Свинья (Натур-философия натур) — различия между версиями

’мадам, мсье, мадмуазель... (последняя, как всегда, особо и, как всегда, совершенно отдельно, конечно)... Нет, я вовсе не прошу минутку вашего внимания, здесь и сейчас. И заранее (не) прошу прощения за обращение (некстати, как всегда, некстати). И конечно же, не стану отвлекать вас от заслуженного честным трудом вечернего куска розовой ветчины..., или надолго задерживать ваше драгоценное внимание (равно как и всё остальное не стану). — Потому что уже поздно, слишком поздно (фактически, всё). Заметно стемнело. На дворе почти ночь (хотя глаз коли). И вдобавок, сами понимаете: к чему плодить лишние разговоры, когда (между нами, конечно, сугубо между нами, ничего лишнего) и так уже — всё — давно — известно...^[3]

  ...и в самом деле, уже про чёрта, казалось бы, всё давным-давно выяснено. Сказано. Показано. И доказано (на одном пальце). И теперь, скажите на милость, — ну чéм мало-мальски существенным та же свинья отличается, к примеру, от того же чёрта (как его малюют или калюют)?..^[4] И есть ли хоть одна черта у чёрта, отличающая его от всех прочих... чертей, свиней и прочих теней в этой старой тенистой аллее? — Казалось бы, ерунда на постном масле: вопросы для детей подготовительной группы, — да и то ответит всякий, ковыряя в носу. Даже дурак. Или полный кретин. — Однако не тут-то было. Едва начнёшь (ковырять), и конца этому начáлу не будет. А что на деле?.., — ларчик-то просто открывался!..^[5] А ты пойди-найди эти «три отличия», как говорится, — особенно, когда их нет. Ни одного. Потому что не положено туда отличий. С самого начала: не положено. Хотя бы по одному только «образу и подобию».^[6]

— Например, «от со’творения мира», — для краткости...

  Что образ..., что образина. Одна мелочь (ничего, кроме оценки). И не будем делать вид, будто бы ничего не поняли... — Много уже, слишком много было сказано (мною) о сильнейшей черте натуры нынешнего рода (и вида) человеческого (знаменитого во всей частях света Homos apiens). — Той черте (не говоря уже о чёрте), благодаря которой сначала пришёл он к тотальному господству на земле, а затем, — точно так же благодаря ей, — лёгким движением влажной тряпки стёр себя с её поверхности, словно и не было его никогда. Как отче Наш (мелом на школьной доске).^[8] Разумеется, я сызнова толкую о принципиально параноидальной (расщеплённой) природе психики человека, этой «бого’подобной обезьяны» — как био’логического вида (не говоря уже о роде). И даже более того: само по себе наличие высшей нервной деятельности (интеллекта) неминуемым образом влечёт за собой — медленное и неуклонное построение точно такого же раз’щеплённого (параноидального) мира, а следом за ним — и его картины, в полном «образе и подобии» с главной причиной или творцом. Причём, нужно ли и говорить, что они (эти все трое, три, втроём) существуют всё в том же нерасторжимом дву’единстве...^[9]:591 А если ещё вернее: с ними обоими — в одном лице (вот мы со второго же шага и получили на выходе ту самую пару, не ноя, — долго’жданную и не’обходимую).^[4] В том смысле «не’обходимую», что обойти её или, тем более, обойтись без неё ни один человек не может, едва только появляются у него начатки, початки или хотя бы зачатки психики. И в том смысле «долго’жданную», что приказала она себя долго ждать. И едва появится она у него, эта самая «пара», как тут же «поминай как звали»: перестанет он её видеть и знать, всегда глядя на мир с одной из сторон этой пары — либо слева, либо справа. И никогда — посередине, чтобы глаза не разъезжались...^[10] А то как же смотреть на этот мир? И как его увидеть?

— только с одной стороны. Только от себя...

  ...И тем более всё это становится важным (и даже насущным), если снова..., если опять, — прошу прощения, — случится сделать что-то дурное, — всякий день, час и минуту не’обходимое, — как же без него-то, дорогой друг?..^[12] Разве можно жить и его — не сделать? Разве от него куда-то можно спрятаться или деться? Разве без него как-то обойдёшься? — Незаметное, естественное и постоянное (зло), оно всегда здесь, всегда с тобой, друг мой..., как еда, вода, дыхание, движение, как самá жизнь (и всякий-то день по сто раз, как же без него). Но разве жизнь..., жизнь..., — это великое благо, это невероятное счастье, дарованное..., дарованное невесть кем, невесть кому, невесть зачем, — разве жизнь может быть дурной? — фуй, фуй, что за дикий вопрос!.. Будто морок, или наваждение какое-то! — Да нет, конечно, не может! (тьфу, к чёрту, к чёрту) Никогда и ни при каких обстоятельствах! — Всё только хорошее. А если и есть (кое-где у нас порой) нечто дурное, совсем чуть-чуть, значит, наносное оно, причиной тому — не я, не моё, не от меня и, тем более, не ко мне. «У волка боли́, у лисицы боли́, у кошки боли́, у свиньи боли́, а у меня — нет, не боли́!..» — Если плохое, всегда только чужое, только пар’ное, только со стороны: стороннее, по’стороннее или поту..стороннее. Диверсия, брат (дело всегда почётное). Как рога, копыта, а то ещё и хвост, не дай-то бог (разве есть они... у меня, прекрасного?) Как усмешка чёрта. Или свиное рыло поперёк лица... — Свиное, козлиное, соседское, вражеское, сатанинское..., короче говоря, — любое, какое только душеньке угодно, — лишь бы только не моё. — Забавный (пара)приёмчик, не правда ли?.. (не правда, конечно). И впрямь, был бы он ещё кое-как забавен, когда б не встречался всякий час и минуту, в любом времени и месте. Кажется, последние сто лет у них это называется «вымещением». Или не совсем это (называется), но вид имеет вполне такой же. Только наоборот. Если хорошее — мне, моё, от меня... А если, не дай-то бог, дурное — тогда чьё же?..^{[комм. 1]}

— одну минуточку, сейчас попробуем выяснить...

  Едва связавшись в своей истории со свиньёй (не говоря уже о чёрте, бес разницы), человек уже никогда не смог от неё отделаться (и не сможет, вестимо). Даже наевшись её мясом или салом, он не был способен почувствовать к ней благо’дарность, хотя бы за сáмую свою сытость (такую желанную и прекрасную).^[13] Обожествлять (читай: «вымещать» положительные эмоции) можно было кого угодно (прежде всего, врага, конечно). Набор во все века и тысячелетия известен: лев, леопард, волк, медведь, тигр, буйвол, зубр, антилопа, олень, даже собака, — кажется, в ход шли все, кто попадался на глаза, — да, все, но только не она, свинья. Тупая, жирная, вечно грязная, валяющаяся в лужах, голодная и всё жрущая, — кажется, в ней идеальным образом соединилось всё худшее, что человек видел и знал про себя, любимого..., — в чистом виде, пародия или карикатура (если бы они тогда знали такие слова).^[4] Она и отношения заслуживала такого же (как к самому себе, только чужому, дурному и низкому). Содержать в жутких условиях (тюрьма, гетто, концлагерь ещё ривьерой покажутся),^{[комм. 2]} кормить отбросами, убивать, резать и жрать по первому желанию...^{[комм. 3]} И спустя тысячелетия их несомненное родство только росло, ширилось и проявлялось всё сильнее. Едва ли не из-за каждого угла (человеческого) можно было заметить рыло..., или услышать знакомое похрюкивание. И мало того, что они (люди, а не свиньи, конечно) умудрились уделать всю свою планету тáк, что даже самым грязным свиньям-рекордисткам такое и в страшном кошмаре не привиделось бы. — Удивительным образом, только к концу XX года их наука установила с неопровержимой точностью, что кожа, кости и прочие внутренние органы свиней, оказывается, превосходно подходят для пересадки человеку (на случай такой нужды, конечно). Причём, они даже не отторгаются (в отличие от человеческих).^[14] Прекрасная новость, — впрочем, оставшаяся без последствий..., пока.^{[комм. 4]}

— впрочем, ненадолго. Как и всё прочее (у них)...

  Но полно-те!.., к чему так долго вламываться в открытые двери? Или часами выковыривать очередную истину из кончика носа? — Ведь ответ заранее известен (раз и навсегда), как бы ни хотелось его не видеть, не слышать и не знать (как те три обезьяны) и вообще, незаметно «задвинуть» ногой куда-нибудь в тень, под лавку.^[16] Собственно, они и сами (эти люди, я хотел сказать) никогда не пытались скрыть своего сакрально-параноидального «дву’единства» в полном сращении «высокого духа» с «исподней подлостью» (вечного и вещного сожительства ангела со свиньёй).^{[комм. 5]} С того памятного момента как человек явил свой «божественный лик» этому миру (в виде самогó себя), он ни на минуту не переставал держаться за собственную отвислую задницу (с нимбом вокруг ануса)..., читай: оставаться всё тем же «грязным животным» — жадным, жестоким, грубым и глупым (список не’полный, само собой). И так же настойчиво, всеми средствами — пытаясь — выпятить на фасаде одно (белое-пушистое) и скрыть за углом другое (чёрное-лохматое), худшее в себе, «выместив» его туда, где оно и без него прозрачно заметно: «чур — не я, это свинья»... — Авось и на этот раз пронесёт. «Чёрт не выдаст, свинья не съест», — равно как и в точности наоборот. И какая только униформа ни служила этой благородной цели!.. — очки, фрак, сутана, клобук, фуражка, цилиндр, пиджак, галстук, жилетка, сюртук или китель, — всё рáвно годится, всё идёт в ход, чтобы скрыть под собой старую как мир — свинью с чёртовым копытом вместо рыла.^[17] — Добрый вечер, господин чиновник. Чего изволите? Не желаете ли «слезинку одного ребёнка» и пару стаканов девственной крови для начала? А на закуску, наверное, печень младенца, как всегда? — Два пишем, шесть в уме. Говорим «свинья», понимаем — он, родимый.^[13] И правда: к чему лишние слова? — и тáк всё давно ясно, яснее некуда (как на рентгеновском снимке).^{[комм. 6]}

— в конце концов, не довольно ли топтаться на месте?..

  — Вот я и думаю теперь, свинья этакая, — раз уж и тáк всё про неё (про него или про них обоих) известно & ясно как божья роса (второго розлива), — пожалуй, оставлю и отставлю в сторону всю эту высокую хилософию к свиньям с чертями... Да, отставлю и расскажу-ка я лучше вам анекдотец небольшой, так сказать, вящий случай из жизни. Для примера... или ради лишней острастки. И пускай на месте вагона пустых слов, — на месте этой философской, натурально говорю, статьи про свинью до чёрта (как было объявлено заранее), окажется здесь маленькая бытовая басня, случай из жизни... Опять, значит, одно вместо другого: пара. Два пишем, шесть в уме. Говорим свинья, подразумеваем человек. Говорим человек, думаем: чёрт! И так далее... Не’ взирая на лица и спины (спереди и с тыла).

— Всё как у них принято...

— Всё как у них приятно...

’был у меня когда-то, знаете ли, друг один, — Славик его звали, вернее говоря, Станислав^{[комм. 7]} (кажется, я уже где-то обмолвился об этом... и не раз).^[20]:665 И не просто друг, а друг детства, натурально (на пол’года он был меня младше). Классика жанра! Да и не просто «друг детства», а такой, понимаешь ли, друг, что, как говорится, и не всякую жизнь случается. В самом деле, редко когда бывает такой яркий и большой случай. Страшно припомнить, ещё страшнее сказать, сколько мы с ним (за это детство) малых велiких дел переделали (и каких дел!.., едва ли не государственной важности), — мало кому такое вообще выпадает хоть раз за всю биографию, подлинно так, бес всяких преувеличений говорю!.. Словно бы и не о детстве речь, и не о подростковом возрасте, а про настоящую в з л о с р у ю жизнь с большими, почти велiкими событиями (со свиную голову размером, никак не меньше). — Да и не только событиями и делами, потому что было ещё и кое-что поважнее... Год за годом, вместе с ним мы не одно ведро золотого дерьма выхлебали, и впервые вкус к большой философии почувствовали, и к теории познания, и к практике незнания, и к умопостроениям не ниже башни вавилонской, и оба мы вместе росли (умом и маковкой) выше деревьев и домов, и вместе небо локтями подпирали, — да, всё так и было. В общем, но(га в но)гу шли, почти не теряя ритма... Только я в музыкальной школе учился (в Тюремном переулке), комозитор будущий, значит, а он — в физико-математической (где она была — не помню). В общем, классическое детство титанов: Герцен и Огарёв..., или нет, лучше Скрябин и Капица (ради примера с потока), — два будущих гения (то ли из нобелевского кондуита, то ли из «детской энциклопедии»). И думаю, наверное, всё тáк бы оно и было на самом деле..., — если бы не явился в один момент «Михал Сергеич Горбачёв», наше всё, — не иначе, чёрт его принёс ради такого-то случая, — вóт тоже ещё одна свинская история, не приведи господь.

— Но пожалуй, я не буду уклоняться в сторону...

  Чтобы всё успеть сказать (коротко и кротко) & быстро управиться... В общем, дело было так: время шло, а за ним постепенно шло и всё остальные (так бывает). Один из друзей из школьника превратился в студента университета (физмат), а у второго оказалась — немного другая «консерватория» (и тем ярче разница, что у одного учёба шла как по маслу, а другого — через пень-колоду, и всё его пытались куда-нибудь или откуда-нибудь выгнать или исключить). Но всё равно, дружба с годами ничуть не уменьшалась, скорее, напротив: оба яркие, острые, экстремально-талантливые, и первые шаги в искусстве (или поперёк него) тоже делали вместе, в ценнейшем диалоге (между собой). Никогда не забуду, как 12 января 1986 года в электричке «на Рамбов» мой дорогой друг поперхнулся смехом, от неожиданности, — когда я вытащил из неизменно-рваной сумочки обещанный эскиз своей первой картинки (20 с половиною годочков мне было тогда).^{[комм. 8]} — Ну, — сказал он, наконец, просмеявшись и прокашлявшись, — это класс! На такую картину я дам тебе краски и кисти (у меня тогда ничего не было, и вообще, я всегда думал, что рисовать не умею). Нужно ли и добавлять, до чегó важна для артиста «первая реакция зрителя» (и вторая тоже, конечно). Тем более, такого зрителя: своего в доску, близкого по духу, скептического, вечно недовольного, ворчливого. — Это был несомненный успех, фурор. Прямо говорю: ничьё мнение для меня не было важнее в те годы.^{[комм. 9]}

улыбка Моны Лизы (1986)[21]

— А спустя пару лет и вовсе наплевать стало на все так называемые мнения...

  Но вот, спрашивается: чтó же там такое было нарисовано, на том эскизе? — Да вроде бы, ничего особенного, даже описать несложно, в двух словах (даром что слова картинке — не ровня). Условным образом я назвал бы этот камерный замысел «Улыбкой Джоконды-2» (вот и здесь, значит, очередной человеческий двойник выскочил!). — Почти квадратная полупустая картинка, совсем небольшая по размеру (особенно, в эскизе, на листке в клеточку из тетради). По диагонали сверху вниз — небольшая толстая тропинка или дорожка, которая почему-то очень скоро заканчивалась коряво-округлым тупиком, напоминая в нижней части скорее дождевого червяка или толстую кишку, чем дорожку. Почти в центре картины (в точке золотого сечения дорожки) сияет загадочно улыбающееся свиноподобное существо (в профиль) на двух ногах. С первого взгляда видно, что существо это никуда не идёт и вообще не воспринимает место, на котором находится — как «дорогу». В нижней правой части картины выставлены два дерева — то ли в горшках, то ли в вёдрах. Одно уже совсем засохло (один обгрызенный пень остался), а на втором остался последний лист. Вот, в общем-то, и вся картина (почти). — Наконец, как следует просмеявшись и прокашлявшись, Славушечка ткнул пальцем в эскиз: «а что это за свинья такая странная посередине?..» — «Никакая не свинья, а швивка, — поправил я, — где ж ты видал таких свиней с одним глазом и двумя ногами?.. Это человеческая свинья, существо одностороннее, двуединое и принципиально плоское. Понимаешь, у него нет третьего измерения и едва повернувшись, оно тут же исчезает из поля зрения, словно бы его и не было. Почти как призрак или привидение»... — На последнее замечание «друг-Славушечка» только хмыкнул. Кажется, мои объяснения не слишком-то вписывались в классическую картину мира с физико-математическим уклоном (школа, университет, ну... и так далее)... — Тем не менее, высочайшее соизвоиление цензуры я получил, и спустя пару дней первая картина была закончена. А следом за ней — и ещё десяток..., а затем другой, третий, девятый...

— Чего нельзя было сказать о моём лепшем друге.^{[комм. 10]}

  ...а дальше можно сократить, — как говорил один мой старый друг, — потому что началась обыкновенная история.^[22] И говорить о ней попросту нéчего..., или не хочется. Потому что автором второго тома этой истории стал, как я уже обмолвился, «Михал Сергеич Горбачёв», писатель серый и посредственный..., — не иначе, чёрт его принёс ради такого-то случая. Обстановка в стране резко оживилась (сначала экономическая, затем и всякая прочая)... Столкнувшись с таким поворотом, мой «друг детства» по имени Станислав Амшинский (безо всяких скидок на оба слóва) за пару лет (и каких лет!.., — 25-30 лет, самые продуктивные годы для внутренней работы!) полностью «сошёл на говно». С началом горбачёвского НЭПа он решил стать «большим и велiким», ради чего учредил кооператив «Крейт», что-то насчёт продажи компьютеров, программ и игр (по первости целей и планов у него было громадьё, конечно, но потом всё потонуло и пошло на дно в подавляющей формуле «деньги-товар-деньги»). Организовав новое дело, не первым, но вторым делом — он обратился за помощью и ко мне (ну как же, дрзья ведь!..) С предельной чёткостью в голосе я сказал ему: «послушай, ты берёшься не за своё дело, это мерзкая штука. Потонув в пустой суете, ты как художник кончишься. Я в твоём кооперативе участвовать не буду, потому что (помяни моё слово) — есть на свете вещи поважнее. Но если ты решил твёрдо, я тебе помогу чем смогу» (и отдал ему все деньги, какие у меня были на тот момент)... За точность отдельных слов не ручаюсь (за давностью лет), но всё было сказано именно так. — Денег, к слову сказать, у меня тогда имелось изрядно: после двух сокуровских работ на «Ленфильме» набежала кругленькая сумма. Но относился я к этой субстанции всегда — как к мусору (плокому и человеческому), без различий в количестве или номинале. Несравнимо важнее для меня была солидарность и дружеское участие.^{[комм. 11]} Странно припомнить, но не последнюю роль в «светской драме» сыграл и мой внезапный «успех» с получением европейского Оскара за лучшую музыку в кино (ноябрь 1988). Событие для меня было не важное и, не скрою, такого эффекта я никак не ожидал...^{[комм. 12]} А дальше — ещё проще (история полетела под горку в ускоряющемся ритме похорон старого кролика, как в последнем кинофильме Эрика)... Я же сказал: «обыкновенная история».^[22]

двойник человека (1991)[23]

— И с каждым шагом всё обыкновеннее и обыкновеннее...

  Как (сегодня уже) известно, Горбачёв протянул недолго. Да и прежний «друг-Славушечка» не многим больше. Примерно теми же темпами он сначала превратился в «не друга» (скорее, начальника, — и не моего, вдобавок), а затем и вовсе помножил былые ленфильмовские деньги на ноль (вместе с ушедшим в прошлое призраком СССР, вероятно). «Дело житейское: бизнес, ничего личного, ничего лишнего...»^{[комм. 13]} — Пожалуй, только ленивый не выделывал такого в своей биографии..., или очевидный идиот, вроде меня. А дальше начались «лихие девяностые»..., что и не заставило себя ждать..., в истории с его велiким «Крейтом». Свято место вечно пусто... На всякого подлеца найдётся свой подонок..., а на всякого подонка — свой супостат. Этот длин-н-ный ряд (человеческой свинины, с позволения сказать) обеими своим концами уходит в бесконечность..., чтобы затем вернуться обратно — непременно, сторицей. Прошло ещё пять лет, и его, с позволения сказать, предприятие, находившееся на коммерческом подъёме (в Новой Голландии они тогда уже сидели) распотрошили и распихали по карманам по обычной схеме: «нерушимый союз бандитов и прокуратуры». И всё, прощай, друг-Славушечка вместе со своим громадьём планов и вселенским «крейтом».^{[комм. 14]} Но и последнее событие, признаться, не слишком меня заинтересовало...

— Мелочь была, мелочь и осталась, мало ли на свете донов Педров?..^[24]

  И вот, мало-помалу ковыляя, добрались мы до финала этой басни... Помню своё тусклое недоумение, когда, открыв по какому-то случаю одну из старых мусорных скрижалей, я нежданно наткнулся глазами на короткую & давно забытую запись, отмеченную 15 февраля 1996 года. Коротко и скупо, там было сказано буквально следующее: «...днём ко мне зашёл мрачный <Славушечка> Троцкий с остекленевшими глазами и рассказал, (вот удивительное дело!) что ему не очень нравится чувствовать себя свиньёй, а потому (sic!) он постарается потихоньку вернуть свои долги...»^[25]:314 — Не стану скрывать, после семи с лишним лет процветания чисто дружеского свинства, я слегка подивился подобному признанию от своего «единственного друга». Что за неуместные моральные мучения, что за странное «перерождение личности» (не тронулся ли он умом от рукотворного «банкротства», в конце концов?..) — Глядя на его сокрушённое лицо, это было слегка «невиданно», после всего. И не верилось. — Неужели... всё-таки... даже «чувствовать»... — И неужели... всё-таки... «не очень нравится»?

— Поистине невероятно (трудно поверить, ещё труднее увидеть).

  — Но спрашивается (напоследок): вóт он пришёл (сам пришёл!...) и вóт он сказал (практически, Заратустра)..., — ну, и чтó же дальше? Наверное, хотелось бы продолжения (после такого!)..., хотя бы минимального (в старом как мир стиле: «Слово и Дело», не прошу прощения за банальность). Ответ прост как хлеб: потому что дальше ни-че-го. Nihil, zero, ноль, пустота. Короче говоря, всё как любит любая (человеческая) свинина. — Наверное, сегодня уже можно судить об этом со всей определённостью. И без скидок на сроки... С той памятной «встречи» прошло три десятка лет (срок, однако). И что же? — Это был последний раз, когда я видел своего «детского друга»..., и впредь таких глупостей с его стороны больше не повторялось. Ни разу... Следует так полагать, что он — всё-таки малость подумал и — смирился. А может быть, просто сам допёр..., — пардон, я хотел сказать, — как-то понял простую истину о пресловутой вечной «паре»... (из области) дву’единства человека, — которую я только чтó так долго и безуспешно пытался растолковать здесь (и кому!?)..., — посреди этой маленькой, раз и навсегда нелепой странички.

1. ↑ И правда, чьё оно? В конце концов, хотелось бы (у)знать — а то как с ним быть-то?.. Может быть, имеет смысл обратиться в бюро находок? Не было ли там (хотя бы) в последнее время запросов на что-нибудь дурное, что потерял человек? (причём, не какой-нибудь вообще, а совершенно конкретный, желательно).
2. ↑ Параноидальный закон, между прочим, действующий в обе стороны (см. соответствующую главу «Чёрных Аллей»). Чем хуже они относятся к некоторым «одомашненным» животным, тем более жестокими (зверскими & свинскими) становятся условия содержания «чужих» (нечистых) людей. Тем более, если произносятся волшебные слова из области высшего пара (или высших пар): враг, противник, война, пленный, преступник, раб... Мы ещё неплохо помним явленное чудо трисловия «jedem das sein», между прочим, ещё вполне «гуманное». Потому что предела (для них) здесь нет. Ни одна свинья им не указ. Но зато тамбовский волк им вполне себе товарищ.
3. ↑ Если же кому-то взбредёт в голову припомнить оборотную сторону параноидального вымещения, когда некоторые народы вводили тотальный запрет на разведение и поедание «нечистой свинины», — то двойное родство (такое же параноидальное) покажется только ещё более выпуклым... на общем фоне выжженной и обгаженной человеческой пустыни. С одной стороны, мы же отлично выучили, что:
     1. ни один «чистый» не должен прикасаться к «нечистому» с риском самому сделаться нечистым (в том числе, не только свиньёй, видимо, но также и чёртом, бес исключений), таким образом, «нечистый» заразен (силён), а «чистый» уязвим (слаб); налицо очередное параноидальное вымещение с признанием собственного несовершенства как формы власти человека над людьми (и свиньями); однако при том мы не забываем, что:
     2. ни один «чистый» при том, вроде бы, не должен поедать (поглощать) сам себя. Кажется, даже ритуальный приём людьми людей в пищу (или, тем более, массовое поедание «чистыми» — «нечистых») они точно так же не разрешают (чаще всего или в виде правила), как и жратву свинины, — хотя и практикуют на постоянной основе.
   Выделить основной из предлож(ен)ной пары мотивов не просто тяжело, но и почти невозможно: такая операция сродни расщеплению атома и может проводиться только под общим наркозом. — Двуедин ты, брат, и сросся (со своей свиньёй) до само..забвения. А потому и вся жизнь твоя из пара...(ной, не ной, всё одно).
4. ↑ Пересадка свиных органов человеку в массовом порядке не практикуется до сих пор, хотя отдельные случаи бывают..., по большой нужде, как говорится. В качестве главной причины обычно указывается «несовпадение резистентности» (проще говоря, у свиньи и человека разный иммунный ответ и потому разные болезни, что может привести к очередной паранойе, только уже на субстратном & клиническом уровне). Но мы-то отлично знаем, где здесь свинья зарыта...
5. ↑ Не вижу смысла как-то дополнительно пояснять или подкреплять этот самоочевидный тезис. Как и всё «невидимое», он попросту валяется под ногами. Фактически, вся религиозная, псевдорелигиозная и прочая («и так далее») литература посвящена всестороннему освещению, освящению и оснащению вопроса о пресловутом дву’единстве (парной) человеческой натуры. И вообще, едва ли не вся их деятельность (начиная от быта и кончая культурой) снизу доверху пронизана исподним сращением «чёрного кобеля с белой курицей» (самогó себя, любимого). «От великого до смешного один шаг», не говоря уже о мерзком или низком (тем нагляднее, если припомнить: ктó для них изрёк эту отменную глупость). Да и тот — на месте. Святые грешники, озверевшие ангелы, добрейшие живодёры и черти в образе свиней — общее место в недолгой истории этой «богоподобной обезьяны», включая её настоящее и будущее (недалёкое, само собой). За отсутствием всего остального.
6. ↑ В конце концов, не воспользоваться ли старым рецептом Георгия Гачева, чтобы сократить лишние раз..суждения и сделать прощальный жест — левой рукой. Разве само по себе слово (как мысль изречённая, говоря по русски) не даёт уже прозрачный ответ: чтó оно значит и на когó указывает своим последним звуком. — Свин я́ (и не он, и не она, и не правый сосед, и даже не поросёнок на выпасе, но только — сам я́, родимый, вóт он, прямо здесь, на языке, под руками). Да и не просто «я́» какой-нибудь, а всегда ударный, под ударом, с ударением да с оттяжкой! — Говорим «чёрт», подразумеваем человек. Говорим «свинья», подразумеваем — я́, конечно. И главное..., да, главное: всегда говорим одно, понимаем — другое, а делаем — совсем третье, пятое или шестое... Потому что руки — они (от сотворения мира) из заднего места растут, а место переднее — оно совсем для другого дела припасено. Товар лицом. Лицо товаром. И поехали!.. — Вот и хорошо, вот и довольно, вот кружочек и замкнулся, потому что всюду у него не один он, а (гляди в оба!) одна она — его пара, ной не ной, — и никуда от неё не деться, и никак нельзя говорить то же самое, что иметь в виду, или хотя бы делать то же самое, что говоришь. И всё-то у него только двойное, только с винтом и поворотом, только парное (словно только что из бани, распаренный). Как и он сам, сердéшный..., вечно двуедин в трёх лицах (как троица благоверная, что вечно в глазах троится). Как говорил (и не раз говорил) пресвятой Эрик: «они составляют прелестное трио из двоих, даже в полном одиночестве». — И правда...
   
   
   
   

   друг Славушечка

7. ↑ Не совсем так: Славиком или Станиславом я его не называл никогда. В школе, помню, его одноклассники, а потом однокурсники употребляли общепринятое сокращение «Стас». Но я с детства перенял совсем другое имя, которое к нему приклеила его мать, всегда и в любых ситуациях (даже самых неподходящих) называвшая его «Славушечкой» и считавшая, что нет на свете его умнее, лучше и гениальнее, чем очевидно испортила ему не только характер, но и всю последующую биографию. С первого же раза её уменьшительно-ласкательная номинация мне показалось бесподобной: впредь только так я его и называл, только интонацию поменял, конечно. На слегка киническую. Как сейчас помню: «друг-Славушечка». На всю жизнь друг: таких поискать ещё нужно. И то ведь — не найдёшь. Штучный товар.
8. ↑ Это была в самом деле первая моя картина, хотя и с названием «Второе предупреждение» (масло, картон, январь 1986). Мы с другом моим так и договорились. Он сказал (с важным видом, как всегда любил): нарисуй мне эксиз карандашом. Я посмотрю на него и скажу, годится она или не годится, обсудим. Если годится, я дам тебе краски (мамины краски это были, не его собственные, конечно). Это «Второе предупреждение» до сих пор висит у меня над головой, как будто в самом деле...
9. ↑ Это чистая правда, до конца жизни мало чьё мнение меня больше интересовало, чем его — в те годы, до того момента, пока он не превратился в конченного плебея. И его первые рассказы шли у меня за высокую литературу, с восторгом. Помню, один раз я даже попытался сам себя проверить... на этакую «экспертную» бес’пристрастность. Было это в те же времена (1986 год примерно), как-то раз подошёл ко мне в коридоре консерватории однокурсник мой, Саша Папян (тоже комо’зитор, значит). С таким рассеянным необязательным видом (подошёл), какого я терпеть не могу. И вопрос задал такой же, как у них принято, плоский и жёваный: «ну как делишки, чего новенького в творческом портфеле?..» — Первым движением, конечно, захотелось мне отправить его подальше (чтобы больше не задавал вопросов из русско-итальянского разговорника). Но тут же и забавно стало, думаю: а не провести ли мне «эксперимент на людях», раз такое дело. Открыл я свой творческий портфель, слегка порылся в нём и подаю два листка: машинописных, не нотных. — Нá, — говорю, — почти прочтением, если хочешь. Тут совсем немного, — листки очень похожи, хотя и напечатаны разным шрифтом на разных пишущих машинках. На первом посередине название «Жизнь как целое» и под ним убористый текст на полстранички. А на втором заголовок «Вопрос совести» и текст — чуть больше. Автор рассказов не указан, подписи тоже нет. Во время чтения на лице комозитора Попова не отражается почти никаких эмоций. Хотя заметно, что оба текста вызвали у него интерес: задавая свой дряблый вопрос, он не ожидал такого поворота. Да и рассказики — короткие, нескучные, почему бы и не прочитать в перерыве, когда всё равно делать нечего. — Дочитав, он хмыкает и смотрит на меня с каким-то странным подозрением. — Первая вещь, — говорит он, — замечательная. Это литература. А вторая — беспомощный детский лепет. Ерунда какая-то... — Слышать такой лапидарный отзыв было странно и неприятно, мне-то всегда казалось в точности наоборот, о чём я ему и сообщил со всей определённостью. — Но ты же не будешь утверждать, что это написал один человек!.. — возражает Попов, — две вещи несопоставимого качества. Первый рассказ — это искусство, сделанный текст, а второй — писанина от нечего делать... (конечно, я не стал бы утверждать, что это сделано одним автором, даже если бы хотел соврать..., или устроить выходку). Авторы очевидно были разные. Первый рассказ (где про «жизнь в целом» не было сказано ни слова) вышел из-под моей руки. Текст очень густой, сплошь состоящий из каких-то узлов, трудный и почти корявый, как мне кажется. Сюжета в нормальном смысле слова нет. А вместо него — жёсткая траектория мысли в форме какой-то мрачной игры с неизвестными правилами. Второй рассказ написан моим «другом детства», Славиком Амшинским, «творчество» которого я ставил очень высоко. Во всяком случае, значительно выше своего... — Ну тогда всё понятно, — подытоживает Попов, — значит, ты просто в’читываешь в его прозу свой текст. По твоему рассказу даже видно, чтó именно ты туда можешь в’читывать. — Почти полвека прошло с того разговора, чёрт...
10. ↑ Кому бы как не ему — рисовать картины. По крайней мере, я всегда так думал. И частенько понуждал его к этому. Много раз он рассказывал мне яркие сюжеты-идеи своих картин, и мне очень нравилось их представлять. С одной из них под названием «Сибиряк и гайка» он носился, кажется, года три или четыре (и ничего). — Сколько помню, за всё время он спроворился написать всего два или три маленьких эскиза маслом (один из них у меня хранится до сих пор). А с середины 1980-х он и вовсе начал «тяжелеть» (взрослеть), опускаясь куда-то в область собственной задницы. И наконец, вершиной его отменённого «творчества» стало какое-то чудовищно безапелляционное утверждение, когда он (в ответ на моё очередное понуждение к работе над очередной картиной) изрёк отчего-то раздражённым голосом, не терпящим возражений: «а что тут вообще можно делать? Искусство — это отдых». Утверждение было ярким и зашибающим, как всегда в его исполнении, ничего не попишешь, только руками разведёшь... Пожалуй, здесь годились только слова одного известного государственного преступника, который ответил прокуратору Иудеи коротко и предельно точно: «ты сказал». И в самом деле, здесь находился явный предел..., причём, предел, который он сам себе и поставил, милый друг. Если для тебя «искусство — это отдых», значит, и результатом будет только отдых. Вероятно, пожизненный..., если не более того.
11. ↑ — Помню, с какой зубной болью (спустя два десятка лет), работая над «Воспоминаниями задним числом», я прочёл впервые несколько прямых и почти детских слов Франсиса Пикабиа, сказанных..., нет, совсем не обо мне, понятное дело: «...случай Сати экстраординарный. В своих поступках он исходит из своей «великой дружбы». <...> Это человек очень ранимый, надменный, настоящий грустный ребёнок...»^:стр.645 — Словно бы сказанные напрямую обо мне, эти слова сразу высветили до боли (не)знакомое лицо моего лучшего друга детства, за два года сумевшего превратиться из яркого саркастичного подростка в обычную человеческую свинину. — Всё так, всё в точности так: именно исходя из «великой дружбы»..., точнее говоря, из солидарности и со’чувствия, прямо высказал я ему всё, что думал по поводу его будущего «кооператорства» (ведущего прямиком в ничтожество), а затем — отдал все деньги, да ещё и после (в прямое нарушение своих же слов) помогал, чем мог (не так ли, дорогой Славушечка?..)

    не друг Славушечка

12. ↑ Именно тогда, во время декабрьских концертов 1988 года «Музыка собак» в Мосве до крайности неприятным открытием для меня стала ещё одна картинка..., чтобы не сказать: живо’пись (без масла и холста). После первого концерта случайно натолкнувшись в большой артистической комнате с другом-Славушечкой, я был ошарашен его до крайности натянутым и даже как будто внутренне озвéрившимся (остервенелым) лицом. Глядя на этакое душевное роскошество, поначалу я попросту не смог взять в толк: в чём дело, с какой стати он так разительно переменился?.. Только что в Ленинграде был один человек, а тут вдруг какой-то совершенно чужой и обозлённый, — с каких-таких радостей? В первые минуты он даже не смог нормально (читай: естественно, как всегда) со мной разговаривать, и не пытался скрыть какой-то особенной внутренней уязвлённости и — раздражения (ясно видимого на поверхности лица). Вымотанный дурным самочувствием, репетициями и концертом, глядя на него с усталым удивлением, я силился и не мог поверить, что причина столь проста и глупа: вокзальная дешёвка, не более того. Это было — поистине невиданно, напомнив старый (как мир) анекдот о Диогене, его ученике и тухлой рыбке. — Статуэтка, слова, фильм, оркестр, сцена, публика, корреспонденты, интервью, премьера... Разноцветное бумажное конфетти и конфетные фантики, которым я не придавал никакого значения, на поверку внезапно оказалось каким-то увесистым утюгом, придавливающим самолюбие людей изнутри до состояния плоского земляного червя. Неужели мой старый друг, которого я всегда считал умнейшим человеком, оказался полным кретином, способным испытать жестокую досаду (и не просто досаду, а какую-то прямо-таки жгучую обиду непонятной для меня консистенции и привкуса), глядя на «чужой успех»? (Помнится, почти такая же примитивная история «мелочной вендетты», которая стóила ему всех незаписанных грампластинок, случилась, в своё время, у дяди-Миши). Наконец, впору было бы задать вопрос: а не слишком ли дорого мне обошлись эти трижды-дешёвые сокуровские игры в дни затмения?.., после всего. Кажется, самое время было отступить и возвращаться — назад. К тому, с чего начинал, Je retire.
13. ↑ Как сейчас помню этот дивный по своей наглядности разговор, когда со своим обычным апломбом Станислав Амшинский небрежно бросил мне барским тоном: «какие деньги?.., ерунда..., финансовый капитал имеет значение только на первом этапе, а затем важен только капитал организационный»... — Глядя на его, как всегда, лучащееся самоуверенностью лицо, я на всякий случай переспросил: «так значит, на первом этапе всё же... имел?..» — С предельным пренебрежением тот ответил: «но какое это теперь имеет значение?..» — С того дня раз и навсегда стало понятно: с этим человеком больше нé о чем разговаривать... и нé на что надеяться, — полностью занятый хламом суеты, он принял естественную форму «двуединства» (чтобы лишний раз всуе не поминать о той самой... свинье). Я даже и не заикаюсь, что он, богатый человек, мог бы «по старой дружбе» (или хотя бы из благодарности) чем-то помочь в моих делах, стремительно усыхающих в те годы (например, с изданием книги, или устроить экстремальный, ни на что не похожий музыкальный проект, в конце концов, мало ли что можно придумать, если есть желание), но нет, конечно, об этом не было и речи! — Зато «кинуть» или «шваркнуть» на полную сумму своего долга — стало более чем естественным поступком, как говорится, за здóрово живёшь, щедрая душа. Вóт что значит настоящая человеческая свинья, дву’единая и парная в богоподобном образе и подобии своём: мелочная, завистливая и мстительная. Даже и двух лет не понадобилось, чтобы этот талантливый, яркий человек и вполне возможный Художник с большой буквы превратился в окончательного хама, жулика и маклака, заурядного типажа времён «первона(ча)льного накопления капитала» (деньги-товар-деньги..., а потом ещё раз то же самое). — Как бы я ни предупреждал его с первого дня его занятий «низким ремеслом», что он «занимается не своим делом и на этом кончится как художник», но, по правде сказать, не ожидал, что эффект будет столь оглушительным. Не прошло и двух лет, как он окончательно погрузился в донные отложения, что даже ушей не торчало, — да и не просто погрузился, но ещё и стал (по преимуществу) очевидным напёрсточником и мерзавцем (по крайней мере, по отношению ко мне), разменяв единственную неразменную монету — на медяки «финансового капитала». И до сих пор я вижу историю с Амшинским как самое тяжёлое своё поражение — один на один... против беспросветной и вездесущей низкой жизни. Писанное кровью по дерьму.
14. ↑ Дальнейшую историю этого двуединого человека я едва знаю пунктиром мыла по воде, да она меня и не интересовала: превратившись в субстрат (донные отложения) своего времени, он более ничем не отличался от всеобщей человеческой свинины: очередной «месье-сапропель», безрезультатная жизнь которого на финишной черте исчерпывается горкой собственного дерьма. Было дело, случайно натыкался (в начале Среднего проспекта), помнится, на его какие-то попытки удержаться на плаву и снова заработать денег. Кажется, возглавлял он какое-то заштатное акционерное общество «Русский курьер» (почтовые услуги), десятки лет сдавал свои бывшие квартиры внаём, — в общем, полёт его мысли с годами только крепчал и каменел, как и полагается, «отливаясь в граните». Напоследок могу только посочувствовать самому себе (впрочем, вполне лицемерно), что моим лучшим «другом детства» оказался обычный маклак, — и ещё сказать «спасибо», что хоть не живодёр («ворюга мне милей, чем кровопийца»)...

1. ↑ Мх.Савояров, Юр.Ханон. «Избранное Из’бранного» (лучшее из худшего). — Сан-Перебур: Центр Средней Музыки, 2017 г. — «Лил ли я» (1915)
2. ↑ Ил...люстрация — Карпата, Пархата, Словакия, небольшой след свиньи на земле. — Natural oil (petro-oleum) seep near Korňa, Kysucké Beskydy, Western Carpathians, Parkhatians, Slovakians. 1 April 2008.
3. ↑ Юр.Ханон, Аль Алле. «Не бейтесь в истерике» (или бейтесь в припадке). Третий сборник (второго мусора). — Сан-Перебур: Центр Средней Музыки, 2013 г.
4. ↑ ^{4,0 4,1 4,2} Юр.Ханон, Аль Алле. «Мы не свинина» (малая ботаническая энциклопедия). — Сан-Перебур: Центр Средней Музыки, 2012 г.
5. ↑ И.А.Крылов. Сочинения в двух томах. — Мосва: Государственное издательство художественной литературы, 1955 го.
6. ↑ Библия (синодальный перевод). 1876 год. — Бытие (Первая книга Моисеева). Глава 1: 26-27.
7. ↑ Платон. Собрание сочинений в 4-х томах. Том 2 (перевод Т.В.Васильевой). — Мосва: «Мысль», 1993 г.
8. ↑ Отче наш (от Матфея 6:9-13; от Луки 11:2-4). Молитвы. Синодальный перевод РПЦ МП, редакция 2000 года
9. ↑ Юр.Ханон, Аль.Алле, Фр.Кафка, Аль.Дрейфус. «Два Процесса» или книга без-права-переписки. — Сан-Перебур: Центр Средней Музыки, 2014 г. — изд.второе, 624 стр.
10. ↑ «Ницше contra Ханон» или книга, которая-ни-на-что-не-похожа. — Сан-Перебург: «Центр Средней Музыки», 2010 г.
11. ↑ Эр.Сати, Юр.Ханон. «Воспоминания задним числом» (яко’бы без под’заголовка). — Сан-Перебурга: Центр Средней Музыки & изд.«Лики России», 2010 г. — 682 стр.
12. ↑ В.А.Екимовский. «Автомонография» (издание второе). — Мосва: Музиздат, 2008 г., тираж 500 экз., 480 стр. — стр.359
13. ↑ ^{13,0 13,1} Юр.Ханон «Чёрные Аллеи» (или книга, которой-не-было-и-не-будет). — Сана-Перебур: Центр Средней Музыки, 2013 г. — 648 стр.
14. ↑ «Учёные в скором будущем смогут пересаживать человеку свиное сердце». — РИА Новости, 6 апреля 2016 г.
15. ↑ Марк Твен, из интервью журналу «Harper’s», сентябрь 1899 года.
16. ↑ Pro’fessio fidei Tridentinæ. Yuri Khanon, Requiem internam, oc.71 (partita subinterra). — Сан-Перебур, Центр Средней музыки, 1998 г.
17. ↑ ^{17,0 17,1} Юр.Ханон «Три Инвалида» или попытка с(о)крыть то, чего и так никто не видит. — Сант-Перебург: Центр Средней Музыки, 2013-2014 г.
18. ↑ Юр.Ханон «Книга без листьев» (или первая попытка сказать несказуемое). — Сан-Перебург, Центр Средней Музыки, 2014 г.
19. ↑ Иллюстрация — последний генеральный секретарь ЦК КПСС, последний председатель президиума Верховного Совета Михаил Горбачёв на трибуне мавзолея. Фото: вероятно, май 1987 года.
20. ↑ Юр.Ханон. «Скрябин как лицо» (часть первая), издание второе (доработанное и ухудшенное). — Сана-Перебур: Центр Средней Музыки, 2009 г. — 680 стр.
21. ↑ Ил...люстрация — духовная сущность, заменитель человека, сиречь Швивка: фрагмент картины «Второе Предупреждение»-2, нарисованной двумя месяцами позднее, в марте 1986 года.
22. ↑ ^{22,0 22,1} И.А.Гончаров. Обыкновенная история. — Полное собрание сочинений И.А.Гончарова. Том первый. — Сан-Перебур: 1886 г.
23. ↑ Ил...люстрация — духовная сущность, заменитель человека, сиречь Швивка: рисунок (карандаш, бумага, материя) — из интервью «Скрябин умер, но дело его живёт», данного Кириллу Шавченко. — Лениград: газета «Смена» от 13 ноября 1991 г., стр.7
24. ↑ Брэндон Томас. Тёт<уш>ка Чарлея (пер. с английского И.Рубинштейна). — Мосва: Искусство, 1937 г.
25. ↑ Юр.Ханон, «Мусорная книга» (том первый). — Сана-Перебур: «Центр Средней Музыки», 202 г.

• Д.Губин, Юр.Ханон. «Музей Вождей». — Лениград: программа «Монитор» от 8 апреля 1990 г.
• Д.Губин «Игра в дни затмения» (Юрий Ханон: интер...вью). — Мосва: журнал «Огонёк», №26 за 1990 г. — стр.26-28
• Юр.Ханон «Музыка эмбрионов» (интервью с Максимом Максимовым). — Лениград: газета «Смена» от 9 мая 1991 г., стр.2
• Юр.Ханон. «Лобзанья пантер и гиен». — Мосва: журнал «Огонёк» №50 за декабрь 1991 г. — стр.21-23
• Юр.Ханон, «Скрябин умер, но дело его живёт» (интервью с Кириллом Шевченко). — Лениград: газета «С...мена» от 13 ноября 1991 г., стр.7
• С.Кочетова. «Юрий Ханон: я занимаюсь провокаторством и обманом» (интервью). — Сан-Перебург: газета «Час пик» от 2 декабря 1991 г., стр.11
• Юр.Ханон. «Александр Николаевич (январские тезисы)...» (к 120 годовщине со дня рождения А.Н.Скрябина). — Сан-Перебург: газета «Смена» от 7 января 1992 г. – стр.6 (и последняя)
• Юр.Ханон. «Моя маленькая ханинская скрябиниана». — Мосва: журнал «Место Печати» №2 за 1992 г. — Приложение: к 120-летию со дня рождения А.Н.Скрябина, стр.102-135.
• Юр.Ханон: «Эрик-Альфред-Лесли, совершенно новая глава» (во всех смыслах). — Сан-Перебург: «Ле журналь де Санкт-Петербург», № 4 за 1992 г., стр.7
• Юр.Ханон. «Несколько маленьких грустных слов по поводу годовщины усов» — Сан-Перебург: газета «Смена» от 6 января 1993 г. – стр.7
• Юр.Ханон, «Разговор с психиатром в присутствии увеличенного изображения Скрябина», — Москва: журнал «Место печати», №4 за 1993 г.
• Юр.Ханон. «Скрябин как лицо». — Сан-Перебург: «Центр Средней Музыки» & изд.«Лики России», 1995 г. — том 1. — 680 с. — 3000 экз.
• Юр.Ханон. «Скрябин как лицо» (издание второе, до- и пере’работанное). — Сан-Перебург: «Центр Средней Музыки» 2009 г. — том 1. — 680 с.

• Юр.Ханон. «Скрябин как лицо» (часть вторая), издание уничтоженное. — Сан-Перебур: Центр Средней Музыки & те же Лики России, 2002 г. — 840 стр.
• «Ницше contra Ханон» или книга, которая-ни-на-что-не-похожа. — Сан-Перебург: «Центр Средней Музыки», 2010 г. — 836 стр.
• Эр.Сати, Юр.Ханон «Воспоминания задним числом» (яко’бы без под’заголовка). — Санкта-Перебурга: Центр Средней Музыки & Лики России, 2011 г.
• Юр.Ханон «Русский Шумахер» (роман’с без слова). — Центр Средней Музыки, Сана-Перебур (no publier, en un an).
• Юр.Ханон «Савояры царя Авгия» (третий конденсат). — Сана-Перебур, Центр Средней Музыки, (no publier, en un an).
• Юр.Ханон «Альфонс, которого не было» (или книга в пред’последнем смысле слова). — Сан-Перебург: (ЦСМ. 2011 г.) Центр Средней Музыки & Лики России, 2013 г. — 544 стр.
• Юр.Ханон. «Вялые записки» (бес купюр). — Сана-Перебур: Центр Средней Музыки, 191-202 гг. (сугубо внутреннее издание). — 121 стр.
• Юр.Ханон, «Мусорная книга» (в трёх томах). — Сана-Перебур: «Центр Средней Музыки», 191-202-221 гг. (внутреннее издание)
• Юр.Ханон. «Не современная не музыка» (интервью). — Мосва: жернал «Современная музыка», №1 за 2011 г. — стр.2-12
• «Ханон Парад Алле» (или малое приложение к большому прибору). — Сан-Перебур: Центр Средней Музыки, 2011 г.
• Юр.Ханон, Аль Алле. «Мы не свинина» (малая ботаническая энциклопедия). — Сан-Перебур: Центр Средней Музыки, 2012 г.
• Юр.Ханон, Аль.Алле, Фр.Кафка, Аль.Дрейфус «Два Процесса» (или книга без права переписки). — Сана-Перебур: «Центр Средней Музыки», 2012 г. — 624 стр.
• Юр.Ханон «Чёрные Аллеи» (или книга, которой-не-было-и-не-будет). — Сана-Перебур: Центр Средней Музыки, 2013 г. — 648 стр.
• Юр.Ханон, Аль Алле. «Не бейтесь в истерике» (или бейтесь в припадке). Третий сборник (второго мусора). — Сан-Перебур: Центр Средней Музыки, 2013 г.
• Юр.Ханон «Три Инвалида» или попытка с(о)крыть то, чего и так никто не видит. — Сант-Перебург: Центр Средней Музыки, 2013-2014 г.
• Л.А.Латынин, Юр.Ханон. «Два Гримёра» (роман’с пятью приложениями). — Сан-Перебург: «Центр Средней Музыки», 2014 г.
• Юр.Ханон «Книга без листьев» (или первая попытка сказать несказуемое). — Сан-Перебург, Центр Средней Музыки, 2014 г.

• Юр.Ханон, «ПАР» (роман-автограф). — Сана-Перебур: «Центр Средней Музыки», 2015 г.
• Юр.Ханон «Неизданное и сожжённое» (на’всегда потерянная книга о на’всегда потерянном). — Сана-Перебур: Центр Средней Музыки, 2015 г.
• Юр.Ханон «Животное. Человек. Инвалид» (или три последних гвоздя). — Санта-Перебура: Центр Средней Музыки, 2016-bis.
• Юр.Ханон, Мх.Савояров. «Внук Короля» (двух...томная сказка в п’розе). — Сана-Перебур: «Центр Средней Музыки», 2016 г.
• Мх.Савояров, Юр.Ханон. «Избранное Из’бранного» (худшее из лучшего). — Сан-Перебур: Центр Средней Музыки, 2017 г.
• Юр.Ханон, Аль.Алле. «Последний рассказ» (или надгробие гения). — Сан-Перебург: «Центр Средней Музыки», 2017 г.
• Юр.Ханон, Мх.Савояров. «Через Трубачей» (или опыт сквозного пре...следования). — Сана-Перебур: «Центр Средней Музыки», 2019 г.
• Юр.Ханон, Эр.Сати. «Малая аркёйская книга» (или скрытый каталог школы иезуитов). — Сан-Перебур: Центр Средней Музыки, 2021 г.
• С а в о я р о в ы : после слов ^ie. — Сан-Перебур: Центр Средней Музыки, 2023 г.
• Эр.Сати, Юр.Ханон «Воспоминания задним числом» (издание второе, углýбленное и ухýдшенное). — Сан-Перебур: Центр Средней Музыки, 2025 г.

• Не-обя-за-тельное-Зло (против всего сущего)
• Вселенский разум  самого́ себя
• Подлость (или просто о человеке)
• Тавто-логия (царица наук)
• У..равнение Бога (или неизбежный случай)
• Дерево или животное (вопрос Георгия Гачева)
• Смерть и(ли) Смех
• Чёрный след  человека

• Физиология шарма (не исключая безобразия)
• 24 Упражнения по слабости (для неограниченного круга ... не желающих)
• Божественное растение Дьявола (опыт от альбигойцев)
• Старческий крест христианства (и его аналогов)
• Самодержавие, православие, лебеда (и далее как всегда)
• Орден слабости‏‎ (всеобщей и равной)
• Старческий крест (и его окрестности)
• Родня...  от Шумахера до Савоярова
• Венецианский гондольер  ( или ещё раз на дне )
• ...кое-что на закуску