Шаг вперёд - два назад, ос.24 (Юр.Ханон)
( де-балет ) [комм. 1]
Шаг вперёд, два шага назад... Это бывает и в жизни индивидуумов, и в истории наций, и в развитии партий. Было бы преступнейшим малодушием усомниться хоть на минуту в неизбежном, полном торжестве принципов революционной социал-демократии, пролетарской организации и партийной дисциплины. Мы завоевали уже очень многое, мы должны бороться и дальше, не падая духом при неудачах, бороться выдержанно, презирая обывательские приёмы кружковой свалки, до последней возможности охраняя созданную с такими усилиями единую партийную связь всех социал-демократов России и добиваясь упорным и систематическим трудом полного и сознательного ознакомления всех членов партии и рабочих в особенности с партийными обязанностями, с борьбой на II партийном съезде, со всеми причинами и перипетиями нашего расхождения, со всей гибельностью оппортунизма, который и в области организационного дела так же беспомощно пасует пред буржуазной психологией... [2] Два сло́ва ради вящего (не)понимания :
Пролог. Первая часть (и вслед за ней — весь де-балет) начинается с троекратного неуклонного восхождения хода исторического развития в оркестре. Прогресс остановить невозможно. На сцене в полумраке на полу сидит бесформенная кучка людей, с вялым страхом озирающихся вокруг себя и словно бы прислушивающихся к неуклонному ходу истории. Прогресс их никак не затрагивает. На них надеты чёрные курточки с ярко-красной подкладкой (впрочем, подкладки поначалу не видно). Часть первая. Весь де-балет скупо построен на двух мотивах и двух движениях. Первое из них: нерешительное обывательское движение «шаг вперёд – два назад». Второе: прямое и линейное «неуклонное большевистское движение» — которое, впрочем, при внимательном рассмотрении совпадает с первым.[комм. 6] После звучания «Манифеста компартии» оппортунисты встают и, полностью согласуясь с музыкальной темой (совершенно «средней» по своему характеру), начинают понуро ходить друг за другом (как заключённые на прогулке) по кругу. Схема движения полностью соответствует принципу и названию: «шаг вперёд – два назад», всё это в целом напоминает предельно вялый канкан, в котором участвуют сонные или умирающие люди... Поначалу они шагают очень робко и вяло, низко опустив головы, в полном согласии с характером музыки, однако по мере постепенного роста и формирования течения оппортунизма их поступь крепчает, становясь всё более твёрдой и решительной. Тема графического канкана оппортунистов проходит в нарастающем количестве, соответствуя знаменитой формуле Эйштейна: Движения оппортунистов почти начисто лишены узнаваемой балетной пластики, они формальны и скупы. Глядя на них, мы понимаем: это просто люди, драматические актёры, а не балетные мускулистые спортсмены, потерявшие человеческий облик от постоянного питания манной кашей. В течение всего де-балета кучка оппортунистов остаётся в центре (внимания). Всё прочее движение на сцене остаётся почти буквально линейным. Непосредственно и механически оно отображает появление в оркестре тезисов прикладного большевизма. Мотив неуклонного движения истории всё чаще прорывается сквозь музыкально вялое движение «шаг вперёд – два назад», — пока, наконец, не вырастает из толщи вялого звука на поверхность в виде — уже персонализированного ленинского мотива неуклонного движения (к власти). С этого момента вся партитура де-балета идёт в обратную сторону (идеальным ракоходом), переписанная, сыгранная и станцованная в зеркальном отображении: задом наперёд. Не стану объяснять, что этот принцип обладает свойством тотальности. Одно и то же происходит и с музыкальными темами, и со сценическим движением, по возможности, соблюдая точную и до предела аккуратную реверсивность.[комм. 11] Следуя неумолимой логике ракохода, и оппортунисты постепенно восстают из пепла, оживают, — правда с одним отличием (или только зна́ком отличия)... Они встают, одним ловким движением выворачивают свои «Чёрные Аллеи»|чёрные курточки на красную сторону и, всё более нарастая в уверенности, начинают ходить уже «два шага вперёд – один назад» (следуя логике реверсивного движения), а ленинская тема превращается из «неуклонного движения вперёд» — в «неуклонное движения вспять». Постепенно нарастая, оппортунисты вытесняют Ленина с исторической арены, но затем и сами начинают убывать, когда ракоходная тема псевдо’оппортунизма проходит (в полном соответствии со знаменитой формулой Эйштейна) Впрочем, и музыка, и движение уже не нарастает (как было), а напротив — угасает (как будет). И наконец, троекратное торжествующе-вялое нисхождение (регресс) хода истории в рако’ходной версии приводит нас к началу балета, который теперь превращается — в конец и знаменует собой полнейшее потемнение...
|
( в форме показаний свидетелей )
Шаг вперёд — два назад ( де-балет )
...Но, разоблачая узость и ограниченность всех других движений, кроме социал-демократического, мы обязаны разъяснять пролетариату, что по сравнению с абсолютизмом даже конституция, не дающая всеобщего избирательного права, есть шаг вперёд и что поэтому он не должен предпочитать существующий порядок такой конституции...[комм. 13]
...В конце января или в начале февраля Ленин начал писать «Шаг вперёд — два шага назад». В течение трёх месяцев, понадобившихся ему для написания книги, с ним произошла разительная перемена: крепко сложённый, полный энергии, жизненного задора, Ленин осунулся, похудел, пожелтел, глаза — живые, хитрые, насмешливые — стали тусклыми, моментами мёртвыми. В конце апреля одного взгляда на него было достаточно, чтобы заключить — Ленин или болен, или его что-то гложет и изводит. Очень хорошо помню, хотя..., говоря по правде, совсем не хотелось бы помнить эту историю. Она случилась уже после моего торжественного «исключения из ленинградской консерватории» имени одного мёртвого <span title="скажем между прочим: это был результат несомненной подлости или должностного сговора, который попустил её муж *(впрочем, вполне вторичный), некий благостный советский копоситор, имевший привычку постоянно расчёсывать (и без того зализанные, вылизанные и прилизанные) усы и бороду специальной маленькой расчёской" style="border-bottom:1px dotted #af1500;cursor:info;white-space:nowrap;">фельдфебеля</span>... К этому (государственному) мужу меня распределили сразу же после поступления в консерваторию — просто так, по разнарядке. До того времени — я даже и не подозревал о наличии в городе Петра (Ленина) такого копоситора, с такой пресной фамилией..., даром что «большого начальника». — В общем, и пихнули меня к нему в класс, не спрашивая. Как административную единицу учёта. Студент №316-bis. — Ну..., и я относился к нему — точно так же. Партикулярно. Или облигатно... Правда, подлостей поначалу не ожидал. Попросту: думал о другом. — Но всё же получил, вскоре... Полной мерой. Хотя и при полном его «отсутствии». — И всё равно, словно бы её это дело ничуть не касалось, она продолжала регулярно звонить мне, раз в месяц, или раз в два месяца. Длинно и сладкоголосно объясняясь мне в «любви», (сугубо духовной, конечно) а тако же и преклонении перед моей небывалой яркостью, оригинальностью, — в длинных и сложноподчинённых предложениях убеждая меня, какой я необыкновенный, потрясающий, ни на кого не похожий и гениальный. — Не буду скрывать. Это было очень глупо и некрасиво. Не слишком терпеливо я выслушивал такие речи, всякий раз ожидая: когда же «оное пустословие и пустославие» перейдёт в банальное свинство или какую-нибудь очередную подлость... В конце концов, приходится принять как данность: у них так принято. Наконец, в один из разговоров, видимо, внезапно пожелав чего-то более конкретного, она сказала: «Юра, может быть, Вы напишете для нас какой-нибудь балет... А мы его сразу поставим. Не в театре, конечно. Это будет телевизионная версия. У нас давно лежит заявка, а вот оригинальной идеи нет... А ведь так хочется снять что-нибудь интересное, чтобы надолго запомнилось...» ...Пожалуй, здесь я ненадолго прерву этот (не) странный и совсем не красивый анекдот... Разумеется, балет «Шаг вперёд - два назад» не был поставлен. Ни сразу, ни через месяц, ни через год, ни даже через четверть века. Просто... по той причине, что ему нет места среди этого человеческого барахла, между которого мне пришлось коротать свою жизнь... В конце концов, не им его — ставить. Такой балет, который и без них, сам — стоит. Круглые сутки. С утра и до вечера... Не балет, настоящий Шаг. — Не хотелось бы заканчивать откровенной глупостью..., но — увы, в рассказанной байке нет ровно ничего уникального... Таких б’анальных историй в моей биографии была — тьма. Собственно, она..., эта тьма — и сделала, по существу, — сегодняшнюю тьму, когда современная история музыки, философии, литературы — состоит из неограниченного количества плебеев, обывателей и бездельников, — ровно таких же, как и те бесконечные толпы мещан, всякий раз сгущавших вокруг себя тьму, когда можно было хотя бы отойти в сторону и — просто не мешать своим зловонным присутствием. Удивительное дело, но даже прощаясь с ними, мне больше нечего сказать... Проваливайте дальше, дорогие мои, в ту яму, в которую вы и без меня уже давно провалили.
...Сам по себе факт разделения съезда (и партии) на левое и правое, революционное и оппортунистическое крыло не представлял ещё из себя не только ничего страшного и ничего критического, но даже и ровно ничего ненормального. Напротив, всё последнее десятилетие в истории русской (и не только русской) социал-демократии неизбежно и неминуемо приводило к такому разделению. Что основанием для разделения был ряд весьма мелких ошибок правого крыла, весьма неважных (сравнительно) разногласий, — это обстоятельство (которое поверхностному наблюдателю и филистерскому уму кажется шокирующим) означало большой шаг вперёд всей нашей партии в целом...[2]
« Не могу не вспомнить по этому поводу одного разговора моего на съезде с кем-то из делегатов «центра». «Какая тяжёлая атмосфера парит у нас на съезде!» — жаловался он мне. — «Эта ожесточённая борьба, эта агитация друг против друга, эта резкая полемика, это нетоварищеское отношение!..» «Какая прекрасная вещь — наш съезд!» — отвечал я ему. — Открытая, свободная борьба. Мнения высказаны. Оттенки обрисовались. Группы наметились. Руки подняты. Решение принято. Этап пройден. Вперёд! — вот это я понимаю...[2]
...И у нас в России этот старый вопрос сделался особенно новым в настоящее время. Чтобы отчётливее выяснить себе теперешнюю постановку, мы начнём с небольшой исторической справки. Старое русское революционное народничество стояло на утопической, полуанархической точке зрения. Мужика-общинника считали готовым социалистом. За либерализмом образованного русского общества ясно видели вожделения русской буржуазии. Борьба за политическую свободу отрицалась, как борьба за учреждения, выгодные буржуазии. Народовольцы сделали шаг вперёд, перейдя к политической борьбе, но связать её с социализмом им не удалось...[13]
...Итог диалектического развития нашей партийной борьбы сводится к двум переворотам. Партийный съезд был настоящим переворотом, как справедливо отметил тов.Мартов в своём «Ещё раз в меньшинстве». Правы также и те остряки из меньшинства, которые говорят: мир движется революциями, вот мы и совершили революцию! Они действительно совершили после съезда революцию; правда и то, что мир, вообще говоря, движется революциями. Но конкретное значение каждой конкретной революции этим общим изречением ещё не определяется: бывают революции вроде реакции, перефразируя незабвенное выражение незабвенного тов.Махова. Надо знать, революционное или оппортунистическое крыло партии являлось реальной силой, совершавшей переворот, надо знать, революционные или оппортунистические принципы воодушевляли борцов, чтобы определить, вперёд или назад двигала «мир» (нашу партию) та или иная конкретная революция.
|
( в форме обрывков бумаги )
« Шаг вперёд, два назад » ( де-балет )
— В конце концов, разве четверть века — не достаточный срок, чтобы понять?.. (хотя бы немножко), — нет, не мне понять, конечно. А этому без’форменному блюду ублюдков, постоянно проезжающему мимо..., на своих обильно смазанных лыжах. — Туда, туда, откуда их уже никто не вытащит. — Ни шагу назад, Володя!.. Но и вперёд — тоже.
Потешно мы свершаем жизни путь, Но разве не из этого (тёмного и пахучего) материала состоит вся человеческая жизнь, чтобы лишний раз заставлять себя проверять: на вкус, цвет и консистенцию — его сегодняшнее состояние. Это ли «шаг вперёд»? — по сравнению с той бесконечной цепочкой следов, которые уводят назад, назад, только назад, — сколько хватит взгляда, — туда, туда, вплоть до линии горизонта... Не раз, не два, бывало, мне приходилось понемногу оглядываться назад, словно бы в попытке задать вопрос. — Пожалуй, так. Всё так. Мало кому на свете удавалось выстроить свою жизнь таким жёстким, до предела точным образом, когда любой шаг..., и даже любое количество шагов назад — всё равно оставались несомненным шагом вперёд... — Во́т что́ значит верная система координат.
(genoemd naar de publikatie van Vladimir Ilitsj Lenin, 1906)
Не хорош я и не ду́рен, — Среди ваших «продуктов», как вы их называете — три балета. Когда вы их писали, была перспектива их постановки?
И бурный океан с земного дна не встанет,
...Руди, всегда такой бодрый, жизнерадостный, живой, чувствовал себя тут не в своей тарелке и еле-еле двигался по блестящему, скользкому полу, точно по нему был рассыпан горох. Да и время-то тянулось бесконечно! Попался Руди, словно белка в колесо, а тут ещё вздумали отправиться на прогулку! Время потянулось ещё медленнее. Руди положительно приходилось делать один шаг вперёд да два назад, чтобы не забежать вперёд других...[20]
...Павел Иваныч опять напрягает глаза, прикладывает к ним руку, делает шаг вперёд, шаг назад и опять ровно ничего не видит. Но на этот раз у него не хватает храбрости соврать, и он откровенно объявляет, что не различает никакой голубенькой чёрточки.
Жезл пастуший — или шпага?
|