Внук Короля (Юр.Ханон) — различия между версиями

В

нук Короля (Сан-Перебург, апрель 2016 — март 2019) — первый (в смысле: не второй) авторский сборник с самыми полными за последние сто лет материалами по латентной био’графии и такой же тексто’графии Михаила Савоярова, записного поэта, такого же писателя и автора популярных куплетов.^[13] Составленный из двух томов, первый из которых имел вид (не)классического жизнеописания и разъяснения (преимущественно в п’розе) творческого лица короля эксцентрики Серебристого века, а второй — представлял хотя и не полное, но весьма объёмное собрание собственно савояровских текстов,^{[комм. 15]} «Внук Короля» так и остался неизданным. На протяжении двух (трёх) лет оба тома существовали в форме профессионального электронного макета, (хоть сию минуту) пригодного для типографской публикации.^{[комм. 16]} — Сверх того, первый том (био...графический) ради вящего удобства в работе со следующим тестовым текстом — претерпел сигнальную распечатку (однако бес малейших признаков кожного переплёта). Все внешние и общительные функции, начиная от вещественного присутствия в мире людей и кончая — предложением к изданию были попросту не к лицу «Внуку Короля». В качестве пробного поручения они перешли к некоему идущему следом «представителю интересов». То ли нотариусу, то ли министру внешних сношений. — Мягко скажем: не королевское это дело, ходить с визитами по всяким публичным и присутственным местам. Для этого вполне достало бы и сравнительно небольшого — из’бранного (да ещё и с бранью про запас, на всякий случай).

— Вместо клочка сена на месте будущего падения...

 Однако главной причиной, пожалуй, была всё же не сама брезгливость, а примыкающая к ней (с правой стороны) забота о герметической сохранности савояровских текстов. С одной стороны, пример прожитой жизни выглядит более чем говорящим: «король эксцентрики» не только не считал возможным публиковать свои стихи, но и напротив, оставил на этот счёт почти противоположные распоряжения, в которых было наложено всё, разве что, кроме прямого запрета, — последний казус, впрочем, я намеренно не обсуждаю (ради вящей свободы от подробностей). Довольно уже и того, что он был весьма подробно разобран как на страницах «внука»,^[13]:313 так и его из’бранного.^[7]:82 В конце концов, оставим: слова здесь почти лишние, я бы мог вежливо промолчать или промычать, неопределённо ткнув пальцем куда-то в сторону «человечества»: своих современников или соотечественников. Картина савояровского наследия в начале XXI века имеет вид более чем наглядный. Zeró. «Q». Нуль с хвостиком. Чуть больше, чем просто ни-че-го, — жалкие крошки с барского стола, видимые только очень сильно вооружённому глазу (или скажем проще: только моему). Короче говоря, художественная «чистка временем» удалась «на славу» (их славу, разумеется), за неимением ничего другого. Всё известное стало неизвестным. Всё опубликованное стало неопубликованным. А всё тайное осталось где-то там, где было. В сундуке под замком. Или в подвале под залом. Шито-крыто. «Глядя на такую картинку, невольно зализываются глаза...», — как наверняка сказал бы Эрик.^[14]:600

— В аналогичном случае...

 — Но тем более недопустимым на фоне прошедших ста лет обоюдного (у)молчания выглядело бы внезапное разоблачение «до нижних риз» и попытки предлагать себя. — «Предлагать»... и кому?! В точности тому миру, который в течение цельного века самозабвенно заткнув рот, уши, нос, глаза и прочие естественные отверстия, играл (и продолжает играть) в трёх обезьян? Как заправский (при)вокзальный жулик, вытаскивая из рукава краплёные карты и показывая один за другим — будничные фокусы по части подлости и прочего не’обязательного зла?.. Не нужно обладать мистическим знанием или изуверской проницательностью, чтобы представить себе в общих чертах сценарий очередной попытки «издать» двух’томник двух никому не известных королей. В сухом остатке: материалы будут «потеряны» и украдены, разойдутся по чужим (грязным) рукам, будет получена масса «конструктивных» пожеланий на счёт безвестности, неформатности, дороговизны и денег, а выстраданная книга... — она так и останется неизданной. Как говорится, и ботва потравлена, и свиньи погрызены... — Ну уж нет, увольте меня от тысячного повторения навязшего в зубах сюжета. Дудки, сэр. Обойдётесь «лучшим из худшего», за выслугу лет. Как говорится, и того более чем довольно. — Не стану напрасно считаться и считать: сколько стихотворений мне пришлось выкинуть из «Внука короля» ради этой неказистой истины. Однако результат говорит сам за себя: среди странных страниц «Из бранного» их осталось всего 199 штук. Или, быть может, 222 — ровным счётом, по двадцать два из каждого по...этического сборника. В любом случае, сколько бы их ни было: это — подарок невероятной щедрости. Подарок всем тем, кто не заслужил ровным счётом ни-че-го..., кроме малой порции королевской рвоты и сотни ударов палкой по китайским пяткам.^[7]:102 — А значит, руки в сторону! Приняв для себя заранее позорное & несомненно оппортунистическое решение «выйти из затвора», слегка приоткрыть дверь и поставить пробу..., затем следовало хотя бы уменьшить потери. Ясно понимая, что «прибавлений» на этом пути дождаться почти не-ве-ро-ят-но. А значит...

— Считаем до трёх, набрав воды в рот...

 — Двух...томная структура «Внука Короля» при очевидном сходстве с его обрезанным вариантом, отличалась двумя существенными свойствами: чёткостью и открытостью. Достаточно только приоткрыть оглавление «Избранного из’Бранного», чтобы увидеть: о чём я здесь толкую. Вся первая страница содержания имеет вид вычурного издевательства над (и под) «здравым смыслом». По названиям глав, единообразно заумным и одинаково нелепым, кажется, невозможно понять решительно ни-че-го.^{[комм. 17]} Между тем, «Внук Короля» выглядел совсем иначе. Первый том был чётко поделен между четырьмя пространствами: жизнью, сценой, музыкой и стихами. Круглым счётом, по полторы сотни страниц на рыло, слегка разделяя факты с оценками и свойства с толкованиями. Не без выходок, конечно. Но и минуя бранную без’выходность. — Именно открытость с самого начала резко отличала и отграничивала тон(альность) «внука» от его малого теста на из...«бранность».^{[комм. 18]} Значительно менее герметический и даже оставляющий (как будто) немного места для возможности диалога. С другой стороны, оба тома (но особенно — второй) представляли собой открытую структуру, не только не исключающую, но даже подразумевающую продолжение по умолчанию: страшно сказать, третью книгу. Если даже не четвёртую. Прежде всего, это наглядно следовало из внутренней конструкции второго тома, составленного по принципу извлечения/экстракта из девяти савояровских стихотворных сборников плюс его же куплетно-сценические тексты и непубличные «замётки и подмётки», примыкающие к циклу «Кризы и репризы»: между девятью следовали ещё два латентных и отдельный сверх’сборник, а вслед за артистическим разделом ожидался музыкальный..., и даже более того — (страшно сказать) тотально-музыковедческий. Разумеется, не без попутного ёрничанья над суконными традициями специального псевдо’анализа, но и с полным разбором многочисленных савояровских находок и выходок, прошедших мимо носа, уха и рыла советской официальной науки. Гуд бай, консерватория!.. — Пожалуй, тут я и остановлю поток слов. Тошно перечислять, ещё тошнее слышать...

— В полном согласии с диалектикой души & духа.

 — Несмотря на всё сказанное выше и ниже. Ближе и дальше. Слева и справа (без очков). Несмотря на трижды разжёванное, дважды пережёванное и пять раз выплюнутое... И всё равно: хоть кол под головой теши: тишина в глуши. И даже эха нет в комнате с ватными стенами, потому что... Потому что очередной (не)забавной выходкой этого занудного автора кажется, что любой разговор о дровах начинается с печки: говорим «груша», про себя держим «сам дурак»; говорим «сам дурак» и добавляем: пошёл, пошёл вон, блаженный господин!..^[14]:652 Видимо, в точном согласии с заявленным принципом, и двухтомный «Внук Короля» (начиная с 2017 года) через два шага (на третий) всякий раз упирается во что-то крайне неприятное, пахучее, «из Бранного». Может быть, и хотелось бы начать с чистого листа, предложиться, но не из...браниться, да как же теперь иначе?.., разве расслышишь, разберёшь, о чём тут речь?..^[17] Подставив левую щёку, немедленно получаем по правой. Подставив правую — снова по левой. И так — из года в год, десятки лет, лошадка бегает по маленькому кругу.^{[комм. 19]} Посреди повседневной тухлой суеты и бес...содержательного противодействия окружающей среды (как правило, в рамках простого сопротивления). Чаще всего, в вяло текущей форме, конечно, в полном согласии с нынешним временем и его духом. — И то дело: какой король без брани?.. Вот потому-то (без лишних слов) мне и пришлось совершить эту маленькую подмену: внука на избранное из его брани. Подмену, впрочем, не видимую и не увиденную никем. В том числе, и теми немногими (избранными), кому она была известна, что называется, из первых рук. Или от самогó автора, или из его прямой речи (sic!), опубликованной, между прочим, тоже здесь, буквально за соседним углом, — в первой половине октября 2017 года. Практически, это случилося в тот же день (и час), когда были готовы три экземпляра усечённой книги и был (нехотя) открыт сезон охоты...,^[14]:293 пардон, я хотел сказать: малого теста на избрание из бранного. Причём, без малейшего шанса на избрание, как и подтвердилось бес’ промедления. Этой картине, более чем наглядной, и её героям, более чем скромным, — и посвящена эта страница. Сделанная исключительно на злобу дня. Чтобы этот скоропортящийся продукт уже больше — не портился.

— А то ведь они это — очень даже хорошо умеют...

9. Свиньин (или фамилия от бога) — это всего лишь случай, несчастный случай, что мне пришлось начать нисходящий круг солнцеворота именно с этого пункта, скорее — последнего в своём роде. Дело идёт о том, что в одном из предыдущих актов марлезонского балета (под кодовым названием «не ждали»), безуспешно пытаясь издать (опять 25!) «Альфонса, которого не было», я случайно наткнулся в сети на страничку этого ново...сибирского издательства. И (каюсь, ибо аз грешен) — послал им, между прочими пустышками, своё предложение, которого не было, хотя бы ради рифмы с благородной фамилией. И в самом деле, каким я только животным не посылал беднягу-Альфонса!.. — ну, пускай ещё и такое будет, ради комплекта.^{[комм. 20]} — Паче чаяния, спустя несколько дней ответ всё-таки пришёл (такая оказия случалась примерно в одном случае из десяти). Там было написано буквально следующее: «Глубокоуважаемый <...> Экстравагантность книги и автора(ов?) мы оценили. Но если книга уже готова, т.е. сверстана, то издательского интереса и работы для издателя тут нет. Кроме того, стоимость книги «Воспоминания задним числом» в OZONе говорит о том, что аналогичный проект нашему скромному издательству не потянуть. Творчество французских минималистов для нас любопытно, но не в первую очередь. А вот если бы Ю.Ханон написал книгу о своем деде М.Савоярове — это было бы очень для нас как издателей интересно. С уважением, ген. директор В.Ф.Свиньин».^[19] — ....Далее многоточие и пауза.... Продолжение: пять лет спустя. — Памятуя о нестандартном ответе и заранее полагая «предложение» Свиньина полным фуфлом, тем не менее, я счёл нужным послать по прежнему адресу уведомление, что «очень для них как издателей интересная» книга — наконец, появилась (причём, уже вторая по счёту). И называется она «Избранное изБранного» (со ссылкой на соответствующую страницу). Вразумительного ответа на этот раз, впрочем, не последовало. Выждав два месяца (инкубационный период вылупления стандартного гада из яиц), в адрес Свиньина было отправлено благодарственное письмо.^{[комм. 21]} Несомненно, что оно произвело очищающий эффект (средний между катарсисом и пургеном), так что в середине января из Сибири пришёл седалищный ответ, почти феноменальный по своему недо...разумению. Очевидно, что кроме настоящих причин, г-н Свиньин зашёл куда-то совсем не туда и читал что-то совсем не то... «Здравствуйте, глубокоуважаемые <...>! Тот материал, который вы прислали (включая тексты по ссылкам), на меня, честно говоря, впечатления не произвёл. Я так и не понял, что из себя представляет первая книга, а что вторая. Тот текст, с которым я ознакомился, мне не понравился: написано очень претенциозно да и по содержанию о личности самого М.Н.Савоярова очень мало (всё больше о трубачах). В общем, на книгу не тянет. Так что, к сожалению, на данный момент основания для сотрудничества не вижу. Всего наилучшего, В.Ф.Свиньин».^[20] Само собой, никакого расчёта на этого «скромного издателя» у меня и не было. Однако..., свинское начало стало прекрасной заявкой на будущее продолжение, которое обещало быть, по крайней мере, не хуже...

8. Губин (фамилия сугубо губная) — по правде говоря, ни сном, ни духом не собирался включать его в этот дивный список (всё же, он «не слишком» издатель), даже и не вспомнил о нём поначалу, пока составлял страницу королевского внука, «облитого горечью и желчью», но увы, — он сам некстати напомнил мне о себе. Как говорится, подвернулся под горячую руку. Он... Читай: Дима Губин, не кто-нибудь. Собственной персоной. Как всегда, некстати. И как всегда — из радиоточки, торопливо сообщив граду и миру, что теперь он, оказывается ведёт канал..., свой маленький видеоканал, рассказывая о книжечках non fiction. Две минуты о каждой.^{[комм. 22]} Ну что ж, дорогой Дима, кажется, у тебя опять всё идеально совпало. Прямо, в одну точку. И жанр. И изображение. Ну давай уж тогда, расскажем о ещё одной книжечке..., которую ты лично... собственноручно спалил. Подчистую. Так, чтоб её больше не было. — Не берусь сосчитать, сколько раз ты за последние четверть века имел порожнее роскошество называть меня «гением» или «велiким». Над этим суесловием я насмехался всегда. Само собой, пустая болтовня. Фразёрство. Позёрство. Короче, всё как ты любишь. Но вот, единственный раз за четвертьв века нашего знакомства я обратился к тебе с просьбой. Пустяковой, как мне кажется. Тем более, для тебя, социального человека. Всего лишь — помочь найти издателя... для одной книги. И что же я услышал от тебя в ответ?.. — 1. красивый рассказ про то, как ты разбил машину за полмиллиона долларов, 2. ценный совет не сжигать свои партитуры и выложить всю свою музыку в интернет, 3. публичные сказки об «импатии людей» и равнодушии времён к «своим гениям». — Ну и ктó же ты сам после этого, дружище?.. Ты уже не раз продемонстрировал, что способен не только ничего не делать, но даже не отвечать за собственные слова. Как ответ: получи моё скромное письмо с окончательным расчётом за всё, что ты сказал и не сделал. Безо всякого умысла. Всего лишь дань моим правилам Чести. Сначала перчатка. Пощёчина. Затем всё остальное. Имей в виду: несделанное тобой не имеет и не будет иметь срока давности.^[22] Можешь суетиться дальше среди своего мира. Заслуженной прибавкой к твоей несомненной заслуге после всего будет «Внук Короля», вот ещё одна уникальная книжечка, (чисто, non fiction, не правда ли?) к которой ты столь непосредственно и обаятельно приложил ручку..., свою маленькую ручку. — Не хочешь ли теперь, после всего, рассказать о ней, дружище, в своём гуманитарном канальчике?.. И ещё о самом себе, немного. Как всегда...

8. Крусанов (фамилия сугубо условная) — при любом случае, я уж не стал бы перечислять здесь пустопорожние названия российских и питерских изд(ев)ательств, в которые я посылал предложение «из’Бранного» и от которых не пришло никакого ответа. Их молчальный список почти совпадёт с тем, номинальным, который вообще можно было отсеять из сети на ноябрь-декабрь 2017. А потому ограничусь избранным из того бранного, которое мне пришлось получить... от щедрот их одутловатого мира обывателей. — Пожалуй, этот отдельный Павел Крусанов (в данном случае, выступавший в качестве не г(л)авного редактора издательства Лимбус-пресс) и не заслуживал бы отдельного упоминания, если бы не его послужной список, слишком красивый, чтобы им пренебречь. — «И в третий раз старик забросил невод...» — примерно такими словечками я начал своё письмо в его адрес. Последнее письмо, непременно. Да покороче!.. «Отныне и никогда», — как говорили бравые альбигойцы (накануне). Да, и потому ещё оно стало последним, что до него, страшно припомнить, было первое и второе. В точности как в сказках (про белую корову). На первый раз он отказался «Задним числом», — причём, сделал это не слишком-то красиво. Второй его жертвой в сентябре 2011 года стал Альфонс, конечно. Наконец, после естественной паузы в шесть лет, он получил последнее письмо, в котором, кроме уже сказанного выше, значилось прямое обращение: «Нетрудно себе представить..., если Вы снова получаете моё письмо, в третий раз. И в последний. Соответственно, Ваш последний ход, Павел. Вы отказались от двух предыдущих книг. Ещё пять моих книг не изданы. Ещё три я уничтожил. Даю Вам последний шанс отказаться ещё от одного прецедента. Больше их не будет».^[25] Ответа не последовало, разумеется. Выждав почти месяц, отправил напоминание. И снова не сразу пришёл ответ, — несомненно, талантливый (по признаку краткости): «Письмо Ваше получил. Ознакомился. Посоветовался с руководством. Ваше предложение "Лимбус" не заинтересовало».^[26] — Ну что ж, и на том спасибо, дядюшка-кру(а)сан. В четвёртый раз я невод закидывать не стану...

6. Чикарова (фамилия ещё более условная) — пожалуй, мне было бы неприлично называть этого персонажа иначе, чем «тётя-Люба», настолько к ней не клеится любое другое имя. Но с другой стороны, какая же она мне тётя?.. — и тем более, она мне совсем не люба, эта тётя из гардероба, так что ограничу себя официально сухим и корректным: Любовь Иванна. Помнится, у блаженной памяти Эрика в самые тяжкие времена его жизни имелся весьма со’звучный план написать (исключительно на заказ) небольшую музыкальную комедию под названием «Росток любви». Однако, не прошло и года, как все его ростки были безжалостно обломаны — ещё в зародышевом состоянии, и вот, сегодня мы удовлетворённо созерцаем старое разбитое корыто: ни ростков, ни любви.^[29] И вообще ни хрена, с позволения сказать... — Собственно, это я про ещё одну тестовую попытку издания (малого вопля), упёршуюся всё в то же первозданное человеческое тесто. Не стану говорить: кто посоветовал мне написать в издательство «Росток» (это отдельная песня... бес слов). На удивление, ответ оттуда последовал бес промедления: «Уважаемый автор. Конечно, вы нас заинтересовали. Хочу посмотреть макет. Можно? С уважением. Любовь Ивановна».^[30] Как оказалось, оное издательство щáсливо располагалось на расстоянии прогулки от моего чердака, на полу полуподвальной коммуналки. Правда, дойти туда удалось только месяца два спустя, до такой степени удачно тётя-Люба демонстрировала нечто среднее между рассеянным склерозом и эффектом отсутствия. Но после визита началась совсем другая история: бездна восторга перед автором и его книгой плюс полная неготовность к изданию чего бы то ни было, кроме болтовни. «Вы такой яркий человек, прямой и саркастичный, с Вами так интересно разговаривать, заходите ко мне в любое время...» — это я раз десять пропустил мимо ушей. Единственным «препятствием» к изданию книги, по её словам, стало пресловутое «отсутствие нейтральности» стиля и текста: «ну надо же, — всплёскивала она руками, — у Вас на всё есть своё мнение!» — С самого начала её росток оказался резиновым, его главным свойством было тянуться до горизонта. — Попросив у меня в подарок «Воспоминания задним числом», она пришла в восторг от книги и торжественно пообещала: «а форзац я у Вас украду, это гениальная находка». Пожалуй, достаточно. Это вся польза, которую я вынес из этого общения, чудесным образом соединявшего хохляцкую скупость с каким-то пещерным антисемитизмом. Резина, впрочем, тянулась щедро, без ограничений. На второй раз всё стало яно: игра перешла в эндшпиль, дело дохлое, такой росток никуда не прорастёт. Последнее письмо от тёти-Любы я получил в августе: «Пока не готова. Я не в городе. Вернусь, сама дам знать. Л.И.»^[31] — Пожалуй, после этого можно было включать блокадный метроном. Спустя ещё полгода, так и не поняв, чтó именно она собиралась мне «дать знать», я отправил прекрасно...душной тётеньке благодарственное письмо. Безо всякой задней мысли, только несколько слов Прекрасной Прямоты напоследок. : «Драгоценная Любовь (Ивановна). Примите от меня вящую благодарность за своё полугодовалое молчание, даже не мычание. Как песня без слов сына Менделя. — Ну ладно. Я понимаю. Вы до сих пор не вернулись. Бывает. Все мы (как) на войне. Большинство не возвращается. Иные раненые (в жопу, что особенно почётно). А кое-кто и совсем... полёг. <...> Поскольку Вы якобы ничего не помните (из того, что не хотите помнить), я сейчас напом’ню. Вот Ваши слова (ровно год на зад): «Дедушку мы Вашего вернём. Это я Вам точно обещаю. Книжку выпустим. Не могу только сказать сейчас месяц и день». Спасибо за обещание. Месяц и день прошёл. И не один. Как видно, дедушку Вы вернули (туда, где он был), большое спасибо. А выпустить книжку... ну это разве дело? Просто пшик. В общем, теперь можете полюбоваться, какие красивые книги делает Ваше изд(ев)ательство Росток».^[32]

4. Гройсман (фамилия до предела условная) — а по имени дядя-Яков (издательство «Деком» из Нижнего), тестовое письмо которому я отправил параллельно с питерским «Ростком». Тем нагляднее выглядело местечковое соседство, что обе истории развивались параллельно: антисемитка и Гройсман.^[34] Отличия, впрочем, были почти гомеопатическими. «Избранное изБранного» я предложил (якобы) в книжную серию «Русские шансонье» (у них была такая и до сих пор есть). На следующий день пришёл ответ, хотя и слегка деревянный, но вполне деловитый: «Здравствуйте, уважаемый Юрий Ханон! Вы, наверное, знаете, что Михаилу Савоярову посвящена глава в нашей книге "Песни и развлечения эпохи НЭПа" (ДЕКОМ, 2015, автор М.Кравчинский).^[35]:275-278 Хотелось бы подробнее ознакомиться с содержанием Вашей книги. Из описания можно предположить, что это сборник стихов... Или это не так? Входят-ли в книгу Ваши более ранние материалы, написанные о М.Савоярове?»^[36] Силясь понять, какие-такие «более ранние материалы» имел в виду Гройсман, я не пришёл ни к какому выводу, да и вообще почти невероятно было представить: о чём он спрашивает. — Может быть, он имел в виду одну из здешних статей? Или моё последнее интервью? — Невероятно представить, поскольку этот старый пудрец почти не пользовался компьютером. А уточнить из первоисточника было почти невозможно, настолько он напоминал камеру-обскуру, стандартную на всякого-Якова.^{[комм. 23]} Запрошенные материалы (тестовые) он получил, причём, в том объёме, в котором ему захотелось. Особо трогательной деталью смотрелось его признание, что «стихи Савоярова ему не нужны, поскольку ими он не интересуется» (спрашивается: а какого вообще тогда чёрта!..) — А дальше..., тут что Нижний, что Средний..., как всегда началась история с недостаточной «нейтральностью изложения» и универсальными резиновыми изделиями (на все издательства). — Курьёзным образом, едва не битую неделю Гройсман (яков якобы) пытался «выяснить» очень с’ложную информацию: сколько может стоить издание такой книжки. Это напоминало бородатый анекдот: выясним, ещё траз выясним, и под конец опять выясним. Затем между строк стали появляться прозрачные намёки на многие трудности, с которыми приходится сталкиваться современному книгоиздателю в условиях современного мира, а также, что, кроме всего, имеется возможность издания книги «за счёт заказчика». Очевидно, здесь наметился кризис жанра: из дядюшки якова полезла паста. Не прошло и недели, как местечковую лавочку пора было закрывать, о чём я прямо попросил дядюшку из Нижнего. — Наконец, 3 февраля я прочитал почти с умилением: «шансов вернуть затраченные на издание деньги не вижу». — «...ах, простите, Яков. Если бы я написал такое, мне было бы стыдно до конца жизни. Ни разу ни за одну книгу я не вернул даже сотой доли потраченного. Все мои книги прецеденты. По форме. По жанру. Впервые на русском языке. Это подарок миру. Или я ошибся адресом? Может быть, Вы не издатель? Только книгопродáвец? Или, может быть, Вы решили впервые в жизни заплатить мне гонорар, слишком большой для Вашего издательства?»^[37] Получив подобный фикс, Гройсман пообещал, слегка пятясь, посчитать стоимость производства книги и сообщить результат. — Прошёл месяц. Затем два. Тишина напоминала очередной росток. Наконец, 5 апреля Гройсман получил от меня последнюю рекламацию.^{[комм. 24]} Ответное письмо Гройсмана носило удивительно точное название с адекватной самооценкой: «хамское поведение издателя». В тексте он облигатно извинялся, говорил, что ему «нет оправдания» и напоследок слегка подвирал, что «в связи с неблагополучным состоянием здоровья приходится резко сократить планы подготовки и издания книг в текущем году. В число отсеянных попадает и Ваша книга... Ещё раз примите мои извинения».^[38] — Подводя черту, придётся констатировать, что ещё один (еврейский) росток, вернее, сразу два — завяли «без права переписки» на радость погромщикам.

3. Захаренков (а это вообще не фамилия) — и по имени Захар (издательство «Вита-Нова»). Исключительно a parte, лицом к лицу. Пожалуй, тем и сильнее всего этот «Внук Короля», что решительно всё писаное здесь — артефакт прекрасной прямоты: прежде чем появиться здесь, оно было сказано (писано) не за глаза, а в глаза каждому из них. Начиная от самого распоследнего Свиньина и кончая — первейшим Псоем. Равно и А.Захаренков — после всего — получил от меня итоговое письмо с кратким перечислением своих заслуг и выслуг. Говорят, некоторые сказочки и с конца начинаются?^[11]:563 — Вот и пожалуйте, драгой Алексей, получите ещё раз это письмо, последнее в Ваш адрес:^{[комм. 25]} «...жаль, что Вы опять не ответили ни слова, Алексей. А ведь савояровская книжка могла бы стать ЕДИНСТВЕННОЙ действительно рукописью в Вашей серии «рукописи», где на самом деле нет ни одной рукописи. Вот уже год прошёл, как Вы (сидя за столом главреда Витановы) произнесли сакраментальную фразу: «я всегда держу слово, никогда не обманываю». Поскольку я сам всегда держу слово и одинок в этом качестве, я сразу обратил внимание на Ваши слова. Понимаете ли Вы, Алексей, что уже тогда обманули меня трижды, а теперь, спустя год – ещё два раза. Нарушив все свои обещания. Одно за другим. У меня нет цели от Вас чего-то добиться своим письмом. Пишу Вам об этом безо всякого пристрастия, но только в рамках «прекрасной прямоты». Чтобы Вы навсегда запомнили свой обман».^{[41][комм. 26]} И прежде всего, из контекста ясно: речь идёт о личном общении с главнюкóм «Вита-Новы», снобистского питерского издательства, которое ни разу не отвечало на мои заявки (как письменные, так и устные), так и не ответило на этот раз.^{[комм. 27]} Как же получилось, что их барин и феодал снизошёл до беседы и встречи с этакими отборными маргиналами, как мсье Савояровы: короли и внуки? — Отвечу: очень просто. Через чёрный ход, пользуясь их же узким клановым сознанием. Ещё первого февраля, в разгар переговоров с Гройсманами и прочими Ч., заранее понимая, чем дело пахнет и чтобез маузера договориться с этой с... публикой не удастся, я отправил Псою (Короленко) небольшую цитату из письма...^[29]:403 Эрика Сати (писанного сто лет назад, 1 декабря 1918 года).^{[комм. 28]} Разумеется, я не слишком-то надеялся, что «запад нам поможет»,^[42] но увы, альтернативы не было. Раз заставив себя барахтаться в лягушачьем бидоне ради эфемерной цели: издать хотя бы малый савояровский набор (из бранного), я попросту обрёк себя просить помощи у любого, кто не откажет. — И Псой не отказал: несомненно, это была наша «тяжёлая артиллерия».^{[комм. 29]} — Пружина клановой субординации сработала без осечки. Псою они ответили сразу. И даже мою книгу пообещали издать (и как будто собирались). Но в итоге — плетью обуха не перешибёшь. Мой прогноз сработал. Как видно по результату, пресловутая Витанова так и не издала ни одной моей книги, — да и не издаст... никогда. Нужно ли теперь описывать step-by-step, в чём они меня обманули, и в какое белоснежное гуано провалились все обещания Захаренкова?.. — Подумаешь, эка важность: сказал и не сделал. Обещал и кинул. Пустое!..^{[комм. 30]} — Вполне достало бы и одного того, что Псой-таки написал послесловие. Оно есть здесь. Оно есть и в нашем крошечном тираже (сепаратном).^[43]:352-361 Да вот только савояровской книги никакая «ВитаНова» не издала и в помине, наплевав на все свои «обязательно» и «держу’слово». — А началось, как всегда, с сущей мелочи: оказывается, «в кузнице не было гвоздя»...^[44] Как всегда. Кажется, до середины июля я ждал обещанного звонка и «обязательной встречи» в конце июня..., да так до сих пор и ждал бы, как барон фон Гринвальдус.^[45] — «Правда», он извинился. Год спустя.^[46] После моего деликатного укола шилом в его пятое измерение. Когда с ним и так уже всё было ясно (яснее некуда)... — Но увы, даже они, эти его извинения, — все мимо. Не в том. Не за то. И совсем в другое место. — В точности как у «Свиньина (и сыновей)»...

2. Булатовский (если это ещё можно так назвать) — а по имени Игор (издательство «Хладик-Пресс»). Пожалуй, ему..., этому герою и атланту следовало бы посвятить — отдельную страницу. Несомненный рекордс’мен, он единственный изо всех присных сумел превзойти личное достижение Захаренкова по числу в(о)ранья и шулерства на пути к цели.^{[комм. 31]} Привёл его Псой. Но и тот его едва знал.^{[комм. 32]} И вот какая удача: семерых одним ударом, после трупного вмешательства «Хладик-пресс» все наши тесты можно было закрывать. Пожалуй, никто больше Булатовского не смог продвинуть «Внука Короля» к окончанию поставленного «теста на вшивость». Не стану трудиться считать, на сколько градусов хладный «Хладик» опустил нас с дядей-Мишей. Кажется, этот классический господин-соврамши не сумел не обмануть ни в одном своём обещании, условии или уговоре, которые сам же и давал. В основном, бес спроса. За исключением только самых мелких и номинальных, пожалуй. Таких, которые раз плюнуть, и не стóит труда выполнить. А все прочие — по барабану: сам дал, сам взял. А потом ещё и песочком присыпал, чтоб «не так воняло». — И опять «не всякая сказочка с начала начинается»? Снова начнём с конца, как завещал великий кормчий... Памятуя, что правду говорить не всегда легко и не всегда приятно, но зато — всегда верно, если она заранее сказана в лицо. Причём, не раз. И даже не два, как это было в случае этого Б’латовского. А потому, чтобы не плодить скорбь и не рассказывать лишнего, опять возьму копию письма писателя Х к изд(ев)ателю Б. Очень милый текст, между прочим. Вполне достойный отдельного издания (томным трёх’томником в двух томах). Практически, переписка А.Чехова с Б.Су’вор’иным. Или П.Чайковского с Филаретовной фон Меккой... Кавычки открываются, фанфары, гонг! Приветственный удар в рыло... — Наконец, примите мою сердечную благодарность, Игорь. Вы – моё ярчайшее открытие в последние 20 лет. Спустя. За мелкую сумму всего в три тысячи рублей (= тридцать сребреников по курсу центробанка), Вы украсили новым рекордом не только мою биографию, но и посмертную славу Савоярова, а также краткую историю изд(ев)ательства над книгой «Избранное Избранного», первой савояровской книги за 100 лет. Подумать только, питерский поэт, основатель издательства Хладик пресс... Для начала обещал сделать доп.тираж и трижды обманул. Разницу положил в карман (чик). Затем обещал издать «изящно», а издал «по-дешёвке», точно из припева Савоярова. Сделал полиграфический брак. Обещал переделать. Гарантировал своим словом чести. И опять обманул. Пожмотился. Наконец, совсем измельчал, господин хороший: присвоил себе три экземпляра книги, дважды пообещал отдать за них три тысячи рублей, практически, карманную сумму, причём, назначил эту цену сам, и тоже сам дважды назвал срок, когда отдаст, затем дважды не выполнил собственное обещание и «сбежал с капиталом», не отвечает на письма и молчит как шура балаганов. Дивная картинка. Даже на гражданина Бендера эти поступки не тянут, только на вора-карманника.^{[комм. 33]} Стибрил три рубля и ещё полтора метра переплётного материала впридачу. Короче, всё, что попало ему в руки по дороге на Пискарёвку, к матери Родине. Разумеется, эта история слишком изысканна, чтобы оставить её при себе. Не слишком ли красиво выглядит нынче Ваше прекрасное досье, мсье мелкий лавочник?..^[49] Как говорил Эрик: «это не из тех вещей, которые забываются».^[29]:276 — Пожалуй, здесь бы и поставить жирную точку (выставив в качестве комментария ещё одно письмо из того же тома). Исключительно для же...лающих по’дробностей...^{[комм. 34]} Пожалуй, последней поэтической деталью в истории савояровского наследия стала наша встреча с Булатовским 7 марта 2019 года. Центр города (центрее не бывает). Дом, улица, фонарь... Мелкий снег. И вот, после долгого ожидания, я вижу, как вдали показывается человек с тремя серыми мусорными мешками в руках. Обычно в таких пакетах выкидывают во время ремонта битый кирпич или старую штукатурку. Но в этот раз внутри них были — книги. Наши с дядей-Мишей книги. — Феерический тест на избранное был с треском кончен...

1. Короленко (ну это уж точно не фамилия) — по имени Псой (издательство «Русское богатство»). Очень приятно слышать это имя, единственное среди всех прочих (здесь), к которому я не стал бы (здесь) протягивать ни единой претензии (кроме как только при...лично, кроме как только его же собственными словами). Особенно, после той удивительно тонкой и трогательной руки помощи, которую он (единственный в этом маленьком мире) протянул нам — с дядей-Мишей. И что толку теперь сетовать, что помощь эта иссякла в последний момент, когда была особенно нужна. Так бывает: ещё помнишь, что где-то здесь, в этом месте была рука..., — а там, оказывается, уже пусто. Никакой руки нет. — Да и правильно, что нет. Не вечно же ей болтаться где-то там, в пустоте. — Тогда же, 7 марта, получив три мусорных мешка с книгами, «с удивительным изяществом» испорченными мелким питерским поэтом, я уведомил Псоя об «успешном» окончании социального эксперимента. Итог: очередной allez! Достаточно. — Полтора дохлых года и полгода отборного глумления за избранный подарок. Ну, братья, поклон вам. Спасибо. Больше прожектов не будет, будет один Булатовский. Надоело выше ватерлинии. Первым этапом до конца марта я отправлю на тот свет «Внука короля», сожгу свои распечатки и сотру макет. Вторым пунктом до конца мая исполню савояровское распоряжение насчёт его архива. Все тетради с его отметкой «КУ» будут отправлены к праотцам. Жгу в последний раз. Жалко воздуха, друг мой. Дальше буду топить.^[52] Спустя три дня Псой прислал мне короткое письмо, пронзительное по своей интонации. Письмо, за которое я ему остаюсь благодарен до сих пор и ещё некоторое время (пока хватит взгляда) — на будущее... «Пытаюсь осмыслить происходящее, некоторое время ещё по другим делам буду вне интернета. Но пока что остаюсь с растерянно-уныло-оптимистической рожей, ибо упрямо отказываюсь верить и принять, что дело, в котором участвовал не кто иной как лично я, может закончиться так обидно, до непристойности грустно и глупо. Такого не бывало, и я всерьёз надеюсь, что такого не будет. Всячески постараюсь, по своему обыкновению, не дать силам абсурда и энтропии лишить меня ещё и этой девственности, а труд Ваш и Савоярова — их достойной судьбы».^[53] — Кажется, о таком нельзя было даже и мечтать. Удивительные, прекрасные слова. Спасибо, Псой. Громадное королевское спасибо лично от меня..., и ещё от обоих внуков впридачу. Что за дивная история, поистине, это было великолепно свёрстано!.. Бес тени иронии говорю это. Ве-ли-ко-леп-но. И точка... — Теперь меня, должно быть, ещё и спросят: ну..., и что же дальше? — Да ничего. Как отрéзало. — Нуль. Zéro. Конец сказочки... С той поры «удивительная рука» пропала (вместе со своей помощью, вестимо). Так, словно бы её и не было. Никогда. — Да, видимо, почудилось...

0. Внук Короля (что совсем уж явно не фамилия) — по имени Мх.Савояров, (издательство «Центр Средней Музыки»). Под...заголовок: сказка в п’розе. Датировка: 2016-2017. Примерная цель: закрыть антикварную рваную дырку, более чем столетней давности. Размер: два тома с прологом и эпилогом, почти полторы тысячи страниц. Состав: п’роза, стихи, эссе, повесть, роман, роман-с. Жанр, форма: талмуд, манускрипт, инкунабула, палимпсест, фолиант.^[13] Стадия: окончание срока. 7 марта 2019 года в главном кулуаре высшего суда было втихую заслушано дело о короле и внуке.^[11]:423 В ходе краткого прения дальнейшее существование прозаической сказки посреди этого не слишком-то по’этического мира было признано нецелесообразным.^[55] Причём, в крайней форме. Мнение судей было едино...душным. Голоса (не) разделились в соотношении два к пяти. — Социально детерминированный приговор был вынесен незамедлительно и приведён в исполнение спустя три недели. Между прочим, на том же месте, где не так давно проходил в качестве свидетеля «человек, похожий на поэта» — с тремя мусорными пакетами в руках, а также ещё несколько свидетелей, перечисленных (не)значительно выше. Согласно протоколу того же судебного заседания, савояровский архив (так назваемые «секретные тетради» со стихами и подмётками) проследовали за двухтомником спустя 66 дней, в конце мая того же года. Все билеты на последнее представление были раскуплены до дыр, — причём, задолго до указанной даты концерта. Публика бесновалась и била посуду: от партера до лож, от галёрки до потолка и от пола до пола. Наподобие — яйцá в кубе. Овации не смолкали в течение с’уток... Судя по всем перечисленным признакам, у них снова с’лучился так называемый «полный аншлаг»... с отложенным результатом. Затем — двери с треском захлопнулись, совсем как в той опере. Достаточно, господа...

«Концерт окончен!..»,

— как говорил король эксцентрики,

начиная своё очередное выступление...