Мэри Дэвис (Эрик Сати) — различия между версиями

Э
й вы там, на палубе, под палубой, на дне, не пора ли проснуться и подвести итог..., ну хотя бы промежуточный (это не вопрос, разумеется). В конце концов, уж больше полутора десятков лет прошло, иных и след простыл..., — а Германа всё нет. Говорят, некоторые людишки столько не живут, а я-вот всё молчу да молчу. Пора бы уж..., и что-нибудь сказать, наверное. Хоть малое слово (на’последок). А то если сам не скажешь — так потом на тебя два вагона луковой шелухи вывалят и столько жёваного вранья под копирку, что, боюсь, и с того света придётся вернуться, чтобы разгрести... хотя бы самую малость. — Или нет, вы полагаете?

— ну да, и я тоже так (не)думаю...

  Итак, первое слово сказано. Всего лишь, вернёмся на один шаг назад. Позволю себе повториться и повторить..., а затем всё то же самое — ещё раз (как в худших домах Лондóна). Шестнадцать лет назад (я сказал) мы с Эриком (впервые) закончили эту книгу, — Впервые. Или дважды впервые (если не трижды). И не просто закончили, но — вопреки всему и всем (закончили), кто ещё находился в этом времени. Потому что нам в этом трудном деле не только никто не помогал, — но даже..., как бы это сказать, совсем напротив (и даже на противной стороне улицы). Здесь и сейчас, — я повторяю, — здесь и сейчас, в вашем утлом мире, — существование этой книги можно считать — чудом. Хотя это «чудо» сполна оплачено моей и его сывороткой, соплями и кровью. Как (было) припечатано в последней главе той сáмой книги, всё это время я сидел в окопе, а Сати — в лазарете.

— и это нисколько не шутка, после всего...^[3]:633

  Шестнадцать лет назад, — я сказал. И немного промахнулся. Потому что эта книга вообще не имеет времени. Нет-нет, я не намекаю ни на что сверх’..естественное или призрачное. Всё сказанное предельно прозрачно и жёстко. Как молоток (без гвоздя). И прежде всего, чтобы не произносить пустые слова, напомню очевидное: это — первая книга Сати и о Сати на русском языке. Но далеко не только на русском. Потому что ни на одном общеизвестном языке более нет и не может быть такой книги. И сегодня, спустя шестнадцать лет, она остаётся по-прежнему первой и единственной. В своём роде. И останется завтра... Несмотря ни на что и вопреки всему (ещё раз и снова). Потому что главным в присутствии сделанного нами текста посреди мира людей остаётся его фундаментальное свойство: это вообще не книга, и не вещь. Но поверх всего — прецедент & событие, не имеющее подобия. Если не понятно — могу объяснить.

— в качестве, так сказать, маленького доброго жеста (рукой)...

  Здесь и сейчас, спустя шестнадцать лет после выхода первой части романа «Скрябин как лицо», наследующие ему «Воспоминания задним числом» показали пример,^{[комм. 1]} который мало кто может понять, но ещё менее способны — последовать. В полной мере продемонстрировав жёстко поставленную внутреннюю системность, эта вещь выполнила функцию исторического казуса «продолжения Эрика Сати сегодня». Первой, кто подметила эту жестокую деталь, стала, как это ни странно, мадам Орнелла Вольта (за десять или даже, смешно сказать, за тридцать лет до того момента, когда книга впервые увидела свет). Двадцатью годами позднее её рассеянное суждение, сам того не ведая, дополнил Борис Йоффе, а также (отчасти) и Вениамин Смотров. Как прямое следствие, не только сам автора, но и его книга ещё задолго до своего рождения получила все прелести существования «Сати сегодня».^{[комм. 2]} — Не пóнятая, обруганная, оболганная или замолчанная (как и оба её автора — при жизни), — этот якобы неодушевлённый предмет (и тоже, как эти обои) проявил все признаки «непримиримости», продолжая непреклонно существовать во враждебном или равнодушном окружении.

— но это ещё только начáло вашей побасенки...

  Имею наивность сказать, однако, что эта Вещь могла бы стать оправданием своему издательству (за предыдущий десяток лет с лёгкостью угробившему оба тома «Скрябина как лицо»), однако вместо того сделалась ещё одним обвинением. Причина проста, проще не бывает — всего лишь, природа человеческого существа, — и не более того. А в итоге несложного уравнения, получаем как во все времена от сотворения мира необязательное зло во всех его роскошных формах: небрежение, неисполнение собственных обещаний и поверх всего — органическая подлость (в качестве пикантного соуса). Следующее достижение на этом славном пути — крошечный тираж первой книги Сати, упавший от фонаря в подвал (как старое-доброе бордо) и ставший, как это у них принято, очередным предметом скромного воровства. К счастью, с этим уже давно покончено.^{[комм. 3]} Точно так же, как при жизни Сати было покончено с подавляющим большинством его опусов и текстов.

— детали и подробности излишни, я надеюсь?..

  И точно так же, как оба автора, их совместная книга стала поводом для появления, так сказать, «последователей» (чтобы напрасно не вспоминать об эпигонах), а затем и предметом нападок с их стороны, короче говоря, всё как обычно — в лучших традициях «человеческого общежития».^[5]:653 Как прямое (по)следствие и реакция на «Воспоминания задним числом», в двух российских изд(ев)ательствах (ещё в 2009 году отказавших одному из её авторов), спустя пять-семь лет были выпущены (вдогонку) небольшие переводные книжки с текстами Эрика Сати или о нём. «Продолжение Эрика Сати сегодня», не правда ли? (не будем забывать). — И в точности так же, как это было в случае известного пакостника Жоржа Орика, увлечённо пинавшего «своего любимого мэтра» ногами под столом,^{[комм. 4]} дело очень скоро кончилось прямыми оскорблениями. И уж во всяком случае, ни один из русскоязычных последышей не признал своей вторичности и не проявил ни малейших признаков «сыновнего» почтения. О первом из них я здесь говорить не стану: и без того, про «тётку Труффальдину» уже сказано более чем достаточно. Как широко известно в узком круге, её мимолётная карьера кончилась битьём туфлёй по трибуне и воплями в стиле: «чтобы я здесь этой фамилии больше никогда не слышала». Но всё же (напомню), эта страница (если ещё раз кинуть взгляд на её верхний заголовок) сделана ради совсем другого предмета. «Мэри Дэвис» (называется этот предмет).^{[комм. 5]} И — ни слова об Эрике!

— разве только о его продолжении..., сегодня?..

  Короче говоря, всё было как при Его жизни. Будто бы и не прошло никаких ста лет (и в самом деле, Франция начала XX века иной раз слишком напоминает кое-что вчерашнее). Словно прыщ на пустом месте, наша «первая и последняя» книга стала идеальной провокацией для неопределённого числа «одутловатых и просроченных», — сделанная в точности по образу и подобию двух Эриков (одного, который её писал и второго, который в ней жил), — такая же шершавая, неудобная и непримиримая к любой обывательской тупости. Пускай даже несовершенная, сокращённая и усечённая (исключительно ради первородства своего).^{[комм. 6]} И что же дальше? Поглядев на эту странную Вещь, оба упомянутых изд(ев)ателя (один в мосве, другая в питере) хлопнули в ладоши и воскликнули: мы сделаем иначе, мы сделаем лучше. Браво, дорогие тётеньки, вперёд! Аплодирую вам четырьмя руками. Прошло пять, семь, десять лет. И что же они смогли, сердешные? — Результат говорит лучше слов: точно так же по образу и подобию творца своего — только обычное & посредственное, как и они сами, типичные обыватели этого мира.^[6] И как следствие, — первородно подлое, по сумме признаков. Должно быть, вы опять спросите: «но почему же?» — трогательный вопрос, который уже несколько раз был отвечен. — Тому порукой, прежде всего, сам Эрик Сати, проживший всю свою жизнь — отдельным и непримиримым к человеческой среде, норме (посредственности). Менее чем кто-либо другой, он заслужил, чтобы его помещали в виде пенки в такую, прошу прощения, конвенциональную посудину со второсортным дерьмом.

— кому опять не понятно, могу повторить ещё раз...

  Переводная книжка Мэри Дэвис^[7] про Эрика вышла из недр издательства «ad marginem» спустя семь-восемь лет,^[8] — и её появление (как всегда, при поддержке группы спонсоров и прочей привычной смазки) точно так же не избежало продолжения нападок на автора (задним числом). По какой-то неведомой для меня причине мой давний «оппонент», мсье Смотров, назвал эту книжку «академической» (наверное, он тоже не держал её в руках).^[9]:112 Ещё более стандартизованная конвенциональная жеванина, чем предыдущая поделка, изданная питерскими млекопитающими, она не заслуживала бы упоминания, если бы не чудовищное число ошибок в её тексте, иногда нелепых и глупых, а иногда — оскорбительных (для Эрика) или анекдотических, находящихся на грани (или за гранью) тупой безграмотности. Собственно, так и было все эти годы: ни сном ни духом я не помышлял о том, чтобы когда-то даже упоминать об этой стандартной конвенциональной поделке. Попросту, это не входило и не могло входить в мои планы. — Впервые узнав о существовании ещё одного русского издания об Эрике из партикулярной рецензии на мою книгу, я не испытал к нему ни малейшего интереса. Сорок шестая в пятой шеренге, она пополнила (не)дружные ряды стандартной (клановой) биографической литературы об Эрике, которая выходила в Европе, начиная с 1930-х годов (первой в этом числе была книжка Тамплие).^{[комм. 7]} Однако совсем иного мнения придерживалась сама мадам Мэри Дэвис. Если судить по её поведению, с 2017 года она поставила себе цель — напроситься..., прямо-таки «наброситься» на мою рецензию. И с этой целью регулярно мозолила мне глаза, причём с самых разных сторон. И наконец, спустя ещё восемь лет, ей удалось. Немного отложив в сторону работу над одной (литерату-турной) провокацией, я решил выделить два-три дня на эту жёваную макулатуру.

кажется, лет пять назад это было. Или даже шесть (лишнее вычеркнуть). Один из малых (по)читателей моего наследства прислал мне на почту ссылку с говорящим заголовком: «Эрик Сати — авангардист до авангарда», лишний раз напоминающим, что ханóграф не только читают со всех сторон, но примерно так же и пользуют. Не слишком, конечно, пользуют (как умеют), но зато — по потребности, что (конечно же) не может не вызывать благодарности, хотя бы маленькой. Буднично ткнув стрелочкой курсора в присланный адрес, я вскоре наткнулся на две подозрительно знакомые физиономии..., и лишний раз убедился, что ко мне эта «презентация» не имеет никакого отношения, равно как и к мсье Сати, совершенно уродский «портрет» которого там вывесили. И вообще, осталось неясным, к чему или кому имело отношение это событие (разве что, к русскому поэту Н.А.Некрасову?.., — хотя и в последнем я тоже не сильно уверен). Всего лишь, ещё один маленький артефакт дряблого слюнотечения: во все времена на свете существует масса приятных людей, не способных придумать даже мало-мальски путного заголовка и предпочитающих его попросту — стянуть. Как говорил в таких случаях Эрик, «как всегда, они щедро приписывают себе якобы сделанные ими находки, & на самом деле потихоньку шныряют в гардеробе по чужим карманам»...^[5]:576

— с чем я их и оставил на том месте, где они находятся до сих пор...^[11]

  Само собой, одной этой мелочи было слишком недостаточно, чтобы обратить на неё (него, них) внимание. Читать очередную жеванину у меня тем более не было ни желания, ни времени, так что я попросту закрыл страницу и отправился → туда, к праотцам (всемирно известным маршрутом), заниматься своими н(е)изменными делами. Однако не тут-то было... Спустя примерно полгода Мэри Е.Дэвис снова напомнила о себе, но уже в виде цитаты — как оказалось, оттуда же, с дармовой презентации, которую я с первой попытки не почтил прочтением. И вóт что там оказалось написано, чёрным на голубом (глазý):

  Само собой, и второй этой мелочи было слишком недостаточно, чтобы обратить на неё (него, них) внимание. Как говорится, далеко..., — и очень далеко не в первый раз мне, старому отщепенцу, слышать «ласковые слова» — оттуда, со стороны клана. Кажется, только ленивый (из числа академических псов) меня ещё не лягнул (редкая птица долетит до середины этой полноводной сточной канавы). Да ещё и какими словами меня обычно склоняли..., иной раз, и до русского мата доскребались (причём, совершенно заслуженно, на их месте я себя ещё и не так бы приложил), от избытка-то чувств. На общем фоне эти слова, пожалуй, ещё и ласковыми можно счесть. И поклониться признательно, мол, спасибо тебе, дражайшая Лизавета, что я, оказывается, «очень хороший человек и достойный композитор» (правда, без уточнения — чего именно он достойный). Я бы ничуть не удивился, если бы оказалось, что этот Ханон «и человечишка-то поганенький, а уж композитор — и вовсе дрянь», так что и книга у него вышла такая же (по образу и подобию).^[6] Так вышло бы логичнее, по крайней мере. — Правда, немного покоробило слишком уж большое количество нелепостей и вранья, беспорядочно сваленного в кучу, ну да ведь и к этому нам с Эриком не привыкать. Как говорится, мы с ним не раз ещё и не такое выблёвывали, при жизни. А в итоге-то что?.., — если отжать воду из елизаветинских камланий, то в сухом остатке оставались всего две претензии. Загибаем пальцы. Первая: «Ханон проснулся и решил, что он Сати», — проще говоря, визионер и бред’мейстер (вроде кретина-Пеладана). Ну..., это очевидная ложь.^{[комм. 9]} И вторая: «в его книге одни выдумки, а если хотите знать Сати, каким он был на самом деле — вот наша книга от Мэри Поппинс». И это тоже очевидная ложь.^{[комм. 10]} Однако всего перечисленного далеко (и очень далеко) не хватало, чтобы все эти пустопорожние колыхания воздуха (да ещё и на презентации какой-то конвенциональной жеванины) приобрели хоть какое-то значение. Не говоря уже о смысле...

— проехали мимо, да тут же и — забыли...

  Само собой, и третьей мелочи было бы слишком недостаточно, чтобы обратить на неё (него, них) внимание. В качестве этой мелочи, прошу прощения, выступил маленький визави мадам переводчицы, некий Алексей Борисыч Любимов, для которого, как было сказано на этой презентации, «Эрик Сати не просто композитор, а член нашей большой музыкальной семьи, родной и близкий человек, которого мы искренне любим» (играл-то наверняка не бесплатно, чёрт). Потому что..., странно сказать, но ведь и для меня этот «маленький Борисыч» — совсем не чужой человек. Успевший отметиться если не делами, то хотя бы словами отнюдь не блестящими (уж больше тридцати лет тому). Скажу очень кратко, чтобы не растекаться... Помнится, попросили меня как-то зайти в филармонию в репетиционные классы, поиграть ему «Три одинаковые сонатины» недавно написанные (кстати говоря, вещь совершенно «сатиерическая», написанная в комплект к его тоже Сонатине, но только бюрократической). Не люблю я такие дела..., да и к тем годам уже давно никому ничего не играл. Однако тут — согласился, пускай и поворчал: неловко было отказать этой женщине, она с Любимовым, по её словам, уже договорилась и он «меня ждёт». — Ну, пришёл вовремя, как всегда. Вижу: никто меня не ждёт. Уже приятно. Однако, жду сам. Полчаса ждал, потом — собрался уходить. И тут, наконец, появился какой-то маленький вертлявый человечек в очках, приветливый, улыбчивый (хотя за опоздание не извинился). Ну и чёрт с тобой. — Вытащил я, значит, ноты из своей тряпичной сумочки. Начал играть (одну первую часть только и успел). И как-то совсем противно мне стало, чую — что-то не тó я играю. Не тáм. И не томý... Поднял глаза. А он всё приветливее смотрит на меня, улыбается. «Знаете, — говорит, — Вы мне нравитесь гораздо больше, чем Ваша музыка. Вы такой милый!.. Давайте пойдём лучше выпьем водки» (а меня заранее предупредили, что с этим могут быть проблемы) В общем, спасибо тебе, маленький дядя-Лёша. Получил я вместо одинаковых сонатин какой-то сплошной «...член нашей большой музыкальной семьи, родной и близкий человек...», чтобы не сказать чего-нибудь лишнего (слово-то «харассмент» в те времена у нас ещё не употребляли, во всяком случае, я его тогда не знал). Поглядел я на него (а он росточком-то на полторы головы меня ниже, совсем мелкий), да противно мне стало сверх всякой меры, что я тут перед ним ещё свою сонатину разыгрывал как дурень последний, тоже, вроде Эрика. Сложил я ноты в авоську свою старую, да и ушёл не оглядываясь... Далее многоточие, скобки открываются (достаточно). — И вот теперь, значит, этот грязный «дедуля», слишком уж наглядно наплевавший на мою музыку (которая в случае этих сонатин — до неприличия прямое & очевидное «продолжение Сати сегодня»), ходит в числе людей «родных и близких», которые Эрика «искренне любят...» — Ну это уж дудки, мамочка моя.^{[комм. 11]} Здесь, пожалуй, ты совсем через край хватила. Я-то уж, в отличие от Вас, мадам, отлично помню, — кáк Сати жаловал этих... «пионистов» в голубоватых тонах, наверняка ведь позабыли (разве только если откроете книгу «фантазий Ханона» на странице 463, там он говорит об этом столь цветисто, что я даже стесняюсь здесь цитату привести из письма к Марсель Мейер..., тоже, вероятно, выдуманную мной, как и всё на этом свете). Хотя..., я нисколько не сомневаюсь, что книгу эту Вы и в глаза не видали — не то, чтобы «читать». М-да... Но мы же с Вами, душа моя, отлично понимаем (со времён богоподобного пастернака): чтобы обругать и принизить конкуррента, книжку читать не просто не обязательно, но даже — вредно.^{[комм. 12]} Впрочем, оставим пустые разговоры. Потому что даже и этого всего (вместе с предыдущим) далеко (и очень далеко) не хватало, чтобы бросить свои дела и сказать пару слов... в ответ.

— ппотому что пустота — она всегда и всюду пустота...

— и даже (страшно сказать) если в библиотеке имени Н.А.Некрасова...

  И всё-таки..., да..., прошло ещё года три, четыре, и всё-таки случилось такое нечто, заставившее меня оставить на пару дней свои дела, взять в руки перо, стило, швабру, метлу и ещё три дымовые шашки ради этой кошмарной по(д)делки, которая называется «Мэри Дэвис» (Эрик Сати). Но никак не наоборот. К счастью, я не имею чести знать эту амэрэканскую миссис с её миссией (для начала, мне вполне хватило и мадам Орнеллы). Тем более, у меня нет ни одного дурного слова в её адрес, как говорится, ничего личного, кроме банального — «деньги-товар-деньги» (как и в случае с русским переводом). И если бы не эта публикация (восемь лет назад) книжки, сопровождавшаяся нападками на нас с Эриком (sic! — это не оговорочка), я бы не стал обращать внимания на очередную жёваную макулатуру под соусом «серии критических биографий». Однако, извольте. Наконец, это случилось. И сошлось в одной точке (пятой, вероятно). А потому — получите обратно всё, что сделали и сказали. Не в полном объёме, конечно. Но хотя бы немножко, самую малость... Пару малых крошек от того пирога, который вы уже несколько раз поделили..., — и собираетесь делить впредь. ...и вот, значит, о чём я сейчас вам скажу...

нет, я вовсе не стану врать (с важным видом, как моя визави), будто читал эту книжку. Например, открывал её. Или хотя бы держал в руках. Пожалуй, ещё лет тридцать на зад я сделал бы это. Но вот ведь какая незадача! — тогда этой книжки не было. И далеко не было. Ну..., примерно как и сейчас, пожалуй. Потому что это, с позволения сказать, «про..изведение» тянуло бы на неплохой артефакт фумизма (при непременном условии, что с таким прищуром она и была бы сделана), но никак не на книжку про Сати... Минутку, сейчас расскажу. Кажется, весной это было (раннею).^[14] Полгода назад. Понадобилась мне кое-какая цитатка для очередной работы. Эти слова я кое-как помнил (насчёт малыша-Равеля), но в точности привести не мог. — Что делать? Рецепт известен. Открыл я «гугл-книги», внёс в поисковик несколько ласковых слов..., поглядел на результаты... Того, что было нужно, не нашёл, конечно (пришлось потом рыться в своих старых бумажных архивах), но зато, прости господи, наткнулся на дивную сказку, каких не видывал со времён дедушки Салтыкова. Или ещё раньше... — Пожалуй, при иных условиях тянула бы она на всего Ханса Христиана с его племянниками (в гриме). Никак не меньше. Да ещё и брата моего Даниила Ивановича с тремя сыновьями в’придачу... — Прошу прощения, закашлялся немного. Сейчас закончу фразу и приведу эту цитату.

— потому что отныне и навсегда — никуда без неё.

  Как отче наш,^[15] отныне каждый верующий (в Парсье) христианин должен день свой начинать с этих слов, биясь благоговейно лбом об пол. И кончать тоже ими. Как дядя-лёша (любимый). Перед сном. Или сразу после ужина. — А затем спокойно засыпать с умиротворённой улыбкой на устах... Итак, прошу жаловать. Вот она, цитата первая. Из той книги, которая теперь (вне сомнений) займёт своё заслуженное место в пантеоне, между козлоногим сатиром и двумя толстыми нимфетками (из той же детской сказки).

  Итак, дело сделано. Наконец-то, шедевр Мэри Дэвис увидел свет. Сегодня он опубликован (видимо, впервые). Навсегда запомним дату, когда это случилось: 1 ноября 2025 года. Спустя восемь лет после выхода русского перевода книги. И спустя восемнадцать лет после публикации английского оригинала. И даже (намекну по секрету) спустя двадцать шесть лет после рождения первого варианта того же самого (с продолжением и двумя заключениями, в точности, как у брата моего, Эрика). В точности, этот маленький пассаж из книги миссис Дэвис напоминает мне хрестоматийный «дуэт трёх обезьян в полном одиночестве» (ничего не вижу, ничего не слышу, ничего никому не скажу). При том, что имена всех этих обезьян заранее известны. Здесь и сейчас. Даже более того, все они уже названы и прозвучали: тоже здесь и тоже сейчас, на этой странице (см. выше или ниже, без разницы). Точка, запятая, скобки закрываются (я сказал). Dixi.

— как говорится, комментарии излишни...

  Для тех же, кто прочитал и не понял (в чём тут соль), добавлю ещё несколько слов. Потому что опубликованный (полный!) абзац представляет собой подлинный шедевр, которым можно гордиться на все времена. Человек, написавший такое (пускай даже это женщина, или две) может считать себя удовлетворённым до последнего вздоха, потому что ничего лучше он уже никогда не напишет. И не опубликует. Ибо руками его, глазами его и головой его в ту минуту руководило само Провидение. На пáру с Совершенством... Ещё раз я повторю здесь фразу, ради которой затеял всю эту страницу. Вот она, читайте и плачьте от радости, дети мои: «Также не увенчалась успехом попытка Сати стать членом Академии изящных искусств; среди тех, кто голосовал против его кандидатуры, был и Морис Равель, написавший, что Сати — «абсолютный лунатик», который «ничего в своей жизни не сделал».^:75 Точка. Кавычки закрываются. «Поэт сказал: достаточно». И пошёл пить водку (причём, совершенно один, без любимого клавесиниста).

— и что, неужели опять не поняли?..

  Ну хорошо, сейчас объясню. Потому что шедевр такой невероятной силы и выпуклости заслуживает не только моего времени, но даже — слов. Поистине велiкая фраза, в которой прекрасно всё, совсем как у Антона Палыча... За что ни возьмись. За какую ниточку ни дёрни, а всё вылезет — дурень, причём, не простой дурень, а волшебный — ко(с)мический. Потому что имя ему — профессионал. Да... Настоящий профессионал своего дела (всё, как любили мы с Эриком, при жизни). Итак, прошу получить раз’жёванное и пере’варенное... Миссис Мэри Дэвис сообщает в своей книге (про неизвестного комозитора С.), будто всем известный (да-да, ведь мы все его знаем!) Морис Равель был «среди тех, кто голосовал против кандидатуры» Эрика Сати, выдвинутой (дальше без уточнения) на очередное опустевшее кресло Академика французского Института Изящных Искусств. Точка. — Теперь припомним факты и даты. Эрик Сати выставлял свою кандидатуру трижды, через аккуратные промежутки (в 1892, 1894 и 1896 годах, что получилось хотя и красиво, но случайно), претендуя, соответственно, на три кресла академиков (Эрнеста Гиро, Шарля Гуно и Амбруаза Тома), освободившиеся в результате их естественной смерти. В эти годы Эрику Сати было двадцать шесть, двадцать восемь и тридцать лет (по всем местным критериям возраст слишком молодой для соискания звания академика). В скобках замечу, что подробнейшая статья на эту тему (наша совместная с Эриком) имеется здесь за углом, причём, находится она там — очень давно. В качестве дополнения замечу, что голосовать во время выборов очередного академика (наподобие нынешней нобелевской премии) имели право только его будущие коллеги (или не коллеги), тоже академики, — конечно, за исключением одного из них, который недавно умер и освободил своё место для соискателя. И что же, теперь я спрашиваю, а известно ли нью-йоркской миссис Мэри Поппинс, в каком году родился Морис Равель..., и вообще, кто он такой? (без’относительно Эрика Сати, пока...) Могла ли она при написании своей книжки, например, открыть музыкальный словарь (хотя бы), ну или википедию, на худой конец, и посмотреть дату его рождения? Я уж не говорю о том, что если берёшься писать книгу о Сати (напомню: в серии «критические биографии», между прочим), неплохо бы держать в голове, что Равель, к примеру, был значительно младше Сати (почти девять лет). А друг-Дебюсси, напротив, немного старше (без малого три года). Почему нужно бы это держать в уме?.. — да потому «только», что эти два человека (повторяю: ЭТИ ДВА человека) сыграли в его жизни (& при его жизни) такую роль, которую более никто (из людей) не сыграл. И сыграть не мог. — В конце концов, хотелось бы узнать: вообще какая-нибудь голова есть у этой тётушки-Мэри или на её месте готовый прибор? Давайте повторим как на уроке арифметики (второй класс, второй год). Сати выставлял свою кандидатуру на кресло академика три раза: в 1892, 1894 и 1896 годах. Равель родился 7 марта 1875 года. На выборах нового, прошу прощения, члена могли голосовать только академики. Точка. — И тем не менее, мы умилённо читаем: «среди тех, кто голосовал против его кандидатуры, был и Морис Равель, написавший, что Сати — «абсолютный лунатик», который «ничего в своей жизни не сделал».^:75 Таким образом, в момент голосования «академику Равелю» (студенту консерватории) было, соответственно, семнадцать, девятнадцать или двадцать один год. — Анекдот, да и только!

— однако, прошу прощения, дальше уже будет не так смешно...

  И прежде всего, потому, что эти слова — которые могли бы позабавить Сати (будь он в благо’душном состоянии) представляют собой смертельное оскорбление для Равеля. Именно так. И в «Воспоминаниях задним числом» (которые не более чем бред их автора) сказано об этом примерно 33 с половиной раза. Словно в старой волшебной сказке про жареную курицу (с такими же мозгами). И здесь я задаю вопрос уже девочке Лизе, выдавшей своё экспертное «резкое суждение» о книге, которую она, как теперь хорошо видно, никогда не держала в руках. Прошло семь лет. И сегодня, отложив все свои дела в сторону, я спрашиваю: «когда она переводила эту фразу, у неё ни разу ничего там внутри не ёкнуло, нет?..» И произвести простое вычитание 1892 минус 1875 она тоже не умеет? Или она попросту не знала (и не хотела знать), ктó такóй Равель, ктó такóй Сати и какое значение они имели в жизни друг друга? И какую роль сыграли?.. — Ну да ладно. Хватит без толку воздух колыхать (вопросами), сейчас всё расскажу по секрету (причём, совершенно бесплатно). — Ещё осенью 1893 года маленький поклонник Эрика Сати, студент парижской консерватории музыки и декламации, попросил своего папу-инженера (изобретателя бензиновой повозки), по странному совпадению, тоже носившего фамилию Равель, устроить ему встречу с человеком, творчество которого подтолкнуло его к мысли заняться сочинением музыки. И папа не сплоховал, всё устроил (даром что инженер). И они-таки встретились в кафе «Афины» (Париж, Франция, Европа, Земля). Об этой, несомненно, исторической встрече подробно написано, между прочим, на страницах 82-83 в той книге, о которой у тёти-Лизы «резкое мнение» и которая есть не что иное, как «фантазия только что проснувшегося композитора».^[3]:82-83 Но ведь она же не читает глупых книжек. И про малыша-Равеля тоже ничего не знает (и знать не хочет). Хотя... если бы не крошка-Равель (многократно обруганный нами с Эриком — вместе и порознь), — я повторяю, — если бы не он, так и не пришлось бы ей переводить дурацкую книжонку нью-йоркской белошвейки Мэри Поппинс, — потому что не дали бы ей бáбок, пардон, — баксов на биографию никому не известного комозитора. И тёте-Лизе не дали бы тем более, потому что если бы не Равель (нежно любимый мной и Эриком — вместе и порознь), сегодня бы мало кто на свете знал о такой фамилии: Эрик Сати. И скорее всего, он бы умер не в июле 1925-го (уже «мэтром» авангарда), а куда раньше, например, во время войны. Почти безвестным и никому не нужным. Как его презираемый визави Эрнест Фанелли (что, такого тоже не знаешь? — так почитай немножко, моя крошка). Вóт почему я и сказал: «эти слова представляют собой смертельное оскорбление для Равеля». Никто на свете не сделал больше для публикации и признания творчества Сати, чем этот Равель. Частью, искренне поступая ради такого результата, но частью преследуя свои собственные цели. — Но так было, чёрт побери. «Никому в творчестве своём я не обязан более, чем Эрику Сати», — и это слова Равеля, между прочим (приведённые в той же книжке фантазий).^[3]:225 Слова, от которых он никогда не отказывался и всегда был невероятно терпелив к выходкам и «трюкам» своего «доброго учителя». И даже десять лет спустя, многократно осмеянный и утыканный в мягкое место разными шильцами и прочими острыми предметами от Эрика, он никогда не отвечал ему резкостью на резкость (и это тоже есть в книжке, девочка моя). — И что же, вы мне хотите серьёзно сказать, Лиза и Мэри, будто этот 17-летний академик «голосовал против его кандидатуры <...> и написал, будто Сати — «абсолютный лунатик», который «ничего в своей жизни не сделал»^:75? Так я отвечу, просто и прямо: вы две дуры, мои дорогие девочки (не считая третьей),^[17] и не только ничего не знаете (и не хотите знать) об Эрике, но и вообще ничего не соображаете, повторяя друг за дружкой одну и ту же портативную глупость, как три попугая. Как инвалидный трамвай, который умеет ездить только по рельсам, в точности — по старому как мир определению из «Мусорной Книги»: «подавляющее большинство людей рождается, живёт и умирает — так и не приходя в сознание...»^[18] Интересно бы после этого узнать (ещё раз), чьи это слова, дорогая Лизанька, про комозитора, который «проснулся и понял, что Эрик Сати — это я, и на него снизошло». Ну хорошо. Я-то хоть проснулся. Но ведь ты-то, душа моя, так и спишь до сих пор. И даже здесь, у меня на галёрке слыхать твой заливистый храп. Как говорит в таких случаях наш славный гарант: кто так обзывается — тот так называется.^[19]

— пожалуй, на этой бравурной ноте можно было бы и закончить...

  Но не тут-то было. Потому что здесь осталось ещё кое-что... На дне стакана (муть, вероятно). И прежде всего, хотелось бы произнести пару ласковых слов — об источниках. Нечто вроде панегирика (для контраста). Да, ведь мы же все здесь профессионалы, добрые профессионалы своего дела (не исключая даже А.Любимого со своим клавесином в обеих руках). А потому и разговор у нас идёт исключительно професси..анальный, что называется, со всеми козырями в кармане. И вот я спрашиваю: как же эти, с позволения сказать, авторы относятся к своей работе? Ведь они (в отличие от меня) не спросонья «книгу всяких выдумок» делали, а настоящую «критическую биографию», да ещё и в «серии», чёрт побери. Как она сама сказала: «Если хотите узнать об Эрике Сати, то нужна книга Мэри Дэвис, хотите фантазий — то подойдёт Ханон». Даже если обе эти тётеньки, Маша и Лиза, при всей своей «искренне декларируемой любви» к Эрику Сати, а также последующими утверждениями, что он — «член нашей большой музыкальной семьи, родной и близкий человек» (о котором они обе, как выяснилось, не знают даже самых элементарных вещей) пожизненно находятся без сознания и пишут «чорт знает что» в книге про «неизвестно кого» (оба под видом Равеля и Сати), — они же всё-таки взялись за эту работу. Правда ведь? И подписали-там какие-то бумажки. Обязались что-то сделать в какой-то срок (ну, я так предполагаю). В конце концов, их же (пока) не признали недееспособными или невменяемыми (в порядке, установленном законодательством РФ или США) и, наверное, могут отвечать за свои поступки. И вот, они подписали контракт (в отличие от меня, который «проснулся» и сделал всю работу сам, за свой счёт и даже без своего издателя) и нáчали работать над текстом. Например, тётя-Маша, которая (в отличие от меня, голодранца) «являлась деканом Высшей школы Технологического института моды Нью-Йоркского университета». Или тётя-Лиза, которой эту книгу заказал главный редактор издательства (пускай даже «ад маргинем») Михаил Котомин, и спонсорские денежки выделили из соответствующего фонда, молодцы ребята, нижайший поклон им за это... Так вот я спрашиваю: не небрежение ли это? Или простое наплевательство, может быть? Начиная работать над такой штуковиной, может быть, следовало хотя бы немножко заняться собственным ликбезом? Чтобы не первый раз хотя бы слышать имя «Сати» и во время работы над текстом держать в уме, что Дебюсси был немножко старше, а Равель — сильно младше Эрика, потому что именно это обстоятельство не только сыграло решающую роль в биографии Сати, но и составляет главную интригу импрессионизма в музыке... — Ну ладно, вы принципиально не читаете книги всяких там проснувшихся композиторов. Но в конце концов, даже в открытом доступе было всё, чтобы избежать этой ошибки (хотя бы в русском переводе), — ошибки сколь грубой, столь и анекдотической(достойной войти в классику ляпсусов). И не позориться своей одутловатой безграмотностью (да ещё и с каким апломбом!..) — При желании, было очень легко узнать, что Равель (как оказывается) вообще никогда не был академиком, и ещё до 1905 года оставался (страшно сказать!) студентом, продолжая тихо и педантично воевать с тупоголовыми профессорами парижской консерватории (я сам об этом ещё в 2009 году опубликовал статью в википедии, стыд какой). Или потрудиться закинуть в поисковик несколько слов, чтобы он выдал ссылку на статью самогó Эрика Сати «Три кандидатуры одного меня» (которую я опубликовал ещё в 2012 году в викитеке, кошмар какой). Причём, я не перечислил даже половины сделанного на тот момент. И ведь это всё находилось не где-то за тремя дремучими лесами и глубокими реками, а на первых строках выдачи и уже в 2013 году представляло собой «общеизвестные сведения», мадам, — только руку протяни, и тут же получишь!.. Причём, совершенно бесплатно. И со всеми «источниками», включая даже те, на которые вы с тётей-Машей ссылаетесь, в своей книжечке, на коленке сделанной. И тогда очень легко было бы установить, что картинка идеально обратная вашей трижды «достойной» книге: «среди тех, кто НЕ голосовал против его кандидатуры, НЕ был и Морис Равель, НЕ написавший, что Сати — «абсолютный лунатик», который «ничего в своей жизни не сделал».^:75 Потому что (я уже сказал) в одной этой фразе прекрасно всё, от первого до последнего слова. — Ибо..., ибо (как сказал бы Остап)^[20] это был вообще не Равель (бедный оболганный малыш), и этот человек не голосовал против Сати (потому что не имел такого права), и он эти слова не «написал» (потому что сказал языком, а не руками) и, в конце концов, все закулисы этой истории заслуживают отдельного романа, который давно написан (ссылку давать не буду, теперь ищите сами, мадам и миссис). И если (о чудо!) хотя бы у одной из вас в башке что-нибудь ёкнуло (подумав, что 17-летний ученик консерватории Равель, оказывается, был академиком и обругал своего любимого Эрика Сати), и хотя бы одна из вас потрудилась нажать кнопку (или проверить ссылку на литературу, — это в случае тёти-Маши из амэрэканского гардероба), вы бы легко узнали, что... Далее цитата:

  Для тех, кто не заметил: в конце цитаты дана ссылка на источник (как во всех моих «фантазиях спросонья») и поставлены два автора: Орнелла и я.^{[комм. 14]} И это ещё одна (отдельная) песня, которая, пожалуй, стóит всех предыдущих рáзом. Потому что она слишком сильно напоминает расхожий жанр «здрасьте, я ваша тётя» (или кое-что о клановой природе «профессионалов»). Итак, развесьте пошире уши и глаза, потому что сейчас я сообщу вам нечто, может быть, главное во всей этой мелкой истории с тремя скелетами из старого шкафа моей двоюродной бабушки. Комедийная цитата «про Пессара в роли Равеля» имела своим основным источником — главную работу..., кого бы вы думали?.., — да-да, той же Орнеллы Вольты. Это изданная в 2000 году громадная книга «Correspondance presque complete» (в 1242 страницы), за которую авторша получила премию Севинье, после чего, наконец, выдохнула и остановилась. Вещь и в самом деле фундаментальная, ничего не скажешь. — На мой взгляд, после 2000 года без этой книги вообще нельзя браться за какие-то работы о Сати. И не потому что она «безупречна». Совсем не о том речь. Как и всё, что делала мадам Орнелла (патентованный специалист по вампирам и вурдалакам),^[22] и эта книга изобилует ляпами, нелепостями и ошибками (часть из которых я знаю, а часть мне пока неизвестна). Однако всё это касается её текстов, но не писем Сати. Вот как раз в этой части её книга незаменима (равно как «Воспоминания задним числом» по-русски) И здесь мы подходим к последней точке той цитаты из Нью-Йоркской гардеробщицы тёти-Маши, с которой всё началось. Аккуратно копируя источник, после (глуповатых) слов «оба раза безуспешно» я оставил ту же ссылку, что в русском издании. Вот она ещё раз, если забыли:«^:75» Рассказывая нам про «академика-Равеля, в двадцатилетнем возрасте огорчившего и обругавшего своего любимого учителя» (нет, не Пессара, конечно!..), миссис Дэвис подтвердила свою чушь ссылкой на Орнеллу Вольту (в английском издании 1989 года),^[23]:60 таким образом, как бы перекинув ответственность на «того парня», — пардон, «ту французскую мадам» (итальянского происхождения). И разумеется, ту же самую ссылку на том же самом месте без особых раздумий (п)оставила русская переводчица тётя-Лиза.^[24] Таким образом, всё шито-крыто! — и значит, тётя-Маша и тётя-Лиза ни в чём не виноваты. Ату её! Это всё она, «гадкая Орнелла» напутала!..^{[комм. 15]}

— а мы тут вообще ни при чём!.. Вот радость-то какая.

  — Нет, конечно, всё не так. Для начала, я уже показал всю анекдотичность (чтобы лишний раз не вспоминать о дебильности) очередного «коллективного» ляпсуса: это надо совсем не иметь ни мозгов, ни знаний по теме (на которую пишешь книгу, между прочим), чтобы трижды друг за другом повторить одну и ту же несусветную чушь, — невозмутимо падая друг за другом в одну и ту же канаву с собачьими какашками (в точности как слепые на картине Брейгеля). Не представлять себе ни возраста, ни взглядов, ни положения Равеля (пожизненно оппозиционного к Академии и академистам) — это значит вообще ничего не смыслить в культурной карте Франции конца XIX — начала XX века. Да... Ничего не смыслить, — и всё равно браться за книжку (потому что «грант» уже давно подан и стынет). Но бог с ней, с этой гардеробщицей (или модисткой, забыл) из Нью-Йорка, её небрежение и глупость — не моя проблема. Куда серьёзнее другое: крае’угольная клановая привычка постоянно опираться на чужие костыли, — между прочим, важнейшая (для них) привычка, проявляющаяся в форме солидарного некритического сознания. И ещё — в форме обычной лени, разумеется. Какая превосходная экономия сил и времени! (когда часть работы уже сделали для тебя и до тебя). И тогда уже не нужны ни мозги, ни голова, ни даже шляпа. Главное — остаться единым с «коллегами» по цеху. Словно в простейшем школьном опыте по химии, здесь как в пробирке видно, каким образом одна паршивая овечка способна легко заразить всё стадо. Мадам Орнелла, несомненная рекордистка в области рассеянности и «амнезии» (словно герой мемуаров Эрика), но дело даже не в этом. В конце 1980-х годов она ещё не была записным «специалистом по Сати». Я повторяю: не только «не считалась», но и на сáмом деле «не была», постоянно путая любимых вампиров с академиками Изящных Искусств. А потому легко допустила очередной гэг — просто так, по небрежности памяти, подменив одну фамилию на другую, однако имея в виду (про себя) напряжённые отношения Сати и Равеля — тридцать лет спустя. (sic!)

  Пожалуй, мне ещё могут сказать: ну и что? Подумаешь, одна ошибка, ерунда, мелочь (и чего прицепился как банный лист, даже целую дис-сертацию накатал про одну маленькую «неточность»). Легко отвечу. — Нет, далеко не одна. И даже не «восемь с половиной». Хоть я эту книгу и не читал (в том числе, и пастернаку), но скажу: ошибок там немерено, хотя далеко не все — такие махровые и с кистями (как дубовый гроб). Конечно же, я специально показал всю беспомощность «творческой бригады» книги на примере одного этого коллективного ляпа, чтобы иметь право сказать просто и сухо: ни тётя-Маша, ни тётя-Лиза ни черта не смыслят ни в самóм «авангардисте до авангарда», ни в том времени, через два шага на третий допуская ошибки сколь нелепые, столь и оскорбительные (прежде всего, для нас с Эриком, но не только). Обе эти женщины (чтобы не вспоминать о «пониженной социальной ответственности») просто проходили мимо и зашли сюда случайно. Ну..., так получилось. Почему бы не зайти, если позвали?.. А результатом этого «случайного случая» (не говоря уже о случении) стала — нормативно оглуплённая, искажённая и местами перевранная биография Эрика Сати (внутренняя и внешняя). Искажённая и в общем, и в частностях. — К примеру, в том же абзаце, который я (выше) привёл полностью, затесались ещё две наглядные осечки (хотя и не столь грубые), ставшие результатом непонимания сáмой сути характера, психологии и творчества Эрика.

— конечно, трудно было (бы) предполагать что-либо иное...

  Но если уж вам так угодно, — извольте: приведу ещё один безобразный пассаж, представляющий собой не только фактическую «неточность», но и прямую ложь (клевету) значительно менее заметную постороннему глазу. Заранее скажу, что с этой клеветой сам Эрик Сати непримиримо боролся в течение последних пятнадцати лет жизни (как с ветряной мельницей). — И вот, сто лет спустя, она снова здесь, как новенькая..., и где? — в книге о нём. Небрежение или подлость?..

— «Я не хочу отвечать: меня это больше не интересует»...

  Прочёл бы эти слова сам Эрик! — какая шикарная порка!.. Курьёзно видеть, что здесь не поставлена ссылка на источник, и Мэри Дэвис гордо несёт свою американскую чушь — от первого лица. А потому, отложив далеко в сторону свои отношения с мадам Орнеллой, я имею полное право говорить точно так же, от первого (своего и «ещё одного парня»).

  И прежде всего, скажем сухо и коротко: сказанное в книге тёти-Маши не соответствует фактам, это классическая подтасовка (или результат элементарной неосведомлённости в предмете). Загибаем пальцы (хотя здесь хватило бы и одного). Тем не менее... Единственное за сорок лет исполнение двух маленьких гимнопедий в оркестровке Дебюсси состоялось 20 февраля 1897 года.^{[25]:опять 75} Инициативу и решение в этом деле взял на себя исключительно Эрнест Шоссон (тогда — председатель и денежный мешок Национального музыкального общества). Клод Дебюсси в 1897 году был начинающим импрессионистом, молодым маргиналом и не имел в НМО ни веса, ни известности. Единственной его ролью стало то, что он (не раз) играл Шоссону эти пьесы у него дома, а затем сообщил, что оркестровал их (впрочем, и это тоже не так мало). В дальнейшем никаких исполнений музыки Сати не повторялось, а спустя два с небольшим года Шоссон нелепо погиб, свернув себе шею. Почти на полтора десятка лет после однократного маленького (менее десяти минут) исполнения 1897 года воцарилась гробовая тишина (в том числе, и в Национальном музыкальном обществе). Чтобы как-то свести концы с концами, Эрик Сати был вынужден сочинять «ужасную мерзость» для кафе-шантанов, аккомпанировать шансонье, давать уроки музыки детям, отчаянно нуждаться в деньгах, работать в муниципалитете Аркёй-Кашана, просить субсидий на обучение в «Схола канторум» (достаточно)... В это время (1900-е годы) Дебюсси в самом деле стал сначала «гораздо более известным композитором», а затем и богатым человеком (благодаря женитьбе на Эмме Бардак), более ни разу не содействуя своему «другу» и даже не помогая ему деньгами. За всё это время (до зимы 1911 года) Сати ни разу не исполняли, не печатали и почти забыли (в Париже). Я спрашиваю: где хотя бы одно свидетельство того, что Дебюсси «помог Сати войти в официальные музыкальные круги, <...> и познакомил его с издателями и другими представителями музыкального мира Парижа»?

— ответа, как всегда, не слышно...

  Более того, неоднократно (письменно и устно) сам Сати писал и говорил о том, что Дебюсси пальцем о палец не ударил ради того, чтобы «поделиться с ним хотя бы малой частью своей славы» (всё это легко найти в книге фантазий одного композитора). Наконец, за подобную ложь, даже однократную, Сати (при жизни) навсегда записывал малознакомых людей в число «врагов» и решительно рвал со своими прежними друзьями и поклонниками. Зачастую его «кололи» подобными пассажами намеренно, зная, что он на них реагирует крайне болезненно (среди таких случаев, к примеру, небезызвестный поганец Ролан-Манюэль). Таким образом, круг замыкается, образуя приятный параллелепипед. Без ложной скромности, книга гардеробщицы Мэри Дэвис представляет в своей книге об Эрике Сати ложное утверждение, до крайности недружелюбное с точки зрения главного героя этой книги. Можете не сомневаться, наш добрый «аркёйский мэтр» не стал бы с ней разговаривать столь мягко, как это сделал я.

— пожалуй, десятка ударов палками (по пяткам) было бы достаточно...

  Однако эта «компетентная» фразочка наносит и ещё одно очевидное оскорбление. И кому бы вы думали? — совершенно верно! Опять бедному крошке-Равелю («академику», который голосовал против кандидатуры Сати). Потому что это именно он в 1911 году, устроив немалую серию парижских концертов Эрика (и в том числе, исполняя его произведения — сам), «помог Сати войти в официальные музыкальные круги, <...> и познакомил его с издателями и другими представителями музыкального мира Парижа». Только после этого музыку Эрика в самом деле начали потихоньку издавать (за гроши), исполнять (бесплатно) и даже признавать (в узких кругах). При том нужно оговориться, что Равель действовал отнюдь не из «чистой любви», но преследуя, в том числе, свои интересы (чуть позже в тех же целях прозвучала и музыка Эрнеста Фанелли). Что же касается «друга-Дебюсси», то он был застигнут равелевскими концертами врасплох, проявлял крайнее недовольство, устроил Сати несколько скандалов и начал регулярно дразнить кличкой «предтеча» (précurseur), которая крайне раздражала Сати и привела, в конце концов, к полному разрыву c «благодетелем». Ссылки на страницы и литературу не ставлю, потому что всё перечисленное — общедоступные сведения об Эрике Сати, которые изложены в одной очень толстой книге на русском языке и в нескольких (ещё более толстых) на языке французском. Мне кажется, начиная писать книжку про столь неординарного человека со своим особым местом в искусстве, гардеробщице из Не-Йорка (так же как и переводчице из Мосвы) следовало хотя бы немного войти в курс тех главных фактов и силовых линий, которые сначала сделали его жизнь (включая музыку и литературу), а затем сформировали — посмертную биографию. Но это, прошу прощения, уже мои личные фантазии...

— равно как и весь этот мир, существующий только до поры...

  Пожалуй, достаточно. Пора кончать (давно пора). Дней десять назад я имел роскошество отправить письмо в издательство «Маргинальный ад». Между прочим, абсолютно корректное, конструктивное и даже (страшно сказать!) уважительное. Впрочем, не буду голо(словно) колыхать воздух: ничто не мешает мне привести его здесь полностью. Так что..., прошу открыть глаза и — прочитать (если есть такое желание).

  Должен ли я подтвердить напоследок, что никакого ответа от изд(ев)ательства не последовало (ну разумеется). Тихо в лесу, только не спит паук... — Точно таким же древнейшим способом, как в 2008 году они отказались от издания «Воспоминаний задним числом» и (спустя девять лет) предпочли публиковать отборную английскую жеванину «second hand» (только потому, что удалось «под неё» выдоить малую мзду), теперь они утопили в канаве ещё одну возможную Вещь (на месте кустарной поделки). Невольно вспоминается ещё одна мáксима из той же Мусорной книги (только закрытой): «подавляющее большинство людей использует свой шанс ровно на то, чтобы его потерять». — С чем я их ныне и поздравляю, оставляя там, где они есть: в каком-то боковом аду — на обочине собственной шляпы.

— которую они сами на себя и натянули...

  После всего могу только (публично) посочувствовать мадам Мирошниковой: в какой просак она попала, сама того не ведая, — буквально ведь, между Сциллой и Гориллой! А ведь добрейшая женщина, наверняка!.., и ни в чём не виновата!.. С одной стороны, её подставила амэрэканская Мэри Поппинс со своей дурдомовской прогулкой на лыжах, а с другой — даже страшно сказать: какóе (terrible) по ней проехалось. И поневоле взгрустнёшь (хотя бы из чистой эмпатии). Да... — Ах, «Бедная Лиза!»^[28] — напрасно она позволила себе (немножко) повысить голос на этого «очень хорошего человека и достойного композитора»!.. — какая ужасная ошибка (ведь он в итоге не оказался ни тем, ни другим, — совершенное чудовище, чистейший «Эрик Сати сегодня», — как с дурно скрываемой неприязнью говорила мадам Орнелла). Потому что (и эта истина стара как мир) нужно думать, с кем разговариваешь. Уж лучше бы обругала, в самом-то деле, какого-нибудь Лёнечку Десятникова (вот он — в самом деле «человек хороший», обходительный и отвечать бы не стал..., и тем более, ему лучше меня известно, чтó такое «Бедная Лиза», — он с этого начинал, а я кончаю).

  И совсем уж напоследок, после моих сердечных извинений и соболезнований, я посоветовал бы мадам Лизе всё-таки уточнить кое-что из биографии своего «родного и близкого человека, которого она искренне любит», а ради того, может быть, приобрести (пока не поздно) сборник моих «фантазий спросонок» (задним числом), благо, он был недавно переиздан (как всегда, ad marginem, большое всем спасибо, — за счёт автора и безо всяких там спонсоров с капитанами грантами) и пока ещё болтается между небом и землёй.^[5]:654 Может быть, на этот раз ей повезёт больше... и она сможет немного приоткрыть один глаз, я уж даже не говорю о том, чтобы проснуться (хоть на часок)... И тогда, невероятно предположить, она в самом деле сможет сказать: «Я очень рада что наконец на русском языке появилась достойная книга об этом композиторе». — А вот дяде-Лёше нашему Любимому, боюсь, я уже посоветовать не смогу ничего. Потому что — поздно, брат (тридцать-то лет спустя). Раз и навсегда он, маленький суетливый человечек мира сего, виновен передо мной и Эриком (перед обоими, значит). Именно так. И пускай дальше (до своих последних дней) пребывает там, куда поместил себя сам, в той же приятной заднице..., пардон, — я хотел сказать, — пускай и наперёд катается в масле со своей любимой водкой... вином, — ах чёрт, опять оговорился, со своей виной, конечно. С чем же ещё.

1. ↑ И в самом деле очень точное слово: «наследующие». И здесь можно не вдаваться в тонкости пересечения параллельных прямых, но только взять в руки обе эти книги: «Скрябин как лицо» и «Воспоминания задним числом». С первого взгляда они (снаружи) напоминают двухтомник (контрастный), как и должно было произойти в случае всё-таки издания второй части скрябинского романа. Даже более того, несмотря на (якобы) несопоставимость оформления и начинки, обе книги (вышедшие с интервалом почти в двадцать лет) одного формата и содержат одинаковое число страниц (680). И только бравая «экономия» издательства «Лики России» в последний момент привела к тому, что «Воспоминания задним числом» стали меньше в ширину на пол-сантиметра.
2. ↑ Именно так, написанному верить: «ещё до рождения». Около двух десятков издательств (читай: вся изд(ев)ательская братия страны), в которые я обращался с открытым предложением опубликовать эту (бес)прецедентную вещь, в лучшем случае отвечали отказом, но чаще всего — молчанием или тупым хамством в адрес одного или второго автора (а то и обоих). Так было в 2008-2009 годах: в первые времена, когда книга существовала только в том виде, который можно наблюдать наверху этой страницы — несколько экземпляров в кожаном переплёте ручной работы. Пожалуй, именно в таком (герметическом, замкнутом) виде она более всего соответствовала сама себе: почти сам Эрик в полном одиночестве — в золотом пенсне посреди своей знаменитой башни из слоновой кости с инкрустацией драгоценным деревом. Самый богатый человек Третьей Республики, не иначе.
3. ↑ Однако проявим справедливость, хотя бы минимальную. Начнём с того, что все прочие издательства (включая маргинальные и адские) проявили себя несравнимо хуже (тщательно воздерживаясь от более грубых слов). Лики России хотя бы издали книжку, хотя и со страшным скрипом, как всегда, нарушая все собственные обязательства и сроки. Тираж оказался слишком мал, чтобы обеспечить слишком длинный цикл издательского изд(ев)ательства. Несмотря на полное отсутствие активной информации о выходе книги (чтобы зря не поминать про рекламу), за три-четыре года его кое-как раскупили (благо, подвалы издательства располагались недалеко от фонаря и питерской консервной консерватории).
4. ↑ На самом деле это выражение («пинать ногами под столом») Сати вкрутил не поганцу-Орику (в его любимое заднее место), а его тогдашнему «руководителю» («семейному» и «творческому») по имени Какой-то Жан (с мочевым пузырём раздутым в форме автобуса). Однако в данном случае формальный перенос адреса не несёт в себе никакого оттенка неточности, поскольку не о них речь. Но исключительно — о продолжжении банкета.
5. ↑ Хотя, прямо скажем, этой «Мэри» здесь будет не более пятидесяти прóцентов (как в заправском акцыонерном обществе). В качестве пищевой добавки, идентичной натуральной, все прочие лавры по праву достанутся переводчице Елизавете Мирошниковой в комплекте с пионистом Алексеем Любимовым. Помимо слов, разумеется.
6. ↑ И здесь чистая правда: поскольку «Воспоминания Задним Числом» были (впервые) опубликованы в заведомо усечённом и выскобленном состоянии. Опубликованная не благодаря, но вопреки моим бравым современникам, эта книга выходила в том же варианте, что и (спустя четыре года) «Альфонс, которого не было», на шмуц’титуле которого гордо значится надпись (равно эпатажная и авантажная): «издание первое, недо’работанное». — Пожалуй, одно уже такое (почти идеально наглое) предупреждение уже вполне могло бы составить предмет гордости любого автора (или издательства). Но и мало того!.. Даже оно..., само по себе — очевидно имеет все признаки неполноты. И первая книга Альфонса, и (прежде неё) первая книга Эрика по праву могли бы нести на своей лицевой стороне примерно такую надпись: «издание предварительное, сокращённое, недо’деланное и недо’работанное: болванка для болванов», которые (говоря прямым текстом) попросту не заслужили ничего более приличного, кроме той откровенной жеванины второго разбора, которую они сами собой и представляют. — И разумеется, я даже не заикаюсь о следующих книгах Сати (числом более пяти), которые я (благодаря вашему скромному противо’действию, мои дорогие) так и оставил под своим спудом. — Allez.
7. ↑ Жесточайшим разочарованием в этом ряду стала для меня с трудом добытая в 1993 году книжка Анны Рей (Anne Rey. «Satie». — Paris, «Solfeges Seuil», 1974. — 192 p.) — Не скажу, что я ожидал от этой обзорной вещицы чего-то экстраординарного. Однако..., дочь приятеля Сати последних пяти лет (Ман Рея), сюрреалиста, между прочим (вместе не один «утюг» попортили). С одной стороны, там вполне могли быть какие-то «фокусы» из личного архива & личных записей. С другой..., всё-таки папа-дадаист. Могла бы хоть что-то ввернуть... нетривиальное. Но нет... Ничего. Одна сплошная среда (по понедельникам), и ничего более. Апофеоз посредственности (по средствам).
8. ↑ Очень трогательная деталь: ведь о книге Юрия Ханона «Воспоминания задним числом» её никто не спрашивал. А потому пришлось самой сказать, заранее «предвидев вопрос». Судя по всему, очень уж наболело, как настоящая заноза (клановая). А между тем, про известные на тот момент «Записки млекопитающего» не нашлось ни одного слова. Даже обидно, слушай: то ли есть книжка, то ли нет.
9. ↑ Тут даже и говорить не о чем. Потому что «проснулся» я, дорогая девочка, когда ты ещё под стол пешком ходила, и было это ещё году в 1981, в последних классах той приятной школы, что в Тюремном переулке, — примерно тогда же и начался мой пожизненный диалог с Эриком (между прочим, в условиях почти полного отсутствия его музыки и сведений о нём). А спустя всего десять лет я впервые исполнил в России (и по-русски) десятки сочинений Сати (пока г.пионист А.Любимов обнимался взасос со своим советским клавесином). Ещё в консерватории (1986-87) отметился несколькими нашумевшими концертами-лекциями о Сати (и даже первым исполнением «Сельскохозяйственных машин» Мийо по-русски). Мои первые опубликованные тексты о Сати датируются тем же 1991-1992 годом. Диалог, а затем и сотрудничество с Орнеллой Вольтой началось в 1993 году, тогда же я начал готовить исходные материалы для будущей книги. Полный комплект черновиков (по-русски) был собран примерно к началу нового века. Только отсутствие издателя (и смерть единственного человека, который мне содействовал) задержало книгу ещё (почти) на десять лет. И вот, наконец-то, в 2008 году на меня снизошло, «я проснулся и понял, что Эрик Сати — это я...» И не стыдно ли тебе теперь, англоязычная девочка, за свой голо..словный бред? (прошу прощения, вопрос крайне глупый, конечно). Могу только добавить, что все переводы документов, книги, иллюстрации, я готовил за свой счёт, оплачивая все сторонние работы, — в конце концов, кончилось тем, что мне пришлось покупать даже материалы на обложку тиража, чтобы он выглядел достойно (нас с Эриком). А вот за мою работу как раз никто не заплатил ни гроша. Ни разу. Ни за одну (в отличие от перевода книжки Мэри Поппинс, который «хоть и по любви», конечно но всё-таки «за бабки» от спонсоров). Так что единственной наградой за мою двадцатилетнюю «каторгу в окопе» стала похвала от этой переводчицы с лицом сфинкса.
10. ↑ Тут даже и говорить не о чем. Само собой, ложь. Причём, абсолютно голо..словная, совсем без трусов (как Венера Тициана). Легко бросить пренебрежительную фразу: если «хотите фантазий — то подойдёт Ханон», а вот показать, чтó она значит на деле — куда труднее. Тут и попотеть пришлось бы (потому что показывать ровным счётом не-че-го). Начать хотя бы с того, что «фантазии Ханона» на 90% состоят из документов (впервые опубликованных на русском). Это письма Сати, его черновики, записные книжки, статьи, рисунки... И что, это всё выдумка Ханона? — Эй, ты чего несёшь, кума? Аль ты пьяна? Что же касается оставшихся 10%, то они отделены от документов Сати, даже набраны другим шрифтом и заведомо подаются как оценки, обстоятельства или подробности того, что осталось за границами документа (по существу, сублимированная форма комментариев, но поданная в провокационной литературной форме). Запятая, точка, тире... — Даже невольно вспомнился Дима Быков, который (ошарашенный своим полным незнанием) выдал мне потрясённо: «грешно сказать, но ведь я поначалу решил, что весь Савояров от начала до конца — это Ваша выдумка, вроде Черубины или Козьмы Пруткова, — что это всё Вы взяли и сами придумали, включая его ноты, дневники Блока и статью в википедии..., но потом опомнился. Потому что это в голове не укладывается, кáк мы могли ничего этого не знать почти сто лет!..» В общем, бухгалтерия здесь явно не сходится. Либо я выдумал всего Сати (с подачи мадам Орнеллы, вестимо), либо ты просто мне нахамила из желания принизить чужую работу и выпятить свою. Тем не менее, всё это чистейшая ерунда и болтовня, про которую я никогда не стал бы строчить отдельного эссе, если бы не одно обстоятельство...
11. ↑ Ради особливой важности, пожалуй, назвал бы я этот человеческий случай — «казусом Любимова» (или, к примеру, «эффектом 21 марта», по дате события). Потому что поведение этого маленького вертлявого человечка (со стороны, только стороны) выглядело подлинным фейерверком в области примитивной психологии. Само собой, сравнивать здесь не приходится. Бравый клавесинист дядя-Лёша далеко не Виньес, не Вьенер и даже не Мортье. А потому он никак не может «позволить себе» играть Сати при его жизни. Например, «Удовлетворительные пьесы» или «Одинаковые сонатины» (сегодня). Разве только — лет через сто..., или хотя бы пятьдесят (после того как Джонни Кейдж опубликует про покойника парочку вдумчивых статей). И особенно, если заплатят неплохие бáбки (это только я способен записывать полтора десятков дисков за свой счёт, а среди на’стоящих профессионалов музыкального рынка — ни-ни, дураков нет, они себе цену знают). — И что, теперь вы удивляетесь, почему я пускаю свои партитуры и клавиры на дно Ждановки? — это, в том числе, и твоё достижение, дядя-Лёша. Чтобы ты уж больше никогда не смог их играть за бабки. Даже через сто лет. А водку я как не пил (тем более, с вертлявыми придурками), так и впредь пить не буду.
12. ↑ Я-вот «пастернака не читал», но всё равно знаю, что его «доктор ж.» — литература (по качеству и языку) откровенно дерьмовая. Однако говорить этого я бы никогда не стал (по крайней мере, при жизни автора). И прежде всего, потому, что абсолютно то же самое говорили такие, с позволения сказать, вурдалаки и дебилы, с которыми соглашаться — позор пожизненный и несмываемый никаким мылом (даже хозяйственным). Вы же, дорогая моя переводчица, поступили под копирку, в точности таким образом. И просто повторили слова тех «бастардов Тристана» (что за дивный эвфемизм, чёрт!), о которых (при моей жизни) только хорошо или никак (имена прилагаются почтой по запросу). Потому что они — раз и навсегда клановые (стадные) покойники, разящие тухлятиной за версту. А мы с Эриком — оба — ещё живы. И даже живые. Несмотря ни на что.
13. ↑ Примечание впроброс (для миссис Дэвис): говорить, что из планов Эрика Сати поставить «трёхактную оперу «Бастард Тристана» в Большом театре Бордо» будто бы «ничего не вышло» — это редкостная глупость и полнейшее непонимание смысла поступков Эрика. С одной стороны, могу просто отослать в соответствующую статью, которая тут за углом. Но если всякие там статьи читать недосуг, скажу кратко и просто: не может «ничего выйти» из планов, которых не было. Сати не собирался ставить «оперу, которой нет» в театре Бордо (в данном случае, не более чем эвфемизм «у чёрта на куличиках»). Да. «Бастард Тристана» — одна из лучших опер Сати. Только опера эта — чисто фумистическая (для тех, кто не понимает и этого слова — ещё одна подробная статья есть тут, за углом). Напоследок могу только добавить (от себя, как всегда), что кроме спившегося алкоголика Теншана (он скоро помрёт) в «работе» над этим шедевром принимал участие так же дядюшка-Альфонс (в тамбуре поезда на Онфлёр). Впрочем, оставим эти мелочи. Зря я отвлёкся на сущие пустяки: снявши голову, про шляпу не вспоминают, не так ли, тётушка-Мэри?..
14. ↑ Попутно замечу, что я не случайно дал ссылку на старый текст 2012 года (когда ещё даже и речи не шло о переводе книжки Мэри Дэвис на русский язык и спонсоры спали спокойно в своих люльках). Потому что (чуть позже, но тоже до выхода книги) появился в открытом доступе и более подробный вариант (причём, не один и даже не два)... — И что же? Предоставив «фантазиям композитора» спокойно прозябать у себя за спиной, прекрасная переводчица невозмутимо проштамповала ошибку тёти-Маши (из Нью-Йоркского дома мод). И правда, можно ли её упрекнуть за это: ведь она «всего лишь» переводчик. И не обязана знать ни Сати, ни Равеля, ни, тем более, прости господи, Пессара. Но зато теперь она может ещё раз сказать с чистой совестью: «Эрик Сати не просто композитор, а член нашей большой музыкальной семьи, родной и близкий человек, которого мы искренне любим. Поэтому когда появилась возможность перевести биографию Сати, я с большим удовольствием согласилась. Я очень рада что наконец на русском языке появилась достойная книга об этом композиторе». — И правда, очень хорошо сказано: и я тоже очень рад. Ничего не попишешь: книга всамделе появилась достойная (в отличие от моих «недостойных» фантазий). — Достойная..., вот только чего?.. (вопрос, между прочим). И как всегда — без ответа.
15. ↑ Между прочим, на эту тему (в числе прочих) я разговаривал с Орнеллой Вольтой при нашей второй встрече (уже в Питере, а не в Париже). И здесь кроется ещё один маленький секрет нашей с Эриком кухни. Мадам Орнелла вообще была крайне рассеянной (вплоть до патологических проявлений амнезии), и с годами дряблость её памяти (бытового сознания) только нарастала. Отсюда и росли ноги у множества, так сказать, «печатных недоразумений». На мой вкус, ошибка Равеля была столь нелепой и дурной, что я не мог говорить без смеха про новоприобретённую историю-травести с мальчиком-академиком-поклонником-злодеем в главной роли (хотя в тот раз я указал ей не на все неточности). Орнелле мой тон явно не понравился (она вообще была дама с гонором и не любила Эрика за его манеру себя держать с людьми, о чём не раз мне выговаривала, хотя, видит бог, я общался с ней несравнимо мягче, чем Сати). Тем не менее, несмотря на ворчание, она не могла не принять мои шпильки за чистую монету. Что и можно увидеть спустя семь лет — полностью исправленным в издании «Correspondance presque complete» на странице 651 (за что она мне, кстати, даже спасибо не сказала..., тоже, наверное, по рассеянности). Однако миссис Дэвис (в обиходе «тётя-Маша») не стала обращаться к новой фундаментальной работе Орнеллы Вольты (хотя времени у неё оставалось почти семь лет) и удовольствовалась тем, что было у неё под рукой (видимо, левой) и в ближайшей библиотеке. Но под рукой у неё была, как оказалось, маленькая мышеловка.
16. ↑ Для тех, кто не понял, приятный образец этого, с позволения сказать, перевода можно в быстром темпе (Allegro) найти на соседней странице. Вот, например: «Музыкальное заимствование также предполагает, что отец Эрика Альфред сыграл в этом свою роль, так как подобная техника композиции была основной на представлениях в мюзик-холлах и кабаре, которые он часто посещал». Ничего не имею против косноязычия, как говорится, и сам немало в том грешен, но (всё-таки), пожалуйста, за свой счёт, мадам (не за мой). Исключительно за него. И никогда — иначе.

1. ↑ М.Н.Савояров, «Блок-флейта» (1918). «Замётки и помётки» к сборнику «Оды и пароды» (1900-1938 гг.) — «Внук Короля» (двух...томная сказ’ка в прозе). — Сана-Перебур: «Центр Средней Музыки», 2016 г.
2. ↑ Иллюстрация — Юр.Ханон, Эр.Сати. Обложка книги «Воспоминания задним числом» (Сан-Перебур: Центр Средней Музыки, 2008 год). Один из кожаных экземпляров книги, сделанных до выхода типо’графского тиража.
3. ↑ ^{3,0 3,1 3,2} Эр.Сати, Юр.Ханон «Воспоминания задним числом» (яко’бы без под’заголовка). — Санкта-Перебурга: Центр Средней Музыки & Лики России, 2011 г.
4. ↑ Иллюстрация — Юр.Ханон, Эр Сати. Обложка книги «Воспоминания задним числом» (Сан-Перебур, Центр Средней Музыки & Лики России, 2010 год). — Экземпляр из общего типо..графского тиража: бордо, версия-1.
5. ↑ ^{5,0 5,1 5,2} Эр.Сати, Юр.Ханон «Воспоминания задним числом» (издание второе, углýбленное и ухýдшенное). — Сан-Перебур: Центр Средней Музыки, 2025 г.
6. ↑ ^{6,0 6,1} Библия (синодальный перевод). 1876 год. — Бытие (Первая книга Моисеева). Глава 1: 26-27.
7. ↑ «Erik Satie» by Mary E. Davis was first published by Reaktion Books, London, 2007, in the Critical Lives series.
8. ↑ ^{8,0 8,1 8,2} Мэри Дэвис. Эрик Сати (пер. Елизавета Мирошникова). — Мосва: Ад Маргинем (серия: критические биографии), 2017 г. — 184 с.
9. ↑ В.Е.Смотров. Рецензия на книгу: Эрик Сати. Юрий Ханон. «Воспоминания задним числом» (СПб.: Центр Средней Музыки & Лики России, 2010. — 680 с.) — Сан-Перебур: «Opera Musicologia» (№2(8) за 2011 год), — стр.108-112.
10. ↑ Иллюстрация — фотография пресс-службы издательства «Ад маргинем», 4 маф 2018 года, библиотека имени Н.А.Некрасова, пионист А.Любимов и переводчица Елизавета Мирошникова на фоне какого-то изображения, которое они, вероятно, выдают за Эрика Сати (рисунок на редкость мерзкий).
11. ↑ ^{11,0 11,1} Татьяна Мажарова. «Эрик Сати — авангардист до авангарда». В Библиотеке им. Н.А.Некрасова прошла презентация книги Мэри Э.Дэвис «Эрик Сати». — Ревизор: информационный портал о культуре в России и за рубежом, 4 мая 2018 г.
12. ↑ М.Н.Савояров, «Поэзия» (1909) из сборника «Стихи я» (1900-1938 гг.) — «Избранное Из’бранного» (худшее из лучшего). — Сан-Перебур: Центр Средней Музыки, 2017 г.
13. ↑ Иллюстрация — Меблировочная фотография Эрика Сати времён «музыкальных обоев» (~ 1922-23 год).
14. ↑ А.К.Толстой. «То было раннею весной...» (май 1871). — Полное собрание стихотворений и поэм. Новая библиотека поэта. Большая серия. — Сан-Перебур: Академический проект, 2006 г.
15. ↑ А.Вейник. Отче наш. Молитва Господня. — Минск: Братство в честь святого Архистратига Михаила, 2014 г.
16. ↑ Иллюстрация — Морис Равель: композитор (и тихо добавим: пожизненный должник и благодетель Эрика Сати, — импрессионист №2). С почтовой открытки, ~ 1905-1907 год (до войны)
17. ↑ Джером К.Джером. Трое в лодке, не считая собаки. — Мосва: Лабиринт, 2023 г.
18. ↑ Юр.Ханон, «Мусорная книга» (в трёх томах). — Сана-Перебур: «Центр Средней Музыки», 191-202-221 гг. (внутреннее издание)
19. ↑ В.В.Путин. Образцы народной мудрости веков (в действии). — Мосва: точную ссылку на источник не оставляю, до свиданья.
20. ↑ Илья Ильф, Евгений Петров. Двенадцать стульев. — Мосва: Вагриус, 1997 г.
21. ↑ Erik Satie (par Ornella Volta). Correspondance presque complete. — Рaris: Fayard; Imec, 2000. — p.649-651
22. ↑ Ornella Volta. Le vampire : la mort, le sang, la peur. — Paris, J.-J. Pauvert, 1962 (Bibliothèque internationale d'érotologie, no 8). — 234 p.
23. ↑ Ornella Volta. Satie Seen through his Letters. — London; New York: M. Boyars, 1989.
24. ↑ Цитируется по: Volta Ornella. Satie Seen through his Letters. Р. 60.
25. ↑ Erik Satie (par Ornella Volta). Correspondance presque complete. — Рaris: Fayard; Imec, 2000.
26. ↑ Иллюстрация — Морис Равель, удивительный копозитор с лицом заурядного жокея (фотография 1925 года). Gallica gives 1925 as date; assumed published in 1925. The image holder, the Bibliothèque nationale de France has not identified a photographer.
27. ↑ Иллюстрация — фотография слегка задним числом: каноник и композитор Юрий Ханон. Сан-Перебур (дурное место). — Canonic & composer Yuri Khanon, sept-2015, Saint-Petersbourg.
28. ↑ Н.М.Карамзин. Бедная Лиза. — Мосва: АСТ, 2025 г. — 224 с.
29. ↑ Иллюстрация — Юр.Ханон, зарисовка со сцены, (назовём её условно: «Пара ангелов») выполненная 24 ноября 1998 года (до и) после премьеры балета «Средний Дуэт» в Мариинском театре (тушь, акрил, картон). Фрагмент: якобы «Белый ангел» — правая половина эскиза.

• Д.Губин, Юр.Ханон. «Музей Вождей». — Лениград: программа «Монитор» от 8 апреля 1990 г.
• Д.Губин «Игра в дни затмения» (Юрий Ханон: интер...вью). — Мосва: журнал «Огонёк», №26 за 1990 г. — стр.26-28
• Юр.Ханон «Музыка эмбрионов» (интервью с Максимом Максимовым). — Лениград: газета «Смена» от 9 мая 1991 г., стр.2
• Юр.Ханон. «Лобзанья пантер и гиен». — Мосва: журнал «Огонёк» №50 за декабрь 1991 г. — стр.21-23
• Юр.Ханон, «Скрябин умер, но дело его живёт» (интервью с Кириллом Шевченко). — Лениград: газета «С...мена» от 13 ноября 1991 г., стр.7
• С.Кочетова. «Юрий Ханон: я занимаюсь провокаторством и обманом» (интервью). — Сан-Перебург: газета «Час пик» от 2 декабря 1991 г., стр.11
• Юр.Ханон. «Александр Николаевич (январские тезисы)...» (к 120 годовщине со дня рождения А.Н.Скрябина). — Сан-Перебург: газета «Смена» от 7 января 1992 г. – стр.6 (и последняя)
• Юр.Ханон. «Моя маленькая ханинская скрябиниана». — Мосва: журнал «Место Печати» №2 за 1992 г. — Приложение: к 120-летию со дня рождения А.Н.Скрябина, стр.102-135.
• Юр.Ханон: «Эрик-Альфред-Лесли, совершенно новая глава» (во всех смыслах). — Сан-Перебург: «Ле журналь де Санкт-Петербург», № 4 за 1992 г., стр.7
• Юр.Ханон. «Несколько маленьких грустных слов по поводу годовщины усов» — Сан-Перебург: газета «Смена» от 6 января 1993 г. – стр.7
• Юр.Ханон, «Разговор с психиатром в присутствии увеличенного изображения Скрябина», — Москва: журнал «Место печати», №4 за 1993 г.
• Юр.Ханон. «Скрябин как лицо» (первый обрывок). — Сан-Перебург: «Центр Средней Музыки», 1993 г.
• Юр.Ханон. «Скрябин как лицо». — Сан-Перебург: «Центр Средней Музыки» & изд.«Лики России», 1995 г. — том 1. — 680 с. — 3000 экз.
• Юр.Ханон. «Скрябин как лицо» (издание второе, до- и пере’работанное). — Сан-Перебург: «Центр Средней Музыки» 2009 г. — том 1. — 680 с.

• Юр.Ханон. «Скрябин как лицо» (часть вторая), издание уничтоженное. — Сан-Перебур: Центр Средней Музыки & те же Лики России, 2002 г. — 840 стр.
• «Ницше contra Ханон» или книга, которая-ни-на-что-не-похожа. — Сан-Перебург: «Центр Средней Музыки», 2010 г. — 836 стр.
• Эр.Сати, Юр.Ханон «Воспоминания задним числом» (яко’бы без под’заголовка). — Санкта-Перебурга: Центр Средней Музыки & Лики России, 2011 г.
• Юр.Ханон «Русский Шумахер» (роман’с без слова). — Центр Средней Музыки, Сана-Перебур (no publier, en un an).
• Юр.Ханон «Савояры царя Авгия» (третий конденсат). — Сана-Перебур, Центр Средней Музыки, (no publier, en un an).
• Юр.Ханон «Альфонс, которого не было» (или книга в пред’последнем смысле слова). — Сан-Перебург: (ЦСМ. 2011 г.) Центр Средней Музыки & Лики России, 2013 г. — 544 стр.
• Юр.Ханон. «Вялые записки» (бес купюр). — Сана-Перебур: Центр Средней Музыки, 191-202 гг. (сугубо внутреннее издание). — 121 стр.
• Юр.Ханон, «Мусорная книга» (в трёх томах). — Сана-Перебур: «Центр Средней Музыки», 191-202-221 гг. (внутреннее издание)
• Юр.Ханон. «Не современная не музыка» (интервью). — Мосва: жернал «Современная музыка», №1 за 2011 г. — стр.2-12
• «Ханон Парад Алле» (или малое приложение к большому прибору). — Сан-Перебур: Центр Средней Музыки, 2011 г.
• Юр.Ханон, Аль Алле. «Мы не свинина» (малая ботаническая энциклопедия). — Сан-Перебур: Центр Средней Музыки, 2012 г.
• Юр.Ханон, Аль.Алле, Фр.Кафка, Аль.Дрейфус «Два Процесса» (или книга без права переписки). — Сана-Перебур: «Центр Средней Музыки», 2012 г. — 624 стр.
• Юр.Ханон «Чёрные Аллеи» (или книга, которой-не-было-и-не-будет). — Сана-Перебур: Центр Средней Музыки, 2013 г. — 648 стр.
• Юр.Ханон, Аль Алле. «Не бейтесь в истерике» (или бейтесь в припадке). Третий сборник (второго мусора). — Сан-Перебур: Центр Средней Музыки, 2013 г.
• Юр.Ханон «Три Инвалида» или попытка с(о)крыть то, чего и так никто не видит. — Сант-Перебург: Центр Средней Музыки, 2013-2014 г.
• Л.А.Латынин, Юр.Ханон. «Два Гримёра» (роман’с пятью приложениями). — Сан-Перебург: «Центр Средней Музыки», 2014 г.
• Юр.Ханон «Книга без листьев» (или первая попытка сказать несказуемое). — Сан-Перебург, Центр Средней Музыки, 2014 г.

• Юр.Ханон, «ПАР» (роман-автограф). — Сана-Перебур: «Центр Средней Музыки», 2015 г.
• Юр.Ханон «Неизданное и сожжённое» (на’всегда потерянная книга о на’всегда потерянном). — Сана-Перебур: Центр Средней Музыки, 2015 г.
• Юр.Ханон «Животное. Человек. Инвалид» (или три последних гвоздя). — Санта-Перебура: Центр Средней Музыки, 2016-bis.
• Юр.Ханон, Мх.Савояров. «Внук Короля» (двух...томная сказка в п’розе). — Сана-Перебур: «Центр Средней Музыки», 2016 г.
• Мх.Савояров, Юр.Ханон. «Избранное Из’бранного» (худшее из лучшего). — Сан-Перебур: Центр Средней Музыки, 2017 г.
• Юр.Ханон, Аль.Алле. «Последний рассказ» (или надгробие гения). — Сан-Перебург: «Центр Средней Музыки», 2017 г.
• Юр.Ханон, Мх.Савояров. «Через Трубачей» (или опыт сквозного пре...следования). — Сана-Перебур: «Центр Средней Музыки», 2019 г.
• Юр.Ханон. «Уходящая книга» (вид со спины). — Сан-Перебур: Центр Средней Музыки, 2020 г.
• Юр.Ханон, Эр.Сати. «Малая аркёйская книга» (или скрытый каталог школы иезуитов). — Сан-Перебур: Центр Средней Музыки, 2021 г.
• С а в о я р о в ы : после слов ^ie. — Сан-Перебур: Центр Средней Музыки, 2023 г.
• Эр.Сати, Юр.Ханон «Воспоминания задним числом» (издание второе, углýбленное и ухýдшенное). — Сан-Перебур: Центр Средней Музыки, 2025 г.