Владимир Ашкенази (Из музыки и обратно)

Материал из Ханограф
(перенаправлено с «Ashkenazi»)
Перейти к: навигация, поиск
« напрощание   
    из-под лица »
авторы: Юр.Ханон     
    & дядя евоный
правильным курсом

Ханóграф: Портал
EE.png


Содержание


ещо одна рждественская
Belle-Lt.png сказычка Belle-Rt.png

( на конецдвадцатаговека )

И даже на пороге смерти,     
Как бы ужасно ни устал,     
Я вспомню то письмо в конверте...

М.Н.Савояров [1]


...а ведь иной раз, как говорится, и не хотелось бы...
возвращение [2]

...и что за дурак..., или чудак, может быть (что бы не сразу... так грубо, в лоб), иной раз, бывает, только диву даёшься, глядя на это с(т)ранное рос’кошество природы, — и надо же (ему)..., да ещё и с таким упорством, раз за разом снова повторять столь сомнительное у’довольствiе, и воз’вращаться чорт знает куда (в пятую точку!..), буквально говоря, прямо в заднее место, помойку человеческую..., да ещё и полуразложившуюся, как будто заранее не известно, чéм там пахнет... И всё равно за каким-то старым хреном воз’вращаться..., да ещё и десять лет спустя (рукава, штаны, чулки). А то и двадцать... Или, ещё чего доброго, четверть века спустя (рукава, штаны, чулки, шкуру), а затем и тридцать лет спустя (со всем уже перечисленным)... — И всё же, нет. Не так. Совсем не так. Потому что... одна эта маленькая мусорная история, цена которой по номиналу — не более чем выеденное яйцо (крокодила, с позволения сказать), потому что... она... — Нет, начну ещё раз. Потому что этот мелкий и пустой сюжет, смысл которого в сухом остатке — не более чем кукиш и десяток слов (среди ослов, с позволения сказать), тем не менее, спустя всего полсотни шагов привёл — ни много, ни мало, — к небольшому крушению..., так сказать, падению. А затем — катастрофе. Для начала, к пропаже, вернее сказать, исчезновению отсюда... с лица земли... сначала одного, затем другого, потом ещё тридцати двух (миллионов), а затем — без ложной скромности, ещё парочки больших, восьми малых, четырёх средних и, в конце концов, — сухого остатка. Всего бывшего человечества.[3]:602 О котором, кроме шуток, отныне — или хорошо, или никак (рай-диди-рай),[4] и я с удовольствием опубликовал бы ему вдогонку (задним числом) свои очередные мемуары... (о нём, сердешном), очень тёплые и прочувствованные, со слезой во взоре, после всего,[5]:633 если бы в них осталось бы хоть что-то живое или хотя бы натуральное.

...не говоря уже обо всём прочем...

  Впрочем, остановимся на малую минуту, разгребём только что наваленную кучу и повторим всё то же самое, но — по порядку. Чтобы было ясно. Четверть века спустя (рукава, штаны, шкуру), вне всякого практического умысла, — мне отчего-то вздумалось выложить эту ничтожную историю здесь, под неяркими лучами северного солнца. Двадцать лет спустя, без малейшей нужды, — мне для чего-то понадобилось записать этот мельчайший сюжет и фиксировать его документально. Наконец, четверть века на зад, эта пустая сказка (яко бы) произошла в реальности. Возможно, даже слегка параллельно от неё. Немного сбоку от промозглой суеты града Сан-Перебурга (urbi et orbi), в каком-нибудь десятке метров от слякотной улицы Бродского. Между тремя нещастными пальмами (то ли ещё живыми, то ли уже — нет), за небольшим столиком омерзительно-валютной гостиницы Евр(оп)ейская. В непосредственной близости от кабинетов и туалетов... Прямо там, в той затрапезной точке уходящего прос(т)ранства, откуда всё... (я повторяю: всё) ещё могло отправиться — в другую сторону. Совсем как в дурной сказке: направо пойдёшь — голову стопчешь, налево пойдёшь — коня потеряешь, а прямо пойдёшь — ну уж нет, заткнись, приятель, такого варианта не может быть.[6] Потому что он — не предусмотрен действующей конструкцией (человека).

...разве только на попятную..., если получится...
 Любой человек под одеждой голый, а в глубине души — идиот.[7]:2
Юр.Ханон( Мусорная книга, том II )

  Итак, за окном дряблый декабрь 196 года. Первые числа. Честно говоря, я слегка (бы и) удивился, когда мне позвонила некая экспансивная особа (о которой теперь или особо, или никак) и сообщила,[8]:653 что некий знаменитый пианист Владимир Ашкенази (знаешь такого?) хочет (или согласился, может быть?) со мной встретиться.[комм. 1] До того момента я почти ничего определённого не знал об этом человеке. Разве только... (нечто очень смутное) в опосредованной связи с музыкой Скрябина (но только музыкой, не более того). Кажется, он записал все его сонаты (?..) — ещё и симфониями дирижировал (тоже всеми?..) — но таких пианистов и дирижёров на свете тысячи (мне кажется, Скрябин в последние лет сто не мог бы пожаловаться на малоисполняемость)... Кажется, один из музыкантов-эмигрантов. Особым антисоветизмом в брежневские времена, кажется, не отметился: отсиживался где-то во втором ряду отъехавших. Особого внимания или злобы властей не привлекал.[комм. 2] Играл себе, потихоньку. Жил, в общем-то, очень неплохо, как вполне благополучный европейский музыкант, типичный бюргер от искусства. И даже значения его фамилии я тогда не знал (попросту не интересовался).[комм. 3] В общем, ничего уникального... или хотя бы определённого.

...поводом для встречи стала одна очень толстая книга (хотя и не этот экземпляр, конечно)...
возвращение [9]
...примерно с таким багажом я и шёл... «встречаться»...

  А поводом..., почти поводком для той встречи (3 декабря 196, Перебург, улица Бродского) стала одна книга, точнее говоря, одна очень толстая книга... «Скрябин как лицо» она тогда называлась, и даже до сих пор... называется (почти так же). К примеру, только вчера я брал её в руки, и даже немного повертел туда-сюда, — вроде бы, всё было по-прежнему: «Скрябин как лицо». Причём, господину Ашкенази было заранее известно, что перед ним не просто так себе книга (даже если не заглядывать внутрь). Во-первых, этот предмет был уникален хотя бы ужé тем, что на тот момент — законченный года три назад текст — всё ещё пребывал в состоянии полнейшей..., а также относительной не’опубликованности.[комм. 4] И только отдельные экземпляры «предварительного тиража» ручной работы (в кожаных обложках) мне удавалось доделывать...[комм. 5] потихоньку, в те времена было сделано всего-то штук десять, не больше. Как раз на счёт этой книги г.Ашкенази (якобы) испытал интерес,[комм. 6] — и пожелал повстречаться с её автором. Пускай даже и странным, как ему говорили (тем лучше). И название книги тоже необычное (по крайней мере, внимание привлекает). В общем, вполне может оказаться кое-что нетривиальное. Отчего бы не выделить на такой случай минут десять-пятнадцать?.. Особенно, когда времени навалом и делать особенно нечего. Практически, аллегория...

...маленькая и плоская аллегория всей жизни...
    — Не бойся показаться идиотом!..
 В конце концов, <...> это — максимум, на что ты можешь рассчитывать...[10]:52
Юр.Ханон( Мусорная книга, том I )

  Конечно, он никак не ожидал думать, что книга окажется столь шикарной. Кожаная, с выпуклыми блинтами на корешке и сияющим золотым тиснением, в стиле дорогих фолиантов скрябинских времён, словно прямо оттуда — от него — и выскочила.[комм. 7] В качестве запоздалого привета. Очевидно удивившись предмету в собственных руках, у него хватило артистической выдержки не проявлять ни особого восторга, ни удивления. Приняв скрябинский дар с высоким чувством собственного достоинства, тем не менее, он не стал скрывать, что искренне тронут столь редким даром..., тем более, со стороны незнакомого человека. На несколько мгновений с него даже сползла маска светской значительности. Повертев в руках тяжёлую книгу, имевшую вид слегка нездешний,[11] он задал мне несколько вопросов..., внимательно выслушал несколько ответов (далеко не все из которых остались ему понятны), а затем немного подумал, словно бы что-то взвешивая про себя, и сказал: «Ровно через год, третьего декабря 1997 года я снова буду здесь, в Петербурге и непременно позвоню Вам. Я это обещаю...» — И ещё добавил, — что у него есть ко мне кое-какое пред’ложение. Немало... важное. О котором он сообщит дополнительно. «Очень хорошо, что Вы что-то сделали для Скрябина». — Это было странно. И вместо ответа я только пожал плечами: «Мне-то казалось, что Скрябину уже ничего не нужно. Слава богу, его дело кончено, он отправился отдыхать...» — «Но мы с Вами обязательно сделаем, нам отдыхать ещё рано...» — закончил г.Ашкенази с любезной улыбкой и, наскоро представив меня какой-то женщине с абсолютно незапоминаемым лицом (вероятно, жене), пошёл наверх по лестнице. — Конечно же, здесь можно поставить жирную точку. После которой история «важных встреч» — закончилась. Больше никогда (я повторяю: никогда!) я не видел этого человека. И не слышал. И даже перестал знать, постепенно. Конечно же, «ровно через год» никакого звонка не прозвучало. И через год. И через сто (лет). Известное дело: суета, брат... Не до звонков, в такой обстановочке. Совсем не до звонков...

...поводом для встречи стала одна очень толстая книга (хотя и не этот экземпляр, конечно)...
возвращение [12]
...и скажите на милость: чтó ещё можно на это возразить...

  Совершенно нечего. Не-че-го. Ты прав, брат-Вова, тысячу раз прав. Невольно делаю шаг назад перед твоей велiкой правотою, и падаю ниц. А затем, ни на минуту не прекращая страшиться, одновременно — каюся (mea culpa)..., каюся и бьюся стократ челом об землю, посыпая голову тёртой грязью и пеплом, ибо мерзотен и грешен аз, — трижды грешен, аки тварь смердяща.[13] И токмо ради него, ради покаяния этого окаянного..., я и затеял сегодня этот трижды-глупый разговор. Ни о чём. Потому что..., потому что год спустя... подождав ради приличия ещё полгода, отписал я этой Ашкеназе письмо, точнее говоря, письмецо..., а если ещё точнее, — малюсенькую красную эпистолу из града Перебурга — в горнюю страну Швайцарию. Прямо туда, в те места, не столь отдалённые, которые немало насидел, в своё время, брат-Фридрих, к примеру...[14] И ровно по тому адресу, который он мне (пред)оставил: яко бы для связи. На всякий случай, значит... Чтобы не утерять, значит, по какой-нибудь глупой случайности, драгоценную золотую нить. — Писанное бисерно-мелким почерком (как на форзацах той сáмой книги, даже мельче) на красной плотной бумаге (взятой с форзацев всё той же книги), письмо это, несомненно, представляло собой «трюк» или «штуку» (как сказал бы Эрик). Иными словами, некую уникальную вещь, которую Саша Скрябин при жизни частенько называл словом «человеческий документ»...[15] Но и кроме того, оно неизбежным образом совмещало в себе сильнейшие черты артефакта (предмета искусства) и — «прямого действия». Не сомневаюсь, что ни одно из этих свойств не было оценено адресатом. Да и не могло быть (оценено), конечно. Ни в малейшей степени. Пролетая мимо каждого поворота (как пирожок с капустой)...

...в точном образе и подобии со своей артистической начинкой...[16]
  
                      Эпиграф.
               Ровно через год, третьего декабря 1997 года я
               снова буду в Петербурге и непременно позвоню
               Вам. — Я это обещаю.
                       (В. Ашкенази)

    Милейший Владимир! [комм. 8]
 Простите, что я беспокою Ваше время и отрываю от повседневных дел как Вас, так и себя. Откладывал написание письма с месяца на месяц, думал и вовсе уже не напоминать Вам о своём Присутствии, однако, всё же — раздумал. И Напоминаю.
 Очень сожалею, что Вы поступили таким обыкновенным человеческим образом, дав несколько конкретных обещаний, ни об одном из которых я Вас не просил, однако же Вы сами о своих словах и забыли. Это нормально. Это очень по-человечески выглядит. Так поступают все. И даже больше чем все. Если знаете, у Моцарта на эту тему даже целая опера имеется, что-то насчёт cosi, а теперь вот и Вы продолжили его славное дело.
 Посмотрите сюда: сегодня я пишу Вам, чтобы сердечно поблагодарить за точно такое же поведение, которое я имею ото всех людей, даже если их выстроить шеренгой, надеть сапоги и фуражки. И я принимаю эти скромные дары с удовлетворением — как должное отношение в адрес того, кто для них чужой. Конечно, отвечая им взаимностью. А затем никогда уже не возвращаясь к тем, кто проявил себя единожды. Так я поступаю и с отдельными людьми, вроде Вас, и со всем «прогрессивным человечеством» — в целом.
 Разумеется, об этом совершенно не обязательно сообщать отдельным письмом. Но ради минутного душевного контакта, состоявшегося между нами в коридоре гостиницы «Евр-я», — я сегодня делаю исключение, только для Вас, и пишу это маленькое пояснение. Записку задним числом, если оно у Вас есть, конечно.
 Глядя на Вас, ясно видно, что такое — инерция жизни. Вы известный артист, у Вас место в мировой «табели о рангах». Ваш гастрольный график расписан на годы и музыкальная суета полностью занимает Вашу голову. Однако я не рискую показаться грубым, если добавлю сюда несколько слов, спокойным голосом. О суете.
 Вы — известный артист. Сделанное Вами несёт черты своеобразия и Вашей индивидуальности. Если большинство Ваших концертов — это события одного дня, то кроме них останутся Ваши записи, диски, несущие в себе память о Вас — интерпретаторе со своим стилем исполнения, слегка отличным от других. Но не более того.
 Ничто из сделанного Вами не будет иметь вида уникальности. Потому что Вы — артист. Артист Владимир Ашкенази. Но не более того.[комм. 9]
 Я сожалею, что Вы упустили единственную за свою жизнь возможность прорыва. Вы могли бы добиться экстремального результата. Но теперь это всё в прошлом. Всё, кроме одного.[комм. 10]
 Теперь и навсегда Вы останетесь человеком, который не только упустил возможность принести в мир нечто уникальное, но и запустил машину уничтожения. Не по злому умыслу. Всего лишь, по небрежению. Всего лишь, не позвонив. Всего лишь, забыв о своём «искреннем» обещании. Отныне каждая следующая моя партитура будет навсегда молчать — уже Вашим молчанием, дорогой Владимир, а затем будет гореть Вашим синим пламенем.
 «Тёмным пламенем», — почти как у Скрябина. Безусловно, это главное Ваше достижение. Лично я — ничего не теряю в отсутствии публичности. Среди моих задач нет ничего внешнего. Всё моё находится при мне, исходит от меня и останется со мной.[комм. 11] Но Вы сами, и следом за Вами — все остальные, благодаря Вам, потеряли. Вот и всё, что у Вас получилось.
 Безусловно, Вас ждут ещё впереди записи, концерты, премии и гремии. Однако 3 декабря 1998 года останется Вашим высшим артистическим взлётом. Только не говорите об этом. И заодно ещё простите мне эту слабость — высказать Вам прямо содержание Вашей жизни, как оно теперь видно.
 Желаю Вам успешного продолжения. Засим остаюсь на том же месте, с почтением почти искренним,
Юрий Ханон, С-Перебург. 14 марта 198 года.



И даже на пороге смерти,    
Как бы ужасно ни устал,    
Я вспомню то письмо в конверте,
И главное, вы мне поверьте,  
Букет я вспомню белый калл. 

Мх.Савояров [17]:188


...и главное, вы мне поверьте, букет я вспомню белый калл...
возвращение [18]

...к аюсь, дядя, чёрт попутал, хоть сердись, хоть не сердись...[19] И самому, знаете ли, смешно и стыдно, порой. К тому же, бес перерывов (почти). Тем более, если дать себе хотя бы небольшой труд припомнить: а ктó же был адресатом этой эпистолы, трижды пре...красной, кажется, пре...краснее — и не бывает. Почти идеальная... по уровню пре’красности. Эпистола. Вдобавок, отправленный в маленьком розовом..., разовом конвертике невыразимого цвета и формы. Словно только что из девичьего будуара, выпорхнувший (тоже ведь чистейший от кутюр, не в свинью корм). Надушенный дорогим ароматом от парижского месье д’Орсе. Признание в любви артисту (далёкому, велiкому), не иначе. Здесь и поневоле припомнишь..., всплывут из памяти «спортивные упражнения для мысли» (приснопамятные)... Беседа с рыбой...[20] Или разговор с красной кирпичной стенкой, последнее только ради разминки, понятное дело.[комм. 12] Или — преосвященные папские буллы Эрика, ничуть не менее пре...красные, а кое-где, прямо скажем, даже более (словно бы специально ради меня писанные... в оправдание). Правда, и помимо Эрика, имелось у меня на тот момент одно немало...важное обстоятельство, — несколько смягчающее вкус вина, вины...

...всего минутку терпения, — и всё расскажу...

  Дело идёт о том, что отправляя письмо..., в тот трижды пре...красный мартовский день, я ни единым духом не ведал о том глубоком..., даже глубочайшем..., почти философском интервью, которое г.Ашкенази (тот самый, Владимир Давидович, не сомневайтесь) дал спустя (рукава, штаны, чулки, трусы, шкуру) четыре месяца после нашей, бес сомнений, исторической встречи неподалёку от туалета гостиницы «Евр(оп)ейская». И на следующий день после отправки письма я ничего о нём не знал. И через месяц. И через год, страшно сказать (не говоря уже о пяти или восьми)... Наконец, только лет через десять мне по какому-то дурному случаю попались на глаза эти слова, сказанные в славном городе Мосве, вроде как мне вдогонку, практически — в спину. И может быть, даже немного из-за угла... И вóт они, уже здесь, строкою ниже. Как говорится, встретились. Спасибо. Если желаете, можете про честь:

  ...у меня возникли новые творческие контакты. К ним относится малоизвестный, но, по-моему, очень интересный композитор Юрий Ханон.[комм. 13] Он представился как эксцентрик и абсурдист,[комм. 14] о чём говорят сами названия его сочинений: „Некий концерт“, „Опера-антракт из одноименного балета“,[комм. 15]Средняя симфония“. Некоторые из них я намерен включить в свой новый компакт-диск под условным названием «Юмор и абсурд в музыке».[21]
Владимир Ашкенази : «Жизнь без музыки была бы ошибкой»  ( Мосва, 12 апреля 197 г. )

  С трудом оправившись от новости, столь сногсшибательной, — а равно и от духовной глубины предлагаемой концепции диска, я оттёр крупные капли пота со лба... и тут вспомнил, слава милостивому господу!.., — что всё это кошмарный сон, не более того. И в данный момент я случайно столкнулся с тем случаем, который всю жизнь проходил у меня под конспиративным определением «новости прошлого», иногда глубокого... прошлого (а иногда даже пошлого). Так вот где таилась погибель моя: мне смертию кость угрожала. Значит, всё хорошо, приятель..., и можно ничего не опасаться. И ни от чего не отказываться. Потому что всё..., решительно ВСЁ уже давно состоялось. Состоялось и прошло. И змея выползла, и князь вскрикнул, укушенный, и поминки кончились, как всегда, мордобоем.[22] И главное: всё это — без меня. Такие вот два волшебных слова. Без. Меня. Последнее, не скрою, было особенно приятно. Почти как в сказке. Чудом избежать опасности, столь ужасной. Почти смертельной. И вот, она исчезла, пропала сама собой. Рассосалась..., почти без моего участия. Рассеялась как дурной туман под первыми лучами швейцарского солнца. Каким-то непостижимым, волшебным образом я был — спасён, почти не затратив сил. И даже ничего не зная о своём чудесном спасении. — Таким исходом можно было только наслаждаться. Впрочем, не долго. Опустив глаза обратно, с прежним леденящим ужасом я прочёл также и продолжение этого триллера,[комм. 16] слегка музыкального:

  Продолжая одну из самых живучих отечественных традиций (вспомним Гоголя), русская музыка XX века исполняет немало замечательных вариаций на эту тему. В числе самых знаменитых — «Антиформалистический раёк» Шостаковича, который я также намерен записать для нового диска.
  Третьим в этой компании будет пресловуто известный Николай Овсяннико-Куликовский, прославившийся как «автор» прогремевшей в своё время «Симфонии №21». Я имею в виду блестящую мистификацию Михаила Гольдштейна, которой он на рубеже 40-50-х годов, в разгар борьбы с космополитизмом, обвёл вокруг пальца «советских патриотов» от искусства.
  Надеюсь, в нынешней кризисной для звукозаписывающей индустрии ситуации — рынок переполнен, и положение может спасти именно нечто новое и необычное — заинтересовать этим проектом мою постоянную фирму DECCA...[21]
Владимир Ашкенази : «Жизнь без музыки была бы ошибкой»  ( Мосва, 12 апреля 197 г. )

  Лишний раз... поразившись доселе невиданной глубиной мысли музыканта, (дирижёра, пианиста, организатора) несомненно, велiчайшего в своём роде, — одновременно я постиг также и всю глубину своей наивности, почти детской, — теперь, спустя столько-то лет (бес уточнения) взглянув на самого себя — его глазами (шестидесятилетнего человека). И не просто взглянув..., но даже увидев... кое-что. Исключительно... в качестве исключения, конечно.

...поразившись доселе невиданной глубиной мысли музыканта (дирижёра, пианиста, организатора), несомненно, велiчайшего в своём роде...
воз вращение [2]

 — Так вóт, оказывается, с кéм он имел честь беседовать под чахлой пальмой..., в коридоре... неподалёку от туалета гостиницы «Евр(оп)ейская»! — и мало того, что с каким-то, чорт побери, «эксцентриком и абсурдистом», так ещё и с представителем, страшно вымолвить, — «юмора в музыке»... И всё это роскошество — в составе трижды преславной компании: Шестакович, Овсяннико-Куликовский, Гольдштейн... — ну-ну, и в самом деле: трижды дивное открытие, после всего...[5]:633 Как в сказке. Пожалуй, совершенно напрасно корил я себя временами (в редкие минуты слабости) за тот, «не слишком ли жёсткий?..» — тон, который позволил себе в том трижды пре...красном письме, написанном так давно, практически, в прошлой жизни: 14 марта 198 года.[комм. 17] И не просто ведь написанном. Но затем ещё вложенном в ярко-розовый конвертик, сбрызнутый дорогими..., очень дорогими духами (от мсье д’Орсе) и отправленным прямиком — туда. В трижды пре...красную страну Швайцарию, где жил в те времена — он, наш велiкий (бывший) русский артист, пьянист, дирижёр и мыслитель, всего лишь, забывший о своём обещании. Сущая ер-р-рунда!..., тем более, на фоне всего остального, красного и пре...красного, а также велiкого и пре’велiкого, что он сделал..., или не сделал в своей длин-н-н-ной, очень длин-н-н-ной жизни. Так будь же ты трижды великодушен, после всего..., так не держи же ты на меня зла, после всего..., так прости же меня, дядя-Вова, за мой дурной поступок..., достойный, достойный разве что — какого-нибудь подростка, — Эрика..., Альфреда или, в крайнем случае, Лесли.[23]

    ...и спасибо тебе..., раз и навсегда, за всё,

дорогóй  
    мой
          человек
...




A p p e n d i X

...ну..., и какого тебе ещё здесь комментария...
пара фраз [24]

Ком’ ментарии


  1. Понятное дело, я не присутствовал при том разговоре между некоей экспансивной особой (которая просила не называть её имени) и г-ном Ашкенази, а потому и усомнился (по умолчанию), что оный господин в самом деле захотел со мною встретиться. Как говорится, у меня были все основания считать, что он попросту «согласился» это сделать..., под влиянием экспансии. Хотя..., встреча в коридоре гостиницы «Евр(оп)ейская» вроде бы продемонстрировала, что он в самом деле хотел... — Но вот чего именно? Это мне не удалось установить до сих пор. Думаю, что достигнутый результат является окончательным и его можно фиксировать. Точка.
  2. Тем более, что и отъехал за бугор ещё при Хрущёве и — по самой безобидной статье, на те времена: через исландскую жену (это я уже теперь могу сказать, а тогда даже и не интересовался). К тому же — Исландия не числилась в ряду основных «врагов советского государства», какой-то заштатный вулканический остров на задворках Англии или Норвегии... Короче говоря, декорация была почти пуста.
  3. Собственно, я и сейчас не знаю «значения» его фамилии (по той же причине). В своё время мне объяснили, что это и не фамилия вовсе, а в чистом виде — национальность, один из синонимов слова «еврей» (мы же знаем, что у этого слова есть очень много синонимов). Впрочем, имелась и ещё одна версия, смутно припоминаю, кто-то пытался мне растолковать, что ашкеназы — это грузинские евреи. Однако и этому знанию я не придал никакого значения. Тем более, что всё перечисленное не имеет ни малейшего отношения к описываемому сюжету, начавшемуся в декабре 196 года.
  4. Тираж книги на тот момент, впрочем, уже был номинально отпечатан, если не ошибаюсь (кажется, пока не ошибаюсь), — однако валялся без движения и малейших признаков жизни (в пачках по четыре штуки) где-то внизу (типичный ан-де-граунд), в тёмных сырых подвалах изд(ев)ательства «Лики России». Книжные блоки были обрезаны, сшиты и снабжены форзацами, однако все до единого оставались без обложек (в те поры даже одного образца не было сделано), ожидая своего попадания в переплёт. Последний же — всё откладывался год от года..., как яйцо крокодила. Кажется, Ашкенази об этом обстоятельстве был слегка наслышан (ещё до нашей встречи), что, наверное, могло слегка подогреть его интерес... Значит, вещь редкая, в магазине просто так не купишь, — так сказать, инд-пошив (от кутюр). Тем более, небезынтересно получить — из рук автора.
  5. Именно так, один из тех экземпляров в кожаных переплётах, отмеченный как «предварительный №8» г.Ашкенази и получил из моих рук. Если же открыть опись дел, посвящённую этому вопросу, то можно ещё и уточнить, что такой экземпляр (с красной обложкой) вообще существовал (и до сих пор существует) в единственном экземпляре.
  6. Пожалуй, повторю ещё раз (для тех, кто заранее вышел или попросту не присутствовал, как всегда). Говорю: «якобы испытал интерес», поскольку ведаю о том только из «свидетельских показаний». Сам я господина Ашкенази о причинах его желания (или согласия) со мной свидеться — не спрашивал, тем более, напрямую. К тому же, разговор (между нами) был не слишком-то длинным, да и особо жгучего интереса эти вопросы — при встрече с пианистом — у меня не вызывали. Что же касается до него (самого), то разговаривал он со мной в очень специфических выражениях, почти идеально выровненных, словно бы отмеряя каждое следующее предложение для интервью в каком-нибудь журнале мод. Честно говоря, я подобный жёваный язык терпеть не могу. Хотя и стерпел. Потому что очень уж недолго продолжалось это сомнительное удовольствие. Да и ожиданий у меня особенных на этот счёт не было. Как говорится, артист (даже велiкий артист) вовсе не обязан уметь разговаривать. Совсем как в той книжке, которую я ему протянул, из рук в руки: «ничего он не скажет, только кистью помажет».
     Между тем, если не слишком обращать внимания на слова или интонации, почти идеально подходящие под цвет стен холла гостиницы «Евр(оп)ейская», тональность его разговора была почти си-мажорной, вдобавок, выглядела очень тёплой, искренней, заинтересованной и даже, прости господи, «с участием». Словно бы он только и ждал этой встречи (всю предыдущую жизнь), да вот беда! — теперь не знает, как (в каких-таких выражениях) мне об этом прилично поведать, не замарав носки штиблетов. А потому..., вслед за оригиналом, и я тоже воздержусь цитировать господина Ашкенази (разве кроме пары фраз, этакий парафраз, ключевой для данной истории). Потому что господин Ашкенази и в самом деле оказался виртуозом, прекрасным виртуозом и даже талантом своего языка, а затем и — дела. Это поистине дорогóго стóит: умение тáк говорить, чтобы ничего не сказать. А затем умение так сделать, словно бы ничего и не было. Пожалуй, только я (своим богомерзким присутствием) и подпортил всю картину. Как всегда. Надеюсь, это уже понятно.
  7. И вот что невольно напрашивается спросить, пускай даже и в пустоту, без собеседника и лица... Как всю жизнь. Без остатка. — А скажите, дядя-Володя, часто ли Вам преподносили подарки столь дорогие..., во всех смыслах слова, да ещё и — уникальные? И не стала ли эта непривычная толстая книга в чёрно-красном кожаном переплёте — чем-то единственным, что не забылось даже тридцать лет спустя. И забудется только вместе со свей жизнью. Окончательно. Без остатка. — Даже теперь. Когда вот-вот выскочит старая кукушка из своего дупла и простучит девяносто. Когда маразм — уже далеко не тот, как в шестьдесят. Но значительно более выпуклый. И даже шершавый местами..., слегка. Всё-таки, хотелось бы поинтересоваться... напоследок.
  8. Текст письма приводится полностью и точно по его малой копии. Почти точно. С крошечными (читай: ничтожными, как и адресат) стилистическими правками, от которых я не смог удержаться при переписке. Цвет письма также сохранён. А больше здесь сохранять было нечего...
  9. К слову сказать, ведь я — зря трудился с объяснениями (само собой). Совершенно зря. И это мягко говоря. Очень мягко. Поскольку нечто вполне подобное г.Ашкенази мог бы прочитать (если бы обладал такой способностью, конечно), между прочим, в той сáмой книге, которую увёз с собою в страну Швайцарию, — например, случайно открыв(ши) её на странице 282. И там буквально (для него) было сказано следующее: «Всё-таки пианисты, – заявляю я с полной категоричностью и почти злорадно, — это сиюминутная, плебейская профессия. Посмотри, вот и те же пустые концерты с конкурсами: всё рассчитано только на сегодняшний, сиюминутный эффект. Поколыхал воздух, получил своё, и пошёл дальше гулять по миру, ходить гоголем да улыбаться, засунув палец в петлицу. Суета ради суеты, и ничего больше!..» — Правда, слова эти были обращены не к г-ну Ашкенази, а прямиком — к Саше Скрябину (пианисту, на тот момент). Но это уже совсем детали..., так сказать, мелочи жанра. Которыми, как мне кажется, можно пренебречь. Как и всем остальным..., в этой истории.
  10. И здесь (подателю сего) невольно вспоминается одно драматическое место..., из перваго тома приснопамятной «Мусорной книги». В другое время. И безо всякого конкретного повода. Тем не менее, буквально там сказано в точности то же самое, что и в письме этому... доброму человеку (ашкенази). «Люди используют предоставившийся им единственный уникальный шанс исключительно на то, чтобы его упустить». — И правда.
  11. Внезапно (причём, прямо здесь и сейчас)..., этот пассаж напомнил мне почти каноническую по своей краткости фразу, обронённую 4 декабря 219 года в мой адрес Димой Быковым (спустя 23 года после той встречи), словно в телеграмме, поперёк строк: «люблю всё Ваше». Чтобы спустя полгода продолжить точно такой же «ашкеназью» на постном масле. — И тут же, им обоим в ответ, словно эхо из преисподней: «всё моё находится при мне, исходит от меня и останется со мной». Финал Внутреннего Реквиема. Или ещё какого-нибудь, по выбору. Моему.
  12. Поэт сказал, в своё время... «Подавляющее число людей рождается, живёт и умирает — так и не приходя в сознание». Но поэт и сам, говорят, временами терял сознание. Чаще всего, от боли, конечно. Реже от смеха. Хотя... бывали и другие случаи.
  13. В оригинале почему-то значилось Юрий Ханин... Не знаю, по какой причине: то ли г-ну Ашкенази было так приятнее (или проще), то ли выпускающий редактор номера (коммерсанта) самостоятельно решил, что здесь оговорка или опечатка. Само собой, в 1997 году почти никто не знал этого затворника под странной фамилией «Ханон», но зато многие ещё помнили титры «Дней Затмения», где значилось зловредное: Ханин, почти по такой же ошибке (недоразумению, неразумению). В конце концов, подобные казусы (а равно и соответствующие им дурни) не лечатся — даже временем. Спустя ещё (!) четверть века (а также штаны, гольфы, чулки, трусы и шкуру), точнее говоря, 14 октября 2021 года один известный ренегат по имени «ещёнепознер» выпустил в эфир целое интервью под названием: «Юрий Ханин. Человек, которого не было...». Спрашивается, и о чём он в этот момент думал?.. — ответ как всегда прост. Проще не бывает. И как всегда, уже приведён выше (причём, неоднократно). Напоминаю его триумфальное начало: «подавляющее большинство людей рождается, живёт и умирает...» (ну, и так далее).
  14. Совершеннейшая дичь. С трудом могу себе представить, какое количество низкокачественного алкоголя я должен был бы выпить, чтобы тáк «представиться». Почти преставиться. Вне всяких сомнений, в данном случае г.Ашкенази выдаёт свои умозаключения (или искажённые воспоминания), безусловно заслуживающие рассмотрения, — за мою визитную карточку (которой не было). Никак не могу одобрить подобного поведения. Даже спустя три десятка лет (а также штаны, гольфы, чулки, трусы, шкуру и пять рублей ассигнациями).
  15. Довольно странная аберрация памяти, почти детонация, с позволения сказать. Удивительным образом, Владимир Ашкенази не смог запомнить названия этой оперы (такое простое, такое яркое, такое запоминающееся!.. — всего лишь, Шагреневая Кость), но зато! — в точности воспроизвёл её громоздкий под’заголовок, в котором не содержится ровно ничего характерного. Не здесь ли, прошу прощения за лишний намёк, припрятан маленький ключ от его лобной части, в конце концов?.. — Отныне и всегда! Давайте с треском вламываться в широко открытые двери.
  16. Терпеть не могу триллеров, хороров, дефективов и даже простых детективов. Никогда не смотрю их, тем более, не читаю, и стараюсь держаться подальше от обычных человеческих развлечений, в рамках их природных наклонностей. Вообще не хожу в кино. И фильмов не смотрю. А тут, видишь, вдруг показали (прямо там, в коммерсанте). Бес предупреждения. — Вот ведь свиньи какие, в сущности.
  17. Даже странно ещё продолжать произносить какие-то слова. Словно Симеон-столпник... посреди пустыни. В отсутствие ушей, глаз, голов и всего прочего, что у них имеется. — Этот дивный ашкенази, получивший от меня два пре...красных дара, оба из которых были уникальны. Две награды, поистине королевские. Сначала пре...красная книга. Затем — такое же письмо. Но чем же он ответил на них? — мне, столь щедро одарившему его. Тридцатилетним молчанием? Таким же небрежением? Чёрной неблагодарностью? Эффектом пустого места? Мне кажется, как раз здесь самое время закончить. И поставить двойную черту. Allez. О них, вечно отсутствующих — или ничего. Или только одно слово. — Оно уже было. Здесь. В послѣднее врѣмя...



Ис’ точники


  1. М.Н.Савояров, «Странный букет» (1914). «Замётки и помётки» к сборнику «Кризы и репризы» (1907-1927 гг.) — «Внук Короля» (двух...томная сказ’ка в прозе). — Сана-Перебур: «Центр Средней Музыки», 2016 г.
  2. 2,0 2,1 Ил...люстрация — Владимир Д. Ашкенази, пьянист и дрижер. Фото: ~ тех времён, около 2000 года, вероятно, для какого-то очередного диска или буклета.
  3. Юр.Ханон «Чёрные Аллеи» (или книга, которой-не-было-и-не-будет). — Сана-Перебур: Центр Средней Музыки, 2013 г. — 648 стр.
  4. Козьма Прутков. «Церемониал погребения тела в бозе усопшего поручика и кавалера Фаддея Козьмича П…» — «Сочинения Козьмы Пруткова». — Мосва: «Художественная литература», 1976 г.
  5. 5,0 5,1 Эр.Сати, Юр.Ханон «Воспоминания задним числом» (яко’бы без под’заголовка). — Санта-Перебурга: Центр Средней Музыки & Лики России, 2009(2011) г.
  6. Народные русские сказки не для печати, заветные пословицы и поговорки, собранные и обработанные А. Н. Афанасьевым. 1857—1862. РАН Институт русской литературы (Пушкинский дом). — Мосва: Ладомир, 1997 г. — 736 с.
  7. Юрий Ханон. «Не современная не музыка» (интервью). — Мосва: «Научтехлитиздат», журнал «Современная музыка», № 1, 2011 г. — стр.2-12.
  8. Юр.Ханон. «Скрябин как лицо» (часть первая), издание первое. — Сан-Перебур: Центр Средней Музыки & Лики России, 1995 г. — 680 стр.
  9. Ил...люстрацияЮр.Ханон. Обложка книги «Скрябин как лицо», том первый, редакция вторая (Сан-Перебур: Центр Средней Музыки, 2009 год). Кожаный экземпляр из отдельного тиража.
  10. Юр.Ханон. «Альфонс, которого не было» (издание первое, «недо’работанное»). — Сан-Перебург: «Центр Средней Музыки» & «Лики России», 2013 г. — 544 стр.
  11. Юр.Ханон. «Скрябин как лицо» (том первый). — Сан-Перебург: «Центр Средней Музыки» & изд.«Лики России», 1995 г. — 680 с., предварительный экземпляр №8
  12. Ил...люстрацияЮр.Ханон, вящая эпистола г-ну В.Ашкенази, факсимиле, копия, начало (первая четверть) письма. Сан-Перебур: Центр Средней Музыки, 14 марта 198 го.. Красная в массиве плотная бумага с форзацев элитного тиража книги «Скрябин как лицо».
  13. Левитов А.И. Именины сельского дьячка. Избранное. — Мосва: «Мосовский рабочий», 1982 г.
  14. «Ницше contra Ханон» или книга, которая-ни-на-что-не-похожа. — Сан-Перебург: «Центр Средней Музыки», 2010 г.
  15. Сабанеев Л.Л. «Воспоминания о Скрябине». — Мосва, Неглинный пр., 14: Музыкальный сектор государственного издательства, 1925 г. — 320 с.
  16. Библия (синодальный перевод). 1876 год. — Бытие: Первая книга Моисеева. Глава 1:27.
  17. Мх.Савояров, Юр.Ханон. «Избранное Из’бранного» (худшее из лучшего). — Сан-Перебур: Центр Средней Музыки, 2017 г.
  18. Ил...люстрация — вместо комментария: Церопегия амплиата (Ceropegia ampliata, так называемый «condom plant»). Десятилетнее оранжерейное растение в цвету. Фотография была опубликована (в чёрно-белом варианте) на стр.8 интервью «Не современная не музыка».
  19. А.Тимофеев, музыка А.Даргомыжского «Каюсь, дядя, чёрт попутал...» — Избранные романсы и песни. Сборник для голоса в сопровождении фортепиано. — Мосва: «Музыка», 1966 год
  20. Юр.Ханон, «Спортивные упражнения для мысли» (для состава и лица), ос.44. — Лениград: Центр Средней Музыки, ноябрь 1990 г., стр.17-20
  21. 21,0 21,1 Владимир Д. Ашкенази: «Жизнь без музыки была бы ошибкой». — (Берлин) Мосва: интервью «Коммерсантъ-Daily» (газета «Коммерсантъ» № 51 (1233) от 12 апреля 1997 г.)
  22. Пушкин А.С. Песнь о вещем Олеге. Художник Вениамин Лосин. Серия: Сказки для детей. — Мосва: издательство Речь, 2014 г.
  23. Юр.Ханон «Три Инвалида» или попытка с(о)крыть то, чего и так никто не видит. — Сант-Перебург: Центр Средней Музыки, 2013-2014 г.
  24. Ил...люстрация — каноник Юрий Ханон, гербовое (об)езображение (но не из гербария, нет), июль 2010, ultra-tour, фото: Юр.Савояров (ранее опубликовано в журнале «Современная Музыка» (№1 за 2011 г., стр.11)



Лит’ература ( ради бога )

Ханóграф: Портал
Neknigi.png

Ханóграф: Портал
Zapiski.png
Ханóграф: Портал
Yur.Khanon.png



См. так’ же

Ханóграф: Портал
NFN.png

Ханóграф: Портал
EE.png





см. д’альше →



Red copyright.png   Автор : Юр.Ханон (и ещё один Вова).  Все права как-то сохранены.  Red copyright.png
Auteur : Yur.Khanon (and another Vova). Red copyright.png  All rights reserved.


* * * эту статью может исправить
только господин а., или его бывший знакомый.

— Любой желающий сделать некие замечания или до...полнения,
может изложить их в связном виде,
а затем отправить по из’вестному направлению.


* * * публикуется, как всегда, впервые,
с большим трудом извлечённое из винных погребов его величества :
дурной текст, дряблая редактура
и выцветшее оформлениеот автора.



«s t y l e t  &   d e s i g n e t   b y   A n n a  t’ H a r o n»