого же: расслабленного, размягчённого и, по большому счёту, дряблого. Возможно, чем-то напоминающий Дариуса Мийо. Однако на самом деле всё было почти в точности напротив: вечно недовольный, ворчливый (как старая карга) и при этом — не слишком блистающий умом и фантазией (типичный «предераст», как уже было сказано Выше). Отчасти, приземлённый или землистый. Без полёта, — можно было бы сказать. Но нет, в его пенатах не пахло не только полётом, но даже мелкими перебежками. Типичный эпигон-адаптант («карабкающаяся вошь»), рождённый ползать по поверхности хозяина, соскребая с него пенки: что достанется. Этим он, по существу, и занимался (причём, всю жизнь). С «творческой» точки зрения этот Орик (между прочим, самый молодой & многообещающий участник пресловутой «Шестёрки») — бледная & упрощённая копия Эрика, причём, далеко не всего Эрика (слишком сложного для копирования), но только его «обслуживающей» или прикладной части. По старому & краткому определению одного (одиозного, разумеется) исследователя творчества & биографии Сати, «Орик — пустой Сати, почти никто»,^[21] хотя вернее было бы сказать — ничто, конечно.

— Чтобы не употре’блять слов более определённых...

  Успевший за первые десять лет «общения» обворчать и переругать не только самогó дорогого мэтра, но и изрядное число его прекрасных открытий (прежде всего, меблировочную музыку, любимое детище Сати), Орик кончил тем, что в последний год (1924) устроил настоящую травлю своего главного учителя и дарителя, глубоко больного человека, доживающего последние месяцы. Переломным моментом стали первые дни января 1924 года, когда вся святая троица (Кокто, Пуленк, Орик) во время дягилевских «Русских сезонов» в Монте-Карло демонстративно сблизилась (алкоголь, мальчики, девочки, опиум) с «исчадием ада» — Луи Лалуа (давним человеком Клода), прекрасно зная его отношения с Сати. Как результат: Эрик вспылил, разумеется. На его иронические колкости Кокто устроил грязную истерику, Пуленк упрямо продолжал в том же духе, а Орик затаил злобу.^[20]:579-560 О(б)суждать дальнейшее не имеет смысла..., последний год жизни дорогого мэтра был, по существу, изгажен этими тремя оболтусами (Пуленк участвовал меньше других), Кокто действовал против Сати, в основном, личными интригами, пытаясь «заставить» его помириться, но по сути, перепортив его отношения с добрым десятком общих знакомых. А Жрущий Орик устроил настоящую охоту на учителя с элементами партизанской войны: в прессе, в театрах и лично. Результат? — традиционно для Сати, этот великовозрастный балбес был «проклят» (причём, заранее, ещё в феврале 1924 года). Иной бы, едва заслышав такую «страшную» весть, невольно поднял указующий палец кверху и воскликнул словами одного известного мракобеса: «И только-то?..»^[23]:22

— Однако не будем слишком спешить с этим пальцем...

  Для начала, скажем сухо и холодно, — это отнюдь не шутка, когда многократно превосходящий тебя человек, которому ты обязан, ни много ни мало, своим пожизненным лицом, задвигает тебя в дальний ящик, где лежат человеческие отбросы и откуда уже нет пути назад... Причём, без мелочей. По крупному счёту («pour le grand»). Но впрочем, оставим высокие материи: им не место в этом низком мире. Скажем ещё проще: Орик был не просто проклят, но и припечатан к тому месту, на которое определил себя сам, мелкий пакостник... В статье (о которой я уже обмолвился немного выше) «Выдвигающиеся», Сати очень точно очертил все границы, в которые теперь упрётся этот «ворчливый федерал», получивший очередного «Лалуя в задницу» своими «слишком грубыми манёврами в Монте-Карло».^[20]:585 И что же?.. Бросив беглый взгляд на будущую жизнь Орика, мы можем даже не загибать пальцы, настолько точно она совпала с кратким февральским (1924 года) рисунком, характеристикой от «дорогого мэтра». Чтó, по сути, осталось от этого Орика (ставшего в полной мере «выдвинувшимся» и «успешным»), постепенно стяжавшего все банальные формы лаврового листа и превратившегося в того «Лалуя», которого он «поимел» исключительно добровольно, безо всякого понуждения. Достаточно одного взгляда на его оплывшее & расплывшееся лицо..., — лицо патентованной посредственности. Его творчество?.. Смешно говорить. Служебные иллюстративные балеты (жалкие подмётки & ошмётки от Эрика). За’экранная музыка, более сотни мелодий для экранного сопровождения..., сушёные лавры кино’композитора. Какие-то камерные мелочи или подблюдные песенки..., для местного лепрозория. — Но зато... Зато!.. Приятно перечислить его регальные регалии, почти в точности совпадающие не только с конкретным «лалуём», но и со всем прочим, что мэтр считал «неприкасаемым» и смехотворным. — Не исключая даже «кресла», между прочим!.. Да-да, того сáмого кресла (позорного и подзорного), о котором только хорошо или ничего..., и о котором нельзя вспоминать без слёз (от смеха).

— Не сделать ли здесь красной строки, на всякий случай?..^[24]

  Короче говоря, «arrivée»! — он получил... сполна. По ведомости, выписанной «старым аркёйским нотариусом». Получил и расписáлся (в получении). — Всё отборное & худшее, о чём только мог бы мечтать ск(о)ромный французский ком’озитор по имени Жóра (родом из трижды прекрасной Окситании)... Дожившийся (в отличие от своего «любимого мэтра») не только до шестидесяти, но затем семидесяти и даже, страшно вымолвить, восьмидесяти лет (дело, конечно, глубоко почётное для всякого маразматика..., миль пардон, человека нормы, — я хотел сказать). Страшно сказать, — он всего полтора года не дотянул до моего (я повторяю, моего, не Эрика!..) ис’ключения из консерватории!.. — И очень жаль, а то я непременно отправил бы ему (в Париж) телеграмму..., поздравительную (на всякий случай). Но зато..., каков послужной список нашего славного Жóрика!..., глядя на него, невольно зализываются глаза (как наверняка сказал бы «любимый учитель»). Так и подмывает... начать загобать (пальцы). А затем и всё остальное... — В 1954 году Орик торжественно получил кресло президента SASEM (общества якобы по «охране» авторских прав композиторов и музыкальных издателей), в 1957 был награждён «орденом искусств и литературы» (не отказался, конечно!..) и стал президентом «Оркестра Ламурё», наконец, в 1962-68 годах был назначен прямым преемником того сáмого Лалуа!.. — генеральным директором Национальных оперных театров («Гранд-Опера» и «Опера комик»). И как венец всего (стога сена), в 1963 году Орик оказался в числе избранных..., — да, именно так, — он был избран членом Французской академии изящных искусств (читай: стал академиком). Той сáмой Академии, чёрт побери, которая почти за сто лет до того (всё как в старой сказке!) трижды отвергла кандидатуру его «дорогого мэтра». Какая прекрасная рифма сэр! И что за дивный сервиз. — Паладиль, Дюбуа, Леневё и... Орик, сними парик, причеши лысину (не себе, конечно)! Браво! Браво-во-во!.. — Кинем же (после всего) ещё один прощальный взор на лицо этого, несомненно, прекрасного человека, который при посредстве усилий самых скромных, в самом начале жизни покрыл себя несмываемым пятном изящной позолоты. — Причём, навсегда (как бы не пытались об этом забыть или замазать)... А затем ещё и по(д)хоронил. Прямо там, посреди старого Аркёя... Рядом с оградой кладбища, вероятно. А может быть и за ней...

— Может ли быть картина более наглядная?..

  Вот почему сегодня, когда уже ничего нельзя ис’править, я говорю, схватившись за голову: ах, бедный, бедный й’Орик...

1. ↑ Это не про Сати, вестимо. Как утверждают братья католики (не исключая иезуитов, тоже братьев), «святые не протухают» (а в мумию превращаются). Даже в жару, летом. Разве только те, кто вокруг них, якобы ещё живые (не верите — спросите у Бунюэля)...
2. ↑ «Умер Эрик Сати» — сочетание слов само по себе абсурдное, трижды абсурдное. Собственно, я могу не трудиться повторять, загибая пальцы, потому что именно с этого вопроса (для тех кто помнит), и начинается моя книга, первая, единственная и последняя в своём роде. Не говоря уже обо всём остальном...
3. ↑ Что поделаешь, тáк у них принято. Так им приятно (вероятно). Пускай уродливая, но традиция. Вполне первобытный человеческий обычай, сколько ни переодевайся, сколько ни брейся, а шерсть старой обезьяны по-прежнему лезет изо всех щелей...
4. ↑ Этот слегка муарный мемуар Жоржа Ориоля (под скоромным названием «Вельветовый джентльмен») теперь, спустя век с палочкой, можно обнаружить и здесь (за углом), на странных страницах ханóграфа, не испытав ни малейшей благодарности к её авторам, само собой...
5. ↑ Ситуация повторилась без малейших отличий, типичное дежавю по-парижски (Франция, первая четверть XX века). За месяц до выхода мартовского номера «Музыкального оборзения» (11 февраля 1924) Сати писал Анри Прюньеру: «...но пожалуйста, пускай номер выйдет без хвалебных статей, дифирамбических или низкопоклоннических нашего дорогого Ла-луа. Я от этого заболею. Да. И буду больной, совсем больной (как Вюйермо). Пуленк & Орик слишком грубо маневрировали в Монте-Карло: в итоге, они «получили» Ла-луя с лёгкостью «поноса». <...> Обратите внимание, теперь он у них сзади...»
6. ↑ Нет, я не хочу сказать, что это моя точка воз...зрения на вопрос. Скорее (чем я), так сказал бы он, сам покойник, поднявшись оттуда, снизу, ради ещё одного комментария. Тем не менее, анамнез обострения болезни после событий января, мая и начáла декабря 1924 говорит вполне однозначно: покойник был бы прав. Потому что для него эти три провала последнего года жизни стали убийственными (несмотря даже на частичную необязательность этого зла, как всегда). От лица старательных и небрежных. Прежде всего, в лице трёх подлецов-придурков: Кокто, Орика и Пуленка (не считая записного скандалиста Бретона со своей бандой сюр’реалистических дубин).
7. ↑ Впрочем, не будем напрасно скромничать и отдадим должное. Пожалуй, по части личной подлости Ролан Леви (в миру Манюэль) всё-таки переплюнул дурика-Орика, несколько лет публикуя критические отзывы, намеренно царапающие Сати за его самые больные места (одним из которых был Клоп Дебюсси, безусловно). Ну и, конечно, его высшее достижение, ставшее своеобразным лозунгом парижских подонков от музыки — рецензия на премьеру «Отмены спектакля», которая называлась «Прощай, Сати» (так оно и получилось, буквально через месяц). Одного этого, пожалуй, было бы уже вполне довольно. Вот один из перлов этого ублюдочного шедевра: «...Сати достиг пределов эстетического ничтожества...»
8. ↑ Чего стоит одна только история с мобилизацией и блестящей военной карьерой Орика в последний год Первой мировой. Будучи приписанным к 117 пехотному полку (коллега капрала Сати!..), он только и успел, что пройти тренировки и муштру в казармах Ле-Мана, да тут война и скончалась... скоропостижно. Но даже в инфантерии дурной характер едва не сыграл с Ориком фатальную шутку. Оказавшись во враждебной среде, как всегда, полной бездельников (отнюдь не артистического нрава), он не смог вовремя затормозить и продолжал в прежнем духе. В итоге, один из бойцов его батальона со всем благородством юной натуры пообещал ему пулю в спину, как только они доберутся до фронта (но не добрались, слава богу). Как итог, доблестный «военный опыт» закончился для Орика жестокой депрессией и двумя месяцами в парижской больнице Валь-де-Грас (неврологического профиля).
9. ↑ Чего стоила, к примеру, дегенеративная выходка двух великовозрастных придурков: Орика и Пуленка, когда они в середине июня 1924 прислали Сати домой бандеролью (по городской почте) детскую погремушку в виде лысой головы старика, сопроводив её запиской хамского & срамного содержания (которая им самим, видимо, казалась очень остро...умной).
10. ↑ Премьера балета «Приключения Меркурия» была прервана и, по сути, сорвана скандалом, который устроила дубина-Бретон со своей бандой «дадаистов-самозванцев» (включая Орика, само собой). Только через полчаса полиции с трудом удалось выпроводить толпу орущих и дерущихся идиотов..., какой уж тут балет, после всего. Самым популярным воплем этих сюр...реалистов было «Долой Сати!», разумеется. Ничего содержательнее они не придумали, но зато аккуратно являлись и на следующие спектакли, устраивая на них кошачьи концерты и собачьи каденции.
11. ↑ Если бы не паскудный тон, переполненный желанием как можно сильнее уязвить «дорогого учителя» лично, всю эту тираду (включая приятеля Альфонса) можно было бы свести к одному слову: это фумист, старый фумист. Пустивший дым в глаза всем присутствующим. — Возразить против такого утверждения нечего, да и крыть его тоже нечем. Хотя Эрику оно бы тоже не слишком понравилось (причём, сразу с двух сторон).
12. ↑ Особенно приятно вспомнить, что все три героя, упомянутых выше (Кокто, Орик и Пуленк) были из богатых (или очень богатых) семеек. Три молодых и полных сил лоботряса из числа трафаретной «золотой молодёжи», — Кокто был самым старшим, а двое остальных совсем подростки, — с полной дури напали на «вечного бедняка» из парижского предместья, и ради забавы пинали его ногами.
13. ↑ Очень странная фраза, словно бы случайно упавшая с соседнего дуба, особенно если дать себе немного труда припомнить характер Сати и (тем более) краткое досье его отношений с Ориком за последние годы. В общем, вид это имеет такой, будто автор пресловутого «урока» силился что-то такое сказать, да не смог (или осёкся... после похорон). А может быть, это были всего лишь «муки творчества»..., написал-зачеркнул, снова написал, снова зачеркнул, да и поза’был переписать начисто: мол, разбирайтесь теперь сами.
14. ↑ Читая почти идеально почтительный & вдумчивый «Урок Орика», с трудом можно поверить, что точно та же персона всего полтора года (год или даже полгода) назад обругивала Сати пред’последними словами и старательно, с огоньком и завидной регулярностью публиковала пасквили про некое «трудолюбивое ничтожество» в виде нотариуса из пригорода Парижа. В общем, ничего удивительного, конечно..., дорогой брат-иезуит. Как говорится, «мы ещё и не такое можем». Не более чем этюд, маленький наглядный этюд (или лабораторная работа) по трафаретной природе человека, этого стайного мерзавца, для которого и ударить в спину не вопрос, и зарезать не проблема, и слёзы лить на могиле своей жертвы — раз плюнуть. И пределов этому совершенству не видно. Как говорится, ad libidum..., и так далее до упора.
15. ↑ Трудно себе представить текст более сбивчивый и смущённый, последовательности фраз почти никакой, мысль скачет и путается, поначалу сложновато понять, о чём Орик хочет говорить и почему он перескакивает с одной темы на другую. Видимо, это в некоторой степени отражает то состояние, в котором нашкодивший ученик находился после похорон «дорогого учителя».
16. ↑ «Сначала Стравинский, а за ним и Сати?..» — очередная подлость & ложь Орика (напоследок), в двух словах выдающая желание «замазать» своё ослушничество и принизить значение учителя (для себя, в первую очередь). Мы уж не будем вспоминать элементарную хронологию, достаточно того, что Стравинский своей «Жареной птицей» начинал в Париже как внучатый эпигон Сати (импрессионизма и Дебюсси), затем снова подпал под влияние «Парада» и, наконец, уже после смерти Сати продолжил его сократовский неоклассицизм, не позабыв как следует лягнуть «своего учителя» под столом и «замазать» его значение. Совершенно в том же духе, как это сделал благородный & благодарный ученик-Орик. И поневоле продолжишь это трио в дуэте согласия... Но хватит об этом. Достаточно вспомнить исчерпывающую фразу того же Ницше: «Ecce homo...» И всего-то два слова. Ничего особенного, ничего удивительного.
17. ↑ Ради последней справедливости... Если перелистать беспристрастным бухгалтерским пальцем биографию Жоржа Орика (и присных), предыдущую и последующую, останется только констатировать сухой факт: «урок Сати» не просто забыли, но даже и близко не поняли. Окончательный разрыв «доброго мэтра» со святой троицей в январе 1924 года имел совершенно немузыкальную мотивацию (в отличие от статьи Орика) и оказался совершенно справедливым. Всё, за что он их лишил своего присутствия (описанное в статье «Выдвигающиеся» или «Успешные»), в полной мере воплотилось в их жизни, сколь посредственной, столь и обыкновенной. В отличие от жизни Эрика, не обладавшей ни одним из этих свойств. — Так что не ври, Орик. И не ори, Орик, это не твой урок. И он тебе не впрок.

1. ↑ М.Н.Савояров, «Переход» (1919). «Подмётки» к сборнику «Вариации Диабелли» (1903-1929 гг.) — «Внук Короля» (двух...томная сказка в п’розе). — Сана-Перебур: «Центр Средней Музыки», 2016 г.
2. ↑ Иллюстрация — Мёртвый Эрик Сати (рисунок Робера Каби, сделанный в комнате 4 корпуса Гейне 1 июля 1925). — Robert Caby, «Erik Satie sur son lit de mort», 1925. Encre de chine, 15,8x12 cm. — Archive Robert Caby, Paris.
3. ↑ А.С.Пушкин. «Путешествие в Арзрум во время похода 1829 года». Под ред. и с примеч. проф. М. Л. Гофмана и со вступ. статьей Сергея Лифаря (2-е изд.) — Париж: Лифарь, 1935 г. — 78 с.
4. ↑ ^{4,0 4,1} Эр.Сати, Юр.Ханон. «Воспоминания задним числом» (яко’бы без под’заголовка). Издание второе, углубленное и ухудшенное. – Сан-Перебург: Центр Средней Музыки & издательство Перо, 2025 г. — 682 стр.
5. ↑ Paris. — La Revue Musicale. Août 1925. №10. Un numéro posthume du magazine entièrement consacré à Erik Satie
6. ↑ Paris. — La Revue Musicale. Mars 1924. №5. Un numéro de magazine entièrement consacré à Erik Satie
7. ↑ Jean Cocteau « L'exemple d'Erik Satie ». — Paris: «La Revue Musicale». Août 1925. №10. Un numéro posthume du magazine entièrement consacré à Erik Satie
8. ↑ Иллюстрация — Жорж Орик, рисунок Жана Кокто (1921), одна из лучших карикатур на Орика.
9. ↑ Чехов А. П. Дядя Ваня. Сцены из деревенской жизни в четырёх действиях (действие второе). — Москва; Ленинград: Искусство, 1950 г. — 84 с.
10. ↑ ^{10,0 10,1 10,2} Эр.Сати, Юр.Ханон «Воспоминания задним числом» (яко’бы без под’заголовка). — Сан-Перебург: Центр Средней Музыки & Лики России, 2009 г.
11. ↑ Юрий Ханон. «Разговор с тобой короткий...» — Сан-Перебур: интервью журналу «Хаксли», 17 февраля 2020 г.
12. ↑ Erik Satie, «Ecrits». — Paris: Editions Gerard Lebovici, 1990. — 392 p. — pp.247-248.
13. ↑ Крылов И. А. Слон и моська. Басни. — Мосва: Речь, 2018 г.
14. ↑ Erik Satie, «Correspondance presque complete». — Paris: «Fayard / Imec», 2000. — 1260 p.
15. ↑ Иллюстрация — Жорж Орик из ресторанной фотографии ~ 1923-24 года, отдельно от какого-то Кокто
16. ↑ Впервые опубликовано в том же (посмертном) номере «Музыкального оборзения». — Paris: «La Revue Musicale». Août 1925. №10. Un numéro posthume du magazine entièrement consacré à Erik Satie
17. ↑ Иллюстрация — Время и место действия совпадают: каноник и композитор Юрий Ханон. — Сан-Перебур (дурное место). — Canonic & composer Yuri Khanon, sept-2015, Saint-Petersbourg.
18. ↑ У.Шекспир. Хамлет, принц Датский (трагедия, пер. с англ. Бориса Пастернака). Действие Пятое. — Сан-Перебург: Азбука, 2012 г. — 220 с.
19. ↑ Erik Satie, «Correspondance presque complete». — Paris. «Fayard / Imec», 2000. — 1260 p., tirage 10 000
20. ↑ ^{20,0 20,1 20,2} Эр.Сати, Юр.Ханон. «Воспоминания задним числом» (яко’бы без под’заголовка). Издание второе, углубленное и ухудшенное. – Сан-Перебург: Центр Средней Музыки & издательство Перо, 2025 г. — 682 стр.
21. ↑ Юрий Ханон: «Эрик-Альфред-Лесли, совершенно новая глава» (во всех смыслах). — Сана-Перебург, «Ле журналь де Санкт-Петербург», № 4 за 1992 г., стр.7
22. ↑ Иллюстрация — Меблировочная фотография Эрика Сати времён «музыкальных обоев» (~ 1922-23 год).
23. ↑ Коллектив авторов СПбГУ (под ред. Н.Ю.Семёнова, под рец. акад. Фурсенко). «Управленческая элита Российской Империи (1802-1917)». — СПб.: «Лики России», 2008 г., 696 стр.
24. ↑ Юр.Ханон. «Альфонс, которого не было» (издание первое, «недо’работанное»). — Сан-Перебург: «Центр Средней Музыки» & «Лики России», 2013 г., 544 стр.
25. ↑ Иллюстрация — Жорж Орик, «успешный» (& комозитор). Довоенная фотография лет десять спустя (после смерти «дорогого мэтра»). Париж, 1937 год (примерно)
26. ↑ Юр.Ханон «Книга без листьев» (или первая попытка сказать несказуемое). — Сан-Перебург, Центр Средней Музыки, 2014 г.
27. ↑ Иллюстрация — стоп-кадр похорон из кинофильма Рене Клера «Антракт» (фильм-антракт из балета «Спектакль отменяется», 1924). Очередной катафалк, запряжённый верблюдом.

• Д.Губин, Юр.Ханон. «Музей Вождей». — Лени’град: программа «Монитор» от 8 апреля 1990 г.
• Д.Губин «Игра в дни затмения» (Юрий Ханон: интер...вью). — Мосва: журнал «Огонёк», №26 за 1990 г. — стр.26-28
• Юр.Ханон «Музыка эмбрионов» (интервью с Максимом Максимовым). — Лениград: газета «Смена» от 9 мая 1991 г., стр.2
• Юр.Ханон. «Лобзанья пантер и гиен». — Мосва: журнал «Огонёк» №50 за декабрь 1991 г. — стр.21-23
• Юр.Ханон, «Скрябин умер, но дело его живёт» (интервью с Кириллом Шевченко). — Лениград: газета «С...мена» от 13 ноября 1991 г., стр.7
• С.Кочетова. «Юрий Ханон: я занимаюсь провокаторством и обманом» (интервью). — Сан-Перебург: газета «Час пик» от 2 декабря 1991 г., стр.11
• Юр.Ханон. «Александр Николаевич (январские тезисы)...» (к 120 годовщине со дня рождения А.Н.Скрябина). — Сан-Перебург: газета «Смена» от 7 января 1992 г. – стр.6 (и последняя)
• Юр.Ханон. «Моя маленькая ханинская скрябиниана». — Мосва: журнал «Место Печати» №2 за 1992 г. — Приложение: к 120-летию со дня рождения А.Н.Скрябина, стр.102-135.

• Юр.Ханон: «Эрик-Альфред-Лесли, совершенно новая глава» (во всех смыслах). — Сан-Перебург: «Ле журналь де Санкт-Петербург», № 4 за 1992 г., стр.7
• Юр.Ханон. «Несколько маленьких грустных слов по поводу годовщины усов» — Сан-Перебург: газета «Смена» от 6 января 1993 г. – стр.7
• Юр.Ханон, «Разговор с психиатром в присутствии увеличенного изображения Скрябина», — Москва: журнал «Место печати», №4 за 1993 г.
• Юр.Ханон. «Скрябин как лицо». — Сан-Перебург: «Центр Средней Музыки» & изд.«Лики России», 1995 г. — том 1. — 680 с. — 3000 экз.
• Юр.Ханон. «Скрябин как лицо» (издание второе, до- и пере’работанное). — Сан-Перебург: «Центр Средней Музыки» 2009 г. — том 1. — 680 с.
• Юр.Ханон. «Скрябин как лицо» (часть вторая), издание уничтоженное. — Сан-Перебур: Центр Средней Музыки & те же Лики России, 2002 г. — 840 стр.
• «Ницше contra Ханон» или книга, которая-ни-на-что-не-похожа. — Сан-Перебург: «Центр Средней Музыки», 2010 г. — 836 стр.
• Эр.Сати, Юр.Ханон «Воспоминания задним числом» (яко’бы без под’заголовка). — Санкта-Перебурга: Центр Средней Музыки & Лики России, 2011 г.
• Юр.Ханон «Русский Шумахер» (роман’с без слова). — Центр Средней Музыки, Сана-Перебур (no publier, en un an).

• Юр.Ханон «Савояры царя Авгия» (третий конденсат). — Сана-Перебур, Центр Средней Музыки, (no publier, en un an).
• Юр.Ханон «Альфонс, которого не было» (или книга в пред’последнем смысле слова). — Сан-Перебург: (ЦСМ. 2011 г.) Центр Средней Музыки & Лики России, 2013 г. — 544 стр.
• Юр.Ханон. «Вялые записки» (бес купюр). — Сана-Перебур: Центр Средней Музыки, 191-202 гг. (сугубо внутреннее издание). — 121 стр.
• Юр.Ханон, «Мусорная книга» (в трёх томах). — Сана-Перебур: «Центр Средней Музыки», 191-202-221 гг. (внутреннее издание)
• Юр.Ханон. «Не современная не музыка» (интервью). — Мосва: жернал «Современная музыка», №1 за 2011 г. — стр.2-12
• «Ханон Парад Алле» (или малое приложение к большому прибору). — Сан-Перебур: Центр Средней Музыки, 2011 г.
• Юр.Ханон, Аль Алле. «Мы не свинина» (малая ботаническая энциклопедия). — Сан-Перебур: Центр Средней Музыки, 2012 г.
• Юр.Ханон, Аль.Алле, Фр.Кафка, Аль.Дрейфус «Два Процесса» (или книга без права переписки). — Сана-Перебур: «Центр Средней Музыки», 2012 г. — 624 стр.
• Юр.Ханон «Чёрные Аллеи» (или книга, которой-не-было-и-не-будет). — Сана-Перебур: Центр Средней Музыки, 2013 г. — 648 стр.
• Юр.Ханон, Аль Алле. «Не бейтесь в истерике» (или бейтесь в припадке). Третий сборник (второго мусора). — Сан-Перебур: Центр Средней Музыки, 2013 г.
• Юр.Ханон «Три Инвалида» или попытка с(о)крыть то, чего и так никто не видит. — Сант-Перебург: Центр Средней Музыки, 2013-2014 г.
• Л.А.Латынин, Юр.Ханон. «Два Гримёра» (роман’с пятью приложениями). — Сан-Перебург: «Центр Средней Музыки», 2014 г.
• Юр.Ханон «Книга без листьев» (или первая попытка сказать несказуемое). — Сан-Перебург, Центр Средней Музыки, 2014 г.

• Юр.Ханон, «ПАР» (роман-автограф). — Сана-Перебур: «Центр Средней Музыки», 2015 г.
• Юр.Ханон «Неизданное и сожжённое» (на’всегда потерянная книга о на’всегда потерянном). — Сана-Перебур: Центр Средней Музыки, 2015 г.
• Юр.Ханон «Животное. Человек. Инвалид» (или три последних гвоздя). — Санта-Перебура: Центр Средней Музыки, 2016-bis.
• Юр.Ханон, Мх.Савояров. «Внук Короля» (двух...томная сказка в п’розе). — Сана-Перебур: «Центр Средней Музыки», 2016 г.
• Мх.Савояров, Юр.Ханон. «Избранное Из’бранного» (худшее из лучшего). — Сан-Перебур: Центр Средней Музыки, 2017 г.
• Юр.Ханон, Аль.Алле. «Последний рассказ» (или надгробие гения). — Сан-Перебург: «Центр Средней Музыки», 2017 г.
• Юр.Ханон, Мх.Савояров. «Через Трубачей» (или опыт сквозного пре...следования). — Сана-Перебур: «Центр Средней Музыки», 2019 г.
• Юр.Ханон, Эр.Сати. «Малая аркёйская книга» (или скрытый каталог школы иезуитов). — Сан-Перебур: Центр Средней Музыки, 2021 г.
• Савояровы  : после слов ^ie. — Сан-Перебур: Центр Средней Музыки, 2023 г.