Воспоминания задним числом (Виктор Екимовский) — различия между версиями

    Много, слишком много мыслей Вы во мне возбудили своей книгой.^[3] Поначалу я реагировал постранично, вступал в диалог или контр-диалог, с ES и, естественно с курсивным ЮХ. Но, прочитав книгу до конца внимательно (а по-другому с ней было нельзя, конечно) влез в ваши шкуры и почувствовал определённый негатив (конечно, для себя, любимого). Чтобы объяснить это ощущение, понадобится, наверно, оборотная книга с большим количеством страниц,^[4] но сейчас (может, после всего?) ^{[комм. 4]} ограничусь малым. Думаю, получится «Сумбур вместо музыки»,^[5] не без эмоциональных оценок,^{[комм. 5]} но и не как медицинский факт.
    Сразу распределю на три взгляда :

Сати,

Ханон,

Екимовский. ^{[комм. 6]}

Сати

    Здесь и говорить нечего: фигура харизматическая. Уникальная. Большая, Великая. И так далее.^{[комм. 7]} Спасибо Вам, теперь мы узнали его литературное творчество – фантастическое (и это объективно): <рядом с которым> Козьма Прутков, Хармс, Маяковский, Тэффи – ходят в коротких штанишках. Хотя, pardon, был ведь и Джойс с «Улиссом» и, особенно, с «Финнеганом».^[4]:350 Это языковые шалости – замечательные, юмористические, саркастические – чего стóит, к примеру, «бычья шея» ^[7]:186 или «маленький Равель» (149 см.),^[7]:188 даже крошечный. ^{[комм. 8]} Кланяюсь Вам за всё это – изыски его писем, и переводы, и публикацию. ^{[комм. 9]}

    Возможно, если бы Вы опубликовали все письма Сати и все его статейки и статьи отдельно – Ваше издание стало бы бестселлером в музыковедении. ^{[комм. 10]} Сати как лицо.^{[комм. 11]}

    Но Сати, к сожалению, был ещё и композитором, «композитором музыки».^[7]:294 И вот тут возникают проблемы – «гений он, или нет ещё»... У каждого есть свои пристрастия – тот любит Брамса, этот любит Булеза, а я, например, люблю Сибелиуса (не знаю почему, но третья часть 4-й симфонии, которую автор завещал исполнить на своих похоронах, меня трогает и я боюсь её слушать).^{[комм. 12]} Музыкальное творчество «композитора музыки» отнюдь не однозначно – двухтомник фортепианной музыки Peters’а у меня имеется, а других сочинений типа «Парада» я не знаю (только легенды). Тем не менее, у меня сложилось впечатление, что Сати как Кейдж – разбрасывал идеи (великие, провидческие),^{[комм. 13]} но ничего по-настоящему гениального сам не сделал. ^{[комм. 14]}

    Можно сколь угодно называть «задницами» того, с бычьей шеей или другого, с наполеоновским ростом, но у них состоялись Великие Творения (...Пеллеас,^[8] ...Дафнис...),^{[комм. 15]} и при этом не важно, что импрессионизм выдумал вечно нищенствующий с пропитой физиономией желчный и язвительный старикан по имени Эрик-Альфред-Лесли.^{[комм. 16]} Ну выдумал и выдумал.^{[комм. 17]} Кейдж тоже много навыдумывал (4’33”, подготовленный рояль, хэппенинги и т.п.), но разработали, довели до качества и количества его находки другие (кишка у первооткрывателя была тонка). ^{[комм. 18]} Также и другие пощёчины — дада, неоклассика, полистилистика, меблировка, минимализм и т.п. – замечательные, колоссальные прозрения, а где Настоящий Результат?.. Опять спёрли, украли, другие задницы типа Дариюсов и Франсисов... Для чего работал? Для чего жил? — вечное нытьё и ругательства, вечное попрошайничество и скабрезность... Да и друзей то у него не было — внешне куртуазность, а по сути всех обсирал.^{[комм. 19]} «Знаете, как собака бьющую руку лижет?..» ^{[комм. 20]} (В.Маяковский).^[9]

    Короче: как композитор Сати не получился на астральном уровне,^{[комм. 21]} но как личность — состоялся, и он Вам, Юрий, безумно близок.

Далее перехожу — к Вам.

Ханон

    Ваша позиция предельно ясна: Get out!!! — (Пошли вы все!..) ^{[комм. 22]}

    Вы — каноник. У Вас — доктрина. Без тени иронии, абсолютно честно и искренне, я безмерно уважаю и ценю людей, имеющих свои установки, и чем они безумнее, тем более привлекательны и интересны. Ну так поделитесь же ими!..., не будьте Симеоном-столпником, годами прозябающим на одной ноге со скрытыми в костяной части тела гениальными мыслями и идеями.^{[комм. 23]} В самом деле, ну не плевать ли Вам на их нормативное «общество»,^{[комм. 24]} которое вечно исторгает из себя глупости и гадости..., — разве здесь могут быть какие-то сравнения: кому нужны Ваши «дерениковичи» и Лу-и Ла-Луа?..^{[комм. 25]} Стоит ли обижаться на очередное Гуано (Сати), на Керубини (Берлиоз), на Пейко (Екимовский) или на Тищенко & К° (Ханон). Они же примитив, сплошное terre a terre (как говорил Ваш же Скрябин) — ну их всех в болото! Ан нет, Вы решили по-другому: раз так, то и музыку туда же. Уберу её подальше, за семь печатей и пусть они это переживают, что лишились уникального композитора.^{[комм. 26]} (Кстати, не получилось!.. — и для Вашей музыки наступило заднее число — Вы неосмотрительно выплеснули когда-то в этот бренный мир свой CD,^{[комм. 27]} и кустами-огородами он всё же пробрался куда-то)... Тоже, к слову сказать, неплохая иллюстрация к предыдущему пункту марлезонского балета.^[11]

    Ну и хрен бы с ней, с музыкой-то <так решил Ханон>, она ж — только средство.^{[комм. 28]} Займусь другим... — И занялся.^{[комм. 29]} И сделал книгу «Скрябин как лицо». Над которой витает эпиграф Гессе: «Только для сумасшедших». В литературе, а тем более в музыковедении, уже давно ничего толком не придумывалось. А вот поди ж ты, нашёлся некто Ханон, взял да и написал про Скрябина, да так, что и не знаешь, на какую полку положить сей труд – подобного слыхом не слыхивали и видом не видывали... Поставил, шельмец, в тупик: «био» — не био; то ли один, то ли двое; то ли XIX век на дворе, то ли XX... и ещё много других «то ли». ^{[комм. 30]} — Но вот, прошло ещё времечко, и пришла идея другой книги. Про Сати, значит...^{[комм. 31]} Тут вообще всё завязано морским узлом. Это ж надо такое придумать — дву’авторство! Вот это ход!.. Нашёл «себе подобного», настоящее Wahlverwandtschaften... по Гёте!..^[12] Единичная идея. Браво-во!..^[7]:560 Значит, в слово’писании ещё найти что-то можно, а в музыко’писании (это уже мой вопрос) — нет?..^{[комм. 32]} Что, музыка не заслужила дальнейших попыток поисков? Кишка тонка??? ^{[комм. 33]}

    А может, гораздо проще? То, чем мы все маялись в 1990-х — как писать музыку, когда всё уже написано — и ваши пост’модернистские опусы и консерватóрские скандалы оказались не более чем примитивным тупиком?..^{[комм. 34]} (простите за невольную дерзость, но все мы думали об идее продолжения НОВОЙ музыки)...^{[комм. 35]} Куда проще взять и уйти, не находя решения. Уйти в литературу, живопись, в оранжерею (наверно, уже хамлю, но не обижайтесь, я примитивно предполагаю). — Дайте, дайте посмотреть хоть одну партитуру,^{[комм. 36]} после всего.^[7]:633 — Куда Вы пошли, если пошли?.. Мы же одной крови, по Киплингу...^[13]

    И ещё: уйти — всё-таки легче, чем остаться. В жизни — не знаю, может это и сила, но в музыке — точно, слабость. Кстати: и Скрябин, и Сати так и не ушли...^{[комм. 37]}

— И теперь чуть-чуть, извините, третий персонаж.

Екимовский

    Так, видите ли, совпало, что в следующем году Ассоциации Современной Музыки стукнет два десятка лет, а я её председатель (после Денисова, ушедшего в 1996).^[4]:322 Данная очередная «Шестёрка» почему-то задержалась на этом свете, и вот теперь к её юбилею замыслился большой концертный «Парад». — Проще говоря, положение таково: я, как и другие её члены, должен выступить с новым сочинением, для чего, собственно, и нахожусь сейчас в Рузе с самыми благими (творческими) намерениями.

    Так, видите ли, совпало, что после Вашей книги я не могу сосредоточиться на этой никчёмной работе по написанию чёрненьких кругленьких значков на пятичленном стане. Вы и Сати выбили меня из колеи (радуйтесь!)..^{[комм. 38]} — Причём, вовсе не тем выбили, что я по-серьёзному восприял Ваш необычный проект (Ваша книга — произведение, сочинение, композиция), а тем, что Талантливые, Большие, Самостоятельные люди творчества не реализовали своих уникальных потенций и ушли (постепенно или сразу — не суть важно) от общества, не заметив, что в нём иногда присутствуют и ЛИЦА, пускай и не инвалидные, но всё-таки воспринимающие.^{[комм. 39]}

    И ещё так, видите ли, совпало, что именно в это время Владимир Мартынов презентовал мне свою новую книгу «Зона opus-posth или новая реальность», в которой он камня на камне не оставляет в философском осмыслении сегодняшнего, в настоящем времени, места музыкального творчества (а музыка для меня — самое главное, всё остальное от лукавого). Я по пальцам могу пересчитать, кого заинтересует его позиция — «эпоха композиторов заканчивается» — и подозреваю, Вы будете одним из этих пальцев. Ваша позиция Ухода срезонирует с этими размышлениями: серьёзными и убедительными.^{[комм. 40]}

    «Властную мысль свою скажи», — как говаривал Ницше. — Властную музыкальную мысль скажи»,... — добавлю. И тут Вы правы, пожалуй, и Мартынов тоже прав — её уже нет...^{[комм. 41]}

    Раньше в метро на одних дверях писали «выход», а на других «нет выхода». Увидев такую странную дилемму, психологи настояли изменить вторую надпись, — теперь вместо неё пишут «нет прохода». Не попали ли Вы (Мы) в ту же гипнотическую ловушку, отрицательно воздействующую на людей — «нет выхода»? Честно говоря, последние годы этот кровавый лейбл висит надо мной дамокловым мечом – всеми силами я пытаюсь уползти из-под него, но из прежде стремительной лани постепенно превращаюсь в двухсотлетнюю черепаху.

    Конечно, я снова о ней, о музыке. Она — дерево, ствол, хотя на нём имеются и ветки, и сучки, и листочки (по Вашему — отцы, дети, грибочки, ягодка, ягодицы...)

   В своё время я спокойно проглатывал суждения умных критиков,^{[комм. 42]} которые меня ничуть не терзали:
     Baletto — «Композитор хотел, наверно, просто зло подшутить над публикой» (Сов.Музыка);
     Мандала — «Очередное недоумение вызвало новое сочинение Екимовского» (Культура);
     Бранденбургский концерт — «Только не ошибся ли автор в этой достойной внимания бессмыслице?» (Musik Texte).

    Сегодня – Я сам себе критик. Безжалостный и терзающий. Каждое новое сочинение приносит мне (лично мне) всё больше боли, чем удовлетворения. И я близок последовать за Россини, Айвзом, Сибелиусом...^{[комм. 43]} И свою лепту в этот процесс вносит и Ваша последняя книга: если «Скрябин» невероятно взбудоражил и вдохновлял, то «Сати», к сожалению — наоборот.^{[комм. 44]}

    Не подумайте только, будто бы я хочу бросить какую-то тень на Вашу исключительную работу.^{[комм. 45]} Знакомо ли Вам ощущение белой зависти?.. Для меня это показатель наивысшей оценки и признания сочинения (проекта, акции и т.п.) — Так вот, дорогой коллега, я бы хотел быть автором Вашей книги.

— Это из разряда моих идей...^{[комм. 46]}

    Вот, вручаю на Ваш суд мой получившийся «сумбур».
                Засим и остаюсь всегда искренне Ваш  В.Е...  (16.7.9.21.) ^[14]

    ...столько тут Вы мне всякого наговорили-наделали-написали, что не сразу даже и соберусь решить, за какое место мне впервой хвататься и с чего начать освещение своих тёмных сторон... Особенно если учесть, что рукописное «писисмо» Ваше шло до меня русской низменностью почти двадцать дён (наверное, пешком), а потому и Вы сами уже, верно, многое позабыли из того, на что я собираюсь здесь днесь отвечать. А посему и придётся мне ныне покорпеть на славу и соорудить ради Вас предупредительный «цитатничек Мао Екимовского», чтобы Вы равно и на себя любовалися, и на меня дивилися. Но ради такого уникального случая (что, прямо скажу, не всякую жизнь случается) — ничуть не грех и потрудиться. Конечно, куда лучше и точнее было бы говорить с Вами изустно и прямо в уши, чтобы и реагировать сразу, и пояснять где неясно, но раз уже всё случилось «так-нетак» — стану нанизывать буквицы на бумагу да надеяться на Ваше вящее & сущее Понимание.

    И прежде всего ^[21]:7 — спасибо громадное & нижайший поклон Вам за живую, живую, трижды живую реакцию. Одинаково не избалованный ни реакциями, ни живыми, я очень тронут (и практически, тронулся)..., тем более, думаю — что Ваш отзыв на мою книгу станет первым и последним. — Вокруг меня уже почти никого и не осталось, чтобы отзываться..., тем более — так. Ну представьте себе, если Вы (почти со мною не знакомый) стали первым «настоящим» читателем (задним числом) — так будет ли у меня какая-нибудь речь от «второго», тем более, такая точная и по существу? Но более всего — спасибо Вам, что Вы подтвердили мою правоту. Это было самое драгоценное — узнать от Вас, что я не ошибся. Когда годами разговаривал с Вами (через тот самый корешок на полке) о том,^{[комм. 51]} что Вы мне теперь сами — и сказали. Не ошибся почти ни в чём, ибо это тот самый Вы и были. Так же, как не ошибался я, разговаривая со Скрябиным, Сати, Алле, Нитче или Хармсом.^{[комм. 52]} Свидетелем двух из этих разговоров Вы уже — стали.^{[комм. 53]} Сейчас у нас с Вами наступил третий, как видите.

    Однако — немного к делу. Следом за Вами, чтобы не потеряться в катакомбах вялого мозга, распределю писисмо своё на три взгляда:

Сати...,

Ханон...,

Екимовский.... ^{[комм. 54]}

    И вот для начала, так сказать, ради разбега:

Сати...

    Встречный поклон Вам за высокую..., даже высочайшую оценку моего и Эрика литературного труда. Но должен сразу заметить (хотя, как мне кажется, и в «Прежде всего» и «После» об этом сказано очень точно) что «вступая в диалог или контр-диалог, с ES и, естественно с курсивным ЮХ» было бы важно понимать, что такой черты разделения в книге реально не существует. И если серый курсив действительно везде мой, то из этого ничуть не следует, будто прямой шрифт — всюду его. Ни одного текста Сати я не оставил нетронутым, (кажется, там отчётливо сказано: от одной пятой, до пятикратного!.. вмешательства).^[21]:634 И должен Вам признаться, что многие его штуки, трюки и выходки стали на порядок лучше от этого вмешательства, перешли из разряда заметок или записок — в настоящее искусство, а некоторые и вовсе образовались из «ничего». Говоря точнее, кое-каких текстов Сати вовсе не писал или только собирался их написать (при известном повороте ситуации). — Вот такой расклад, в общем. Так что у «литературного творчества Сати» действительно образовалось два автора..., в последнее время. В этой связи очень тронул и позабавил меня, например, этот Ваш пассаж: «языковые шалости – замечательные, юмористические, саркастические — чего стóят «бычья шея» ^[21]:186 или «маленький Равель» (149 см.),^[21]:188 даже крошечный. Кланяюсь Вам за это — изыски его писем и переводы, и публикацию»... Оба означенных примера Вы выбрали точнёхонько как в английском сервизе — у самого Сати ни «бычьей шеи», ни «малюсенького Равеля» НЕТ и в помине. Всё это он только имел в виду или думал втихомолку, если угодно, но стыдился произнесть. Да.

    И ещё одно маленькое «апропо»: вот Вы говорите мне «спасибо за публикацию»... И я отвечаю: «не за что». Виктор. — Именно так, в прямом смысле слова. Ведь я ничего не опубликовал. Я просто сделал книгу и отправил её Вам. Никакого публичного тиража книги нет, возможно «пока», а может быть, и впредь не будет. Получив в своё время серьёзную цепочку подлостей «от них» (и издавая Скрябина четыре года вместо обещанных четырёх месяцев) я более не вступаю в другие отношения с издателями, кроме как деструктивные. Не стану углубляться в подробности, хотя и здесь у меня есть, что Вам сказать для пущего понимания. И вот, закончив «Воспоминания задним числом», я задал себе точный вопрос: «что тебе мешает впредь писать книги так же, как и партитуры, чтобы их никто не видел?» И ответил: «Ничего». Это — последняя книга, которую увидели (хотя заметьте, я пока точки не поставил). — Ну да это так, словно бы пустяк, замечание по структуре разговора. Дальше Вы стали говорить о более важных для себя предметах.

    «...Тем не менее, у меня сложилось впечатление, что Сати как Кейдж – разбрасывал идеи (великие, провидческие), но ничего по-настоящему гениального сам не сделал». Честно говоря, я даже и не стал бы Вам возражать, поскольку этот предмет (а именно: музыка) мне вообще не кажется и никогда не казался достойным отдельного внимания. Но тут дело идёт о Сати и, как мне кажется, о принципиальной ошибке. Если Вы читали мои старые «интервуэ»,^[22] я всегда говорил, что Скрябин — больше чем музыка, а Сати – меньше чем она.^[23] И сразу сделаю акцент: в этом контексте слова «менее» и «более» — не есть оценка. На мой взгляд это подвиг равной тяжести, поскольку смысл его состоит в том, чтобы не вписываться в обыкновенные человеческие стандарты профессиональных занятий и преодолевать навязанные клановые функции. Короче говоря, они оба (как два некитайских болванчика) торчат вон из своего дела, хотя и в разные стороны. Но в результате Скрябин и Сати «более-менее» равны в своих достижениях. А вот сравнение Сати с Кейджем, признаюсь — меня чуть покоробило (несмотря даже на мою некоторую человеческую благодарность Кейджу).^{[комм. 55]} Всё же, они находятся на разных концах человеческого бревна. Во-первых, Кейдж безнадёжен. Он — всего лишь музыкант. Не меньше и не больше. Вдобавок, тусовщик, пустобрёх и паразит (не в смысле оскорбления). Вот Вы пишете: «Кейдж тоже много навыдумывал (4’33”, подготовленный рояль, хэппенинги и т.п.)» В том-то и дело, что Кейдж — типичный скопец, он сам ничего не выдумал, а только компилировал чужие идеи и сеял как свои (только уже в другие времена). Такая у него функция была, видишь ли: сеятель. «Минимализм репитативный» — он стянул из Меблировочной музыки и ранней пьесы «Vexations» (впрочем, этого факта даже не скрывал, за что ему отдельное спасибо). Его подготовленный рояль Сати кое-как подготовил ещё в «Ловушке Медуза» (если здесь вообще можно говорить всерьёз о каком-то «открытии»). А 4’33” — это простое повторение «Траурного марша на похороны великого глухого» (1896) дядюшки Альфонса Алле (приятель и земляк Сати, умерший в 1905 году). А хэппенинги — на мой вкус — это и есть чистая тусовка и перепев: заимствовано полной мерой у ранних дадаистов, сюрреалистов и проч. — Ну да хрен бы с ним-то. Даже не стоило бы разговора. — А важно вот что: Вы сами говорите, что не знакомы с главными вещами Сати, а потом (словно позабыв об этом) сами же и воспрошаете гневно: «а где Настоящий Результат?..» — Забавный финт (ушами), Вам не кажется? Да ведь есть он, результат, Виктор, есть (хотя даже и этот вопрос мне не кажется принципиальным, поскольку он опять находится в профессиональной, то есть, клановой области). Прежде всего, результат в том, что это менее чем музыка. И пускай — здесь моя аранжировка, но Вы не можете не признать, что даже для постороннего уха это слышно и работает — а иначе почему бы Сати стал одним из самых исполняемых композиторов ХХ века — спустя полвека после смерти?.. Его музыка слишком явно отличается..., «после всего». Она слишком оригинальна, чтобы не броситься в глаза и уши многим пресыщенным и пресытившимся от однообразия профессиональной замазки. И к тому же, если Вы отчего-то не знаете Парада или Сократа, но слышали «Дафниса», из этого же вовсе не следует, что есть только Дафнис, а Сократа — нет... Смешно. Это Вы немного впали в полемический задор, как мне кажется. На мой взгляд, «Прекрасная истеричка» или «Синема» выбивает искру сильнее любой манной каши (это я про Дафниса). Да и список «пострадавших» именно от музыки Сати, а не от его идей — значительно длиннее, чем вы предполагаете. Тот же маленький Равель (вместе с бычьей шеей) — ведь он вовсе не на идеях Сати вырос, а на его чудовищных опытах (ранних). И Пуленк, и Орик, и Мийо, и Соге, и Франсе, и прочие микроцефалы также учились именно на музыке, такой в ней чудовищный пороховой заряд идей. Это по ним очень видно. Слушаешь их — и сразу видно, откуда ноги растут — именно музыка Сати их сделала, а всё равно нет у них этого выхода за грань собственного занятия, они как были музыкантами, так и остались. Не больше (как Скрябин) и не меньше. А у Вас, Виктор, этот выход за грань всю жизнь был..., как уши торчал из под земли. А Вы обратно всё запихивали, сами не знали — зачем... (зато я знаю).

    Всё это время откровенно принуждаю себя говорить о музыке, и никак не могу избавиться от ощущения, что говорю о каких-то мелочах. Но если продолжать о ней, то от себя (если пожелаете), готов сделать и прислать Вам диск с «бест оф Сати». — Только нужно ли это Вам? И разве об этом вообще речь? Равель, Дебюсси... Результат их (в отличие от Сати) вовсе не в том, чтó именно они сделали, а прежде всего в том, что они — часть системы, профессионалы, люди клана, они были на своём месте и среди своих, там они и взяли своё. — Вот и всё. (Ну представьте, например, себя со своей музыкой среди пигмеев Малави или гамадрилов Египта, хорош бы там был результат). А таланта у них было ничуть не больше, чем у Сати, если можно измерить. Мне так видно. Впрочем, судите сами: ведь я в книге нигде не защищал «вечное нытьё и ругательства, вечное попрошайничество и скабрезность»... Как раз (если Вы меня точно понимаете) это всё (хотя и вынужденное) мне совсем не близко. А вот неблагодарность, неряшливость и грубость я действительно не люблю и считаю качествами плебеев, дворняжек. Вот Вы, Виктор, человек аккуратный и благодарный, каких мало..., что выдаёт в Вас... несомненного инвалида... Хотя Вы отнекиваетесь и не признаётесь. А не признаётесь потому, что субстратный страх срабатывает, авто’защита. Ибо в отличие от меня и Сати — Вы не прошли «точки не’возвращения», у Вас «здесь», в человеческом мире нормы оставалось больше, чем «там»..., и всю жизнь Вы довольно успешно пытались вернуться назад к норме, к «ним». Я не слишком неясно (коротко) выражаюсь? Вот, например, посмотрите..., как раз из этой области (ракохода и возвращения), что за дикая мысль у Вас в письме проскользнула: «...да и друзей то у него не было – внешне куртуазность, а по сути всех обсирал»... Как будто отсутствие друзей — это какой-то недостаток, или дурной признак, или даже порок... В этих Ваших словах чистейшая эманация коллективного (бес)сознания. Отсутствие друзей — не порок, а проблема: боль, сжатие. Или наоборот: свобода, выдох. Вот у меня, например, нет друзей, хотя я всегда сожалею об этом. Это — боль. У меня характер очень верный, но мои так называемые «друзья»..., они один за другим допустили не’допустимые подлости (человеческое, слишком человеческое, не так ли?..), чтобы впредь оставаться «друзьями». (Здесь моя история похожа на Сати). — И свой «Дебюсси», очень похожий, у меня тоже был. Только человек он куда более ничтожный, я очень серьёзно повлиял на него, по существу просто Сделал, но потом он бросил искусство ради реализации превосходства над людьми в самой примитивной (денежной) сфере. В результате к концу жизни вместо друзей у меня остались только должники и клопы. Я сейчас не стану разбирать отдельно генезис проблемы, конечно, причины здесь также и в структуре характера (моего). Здесь и теперь — только о результате. Ну..., скажите на милость: когда Клоп Дебюсси отдыхал на взморье, а Сати в это время голодал и сидел без медяка: здесь чья куртуазность проявилась?.. Впрочем, прошу прощения, ведь и это тоже по сути не важно, поскольку безнадёжно частный вопрос. Terre a terre... Кошмар какой..., только поглядите, ещё только первую треть от’писал, а уже целый роман получается... В стихах.

— Срочно перехожу к Вашей второй части. — Спасаюсь бегством.

Ханон...

    «Ваша позиция предельно ясна: Get out!!! — (Пошли вы все!..)» — Виктор..., не слишком ли Вы опять упростили?.. Я и сам, грешным делом, считаю верным упрощать, но — желательно не уклоняясь далеко в сторону... Если для меня тяжело и несвойственно функционирование в социальных системах, если по природе своей я почти неспособен к жизни в клане или в обществе и если я по возможности сократил эти непродуктивные затраты из своей жизни, в таком случае, пожалуй, можно сказать, что в самом деле случился «Get out». Но выводов таких (как у Вас далее по тексту) всё же делать не стоило. Ведь это уже недопустимое упрощение, сказать, будто бы я всерьёз послал «дерениковичей и Лу-и Ла-Луа. Стоит ли обижаться на очередное Гуано...» Опять Вы впали в полемический задор и пронеслись мимо поворота. Ну Вы хотя бы фактическую основу, что ли, припомнили бы. — Когда я ушёл? 1992 год. Это же было решение не в сердцах, а принял решение заранее, и отказался вовсе не от Ти-щенков, а прежде всего, в ситуации большого успеха послал к чертям навязчивых кинорежиссёров, отбросил десятки предложений на постановки и музыку, выкинул телевидение и журналистов, короче, отмёл всякую суету. И даже более того, я Вам уже говорил, что именно из-за них (этих Ти-щенков) я принудил себя как раз не уйти, а прийти: ровно на те два-три года (1988-1991), которые я (как дядя-Вася или Равель) примерно исполнял роль социальной морды. Если бы «это самое Гуано» как следует не съездило меня по кумполу в Консерватории, так я бы ушёл сразу, без этих трёх лет инъекции. Но в таком случае (sic!) Вы бы сегодня про меня ничего не знали. — Ну да оставим, это ещё впереди... Кстати, а Вам известно ли, что означает очень кстати упомянутая Вами фамилия «Мнацаканян» (дереникович) по-армянски? «Мнацак» — это пустое место, а «Мнацакан» — маленькая дырочка на пустом месте. Во всяком случае, так мне рассказывал (по секрету) его земляк (и его же студент), композитор Попов (Саша Попян) — мой (бывший) однокурсник. Вот от него, значит, от этого коллективного «Попяна-Мнацакана»-то я и ушёл, аки колобок. От пустой суеты... — А что, Виктор, разве Вас никогда не коробило и не утомляло это в высшей степени изящное толкание-пихание со своими коллегами (конкурентами)... у края музыки? Тёплое чувство локтя, бока, плеча, задницы... И если мне не нравится это чувство, так за что же меня здесь укорять? Никогда и ни при каких условиях не поехал бы в дрезденское издательство Be-la-eff..., наряду с этим обаятельным Армяном Мкртчаном (пардон, позабыл фамилию), которого Вы обрисовали всего в пяти словах...^[4]

Только не подумайте, это я говорил вовсе не Вам в укор..., если желаете, а себе — в оправдание. И только.

    Теперь о доктрине и установках. «...Ну так поделитесь же ими!..., не будьте Симеоном-столпником»... — Виктор. Откуда Вы такое взяли, что я «не делился»? И раньше делился (прям, как инфузория), и до сих пор делюсь. Только это дело очень серьёзное и называется не просто так, а «суггестия». Доктрина без практики — всего лишь теория, философия. Я в такого клоуна никогда не играл. И никогда не совершал «знакомство» с доктриной по своему желанию (из праздного любопытства), но только по «заявке». При этом по результатам знакомства в самом деле меняется вся картина жизни. И таких людей вокруг меня набралось за жизнь немало, уж всяко — больше десяти. Несколько из них, которые никогда рисовать не умели — внезапно стали очень интересными художниками (причём, это только побочное последствие). Но увы, большинство людей пусты по своей природе. Результаты доктрины многие употребляют на утверждение собственного превосходства над окружающими. Но Вы же говорите совсем о другóм предмете..., когда произносите слово «поделитесь», и я это ясно вижу, хотя и не говорю. <...> А потому здесь уже я задам Вам вопрос — «зачем же было уходить, чтобы потом делиться». Конечно, я оглядываюсь, но только иногда. И ещё, вот что важно — Вы же сейчас именно со мной разговариваете, и пишете мне обо мне, именно потому нам лучше было бы разговаривать изустно, чтобы было меньше ошибок или непоняток. — Вот Вы говорите: «для Вашей музыки наступило заднее число — Вы неосмотрительно выплеснули когда-то в этот бренный мир свой CD». И представляете, каково мне читать о своей «неосмотрительности», когда я попустил её — намеренно и однократно. Единственный диск — и всё! Баста. (Хотя было даже время, когда я подумывал выплеснуть и второй, ради прецедента, но всё же — удержал себя). Но не только диск! Так же специально, как и сделал один фильм (практически, ради Оскара, хотя и заранее не зная его названия) — сделал и всё! (Там, правда, не так гладко получилось и меня Сокуров буквально уломал на вторую не нужную мне добавку). И то же самое с прессой и ТВ. Не «неосмотрительно», а однократно нарушив собственный запрет, ради... уже говорил чего. А пресловутый CD — что толку преувеличивать его значение. Есть он или нет — почти без разницы. Это всё равно, Виктор, Вы же и сами отлично понимаете всю очевидную недостаточность и ущербность маленькой человеческой жизни с её системой ничтожных ценностей. После одного исполнения, после двух или после 149 — всё равно настаёт одна и та же тишина. Я не стану выражаться жёстче, но ведь и Вам всегда было этого МАЛО. Вы же заслуживали несравненно большего, чем быть «одним из коллег», или «даже» главой «Ассоциации СМ». — Вы чувствуете, к чему я клоню?..

    А Вы изображаете меня так запальчиво: «...ну и хрен бы с ней, с музыкой-то, она ж — только средство. Займусь другим. И занялся. И сделал книгу Скрябин как лицо». — Опять не так, Виктор. На книгу «Как лицо» у меня ушло три месяца. Три. Точно так же, как и на «Воспоминания задним числом» (правда, здесь ещё столько же пришлось угробить на полное оформление продукта, рисунки и макет). И вовсе не было такого, что я сидел и решал, что «хрен с ней, с музыкой, займусь другим». Всегда занимался и тем, и другим, именно потому, что всё это есть «средство» — для овеществления доктрины. Вот что важнее всего. Доктрина сама по себе в воздухе не висит, её «материализовать» надобно. Ради чего существуют все средства на свете: музыка, словечки, букашки, картинки... Кстати, даже в прямом смысле всё было одновременно, буквально во время написания «Скрябин как лицо» я сделал «Удовлетворительные пьесы» (Pieces Saties’faisantes), полуторачасовая штуковинка для фортепиано. И теперь во время работы над книгой «Сати задним числом» писал кусками «Карманную мистерию» — забавное перекрестие (опять Сати-Скрябин), не правда ли?..

    Обратите внимание, Виктор, Вы время от времени выдумываете себе какого-то другого Ханона, более примитивного, чем я есть..., видимо, чтобы ему было «удобнее возражать». Но честное слово, я Вам менее всего нужен именно для этого — для возражения. Сами увидите. Но прошу Вас, имейте в виду, я нисколько не досадую на Вас и благодарен Вам за Ваше внимание так, как это вообще редко бывает. Потому что я Вас вижу и понимаю. Очень вижу и очень понимаю. И при том Вы невероятно высоко оценили мой труд над двумя этими книгами... «Единичная идея. Браво-во! Значит, в слово’писании ещё найти что-то можно, а в музыко’писании (это уже мой вопрос) — нет?.. Что, музыка не заслужила дальнейших попыток поисков? Кишка тонка???» — Здесь я улыбаюсь. Если Вы книгу прочитали, значит «в словописании найти что-то можно», а если музыки не видели, значит уж точно «кишка тонка...»

    Но всё же думаю, что сказанное Вами близко к правде. Скорее всего, мои окусы за последние два десятка лет не произвели бы на Вас такого впечатления, как книги. Всё же Вы — музыкант куда больше, чем я. И Ваша коробочка основательно замусорена жизнью в среде композиторов и музыкантов. Вот, например, когда я писал свою пятичасовую фреску «Перелистывая людей» — я и слыхом не слыхивал, что, оказывается, это у многих современных копозиторов такой концертный театр и оркестранты бродят туда-сюда. Писал вчистую — для бродячего оркестра, да и из чисто гуманитарных соображений (представьте, каково сидеть без туалета пять часов, ещё засудят за нарушение трудового права, чего доброго). Знал бы, что это общее место — так, глядишь, и не написал бы вовсе эдакую «дрянь». А на диске, кстати, Вы видели мои штуки периода «югенд» (22-25 лет мне тогда было, едва не студент), они гораздо более музыка, чем спустя год, два, пять... «Пять мельчайших оргазмов» — они ещё отрабатывали способность ячеек языка вмещать смыслы. Там даже музыка — отчасти цель. (Это, между прочим, я не сейчас говорю, задним числом, а тогда совершенно сознательно объявил для себя период отработки приёмов). И с каждым годом по избранному пути музыка всё более средство становилась (просто так: средство и средство), как и всё прочее. Теперь мне уже совсем на профессию плевать. Музыка превратилась в субстрат, агар-агар для какого-то хрустального театра идей, в котором неспешно выращиваются «золотистые шарики» ради уничтожения воображаемых остатков мира.

    Вот Вы пишете почти в сердцах: «...простите за дерзость, но мы все думали об идее продолжения НОВОЙ музыки» — и что?.., Вы представляете, меня Этот предмет никогда не интересовал!.. Формальная часть творчества для меня была важна только в качестве способности исполнять функцию орудия в рамках общей задачи. Зачем для этого «новая музыка»? Кстати, именно за это я и пенял Скрябину. Он слишком увлёкся формой, а в итоге вместо Мистерии влетел — в историю музыки (да и то, в качестве «тупика», глухого аппендикса). Новатор этакий, вишь ли, из него получился. Так что никакого «решения» формы я никогда не искал. А вот что мне было действительно важно — это заставить музыку работать на резонанс. А Вы меня укоряете, что «...куда проще взять и уйти, не находя решения. Уйти в литературу, живопись, в оранжерею (наверно, уже хамлю, но не обижайтесь, я примитивно предполагаю)...» — Ох, Виктор. И здесь я совершенно не понимаю, «куда я ушёл». Литература?.. — всего две книги по 700 страниц за 14 лет. Кстати, тут у Вас ещё одна малая неточность затесалась: «Но вот, прошло ещё времечко, и пришла идея другой книги. Про Сати, значит...» Не так. Эти две книги — они были задуманы и (внутренне) сделаны одновременно, в 1992 году. Я положил себе за обязанность: сделать их за время своей жизни. «Стал должен». И тогда же записал у себя в «Мусорной книге»: надеюсь, у меня хватит сил и терпения отложить «Воспоминания задним числом» на десять лет, не менее»...^[24]:119 И ещё, насчёт сил..., если бы Вы знали, чего мне стоила эта работа. Совершенно больной от хронического стресса, в окопе, на износ. Закончив текст книги и первый раз «похоронив» Сати,^[21]:631 в первую же ночь потерял сознание, упал и разбил себе голову о батарею отопления (благо, они у нас чугунные). Море крови. Закончив макет и второй раз «похоронив» Сати заболел так, что и вспоминать не могу, ужасно, целый месяц болел его «картофельной болезнью», первый раз такое видел.^[21]:454 Не мог ни сидеть, ни лежать. Врачей, само собой, презираю как истовый инвалид. Никогда к ним не обращаюсь, и даже когда ногу сломал — сидел в норе и зализывал раны. Жизнь тотальна, Виктор, нельзя в одной её части быть «как все», а в другой — особенно. Да, ну это детали. Возвращаюсь к Вашему «Уйти в литературу, живопись»... Живопись — она ведь и того паче, совсем с гулькин нос, кстати, только на прошлой неделе мне пеняли, что я «создал принципиально новую технику работы с маслом и нигде об этом ничего не говорю». В ответ только пожал плечами. Ерунда. Масло масляное. (Опять клан, профессия, форма, больше ничего). — Не путайте, Виктор, прошу Вас..., я же не из музыки ушёл, а из обывания, из кланов, из суеты человеческой. За эти годы я написал примерно три десятка партитур, каждая из которых длительностью от часа — до пяти, а теперь работаю последнюю, 50-часовую пакость, «Карманную Мистерию». Со мной в этом вопросе вообще разобраться очень легко. С самого начала я наверное знал (решил), сколько числом у меня будет окусов, какие, чем дело кончится, когда я завершу писать музыку вообще и что сделаю затем со всем своим рукописным наследием. Вы что, думаете, я в шутку свои партитуры «спрятал»? В своё время мне пришлось очень серьёзно преодолеть внутренние человеческие перегородки, и прежде всего — свои собственные. Главное — есть решение и есть воля его выполнить, несмотря на собственную боль и страх. Простите за лирическое отступление. Пожалуй, с Ханоном на этом пора бы и «кончать».

— Ещё ведь впереди у нас осталось самое главное: Виктор.

Екимовский...

    С места в карьер... Вот Ваши слова, Виктор: «...так, видите ли, совпало, что после Вашей книги я не могу сосредоточиться на этой никчёмной работе по написанию чёрненьких кругленьких значков на пятичленном стане. Вы и Сати выбили меня из колеи (радуйтесь!)..» Пропуская мимо глаз и ушей Вашу «убийственную & иронию», я вынужден с поистине сибелиусовской сериозностью объявить Вам: нет, не радуюсь. Нисколько. Ничуть. — Более того, Ваши затруднения оказались для меня, пожалуй, самым огорчительным (и даже неожиданным) фактом из нашего со-общения за всё последнее время. Я совершенно сериозно не считаю свою книгу проблемой или тупиком (напротив, это путь во всех смыслах слова!..), и нисколько бы не желал, чтобы Ваша чудесная (почти детская) открытость, с которой Вы втянулись в эту рискованную дверь, послужила поводом для плохой остановки. Напротив того, я до сих пор у’прямо & у’порно полагаю именно для Вас, Виктор, «После всего» — громадной возможностью для нежданного освобождения от беспросветной человеческой жизни,^[21]:637 которая постоянно сковывала и сковывает Вас при помощи своего достаточно примитивного набора хирургических инструментов. Главный из них — сам человек, конечно, который всегда при Вас. Это примитивное животное постоянно лезет к Вам со своими «положительными установками», оно любит, когда ему хорошо и не любит, когда — плохо. Это оно постоянно лезет к Вам со своими стайными клановыми ценностями, потому что от рода ему известно, что необходимо быть при стае, держаться за связи и знать субординацию (правила игры). Это оно постоянно требует от Вас потребления и удовольствий, ибо по природе своей это животное лениво, грубо, глупо, жадно и жестоко..., оно любит пустое времяпрепровождение, путешествия и прочее дерьмо, называемое «маленькими радостями» и прочими ритуалами <...>. И из этих мелочей состоит бездумная повседневная жизнь, но за них приходится слишком дорого платить, ибо кто живёт субстратом, тот и есть субстрат. Вы в своей жизни никогда не смирились совсем с таким положением, однако и отказаться также не были готовы. — Да. Это и есть тот самый «порог невозвращения», который я перешёл невозвратно, а Вы всё-таки вернулись, хотя и никогда не забывали, чтó там увидели.^[25]:379 Поймите меня верно, порог (граница) — это и метафора, но и чистейшая конкретика, физи(ологи)ческая и социальная. Вы же сами теперь настаиваете, что «не инвалид», но только «сочувствующий», то есть, Вам иная жизнь интересна и хочется к ней прикоснуться. Парадокс, однако. Так не бывает. За всё приходится платить, Виктор. И за отказ от «невозвращения» — очень высокая цена. Она называется — возвращение. Со всеми вытекающими и втекающими обстоятельствами и платежами.

    Ещё одно удивительное дело... Постоянно корю себя, что разговариваю с Вами «в неподобающем тоне». Но увы, — ничего не могу поделать. Сколько раз я выдавал своё точное определение: «Возраст следует считать не от начала жизни, а от её конца».^[24]:169 Вот-вот, я как раз об этом. Понимаете ли, никак не могу избавиться, разговаривая с Вами, что я старше Вас лет этак на тридцать..., и не могу внутренне не ответить на такое сопоставление. Всё время что-то разъясняю, втолковываю, раскладываю, в общем, веду себя как учитель: придурок по долгу. Но увы, об этом же я с Вами часто говорил (заочно) и предыдущие девять лет, сквозь обложку А-монографии.^[4] И в самом деле, Вы почти подросток до сей поры, и в этой локализации Вашего места видна отчётливо и Ваша упорно отрицаемая «инвалидность» — конечно, совсем не достаточная для получения государственного пособия, но вполне пригодная, чтобы всю жизнь желать невозможного, не довольствуясь жалким цензом потребления. Оборотитесь к себе... Взгляните сами, о чём Вы пишете, между слов: «...причём, вовсе не тем выбили, что я по-серьёзному восприял Ваш необычный проект (Ваша книга — произведение, сочинение, композиция), а тем, что Талантливые, Большие, Самостоятельные люди творчества не реализовали своих уникальных потенций и ушли (постепенно или сразу — не суть важно) от общества, не заметив, что в нём иногда присутствуют и ЛИЦА, пускай и не инвалидные, но всё-таки воспринимающие»... И Вы мне серьёзно хотите сказать, будто Вас в самом деле ввело в депрессию (скрутило, выбило), что какие-то два едва известные Вам придурка (имярек) «откуда-то ушли»? Понимаете ли Вы механизм подобного «выбивания»? Здесь двух мнений не может быть. Это — резонанс. Вы обнаружили в себе ответную часть, соответствие этому «уходу». А два каких-то придурка Вам без нужды, от их проблем у Вас голова болеть не может. «Выбило» — читай: это Ваша Внутренняя работа. Ни одна книга просто так ничего «выбить» не может, если у Вас «не выбивается», не готово к выбиванию. <...> А Вы пишете словно бы про другое: «не реализовали своих уникальных потенций и ушли». Ну во-первых, почему это «не реализовали»? Разве реализация — это обязательно два-три десятка скучающих харь в концертном зале, натужная пресса или заказчики с оттопыренными задницами, как у гамадрилов? Зачем «реализацию» полностью сводить к социальному (клановому) признанию? Это классическая ошибка. Реализация много сложнее и подробнее, и социальная часть в ней — даже не половина. Конечно, я не стану сейчас разнимать на составляющие и наскучивать анализом «на яйцеглист»..., главное, что Ваш внутренний резонанс идеально исходит из Ваших собственных потенций (потребностей), нереализованных. Сати и я выступили здесь только в роли гонга, провокации. Некая часть Вашего «я» — всю жизнь точно так же тяготилась убожеством социальной нормы, унизительными навязанными правилами, необходимостью жить наравне с людьми часто ничтожными и мириться с подобными себе ради клановой «реализации». И это реальная проблема (ограничение, сдавленность). Так же, как и для меня — серьёзная проблема в социальной дисфункции, на которую я себя обрёк (со своим лидерским характером и гипер’активностью). Даже ампутированная нога — продолжает болеть, не правда ли? Но я знал, на что иду и готов был заплатить по счетам сполна. Самое страшное меня ещё ожидает впереди, когда сила воли ослабеет и я не смогу противостоять миру, одновременно, не являясь его частью. Проще говоря, как-то существовать среди них всё-таки приходится. И счета оплачивать, и много чего ещё такого выделывать, о чём Вы знаете лучше меня. И вот, после всего Вы пишете мне достаточно жёсткую и равно прискорбную (как для меня, так и для Вас фразу): «...И я близок последовать за Россини, Айвзом, Сибелиусом... И свою лепту в этот процесс вносит и Ваша последняя книга: если «Скрябин» невероятно взбудоражил и вдохновлял, то «Сати», к сожалению — наоборот». Как раз здесь между слов гораздо больше правды, чем простое «не реализовали и ушли». И вот как раз эту правду Вы говорите прямо о себе, в первом лице. Тот, у кого не было подобного опыта — не может эдакое вычитать из книжки, фильма или рекламы с уличного щита, чтобы «повторить». Я напоминаю ещё раз, имя этому слову — резонанс или соответствие. Важнейшая часть любой информации. <...> И наконец, последняя цитата из Вас, Виктор...

    «...Не подумайте только, будто бы я хочу бросить какую-то тень на Вашу исключительную работу. Знакомо ли Вам ощущение белой зависти?.. Для меня это показатель наивысшей оценки и признания сочинения (проекта, акции и т.п.) — Так вот, дорогой коллега, я бы хотел быть автором Вашей книги. Это из разряда моих идей»...
    Спасибо, Виктор. Это действительно Высшая оценка. Честно говоря, ничего точнее я в своей жизни не слышал (нет, не в смысле похвалы или одобрения). Важнее всего, что это соответствовало моему пониманию. — Да, Виктор, глядя на корешок Вашей «АМГ»,^[4] я часто так и говорил: это по части Ваших идей. В Вашей книге потенциально заложено (сокрыто) во сто раз больше, чем сделано на поверхности. Равно как и во всей Вашей жизни. И я не имею в виду примитивное «сколько» или «как», но только принципиальное Качество Ваше, много превосходящее человеческий организм, людской материал и обычаи, которые Вас пришпиливали к этой жизни. Вы находитесь несколькими этажами выше, Виктор, чем пытались это всю жизнь показать. — Вот такая история, после которой лучше бы мне, пожалуй, поскорее заткнуться.

    Пожалуй, на седьмую страницу я уже не полезу, хотя, вот, ни слова ещё не сказал о присланной Вами новой «АМГ»...,^{[комм. 56]} хотя Вы вроде бы пока ничего и не спрашиваете... Может быть, просто ждёте, чтобы я как-то осветил страничку с Вашей закладкой?..^{[комм. 57]} Думаю, Вы почти всё знаете и без моей болтовни. Наше с Вами Родство можно обнаружить через страницу на третью. Кстати говоря, а Вы помните, что написали девять лет назад на титульном листе предыдущей «Автомонографии»?..^{[комм. 58]} — Импровизируя, Вы удивительно тонко проникаете в середину вещей, а потом делаете такой милый вид, будто случайно проходили мимо и ничего не видели. Такая практика Вашей жизни вытекает из самозащиты, прежде всего. Сегодня я пока воздержусь говорить о Вашей книге, уже выдохся. <...> Но если Вам что-то интересно конкретно, спросите прямо, мне так будет гораздо легче отвечать, по отдельным кусочкам и деталям. <...>

    И ещё раз вдогонку благодарю Вас, Виктор. Своими живым (очень живым!) откликом Вы поддержали меня так, как в моей жизни не бывало..., и даже представить не мог. Но главное, что сказанное Вами — чистая правда, давно мне известная и в частности, и в общем. Могу только повторить из начала письма... Это самое ценное — узнать от Вас, что я не ошибся. Браво-во-во!..^[21]:560
      Обнимаю Вас аки Ханон.
              Сан-Перебур. 5 аус 209.^[26]